Текст книги "Рамсес II Великий. Судьба фараона"

Автор книги: Жеральд Мессадье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава 23
Утонченная и жестокая месть

Третий день оказался утомительным: Рамсес готовился к разговору с оракулом. Фараону предстояло утвердить преемника Верховного жреца Небнетеру. Но утвердить не значило выбрать. Только пророчествующий глас, который временами раздавался под сводами храма после захода солнца, был наделен властью выбирать; так было всегда, и ни один фараон, даже такой, как Рамсес, не мог ничего изменить.

Хотя это еще как посмотреть…

Утром состоялся Совет, на который пригласили только визирей Небамона и Пасара; оба принесли с собой по маленькому мешочку и положили их на стол. Втроем они собрались первый раз после смерти Небнетеру.

– Прими мои соболезнования, – сказал Рамсес, кладя руку на плечо Пасара.

– Сочувствие моего повелителя бальзамом пролилось на мое сердце.

– Потерять отца – горе для любого, но, если отец был человеком выдающимся, это двойная боль.

Соболезнования, потом посмертные восхваления – Рамсес знал правила хорошего тона. Разве мог Пасар ожидать большего? Сердце его смягчилось.

Рамсес, вытянув ноги, спросил:

– И чей же голос раздается в храме?

Дерзкий вопрос… Небамон улыбнулся.

– Голос человека, который говорит в длинную трубу, твое величество. Решение принимает царь, посоветовавшись со своими приближенными.

– Я вас слушаю.

Небамон развязал свой мешочек и высыпал содержимое на стол – остраконы.Пасар сделал то же самое. Всего черепков оказалось одиннадцать. На каждом было начертано имя.

– Его величество знает, что культ Амона главенствует в нашей стране, – начал Небамон, – а значит, Верховный жрец должен быть человеком опытным. Исходя из этих соображений, мы с Пасаром выбрали одиннадцать кандидатов не моложе сорока лет.

– И все они признают культ Амона? – спросил Рамсес.

– Большинство, твое величество.

– То бишь все они друг друга знают?

– Да, твое величество, – ответил слегка обескураженный Небамон.

Он стал читать имена и названия храмов, в которых служили эти жрецы. Рамсес какое-то время пребывал в задумчивости.

– Полагаю, у вас есть конкретное предложение?

– Да, твое величество, есть, – ответил Пасар. – Мы думаем, что Ахапи, жрец храма Хнума, обладает наибольшим опытом.

– Ахапи – жрец Амона, не так ли?

– Да, твое величество.

Рамсес выпрямился на троне.

– Меня это не устраивает. Я назначаю Небуненефа.

На лицах визирей отразилось удивление. Названный фараоном жрец служил в храме Хатор в Дендере – древнем городе, затерянном в пустыне; опыта в государственных делах у него было, скорее всего, не больше, чем у мыши.

– Жрецы Амона давно стали этаким сословием, подобно бальзамировщикам, – мрачно произнес Рамсес, – однако, в отличие от последних, предпочитают это скрывать. Они все знакомы друг с другом и полагают, что являются самым привилегированным сословием в государстве. Они пользуются своим влиянием, отстаивая свои интересы.

Фараон выдержал паузу. Когда до Пасара дошел смысл сказанного, суть первого неординарного поступка повелителя открылась перед ним: заняв место Верховного жреца, его отца, Рамсес дал понять жречеству, что царская власть первична в этой стране. Это был очередной шаг к ранее намеченной цели.

– На Небуненефа они не смогут повлиять, и именно поэтому я выбрал его, – заключил Рамсес.

Решение было принято, и толку от споров было бы столько же, сколько от попыток заставить солнце садиться позже.

