Текст книги "Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота"
Автор книги: Жан Маркаль
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Канонические Евангелия обходят молчанием вопрос о „связи“ Марии Магдалины и Иисуса Христа, чего нельзя сказать о Евангелиях апокрифических. Так, в Евангелии от Филиппа: можно прочесть следующие строки: „Спутница Сына – это Мария Магдалина. Господь любил Марию более всех учеников, и он часто лобзал ее уста. Остальные ученики, видя его, а любящим Марию, сказали ему: Почему ты любишь ее более всех нас? Спаситель ответил им, он сказал им: Почему не люблю я вас, как ее?“. Но при этом необходимо помнить, что Евангелие от Филиппа – это гностический текст, наполненный символическим смыслом. В этом же тексте, например, можно найти пространное рассуждение о брачном чертоге, которое тем не менее никоим образом не связано с Иисусом. Однако, как бы там ни было, в этом тексте содержится точное указание: рядом с Иисусом всегда были три женщины – мать, сестра и Магдалина. [174]174
См.: Pierre Crépon. Les Évanglies apocryphes, Paris, Retz, 1983.
[Закрыть]
Все это не более чем гипотезы, что, впрочем, не мешает некоторым использовать их ради того, чтобы явить миру новые доказательства в пользу брака Марии и Иисуса. Более того, порой нас пытаются убедить в том, что эти доказательства основаны на подлинных исторических свидетельствах, обнаруженных неким волшебным образом. Как правило, при анализе подобных „свидетельств“ выясняется, что они поддельны. Ярким примером одного из них можно считать историю о Марии из Магдалы, добравшейся до берегов Окситании вместе с семьей и своими детьми, отцом которых был Иисус.Семейство Марии, обосновавшись на юге Галлии, дало потомство, вследствие чего мы и сегодня можем общаться с истинными потомками Иисуса Христа. Почему бы и нет?
Но ситуация еще более усложняется, когда на свет появляется сплав легенд: рассказ о Магдалине переплетается с другой историей, рассказанной хронистом меровингских времен Фредегаром. Следует отметить, что другой хронист той же эпохи, Григорий Лурский, ни разу не ссылается на эту легенду, видимо считая ее нелепой. Речь идет о мифическом (и, безусловно, божественном) происхождении „длинноволосых королей“ Меровингов, владевших искусством магии столь же хорошо, как и военным ремеслом. Впрочем, в первобытных обществах любая война была связана с магией: обучая воинов обращению с оружием, их обучали и магическим приемам, при помощи которых можно было нанести противнику наибольший ущерб. Но вернемся к легенде, изложенной Фредегаром. У основателя династии Меровея (о реальном существовании которого нет ни единого доказательства!) было два отца. Дело в том, что его мать, уже будучи беременной от франкского короля Клодио Длинноволосого, во время купания в море была похищена таинственным существом, которое Фредегар описывает как „Neptuni Quinotori similes“, что, соответственно, заставляет нас вспомнить о знаменитом животном из греческой мифологии. Морской монстр соблазнил ее – таким образом, королева родила сына, знаменитого Меровея, будучи „дважды оплодотворенной“. Иными словами, в Меровее смешались две крови, франкского короля и фантастического (и, разумеется, божественного) чудовища, живущего „по ту сторону моря“. Подобный сюжет далеко не оригинален: герой, появившийся на свет в результате двух зачатий, – не столь уж и редкая тема в кельтской мифологии. [175]175
J. Markale. Épopée celtique d’Irlande, 2 éd., Paris, Payot, 1978; J. Markale. Épopée celtique en Bretagne. 3 éd., Paris, Payot, 1985.
