Текст книги "Энциклопедия пиратства"

Автор книги: Жан Мерьен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)

ИДЕАЛЬНАЯ РЕСПУБЛИКА

Два корабля – так как трофейный английский корабль с 32-мя пушками был отдан под командование Караччиоли (неисповедимы пути Господни) – обогнули мыс Бурь и достигли Мадагаскара, а затем Коморских островов.

Здесь разыгрались события, еще раз предвосхитившие учение Руссо: братанье с добрыми дикарями, или, вернее, с дикарками, так как Миссон женился на сестре королевы Анжуана, а Караччиоли – на принцессе. Правда, королеве за невест был внесен «свадебный оброк» в виде 30 ружей, 30 пистолетов, пороха и пуль, что увеличило королевский арсенал более чем в десять раз! И, разумеется, вслед за этим разыгралась война в виде битв с соседним островом Мохели. Данная история была бы совершенно обычной, если бы Миссон не продемонстрировал снова удивительное благородство: пленники были отпущены обратно к их домашним очагам. Гуманизм? Джонсон, менее наивный, предполагает, что Миссон хотел таким образом утвердить свое могущество в этих местах, сыграв классическую игру маятника между суверенными правителями архипелага.

Миссона довольно быстро утомила такая жизнь, особенно, то обстоятельство, что здесь женщины играли немного более значительные роли в жизни островов, чем мужчины. Он решил снова отправиться в экспедицию. Но когда корабль был готов к отплытию, молодые жены решительно отказались сойти с его палубы, куда мужья имели неосторожность их пригласить для последнего осмотра.

Итак, они оказались участницами – в роли зрительниц, безусловно, но без жалоб, – боя против португальского «торговца скоропостижной смертью», вооруженного, как вам это нравится, 60-ю пушками и везущего на своем борту небольшой груз золотого песка стоимостью «всего лишь» в 6 миллионов ливров. Караччиоли, который все-таки в первую очередь был монахом, а уж потом воином, потерял в этом бою ногу.

Но все это было не в счет. Друзья намеривались создать прекрасную республику.

Для этой цели была выбрана широкая бухта Диего-Суареш, одно из лучших мест на Мадагаскаре. Здесь они обосновались со своими сподвижниками, представлявшими собой странное сборище людей, состоящее из французских, английских и португальских пиратов вместе с итальянским монахом, а также малагасийцев, освобожденных черных рабов, жителей Коморских островов, христиан (если можно их так назвать), мусульман, язычников. В одной французской песне есть такие слова: «И все они были добрейшими французами»; по аналогии можно сказать, что такой была Либерталия, где все жили, как братья, отвергая любое насилие (разумеется, это не касалось кораблей, которые они продолжали грабить). Миссон не был ни королем, ни президентом этой удивительной республики, а выбранным на три года «Его высоким превосходительством, блюстителем законов, которому было поручено награждать за смелые и добродетельные поступки и наказывать пороки в соответствии с законами, которые будут установлены» (это неслыханно! они опередили историю почти на сто лет). Англичанин Тью стал адмиралом республики; Караччиоли – председателем государственного совета, включившего в себя «наиболее способных людей, не взирая на их национальность и цвет кожи», который должен был разрабатывать законы. Законы? В анархическом государстве? Безусловно: «Без законов самые слабые граждане будут всегда угнетаться, а это может привести к беспорядкам». Боссюэ при дворе Великого короля «божественного происхождения» выражал свои мысли именно так.

Все так же опережая свое время на сто лет, было положено начало традиции: законы, которых насчитывалось большое количество (что тоже характерно только для следующего столетия), печатались, так как удалось собрать для этого все необходимые материалы, шрифты и пресс и найти человека, умеющего всем этим пользоваться, Царство бумаги у пиратов!