Жрецов уведомили, что этим же вечером Небамон придет в храм Амона побеседовать с оракулом. Разумеется, жрецы поняли, что выбор уже сделан. Когда стемнело, сопровождаемый наместниками и писцами визирь предстал перед освещенной факелами статуей божества. Тени плясали на позолоченном теле Амона, создавая иллюзию жизни. Быть может, он дышал, быть может, прищуривался или даже улыбался…

Небамон разложил подарки, встал на колени, коснулся лбом земли, поднялся, чтобы поцеловать ноги бога, потом, раскинув руки, торжественно вопросил:

– О бог, наделенный бесконечной мудростью, прошу твоего совета от имени всех, кто почитает тебя, а их столь же много, как и звезд на небе! О великий отец нашего божественного царя, скажи, кто наиболее достоин чести стать твоим Верховным жрецом?

В глазах расположившихся по обе стороны от алтаря в напоенной ароматом благовоний темноте писцов и жрецов плясали отблески пламени факелов. Небамон замер, обратив взор на лицо статуи, потом снова опустился на колени, потом встал.

Через мгновение под сводами храма разнесся замогильный голос.

– Небуненеф! – провозгласил он. Замогильным ли он был или торжественным, каждый, кто услышал его, решал для себя сам.

– Слава тебе, о всеведущий бог, в твоем священном жилище! Слава тебе, о Незримый и Вечносущий! – воскликнул Небамон.

Хор из голосов жрецов и писцов подхватил славословие. Небамон снова поклонился, затем повернулся к жрецам и приказал завтра же, на рассвете, послать человека за Небуненефом в храм Хатор, который находился в двух днях пути верхом.

С подлогом все, как обычно, прошло гладко.

Никто не сомневался, что Небуненеф будет преданно служить всемогущему Усермаатра. Он прибыл через три дня, в двадцать третий день третьего месяца сезона ахет и сразу же попал в руки прислужников храма. Его помыли и проводили в царскую резиденцию, где собрался Совет тридцати. Небуненеф оказался мужчиной плотного телосложения, которого сорок прожитых лет и пески пустыни отполировали так гладко, как ювелир полирует драгоценный камень. Полчаса ушло на приветствия и предписанные протоколом ритуалы, потом вновь избранный Верховный жрец Амона обратился с краткой речью к монарху.

– Тебя избрал бог, – сказал ему Рамсес. – Служи ему, ибо такова была его воля. Твои знания и опыт помогут тебе в этом наилучшим образом.

Никто не осмелился заметить вслух, что фараон, вне всяких сомнений, видит Небуненефа в первый раз, а значит, может судить о его способностях только с чужих слов, однако же никто и никогда не рассказывал Рамсесу о том, кто ныне занял столь значимый в государственной иерархии пост.

Далее государь объявил, что Верховным жрецом в храме Хатор станет сын Небуненефа. Последнему он передал два перстня-печатки и трость из электрума – символы его новых обязанностей, ибо отныне он становился управителем Двойного дома серебра и золота, управителем Двойного зернового амбара, начальником работ и главой всех профессиональных объединений Уасета. Затем нового Верховного жреца препроводили в храм. Там на него надели просторное церемониальное одеяние с широкими плиссированными рукавами, после чего Небуненеф снова вернулся во дворец, чтобы благословить и восславить монарха.

Этот не поддастся мятежным настроениям…

Но время вернуться в Уасет для него еще не пришло. На следующий день Рамсес призвал Небуненефа во дворец. На аудиенции присутствовала также царица-мать Туи.

– Поскольку ты теперь наделен властью, – начал он без всяких околичностей, – поручаю тебе воплотить в жизнь две мои давние задумки. Во-первых, я хочу, чтобы храм украсили двумя изваяниями – моим и моей Первой супруги.

Небуненеф кивнул.

– Во-вторых, я хочу построить храм во славу моего божественного отца.

Небуненеф склонил голову еще ниже.

– Сыновняя любовь есть древо небесной гармонии, – провозгласил он. – Твое желание радует сердца богов.

– Еще я хочу увековечить память о моих предках.

– Живительная вода из источника твоей преданности течет потоком к самому Атуму! Воспоминания о твоем деде переполняют сердца восторгом. Все будет сделано по воле твоей.

Рамсес позволил его речам упасть, как падает порошок и растворяется в горшочке с водой в руках у лекаря.

