355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жан д'Айон » Заговор Важных » Текст книги (страница 11)
Заговор Важных
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 01:04

Текст книги "Заговор Важных"


Автор книги: Жан д'Айон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Пизани неопределенно махнул рукой.

– Говорят, суровый, но очень способный человек. Три года назад под командой Гассиона он подавлял волнения в Нормандии. Следовательно, он наверняка столь же безжалостен, как и Гассион. Будучи военным интендантом в Пьемонте, он, кажется, проявил себя прекрасным организатором. Я, как солдат, надеюсь, что он всерьез займется армией.

Действительно, армия настоятельно требовала заботы. В эту сотрясаемую войнами эпоху, как это ни парадоксально, не существовало никакого эффективного управления армией. На случай войны собирали разрозненные армейские корпуса. Потом зазывали в армию добровольцев, главным образом дворян, то есть людей отважных, но совершенно не приученных к дисциплине. Затем обращали взоры на регулярные войска. В сущности, регулярными, имевшими собственную униформу и места дислокации, могли именоваться только королевские полки: французские гвардейцы, швейцарские гвардейцы, мушкетеры и легкая кавалерия, но их было недостаточно.

Имелось еще шесть отдельных полков – Пикардский, Пьемонтский, Наваррский, Шампанский, Нормандский и Морской, – солдаты которых также получали жалованье и одежду, но были плохо экипированы.

В общей сложности регулярная армия давала максимум десять тысяч человек. Поэтому, когда ощущалась потребность в солдатах, набирали наемников: хорватов, немцев, фламандцев или швейцарцев. Пока им платили, наемники служили верно. Как только им переставали платить, они превращались в орду вооруженных грабителей.[53]53
  Вот что рассказывали очевидцы о разбое наемников после битвы при Рокруа: «Солдаты, невиданные прежде и не говорившие по-французски, вошли в указанную деревню Флас… они разрушили крышу церкви, раскопали могилы, содрали все украшения… забрали дароносицу; сожгли прилегавшие к церкви амбары, разграбили большинство домов и многих жителей поубивали. А еще многих избили, а пять или шесть женщин изнасиловали, а потом эти женщины умерли… еще они украли двести коров и быков, а также зерно, обмолоченное и необмолоченное…. Все взяли и увезли».


[Закрыть]

Когда военные действия шли по всей стране, набирали полки волонтеров, но большинство личного состава таких полков числилось только на бумаге или присутствовало на смотрах, ибо жалованье командирам волонтеров платили пропорционально количеству завербованных лиц. Плохо обученные, плохо вооруженные и плохо накормленные, волонтеры исполняли роль пушечного мяса.

Никто не занимался устройством бивуаков, войска двигались в окружении телег, повозок и возков, и часто колонна растягивалась на многие лье. Солдаты отправлялись в поход в сопровождении жен, детей и даже любовниц, а вокруг воинских подразделений всегда вились всевозможные паразиты: профессиональные игроки, проститутки, нищие, воры и прочие подозрительные личности.

В принципе, за снабжение армии продовольствием отвечали специальные поставщики, назначенные министром. Но поставщики думали исключительно о личном обогащении, а армия, по сути, жила за счет населения тех сел и деревень, через которые пролегал ее путь. Проход армии становился настоящим бедствием, и его последствия ощущались не один год.

– Так что же стало с дю Нуайе? – повторил вопрос Луи.

– Кардинал написал, что лично он, Мазарини, как никто иной, сожалеет о его изгнании, и если бы все зависело от него, он непременно вернул бы достойного дю Нуайе ко двору!

Поистине Мазарини дьявольски хитер, подумал Луи. Он устранил беднягу дю Нуайе, сумев при этом остаться его другом!

Пизани снова стал корчиться от смеха, и Луи решил сменить тему:

– А вы, маркиз, что намерены делать в случае войны?

– Разумеется, отправлюсь вместе с Энгиеном, он просил меня присоединиться к его штабу. Но я буду писать вам, а вы со своей стороны также сообщайте мне последние новости.

Через два дня сын принца Конде прибыл в Амьен, чтобы взять под командование армию; правда, первое время ему пришлось делить власть со старым маршалом де Лопиталем.

Луи рассказал Гастону все, что ему удалось узнать.