Так как пираты составляли основную часть жителей Либерталии, то их морские экспедиции являлись основным источником средств существования республики и было вполне разумно сформировать что-то вроде кордона вдоль берега с целью добычи продовольствия и других необходимых вещей. И бог мой, как широко было поле их деятельности: торговые суда, корсарские корабли, напичканные отобранными у других богатствами, даже пакетботы – один как-то раз вез на своем борту 1600 пассажиров, которых они отпустили, кроме молодых девушек в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет, так как им было необходимо думать о дальнейшем росте населения республики (конечно, девушки были увезены во имя свободы); даже одна эскадра из пяти португальских кораблей, брошенных против пиратского гнезда, была ими быстро разбита и захвачена.

Либерталия считала себя владычицей мира. «Империи» были бессильны против нее.

Но нет. Она погибла от рук «добрых дикарей», которые напали со всех сторон на колонию, первый принцип которой был предоставить им равенство с другими людьми.

Они ее захватили по-пиратски, бандитским способом. Это был тяжелый удар.

Разбушевавшееся море поглотило Миссона.

К счастью для нас, он доверил англичанину Тью рукопись, написанную, без сомнения, им самим: она вся была испещрена словами, а слова, как устрицы среди камней, всегда ищут бумагу, чтобы на ней закрепиться. Джонсон нашел это неразборчивое сочинение в сундуке одного из своих товарищей в Ла-Рошели; и большое количество доказанных фактов показывает, что эта история не выдумана.

В целом это была пиратская республика.

ЗНАМЕНИТЫЙ КАПИТАН КИДД

Сын пастора, Кидд к своему пятидесятилетию в 1696 году, после продолжительных морских путешествий, обрел спокойную жизнь судовладельца: красивый дом в Нью-Йорке, жена и дети, многочисленные собственные корабли, бороздящие моря во всех направлениях, большая цепь от часов, пересекающая начинающий расти живот (сегодня к его облику добавился бы еще орден Почетного легиона).

Но слишком хорошее положение в обществе может сыграть неожиданную роль в судьбе: чтобы урезонить пиратов в Индийском океане, понадобился капитан с безупречной репутацией; единодушное общественное мнение вытащило Кидда из расшитых домашних тапочек, и по приказу короля он должен был отправиться на поимку этих людей, объявленных вне закона, имея на руках контракт, очень похожий на корсарский; случай очень необычный, ибо бандитов нельзя было рассматривать ни как воюющую сторону, ни как граждан воюющей страны, потому что они не выходили в море ни под каким флагом.

Вблизи Мадагаскара Кидд не добился больших успехов в новом для себя деле: пиратские корабли, более быстроходные, убегали у него из-под носа. Крупные торговые суда, которые он должен был защищать от пиратов, наоборот, представляли для него легкую добычу, если бы он захотел… Ну а по возвращении… «тому, кто вернется издалека, поверят на слово». Одним словом, наш Кидд переметнулся в другой лагерь, начал «работать» в содружестве с пиратами и скоро зарекомендовал себя как настоящий профессионал в нелегком деле грабежа.

Он вел такую беспутную жизнь вплоть до того дня, когда, уже достаточно разбогатев, решил вернуться домой. На его счету было несколько «накладных» с французских кораблей, и он наивно считал, что это может послужить ему алиби перед английским командованием.

Увы! Его «подмоченная» репутация опередила его возвращение на британскую землю. Причем, репутация была настолько прочной (решительно везде он значился как «важная персона» в пиратских кругах), что амнистия, объявленная пиратам в 1699 году, исключала только двоих: Эйвери и капитана Кидда.

Кидд надеялся на свои высокие связи на Антильских островах.

Но могущественные люди часто бывают наивными: они верят, что могут рассчитывать на старые связи, на тех людей, которые им чем-нибудь были обязаны в прошлом. Но именно эти люди всегда самые безжалостные, так как они, безусловно, боятся себя скомпрометировать перед властью.

Наш Кидд был повешен в Лондоне.

Хроника того времени утверждает, что тело его было «пришвартовано» к берегу Темзы, где оно оставалось у всех на виду в течение нескольких лет. Однако на английских берегах водится много морских чаек. Не были ли останки пирата-буржуа их любимой пищей?

