Текст книги "Хозяева старой пещеры"

Автор книги: Жанна Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Жанна Александровна Браун
Хозяева старой пещеры

1. Абракабабра

Дверь класса широко распахнулась, и на пороге показалась округлая, как снежная баба, школьная сторожиха тётя Даша.

– Так что кончайте, ребятушки! – ласково пропела она и незаметно подмигнула классу.

Раздался смех.

Анна Семёновна подняла голову и удивлённо посмотрела на сторожиху.

– В чём дело, Дарья Михайловна?

– Кончайте уроки, говорю, – тётя Даша сложила на животе полные руки и улыбнулась ещё шире, так, словно не ребят, а её ждали долгие летние каникулы, – замыкание, видать, приключилось… Так что звонок не работает. Вот я и хожу с объявлением по классам.

Анна Семёновна закрыла классный журнал и вышла из-за стола.

Ребята зашумели, захлопали крышками парт, собирая учебники. Кое-кто даже успел выскочить в коридор.

– Тише, ребята, успокойтесь и сядьте на место.

Анна Семёновна сказала это негромко, но так, что сразу все услышали. Она спокойно ждала, пока все усядутся за парты. Шум в классе начал понемногу стихать. Заложив, по привычке, руки за спину, Анна Семёновна медленно прошлась вдоль рядов.

– Ну что ж, ребята, вот и прозвенел, так сказать, последний звонок в этом учебном году, – тихо произнесла Анна Семёновна. При слове «звонок» ребята невольно заулыбались. На последней парте дурашливо хихикнул Митька Соколов.

– Тётя Даша прозвенела – кончайте, ребятушки! – выкрикнул он и сморщился, отчего круглое, румяное лицо его стало удивительно похожим на морщинистое лицо старухи. Ребята, уже не сдерживаясь, прыснули, виновато кося глаза на Анну Семёновну.

Санька Лепягин не спеша повернулся к Митьке и дал ему увесистый подзатыльник.

– Не ерепенься, балаболка! – сказал он.

Митька втянул голову в плечи и, быстро оглядев смеющихся ребят своими выпуклыми, как у совёнка, глазами, заулыбался ещё веселей, всем своим видом показывая, что он нисколько не обижен. Ведь Санька его друг.

Анна Семёновна укоризненно покачала головой.

– Вы перешли в четвёртый класс, ребята. А что же такое четвёртый класс?

В это время Гошка почувствовал, как кто-то тихонько толкнул его в бок. Рядом с партой упал сложенный вчетверо листок из тетради. Гошка быстро нагнулся, поднял листок и с опаской посмотрел на мать. Видела или нет?

– Четвёртый класс, ребята, – это новая, ещё не открытая вами земля. Путешествуя по ней, вы побываете в дальних и ближних странах. Подниметесь на самые высокие горы, проплывёте по самым знаменитым рекам…

«Не видала», – успокоился Гошка, глядя на оживлённое лицо матери. Ему нравилось, когда она сравнивала учёбу в школе с увлекательным, полным чудесных тайн путешествием. Наверно, не только он, но и все ребята навсегда запомнили первый урок арифметики ещё в первом классе. Анна Семёновна вышла тогда на середину класса и сказала:

– Внимание! Начинаем наше путешествие по удивительной стране АРИФМЕТИКЕ! В этой стране живут ЦИФРЫ. Они, так же как и вы, дружат друг с другом, ссорятся, выручают друг друга из беды, делятся на группы и даже… воюют!

Ребята недоверчиво зашушукались.

– Да, да! – весело продолжала Анна Семёновна. – Смотрите…

Она взяла мел и крупно вывела на доске:

1 + 1 =

– Два! Два! – закричали ребята.

– Вот видите. Если дружат один и один, то это уже целых ДВА!

Сейчас Анна Семёновна говорила о том, что этой весной их приняли в юную армию ленинцев, и поэтому на каникулах они должны не только отдыхать и набираться сил для путешествия по четвёртому классу, но и помогать совхозу.

Не сводя внимательных глаз с матери, Гошка сунул записку в парту.

– Читай же! – тихо прошипели сзади.

