Текст книги "Роза и лилия"

Автор книги: Жеральд Мессадье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Да хранит вас Господь, – сказал король.

Жанна склонилась к его руке.

На другой день один из придворных принес Жанне высочайше утвержденную грамоту, из которой следовало, что арендное соглашение по дому на улице Бюшри отменяется, ибо его величество дарует право полной собственности на дом Жанне де Бовуа и ее наследникам.

Соседи судачили о неудавшемся похищении еще не один день. Торговля Жанны процветала.

Как удалось Гийоме так вовремя появиться? Гийоме сам рассказал об этом с пылом юнца, увенчанного лаврами победителя. Он как раз закреплял наружные ставни, когда из переулка быстрым шагом вышли двое и устремились за Жанной. Гийоме не спускал с них глаз и догадался, что дело нечисто. Не имея никакого оружия, из которого он смог бы поразить негодяев на расстоянии, он воспользовался шестом с крючком, при помощи которого они подвешивали к балкам гроздья чеснока и лука. Как выяснилось, чтобы сломать берцовую кость, ничего лучше и не придумаешь.

Вышло так, что в тот же момент на улице с метлой в руках появилась портниха, забывшая сообщить клиентке, что на другой день ждет образцы новых тканей. Увидев, что на Жанну набрасывают мешок, она перво-наперво вонзила в ближайшего к ней бандита булавку, которой крепятся волосы. Это не совсем обычное оружие сработало на славу, судя по реакции негодяя, получившего укол пониже спины. Парень отпустил Жанну и схватился за поясницу, а портниха принялась развивать успех, обрушивая на его голову удары ручкой метлы.

Пока Жанна была во дворце Турнель, явились стражники из резиденции прево, чтобы забрать преступников. Следом пришли королевские стрелки и предъявили на них свои права. Нападавшие вместе со своими сообщниками окончат дни на Гревской площади, а может, у позорного столба на главном рынке города, у Трагуарского креста или одной из многочисленных парижских виселиц: у собора Парижской Богоматери, Пор-Сен-Ландри, Сен-Жермен-де-Пре, ворот Бодуайе или на Монфоконе. Прево не любил шутить с теми, кто похищал людей. Но двум принцам, Людовику и Карлу, ясное дело, ничего подобного не грозило.

Воспоминание о виселице у Сен-Жермен-де-Пре заставило Жанну вздрогнуть. Когда отец Мартино в свой черед пришел на улицу Галанд разузнать о происшедшем, Жанна почти перестала владеть собой.

– Я возвращаюсь в Нормандию! – заявила она. – Париж – это город подлецов и убийц!

Отец Мартино сохранял спокойствие.

– Ваших родителей, Жанна, – сказал он, – убили как раз в Нормандии. Вы попадете из огня в полымя. Успокойтесь, и вы забудете думать об этом.

Жанна не смогла сдержать слез:

– Выходит, везде заправляют убийцы!

Отец Мартино не знал подоплеки событий; Жанна как могла связно все ему рассказала.

– На земле все имеет свою цену, Жанна, – произнес священник. – За красоту надо платить, ибо ее норовят купить уроды. Если купить не удается, они стараются ее уничтожить.

Успех и богатство порождают льстецов и завистников. Вторые, возможно, даже лучше первых, ибо их проще вывести на чистую воду. Вы платите за вашу привлекательность и случай, который приблизил вас к власть имущим. Быть вхожей ко двору – все равно что танцевать на раскаленных углях. Выгода от скромности и сдержанности вовсе не только нравственная, но и весьма осязаемая. Быть незаметным намного спокойней, чем изумлять мир своей удачливостью.

– Значит ли это, что я должна уйти в монастырь? – недовольно спросила Жанна.

Отец Мартино улыбнулся:

– Не думаю, что у вас есть к этому призвание, Жанна. Кроме того, вы обязаны вырастить сына.

Жанне было нечего возразить.

– Что же тогда? Как мне жить в этом городе, где на каждом шагу ловушка?

– Жанна, в человеке борются ангел и зверь. Не надевайте личину ангела. Не вы ли рассказывали мне о том, как на пути в Боте-сюр-Марн вонзили нож в глаз налетчика?