Тот в свою очередь поведал ему о тревогах Лафема, обеспокоенного стремительным взлетом Летелье: в Шатле о новом министре никто ничего не знал. Тревоги вполне естественные, ибо Лафема и Летелье являли собой полную противоположность: Лафема суровый, порой даже жестокий, в том числе и по отношению к невиновным, а Летелье сторонник правосудия и справедливости.

– Похоже, Лафема не сработается с новым министром. Не осложнит ли это твое расследование? – обеспокоенно спросил Фронсак.

– Знаешь, Луи, сейчас я тебе кое-что скажу, хотя эти сведения пока еще неофициальные. Несколько недель назад Летелье попросил Лафема освободить занимаемую должность. И сейчас на его месте сидит Антуан Ферран, в прошлом личный заместитель Лафема.

Новость не слишком огорчила Луи: он прекрасно помнил, как палач Ришелье намеревался подвергнуть его предварительному допросу. Но смена руководства могла помешать поискам Пикара.

В конце апреля всем приближенным короля стало ясно, что его величество доживает последние дни. А после его кончины открывались две возможности: регентшей при юном короле могли стать супруга Людовика XIII Анна Австрийская, но не исключалась и вероятность того, что роль регента достанется его брату Гастону Орлеанскому.

Сам король яростно отвергал оба решения, хотя его мнение о супруге Анне, в отличие от мнения о брате Гастоне, изменилось в лучшую сторону, ибо вот уже несколько месяцев как королева покаялась перед королем в совершенных ею ошибках.

– Я обязан ее простить, но не обязан ей верить, – говорил Людовик.

В данном случае недоверчивость его не имела под собой оснований: королева раскаивалась искренне.

Но Людовик XIII даже помыслить не мог, что Анна будет править лучше его!

Итак, началось молчаливое противостояние Гастона и королевы, бывших друзей и союзников. И каждый придворный выбирал свой лагерь.

Принц так часто предавал, что друзей у него не осталось. Напротив, Анну Австрийскую поддерживал принц Марсильяк, который был ее доверенным лицом с давних пор, он склонил на ее сторону герцога Энгиенского. А сама она заручилась поддержкой принцессы Конде, примеру которой последовал весь клан Бурбонов. Королева наладила отношения с герцогом де Бофором, а следовательно, с Вандомским домом. Наконец, Мазарини также склонялся к прекрасной государыне, а той, в свою очередь, импонировал итальянский министр, утонченный, ловкий, любезный и очень похожий на Бэкингема., Настоящий Бэкингем, только умный!

В конце концов стало ясно, что большинство поддерживает Анну Австрийскую, хотя причины у каждого имелись свои.

Король это понял и уступил. В воскресенье девятнадцатого апреля Людовик Справедливый приказал позвать к себе в спальню королеву, детей, принцев крови, герцогов и пэров, министров и королевских офицеров, дабы всем зачитали королевское постановление, где говорилось, что, когда придет время, регентское место займет королева, а Принц станет при ней королевским наместником.

Согласно постановлению кардинал Мазарини назначался председателем Королевского совета, под его начало поступали канцлер Сегье, интендант финансов де Бутийе и сын оного, де Шавиньи, занимающий пост государственного секретаря по иностранным делам. Членом Королевского совета становился также принц Конде.

Дабы придать документу больше веса, король приказал зарегистрировать его в парламенте. Таким образом, приказ становился законом.

Текст этого закона был целиком составлен Мазарини, при полном – ну почти полном – согласии королевы, Принца и принца Конде.

В тот же самый день Людовик XIII заявил, что хочет вернуть во Францию всех изгнанников, еще не получивших прощения.

Всех, кроме чертовой герцогини де Шеврез.

На следующий день парламент зарегистрировал королевское распоряжение, и Анну стали сравнивать с Бланкой Кастильской.[54]54
  Бланка Кастильская (1188–1252) – французская королева, жена Людовика VIII, мать Людовика IX. Регентша (1226–1236) при малолетнем сыне, в 1248–1252 гг. управляла Францией, пока Людовик IX находился в Крестовом походе.


[Закрыть]
Тем не менее ходили слухи, что ей решение короля не слишком понравилось, ибо она не получала полной власти.