Гошка оглянулся. Ким сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на Анну Семёновну так внимательно, словно боялся пропустить хоть слово. Только тёмные глаза его сузились и стали похожи на две полоски, проведённые углем под широкими, сросшимися на переносице бровями.

«Сразу и сердится, – подумал Гошка. – А если мать заметит? Небось была бы у самого мать учительница, так сразу бы узнал, как это приятно, когда попадает и в школе, и дома…»

Он вздохнул и осторожно развернул записку под партой.

«Ясьтивя в 14–00. Ьлорап – Тюлас.

Еинежяранс оп емроф № 1.

Ларенег – Йымишартсуен».

В конце записки вместо печати две скрещенные сабли – личный знак Неустрашимого.

– Георгий, что-нибудь интересное?

– А? Нет… – Гошка поспешно сунул записку в парту.

– Странно. Ты так увлекся. Надеюсь, это не секрет?

Анна Семёновна подошла, вытащила записку из парты.

– Мама!

– Что? – учительница нахмурилась.

– Анна Семёновна, отдайте, пожалуйста, – заторопился Гошка, – это нужно… Я… я больше не буду… последний раз! Отдайте, пожалуйста…

– Чужие письма читать нельзя! – Ким резко поднялся и, вздёрнув острый подбородок вверх, хмуро посмотрел на учительницу. – Вы… Вы же сами говорили…

– Ох-хо! – изумлённо выдохнул Митька Соколов.

Санька Лепягин подпёр подбородок кулаком и нахохлился, переводя насторожённый взгляд с учительницы на Кима.

Класс притих, выжидая.

– Ты прав, Ким. Нельзя. Так же, как и заниматься посторонними делами на уроке, – медленно сказала Анна Семёновна, не отводя от Кима пристального взгляда. В классе стояла напряжённая, гнетущая тишина. Гошка опустил голову, боясь встретиться с суровым взглядом матери.

– Тем более, что это даже не письмо, – Анна Семёновна мельком взглянула на записку и недоумённо пожала плечами, – абракадабра какая-то! У тебя есть ещё что-нибудь ко мне, Ким?

Ким упрямо мотнул головой.

– Если можно… отдайте, пожалуйста, записку… – всё ещё сохраняя угрюмый вид, нерешительно сказал он.

Анна Семёновна неожиданно усмехнулась. Глубокая ямочка на её подбородке дрогнула.

– Ах, Ким, Ким, и когда ты только поумнеешь? – мягко сказала она.

Ким растерянно посмотрел на учительницу. Этого ещё не хватало! От волнения смуглые щёки его стали совсем тёмными.

– Я не дурак, – глухо сказал он, угадывая за своей спиной насмешливый взгляд Саньки Лепягина.

– Это верно. Но умный человек не может быть злым. Зло – всегда несправедливость. Садись. Георгий, возьми свою записку.

– Спасибо, ма… Спасибо, Анна Семёновна! – испытывая огромное облегчение и радость, сказал Гошка.

Это просто здорово, что мать перестала сердиться. А то, глядишь, ещё и дома попало бы ни за что ни про что… А всё Ким. И чего полез? Ну, прочла бы… подумаешь, беда…

– Так вот, ребята, я надеюсь, что за лето вы не только окрепнете, но и поумнеете. Георгий Захаров будет более внимателен на уроках и перестанет заниматься…

– Абракабаброй! – выкрикнул Митька.

В классе дружно рассмеялись. Гошка, не поворачивая головы, показал за спиной Митьке кулак. Митька дёрнулся было, но Санька спокойно положил руку на плечо Митьки.

– Сиди… пусть потешится.

– А чего он? – Глаза у Митьки стали невинными, как у младенца. – Тоже, нашёлся…

Анна Семёновна строго посмотрела на Митьку.

– Дмитрий Соколов станет более уравновешенным и серьёзным, а Ким Знаменский и Александр Лепягин прекратят, наконец, эту нелепую войну и подружатся.

Гошка подумал, что мать, конечно, засадит его летом за учебники. Противная грамматика! И как это Саньке Лепягину удаётся получать по всем предметам пятёрки? Такой вредный тип – и вдруг пятёрки? Как же… ни за что они с ним не подружатся. Пусть лучше не лезет в чужие дела…

Анна Семёновна ещё раз поздравила ребят с окончанием учебного года.