– Я защищалась… – попыталась возразить Жанна.

– Как зверь!!

Жанна растерялась.

– Обуздывайте животное начало в самой себе и опасайтесь его в других. Учитесь не поддаваться соблазну жалости. Вы не сможете сделать из вашего сына мужчину, если внушите ему, что он маленький ангелочек.

Помолчав, священник продолжил:

– Вы оказали королю огромную услугу. Вы действовали, словно на поле битвы. Так не ведите себя как солдат, который жалуется, что война – жестокая штука.

С этими словами он удалился. Ветер пошевелил листок на столе. Стихи Франсуа.

Любовь, это что – тоже война?

До самой ночи Жанна просидела в раздумье у могилы Бартелеми.

Вдруг из туевой рощицы на краю кладбища послышались сдавленные крики. Жанна обернулась и увидела две задранные ноги. Ритм криков, постепенно переходивших в стоны, все объяснил. Девушка, должно быть, примостилась на одной из нижних веток. Для шестнадцатилетней вдовы это было, вряд ли уместным напоминанием о жизни.

Наконец девушка издала долгий вопль.

Жанна отбросила благочестивые мысли и в мрачном настроении вернулась домой.

23
Король и блудницы

В июле 1451 года случилось событие, которое стало притчей во языцех в Париже и потрясло Жанну больше, чем она могла бы выразить. Между тем несчастный его герой был вовсе не из ее знакомцев, и она его даже в глаза не видела. Это был Жак Кёр.

По королевскому повелению этот самый богатый в мире банкир был арестован и брошен в темницу. Сын кожевника из Буржа смог в свое время стать другом Папы Николая V и активно содействовать отречению лжепапы Феликса V. Все крупные города Европы покупали и продавали его товары. Он держал в своих руках торговлю с Левантом. Именно торговлей он добился того, что крестоносцы не смогли отстоять оружием: защиты христианских святынь. Его помощники рыскали по всему миру, а вексель Жака Кёра ценился на вес золота и на войне, и в мирное время. Это он снабдил Карла деньгами для содержания войска и возвращения Нормандии. За это король передал ему серебряные рудники под Лионом и в Божоле, где Жак Кёр и добывал серебро для чеканки монет, расходившихся по всему свету.

И вот, король не просто бросил этого человека в темницу, но и, вчинив немыслимый иск, конфисковал все имущество, включая сорок поместий и дворец в Бурже.

Отец Мартино, сообщивший Жанне об аресте столь значительного человека, был этим глубоко удручен. Еще бы, ведь никто из влиятельных особ, будь то лицо духовное или придворный, не уезжал от Жака Кёра с пустыми руками.

Жанна подала священнику стакан вина и кусок пирога, которые составляли его обычную трапезу, когда он захаживал на улицу Галанд.

– Я слышала, – осторожно сказала Жанна, – что он был замешан в отравлении Агнессы Сорель.

Отец Мартино возмутился:

– Нечего повторять сплетни завистников! Они говорят лишь о тупоумии тех, кто распускает подобные слухи!

– Тогда в чем же дело?

– Может быть только одна причина – Жак Кёр ссудил деньгами сыновей короля.

Жанна поостереглась передавать священнику слова, которые она сама сказала за ужином в Боте-сюр-Марн, ведь даже Бартелеми был ими недоволен. Да, она нападала на Жака Кёра, не понимая, что король и без того не слишком благосклонен к нему.

– Но думаю, что Кёр не настолько недальновиден, – добавил священник.

Жанна вдруг задумалась, отчего отец Мартино решил поговорить с ней об этом, лишь для вида поинтересовавшись ее здоровьем.

Тот повернулся к Жанне:

– Вы, кажется, оказали королю какую-то важную услугу?

Жанна смутилась:

– Ничего особенного, я просто предупредила его о заговоре, за что меня и захотели наказать. Отчего вы спрашиваете?

Он задумчиво посмотрел на Жанну, не решаясь открыть рот. Наконец он все же заговорил:

– Вы совершенно уверены, что у вас ребенок не от короля?