В том, что касается полновластия, ее – разумеется, тайно – утешил кардинал Мазарини. Он сообщил, что королевское постановление вышло из-под пера Шавиньи – что было неправдой! – но он, Мазарини, принял все необходимые меры, дабы его нельзя было применить, – что чистая правда!

Он также дал ей понять, что самое главное для нее – стать регентшей по воле короля, а потом она найдет массу способов укрепить свою власть.

Двадцать первого апреля Людовик Богоданный был окрещен; крестная мать принцесса Конде держала его на руках, ей помогал крестный отец, сицилиец Мазарини.

Король по причине слабости не мог присутствовать на церемонии и принял своего пятилетнего сына только вечером; во время встречи король спросил его, какое имя тот теперь носит.

– Меня зовут Людовик Четырнадцатый, – гордо ответил ребенок.

– Пока еще нет, сын мой, пока нет… но скоро так оно и будет, – чуть слышно проговорил несчастный умирающий.

Двадцать пятого апреля Луи получил от маркиза де Пизани следующее письмо:

Мой дорогой шевалье, дорогой друг,

В Амьене мы столкнулись с воистину плачевной ситуацией. Никакой дисциплины, офицеров практически не осталось, многие просто уехали в Париж, чтобы по примеру маркиза де Жевр заняться личными делами! Приехав, я не обнаружил ни одного интенданта, жалованье не выплачивается, и войска живут за счет местных жителей, сея среди них страх и ужас. Несмотря на юный возраст, герцог железной рукой навел порядок, заставил соблюдать устав, подчиняться власти и назначил новых знающих офицеров. Боевой дух резко возрос. Энгиен вездесущ, он ночует у костра вместе с солдатами, и они готовы идти за ним хоть в ад. Нам остается решить единственный вопрос: откуда будет наступать враг? Все уговаривают Энгиена поспешить к Аррасу, однако он неуверен, что именно там испанцы начнут наступление. Не знаю, что и думать. Да поможет ему Бог и подскажет верный ответ.

Ваш друг Пизани.

Спустя три дня, когда Луи с тревогой изучал счета, прибывшие из Мерси, в дверь постучали. Он направился открывать.

На пороге стояла Анна Дакен.

В платье из синего шелка, стоившего никак не менее трех сотен ливров, она выглядела настоящей королевой. Подобранные складки платья оставляли открытой вышитую юбку. Нескромный вырез корсажа был слегка замаскирован пестрыми бантами. Рукава, разрезанные по всей длине, позволяли увидеть тончайшую сорочку.

Она распахнула плащ, приоткрыв молочно-белую грудь; вышитый воротник подчеркивал ее пышность.

Она с улыбкой прошла в комнату, тотчас наполнившуюся запахом ее духов.

– Так, значит, вы здесь живете? – певучим голосом спросила она.

Вытянув шею, она заглянула в приоткрытую дверь задней комнаты.

– Ваша спальня? – поинтересовалась она шаловливо.

Не ожидая ответа, она бросила на стул плащ, кокетливым жестом поднесла руку к груди, достала из складок корсажа листок и протянула его Луи:

– Шевалье, я долго не решалась прийти к вам, хотя мне очень этого хотелось… Но два дня назад я получила вот это анонимное письмо, и оно вынудило меня исполнить свое желание.

Луи развернул бумагу, еще хранившую дурманящий запах тела красавицы.

Сударыня,

Если вы по-прежнему разыскиваете Эвариста Пикара, знайте, он находится в армии, в войсках герцога Энгиенского.

Луи молча прочел записку.

Кто мог послать ее?

– И что вы теперь намереваетесь делать? – любопытным и одновременно игривым тоном спросила красавица.

Решение пришло быстро, но Луи ответил не сразу.

– Я попытаюсь арестовать его, точнее, поручу сделать это офицерам, – обтекаемо ответил он.

– Но так пройдет много времени, – жеманясь, заспорила она. – И потом, как вы собираетесь его искать? Не лучше ли самому поехать в армию, схватить его, привезти в Париж и передать в руки мэтра Гийома, дабы тот занялся им на Гревской площади?

О таком решении Луи не думал. Но возможно, она права.

– В сущности… конечно, да… я поеду.