[Закрыть]Вполне возможно, что псевдо-Фредегар воспользовался какой-либо из древних легенд, оставшихся в наследство от германцев и кельтов. Так или иначе, рождению великих людей всегда предшествовало неординарное, сверхъестественное зачатие. Ромул был сыном весталки и бога Марса. Герой ирландского эпоса Кухулин, происходивший от двух отцов, дважды рождался, как и великий бард Талиесин, бывший до второго рождения Гвионом Бахом, вызвавшим на себя гнев Каридвен. Следы мифа о „двойном зачатии“ можно обнаружить даже в ветхозаветной истории: как мы помним, Моисей, отданный на волю волн Нила, был найден дочерью фараона… Практически каждый знатный род стремился заполучить в свою родословную какого-нибудь мифического предка. Так, Юлий Цезарь распространял легенду о том, что основателем его рода был Асканий Юл, сын Энея (матерью последнего была сама Венера); именно поэтому потомок Цезаря Август побуждал Вергилия написать „Энеиду“, которая восславила бы Рим – а заодно и императорскую семью рода Юлиев. В список „охотников за мифологическими родословными“ можно внести как Плантагенетов, ведущих свой род от феи, так и потомков Мелюзины Лузиньянов.
Но вернемся к Марии Магдалине, а заодно и „делу Ренн-ле-Шато“. В недавнем прошлом некоторые авторы сочли нужным смешать рассказ о зачатии Меровея с легендой о Марии из Магдалы, которая была супругой Иисуса Христа и матерью нескольких детей. Из получившегося „сплава“ мы узнаем, что пресловутый морской монстр, оказывается, не что иное, как олицетворение человека, пришедшего „с другого берега моря“, потомка божественного рода. О нет, это не Иисус, как вы, возможно, подумали, – это всего лишь сын Иисуса и Марии из Магдалы, и это дает право утверждать, что меровингские короли ведут свой род от потомков Иисуса. Да… „длинноволосые короли“ преображаются на глазах – они становятся „божественными королями“! Вся эта басня была сочинена в угоду тем, кто утверждает, что на свете еще существуют законные потомки Дагоберта II, убитого приблизительно в 678 году по наущению Пипина д’Эристаля, основателя капетингской династии. Факт участия в этом деле майордома бесспорный, его не может опровергнуть даже тот факт, что впоследствии власть вернулась к Меровингам младшей ветви: власть эта была иллюзорной, поскольку рычаги управления были в руках Пипинидов. Время правления „ленивых королей“ по-прежнему остается малоизученным периодом в истории, что неминуемо порождает всякого рода домыслы. А от домысла, к сожалению, всего один шаг до вымысла.
Вымысел в нашей истории начинается с женитьбы Дагоберта II на Гизеле из Редэ, дочери вестготского короля. В момент убийства Дагоберта II его сын Сигиберт IV был спасен и привезен его сестрой Ирминией в Разе, которым владел его дед Вера, граф Редэ. У Сигиберта IV были потомки, ставшие своего рода тайной меровингской династией, ведущей род от прямого потомка Меровея; „пылкие отпрыски“ этой династии существуют и в наше время, по крайней мере, в некоторых эзотерических кругах.
Несчастье лишь в том, что ни в одном историческом источнике нет ни единого упоминания о браке Дагоберта II и Гизелы из Редэ… Более того, в момент гибели Дагоберта II его сыну (чье существование еще следует доказать!) было от силы три года, а его сестре Ирминии, которая привезла Сигиберта в Разе, едва исполнилось четыре», подумать только, какие скороспелые дети в этом семействе! Воистину волшебство, – не иначе как кровь франков действительно смешалась с божественной Христовой кровью! Те же сомнения возникают и насчет Беры, графа Разе: ни один из документов не упоминает его имени; к тому же известно, что первым графом Разе был Гильом Желлонский – он же святой Вильгельм Желлонский, он же Гильом Оранжский, в 781 году получивший титул графа из рук Карла Великого. Однако нас настойчиво уверяют в том, что существуют документы, подтверждающие существование прямых потомков Меровингов: «Документы, позволяющие установить истину, вероятно, были среди тех манускриптов, которые нашел в Ренн-ле-Шато аббат Соньер. Один из них, как известно, был подписан Бланкой Кастильской и являл собой доказательство существования меровингского рода, продолжившегося благодаря Сигиберту IV». [176]176
Richard Bordes. Les Mèrovingiens à Rennes-le-Château, p. 15.
