Текст книги "Энциклопедия пиратства"

Автор книги: Жан Мерьен

ВСЕГДА ВПЕРЕД

С начала эры «народного пиратства» викинги спустились к югу вдоль западного побережья Европы значительно ниже устья Луары: берега Испании и Португалии, а также, разумеется, и Гаскони подверглись их нашествию, но, похоже, увенчались малым успехом; без сомнения также, что в этих местах необходимо было проделывать длинные пути для доставки добычи из глубины континента на берег.

Доказано, что викинги переплыли напрямую Бискайский залив, что для нас неудивительно, если принять во внимание, как они бесстрашно противостояли стихиям ужасных северных морей, омывающих Гренландию. В любом случае этот факт указывает на очень сложную задачу навигации, которая была ими решена.

Действительно, мы знаем, что викинги плыли на запад или на восток, то есть на одной широте, вдоль одной и той же параллели; для ведения корабля строго по курсу они с самого начала отплытия наблюдали за перемещением яркого пятна на дне лодки, порожденного лучом солнца, проходящим сквозь отверстие в скамье, при этом мачта должна была стоять вертикально; они могли сразу заметить, что поднялись на север (пятно отклонялось от середины днища) или спустились к югу (пятно возвращалось назад). Плыть из Норвегии в Шотландию, к Шетландским или Фарерским островам, в Исландию, в Гренландию – это всегда называлось «идти на запад» или «подправлять» это западное направление по лучу солнца. И, наоборот, пересекать Бискайский залив, не идя вдоль берегов залива (из-за их страшной опасности), означало идти с юга или юго-запада или, при возвращении, с севера или севера-востока, в любом случае приходилось менять широту, сохраняя тот же меридиан или отклоняясь от него, что невозможно было определить с помощью солнечного пятна.

Финикийцы уже давно осуществили пересечение залива с помощью своих таинственных приспособлений, но скорее всего, – и есть серьезные основания так думать – и те, и другие были знакомы с «магнитом», прообразом компаса. Какими бы мы не представляли себе скандинавов, нельзя забывать о том, что они покорили большую часть Руси, перемещаясь по рекам Днепр, Дон и Волга; шведские варяги с IX века и, без сомнения, с более ранних времен часто налаживали связи с Константинополем, иногда это были торговые отношения, а иногда варяги нападали на город; у северных людей были также связи с арабскими торговцами и моряками. А практически точно известно, что арабы к тому времени умели пользоваться намагниченным камнем, вывезенным из Азии (но, возможно, через финикийский канал), вот так все и может проясниться. Добавим еще, что мы сами, французы, в XIII веке найдем компас (буссоль, приспособленную к морскому применению) в Пуйи, который являлся норманнским королевством.

Наши пираты не замедлили войти в воды Средиземного моря. Действительно, они были потрясены Гибралтарским проливом. Если бы кто-нибудь, как я, плывя однажды на корабле таких же размеров, как у викингов, почувствовал здесь на себе силу восточных ветров и был бы буквально вытолкнут в несколько приемов в Атлантический океан, то он прекрасно понял бы сон святого Олафа, увидевшего в этом месте «человека, величественного и прекрасного, который ему приказал вернуться на север».

Мы не можем здесь проследить все пути, по которым шли северные люди, разоряя берега Испании и Прованса, – как первые берберы, – достигнув Сицилии, Пуйи, Калабрии, создавая в этих местах королевства; в действительности, это было похоже больше на военные действия, чем на пиратские, и менее всего это было «народное пиратство», так как они не возвращались более в свою Скандинавию. Именно на французских берегах викинги свирепствовали с наибольшей силой.

До наших дней дошли описания действий северных людей, причем с двух сторон – с их точки зрения и с точки зрения жертв грабежа и насилия, но, к сожалению, в недостаточном объеме, чтобы можно было точно их сопоставить. Скандинавские саги, которые воспевают на большом количестве страниц морские походы (с невероятной поэтичностью), сложены, в основном, на темы любви, соперничества или поединков скандинавов между собой, описывая грабежи чужих земель лишь в нескольких словах: «береговое ремесло»; именно так, в общих чертах, опуская тяжелые подробности, писали свои произведения видные романисты до появления Золя. Описывая повседневную жизнь убийцы скота, писатель никогда бы не стал подробно описывать сам процесс «зарезания» свиньи; он бы сказал так: «Он зарезал свинью, затем…». Примерно так же даются описания событий и в сагах, и мы никогда не узнаем, как все происходило на самом деле.