Подойдя к нему совсем близко, почти касаясь его трепещущей грудью, она проникновенно прошептала:

– Прошу вас, сударь, поезжайте, найдите его. И пусть его повесят. О Боже, – взволнованно добавила она, – помоги мне отомстить за супруга!

Окинув Луи обжигающим, словно угли, взором, она со вздохом добавила:

– Если вы его привезете, сударь, я сумею вознаградить вас по заслугам…

И, резко подхватив плащ, она быстрым шагом вышла из комнаты.

После ее ухода Луи впал в необычайное возбуждение. Наконец-то они смогут распутать этот клубок интриг! А если Пикар знает противоядие, возможно, они смогут даже спасти короля! Подойдя к окну и выглянув на улицу, он увидел, как Анна садится в роскошную карету.

Недолго думая, Луи отправился в Гран-Шатле. По дороге его неотступно мучили две мысли.

Откуда Анна Дакен узнала его имя и место жительства?

Почему она хочет, чтобы он сам отправился в армию и сам нашел Пикара? Судя по всему, для нее это так важно, что она готова пожертвовать собственной добродетелью, дабы вознаградить его за сей поступок!

10
Начало мая 1643 года

Луи хотел немедленно повидать Гастона, но друга его в Париже не оказалось, и встретились они только первого мая. Гастон не слишком удивился, услышав последние новости.

– Пикар завербовался в армию Энгиена? Тогда понятно, почему мы не сумели выйти на его след…

– Летелье наверняка отыщет его в списках волонтеров. Узнав, в каком он служит полку, можно отправить четырех приставов с приказом схватить его и привезти в Париж, – предложил Луи.

Гастон в замешательстве закашлялся.

– Все не так просто, – наконец произнес он. – Два месяца назад я мог бы обратиться с этой просьбой к Лафема, и он бы сделал все быстро. Однако нынешний начальник, замещающий его, не желает ничего делать. Нужно подождать назначения нового гражданского судьи.

– И сколько же придется ждать? – встревожился Луи. – И кого еще назначат на место Лафема!

– Говорят, назначение произойдет через два или три дня. По слухам, место Лафема займет Антуан де Дре д'Обре.

– Мне кажется, я встречался с ним в парламенте, – подумав немного, сказал Луи.

– Обре – один из преданных слуг Ришелье. Он был интендантом правосудия в Провансе, и мне кажется, сможет стать таким же хорошим гражданским судьей, как Лафема. Хотя он, разумеется, не столь жесток.

– Посмотрим! – отозвался Луи. – Надеюсь, наше терпение не обойдется Франции слишком дорого.

В тот же вечер Бутье сообщил, что в последние дни апреля король причастился святыми дарами. Если его действительно отравили и если Пикар знал яд, отравителя или противоядие, значит, надо срочно отыскать Пикара. Но как?

Через два дня взволнованный Гастон ранним утром ворвался в квартиру Луи.

– Дре д'Обре назначен гражданским судьей! «Газетт» сообщит о его назначении через пару дней.[55]55
  Сообщение будет опубликовано 8 мая.


[Закрыть]
Сегодня после полудня я встречаюсь с ним, чтобы поговорить о нашем деле.

– Главное, постарайся убедить его, что действовать надо быстро, – напомнил другу Луи.

Но, как он и опасался, дело совсем не продвигалось. Прошло воскресенье, потом еще несколько дней, потом еще… Не выдержав, Луи отправился к Гастону и застал друга в великом возбуждении.

– Ничего! Ты слышишь – ничего! А ведь Дре д'Обре времени не терял: сразу после нашего разговора он направил запрос Летелье, а тот поручил нескольким секретарям заняться изучением списочного состава армии. Но следов Эвариста Пикара не обнаружил никто. Быть может, он записался в армию под другим именем? У Дре д'Обре нервы на пределе, тем более что это его первое серьезное дело, а министр сообщил ему, что он вчера видел короля и тот, тяжко вздыхая, произнес: Taedet animam meam vitae meae.

– Чувствует душа моя отвращение к жизни, – пробормотал пораженный Луи.