Ребята обрадованно зашумели. Девчонки окружили учительницу, а мальчишки нетерпеливо ринулись к выходу. Гошка постарался незаметно проскользнуть мимо матери. Сегодня его очередь дежурить по дому. А кому же охота в такой день заниматься домашним хозяйством? Ничего с Юлькой не станется, если она ещё раз подежурит.

На крыльце его поджидал Ким.

– Пароль запомнил?

– Ага.

– Записку сожги.

– Есть.

Ким заложил учебники за ремень и, сунув руки в карманы, нарочито медленно пошел к калитке мимо толпившихся у крыльца приборовских ребят.

– Эй ты… Неустрашимый! Мы всё равно твою пещеру отберём! – закричал Митька, кривляясь и подпрыгивая на месте. – Эт-та, как его… нашёлся хозяин! Вечером…

– Помолчи, – быстро одёрнул его Санька, – болтаешь много.

– А чего? – Митька обидчиво шмыгнул носом и надулся.

Но Санька уже повернулся к ребятам. Сжав губы, он коротко свистнул.

– Айда, братва!

Приборовские гурьбой двинулись за Санькой. Позади всех, надув губы, уныло плёлся Митька. Поравнявшись с Кимом, он не удержался и показал врагу нос.

– Эй ты… дурак неустрашимый!

– Пошёл отсюда! – цыкнул Ким и сделал рукой жест, за которым обычно следует подзатыльник.

Митька пустился наутёк. Тем более, что рядом с Кимом выросла широкоплечая фигура Гошки. Отбежав немного, он погрозил кулаком и крикнул:

– Ладно… ещё посмотрите!

2. Генерал Неустрашимый

Село Заборовье, в котором жили Гошка и Ким, стояло на берегу небольшой порожистой реки Каменки. Конечно, Каменка – не Волга. По ней летом не то что на пароходе, но и на лодке не проплывёшь. Сядешь на мель или на перекате застрянешь. В середине лета Каменку можно перейти вброд, даже не замочив ног, – прыгая с камня на камень. Но весной и осенью с Каменкой шутки плохи. Наполненная талыми водами или осенними дождями, она вздувается и выходит из обрывистых берегов, как настоящая река. Тёмные, холодные волны, подгоняя друг друга, стремительно несутся к старому деревянному мосту, каждый раз грозя снести его и навсегда разъединить два села. На правом берегу маленькое, всею в несколько изб, Заборовье. На левом – Приборовье. Большое. В три улицы, с центральной усадьбой совхоза «Красный Октябрь», машинно-тракторным парком и фермами. Вот только школу три года назад построили в Заборовье. На месте старой, разбитой бомбой церкви. В пору разлива даже Гошкина сестрёнка Юлька не достаёт на середине реки дна, хотя она и плавает лучше всех мальчишек.

Оба берега реки густо поросли колючим кустарником. Только в одном месте, со стороны Заборовья, у подножия высокого каменистого холма за мостом – небольшой песчаный плёс, тесно прижатый к воде зарослями ивняка.

Сюда-то и спешил Гошка к назначенному в записке времени.

Неподалёку от подножия холма Гошку остановил грозный окрик:

– Стой на месте! Ты кто такой?

– Свой.

– Ага, свой… А пароль знаешь?

– Знаю.

Из колючих зарослей шиповника вынырнула тощая фигурка первоклассника Тимки. Когда Тимка пришёл в школу, оказалось, что из всего класса только Тимка уже умеет читать, писать и даже считать до ста.

– Кто тебя научил? – удивилась учительница.

– А никто… Я самоучкой!

С тех пор одна учительница, да ещё мать звали его по имени. Все остальные – Самоучкой.

– А я сегодня часовой, – важно сказал Самоучка, – и ещё полковник! Вот только погонов нету…

– Погоны – ерунда. У меня тоже нету. Ты, Самоучка, стереги лучше, а то приборовские знаешь какие хитрые!

– Ага. Я же не маленький. Я пароль спрашиваю! – Тимка поправил деревянное ружьё за плечами и спрятался в кустах.