КОНЕЦ ПИРАТСТВА НА МАДАГАСКАРЕ

Мы не имеем возможности рассказать здесь о большом числе менее знаменитых пиратов, осевших вокруг Большого острова, таких как, в основном, англичане Томас Уайт, Боуен, Хоуард, Норт, Инглэнд, Тейлор, Кондент или голландец Орт ван Тиль, или француз Ле Вассер, прозванный Глупцом. Многие из них, если не умерли насильственной смертью, то осели на острове, женились и зажили счастливо – редко надолго, – и их истории больше похожи на те, которые можно озаглавить «Белый человек становится королем туземцев», а не на пиратские. С точки зрения морских сил пиратство полностью прекратилось к 1726 году, когда установившийся мир позволил военным морским флотам переключиться на борьбу с пиратами, которые больше не могли пытаться сойти за корсаров, находящихся на постоянной службе, или вспомогательных корсаров, если можно так выразиться.

В целом, пиратство как ремесло белых людей имело на Востоке четыре периода активности: несколько первых попыток во время мира, царившего с момента заключения Вестфальского договора (1648 год) до начала войн Людовика XIV; затем с 1685 года по 1701 год, «большая эпоха», когда «прославились» Эйвери, Миссон, Кидд; время разбросанных по всему океану мелких авантюристов, закончившееся к 1705 году; и, наконец, новый прилив сил в период между 1718 и 1726 годами.

9. XVI–XIX ВЕКА. БЕРБЕРЫ

Берберские моряки, то есть мусульмане «Берберии», Северной Африки, были ли они пиратами или корсарами? Во время первых веков речь, по-видимому, шла, как и везде, о пиратстве, что было вполне объяснимо, так как правила регулярной корсарской службы еще не существовали и разница между пиратами и корсарами не была установлена. Так же как Гинимер считается «архипиратом», как монах Евстафий никогда не может, несмотря на совершенно новый для того времени «патент», рассматриваться как воин на манер Дюгэ-Труэна или Жана Бара, так и первые африканские грабители морей просто являются пиратами.

Их традиции, без всякого сомнения, уходят корнями в далекое прошлое – к карфагенцам. В любом случае, нельзя не вспомнить Гейзериха, этого вандала, завоевателя Северной Африки, которому удалось то, что не смог сделать Ганнибал, так как Гейзерих понял, что вместо того, чтобы предпринимать длинный переход по земле, лучше атаковать Италию с моря.

Но для этого прежде всего были нужны корабли. Будущий Магриб не мог предложить подходящего леса Для постройки кораблей; Гейзерих для начала завоевал Корсику, покрытую в то время камедными деревьями. Как только были построены большие корабли, знаменитые дромоны, обладающие прекрасной скоростью, достигаемой при помощи парусов и весел, Гейзерих собрал со всего света опытных моряков – иберийцев и греков, а также непревзойденных воинов – вандалов и карфагенцев. С ними он начал все сначала: уничтожать торговые римские корабли, грабить берега, блокировать порты, вытеснять римский флот вообще из всех морей. Наконец, в 455 году Рим полностью признал свое поражение на Средиземном море.

Методы, которые применял Гейзерих, чтобы добиться успеха на морских полях сражений, были чисто пиратскими: не закрепляться на новых местах, не устанавливать здесь свои законы, а просто грабить захваченные территории. Нам кажется, что опустошения, приписываемые его бандам разбойников, это просто легенды; как раз наоборот, с гораздо меньшей дикостью, чем наши будущие флибустьеры, без жестокостей, с продуманной организованностью они выбирали из хозяйственной утвари все то, что имело ценность (иногда, конечно, они ошибались, приняв за золото позолоченную бронзу), тщательно все упаковывали и переносили на борт своих кораблей. Даже рабов они сортировали с особой тщательностью. В одну группу отбирались «люди с положением», то есть способные заплатить за себя богатый выкуп, в другую – «квалифицированные рабочие», в особую группу отбирались те, кто знали толк в оружии и морском строительстве. И все рабы, вместе с продовольствием и одеждой, грузились на корабли и привозились в Карфаген. А уж отсюда, в точности как будущие берберы, пираты посылали в Европу христианского священника – обычно карфагенского архиепископа – с просьбами о выкупе.