[Закрыть]Но, увы, «документы аббата Соньера никто никогда не видел. Почему их так и не предъявили публике, несмотря на то, что их содержание уже давно известно?» [177]177
Richard Bordes. Les Mèrovingiens à Rennes-le-Château, p. 27.
[Закрыть]Вопрос уместен. Но ответа можно ждать вечность.
Надеяться в этом случае можно лишь на чудо. Кто знает, может быть, оно и произойдет: в конце концов, разве эти нынешние Меровинги не являются потомками божественногорода? Правда, наше время не очень-то благосклонно к чудесам. Даже если Иисус и был чудотворцем, то его потомки, скорее всего, не обладали способностями отца. К тому же, углубляясь в прошлое в поисках своих корней, мы должны помнить, что по закону простой арифметической прогрессии количество наших предков в конце концов будет исчисляться миллионами. Иными словами, все люди в той или иной степени одна большая семья…
Во всем этом пестром полотне вымысла, искусно сотканном талантливыми авторами, не преминувшими вплести в него и рассказ о «знаменитой расе», которая пришла из иных земель, все же есть достоверные, неопровержимые факты. Одним из них является существование церкви Святой Магдалины в Ренн-ле-Шато, необычного храма, главная роль в котором отведена Марии из Магдалы. И это для нас важнее всего.
Глава IV
«АРКАДСКИЕ ПАСТУХИ»
Вряд ли у кого-либо может возникнуть сомнение в том, что уединенная могила, спрятанная с тени деревьев неподалеку от дороги, ведущей в Арк, появилась в округе Пейроль случайно. Ее точное подобие мы можем увидеть на полотне Никола Пуссена «Аркадские пастухи», однако доподлинно известно то, что надгробие в Арк не могло служить моделью художнику: в XVII веке его еще не существовало, гробница появилась на свет гораздо позже картины французского живописца. Правда, этот документально подтвержденный факт еще не дает ответа на вопрос, каким образом Пуссену удалось изобразить пейзаж, в точности повторяющий окрестности Арк… Еще одна загадка и без того загадочного края Разе, не дающая покоя умам и вызывающая горячую полемику.
Гробницу нельзя назвать древней: она появилась во времена Соньера при обстоятельствах, лишенных какой-либо таинственности. В 1883 году земли, на которых ныне находится памятник, скупил внук одного промышленника; в 1903 году он решил построить на них гробницу, выбрав для этого дела небольшой холм, расположенный в пятидесяти метрах от дороги в Арк. По его замыслу, в этом месте должны были покоиться члены его многочисленной семьи, и, чтобы осуществить свой проект, он обратился за помощью к местному каменщику, господину Буррелю из Ренн-ле-Бен. Но в 1921 году почтенные родственники внука промышленника, уже успевшие занять места в склепе, было потревожены: их переместили в склеп на кладбище в Лиму, а чуть позже само владение было продано другому промышленнику, американцу г. Лоуренсу. Гробница осталась нетронутой (то есть ее никто не занял) и пребывает в том же состоянии и поныне. Ее и сейчас можно увидеть в куще деревьев на холме, у самого края обрыва, рядом с маленьким мостиком, перекинутым через пересохшее русло источника. И если в этих местах окажется тот, кто знаком с картиной Пуссена, он без труда узнает пейзаж, открывающийся позади гробницы.
Все это заставляет задуматься. Вне всякого сомнения, заказчик этой гробницы знал о произведении художника. Он бы не выбрал это место и не стал бы копировать монумент, порожденный фантазией Пуссена, если бы не видел оригинала. Но с какой целью это было сделано? Никто так и не узнал, каковы были истинные намерения владельца гробницы: когда на сходство этих «произведений» обратили внимание, их создатели уже давно покоились в могилах. Разгадка тайны, очевидно, покинула мир вместе с ними.