– Вы ведь уже спрашивали меня об этом. Могу лишь повторить: нет.

– Хорошо, но нет ли у него самого повода думать, что это может быть именно так?

– Нет, – ответила Жанна, смущаясь все больше и больше. – И все же, к чему все эти вопросы?

– Вы были осыпаны милостями короля. Сначала аренда жилья и лавки, теперь вот целый дом в три этажа. Понятно, что все уже знают об этом. Постарайтесь отныне держаться вдали от двора. Вчера вы заявили, что хотите вернуться в Нормандию. По-моему, достаточно обходить стороной дворец Турнель.

– Объясните мне все, – попросила Жанна.

– Король известный сластолюбец, – ответил священник, глядя прямо в глаза Жанне. – Это просто чудо, что вы избежали его домогательств. Что бы вы сделали, будь он настойчив? Он был покровителем вашего мужа, а теперь он и ваш благодетель. Вам оставалось бы лишь подчиниться, а став любовницей короля, вы превратились бы в самую привлекательную мишень для его врагов.

Оба замолчали. Жанна подумала, что король и вправду был с ней подчеркнуто любезен.

– Мне кажется, – продолжил отец Мартино, убежденный в правоте своих слов, – что король намерен тверже управлять Францией. Теперь он хозяин везде, кроме Бургундии и Кале. Между тем у его врагов есть еще сторонники даже в самом Париже, несмотря на прощение, которое он им даровал по возвращении в столицу. Король знает, что герцог Бургундский, Филипп Добрый, мечтает снова сплотить заговорщиков. Чтобы чувствовать себя уверенно, Карл стремится держать в своих руках все. Для короля не тайна, что его собственный сын в союзе со злейшим врагом, Филиппом.

Жанне подумалось, что никто лучше клириков не знает о том, что творится в стране. Перед ними открыты двери богатых домов и бедняцких лачуг, они обмениваются сведениями друг с другом и могущественными орденами, зная в итоге не меньше, чем приближенные короля. Жанна порадовалась, что отец Мартино на ее стороне.

– Теперь король прибрал к рукам казну, ибо Жак Кёр имел не меньшую власть, чем он сам. Скоро он возьмется за те силы, что еще стоят на его пути. Церковь. Университет. Вас это, ясное дело, не касается, но помните, что страсти вокруг короля закипят с новой силой. Всякий, кого король выделит и приблизит, неминуемо навлечет на себя ненависть. Я видел вас в трудные минуты: вы слишком чувствительны. Мне придется постоянно бояться за вас, если вы снова устремитесь к ореолу королевского могущества, как бабочка к свечке.

Эти слова только укрепили Жанну в ее недавно родившемся отвращении к миру богатства и власти. «Как же я была наивна», – подумала она. – Пересмотр процесса Жанны д'Арк – это еще один способ упрочить королевскую власть. Поддержка Папы только усилит ярость врагов короля.

Отец Мартино посмотрел на Жанну. Кто знает, быть может, золотистые волосы молодой женщины заставили его прибавить:

– Когда закончится траур, вам надо снова выйти замуж. Долгое вдовство не идет к вашим годам. Кроме того, вам нужен защитник и покровитель.

С этими словами отец Мартино удалился. На другой день Жанна отправилась за покупками и сразу поняла, какое смятение вызвал среди торговцев и менял арест Жака Кёра. Везде царили подавленность и недоумение. Многие из крупных менял предпочли затаиться, и клиенты хлынули к мелким. Известные торговцы пребывали в панике из-за ареста их кредитора. Те из них, кто все же решил продолжить дела, выделялись в толпе своими озабоченными лицами.

Потом нелепое происшествие окончательно сбило Жанну с толку. Она как раз договаривалась с одним из виноторговцев, когда поблизости послышались крики и визг. Обернувшись, Жанна увидела двух особ легкого поведения, которые препирались с каким-то горожанином. Как поняла Жанна, он обвинил блудниц в том, что они занимаются своим ремеслом среди бела дня.

– Виданное ли дело! – кричала одна из них, высокая разбитная девица с пышными волосами. – Мессир хочет запретить нам продавать свой товар!