Он повторил про себя эту безнадежную латинскую фразу. Да, дожидаясь, пока другие исполнят работу за него, он совершил величайшую ошибку. Вспомнив, как настаивала на его поездке в армию Анна Дакен, он в порыве отчаяния и ярости схватил Гастона за руку:

– Давай оставим их, Гастон. Поедем сами в лагерь Энгиена, отыщем Пикара и привезем его в Париж. Нельзя больше терять времени, мы и так его слишком много потеряли!

Гастон сделал отрицательный жест.

– Подумай, что ты предлагаешь! Лагерь огромен и вдобавок каждый день меняет месторасположение. Мы не знаем точно, где он находится. И вряд ли Энгиен разрешит проводить расследование, особенно накануне сражения, ведь это может отрицательно повлиять на боевой дух войск!

– Ты должен получить разрешение! У нас больше нет выбора, – отчеканил Луи. – Если ты не хочешь ехать со мной, я поеду один.

Гастон не привык долго колебаться. Убедить его порой бывало трудно, но по следу преступника он всегда шел с той же страстью, что охотничий пес по следу зверя, а потому устоять не сумел. Скорчив недовольную мину, он кивнул утвердительно и с этой минуты с головой погрузился в подготовку поездки.

Тем не менее, чтобы получить согласие на следственные действия в армии, потребовалось четыре дня: французская администрация всегда была неповоротлива!

Утром десятого мая – наконец-то! – они выехали в расположение армии герцога, примерное местонахождение которой им указали в министерстве. Молодых людей сопровождал Гофреди.

Три дня друзья рыскали между Амьеном и Перонном и уже почти совсем потеряли надежду, когда вечером четырнадцатого мая крестьянин, встретившийся им неподалеку от аббатства Дервак, возле Сен-Кантена, наконец навел их на след.

– Они были здесь! – сказал им крестьянин, указывая на широкую равнину. – И ушли сегодня утром! Наконец-то! Они разорили всю округу, будь они прокляты!

И он в сердцах плюнул на землю.

Ужасная новость! Ужасная не потому, что они узнали об очередных грабежах и насилиях, которые в ту эпоху воспринимались как само собой разумеющееся – надо же было как-то кормить и размещать войска! – а потому, что армия снялась с места.

Скрепя сердце герцог Энгиенский, соединившись с Шампанской армией, по совету своего штаба двинулся на Аррас. Шампанская армия перешла под его начало.

Однако герцог по-прежнему сомневался в тактике противника. Будут ли испанцы наступать через Аррас, как утверждали его офицеры, или же предпримут более сложный маневр, например, обогнут Пикардию, повернув на Люксембург и Арденны? Риск огромен: если французские армии двинутся в неправильном направлении, испанцев никто не остановит и они пойдут прямо на Париж!

Понимая важность принятого им решения, прежде чем идти дальше, Энгиен послал в испанский лагерь лазутчиков – вызнать планы неприятеля.

Утром четырнадцатого мая, когда Луи и его друг наконец-то отыскали герцога, Энгиену пришли сразу две важные новости.

Первая – мы пока сохраним ее в тайне – должна была побудить герцога вернуться в Париж. Впрочем, на этом вот уже много дней настаивал его отец, однако молодой человек на уговоры не поддавался. А на одно из последних писем, где принц Конде просил сына вернуться ко двору, Энгиен гордо ответил:

Сударь отец мой,

Враг вступил во Францию, завтра мы встретимся с ним лицом к лицу. Судите сами, может ли моя честь без ущерба для себя позволить мне покинуть армию в такой обстановке.

Второй новостью было известие о прорыве противника через Арденны, то есть на востоке. Неприятель устремился к Рокруа, а не в Пикардию, где его ждали! Сбылись опасения герцога: испанские генералы вновь доказали, что являются превосходными стратегами. Блестящая, новаторская идея явилась плодом размышлений испанского главнокомандующего Франсиско де Мело и старого графа Фонтена, руководившего объединенными силами противника. Взять старинный город-крепость Рокруа, затем опустошить безоружную Шампань, Марну, разграбить Реймс и, сомкнувшись с отрядами из Лотарингии, двинуться на Париж.

Планы Мело действительно шли очень далеко!

Форсированным маршем Энгиен срочно повел войска на восток. Но чтобы не упустить время, он послал вперед авангард под командованием верного Гассиона, дав ему десять тысяч всадников; за спиной у каждого всадника сидел пехотинец. Приказ звучал просто: старинная крепость Рокруа не должна попасть в руки врага. Гассиону следовало выполнить этот приказ, даже ценой собственной жизни.