– Я хочу, чтобы мой дед не был последним в перечне моих предков.

После этих слов Небуненеф выдержал едва уловимую человеком паузу – такая пауза обычно разделяет два такта исполняемой талантливым музыкантом мелодии, делая его игру незабываемой.

– К которому из твоих божественных предков должен восходить твой род?

Рамсес задумался.

– К как можно более древнему, Верховный жрец, – вмешалась в разговор Туи. – Разве не все цари происходят от одного предка – великого Амона?

Веки Небуненефа дрогнули. Царица-мать выразилась предельно прямо.

– Значит, к Нармеру? – уточнил он.

Это был первый фараон Двух Земель.

– Может, и нет необходимости упоминать всех, – сказала Туи.

– Я прикажу вписать самые славные имена, божественный государь, – отозвался Небуненеф.

Извлек ли он урок из двух неординарных поступков, совершенных фараоном совсем недавно? Вполне вероятно. Понял ли он, какое необоримое желание утвердить законность своего воцарения обуревает Рамсеса? И это тоже было вероятно. Он знал, что своим назначением обязан царю и что, реши Рамсес его отстранить, он придумает, как это сделать. Как бы то ни было, выражение лица Небуненефа изменилось: на смену медоточивой серьезности пришла расчетливая угодливость.

– Это должно быть сделано быстро, – сказал Рамсес.

– Я помолюсь о том, чтобы работы зодчих и каменотесов продвигались с божественной скоростью.

После этого Рамсес разрешил Небуненефу удалиться.

– Он понимает, чем обязан тебе, – тихо сказала Туи, когда Верховный жрец вышел.

* * *

Наконец-то Рамсес вернулся в Уасет.

Три барки добавились к плавучему кортежу, доставившему в столицу царственную чету, их родственников, друзей и приглашенных на церемонию почетных гостей, – на них погрузили подарки царю и его близким, драгоценную мебель, горшочки с мазями и благовониями, страусовые перья и даже пару серых попугаев с красными хвостами, которые рассыпались в похвалах, стоило с ними заговорить. Правда, попугаи так понравились детям, что их пришлось перенести на царскую барку.

Разлилась не только Великая Река; прибыло воды и в другой реке, глубину которой не измерить – в реке слов. В считанные дни управленцы сорока двух номов и жрецы всех храмов, точного количества которых никто не знал, получили, как считалось, правдивую информацию о недавних эпохальных деяниях фараона. Немногие посвященные знали точную причину, подтолкнувшую монарха к решению взять на себя, пусть и временно, обязанности Верховного жреца Амона. Большинство же подданных приписывали ему вполне оправданные мотивы; одни полагали, что, узнав о кончине Небнетеру, Рамсес просто не захотел отменять хвалебную церемонию и сам выступил в роли жреца; другие высказывали предположение, что фараон руководствовался иными соображениями, а именно: решил показать, что, даже будучи рыжим, он остается верным почитателем Амона. Жрецы Амона в других номах, настроенные более скептически, задавались вопросом, почему он не передал временно обязанности Небнетеру другому жрецу, который вполне мог бы провести ритуал как должно, и усматривали в этом поступке некий коварный расчет. Обожествлением же своей Первой супруги Рамсес заткнул рот тем, кто не упускал случая вспомнить, что молодой фараон и его предки не являются потомками царей, – так злобные кумушки держат у входной двери палку, чтобы отходить ею соседа в случае ссоры. Рамсес упрочил свое положение, ибо отныне он был супругом женщины, облачившейся в красное одеяние.

В Хет-Ка-Птахе и в Уасете известие о том, что государь посягнул на права жрецов, стало для сановников, да и всех жителей, потрясением. Рамсес II поступал по собственному усмотрению. За короткий срок он дважды изменил церемониал, насчитывавший тысячи лет.

В армии, наоборот, шумно восхищались царской дерзостью: фараон дал понять всей стране, что он не тот человек, которому можно связать руки традициями, если они его не устраивают, какими бы древними они ни были. В нем они видели достойного наследника Хоремхеба – военачальника, спасшего страну от краха.