– Это оттого, что у него кошелек пустой! – вторила другая, толстушка с густым слоем румян на лице.

– Тухлая селедка у вас, а не товар! – кричал в ответ красный от гнева мужчина.

– Почаще бы ты смотрел себе промеж ног! Вот уж где точно селедка стухла!

Товарки сально расхохотались. Вокруг спорящих собрались зеваки, желавшие повеселиться на дармовщину.

– Я немедля вызову стрелков! – орал мужчина.

– У самого стрелы кончились, вот и зовет стрелков! – насмехалась над ним разбитная девица. – Ты всякий раз зовешь лучников, когда спускаешь лук перед своей женой?

Толпа покатывалась от хохота.

– Скажи-ка, – продолжила девица пронзительным голосом, – не тебя ли я видела давеча на улице Фуар с какой-то бабой? А может, это была монашка, которую ты вел отведать молодого вина?

Народ прибывал и продолжал потешаться. Все знали, что улица Фуар полюбилась особам легкого поведения. Лицо мужчины стало багрово-красным.

– Или я плохо разглядела впотьмах, ведь это мог быть и хорошенький мальчик. Там же квартал школяров!

Снова раздался хохот. Багровый от гнева горожанин счел за лучшее удалиться под градом насмешек, и Жанна смогла продолжить разговор.

Возвращаясь домой, Жанна решила, что в мире есть силы, с которыми лучше не связываться. К примеру, король и блудницы.

24
Приключения камня Пет-о-Дъябль

– Пет-о-Дьябль исчез, – объявил в один прекрасный день Гийоме. Это случилось за несколько дней до переезда Жанны на улицу Бюшри. Она мысленно простилась с Франсуа Вийоном. Его стихи вселили в ее душу надежду, но он так и не появился. Бог знает, какая девушка или юноша царили сейчас в его сердце. Стихи уподобились засохшему букету.

Сидони заметила, что Пет-о-Дьябль не так-то легко унести в кармане, и Гийоме расхохотался во все горло.

Направляясь за покупками к набережным, Жанна множество раз проходила мимо этой местной достопримечательности. Она стояла на улице Мартруа-Сен-Жан, что на правом берегу, между Гревской площадью и Сен-Жерве, прямо за Ратушей. Вообще-то это был просто межевой столб, который решительно ничего не межевал, а стал местом сбора бродяг и юных карманников, слонявшихся там в ожидании какого-нибудь дельца. Столб походил на фаллос или, как говорили иные, на большую какашку. Большинство склонялось к последнему мнению, о чем свидетельствовало и название камня.[24]24
  Название означает «Бздёж дьявола»


[Закрыть]

Никто, кстати сказать, не интересовался происхождением и назначением этого столба, напоминавшего уменьшенный менгир. В противном случае к нему отнеслись бы, возможно, с большим почтением. В стародавние времена он мог отмечать границу между невидимыми мирами, которую лучше было не пересекать, что и доказали дальнейшие события. Когда эти места населяли племена паризиев, столб, должно быть, указывал юношам, что они вступают во владения Деметры и становятся мужчинами. Любопытство должно было вызвать хотя бы то, что на этом месте собирается молодежь и преступники, во все эпохи играющие роль первопроходцев.

Христианство, однако, не поощряло любопытство в отношении старинных камней – особенно имевших столь подозрительную форму. Большинство из них дышало древним язычеством и укрывало злокозненных демонов. Счастье еще, что первые монахи, проповедовавшие Евангелие в древней Лютеции, просто не расколотили столб молотком. Само название столба красноречиво говорило об их отношении к нему: вчерашние боги сплошь и рядом становятся сегодняшними бесами.

Неудивительно, что и отец Мартино, как-то по обыкновению заглянувший к Жанне съесть пирожок и выпить стакан вина, без колебаний заявил, что камень следует стереть в порошок.

Пет-о-Дьябль должен был рано или поздно отомстить за такое презрительное отношение. Что он и сделал.