Конечно, можно предположить, что Пуссен, вдохновленный видами в окрестностях Арк, не придумал ничего лучше, как увековечить на полотне понравившийся ему пейзаж. Но это не так. Никола Пуссен, родившийся в Лез-Андели, слишком рано покинул Францию: он работал в Италии, где и скончался. «То, что Пуссен, живший во Франции всего лишь два года (с 17 декабря 1640 года по 25 сентября 1642 года), мог покинуть Париж и целых три месяца трудиться над картиной в Корбьерах, кажется маловероятным. Если бы Пуссен посещал этот край, об этом остались бы свидетельства… Более того, можно с уверенностью утверждать, что художник не мог вырваться из Парижа, поскольку при дворе на него была возложена официальная миссия. Он был буквально завален работой». [178]178
René Descadeillas. Mythologie du trésor de Rennes. p. 141–142.
[Закрыть]«Аркадские пастухи», представленные в Лувре, не единственная картина французского живописца, написанная на эту тему. Существует и другое полотно, более ранняя работа Пуссена, в течение двух веков хранившаяся в галерее герцогов Девонширских, в Англии. К слову сказать. Пуссен был не первым художником, воплотившим подобный сюжет в художественную форму: стоит напомнить о картине Джованни Гверчино, написанной в 1618 году, – вполне возможно, что Пуссен был вдохновлен именно ею. Общим для этих трех картин является изображение пастухов, читающих надпись на могильном камне: «Et in Arcadia ego». Загадочная фраза (ее можно перевести двояко: «И вот я в Аркадии» либо «И я бывал в Аркадии») привлекала внимание толкователей не меньше, чем герои картины, – казалось, каждая деталь в этих произведениях наполнена символическим смыслом. На картине Гверчино, фоном которой служит скалистый пейзаж, два пастуха, опираясь на посохи, разглядывают надгробие, на котором покоится череп (в нем можно увидеть пробоину, что вновь отсылает нас к древнему германскому ритуалу – пробитый череп не давал покойному возможности «вернуться»). На полотне Пуссена, хранящемся в Англии, изображены три пастуха, один из которых сидит в усталой позе, а два других взирают на гробницу с каким-то испугом. Пастушка по левую руку от них тоже рассматривает гробницу, но почти безучастно.
Наибольший интерес представляет третья картина, хранящаяся в Лувре. Это полотно считается совершенным образцом композиционной соразмерности: правило «золотого сечения», это знаменитое соотношение 1,618, [179]179
Полотно Пуссена полностью соответствует правилу «золотого сечения», то есть его композиция выстроена соразмерно тому, что Пифагор назвал «божественной пропорцией» (деление в крайнем и среднем отношении, равное числу 1,618003399…). Еще в античные времена было замечено, что это число можно получить из соотношения отрезков между первой и второй и между второй и третьей фалангами пальца: пуп разделяет человеческое тело в той же пропорции. Золотому сечению, результату точного математического подсчета, всегда придавались сакральные и даже магические свойства.
[Закрыть]соблюдено Пуссеном полностью, все скомпоновано так, чтобы сделать надпись фиктивным, но абсолютным композиционным центром. Три пастуха и пастушка окружили могильный камень. Пастух, находящийся слева, опершись на посох, прислонился к надгробному камню; его лицо полно любопытства. Его напарник, опустившись на левое колено, ведет по надписи указательным пальцем, словно читая ее. Третий пастух находится справа от гробницы. Наполовину склонившись и опираясь на посох, он указывает левой рукой на надпись, но голова его вопросительно повернута к пастушке. Та, положив руку на пояс, стоит слегка опустив голову; по выражению ее лица можно догадаться, что она знает значение надписи, которое неведомо ее товарищам. Таинственный пейзаж на заднем плане – гребни гор в голубом небе; в просветах между ветвями деревьев видны сгустившиеся облака, подсвеченные красным заревом, какое можно наблюдать перед закатом солнца.
По поводу этого полотна было выдвинуто множество предположений и объяснений. Искусствоведы заверяют, что в нем нет ничего таинственного. Когда Пуссен создавал «Аркадских пастухов», он был тяжело болен и знал, что его дни сочтены. Художник воспользовался существующим сюжетом, чтобы воплотить в нем идею о неизбежности смерти и скоротечности земного существования, что было созвучно в тот момент его собственному мироощущению. Так или иначе, картина была написана по заказу кардинала Роспильози (будущего папы Климента IX), попросившего художника создать произведение, которое воплотило бы в себе «философскую истину». Поэтому живописец решил воспользоваться известным мифом об Аркадии.