Старый воин прибыл под Рокруа шестнадцатого ночью и обнаружил под стенами крепости испанские войска.

Три дня назад прибыл Изенбург со своей кавалерией, следом вместе с артиллерией и знаменитыми терциями на равнину Рокруа вышли Мело и Альбукерке, и теперь они вместе ожидали прибытия Бека с семью тысячами всадников.

Итак, двадцать тысяч человек осадили Рокруа; вскоре количество осаждавших увеличится до двадцати пяти тысяч, в то время как гарнизон крепости составлял всего лишь четыреста человек, призванных защищать старые, полуобвалившиеся стены! А если город падет, враг через два дня может оказаться в Париже!

Но Гассион – мы уже об этом говорили – учился искусству ведения войны у Густава Адольфа. За двадцать лет боев он постиг важность быстроты маневра. Со своими испытанными воинами ему ничего не стоило усыпить бдительность испанцев и отправить в город несколько сотен солдат. Мело не подозревал, что французские войска уже движутся к крепости.

Настало семнадцатое мая.

С оставшимися у него солдатами Гассион блокировал авангард противника, постоянно раздражая его внезапными набегами. Испанцы, не подозревая истинной численности, врага, не решались вступать в бой и благоразумно решили дожидаться подкрепления, а именно кавалерии Бека, и только после начать сражение.

Поняв, что ему удалось выиграть немного времени, Жан де Гассион вместе с несколькими офицерами вернулся к Энгиену, умоляя его поторопиться. По его словам, гарнизон крепости Рокруа мог сопротивляться не более двух дней, а лесистую, покрытую болотами равнину, где стоял город, по утрам окутывал туман, создавая возможность для скрытного наступления французов. Стало быть, врага можно будет захватить врасплох, ибо решающей битвы в этом месте он явно не ожидает.

Не зная ничего об этих событиях, Луи и Гастон по пятам следовали за войском. Это было нетрудно.

Вот что писали современники: «…повсюду валялись изуродованные тела, отсеченные члены, изнасилованные и разрубленные на части женщины; люди испускали дух на пепелищах собственных домов; кое-где виднелись тела солдат, пронзенные вилами или забитые мотыгами».[56]56
  А вот такую картину увидел некий нотариус после прохода королевских войск: «Три тысячи человек наводнили шесть десятков домов, разграбили их, вытащили утварь и мебель, унесли запасы зерна… они избивали хозяев домов, сдирали с них одежду, насиловали девушек и женщин, сожгли пять или шесть домов, захватили в плен нескольких человек в надежде на богатый выкуп».


[Закрыть]

Помимо следов резни, встречавшихся друзьям на каждом шагу, им случалось говорить с несчастными беженцами, свидетелями зверств королевских войск. Солдаты уносили с собой белье, посуду, мебель, а то, что унести было невозможно, ломали и уничтожали. Ясно, что отыскать следы прохождения армии труда не составляло.

Регулярная армия не допускала мародерства, объяснял своему потрясенному другу Гастон. Грабили и насиловали наемники и отряды волонтеров; лишенные снабжения, они вынуждены были грабить и разбойничать, хотя теоретически подобные преступления строго карались. Но как можно было им помешать или наказать их? На марше войска растягивались на многие и многие лье, поэтому выявить тех, кто грабил, насиловал и убивал, возможности не представлялось никакой. В море повозок, скота, всякого пришлого люда, сопровождавшего армию, найти насильника было совсем не просто. Кроме того, стоило армии вступить на территорию противника, как воровство становилось совершенно будничным делом. Насилие и грабеж хотя и не приветствовались, но дозволялись.

На линии фронта, между двумя армиями – французской и испанской – следовало ожидать любых жестокостей.

Вечером семнадцатого мая, когда наши друзья находились в нескольких лье от Рокруа, показались первые бивуаки. Проезжая через рощицу с кривыми и редкими деревьями, на опушке они заметили костер, вокруг которого теснилась группка людей в лохмотьях. Немного в стороне стояла повозка, несколько телег и тачек, паслись быки, кони и мулы. Там и тут виднелись палатки, сновали подозрительные личности как мужского, так и женского пола.