Такая же история неполного описания событий наблюдается и со стороны жертв. Рассказы о норманнских набегах бесчисленны, и все они отмечены ужасом, чего, впрочем, и добивались нападавшие – так запугать людей, чтобы затем победить их без малейшего сопротивления. Монахи, один за другим, рисуют одну и ту же картину: над спокойным или волнующимся морем внезапно вырастает лес мачт, возвышающийся над смутной массой эскадры черных кораблей с высокими изогнутыми носами, на которых вооруженные люди издают громкие крики: «Норманны! Норманны!».

НОЧЬ УЖАСА

Все начинали молиться: «От неистовства норманнов избави нас, Господи». Они уже близко! Это Господь послал их в наказание за грехи! Уже слышны их грозные крики, звон кольчуг, стук их боевых топоров, мечей и пик о деревянные щиты и обшивку судов. [16]16
  Здесь не идет речь о конкретном нападении, но все детали происходящего – исторические. Иногда викинги возникают из тумана или из ночи, окружают на суше спящий город и будят его страшным шумом, аналогичным описанному в данной главе.


[Закрыть]Носы их кораблей, ярко раскрашенных всеми цветами, представляли собой изогнутые устрашающие головы драконов и больших змей, которые дали кораблям названия: драккары и снеккары. Что касается самих воинов, то их кольчуги и могучие плечи покрыты шкурами тюленей, плохо обработанными, масляными, чудовищными; они носят на косматых головах поверх низких рогатых шлемов кожу моржей, содранную живьем с животных, что придает им еще более кровожадный вид. Стиснутые со всех сторон все прибывающими к берегу новыми кораблями, не обращая внимания на бьющие по ним волны, высаживаясь на берег или прямо в воду прибрежной бухты, оставляя кого-нибудь сторожить корабли или трубить отбой, норманны широким потоком устремляются в глубь берега и бегут с криками и воплями, впереди над головами этого страшного заморского войска реет кроваво-красное полотнище или знамя, выполненное из ворона с распростертыми крыльями, которое создает дополнительный шум. Но при этом надо отметить, что норманны – вовсе не дикий народ и их атаки великолепно продуманы для устрашения людей. Чтобы еще больше в этом преуспеть, норманны перед нападением выпивают изрядную дозу алкоголя.

Все бегут от них, тщетно пытаясь спастись.

А они, убивая на своем пути всех, кто не успел убежать, заставляя их тоже кричать от ужаса и боли, применяя оружие против тех, кто осмеливается защищаться (что случается очень редко), двигаясь всегда к одной цели, методично все грабят и с победным кличем уезжают.

Викинги снискали славу как самые сильные и жестокие воины, Фритьоф так представляется королю:

 
«Меня называли служителем моря,
Когда я плавал в компании с викингами;
Служителем мира,
Когда я заставлял плакать вдов;
Служителем оружия,
Когда я метал копья;
Служителем копья,
Когда я нападал на воинов;
Служителем островов,
Когда я разорял прибрежные острова;
Служителем ада,
Когда я захватывал младенцев;
Служителем поля битвы,
Когда я усмирял людей;
С этих времен я блуждаю
В компании поджигателей земли».
 

На борту каждого корабля, впрочем, находится скальд, поэт, который сражается, как и другие, но который, как нам рассказывают саги, «прекращает битву, чтобы спеть одну строфу», делая при этом какое-нибудь поэтическое обобщение или стремясь что-то изменить в происходящем.

Каждый корабль находится в подчинении какого-либо знатного лица, обычно это местный вождь, который предпочел приключения службе при дворе своего короля; он ведет точно такой же образ жизни, как и другие (которые, повествуют саги, часто обсуждают его решения), возможно поэтому он остается сидеть в присутствии посланника короля в то время, как его помощник стоит, вытянувшись, как часовой. Иногда экипаж состоит из двух типов людей: воины, которых мы могли бы назвать рыцарями с достаточной точностью и которые не сидят на веслах во время плавания, и моряки, плебеи по происхождению, которые в принципе не сражаются, а остаются сторожить корабли во время битвы; иногда, наоборот, если корабль небольшой, то не существует никаких различий в положении людей на борту – все моряки, именно так чаще всего и бывает при осуществлении быстрых береговых набегов, а разделение экипажа на рыцарей и плебеев чаще наблюдается при подъеме по течению рек и осадах городов.