Аркадия – горный дикий уголок Пелопонеса, напоминающий арену, окруженную венцом из гор, из-за чего этот регион в некоторой степени обособлен от внешнего мира; долгое время «арена» Аркадии была покрыта лесами. Свой мифологический статус этот край приобрел уже во времена античности: считалось, что название «Аркадия» произошло от имени Аркас, так звали сына нимфы Каллисто, верной спутницы Артемиды, сопровождавшей ее во время охоты. Согласно мифу. «Зевс обольстил спутницу Артемиды нимфу Каллисто и превратил ее в медведицу, чтобы спрятать нимфу от Геры. Однако если верить другим мифам, в медведицу ее превратила сама Артемида, чтобы наказать свою спутницу за нарушение обета девственности. Медведицу Каллисто во время охоты Артемиды затравила собачья стая, а сама Артемида, по наущению ревнивой Геры, пронзила ее своей же стрелой. Чтобы спасти Каллисто от гибели, Зевс унес ее на небо, где она превратилась в созвездие Большой Медведицы. О Маленькой Медведице говорят, что это либо собака, преследующая медведицу, либо сын Каллисто, предок обитателей Аркадии». [180]180
Michel Praneuf. L’Ours et les Hommes, Paris, Imago, 1989, p. 37–38.
[Закрыть]Миф говорит о многом. Прежде всего имя «Аркас» происходит от индоевропейского корня «orks», что означает «медведь»; этот же корень лежит в основе греческого «arktos», ирландского «art», бретонского «arz» и, наконец, латинского «ursus». С одной стороны, древнее имя края может говорить о том, что в давние времена в Аркадии водились медведи, однако символический смысл, который заложен в образе медведя, вполне может объяснить то, почему Аркадия стала олицетворением Иного мира, параллельной подземной вселенной, не знающей о том, что такое смерть. Действительно, медведь спит в берлоге всю зиму и просыпается лишь летом, когда сверкает солнце. Но это равным образом и миф о короле Артуре, который спит на острове Авалон. Вот поэтому Аркадию из греческой мифологии можно считать эквивалентом острова Авалон и даже кельтского Иного мира, мира подземных холмов, где живут боги и герои древних времен.
Вернемся, однако, в мир наземный, в котором обитает Никола Пуссен – человек, увлеченный доктринами герметизма. Известно, что прославленный живописец часто встречался с людьми, входившими в различные тайные «братства». Без сомнения, он и сам был членом одного из таких «инициатических обществ», наводнивших в XVII веке Италию и Францию. Его покровителем был Никола Фуке, поддерживавший с художником близкие отношения. В 1655 году суперинтендант финансов Никола Фуке направил в Рим своего брата, аббата Луи Фуке, «с тайным поручением приобрести произведения искусства, призванные украшать Бель-Иль, Сен-Манде и замок Во-ле-Виконт». Аббат обратился непосредственно к Никола Пуссену. Но только ли за этим прибыл в Рим брат суперинтенданта финансов Франции? В этом можно усомниться, прочитав письмо, посланное аббатом своему брату: «Вместе с господином Пуссеном мы задумали кое-что, что, благодаря господину Пуссену, окажется для Вас выгодным, если только Вы этим не пренебрежете; короли с большим трудом смогли бы вытянуть это у него, и после него впоследствии, быть может, никто в мире этого не возвратит; к тому же это не потребует больших расходов, а может обернуться выгодой, и это сейчас разыскивается многими, и кто бы они ни были, но равного или лучшего достояния сейчас на земле нет ни у кого».