По мере продвижения вперед бивуаков становилось все больше, а на краю леска, где начиналась обширная болотистая равнина, покрытая кустиками дрока, они наконец увидели армию, раскинувшую свой лагерь едва ли не до самого горизонта.

Они, не скрываясь, ехали среди палаток, и, казалось, никто не обращал на них внимания. Однако вскоре к ним подскакал офицер в камзоле и шляпе с перьями. За ним ехали несколько мушкетеров в начищенных до блеска кирасах.

Гастон объяснил Луи, что они достигли цели своего путешествия.

– Остановитесь, господа, и назовите ваши имена! – грозно и надменно окликнул их офицер.

Гастон сухо приветствовал его и представился:

– Меня зовут Гастон де Тийи, я комиссар полиции парижского квартала Сен-Жермен-л'Оксеруа, и у меня письмо от военного министра Летелье, предписывающее мне встретиться с вашим командующим, монсеньором герцогом Энгиенским.

– Вы в военном лагере, сударь, а не на вашем участке. Сражение может начаться вот-вот, – недружелюбно, однако уже без угрозы в голосе ответил офицер. – Так что удалитесь, а герцога вы сможете увидеть после сражения.

Офицер говорил жестко, явно не намереваясь выслушивать возражения. В те времена военные еще не изжили привычку сначала вешать подозрительных личностей, а потом разбираться, стоило ли это делать.

Гастон с трудом сдерживал ярость. Мушкетеры, переглянувшись, запалили фитили и направили на друзей дула своих мушкетов.

И как прикажете поступить? – лихорадочно соображал Луи. Отступать, когда цель так близка?

Его охватило отчаяние, но тут случилось чудо, на которое он никак не мог рассчитывать. Вдалеке он заметил знакомый силуэт: великан с притороченным к спине эспадоном. Этот исключительно тяжелый длинный двуручный меч уже стал редкостью, только швейцарские и немецкие ландскнехты еще использовали его. На плече воин держал необычную аркебузу, грозное оружие с четырьмя стрелявшими по очереди стволами. Стволы заряжали мелкой дробью, иначе говоря, кусочками металла, обладавшими поистине убойной силой и разносившими в клочья все на своем пути.

Гигант также заметил их и узнал. Размахивая шляпой, он галопом помчался к ним, выкрикивая на ходу с ужасным баварским акцентом:

– Господин Фронсак! Господин де Тийи! Ах, как маркиз будет рад видеть вас!

– Бауэр! Слава Богу! Решительно он всегда вовремя, – пробормотал Фронсак.

Бауэр, бывший наемник, был ординарцем, денщиком, телохранителем и другом маркиза де Пизани. В прошлом он оказал Луи важную услугу.

Офицер в шляпе с перьями повернулся к новоприбывшему: судя по его лицу, он прекрасно знал Бауэра. Впрочем, тот, кто хотя бы раз видел немца, вряд ли мог его забыть.

– Господин Бауэр, вы знаете этих людей? – спросил офицер усталым голосом, чувствуя, что теряет контроль над происходящим.

– Знаю ли я их? Господин де Тийи – мой бывший командир, а господин шевалье де Фронсак – друг монсеньора Мазарини. И оба они близкие друзья маркиза де Пизани. А герцог Энгиенский почитает их как родных. Король лично пожаловал господину Фронсаку орден Святого Людовика.

Надменность офицера как рукой сняло. Друзья герцога… монсеньора Мазарини… короля… не ошибиться бы… – забеспокоился он.

– Гм… мм… хорошо… Конечно, я не сомневался в их благородном происхождении, но в настоящих условиях… вы можете позаботиться о них? Я предупрежу герцога, а вы их проводите.

Тон офицера изменился, не без труда, но он все-таки совладал со своим голосом, и, не ожидая ответа, офицер отдал честь Луи и Гастону и рысью удалился, сопровождаемый своим маленьким отрядом.

– Бауэр, – прерывающимся от волнения, почти умоляющим голосом обратился к нему Луи, – не можешь ли ты не медленно провести нас к герцогу Энгиенскому?

Великан согласился, и они тронулись в путь.