Посланцы и купцы, особенно прибывшие с Востока, отправили на родину цветистые описания последних событий, из которых следовало, что молодой фараон Рамсес – человек не робкого десятка…

– Лучи славы твоего величества достигают всех уголков мира, – заявил Аамеду.

Пер-Ту горячо поддержал сослуживца, равно как и военачальник Урия. И Именир.

На царский Совет в тот день пригласили также и военных, чего не бывало много недель подряд.

Рамсес окинул военачальников долгим взглядом. Сегодня он был не в настроении: Исинофрет, которая отчаянно завидовала Первой супруге, получившей невиданные привилегии, замучила его упреками до такой степени, что он велел ей удалиться в свои покои и попросил Хормина, управителя Дворца Женщин, прислать ему девицу – новый, точно рассчитанный удар по самолюбию Второй супруги.

– Я вас услышал, – в завершение сказал он. – Но время еще не настало. Я считаю, что прежде всего нужно сплотить страну, а уже потом готовить новую кампанию.

Он прекрасно знал, что скрывается за похвалами военных, – желание вернуть Кадеш. Однако он считал, что не готов к этому. Во-первых, когда его отец отправлялся на войну, он, Рамсес, будучи соправителем, следил за порядком в пределах страны, а когда они уезжали вместе, этим занималась Туи. У него же не было ни официального, ни неофициального соправителя, которому он мог доверять, – Туи отошла от дел сразу же после коронации сына. Во-вторых, хетты вступили в союз со многими восточными государствами и племенами, а это значило, что отвоевать Кадеш будет намного труднее, чем в прошлый раз. И в-третьих, для кампании понадобятся немалые средства, значит, нужно сначала пополнить казну.

– И я считаю, что пока мы можем усилить армию, – добавил он. – Как мне кажется, ее ряды следует пополнить молодежью, да и лошадей у нас маловато.

– Управляющий казной не слишком щедр с нами, – заметил военачальник Урия.

– Отныне он будет щедр. И пускай мастера изготовят побольше колесниц.

Из этого разговора военачальники сделали вывод, что идея о возвращении Кадеша короне не оставлена, но отложена. Что ж, они подождут. А сам Рамсес рассчитывал все свободное время посвятить завершению работ по возведению «своего» города, у которого и название было соответствующее – Пер-Рамсес. До сих пор он мало внимания уделял Нижним Землям; теперь же, когда Юг был укрощен, пришло время покорить вторую половину царства.

Нижние Земли… Они заслужили свое название. Благословенный зеленеющий край, где Великая Река разделяется на два рукава, меж водами Ра и Аварисом [32]32
  Рукав Нила, окружающий город Пер-Рамсес.


[Закрыть]был населен неблагонадежными жителями, например, на западных его территориях проживали техену, которые несколько лет назад пытались завоевать страну, а на восточных – шасу и шардана, часто продающиеся врагам короны. Что уж говорить об апиру, которые делают вид, что пришли на эти земли на несколько недель откормить скот, а на самом деле строят себе жилища и даже насаждают культ своих собственных богов.

Рамсес подавил нетерпение; решительно, Нижние Земли всегда были своего рода выгребной ямой. Сначала гиксосы установили там культ своих богов, в числе которых был и Сет, с которым его, фараона, теперь в открытую отождествляют. Что ж, в любом случае он наведет там порядок. Он построит в этом месте свою столицу и докажет всем чужеземцам, что в долине Великой Реки один царь – он. Пер-Рамсес станет жемчужиной Нижнего Египта. Уасет и даже Хет-Ка-Птах находятся слишком далеко, да и потом, он давно устал от древних городов, где, как он подозревал, его считали случайным гостем, ничем не примечательным фараоном, оказавшимся в списке правителей между царем прошлым и царем будущим. В Пер-Рамсесе он будет первым, единственным и вечным.

– Позовите ко мне Маи, – приказал он.

– Твое величество, управитель работ Маи сейчас в Пер-Рамсесе, выполняет твои приказания, – ответил первый придворный. – Он будет здесь только через два дня.

– Ну хорошо, я сам поеду к нему завтра. Приготовьте лошадей.

За ужином он сообщил семье о своем отъезде. Нефертари изъявила желание составить ему компанию. Именхерунемеф, старший из сыновей, недавно переименованный в Именхерхепешефа [33]33
  Первое имя означает «Амон справа от него», второе – «Амон есть его вооруженная рука».


[Закрыть], тоже попросил отца взять его с собой. Смена имени добавила мальчику отваги, ведь отныне Амон стал его «вооруженной рукой». Рамсес согласился удовлетворить обе просьбы. На следующий день царский кортеж отправился в путь – конная охрана, придворные, писцы, слуги, парикмахеры, кормилицы – без малого полторы сотни человек, большая часть которых ехала на запряженных волами повозках. К счастью, если выехать на рассвете, путешествие занимало всего один день, включая остановки по требованию женщин, когда им хотелось писать. Главным развлечением было наблюдать за крестьянами, когда кортеж проезжал через деревню, – взрослые смотрели, открыв рты, а дети старались подойти поближе, чтобы рассмотреть никогда не виданных путешественников, которые казались им чуть ли не богами.

Расположенный посреди рукотворного озера Резиденции Пер-Рамсес был почти островом, к которому вела узкая полоска земли. Полдюжины обелисков и четыре храма, два из которых еще строились, нечетко вырисовывались в сумерках. Кортеж направился к зданию, которое придворный назвал дворцом, хотя рабочие только начали крыть крышу; часть стен были незакончены. Наконец с большим трудом они устроились на ночь в пяти сырых комнатах, где можно было поставить кровати. Там слуги расставили жаровни с ароматными травами, чтобы прогнать комаров и других крылатых кровопийц. Рамсес, бесспорно, был богом, но все же дворец не мог быть готов по мановению руки. На ужин собрали, что могли, – на войне как на войне. Охрана раздобыла немного продуктов и сена в соседней деревне. Военные легли спать на голой земле, закутавшись в одеяла, потому что ночи были прохладными. Внезапно начался ливень, и полы в покоях царской семьи залило водой.

– Что ж, по крайней мере, клопов нам опасаться не стоит, чего не скажешь о тараканах, – сказала Нефертари, колотя своей царской сандалией по стенам.

– Мыши тоже спасаются от воды, – добавил Рамсес, когда в комнату заскочило несколько мышей, стремящихся укрыться от льющейся с неба воды.

Пришлось звать слуг, которые метлами прогнали этих незваных квартирантов.

Чаша теплого молока, поданная утром, каждому показалась благословением. Что до банных процедур, то царственному семейству пришлось обмыться наспех, на сквозняке, поскольку во «дворце» не было бассейна и, тем более, очага и посудины, в которой можно было бы подогреть воду.

Наконец появился долгожданный Маи. Некогда этот костлявый морщинистый мужчина был военным и во времена правления Сети отличился своим здравомыслием и умением наводить порядок. Байка о нем однажды достигла ушей Рамсеса, и фараон решил присмотреться к этому бравому вояке. Суть ее была в следующем: Маи направили в Верхние Земли следить за изготовлением гранитных блоков, используемых для создания обелисков; там он пришел к выводу, что у камня, как и у древесины, есть «волокна» и что блоки, вытесанные в неправильном направлении, менее прочны, чем прочие. Судя по всему, самого Маи «вытесали» с учетом «направления волокна».

Монарх с зодчим отправился в город по раскисшей дороге, чтобы посмотреть, как идут работы.

– Я думал, что сделано больше, – сказал Рамсес.