Каждый корабль викингов независим. «У нас нет „главного“ корабля, мы сражаемся все вместе», – отвечают они на вопрос одного из франков. Однако, чаще всего требуется разрабатывать план действий и следовать ему; на этот момент выбирается при всеобщем согласии «главный» для руководства битвой или другой кампанией; во время действий ему подчиняются все беспрекословно, но сразу же после окончания кампании – и, особенно, в море – каждый корабль вновь обретает независимость, к которой они все очень ревниво относятся.

Методы ведения боя у викингов похожи на варварские: они идут на штурм разрозненными группами, колют и режут своими длинными тяжелыми мечами, наносят удары топором, бросают копья. Если они подвергаются контратаке, то группируются, прижавшись друг к другу и укрывшись щитами, образуя тем самым «черепаху», неуязвимую для стрел противника. Их хитростям нет числа: симулированные похороны, предпринятые с целью заставить врага приблизиться; запуск птиц, несущих в своих когтях горящую солому; ямы, покрытые наломанными ветками, к которым они бегут, заманивая противника.

Викинги не берут пленных, так как они не смогли бы увезти их с собой, – корабли их для этого не приспособлены; тем более, что в Скандинавии не нужны мужчины, даже рабы, – их, наоборот, экспортируют, а иногда и просто убивают, – не нужны и женщины: и так в стране много своих женщин, вынужденных оставаться старыми девами и, как следствие, становящихся ведьмами, гадалками и в каком-то смысле жрицами, или «девственницами со щитами», служащими богу Одину. Но наши воины все же являются пиратами, так как они, придя с моря, увозят морем к себе свою добычу; их поведение можно так называть, по крайней мере, до их первых постоянных поселений в чужих странах с начала X века.

Викинги не занимаются пиратством в море, нападая на торговые корабли, по той простой причине, что подобных кораблей нет ни в проливе Ла-Манш, ни тем более в Атлантическом океане. Очевидно, что в большой степени причина прекращения морской торговли в этом районе обусловлена страхом перед северными людьми. Великобритания, которая с того времени, как была захвачена саксами, контролировалась только ими, оказалась изолирована от континента. Даже сами бретонцы Арморики, которые на протяжении нескольких веков поддерживали тесные связи через Ла-Манш со своей исконной родиной (полуостров Корнуолл и земли Галлии) не рискуют больше выходить в море и отказываются даже от береговой торговли, монополию на которую они делили на западе Европы с арабами и евреями, наследниками финикийцев; что касается Франкской империи Карла Великого и его наследников, то, кроме Средиземного моря, торговля здесь ведется исключительно на континенте, далеко от моря. И, наконец, ирландцы; их корабли, как и сегодня, у своего западного побережья, груженные каракулем, шкурками, натянутыми на обручи, не могут противостоять легким драккарам.

Итак, море свободно для скандинавов. До XI века, кроме небольших стычек между собой и против малочисленных объединений пиратов, которых Карл попытался им противопоставить, не наблюдалось ни одного значительного морского сражения. И если викинги могли сказать о себе – «короли моря» (в прямом смысле слова), то их королевство не имело ни подданных, ни оппозиции. Также можно с большей точностью назвать их корабли как «перевозчиками войск», чем военными кораблями.

Драккары принято считать возможными потомками тех кораблей, которыми любовался Тацит уже в начале II века, «их изогнутые носы с двух сторон корабля придают им вид всегда готовых к бою», что, однако, ошибочно, так как корабли северных народов не имели двух носовых частей; мы это прекрасно знаем, благодаря тому обстоятельству, что скандинавы использовали свои корабли в качестве усыпальниц и они великолепно сохранились в торфяных болотах Скандинавии.

ПОХОРОНЫ В 920 ГОДУ

Мы располагаем, к слову сказать, рассказом о похоронах викинга примерно в 920 году, составленным неким арабом, Ахмедом бен Фосланом (или Ибн Фосланом), который повстречал на Волге «русский корабль», то есть корабль, приведенный против течения реки на русскую землю шведскими варягами.