Несколько веков спустя, сразу после завоевания Северной Африки мусульманами, эта часть Африки стала базой наиболее значительных пиратских флотилий. Начиная с конца VII века, некий Абен-Шапелла привел 70 галер и несколько небольших кораблей к берегам Магриба и Мавритании, грабя по дороге все, что ему попадалось под руку на суше и на море, и обращая всех встречных жителей в веру Магомета.

Как пишет об этом отец Дан, который в 1636 году стал первым и очень значительным историком берберского «пиратства», проживший два года в Алжире и изучивший на месте этот вопрос, «начиная с этого момента, можно было видеть многочисленных христиан, привезенных из всех областей Европы и томящихся в тесных мусульманских тюрьмах в Алжире, Тунисе, Триполи, Марокко, Фесе, Сале, Тетуане, одним словом, во всех городах на побережье до Сент-Мор на Адриатическом море и в других местах».

«Бороздя во всех направлениях моря, пираты находили на захваченных иностранных кораблях все, что только им было нужно для жизни: зерно, вино, легкие ткани, прочный драп, которые транспортировались из Франции, Италии или Испании, слитки золота и серебра, снадобья, драгоценные камни, которые везлись из Индии через Каир, Александрию, Смирну или другие города Ближнего Востока; таким образом, можно сказать, что торговцы всех стран, которые ради небольшой прибыли отдавали на волю случая в далекой стране свои товары и свою жизнь, работали не покладая рук только ради этих безжалостных грабителей, которые, не испытав на себе тяготы и опасности длительного морского пересечения морей, обогащались с легкостью всеми сокровищами Европы и Азии».

Участники крестовых походов в своих плаваньях по Средиземному морю должны были считаться с пиратами, которые оставались весьма могущественными, хотя мы и мало знаем об этом, вплоть до начала XVI века. Несмотря на ослабление могущества «сарацинов», начавшееся в Галлии в VIII веке (Пуатье) и продолжившееся в Испании в течение всех последующих веков, в конце XIV века турки и «берберы» (уже появилось это слово) оставались с этой точки зрения хозяевами Средиземного моря, так что большая франко-генуэзская экспедиция при поддержке фламандцев и англичан, включающая в себя триста галер и сто иных кораблей (1390 год), не добилась успеха в борьбе с пиратами Средиземноморья.

Можно ли продолжать называть их пиратами в XVI веке? Два брата, которых французы называют Барбаросса, Арудж (Рыжая Борода, откуда пошло французское прозвище) и Хайраддин, сыновья горшечника, христианина с Митилены (острова, принадлежащего генуэзцам и рыцарям Родоса), были подлинными пиратами, а также и, начиная новую традицию на многие годы, ренегатами. Добившись успеха, они стали «королями Алжира», хозяевами почти всего Магриба (1510–1530 годы); номинально они были подданными султана Константинополя, но реально имели полную независимость. Основанное пиратами, а потом поддерживаемое корсарами как Великолепные ворота на западе африканского континента, это королевство должно было процветать с помощью морских разбоев. Итак, речь идет, как когда-то давно в случае со скандинавами, о «пиратском народе».

СВИДЕТЕЛЬСТВО ХРОНИКЕРА

Но обычаи со временем менялись, появились корсары; и нельзя было не признавать этих корсаров, имевших на руках мандаты морских военных моряков, находившихся на регулярной службе у своих суверенов. Записи отца Дана (как очевидца) в 1634 году ясно показывают это:

«Капитаны корсарских кораблей, называемые раисами, снаряжают сами свои корабли за свои деньги, если у них есть такая возможность, в противном случае они объединяются на паях с другими капитанами; каждый несет часть издержек, более или менее большую, и имеет соответствующую долю прибыли от экспедиции. Приготовив в дорогу всю необходимую провизию, они берут на корабль столько янычар или солдат, сколько им нужно; их отдают под командование одного капитана, или ага, которому поручено следить за порядком на корабле, и его авторитет распространяется даже на раиса.

