Текст книги "Заговор Важных"
Автор книги: Жан д'Айон
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Эпилог
Утро, последовавшее за неудачным покушением на Мазарини, Луи провел вместе с родителями, неустанно пересказывая им все свои приключения. Еще он написал и вручил Никола две записки – для Жюли и для Гофреди; бывший рейтар все еще проживал у Венсана Вуатюра и вел наблюдение за дворцом Рамбуйе.
В полдень паж, прибывший из дворца Рамбуйе, передал Луи приглашение на обед к маркизе. Несмотря на протесты родителей, молодой человек приглашение принял. Впрочем, господин и госпожа Фронсак понимали, что не они одни ждали возвращения сына.
Вымывшись – впервые за последнюю неделю! – и избавившись от блох, Луи переоделся в простую, но чистую одежду и, как обычно, завязал черные банты на манжетах белоснежной рубашки. Подаренная отцом широкополая шляпа удачно дополняла его костюм, и, несмотря на отсутствие усов и слишком короткие волосы, Луи выглядел великолепно.
За столом у маркизы помимо хозяйки и Жюли де Вивон присутствовали Венсан Вуатюр и Гофреди. Несмотря на то, что Жюли д'Анжен возражала против присутствия за столом неотесанного рейтара, деликатная маркиза не могла обойти вниманием боевого товарища Луи.
Фронсаку в очередной раз пришлось рассказывать о своих приключениях, вспоминать все подробности и отвечать на тысячу вопросов.
Вуатюр хотел знать все.
– Значит, в пятницу ты проник в разбойничью шайку, а в воскресенье все уже завершилось? – Поэт задумчиво умолк, а потом изрек: – Собственно, получается, что ты за три дня расстроил заговор, на приготовление которого ушел не один месяц? А все понесенные тобой жертвы – пара лишних дней разлуки с божественной Жюли?
– Можно сказать, что так, – согласился Луи. – Правда, тогда я и думать боялся, сколько может продлиться наша разлука. Чтобы унять тоску, я даже пытался писать стихи. – И, набрав в легкие побольше воздуха, Луи начал:
Тогда божественная нимфа…
Но у него быстро перехватило дыхание, следующая строка как-то позабылась, и он в растерянности умолк, вызвав веселый смех у всех сотрапезников.
– Ты забыл, Луи, что поэт – это я, а не ты, – назидательно заметил Вуатюр. – А посему я предлагаю вашему вниманию сонет. – Он чуть-чуть помолчал, а потом начал нараспев:
Тогда божественная нимфа…
Вуатюр умолк, а потом, нисколько не смутившись, заявил:
– Действительно, прекрасное начало! А продолжение получишь потом. Я пришлю его тебе!
Когда трапеза завершилась, Луи извинился и, отозвав в сторону Жюли, сказал:
– Мне пора ехать. Это моя последняя и, без сомнения, самая трудная миссия…
Лицо Жюли де Вивон помрачнело, а Луи сказал:
– Я вижу, ты встревожена, но поверь, мне необходимо пройти через это испытание, хотя след от него останется в душе моей на всю жизнь. Но я должен это сделать в память о короле, покойном короле. Вернувшись, я все тебе расскажу.
Но его слова не успокоили Жюли.
На лошади, предоставленной ему маркизом де Рамбуйе, и в сопровождении Гофреди Фронсак отправился в Гран-Шатле. По дороге Луи думал только о том, какую тяжелую задачу предстоит ему выполнить.
Прибыв в Гран-Шатле, он поспешил в кабинет Гастона; комиссар сидел за письменным столом и составлял какую-то бумагу. Услышав, как Луи вошел в комнату, Гастон поднял глаза:
– Я ждал тебя, Луи, я готов. Два десятка стражников ждут внизу, это мои лучшие люди, ими командуют Лагут и сержант Вильфор. На них можно положиться. Ты по-прежнему уверен в своих выводах?
– К сожалению, да!
Сев на коней, они в сопровождении отряда полицейских стражников отправились на улицу Пти-Шан; в арьергарде ехала карета с запорами на дверцах.
Прибыв к дому Анны Дакен, Гастон, расставив стражников возле всех выходов, постучал в дверь. Открыла старая сморщенная служанка.
– Я пришел к госпоже Дакен, – произнес Гастон.