– Да простит меня твое величество, но я постоянно ощущаю нехватку рабочей силы. Среди местного населения набрать рабочих я не могу, потому что тогда некому будет обрабатывать землю. Я позвал техену, проживающих в этих краях с тех пор, как ты, твое величество, вынудил их умерить свои притязания, но их тоже не слишком много. Тогда я обратился к апиру, они хорошие работники, но большая часть их перед разливом уходит в Ханаан. Остаться соглашаются только молодые, но им не так-то легко найти себе жен. И все-таки дело движется. Как видишь, храм Ра закончен, хотя и не украшен, в храмах Птаха и Амона ведутся работы. Храм Сета был здесь до нашего приезда. Вот если бы твое величество привез с войны пленников, я бы с удовольствием пристроил к делу сотню-другую.

Рамсес кивнул, улыбаясь; вот еще один, кто желает войны. Внезапно его осенило:

– Когда будешь на юге, возьми мастером некоего Птахмоса, сейчас он работает помощником управителя золотых копей. Говорят, он очень усердный работник.

Какая утонченная и жестокая месть – заставить бывшего претендента на трон трудиться во славу своего соперника…

Глава 24
Бегство победителя

Писец или земледелец может быть доволен, глядя вечером на свое семейство, собравшееся у очага после скромного ужина и предвкушающее удовольствие от краткого ночного отдыха. Но не таков удел царя, по крайней мере, великого царя: его народ состоит из множества «семейств», постоянно выставляющих какие-то требования. Для Рамсеса самыми насущными в данный момент были требования его военачальников, и, следовало признать, весьма справедливые.

– Мир сейчас выгоднее нашим врагам, чем нам, твое величество, – сказал Урия на первом военном совете в Уасете. – Новый царь хеттов Муваталли пополнил ряды своей армии и велел сделать множество колесниц. Кроме того, он делает все, чтобы упрочить союз с правителями сопредельных стран, от которых мы ныне получаем жалкую дань, если вообще получаем.

Хранитель казны кивнул в знак согласия. Урия продолжил:

– Муваталли понимает, что такой могущественный и храбрый царь, как ты, рано или поздно захочет вернуть себе земли, которые были захвачены в годы правления твоего божественного отца, а позднее и твоего собственного. Поэтому он усилил гарнизон крепости Кадеш, зная, что она – ворота в тот край. Именно у стен Кадеша состоится решающее сражение.

Рамсес кивнул.

– Я знаю эти места, – сказал он. – Чем более простую стратегию мы применим, тем для нас лучше. Достаточно будет занять позиции на высотах. Когда хетты узнают о нашем присутствии и явятся, мы, по обстоятельствам, выработаем тактический план и пойдем в атаку. Мы располагаем четырьмя соединениями. На месте по нашему сигналу к нам примкнет отряд неаринов из Ханаана.

– Хетты узнают о нашем продвижении, как только мы минуем крепости Газа и Тьеку [34]34
  В дальнейшем переименована в Суккот.


[Закрыть], – заметил Урия. – В тех местах у них полно лазутчиков-шасу.

– Что ж, пускай узнают, – сказал Рамсес, пожимая плечами.

Он уже понял: военные походы в западную пустыню и в Верхние Земли покажутся прогулкой в сравнении с предстоящей кампанией. Во-первых, она будет долгой – займет от четырех до шести недель, учитывая расстояние, которое придется преодолеть. Во-вторых, придется перемещать значительное количество людей: четыре соединения пехоты, каждое из которых насчитывает пять тысяч воинов, лучников и носильщиков, в числе которых будут машауаш и нубийцы, пять отрядов колесниц и кавалерии и, наконец, повозки с запасами продовольствия и палатками, в том числе повозка с наложницами второго порядка и их вещами. И это не считая царской гвардии, набранной из представителей народности шардана. Всего тысяч двадцать пять человек.

Армия одолеет это расстояние в несколько этапов, благо по пути до самого Нукатче есть крепости с египетскими гарнизонами. Это позволит сохранить порядок движения, что обычно сделать сложно во время длительных переходов. В одних крепостях имеются амбары, в других – запасы оружия, так что можно будет в пути пополнять необходимое.

Рамсес решил последовать примеру отца и взять с собой своего старшего сына, двенадцатилетнего Именхерхепешефа, и третьего ребенка – десятилетнего Парехерунемефа, «Первого храбреца армии и управляющего конюшнями», чтобы преподать им первые уроки военного мастерства.