С самого начала встал вопрос: кто и зачем мог украсть этот никому не нужный камень? Ученики и преподаватели Корнуэльского коллежа, захаживавшие к Жанне за вином и пирожками, только об этом и говорили. Стояла жара, и Жанна слышала их со второго этажа через открытые окна. Она не могла не улыбаться, когда до нее долетали обрывки разговоров с весьма легкомысленными предположениями о том, на что употребит вор свою добычу. Многие полагали, что все это проделки школяров и писак.

Дней через пять стоустая молва сделала из камня Пет-о-Дьябль главную достопримечательность города. Даже богачи, обычно с презрением относившиеся к болтовне простолюдинов, на все лады обсуждали новость. Все передавали друг другу одни и те же сальные шуточки, в конце концов поднадоевшие горожанам. Ну пропал Пет-о-Дьябль, и черт с ним.

В один прекрасный день торговец маслом объявил, что камень нашли на улочке Мон-Сент-Илер недалеко от улицы Сен-Жак почти напротив церкви Сен-Бенуа-ле-Бетурне, что на улице Сорбонны. Выбор места казался разом удивительным и многозначительным, ибо Пет-о-Дьябль перебрался прямо к Университету, центру французской мудрости.

Происшествие занимало весь город. Болтали всякую чепуху, говорили, к примеру, что столб заколдован и сам переплыл Сену силою чар похотливых колдуний. Теперь не миновать шабаша на улице Мон-Сент-Илер.

Через несколько дней дело приобрело новый оборот. Госпожа Изабелла де Брюйер, дочь известного сутяги-адвоката, обратилась с жалобой к властям, страстно доказывая, что ее дворец, напротив которого камень стоял с незапамятных времен, значительно потерял в привлекательности и славе. В чем-то она была права, ибо ее жилище с давних пор называли «дворец Пет-о-Дьябль».

Королевский двор, конечно, тоже не упустил возможности развлечься, ибо дал делу ход и назначил расследование.

Перво-наперво Жан Безон, советник по уголовным делам, распорядился перенести камень во двор Дворца правосудия на набережной Орлож. Жанна, как и все остальные парижане, покатывалась со смеху. Дело становилось похоже на один из тех фарсов, что представляют на подмостках перед Великим постом.

Именно в это время перед дворцом де Брюйер появился новый столб. Отчаявшись увидеть обожаемый Пет-о-Дьябль, вдова де Брюйер заказала точно такой же камень. Это было забавно, ибо сия досточтимая дама славилась в Париже своим вниманием к девицам легкого поведения, которых она старалась убедить бросить свое греховное ремесло и обрести спасение души в одном из основанных ею благочестивых приютов.

Надо думать, она одна не заметила связи между камнем и развеселыми девками. Даже Гийоме, не слишком охочий до сальностей, отпускал на сей счет шутки, а Сидони не упускала случая похихикать с посетителями лавки. Поговаривали, что форма нового камня куда как красноречивей, чем у старого, но Жанна так и не собралась пойти посмотреть на него. Как бы то ни было, камень скоро получил название Весс – «Пукалка».

С самого открытия «Пирожка» его посетители передавали друг другу слухи о том, как идет дело. Новостей хватало, ибо в него вмешалось правосудие со свойственной ему твердолобостью. Нимало не заботясь о том, что они выставляли себя на посмешище, чиновники короля опрашивали преподавателей и служащих Сорбонны.

Вскоре, однако, всем стало не до смеха. Предмет расследования переместился – это неоспоримо. Однако ректор Университета возмутился, когда королевские чиновники посмели зайти за ограду и нарушить древнее право независимости учебного заведения. Такого еще никогда не бывало. Быть может, под таким нелепым предлогом королевская власть желает подмять под себя Университет?

Школяры из Корнуэльского коллежа и других учебных заведений вышли на улицы, поддержав ректора. Жанна, которая изредка спускалась вниз собственноручно проверить тесто, слышала, что говорили по этому поводу: терпение начинали терять не только преподаватели и служащие, но также студенты и школяры. Это была немалая сила. Жанна заволновалась. Дело шло к открытой ссоре короля и Университета. Она вспомнила слова отца Мартино: король укреплял свою власть в стране и начал с Университета. Жанна твердо решила ни во что не вмешиваться. Близость ко двору обходится дорого, это она усвоила.