Возможно, речь идет всего лишь о «темных делишках», связанных с миссией аббата, о неких не слишком достойных способах раздобыть произведения искусства по выгодной цене, о чем, кстати, будет заявлено в других письмах Луи Фуке к своему брату. Однако выражения, коими аббат уснащает это послание, все же чересчур таинственны для простой махинации с картинами. Возможно, между строк Луи Фуке сообщал брату некую информацию, гораздо более важную, чем сведения о трудностях, возникших при приобретении объектов искусства. Предположений, высказанных на этот счет, может быть множество, но одно можно сказать точно: Никола Фуке получил пожизненное заключение за то, что хранил секрет, который он не должен был раскрывать ни при каких обстоятельствах. Почему после ареста Фуке Кольбер предпринял поиски в архивах Разе? Что он искал? Удастся ли нам когда-либо распутать этот клубок противоречий?
Однако в биографии Никола Пуссена есть еще более любопытные подробности. Художник пользовался печатью, на которой был изображен человек, держащий в руках ковчег с девизом «tenet confidentiam», что можно перевести как «он хранит тайну». Что ж, обратимся к «тайне» – к произведению Мориса Барре «Тайна, полная света», опубликованному после его смерти. В этой книге собрано множество сведений о художниках, но некоторые замечания, высказанные Барре по поводу того или иного художника, поначалу приводят в замешательство. Так, автор пишет, что многие живописцы были членами инициатических братств, в частности, многие из них принадлежали к некоему «Ангельскому Обществу». Он подозревает в этом Делакруа, в том числе, из-за «ангельского аспекта его живописи»; под подозрением оказывается и Клод Желле (Лоррен), о котором Барре пишет: «Как кажется, он не появился на свет сразу, его готовили к этому». Иными словами, поступками и желаниями Клода Желле управляла секта спиритуалистов, членом которой он являлся. Барре добавляет: «Если кто-либо хочет узнать и понять Желле, ему следует обратиться к произведению Иоахима фон Зандрарта, где он изображен в достойной компании рядом со своим другом Никола Пуссеном». Нужно ли заключить из этого, что Никола Пуссен принадлежал к тому же «братству»? Продолжая разговор о Клоде Лоррене, которого он сравнивает с Пуссеном, Барре пишет: «Он был бы ничем, если бы его руку не направляли Ангелы, если бы он не был в этом небесном обществе, если бы его отстранили от того, что его вдохновляло и поддерживало. Он знал свое дело, но кроме него он ничего не умел». Итак, со слов Барре становится ясно, что «Ангельское Общество» существовало и в него входила большая часть художников и писателей своего времени. Но что еще лучше, автор раскрывает «пароль» этого общества: «Мы всегда должны оставлять в какой-нибудь части своего шедевра могильный каменьсо знаменитой надписью „Et in Arcadia ego“».
Те, кто еще сомневается в существовании «Ангельского Общества», условно-опознавательный знак которого изобразил на гробнице Пуссен, могут ознакомиться с письмом Жорж Санд к Поставу Флоберу от 17 декабря 1866 года. Вот что пишет «добрая дама Ноана»: «Во всяком случае, сегодня я готова начертать свою эпитафию! „Et in Arcadia ego“ – вы понимаете, о чем я». Последние слова объясняют все лучше, чем пространные комментарии на этот счет. Прежде чем стать «доброй дамой Ноана», Жорж Санд принимала участие во всех движениях в духе утопизма; она прекрасно знала, как следует относиться к некоторым «братствам», унаследовавшим в той или иной степени традиции «Баварских иллюминатов» и тайных «орденов» средневековья. До появления на свет «Чертовой лужи» ею был написан роман «Консуэло», одним из эпизодов которого становится встреча Консуэло с Невидимыми, членами таинственной секты. Вот как описывает их Жорж Санд: «Они – подстрекатели всевозможных восстаний, они имеют доступ ко двору любого государя, управляют всеми делами, решают вопросы войны и мира, выкупают пленных, облегчают участь несчастных, карают негодяев, заставляют королей дрожать на своих тронах, словом – от них зависит все счастье и все несчастья на этом свете». [181]181
Жорж Санд.Графиня Рудольштадт // Собр. соч. Л.: Художественная литература, 1973. Т. 6. С. 221.