Отъезд назначили на второй месяц лета, пока еще не началась жара и на лугах в восточных землях достаточно травы для волов, упряжных лошадей и ослов.

Начался поход благополучно. Огромная масса людей, колесниц и повозок двинулась вдоль побережья Ханаана. Подойдя через восемь дней к верховьям Амурру, армия перестроилась в боевой порядок: в авангард переместилось соединение Амона под командованием самого фараона, следом за ним шли соединения Ра, Птаха и, наконец, Сета. Военачальники и командиры ехали в повозках в арьергарде. Находившегося до поры до времени вместе со своими командирами Рамсеса вдруг охватило нетерпение: он переместился в авангард и отдал приказ своему соединению ускорить движение, так ему хотелось поскорее достичь сперва Шабтуна, где Амурру можно было перейти вброд, а затем и Кадеша.

– Наши разведчики до сих пор не вернулись? – спросил Рамсес у Урии.

– Нет, твое величество. Они вернутся вечером или даже завтра. Мы еще не знаем, где находятся войска Муваталли, – ответил военачальник, обеспокоенный тем, что расстояние между соединением Амона и тремя остальными стремительно увеличивается.

Через час колесницы соединения Амона подъехали к броду. Вернулись разведчики, приведя с собой нескольких шасу, судя по всему, лазутчиков противника. Пленные, представ перед Рамсесом и офицерами, жалобными голосами завели рассказ о том, что их послали к египтянам племена, вынужденные подчиняться царю хеттов Муваталли, гнет которого они уже не могут выносить. И племена эти якобы желают от этого гнета избавиться.

– И где сейчас главы этих племен? – спросил Рамсес.

– С Муваталли в Алеппо, что к северу от Тунипа.

Итак, по сведениям перебежчиков, армия хеттов находилась от авангарда египетской армии в двух днях пути верхом.

Египетские военачальники были удивлены тем, что Муваталли, которого, без сомнения, уже уведомили о приближении армии Хора, не подошел ближе.

– Он боится фараона, – так объяснили это перебежчики.

Ни у кого не вызывали сомнения эти слова. Пообещав покровительство их племенам, Рамсес приказал отпустить перебежчиков и обратился к своим военачальникам:

– У нас появилась редкостная возможность взять Кадеш. Муваталли далеко, и мы захватим крепость раньше, чем он успеет прийти на подмогу.

– В цитадели большой гарнизон хеттов, твое величество, – заметил Урия. – Осада может быть долгой, достаточно долгой, чтобы Муваталли успел подойти с большими силами к Кадешу. Твой славный предок Аменхотеп III провел у стен этой крепости семьдесят дней.

Рамсес метнул на него сердитый взгляд. Зачем вспоминать о плохом? Его душа жаждала действия. Урия нервно сглотнул.

На рассвете следующего дня армия Рамсеса, переправившись через реку, двинулась к Кадешу. Между делом фараон избавился от чрезмерно осторожного военачальника Урии, послав его за наемниками-неаринами – воинами стойкими и закаленными в боях. Предполагалось, что последние вступят в бой, если перевес окажется на стороне противника. Соединение Амона фараон повел на северо-запад от Кадеша. На место они прибыли к вечеру, и, несмотря на то что еще не совсем стемнело, по приказу офицеров были зажжены факелы. Лагерь разбили в месте, указанном фараоном, а вокруг сделали загородку из веток, нарубленных в близлежащей роще, и щитов. Слуги разбили палатки для Рамсеса, Именхерхепешефа, Парехерунемефа и командиров. Повара занялись приготовлением ужина. Западный проход в лагерь обозначили двумя изваяниями лежащих львов. От этих ворот вглубь лагеря вела широкая дорога, она упиралась в четыре палатки, одна из которых была предназначена для наследных принцев.