Жанна спрашивала себя, не замешан ли Франсуа де Монкорбье во всю эту дурацкую, отдающую политикой, историю.

Как-то утром ее разбудил стук в ставни еще не открывшейся лавки. Кормилица встревожилась, и Жанна спустилась вниз. На улице стояли ее обычные клиенты. Они, казалось, были немного навеселе и требовали вина и еды. Народу собралось много. При виде красивой молодой женщины они разом стали любезнее. Франсуа среди них не было.

– Подождите, мне надо замесить тесто и развести огонь, – сказала Жанна приветливо.

Она скучала, а молодые люди были ей симпатичны, так что даже ранний подъем не раздосадовал ее. Жанна развела огонь и пока суд да дело подогрела вчерашние пироги. Все остались довольны и решили ждать свежих. Они были голодны, а все кабачки давно уже закрылись, выпроводив последних посетителей. Вскоре появились Гийоме с Сидони и стали помогать Жанне.

– Откуда вы пришли? – спросила Жанна юнцов, которых приняла поначалу за припозднившихся гуляк.

– С улицы Мон-Сент-Илер, – ответил кто-то.

Одно это название заставило всех рассмеяться. Жанна тоже улыбнулась:

– Что вы там делали?

– Ха! – разом заорали все, хлопая себя по бедрам.

– Мы поженили Весс и Пет-о-Дьябль!

Жанна расхохоталась. Посетители развеселились еще пуще. Они словно приняли Жанну в свою компанию. Черт возьми, она же была не старше них и радовалась случаю посмеяться. Вдовство да дворцовые заговоры – жизнь не баловала ее в последние месяцы.

Весельчаки рассказали Жанне, что, заручившись помощью школяров, они стащили Пет-о-Дьябль со двора Дворца правосудия!

Жанна восхищенно ахнула.

Видя благодарного слушателя, юнцы поведали все о своей проделке. Воспользовавшись подвернувшимися стропилами как рычагами, они приподняли решетку у входа во Дворец и, пригрозив убить охранника, если тот посмеет поднять тревогу, вытащили камень. Потом все устремились к особняку Брюйер, забрали Весс и поставили оба камня на улице Мон-Сент-Илер. Там на камни надели железные обручи и прицепили к вмурованным в стену цепям. В довершение всего разгулявшаяся братия объявила Весс и Пет-о-Дьябль связанными священными узами брака.

Жанна, Гийоме и Сидони хохотали до упаду и с трудом успевали месить тесто и лепить пирожки.

Вскоре добрые горожане проснулись, дабы обратиться к обычным дневным трудам. Заслышав веселые крики и смех, доносившиеся из «Пирожка», они быстро присоединились к гулякам. Как же, ведь те подшутили над властью, так отчего не порадоваться вместе с теми, кто доказал королю, что они не рабы!

«Ну, уж нет!» – говорила себе Жанна. Она не отправится во дворец Турнель предупредить об опасности, которую таили эти невинные шалости.

Один из молодых людей, парень с рыжеватой шевелюрой и длинным носом, был так очарован приемом Жанны, что пригласил ее прийти вечером на улицу Мон-Сент-Илер поздравить новобрачных, хорошенько выпить и потанцевать на свадьбе.

Потанцевать!

Жанна сразу приняла приглашение. Когда они пришли, густая толпа уже веселилась на этой диковинной свадьбе. Люди вдруг почувствовали себя братьями и заговаривали с незнакомцами, словно тысячу лет знали друг друга. Каким-то чудом появлялись стаканы, и все отдавали должное вину, бочонки которого были выкачены по этому случаю на улицу.

Молодой человек звался Тьерри Лепулен. Он подвел Жанну к двум камням, уже украшенным цветами.

Жанне казалось, что после нескончаемой ночи наконец наступает рассвет. Она хотела забыть обо всем, хотела веселиться и чувствовать себя молодой.