[Закрыть]Возможно, и Никола Фуке в бытность свою заставил Людовика XIV если не подрожать на троне, то хотя бы немного поволноваться, покуда ему не пришлось трепетать самому – вероятно, потому, что он предал «братство», к которому принадлежал. Предательства организациями такого рода не прощаются. Невидимые всегда там, где им надлежит быть: «Невидимые – это люди, которых никто не видит, но которые действуют… Никто не знает, где они живут, но они повсюду. Многих путешественников они убивают, а многих других спасают от разбойников – смотря по тому, кого они считают достойным наказания, а кого – защиты». [182]182
Жорж Санд.Графиня Рудольштадт // Собр. соч. Л.: Художественная литература, 1973. Т. 6. С. 221.
[Закрыть]Как тут не вспомнить аббата Жели, убитого в Кустоссе без видимых на то причин? Разве то, что рядом с ним был найден листок сигаретной бумаги с надписью «Viva Angelina», не доказывает присутствия в Разе членов «Ангельского Общества»? Неужели после всех этих доводов найдется тот, кто еще сомневается в существовании этого братства, действительным членом которого был Никола Пуссен, а мифической родиной – страна Аркадия?
Увы, «Иллюминаты» – это реальность, пусть даже прикрытая налетом духовности. В своей «Истории революций» Луи Блан посвящает им строки, в какой-то мере напоминающие завуалированное похвальное слово: «Могущество этой организации основано на простом влечении к тайне; она может подчинять своей воле и вкладывать свои желания в души тысяч людей в каждом уголке мира… Путем медленного и поэтапного обучения она может превратить этих людей в совершенно новые существа; невидимые, никем не узнанные вожди могут сделать их послушными своей воле вплоть до сумасшествия или гибели. Они и множество им подобных оказывают тайное воздействие на души, стоят за спиной правителей европейских государств и управляют их странами, а то и всей Европой. Уничтожение веры, ослабление монархии, упразднение привилегий, данных от рождения, и права собственности – таков гигантский план Иллюминизма». Похоже, Луи Блан доволен таким положением дел, поскольку это, по сути, его идеал. Как известно, Великая французская революция (как, впрочем, и революция 1917 года в России, и водворение нацизма в Германии) была подготовлена тайными обществами, которые не произносили своих имен вслух, но зато во всеуслышание заявляли о своих филантропических и спиритуалистских целях. Изменить мир! Можно ли найти более двусмысленное выражение, чем эти слова, под которыми мог подписаться как Карл Маркс, так и Артюр Рембо? Изменить мир – в угоду кому, согласно чьей идеологии?
В конце концов, с того же начинали и первые христиане, образуя в той или иной степени тайные секты. Но как только христианство стало единственной официальной религией Римской империи, положение дел изменилось: на свет появились другие секты, действующие, подобно первым христианам, в тени. Их целью, в свою очередь, стало дестабилизировать существующий церковный уклад и в конечном счете уничтожить христианство. Таков уж свет…
Но в отрывке, взятом из «Истории революции», пугает не пафос автора, а его выражение «простое влечение к тайне». Вернемся в Разе, к нашему «делу Соньера»: кем был кюре Ренн-ле-Шато – членом «Ангельского Общества» или его жертвой? Точного ответа на этот вопрос нет, но невидимое присутствие этого общества в «деле Ренн-ле-Шато» может ощутить каждый из нас…
Тайна неизменно оказывает воздействие на умы людей. В одном из своих произведений, опубликованном уже после смерти автора, в 1910 году, Сент-Ив д’Альвейдр описывает странное подземное королевство, названое им Агарта (с не меньшим успехом он мог бы назвать его Аркадией). В этой стране, спрятанной в недрах земли, живет никому не известный народ, которым правит Властелин мира, в то время как его невидимые посланники приходят в наш мир для того, чтобы управлять им. Все это напоминает идеи, уже высказанные в книге «Грядущая раса» Эдварда Джорджа Эрла Бульвер-Литтона, более известного читателям по роману «Последние дни Помпеи». Тема, развитая им в «Грядущей расе», взята из «Священного Писания» иллюминатов: под землей обитает неизвестная раса Ана, значительно опередившая человечество как в области технологий, так и в интеллектуальном плане. Социальная борьба в их мире закончилась установлением бесклассового общества, а наивысшей его технологией стал источник невероятной энергии, вриль. В их мир можно попасть через глубокую трещину «с изорванными и, видимо, обугленными краями, как будто разрыв породы произошел здесь под действием вулканической силы, в какой-нибудь отдаленный геологический период». Могущество Ана не имеет пределов, потому что эта неизвестная раса владеет абсолютным оружием, которое позволит ей когда-нибудь восторжествовать над всем миром. Все эта загадочность вызывает любопытство – и в то же время тревогу…
Таинственная раса, описанная Бульвер-Литтоном, заслуживает отдельного разговора. В романе говорится, что Ана были потомками кельтов. Сам Бульвер-Литтон (1803–1873), министр королевы Виктории, был членом Ордена розенкрейцеров и общества «Golden Dawn», сыгравшего свою роль в истории сект: оно способствовало развитию некоторых тайных обществ, породивших на свет нацизм. Автор «Грядущей расы», потомок знаменитого алхимика XVII века, в совершенстве знал кельтские мифы, по меньшей мере, те уэльские и ирландские легенды, которые к тому времени были опубликованы в Великобритании. Поэтому понять, кто такие Ана, не составляет труда. Это «anaon» из бретонских легенд, усопшие, которых видят по ночам на песчаных равнинах и у речных берегов. Это сыновья богини Дон из мифологии валлийских кельтов, древние волшебные боги из религии друидов. Это ирландские Племена Богини Дану, древние божества, обитающие в холмах («sidh»), в огромных каирнах, которыми столь богаты земли Ирландии и Англии. Полые холмы, населенные божествами, – это Иной мир, волшебное подземное царство. Впрочем, могущественные Племена Богини Дану могут покидать свои холмы: смешиваясь с людьми, они управляют ими по собственному усмотрению. Эти таинственные существа входят в обычный набор кельтских преданий: ни один ирландец не поставит под сомнение существование баньши (дословно «женщина из холма»), феи или таинственного божества, способного изменять человеческие судьбы. Ирландское слово «sidh» может означать «мир». Подземный мир, описанный кельтами, – это «мирная вселенная», в которой отсутствует время, а пространство бесконечно. В нем не действуют привычные законы логики, а потому возможно все: волшебство, магия, фантастические метаморфозы. Мир, созданный воображением Бульвер-Литтона, во многом похож на место обитания богов из древних кельтских легенд, но он наполнил этот мир существами, взятыми из иной традиции. Его источником вдохновения стали идеи «Баварских иллюминатов», розенкрейцеров и «Golden Dawn», что превратило его роман в показательный образец того, что творилось в интеллектуальной среде Англии в конце Викторианской эпохи.
Все это, впрочем, тесно связано с мифом о Граале, претерпевшим на своем веку немало литературных перевоплощений. Вриль, удивительная энергия, описанная Бульвер-Литтоном, не что иное, как зеленый луч из одноименного романа Жюля Верна. Как обычно, французский фантаст дает этому феномену научное истолкование: зеленый луч естественного происхождения. Но в других романах того же времени, написанных в жанре научной фантастики, зеленый луч становится высшей энергией, которую можно обращать как во благо человечества, так и во зло ему, – все зависит от того, в чьи руки она попадет. Иными словами, это тот же Грааль, каким описал его Кретьен де Труа, та самая таинственная чаша, от которой исходит свет, – или же, согласно другой традиции, чаша из изумруда, сорвавшегося с чела Люцифера («Несущего Свет») во время восстания ангелов. Во времена Жюля Верна еще не говорили об атомной энергии, но ее прототип уже вовсю действовал на страницах фантастических романов. Вриль – это абсолютная энергия. Но источником подобной силы может быть только Грааль: именно он хранит в себе «вриль», только от этой священной чаши, символа вечного поиска, может исходить «зеленый луч».