«Я узнал, – говорит он, – что один из их знатных людей недавно умер. Его переложили в гробницу, покрытую крышкой, он должен был там находиться в течение десяти дней, необходимых для выкраивания и изготовления его последних одежд. Когда речь идет об умершем бедняке, то считается достаточным построить для него небольшой корабль, последнее его пристанище, но когда умирает богатый человек, то все его богатства делят на три части. Первая часть предназначается его семье, вторая идет на оплату похоронных одежд, а третья – на покупку крепких напитков, которые будут выпиты в тот день, когда юная девушка, добровольная жертва, будет сожжена вместе со своим хозяином. Эти „русские“ со всей страстью наслаждаются вином; они пьют без остановки день и ночь. Часто случается, что кто-нибудь из них умирает со стаканом в руке.

Сразу после смерти знатного человека его семья собирает всех его рабов, больше мужчин, чем женщин, и спрашивает у них: „Кто хочет умереть со своим хозяином?“ – „Я“, – звучит ответ. Тот, кто таким образом себя предложил, немедленно бывает схвачен, связан и лишен свободы навсегда, даже в случае, если бы он захотел взять свои слова обратно. Чаще бывает, что какая-нибудь женщина соглашается добровольно принести себя в жертву, поэтому на этот раз собрали только женщин и спросили у них: „Кто хочет умереть со своим хозяином?“ Одна из них ответила: „Я“. Она сразу же была взята под стражу двумя другими женщинами-рабынями, которые с этой минуты будут следить за каждым ее шагом, за каждым ее движением, даже мытьем ног. Тем временем, начались приготовления к пышным похоронам и изготовление одежд. Все эти дни молодая девушка гуляла и пела, казалась счастливой и веселой.

В день, назначенный для сжигания умершего господина и девушки, я пришел на берег реки, где качался на воде специально приготовленный корабль, но он был уже вытащен на берег. Перед ним были вкопаны в землю четыре деревянных столба и вокруг них высились большие скульптуры людей, выполненные также из дерева. Корабль был перетащен на костер. А тем временем люди все прибывали и прибывали, произнося слова, которые я не понимал. Но умерший находился пока еще в гробнице. Принесли ложе для отдыха, которое водрузили на корабль и покрыли ватой, сотканной вручную материей, греческими тканями с золотым шитьем и такими же подушками. И вот выступила вперед старая женщина, которую называли „духом смерти“; она разложила аккуратно на ложе все ткани и подушки. Именно она руководила кроем и шитьем похоронных одежд и всеми приготовлениями. Она тоже была рабыней умершего господина. Я хорошо разглядел ее, это была женщина маленького роста с хмурым и злым взглядом.

Затем люди пошли к месту временного погребения своего знатного господина, сгребли в сторону землю, покрывавшую крышку гробницы, приподняли эту крышку и вытащили покойника, облаченного еще в тот костюм, в котором он встретил смерть. „Как почернел он от смерти и холода“, – сказал я себе. В гробницу уложили хмельные напитки, фрукты и лютню; все это унесли. Мертвец еще не разложился, но цвет его уже изменился. Умершего одели как „хазара“: шальвары, сапоги, куртка, кафтан из расшитой золотом ткани, украшенный золотыми пуговицами; на голову ему надели шапку из расшитой золотом плотной материи, отороченную собольим мехом. Затем его отнесли в шатер, установленный на корабле, и усадили на мягкое ватное ложе, обложив подушками. Упоительные напитки, фрукты, благовонные травы были разложены вокруг него, а перед ним лежали мясо, хлеб, лук. Затем привели собаку; разрубили ее пополам и обе половины бросили в корабль. Оружие господина положили с двух его сторон. Два коня, истекающих потом после быстрого бега, были разрублены на части его мечом, и их мясо было брошено в корабль. Наконец, были зарезаны курица и петух и также брошены в корабль.