Тьерри разошелся и принялся гладить грудь Жанны. Ей нравился его молодой задор, но повести его к себе она не могла. Вот если ее старое жилище в переулке у Ломбардского коллежа свободно…

Оно оказалось свободно, сохранилась даже соломенная подстилка, на которой Жанна когда-то спала. Вино немного разбавило удовольствие от любви. Все, траур закончился. По крайней мере, на один день. Долой мудрость, ответственность, власть, короля и священников!

– Не люби меня, – прошептала Жанна, – люби мое тело.

– Понимаю, – ответил Тьерри, прищелкнув языком.

Похоже, он действительно понял. Были еще на свете неглупые парни, кроме Матье, Франсуа и даже Бартелеми.

Поцелуи, еще поцелуи! Какое счастье на мгновение превратиться в мягкое тесто!

«Я сама пирожок», – подумала Жанна.

Домой она возвратилась с рассветом, полупьяная и довольная.

Кормилица спала похрапывая и ничего не услышала.

На этом история Пет-о-Дьябль не закончилась. Два камня, связанные с легкой руки бесцеремонных парижан священными узами брака, стали местом паломничества горожан. Королевский двор был в ярости.

На улице Галанд, как и во всем квартале, во всякое время дня стали появляться люди с цветочными венками на головах, показывая, что они живут в свое удовольствие в обычные непраздничные дни. Это была неприкрытая дерзость. И отчего бы им, черт возьми, веселиться, если тут не замешан Пет-о-Дьябль?

Жанна снова отправилась туда с Тьерри. Забавно было взглянуть на эти каменные фаллосы, всегда украшенные свежими цветами, и приятно рухнуть потом на солому в соседнем переулке и отдаться парню, не думая о завтрашнем дне.

Жанна отвела его в кабачок, где они поужинали окороком с вином.

– Послушай, – спросил Тьерри, – ведь ты Жанна де Бовуа, королевская пирожница?

– Да, я Жанна де Бовуа, королевская пирожница, но король никогда не имел того, что досталось тебе.

Тьерри рассмеялся. Жанну восхищали его непосредственность и белоснежные зубы.

– Отчего же такое досталось мне, а не королю?

– Ты не король, а это великое преимущество!

– Ты не любишь власть.

– Да, не люблю.

– Отчего?

– Власть – это торговля.

– Но ведь ты сама торговка.

– Тьерри, я с радостью продам тебе пирожки, но не свое тело и тем более душу.

Он снова расхохотался. На радость соседям, они обнялись прямо над столом.

– Да здравствуют суженые!

С Тьерри Жанне было так хорошо, как никогда в жизни.

Назавтра вся улица Галанд знала, что к двум камням приходил какой-то чиновник. Его узнали и задержали. Потом народ заставил его поклясться перед всем миром, что он будет вечно чтить священные брачные узы Весс и Пет-о-Дьябль. На свою беду, отпущенный решил кому-то пожаловаться, и вскоре весь Париж знал, что досточтимый мэтр Гобер де ля Феррандьер поклялся верой и правдой служить супругам Пет-о-Дьябль и Весс.

Парижане покатывались со смеху. Даже цари Иудеи на фасаде собора Парижской Богоматери строили рожи. Кроме трупов повешенных, болтавшихся в петлях у тюрьмы Шатле, все только и делали, что насмехались над королем, архиепископом и самими силами небесными. В эти дни даже вороны каркали с издевкой. Над чем же они все смеялись? Жанна не знала, но без оглядки отдавалась охватившему всех ощущению, что теперь и на их улице праздник. Люди смеялись не столько над Карлом VII, сколько над властью, которую якобы даровали ему небеса. Пришло время утереть ей нос.

Дошло до того, что нечистых на руку торговцев, которых королевские лучники и стражники хватали и отводили к позорному столбу, стали встречать с невиданным дружелюбием. Раньше в этих пройдох швыряли огрызки, а теперь сами жертвы их подточенных гирь кормили негодников салатом и куриной грудкой. «Как дела, Томассен? Ты нас обжулил, но мы не в обиде. Держи, поешь. Ну что, пописать-то можешь?» Черт возьми, они осмелились подрывать систему мер и весов его величества! Ну и что? Бедняга Томассен не знал теперь, что и думать. В железном ошейнике, со скованными ногами, он в изумлении вертелся у позорного столба.