Вход в пещеру был довольно высоко, на самой середине крутого холма. Густые заросли бледно-зелёной, словно усыпанной мукой, лебеды и шершавого окопника сочно хрустели под ногами. Подобравшись к пещере, Гошка оглянулся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, откинул в сторону кусок старой мешковины с нашитыми на него листьями лебеды.

Из тёмной глубины пещеры доносился приглушённый говор. Так и есть. Гошка вздохнул. Все ребята уже собрались, а он…

– Гошка, тоже мне полковник! Всегда после всех опаздываешь!

Ким сидел на чурбаке возле большого ящика из-под конфет. Старый офицерский китель и железная каска на голове придавали ему грозный вид.

«Вот какой, – обиделся Гошка, – всё сам да сам каску носит. Договорились же по очереди».

– А ну-ка, доложи, почему опоздал?

Гошка вытянулся и, больно стукнув босыми пятками одна о другую, по всем правилам приложил ладонь к взлохмаченной голове.

– Товарищ главный генерал Неустрашимый…

– Опять двадцать пять! – досадливо поморщился Ким, поправляя сползавшую на глаза каску. – Учишь, учишь… Ну где ты видел, чтоб настоящие полковники к волосам честь прикладывали?

Раздался весёлый смех. В неясном свете огарка свечи лица собравшихся в пещере ребят были почти не видны.

– Да, товарищ генерал, из-за Юльки опоздал… – Гошка сокрушённо развёл руками. – Эта Рыжая всегда прицепится, когда не надо…

– А я на днях рыбу удил, – сказал Тимкин брат Колька, – такой клёв был, такой… – он вздохнул и мечтательно почесал за ухом, – лучше не надо. Во, какая рыба шла!

– Врёшь, поди, – сказал агрономов сын Борька.

– Сам врёшь! – обиделся Колька. – Вот как дам сейчас – сразу поверишь!

– Дальше рассказывай, – закричали ребята, – а ты, Борька, лучше молчи!

– Снял с крючка последнюю краснопёрку, – продолжал Колька, – ну, думаю, в ведёрке-то, поди, штук двадцать бултыхаются! Смотал удочки, только за ведро, оно чуть поодаль стояло, а ведёрко как есть пустое. Только запах от рыбы остался!

– А с чего? – Гошка подсел ближе к Кольке. – Упрыгали?

Колька покосился на Гошку и сплюнул.

– Как же, упрыгали! Держи карман шире. Это Рыжая, Юлька твоя… Пусть теперь только попадётся – узнает, что почём!

– А чего она?

– А ну её, неохота даже говорить. Подкралась, как лиса какая, сзади. Я, значит, рыбу с крючка – и в ведро, а она тихонько, чтобы я не слышал, выудит её из ведра – и в речку… Так всю и повыпускала.

От хохота ребят пламя свечи начало приплясывать и чуть совсем не погасло.

– Вот здорово! – заливался агрономов Борька. – Вот это Рыжая!

– Кончайте, ребята! – Ким вытащил из ящика большую карту и расстелил на коленях. – Гошка, давай пиши приказ! – властно сказал он.

– Какой такой приказ? – удивился Гошка.

– Опять двадцать пять! – Ким рассердился. Он резко двинул назад сползшую на глаза каску и постучал себя пальцем по лбу. – И до чего же ты тёмный народ, Гошка! Ну, что, по-твоему, делают начальники штабов?

– Как что? Воюют! – уверенно ответил Гошка. – Выбежит из штаба – тр-р-р-р! Бах-ба-ба-ба-бах – и капут всем фашистам!

– Тр-р-р-р! – сердито передразнил его Ким. – Бах-ба-ба-бах! Это каждый дурак сумеет! Начальники штабов всегда приказы пишут, вот что! Без приказа ни одна война не начинается. Помнишь, как в книге «Генерал Доватор»? – Ким возбуждённо взмахнул руками и привстал. Карта упала на пол. Но Ким даже не заметил. – Приехал генерал в полк и к начальнику штаба. «Пиши, – говорит, – приказ: бить фашистов изо всех сил!» А наши только этого и ждали. Вскочил генерал Доватор на коня: «Эскадро-о-он, к бою! Марш! Марш!» И по тылам немецким… «Сабли наголо-о-о-о! Ать! Ать! Держись, гитлеры!»