Перед отплытием они идут к какому-нибудь известному марабуту (святому человеку), чтобы заручиться его молитвами, что он охотно обещает им и, в свою очередь, дает им барана, которого они увезут с собой, чтобы принести его в жертву в открытом море, если возникнет необходимость просить Бога о попутном ветре; по возвращении они обычно преподносят марабуту множество подарков и богатые дары.

Закончив все приготовления, корсары грузятся на корабль и выходят из порта, сопровождаемые салютом из многих пушечных стволов одного из главных марабутов по имени Сиди Батьен, к которому все они испытывают глубокое уважение; сейчас могила его находится на высоком мысе рядом с городом.

Как только корабль удаляется за пределы видимости из Алжира, корсары сворачивают знамя, сшитое из дорогой ткани, и одновременно убирают все знаки отличия, по которым можно определить, что это корсарский корабль. С этого момента они поднимают флаг Франции или другой могущественной страны Европы, чтобы их принимали за христиан и не опасались; но как бы хорошо они не рядились в шкуру ягненка, те, кто уже имел несчастье встречаться с ними, сразу узнают их при сближении с „христианским“ кораблем».

Эта хитрость со сменой флагов не имеет ничего общего с методами пиратов, а наоборот, является классической именно для корсаров.

Отец Дан продолжает:

«Что дает этим корсарам большое преимущество в море, так это то, что их корабли обычно многочисленны и сильны, в то время как христианские, главным образом из Прованса, – малы и недостаточно вооружены; довольно часто случается, что эти европейские корабли плывут в одиночку, а если они и собираются в небольшую флотилию, чтобы защищать друг друга, то штормы частенько раскидывают их по морю.

К тому же, надо иметь в виду, что европейцы так нагружают свои корабли всякого рода товарами, что они становятся настолько тяжелыми и заставленными всевозможными сундуками и бочками, что не могут взять на борт достаточное число людей для защиты всего этого добра, в то время как корсары, загрузив свои корабли лишь необходимым количеством еды и вина, берут с собой много солдат, артиллерии и боеприпасов. Если корабль, который они атаковали и обстреляли из пушек, все-таки не собирается сдаваться, то скорее они его подожгут или потопят вместе со всем грузом ка борту, чем дадут ему уйти.

Надо сказать, что нет ничего более ужасного, чем видеть, в какую ярость приходят корсары, когда они нападают на вражеский корабль. Сначала они появляются на палубе с засученными до локтей рукавами их одежд, с кривыми саблями в руках, с раздирающими криками и воплями, чтобы сразу устрашить тех, с кем им предстоит драться, но противник часто отвечает им голосом пушек, что быстро приводит нападающих в чувство.

Эти турки и берберы обычно плохо разбираются в морском деле и вынуждены прибегать к помощи христиан, рабов или ренегатов, которые служат им моряками и канонирами. Но, опасаясь предательства со стороны этих членов экипажа, они перед самой битвой запирают их и сковывают по рукам и ногам, чтобы помешать христианам восстать против корсаров во время схватки; и если после более или менее ожесточенной битвы против вражеского корабля им удается завладеть им, что происходит весьма часто, то они в первую очередь забирают с него христиан, которых как пленников увозят в свои города и заменяют их турками.

До начала XVI века пираты Берберии в своих морских набегах пользовались только весельными и малопарусными галерами, но с приходом нового столетия они научились управлять иными кораблями: полакрами, барками, тартанами, более быстроходными, чем первые. Один фламандский корсар Симон Дансер, имел неосторожность научить их пользоваться новыми кораблями».