Так продолжаться не могло. Начиналась зима, и к весне город рисковал и вовсе забыть о власти августейшего короля Карла. Да и как встречать Рождество со всей этой вакханалией? Первыми опомнились те, кому доставалось больше других. Особенно возмущался прево Робер д'Эстутвиль. Черт возьми, для того ли мы прогнали англичан, чтобы докатиться до такого свинства? И вот 6 декабря он распорядился послать войска на холм Сент-Женевьев.

Стоустая молва разносилась повсюду: Жанна узнавала о развитии событий каждый день и каждый час о том, как шло дело. По вечерам Тьерри добавлял что-нибудь новенькое.

Жанна уже перебралась на улицу Бюшри, взяв себе на подмогу Гийоме и поручив Сидони с новым помощником распоряжаться в лавке на улице Галанд. Боясь сплетен, Жанна не приводила домой своего любовника. Бартелеми скончался меньше года назад, а траур по мужу следовало носить год.

Д'Эстутвиль хоть и был кардиналом, в чьих руках находилась еще и земная власть, решил бросить серьезный вызов ученой братии. Все знали, что на Турском соборе ровно четырнадцать лет назад французский клир навязал королю свои условия. Отныне его власть заканчивалась у дверей всех заведений, подчиненных Университету, который был, в свою очередь, зависим от Церкви. Разошедшиеся школяры с Холма обосновались в таверне «У святого Этьена», достаточно просторной, чтобы вместить их всех, да к тому же обеспечить питанием. Хозяином заведения был мэтр Анри Брескье. Д'Эстутвиль расположил свой штаб на расстоянии броска камня, у адвоката Водетара. Заместитель прево по уголовным делам Жан Безон приказал расковать Пет-о-Дьябль и Весс, чтобы перевезти их во Дворец правосудия.

Войдя во вкус дела, д'Эстутвиль пошел на приступ. Войска выбили двери таверны «У святого Этьена», задали хорошую взбучку школярам и препроводили их в Гран-Шатле. Тут стало уже не до смеха. Полиция давно косо смотрела на все эти университетские привилегии и свободы. Д'Эстутвиль учинил обыск в таверне и кроме множества всяких вывесок, которые цвет французской молодежи имел обыкновение срывать, пребывая в веселом настроении, обнаружил кинжалы, древние короткие копья и – о ужас! – настоящую кулеврину.

Кулеврина! Так эти проказники хотели объявить королю войну!

На самом деле это грозное оружие было ни на что не пригодно и выносилось на свет божий лишь для того, чтобы принять участие в пасхальных и рождественских представлениях на сюжет взятия Иерусалима римлянами. Однако в соглашениях между гражданской и университетской властями было четко прописано, что учащимся запрещается хранить любое оружие, не исключая и простой палки.

Д'Эстутвиль приказал обыскать все заведения, служившие пристанищем школярам, включая «Образ святого Николая» и особняк Кокрель. Не обращая внимания на брань в свой адрес, все эти латинские ducianus culi и прочие vitis vitiosus,[25]25
  Повелители задницы, побеги порока (лат.)


[Закрыть] помощники прево сделали свое дело и снова нашли кинжалы, дубины и фитили. Конечно же они не упустили случая присвоить заодно пару подбитых мехом плащей преподавателей, кое-что из оловянной посуды и – удивительное дело! – книги по грамматике, известные всем и каждому своим подрывным духом.

Первым этажом дело не ограничилось: вояки спустились в погреба и опустошили бочонки с вином нового урожая.

Бдительности их можно было только позавидовать: солдаты даже задержали некую женщину «с оружием в руках». Когда они ворвались на ее кухню, несчастная как раз резала овощи…

Бесчинства продолжались всю зиму. Раскаты смеха потонули в холоде, страхе и гневе. То, что начиналось как фарс, обернулось войной. Она лишь подтвердила, что Жанна была права, когда решила, покидая дворец Турнель, больше не иметь дела с сильными мира сего. Власть была воплощением жестокости, ощетинившейся лезвиями, отравленными стрелами и острыми крючьями.