Его величество, пребывавший в отличном настроении, поужинал поздно, сидя на своем складном кресле, отделанном золотом, в компании сыновей и военачальников. Время от времени он с улыбкой поглядывал на живого льва, за которым присматривал дрессировщик. Настало время вечернего кормления животного, и лев с жадностью поглощал принесенное ему мясо.

В это же время простые солдаты ели рагу, приготовленное поварами в огромных котлах, писцы проверяли обмундирование и оружие, дети, прижившиеся в армейских подразделениях, чистили лошадей, лекари переходили от группы к группе со своими ларчиками, наполненными мазями и эликсирами, оказывая помощь тем, кто страдал от несварения, растяжения или вывиха.

Ночь не предвещала неприятностей; и простые солдаты, и командиры мечтали о победном вторжении в крепость, темный массивный силуэт которой вырисовывался на востоке, обещая первым, кто туда проникнет, самую богатую поживу.

Она оказалась слишком короткой. Перед рассветом дозорные послали Менну, возничего царской колесницы, разбудить его величество: они захватили двух бродяг, которые, как выяснилось, были вражескими разведчиками. В процессе дознания их порядочно избили, и перед фараоном лазутчики предстали в жалком виде.

– Зачем вы пришли?

– Мы пришли узнать, где ты разбил свой лагерь.

– Вы быстро узнали?

– Наш царь уже близко.

– Как это – близко?

– Он стоит с армией к востоку от крепости.

– Он не в Алеппо?

– Нет. Он на расстоянии часа верхом отсюда, за рекой, недалеко от моста.

Рамсес побледнел. Именем Апопа! Он позволил себя надуть этим мнимым перебежчикам! И отослал подальше военачальника Урию! Фараон поторопился призвать военачальников. Следовало срочно отправить гонцов в соединения Ра, Птаха и Сета с приказом поторопиться: хетты могли начать атаку с минуты на минуту. Военачальники в ответ только таращили глаза: как организовать оборону в столь короткие сроки? Рамсес посмотрел на сыновей – они все поняли.

– Ты поскачешь на юг и предупредишь соединение Ра, а ты – на запад, к неаринам.

Через несколько минут мальчики, пришпоривая лошадей, унеслись через ворота со львами.

Мост! Если бы у него было больше солдат, он мог бы заблокировать мост силами одного из соединений. Но теперь думать об этом было поздно.

Весть о том, что хетты близко, стремительно разнеслась по лагерю, вызвав у воинов лихорадочное беспокойство.

Рамсес приказал Менне готовить колесницу. Мгновение спустя послышался металлический грохот – приближались колесницы Муваталли. Занимался рассвет. Дозорные расслышали ржание хеттских лошадей и подняли тревогу. Но отступать было уже поздно.

– Все к оружию! – крикнул Рамсес.

Гвардейцы-шардана сплотились вокруг него. Разрабатывать тактический план тоже было поздно.

– Они напали на соединение Ра, когда оно было на марше, – с трудом переводя дух после бега, сказал один из офицеров.

В сложившейся ситуации успех обороны зависел от двух неопределенностей: во-первых, неясно, когда придет подкрепление; во-вторых, неизвестно, какие силы бросил противник в первую атаку. Столкновение с соединением Ра могло отсрочить нападение противника на лагерь, и все же соединение Амона могло стремительно утонуть в море хеттской бронзы, копий и человеческой массы.

У Рамсеса перехватило дыхание от ужаса: его пехота разбегалась в разные стороны. Солдат охватила паника. Но, именем Ваала, где их командиры?

– К оружию! – снова крикнул он срывающимся в визг голосом и запрыгнул на колесницу.

Солдаты оборачивались и с удивлением смотрели на своего фараона – с огненно-рыжими волосами, потрясающего своим луком. Командиры, справившись с паникой, стали отдавать команды.

Вернулись разведчики. Слишком поздно!

Хруст веток под колесами вражеских колесниц дал понять, что ограждений, возведенных вокруг лагеря несколько часов назад, больше не существует. В блеклом свете раннего утра хеттов уже хорошо было видно. На каждой колеснице было трое солдат – возница и два лучника, орущие во всю глотку.