Все это происходило в пятницу; в полдень рабыню-жертву поставили на что-то вроде носилок, которые специально сделали и с которых, казалось, она могла улететь. Она выпрямилась, стоя на широких досках, опирающихся на ладони мужчин, посмотрела вниз с носилок и произнесла несколько слов на „русском“ языке, после чего мужчины опустили ее на землю. Потом они снова подняли девушку, и она повторила все движения, сделанные в первый раз. Мужчины снова опустили ее на землю и снова, в третий раз, подняли ее, как и два раза до этого. Жертве принесли курицу, которой она свернула голову и которую далеко отбросила от себя, но курицу подобрали и бросили в корабль. Я попросил у переводчика объяснить мне значение всего того, что произошло. Он ответил: „Первый раз девушка сказала: „Смотри, я вижу здесь моего отца и мою мать“; во второй раз: „Смотри, я вижу теперь собравшихся вместе всех умерших моей семьи“; и в третий раз: „Смотри, это мой хозяин, он в раю, как прекрасен цветущий рай! Перед ним – его люди. Он меня зовет, соедините меня с ним“. Между тем, девушка приблизилась к кораблю. Она сняла с себя два браслета и протянула их старухе, которую называли „духом смерти“ и которая должна будет ее убить; затем она сняла два кольца с ног и отдала их двум женщинам, которые везде сопровождали ее и которых называли „дочери духа смерти“. Затем рабыню внесли на корабль, но она не вошла сразу в шатер. Тем временем появились несколько мужчин со щитами и палками в руках; они протянули ей кубок, наполненный игристым вином, она взяла его, спела красивую песню и выпила все до дна. Таким образом сейчас, как объяснил мне переводчик, она прощается со всеми, кто ей дорог. Девушке поднесли второй кубок, она приняла его и затянула длинную песню. Но старуха прервала пение и приказала ей поспешить опорожнить кубок с вином и войти в шатер, где возлежал ее хозяин. Но молодая девушка все не решалась; она хотела войти, но остановилась на полпути, ноги ее уже шагнули за занавес шатра, а лицо было обращено к дорогим ей людям. Внезапно старуха обхватила голову девушки руками, втолкнула бедняжку в шатер и сама вслед за ней скрылась за занавесом. Мужчины при этом принялись стучать палками по своим щитам, заглушая крики жертвы, чтобы они не привели в ужас других молодых девушек, так как такое потрясение не располагало к желанию следовать в могилу за своим господином, если представится такой случай“».

Ибн Фослан рассказывает дальше, что шесть мужчин вошли в шатер и грубо схватили девушку. Ее уложили вдоль тела хозяина, двое мужчин держали ее ноги, а двое других – ее руки. Старая женщина, которую называли «духом смерти», обвила шею молодой девушки веревкой, два конца которой она протянула оставшимся двум мужчинам, которые должны были ее натянуть; после этого она вонзила большой нож с широким лезвием в живот девушки и тотчас же вынула его из раны, а в это время двое мужчин душили жертву до тех пор, пока она не умерла.

«Закончив таким образом обряд, ближайший из участников убиения жертвы, обнаженный, взял кусочек дерева, поджег его и, пятясь, держа одну руку за спиной, а в другой руке неся горящий факел, подошел к костру и поднес огонь к сложенным под кораблем кускам сухого дерева. Затем пришли другие мужчины, каждый нес кусок горящего дерева за его верхний конец и каждый бросил свой факел на костер. Костер разгорался, а с ним вскоре загорелись и корабль, и шатер, и господин, и рабыня, и все, что находилось внутри корабля. Поднялся сильный ветер, огонь разгорался с удвоенной силой, и все выше поднимались языки пламени.

Рядом со мной стоял один из этих „русских“, которого я видел беседующим с переводчиком. Я спросил у последнего, что ему сказал собеседник. „Вы, арабы, – ответил он мне, – бестолковый народ, вы закапываете ваших умерших в землю, где всякие пресмыкающиеся и черви их едят, в то время, как мы их сжигаем, и, таким образом, они прямиком попадают в рай, не томясь в ожидании ни одной минуты“. При этих словах его разобрал сильный хохот, отсмеявшись, он добавил: „Любовь, которую дарует нам наш Бог, побуждает его послать сразу после совершения обряда сильный ветер, который вознесет к нему умершего в мгновение ока“. И действительно, небольшой отрезок времени понадобился, чтобы превратить в пепел костер, корабль, девушку и ее господина.

На месте, где сгорел корабль, насыпали круглый могильный холм и на вершину его водрузили длинный столб, на котором были написаны имя умершего и имя „русского“ короля. После этого все разошлись по сторонам».