КАПИТАН ДЬЯВОЛ

«После длительного плаванья по всем морям и многочисленных выдающихся пиратских нападений Симон в 1606 году поступил на службу к алжирцам и приобрел огромное влияние в регентстве, благодаря своему большому опыту в морском деле. Он занимался морскими набегами с берберами в течение двух или трех лет, сжег и пустил ко дну более 40 кораблей; в Алжире его прозвали Дали Капитан, что означает капитан Дьявол. Несмотря на ошибку, которую он совершил, обучив врагов христианства искусству вести более успешные морские сражения, благодаря замене их весельных галер на парусные корабли, он никогда не расставался с мыслью вернуться в Европу, и однажды он сбежал в Марсель, предварительно заручившись обещанием амнистии за свое дезертирство. Еще долго после его отъезда можно было видеть в порту Алжира четыре корабля, оставленных здесь Симоном Дансером.

Приобретя больше навыков в науке управления новыми кораблями, пираты Берберии расширили свое поле деятельности до Гибралтарского пролива. Выйдя из Алжира 15 июля 1617 года с эскадрой их восьми хорошо вооруженных кораблей, они причалили к острову Мадейра, принадлежавшему испанской короне. Высадив здесь 800 турок, пираты опустошили весь остров, забрали все украшения и сокровища церквей, утащили колокола и взяли в плен 1200 человек всех возрастов и общественных положений.

Год 1627, три алжирских корабля под командованием германского ренегата, прозванного Карамора, проникли даже к берегам Дании, где пираты разграбили множество хозяйств, далеко разбросанных друг от друга, и взяли в плен 400 человек. В 1631 году фламандский ренегат по имени Мора-раис решился высадиться в Балтиморе, в Ирландии, откуда он привез 237 человек – мужчин, женщин и детей, которых силой заставил следовать за ним в Алжир, где они были проданы как рабы. На них было жалко смотреть, когда их всех выставили на рынке для продажи. Я узнал об этом от многих свидетелей этой страшной и жалкой сцены, и все они уверяли меня, что не было ни одного христианина на рынке, который бы не заливался слезами и не испытывал крайней жалости к этим честным женщинам и девушкам, видя их во власти диких варваров.

Что касается количества берберских кораблей, то число их достигает 120; я могу уверенно утверждать это, потому что часть их видел собственными глазами, а о других мне рассказывали мои знакомые моряки. В Алжире их насчитывается 70, в основном это небольшие корабли, которые все принадлежат корсарам и имеют на борту 25, 35 и даже 40 пушек. Все эти корабли были отобраны в боях у европейских торговцев, и корсары пользуются ими уже давно, так как не умеют сделать себе новые, но тем не менее они ломают и разбивают те из них, которые не обладают хорошей парусностью, то есть не полностью надуваются ветром или медленно продвигаются вперед с точки зрения берберов.

7 августа 1634 года я был свидетелем отплытия из Алжира флота из 28 этих кораблей, самых красивых и мощно вооруженных, какие мне приходилось здесь видеть. Они взяли курс к берегам Гибралтара, чтобы там ожидать прихода бретонских, нормандских и английских судов, которые обычно в это время спешат в Испанию за вином, маслом и бакалейными товарами. Примерно через восемь дней из порта вышла еще одна эскадра из 5 кораблей, которые направились в сторону Ближнего Востока. Все остальные корабли уже давно находились в море.

В Тунисе флот состоит только из 14 полакр, готовых выйти за добычей на поля морских сражений.

Корсары Сале в настоящее время имеют 30 кораблей, очень легких, таких как плоскодонные парусники и португальские каравеллы; они не могут держать здесь более тяжелые корабли из-за небольшой глубины моря в этом порту.

В Триполи когда-то находилось до 25 корсарских судов, но сейчас их осталось только 7 или 8; остальные были разбиты бурями или захвачены в море рыцарями Мальты. Раньше корсары использовали только бригантины или галеры, но греческий ренегат Мами-раис, усилил их флот современными кораблями.

В сумме число кораблей, стоящих в берберских портах, достигает 122, причем речь идет о больших парусных кораблях, сюда не входят галеры, которых насчитывается примерно двадцать пять».