– Верно, – сказал Колька, – я тоже про это в книге читал. Ох, и здорово наши чесали фашистов! Как дадут, как дадут!

– У генерала Доватора знаешь, сколько орденов было? Не сосчитать! Про него во всём мире знают! – гордо сказал Ким.

– А в Италии? – спросил Гошка. – Мне мать на день рождения книжку Чиполлино подарила… Это луковица такая итальянская. Мировецкая книга! Я уже несколько страниц прочёл.

Ким нетерпеливо заёрзал.

– И что ты, Гошка, всегда лезешь с чем не надо? Тут про дело говорят, а ты про луковицу какую-то…

– А Италия за нас? – упрямо продолжал Гошка.

– Конечно, за нас! А за кого же ещё?

Гошка удовлетворённо шмыгнул носом.

– А-как надо приказ писать? – примирительно спросил он, желая задобрить друга. Гошка очень не любил, когда Ким сердился.

– Я знаю, как надо, – сказал Колька. Он широко открыл рот, набирая побольше воздуха, и, зажмурившись, выпалил без запинки:

– Приказ по всем нашим войскам! От самого главного генерала! Приказываю вам с сегодняшнего дня бить всех фашистиков в хвост и гриву! Вот!

Он открыл плаза и обвёл ребят победным взглядом.

– Здорово! – восхитился Гошка.

– Ничего, – сдержанно заметил Ким, – только нам сейчас это не подойдёт.

Он вытащил из ящика синюю тетрадь в косую линейку и огрызок карандаша.

– Держи, Гошка. Я буду диктовать.

Сунув руку за борт кителя, Ким нахмурил брови и, немного помолчав, решительно сказал:

– Пиши. Приказ номер сто. По несокрушимой дивизии «Красная стрела». Наши разведчики узнали, что приборовкие противники хвастаются и грозят захватить нашу пещеру.

– И пляж, – подсказал Колька.

– И кусок песка под названием «пляж», – продолжал Ким. – Это пещера наша. Приборовские не имеют на неё никакого права. Приказываю всем полковникам несокрушимой и непобедимой дивизии «Красная стрела» гнать с нашего берега приборовских в шею! Пленных не брать. Победа или смерть! Ура, товарищи!

– Ур-р-р-р-а-а-а! – рявкнули полковники.

В пещере голоса неузнаваемо менялись, и дружное «ура» прозвучало гулко, как в пустой бочке. Хлипкое пламя свечи испуганно дёрнулось и погасло.

В наступившей глухой тишине стало слышно, как со стен пещеры, шурша, осыпается песок.

Где-то внизу, на обоих берегах реки, шла жизнь. По мосту, скрипя колесами, ехали телеги с удобрениями. Совхозные пастухи, щёлкая бичами, сгоняли стада на вечернюю дойку. В совхозном клубе играла музыка.

В пещеру не доносилось ни звука. От земляного поля тянуло пронизывающей сыростью. Ким чиркнул спичкой и зажёг тонкий фитиль огарка. Окинув взглядом притихших в темноте ребят, он неожиданно весело улыбнулся и, лихо сдвинув каску со лба на затылок, громко запел:

 
Что вы, черти, приуныли?
Эй ты, Гошка, чёрт, пиши…
 

Ребята оживились.

– Пусть приборовские только сунутся! – выкрикнул Гошка, чувствуя необыкновенный прилив сил. Скажи ему сейчас Ким разнести всё Приборовье вдребезги – разнёс бы!

– Колька, завтра с утра собери в лесу побольше шишек, – прогнав улыбку с лица, уже властно распорядился Ким.

– Не смогу, – Колька виновато почесал за ухом, – с батькой завтра с утра в бригаду Озеро-село поедем. Кустарник опрыскивать этим… как его… гер… гарбацинами.

– Гербецидами, – поправил его агрономов Борька, – эх ты… гарбацина!

– Неважно, – быстро сказал Ким, придержав Кольку за руку, – зато ты, Борька, вчера от Митьки Соколова улепётывал со всех ног. А он послабее тебя. Ну, что молчишь?

Борька скривил губы и ничего не ответил.

– Жаль, Колька. Возвращайся побыстрее, – спокойно продолжал Ким. – Ну, тогда ты, Борька. Вся надежда только на тебя осталась. Нам без снарядов зарез, – и Ким выразительно провёл ребром ладони ниже подбородка.

– Ладно, – пробурчал польщённый Борька. – Я завтра еще до солнца встану и наберу.

Получив задания, ребята начали расходиться по одному, чтобы не привлекать внимания противника.

Последними уходили Гошка с Кимом. Они спрятали карту и тетрадку с приказом под ящик. Потушили свечу и, замаскировав вход в пещеру мешковиной и сухими ветками, начали осторожно спускаться вниз.

Над рекой было прохладно и тихо. За мостом, в зарослях камыша, сердито верещали лягушки. Левый берег вместе с кустарником и избами Приборовья слился в одну тёмную линию. И только на самом кончике высокого, устремлённого к небу шпиля на крыше совхозного клуба ещё задержался последний красноватый луч солнца.

Кое-где в домах засверкали огни. С каждой минутой их становилось всё больше и больше.

– Поздно как, – поёжился Гошка.

От реки тянуло влажной вечерней сыростью. Мальчишки побежали вдоль берега. Не успевший ещё остыть песок приятно согревал ноги.

Неожиданно в тёмном месиве кустов за холмом послышался жалобный стон. Затем какой-то непонятный, дёргающий за сердце скрежет.

– Ой, что это? – бежавший впереди Гошка остановился и схватил Кима за руку. – Там… там… в кустах, смотри, тёмное… Ой, шевелится!

– Сейчас я узнаю, что это, – как можно беспечнее сказал Ким. С трудом пересилив страх, он сделал осторожный шаг вперёд.

– Ким, н-не х-ходи, – простонал Гошка, удерживая друга за руку. – Вдруг оно кусается? Бежим отсюда скорее, а? – Гошка потянул Кима в противоположную сторону. – Бежим…

Ким решительно выдернул руку из потных пальцев Гошки. Бежать? Ну, нет. Пусть хоть сто чудовищ взвоют разом. Генерал Неустрашимый ещё ни перед кем не отступал! Он глубоко вздохнул и ринулся на шевелящееся в кустах тёмное пятно. Гошка ойкнул и закрыл лицо руками.

Раздвинув кусты, Ким остановился и присвистнул. Подложив под голову ружьё, на охапке сухих веток спал часовой Тимка-Самоучка. Он стонал, дёргался и скрипел зубами, словно и во сне продолжал сражаться с врагами.

Ким присел на корточки и потряс Тимку за плечо.

– Тим… проснись… Тим…

Тимка всхлипнул, поднял голову и обиженно потёр заспанные глаза.

– Ты чего же, Тимка, спишь тут, а?

– Да-а-а, думаешь, не страшно было? – Тимка ещё раз всхлипнул и обиженно надул губы. – Я ждал, ждал, когда ты придёшь, и уснул… Сам говорил – приду, а сам не пришёл…

– Ну, как же, Тимка, я пришёл, видишь? А ну, быстро отдай рапорт, как и положено часовому, да ещё полковнику!

Тимка недоверчиво глянул на Кима и, увидев, что Ким не смеётся, радостно вскочил. Схватив ружьё, он быстро вытер нос рукавом и, улыбаясь во весь рот, закричал:

– Товарищ генерал Неустрашимый, это я, часовой Тимка, тут стою. Никого чужих кругом не было. Один раз пробегал козёл Авоська и Гошкина мать. Она его ужинать искала. – Тимка подтянул штаны и жалобно закончил: – Есть как охота…

– Молодец, товарищ Тимка-часовой! Ты храбрый человек, – громко, чтобы слышал Гошка, сказал Ким и отдал счастливому Тимке честь. – А теперь быстро домой!

– Спасибо! – пискнул Тимка и, оседлав ружьё, гикая и подхлёстывая его веткой, понёсся сквозь кусты домой.