– Она никого не принимает.
Прежде чем старуха сообразила, что к чему, Гастон ударом ноги распахнул дверь и махнул рукой Лагуту. Стражники ринулись в дом: двое бросились обследовать первый этаж, остальные последовали за комиссаром на второй.
Гастон стремительно взбежал по лестнице, Луи следом. Добравшись до лестничной площадки, нотариус указал на дверь комнаты, где некогда его принимала хозяйка дома. Теперь они вошли не постучавшись. Анна Дакен с помощью молоденькой служанки складывала чемодан. Встрепенувшись, она вопросительно взглянула на непрошеных гостей.
– По какому праву… – начала она, побледнев.
– Сударыня, именем короля я вас арестую за убийство супруга и за сообщничество с убийцами короля Франции.
Голос Гастона был холоден как лед. Бросив на него убийственный взор, Анна закатила глаза и упала в обморок. Дрожа от страха, служанка отступила вглубь комнаты. В ту же минуту внизу раздался страшный шум, за ним последовали крики и глухие удары. Луи знаком показал Гастону, что пойдет узнать, в чем дело. Пока он спускался, шум прекратился. Внизу, у подножия лестницы, связанный по рукам и ногам, лежал брат Анны, окруженный стражниками во главе с сержантом Вильфором.
– Мы вытащили его из кровати. Он спал, а потому схватить его труда не составило, – усмехнулся Вильфор, чернявый беззубый человечек с неприятным лицом. – Тем не менее пришлось повозиться…
– Что вам от меня нужно? Что это значит? – завопил молодой человек, узнав Луи.
Из его разбитых губ текла кровь.
– Вам не стоило приходить к госпоже де Шеврез, – печально объяснил Луи. – Когда я увидел вас там, мои подозрения подтвердились, и все стало на свои места. Тем более я узнал, что в Лувре вы служите на кухне. Это вы отравили короля.
– Неправда! – отчаянно прокричал Филипп. – Оставьте меня! Герцогиня де Шеврез освободит меня, она бросит вас в тюрьму. Герцог де Бофор скоро станет главным…
Он кричал, грозил с пеной у рта…
– Свяжите его и заткните ему рот, – приказал Луи полицейским. – Я сейчас вернусь.
И он поднялся в комнату к хозяйке дома. Анна Дакен пришла в себя, но пока она была в обмороке, Гастон успел связать ее.
– Следуйте за нами, – произнес комиссар. – Экипаж ждет нас.
Во двор спустились все вместе. Взором, исполненным ужаса, Анна в последний раз взглянула на Фронсака. Она понимала, что ее ожидает.
Опечаленный, Луи отвернулся: вдова Дакен по-прежнему была дивно хороша.
Гастон приказал Вильфору:
– Заприте их в карете. Лагут и еще двое останутся со мной. Остальные сопровождают экипаж в Шатле. Когда приедете на место, отведите их в потайную камеру. Они не должны ни с кем разговаривать. И всем молчать о том, что здесь услышали.
Вильфор кивнул и повел арестованных к экипажу. Десяток стражников энергично разгоняли собравшуюся у дверей толпу любопытствующих. Несколько человек отправились следом за экипажем.
– Вы останетесь внизу, – приказал комиссар Лагуту. – Ни кто под страхом смерти не должен сюда входить.
И вместе с Луи вернулся в дом.
– Надо провести обыск, Луи, собрать все бумаги, связать их, запечатать и передать Дре д'Обре.
Обыск продолжался два часа. Письма обнаружил Луи. Ознакомившись с их содержанием, он показал их другу;
– Вот доказательства. Здесь все сказано предельно ясно. Увы, сомнений больше нет…
В молчании они доехали до Шатле. Антуан Дре д'Обре решил лично заняться этим делом, и друзья передали ему все, что нашли во время обыска. Теперь судьба вдовы Дакен и ее брата была в жестких руках правосудия. И у Луи исчезла последняя надежда еще раз увидеть Анну Дакен.
Так закончился понедельник тридцать первого августа 1643 года.
Два дня Луи пребывал в глубочайшей меланхолии, сменявшейся то сожалениями, то угрызениями совести. Вдобавок после столь бурных событий он не знал, чем ему заняться.
Несколько раз он встречался с Жюли, и они долго гуляли по аллеям Елисейских полей, этого чудесного уголка, расположенного за пределами городских стен. Девушка видела, что мыслями Луи где-то очень далеко, и, догадываясь, о чем он думает, пыталась его утешить:
– Тебе не в чем себя упрекнуть, Анна Дакен знала, чем она рискует…
– Ты права, но она была так прекрасна! Видишь, я уже говорю о ней в прошедшем времени, ибо знаю, что обрек ее на неминуемую смерть. Я один разгадал эту загадку, а если бы я этого не сделал, она бы до сих пор была жива и свободна. Имел ли я право распорядиться ее жизнью? Ты хотя бы представляешь, что они с ней сделают?
Жюли прекрасно знала и потому не ответила.
В тот же вечер, вернувшись во дворец Рамбуйе, они встретили маркиза: он ждал их. С величественным и серьезным видом маркиз пригласил молодых людей к себе в кабинет.
– Дети мои, – обратился он к Луи и Жюли, – я хочу сообщить вам последние придворные новости. Сегодня утром герцог де Бофор явился на прием к королеве. Накануне усиленно ходили слухи о покушении на кардинала и о причастности к этому покушению Бофора, поэтому появление герцога при дворе должно было убедить всех, что слухи эти не имеют ни чего общего с действительностью. Его высокопреосвященство Мазарини отсутствовал, зато прибыла герцогиня де Шеврез. Она дружески беседовала с регентшей, что-то советовала ей, а на чем-то даже настаивала.
Луи и Жюли внимали каждому слову маркиза.
– Ее величество встретила Бофора исключительно дружелюбно. Вскоре появился кардинал, лучившийся благосклонностью и добродушием. Через некоторое время Мазарини и регентша, извинившись перед придворными, удалились на небольшое совещание. Когда они выходили из зала, к Бофору подошел капитан гвардии его величества и сказал: «Сударь, прошу вас, отдайте вашу шпагу и следуйте за мной. Именем короля!» Бофор застыл от изумления. Когда он вновь обрел способность мыслить, он увидел, как со всех сторон его окружают гвардейцы. Тогда он с присущей ему надменностью заявил: «Извольте, вот моя шпага, однако признаюсь вам, все это очень странно. Королева все же решилась меня арестовать… А ведь еще три месяца назад кто бы мог такое представить?» Молодого герцога посадили в просторную закрытую карету и отвезли в Венсенский замок. На протяжении всего пути карету сопровождал почетный эскорт, состоявший из двух полков швейцарской гвардии в парадной форме, ехавших в авангарде, и двух рот французской гвардии в арьергарде; оба полка и обе роты нещадно били в барабаны. Зрелище яркое и очень напоминающее бродячий театр. Казалось, кто-то решил представить арест Бофора итальянским фарсом. Полагаю, таким образом, первый министр сообщал всем, как Важным, так и парижанам, что теперь он является хозяином Франции. – И, разведя руками, Рамбуйе с довольной улыбкой заключил: – Ну, вот! Теперь вы все знаете. Отныне регентша исполняет роль королевы. Она порвала с прошлым, и Мазарини стал ее министром. Важные проиграли, а их заговор войдет в историю как заурядная интрижка.
Луи не удивился. Вот уже три дня как он знал, что участь Бофора решена. Театральная вычурность, с которой обставили его арест, свидетельствовала о бесспорном влиянии кардинала на регентшу. И все молча размышляли и гадали, что же случится в ближайшие дни.
Второе сентября 1643 года стало достоянием истории.
На следующий день рано утром к Луи явился Шарль де Баац; усы гасконца, как обычно, вызывающе топорщились, шпага звенела, и шпоры бряцали.
– Кардинал требует вас немедленно, не заставляйте его ждать, – распорядился д'Артаньян, подкручивая стрелки усов.
В девять часов Мазарини принял Фронсака в присутствии Летелье и Дре д'Обре.
– Шевалье, – заявил первый министр, – я решил лично известить вас о принятых мною решениях. Вы это заслужили, ибо больше всех подвергались опасности в известном вам деле. Гражданский судья сообщит вам кое-какие подробности.
– Вчера Анна Дакен и ее брат были подвергнуты предварительному допросу, – произнес Дре д'Обре. – Они все признали и сообщили все интересовавшие меня подробности. Как и ожидалось, яд им вручил маркиз де Фонтрай. Впрочем, можно ли им в этом верить? Госпожа Дакен призналась, что давно хотела избавиться от мужа. – Умолкнув, он выразительно посмотрел на Луи и спросил, изо всех сил стараясь говорить доверительным и даже дружеским тоном: – Мне бы хотелось знать, как вы сумели догадаться…
– О том, что Фонтрай был ее любовником? – вздохнул Луи. – Я быстро это понял, ибо иначе многие вещи никак не поддавались объяснению; впоследствии мои предположения подтвердились фактами, которые мне удалось установить. Почему семья Дакен проживала в зажиточном квартале и занимала целый дом? Даже офицер на королевской службе в этом квартале может позволить себе оплачивать только одну комнату. Жалованье судебного исполнителя никак не могло покрывать такие расходы. Конечно, у Анны могло быть собственное состояние, однако я поговорил со знакомыми нотариусами, и все они уверили меня, что никакого состояния ни брат, ни сестра не унаследовали. Дом этот они приобрели год назад за четырнадцать тысяч ливров. Откуда они их взяли? Оставалось только предположить, что муж отличался завидной снисходительностью и жил за счет прелестей собственной жены. Это объясняет дорогие платья, духи и карету Анны. Вдобавок, несмотря на вдовство, она не выглядела женщиной, обделенной мужским вниманием… – На мгновение Луи задумался, словно о чем-то сожалея, но быстро прогнал непрошеные мысли. – Оставалось понять, кто выступает в роли любовника. Мои подозрения пали на Фонтрая, а когда он удивился, что я не знаю, почему он убил Дакена, я понял, что подозрения мои верны. К тому же, говоря о Дакене, он сам сказал мне: «Он начал нам мешать…» Проверяя свои предположения, я излагал свои подозрения Жюли, и постепенно моя теория обрела стройный вид. А мой последний визит к Анне лишь подтвердил мою правоту. Когда я объяснил ей, что Живодер – творение Фонтрая, она вздрогнула. Оказывается, человек, которого она любила – или, по крайней мере, с кем она спала, – приказывал убивать женщин, да еще крайне жестоким способом. Реакция ее была именно такой, какой я и ожидал. А найденные нами письма подтвердили мои прежние догадки.
– Совершенно верно, – вставил Летелье. – Сейчас Фонтрай снова в бегах, хотя мы вряд ли смогли бы доказать его виновность. Ведь все, что мы можем предъявить ему, – это только получение выгоды в результате гибели Дакена. На мой взгляд, эта смерть была выгодна ему по двум причинам. Во-первых, она сближала его с Анной, а во-вторых, давала возможность испытать яд, симптомы которого напоминали симптомы болезни желудка. Возможно, Бабен дю Фонтене узнал от свидетелей о любовной связи Фонтрая или сам догадался о ней. И, сами понимаете, Фонтрай убил его поэтому, а вовсе не из-за тех дел, которые Бабен расследовал. Фонтрай придумал ловушку с Пикаром и пытался убить вас. Он был уверен, что вы все поняли!
– А я был так глуп, – едва слышно прошептал Луи, – и в тот момент еще ни о чем не догадывался!
– Брату Анны поручили подсыпать яд в пищу короля. Он служил на кухне в Лувре, и ему это труда не составило, тем более что он вместе с другими слугами последовал за его величеством в Сен-Жермен. А в тот день, когда вы заметили его во дворе герцогини де Шеврез, он пришел получить обещанные ему три тысячи ливров.
– Три тысячи ливров! Вот, оказывается, во сколько оценивают теперь королей! – словно размышляя вслух, произнес кардинал.
– А что с ними станет? Их будут судить открыто? – спросил Луи.
– Нет, – сухо отрезал Летелье. – Их перевели в Арсенал, и скоро, в строжайшей тайне, они предстанут перед судом Огненной палаты, где им, без сомнения, вынесут приговор, ожидающий отравителей и убийц короля. А после казни все документы дела будут уничтожены. Для истории Людовик Справедливый умер от болезни. Истина не нужна никому, знание ее не сулит ничего хорошего, тем более что могут найтись желающие попытаться…
Огненная палата, учрежденная Ришелье главным образом для суда над фальшивомонетчиками и государственными преступниками, заседала по ночам в Арсенале, в зале, затянутом черным сукном и освещенном только светом факелов. Число судей было строго ограничено. Приговоры, вынесенные Огненной палатой, кассации не подлежали и приводились в исполнение немедленно, прямо в стенах Арсенала.
В тюрьме Анну Дакен подвергнут пытке. Клещами выдерут губы и оторвут уши. После суда ее заклеймят каленым железом, потом палач верховного суда привяжет ее прекрасное тело к кресту святого Андрея, раздробит железной палицей кости и, в конце концов, забьет ее до смерти. А брату ее отрежут все члены, а потом, пока он еще жив, зальют глотку расплавленным свинцом.
Внезапно в комнате стало так холодно, что Луи невольно задрожал.
– Но это еще не все, – раздался голос Мазарини. – Возможно, вы еще не знаете, что я приказал арестовать Бофора. Остаток своих дней он проведет в Венсенском замке.[71]71
Не волнуйся, читатель: Бофор бежит.
[Закрыть] В настоящую минуту госпоже де Шеврез вручают предписание немедленно отправляться в свои владения; для охраны ее будет сопровождать отряд полицейских стражников. А я жду подписи королевы на указе, согласно которому ее навсегда вышлют из страны.
Он замолчал, задумавшись, а потом продолжил:
– Если, конечно, мы не решим арестовать ее, что вполне вероятно при наличии достаточного количества улик. Лашатр, полковник швейцарской гвардии, причастный к покушению на меня, арестован, а вместе с ним еще два десятка его сторонников. Его должность полковника перешла к Бассомпьеру, и тот не заплатил за нее ни единого су. – При этих словах кардинал удовлетворенно улыбнулся. – Люди Бофора, принимавшие участие в покушении, тоже арестованы, их ждет суд. Выживших бандитов отправят на галеры. Герцог Вандомский вчера получил приказ отбыть в Ане: отныне и он, и члены его семьи станут жить только там, покидать город им запрещено. Шатонеф и епископ Бовэ возвращаются в провинцию. Добавлю: я не стану сажать в тюрьму никого, кроме Бофора и его подручных. Казнены будут только Анна Дакен и ее брат, повинные в поистине ужасных преступлениях. Проливать кровь попусту я не намерен, да я этого и не люблю.
Выражение, появившееся на лице Дре д'Обре, свидетельствовало о его явном несогласии с позицией кардинала.
Итак, начинается всеобщая чистка, подумал Луи. Мазарини станет полновластным хозяином, но по-своему – не будучи палачом, каким стал бы новый Ришелье. Какая неожиданная развязка, какой блистательный триумф! И все это благодаря ему, Фронсаку. Несмотря на стыд, горечь и печаль, Луи неожиданно ощутил прилив гордости. И гордость придала ему смелости.
– Ваше высокопреосвященство, если бы я мог разделить с вами ваше торжество, я бы обратился к вам с просьбой, – проговорил он.
– Обращайтесь непременно, – ответил Мазарини, пребывавший в прекрасном расположении духа.
– Жизнь за жизнь, – торжественно произнес Фронсак, раз водя руками. – Я выдал вам Анну Дакен, и в обмен я прошу другую жизнь.
– Что это значит? Ничего не понимаю! – нахмурился Летелье.
Не глядя в его сторону, Луи продолжал, обращаясь исключительно к кардиналу:
– В тюрьме Шатле сидит женщина, также отравившая свое го супруга. Однако, по мнению Гастона де Тийи, у нее были для этого веские причины. Он вам их сообщит. Я прошу для этой женщины королевского помилования и прошу освободить ее. Ее имя Марсель Гюоши.
Воцарилась тишина, тяжелая и враждебная. Дре д'Обре в изумлении взирал на Луи. Кардинал, вручавший ему бразды правосудия, всегда учил его, что виновного нельзя отпускать никогда.
– Это невозмо… – начал было он.
Мазарини резко оборвал его:
– Сударь, я жалую эту милость шевалье. Проследите за освобождением названной им женщины.
Побежденный, гражданский судья склонился в почтительном поклоне.
Министр подошел к окну и взглянул на улицу.
– Что вы теперь намереваетесь делать, шевалье? – спросил он.
– Жениться, родить много детей и жить в своем замке, ваше высокопреосвященство.
– Предлагаю вам должность офицера при моем дворе. Вы нужны мне.
Не зная, как выразить свою мысль, Луи медлил, подбирая нужные слова.
– Монсеньор, я был горд и счастлив служить вам, служить королю. Но я не создан для такой жизни. Целый месяц я дрожал от страха и теперь жажду только покоя. Возможно, позже я с радостью приму ваше предложение. Сейчас же я ни на что не претендую и хочу всего лишь мирно жить со своей супругой.
Стоя у окна и продолжая глядеть на улицу, Мазарини не ответил. Мишель Летелье и Антуан Дре д'Обре смотрели на Фронсака сурово и неодобрительно: от таких предложений не отказываются, читалось на их лицах. Ришелье давно бы арестовал упрямца за отказ!
Молчание длилось пару минут.
Потом Мазарини повернулся: на лице его играла ироническая усмешка, в глазах поблескивали лукавые искорки.
– А ведь, говоря по чести, вы правы, Фронсак! Если бы я мог, я бы поступил точно так же.
И, сев за стол, он взял перо, что-то написал и вручил бумагу Фронсаку:
– Отнесите это моему секретарю, шевалье. Желаю вам удачи. А напоследок позвольте дать вам совет: будьте осторожны с Фонтраем. Теперь вы его должник, и ваш долг может быть оплачен только кровью.
Луи покачал головой, а потом грустно, словно о чем-то сожалея, произнес:
– Нет, ваше высокопреосвященство… Я ему ничего не должен…
Высокопоставленные лица в недоумении переглянулись.
– Что вы этим хотите сказать? – спросил Летелье. – Вы считаете, Фонтрай будет доволен, что вы – и мы! – расстроили его планы и лишили его очаровательной любовницы? Анна Дакен такая красивая…
Луи пребывал в нерешительности. Он не хотел об этом говорить, но отступать было некуда. Наконец, выбирая слова, он принялся объяснять:
– Видите ли, Анна Дакен действовала как из-за любви, так и из собственного интереса. Она хотела выйти замуж на Фонтрая и стать маркизой. Для нее и ее брата это стало бы неслыханным возвышением. Но Луи д'Астарак принадлежит к старинному семейству Лангедока, и он никогда бы не согласился на мезальянс; даже для такого бунтаря, как он, брак с женщиной, которая спала с кем попало и отравила собственного мужа…
– Вы хотите сказать, что он не любил ее? – удивленно прервал его Летелье.
Луи посмотрел на него невидящим взглядом:
– Нельзя любить все человечество и одновременно конкретного человека. Фонтрай сделал выбор в пользу человечества.
– Он никогда не полюбит женщину. – И грустно вздохнул. – Фонтрай с самого начала решил избавиться от Дакен и ее брата. Но как? Если он убьет одного, оставшийся в живых заподозрит его и донесет; убить двоих сразу после смерти мужа означало вызвать новое полицейское расследование, а ему не хотелось лишний раз привлекать внимание полиции к своей персоне. Тогда он и воскресил Живодера. Помните, новый Живодер, в отличие от прежнего, часто убивал свои жертвы. Продумывая интригу, Фонтрай с самого начала предполагал убить нескольких женщин, чтобы скрыть истинную цель: когда король умрет, Живодер уберет Анну Дакен! Она станет очередной его жертвой, и не более того. Брат Анны не заподозрит Фонтрая и не начнет собственное расследование. Напротив, убитый горем, он наверняка уедет в провинцию, откуда уже не вернется. Впрочем, обезумевший от горя брат может сгинуть и в Париже. Таким образом, все свидетели убийства короля будут убраны, а Фонтрай останется в стороне.
Луи повернулся к Летелье:
– Помните, что ответил мне маркиз при Рокруа, когда я похвалили его изобретательность? «О, это слабо сказано!» Да, создание Живодера – действительно умопомрачительный способ избавиться от ставшей неудобной для тебя женщины! – И он продолжил: – Когда Фонтрай решил, что я обо всем догадался, и узнал, что Живодер умер в тюрьме, он изменил план. Согласно новому плану, мне предстояло исчезнуть первым, а потом он устранил бы брата и сестру. Но я выбрался из его ловушки, а он узнал, что я ничего не понял, и оставил меня в покое – до тех пор, пока я не докопался до истины. К несчастью, я проговорился Анне, и с тех пор она перестала доверять своему любовнику; более того, она не скрыла от него своих подозрений, и он стал готовить ей новую западню, но какую – этого мы уже никогда не узнаем. Теперь, когда его замыслы раскрыты, Анна Дакен ничего не значит для Фонтрая, тем более что заговор Важных провалился. Анна всегда была лишь орудием в его руках. Вот почему я не являюсь его должником, и он не потребует с меня платы за кровь Анны Дакен. Напротив, я оказал ему услугу, и он должен быть мне за нее признателен!
Все словно завороженные смотрели в рот Фронсаку, ловя каждое его слово. Когда он завершил рассказ, и воцарилась тишина, Луи поклонился и задал еще один вопрос, давно вертевшийся у него на языке:
– Ваше высокопреосвященство, вы будете судить Бофора?
Министр поджал губы и прикрыл глаза, уподобившись большому, сытно пообедавшему коту.
– В глазах общества Бофор виновен, и я не стану добавлять к его ошибкам еще и суд, который мог бы – кто же знает? – оправдать его!
Луи вновь взглянул на Мазарини, словно желая надолго запомнить его лицо, и покинул комнату. Оказавшись за дверью, он развернул врученную ему бумагу и прочел:
Выдайте шевалье де Мерси тридцать тысяч ливров.
Джулио, кардинал Мазарини
Дверь кабинета приоткрылась, и показалась торжествующая физиономия кардинала.
– А это мой свадебный подарок, шевалье.
Мари де Шеврез уехала в провинцию, получив перед отъездом от Мазарини десять тысяч ливров. Подарок являлся еще одним тактическим ходом министра: он хотел изолировать коварную герцогиню от мира, иначе говоря, арестовать ее. Увы, его офицеры прибыли слишком поздно. Мари – осторожная или недоверчивая? – бежала в Англию, где по несчастливой случайности угодила в вихрь революции, столь любимой ее другом Фонтраем. Герцогиню с дочерью немедленно арестовали, и несколько месяцев она провела в тюрьме.
Герцог Вандомский уехал в Италию и отыскал там некоторых из своих сообщников, в частности, Бопюи. Франсуа де Бофор провел в Венсенском замке пять лет, но, в конце концов, бежал.
Все страны, граничившие с Францией, как союзники, так и противники, поздравили Мазарини с окончательной и совершенно бескровной победой. А коадъютор Парижа Поль де Гонди, новый восторженный поклонник кардинала, написал: «И все, изумившись, прониклись великим почтением к Мазарини, ибо на следующий день после своей победы он явил себя еще более скромным, более учтивым и более искренним, чем прежде; будучи необычайно умен, он встал во главе всех, в то время как все думали, что пребывают с ним на равных».
Этот триумф, дополненный блестящей победой при Рокруа, показал всем, что во Франции началась эра нового правления, более сильного и более могущественного, чем прежнее: владычество Мазарини, за которым последовало царствование нового короля Людовика XIV. Людовика Великого.
Джустиниани писал в Венецию:
Мощный и неожиданный удар, нанесенный Бофору, вызвал восхищение у его противников, страх у знати и изумление у всех.
Тридцатого сентября 1643 года регентша переехала из Лувра в Пале-Кардиналь, приказав отныне именовать его Пале-Рояль: с тех пор новое название закрепилось за дворцом.
Первого октября Луи Фронсак женился на Жюли де Вивон. В этот день Венсан Вуатюр, бывший вместе с Гастоном де Тийи свидетелем на его свадьбе, вручил ему напечатанное на веленевой бумаге стихотворение для Жюли:
Луи Фронсак часто встречался с отцом Нисроном: их связала прочная дружба, основанная как на обоюдном уважении, так и на любви к науке. В 1646 году Жан-Франсуа Нисрон отправился в Рим представлять свои работы по перспективе. На обратном пути он подхватил лихорадку и вынужден был задержаться в Экс-ан-Провансе.
Двадцать второго сентября 1646 года отец Нисрон умер и был погребен в церкви минимитов в Эксе.