Они опять миновали несколько пролесков и полян. Казалось, армейским бивуакам и расположениям нет ни конца и ни края. Повсюду виднелись кучки людей, чаще всего в лохмотьях, реже в мундирах, но и те и другие явно были готовы вступить в бой и в случае победы с удовольствием заняться грабежом. Они знали, что армию неприятеля сопровождали сотни телег с добычей, награбленной испанцами на севере страны и во Фландрии.

– Правда ли, что скоро сражение? – спросил Гастон, ехавший рядом с Бауэром.

Немец утвердительно кивнул.

– Сражения не избежать, – без энтузиазма произнес он. – Враг уже здесь. Мы будем продвигаться вперед завтра и, быть может, еще послезавтра, чтобы подойти к Рокруа. Мы не готовы к битве, а испанцы ждут подкреплений. Мне кажется, сражение начнется двадцатого мая. Но, – и он понизил голос, – испанцев гораздо больше, чем нас, они лучше вооружены и у них более опытные солдаты.

Они проезжали через бивуаки регулярных полков, привыкших подчиняться дисциплине.

Это были аркебузиры с их аркебузами и короткими шпагами. Кое-кто сидел, проверял запасы пороха и пуль, другие смотрели на проезжавших отсутствующим взглядом людей, идущих на смерть. Вокруг хлопотали денщики.

Гастон объяснил Луи, что на последних возлагалась задача нести оружие солдат и в бой они вступали только в крайнем случае.

Далее раскинулся бивуак мушкетеров и копейщиков, их мушкеты и копья, по восемь единиц в пирамиде, аккуратно выстроились на земле. За копейщиками расположились кавалеристы, о чем издалека извещал острый запах мочи и навоза.

Внезапно глазам путешественников открылась поляна с яркими, пестрыми шатрами, между которыми сновали офицеры, мушкетеры и гвардейцы в ослепительных мундирах; всюду царили порядок и дисциплина.

Бауэр поскакал вперед, к группе офицеров, среди которых он увидел Пизани.

– Господин маркиз, – издалека закричал баварец, – к нам гости!

Пизани обернулся, следом за ним его товарищи, и у всех во взглядах отразилось изумление.

– Фронсак? Тийи? Вы прибыли поддержать нас? – пошутил Пизани. – Благодарю! Нам так нужно подкрепление!

– Нет, маркиз, увы, мы приехали всего лишь поговорить с герцогом Энгиенским, и это очень срочно.

– Он здесь! Я вас провожу, – произнес Пизани, ошеломленный ответом Луи. Лицо его помрачнело.

– Будьте осторожны! – сочувственно добавил он, – Герцог в отвратительном настроении.

Следом за маркизом друзья направились к просторной палатке. Гофреди остался охранять коней.

Герцог Энгиенский стоял перед огромным столом-маркетри, заваленном картами. Герцог был в белом костюме, но Гастон заметил, что костюм заляпан грязью, а сам герцог не брит, давно не стриженные волосы падали на темный от пота воротник сорочки. Вокруг него толпились Лопиталь, Гассион и другие офицеры; лица у всех были сосредоточенные и утомленные.

Узнав Фронсака и Тийи, Энгиен прервал беседу и насмешливо спросил:

– Господа… чем обязан вашему визиту? Увы, но у меня совершенно нет времени уделить вам внимание.

Тон герцога был сухим, насмешливым, даже угрожающим.

Отвесив низкий поклон, Луи, встревоженный холодным приемом, молча протянул письмо, составленное Мишелем Летелье.

Энгиен взял письмо, рассмотрел печать, сломал ее и прочел. Губы его искривились в плотоядной усмешке, а в глазах зажегся огонек любопытства.

– Господин Летелье просит меня оказать вам содействие. Он уточняет, что речь идет о жизни короля. Значит, – обернулся он к офицерам, – господин Фронсак не в курсе последних новостей.

И он саркастически усмехнулся.

Гастон и Луи переглядывались, не понимая, что означают намеки и странные взгляды герцога. Наконец ледяным тоном Луи де Бурбон отчеканил:

– Три дня назад на трон взошел Людовик Четырнадцатый. Да, именно, господа! Король умер, да здравствует король! Кажется, так говорят в подобных случаях, не правда ли?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю