Текст книги "На штурм неба. Парижская коммуна – предвестница нового мирового порядка"

Автор книги: Жак Дюкло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Офицеры национальной гвардии провозгласили в ратуше Лиможскую Коммуну. Была занята префектура и даже возведено несколько баррикад. Но войскам удалось удержать город в своих руках. Лиможские эмиссары, посланные в департаменты Крёз и Коррез, не смогли поднять их население.

Лиможская Коммуна, возникшая последней, была

задушена в самом зародыше.

*

В течение апреля рабочие Руана заявили о своем присоединении к Парижской Коммуне, а рабочие Гавра создали группу сочувствующих Парижу. Различные манифестации, состоявшиеся в провинции, не столько одобряли действия парижских революционеров, сколько стремились воспрепятствовать отправке войск и пушек против Парижа.

Такие выступления имели место в Перигё, Бордо, Гренобле, Лиме, Кюере (департамент Вар), в Фуа и Вариле (департамент Арьеж), в Коне (департамент Ньевр), в Жере, Савойе, но все они были подавлены.

В начале апреля, когда начались военные действия между Версалем и Парижем, в провинции также произошел ряд выступлений в пользу республики, но это отнюдь не нарушило грозной изоляции, в которой оказались парижские революционеры.

5 апреля ряд муниципальных советов, в частности Лилля, Лиона и Макона, потребовал от Тьера официального провозглашения республики. Около двадцати департаментов высказались в том же духе.

В то время как Париж вел героическую борьбу, Тьер организовал в провинции муниципальные выборы. Они состоялись 30 апреля. Из 700 тысяч муниципальных советников, которые были тогда выбраны, к реакционным партиям принадлежали только около 8 тысяч. Это была крупная победа республиканцев.

Во время этих выборов имело место несколько манифестаций солидарности с Парижской Коммуной. В Рошфоре на некоторых бюллетенях были сделаны надписи: «Да здравствует Коммуна!» В Лионе, Тьере, Вильневсюр-Ионн, Суппе, Немуре, Шато-Ландоне, Куломье (департамент Сена и Марна), в Монтаржи и Дордиве (департамент Луаре) было поднято красное знамя. Но республиканцы, избранные в провинции, не доверяли как Тьеру из-за его реакционных тенденций, так и Коммуне из-за ее федералистской позиции. Большинство из них хотело добиться соглашения между Парижем и Версалем.

Но Тьер был начеку. Он старался воспрепятствовать съездам муниципальных советников (которые тогда подготавливались), ссылаясь на законы 1834 года (короля Луи Филиппа) и 1855 года (императора Наполеона III), запрещавшие какой бы то ни было союз между муниципальными советами. Он приказал арестовать делегатов Лиги прав Парижа, направлявшихся в Бордо, где в конце концов состоялся съезд представителей от муниципалитетов. Другой такой съезд был созван в Лионе.

*

Предприняли ли парижские революционеры необходимые меры, чтобы осведомить провинцию о том, что происходило в Париже? Вот что говорят факты.

Сначала Центральный комитет, а затем Коммуна отправили в провинцию делегатов. Леблан был послан к секциям Интернационала; Паризель – к революционно– социалистическим группам; Амуру, Ландек, Мэ и Полина Менк были отправлены в юго-восточные районы. Но систематического плана пропаганды в провинции не существовало.

К тому Же в своем обращении к провинции население Парижа просило только о моральной поддержке, тогда как следовало призвать весь французский народ активно поддержать народ Парижа.

6 апреля Исполнительная комиссия обратилась к населению департаментов с прокламацией, в которой говорилось:

«Гражданскую войну начало версальское правительство, перебив наши аванпосты, обманутые мирным видом этих наемных убийц. Это опять-таки версальское правительство приказывает убивать наших пленных и угрожает Парижу ужасами голода и осады, пренебрегая интересами и страданиями населения, уже перенесшего пятимесячную блокаду…

Вас обманывают, братья, когда вам говорят, что Париж хочет управлять Францией и осуществлять диктатуру, которая была бы отрицанием национального суверенитета. Вас обманывают, когда вам говорят, что в Париже открыто, среди бела дня совершают грабежи и убийства. Никогда еще на наших улицах не было так спокойно, как в эти три недели: не было совершено ни одной кражи, ни одного покушения на жизнь граждан.

Париж стремится лишь основать Республику и завоевать себе коммунальные вольности и счастлив тем, что может указать пример другим Коммунам Франции. И если Парижская Коммуна, к своему великому сожалению, вышла за пределы своих обычных функций, то она была принуждена к тому войной, развязанной версальским правительством…

Итак, братья, не давайте обмануть себя чудовищными измышлениями версальских роялистов. Поймите, что Париж борется и сражается в этот момент не только ради себя, но и ради вас. Объединим же наши усилия – и мы победим, ибо мы являемся носителями права и справедливости, то есть всеобщего счастья, свободы для всех и каждого на основе добровольной и животворной солидарности.

Да здравствует Франция! Да здравствует Республика, единая и неделимая, демократическая и социальная!»

Лишь в конце апреля крестьянам была направлена прокламация от имени трудящихся Парижа [103]  [103] Вначале это воззвание, составленное писательницей социалисткой Андре Лео и членом Коммуны Бенуа Малоном, было опубликовано 10 апреля 1871 года в газете «Communе» в качестве составной части статьи «Франция с нами» за подписью Андре Лео. В дальнейшем это воззвание было перепечатано некоторыми другими парижскими революционными газетами. Впоследствии в виде листовки, которая была озаглавлена «Парижская Коммуна к трудящимся
  деревень» и подписана «Трудящиеся Парижа», эта прокламация была сброшена (100 тысяч экземпляров) с аэростатов в окрестностях Парижа. Большая часть этих листовок была перехвачена версальской полицией и не дошла до крестьянства, – Прим. ред.


[Закрыть]. Это воззвание содержало следующие строки:

«К трудящимся деревень!

Брат, тебя обманывают. У нас одни интересы. То, чего требую я, хочешь и ты; освобождение, которого добиваюсь я, будет и твоим освобождением. В городе тот, кто производит все богатства, испытывает нужду в хлебе, одежде; у него нет прав, ему нечего рассчитывать на чью-либо помощь. Но разве не так же обстоит дело в деревне? Разве не все равно, как называется угнетатель: крупным землевладельцем или промышленником? Твой рабочий день такой же длинный и тяжелый, как и мой, и ты, как и я, не получаешь даже того, что необходимо для удовлетворения физических потребностей. Тебе, как и мне, недостает свободы, досуга, жизни для ума и для сердца. И ты и я – мы всегда были и все еще остаемся рабами нищеты.

Вот уже почти целый век, как тебе, крестьянину, бедному поденщику, твердят, что собственность – это священный плод труда, и ты этому веришь. Но открой же глаза и оглянись вокруг, посмотри на самого себя, и ты убедишься, что это ложь. Вот ты, старик, ты трудился всю жизнь, все дни свои от зари до зари ты не выпускал из рук заступа и серпа, и, однако, ты все-таки небогат и на старости лет не имеешь даже куска хлеба. Всего твоего заработка хватило лишь на то, чтобы с трудом воспитать детей, которых отнимет у тебя рекрутский набор, или же они женятся и в свою очередь будут влачить жизнь вьючного животного и кончат ее, так же как и ты, в нищете. Ибо, когда сила твоих мускулов иссякнет и ты уже не сможешь найти себе работу, ты станешь на старости лет обузой для своих детей и вскоре вынужден будешь, опустив голову, ходить с сумою на плечах по дворам, выпрашивая унизительную, горькую милостыню.

Это несправедливо, брат-крестьянин. Разве ты не сознаешь этого? Ты видишь теперь, как тебя обманывают. Если бы собственность в самом деле была плодом труда, то ты, который столько трудился, был бы собственником. Ты владел бы этим маленьким домиком с садом и огородом, которые были страстью, целью, мечтой всей твоей жизни, но которых ты так и не смог приобрести, а если и приобрел на свое несчастье, то лишь наделав долгов, которые высасывают из тебя все соки, гложут тебя как червь и заставят твоих детей продать, как только ты умрешь, а может быть и раньше, этот столь

дорого доставшийся тебе кров. Нет, брат, от трудов праведных не наживешь палат каменных! Богат-

ство передается по случаю или приобретается хитростью. Богаты лишь тунеядцы, а труженики – бедняки и умрут бедняками. Таково общее правило; остальное – только исключение.

Это несправедливо. Вот почему Париж, о ко-

тором ты судишь со слов людей, которым выгодно

тебя обманывать, волнуется, протестует, восстает и

требует изменения законов, дающих богатым всю

власть над трудящимися».

Далее в основных чертах излагалась программа па-

рижской революции:

«Париж хочет, чтобы сын крестьянина получал

такое же образование, как и сын богача, и притом

бесплатно, ибо наука – общее достояние людей и

необходима для жизни не меньше, чем глаза для

зрения.

Париж хочет, чтобы не было больше короля,

который получает 30 миллионов народных денег и

подкармливает сверх того свое семейство и своих

фаворитов; Париж хочет, чтобы с упразднением этих

громадных расходов значительно уменьшились на-

логи. Париж требует упразднения должностей, опла-

чиваемых по 20, 30 и 100 тысяч франков, что позво-

ляет одному человеку за один год пожирать такие

средства, которых хватило бы на множество се-

мейств. Такая экономия позволила бы создать

приюты для престарелых тружеников.

Париж требует, чтобы люди, не имеющие собственности, не платили никаких налогов; чтобы человек, имеющий только дом с садом, также ничего не платил; чтобы обложение небольших состоянии было невысоким и чтобы вся тяжесть налогов падала на богачей.

Париж требует, чтобы пять миллиардов были уплачены Пруссии депутатами, сенаторами, бонапартистами, виновниками войны, и пусть для этого продадут их имущество, а также так называемые имущества короны, в которой Франция больше не нуждается.

Париж требует, чтобы правосудие ничего не стоило тем, кто в нем нуждается, и чтобы народ сам выбирал судей среди достойных людей своей коммуны.

Париж хочет, наконец, – запомни это хорошенько, ты, сельский труженик, бедный поденщик, мелкий собственник, которого гложут ростовщик, арендатор, мызник, фермер, запомните все вы, кто сеет, жнет и трудится в поте лица своего, в то время как львиная доля продуктов вашего труда достается какому-нибудь бездельнику, – Париж хочет в конечном счете земли для крестьян, орудий труда для рабочих, работы для всех…

Итак, жители деревень, вы видите теперь, что дело Парижа – ваше дело, что он трудится так же для вас, как и для городских рабочих. Париж осаждают сейчас те самые генералы, которые предали Францию. Эти депутаты, которых вы выбрали, не зная их [104]  [104] Речь идет о монархистах, составлявших большинство в Национальном собрании 1871 года; – Прим. ред.


[Закрыть], хотят вернуть нам Генриха V [105]  [105] Так именовали претендента на французский престол графа Шамбора, внука Короля Карла X, его приверженцы. – Прим. ред.


[Закрыть]. Если Париж падет, ярмо нищеты останется на вашей шее, его унаследуют и ваши дети. Помогите же ему одержать победу и, что бы ни случилось, запомните хорошенько эти слова, ибо революции будут совершаться в мире до тех пор, пока они не осуществятся: земля – для крестьян, орудия труда – для рабочих, работа – для всех».

Но это воззвание появилось слишком поздно; не получив к тому же широкого распространения в провинции, оно сыграло весьма незначительную роль уже вследствие самого разрыва, существовавшего между рабочим движением и крестьянскими массами.

Из всей совокупности вышеизложенных фактов вытекает прежде всего главный, вывод, а именно: слабой стороной рабочего движения того времени было отсутствие идеологического единства, страшная путаница в понимании задач социализма, тенденция допустить мелкобуржуазные элементы к руководству движением, подчинив им рабочий класс, а также роковой разрыв между пролетариатом и крестьянскими массами.

С любовью и уважением склоняя свои боевые знамена перед памятью всех бойцов Парижской Коммуны и провинциальных Коммун, рабочие нашей эпохи должны извлечь из совершенных тогда ошибок полезный урок для своей борьбы. Это тем более необходимо, что некоторые политики хотели бы и теперь отвести рабочему классу только роль вспомогательной силы. А ведь только рабочий класс, только он один благодаря мощи своей организации и в той мере, в какой ему удается добиться единства своих рядов, способен создать условия для сплочения всех прогрессивных сил, союз которых столь необходим, чтобы сломить силы реакции, обречь на поражение возможные фашистские выступления и подготовить рождение нового мира.

ГЛАВА ПЯТАЯ. От начала и до конца апреля

Коммуна и полномочия Центрального комитета. – Первое нападение версальцев. – Гибель Флуранса и Дюваля. – Закон о заложниках. – Письмо Карла Маркса Вильгельму Либкнехту. – Известия из провинции. – Реорганизация версальской армии.– Участие женщин в боях.– Письмо Карла Маркса Кугельману. – Военное положение Коммуны ухудшается с каждым днем. – Реквизиция брошенных предприятий. – Декрет о просроченных платежах. – Дополнительные выборы. – Коммуна защищает свои прерогативы. – Перемирие в Нёйи. – Отмена штрафов, налагаемых на трудящихся. – Запрещение ночного труда в пекарнях. – Обращение Коммуны к сельскому населению. – Смещение Клюзере. – Создание Комитета общественного спасения

С первых же дней существования Парижской Коммуны, когда она занималась созданием своих органов и распределением их функций, встал вопрос о полномочиях и сфере деятельности Центрального комитета национальной гвардии.

Об этом зашла речь уже на первом заседании 31 марта, на котором было зачитано официальное сообщение Центрального комитета, извещавшего Коммуну о том, что он назначил генерала Клюзере делегатом в военное министерство.

Так выявились трения, которые могли стать тем более опасными, что в организации обороны Парижа наблюдались серьезные пробелы. К тому же, действуя собственной властью и не уведомив об этом Коммуну, Центральный комитет решил провести новые выборы в национальной гвардии.

Но представитель Коммуны Бийорэ, которому было поручено обсудить эти вопросы с Центральным комитетом, заявил, что комитет дезавуирует документ, зачитанный на заседании Коммуны, включая и назначение Клюзере.

В ходе второго заседания 31 марта еще несколько членов Коммуны отказались от своих мандатов, а именно Фрюно, избранный от XII округа, Луазо-Пенсон и Брелэ, избранные от II округа.

Но вот наступило 1 апреля. В этот день Коммуна приняла двух делегатов Центрального комитета – Бурсье и Лисбонна. Они внесли два предложения: одно – о передаче в ведение Центрального комитета главного интендантства парижской национальной гвардии, вопросов организации этой гвардии и назначения начальника ее главного штаба и другое – об установлении окладов членам Центрального комитета.

Оба предложения были переданы в Военную комиссию и в Исполнительную комиссию Коммуны.

1 апреля

На заседании 1 апреля Коммуна, которая еще ранее определила размер жалованья своих членов в 15 франков в день, установила максимум заработной платы служащих в размере 6 тысяч франков в год. Тем самым она доказала, что народное правительство – это дешевое правительство, тогда как все правительства буржуазной диктатуры-это дорогостоящие правительства.

Был также принят декрет о выдаче пособий женам и родственникам мобильных гвардейцев, попавших в плен.

Было решено провести 5 апреля дополнительные выборы, поскольку 16 членов Коммуны, избранных 26 марта [106]  [106] Адан, Мелин, Рошар, Барре, Брелэ, Луазо-Пенсон, Тирар, Шерон, Леруа, Робине, Демаре, Ферри, Наст, Фрюно, Мармоттан. де Бутейе.


[Закрыть], вышли из состава Коммуны, а члены Коммуны, избранные одновременно в нескольких округах, должны были решить, по какому округу они будут числиться [107]  [107] А. Арну, Варлен, Делеклюз, Тейс, Бланки.


[Закрыть]. Таким образом, нужно было заполнить 22 вакансии по десяти округам Парижа.

Тьер, обращаясь к префектам, супрефектам, дивизионным генералам и генеральным прокурорам, писал в это время из Версаля:

«Коммуна в Париже, уже расколотая, пытающаяся сеять повсюду ложь и грабящая государственные кассы, мечется в своем бессилии, внушая ужас парижанам, которые с нетерпением ждут дня своего освобождения.

Национальное собрание, сплотившись вокруг правительства, мирно заседает в Версале, где завершается организация одной из самых великолепных армий, какими когда-либо обладала Франция».

Эту армию, предназначенную для штурма Парижа, Тьер организовывал при содействии Бисмарка.

Центральный Комитет 20 округов Парижа заявил, что он целиком и полностью одобряет три декрета Коммуны: о квартирной плате, о рекрутском наборе, о заложенных в ломбарде вещах.

2 апреля

2 апреля возникли серьезные военные проблемы. Исполнительная комиссия уведомила Коммуну, что недоразумения, возникшие между Центральным комитетом и Коммуной, улажены, что Центральный комитет артиллерии, который казался органом власти, стоящим рядом с Коммуной, предоставил себя в ее распоряжение, а генерал Клюзере назначен помощником генерала Эда.

В это время внимание Коммуны привлекло сообщение о ловушке, устроенной национальным гвардейцам версальцами.

Два батальона национальных гвардейцев, охранявшие мост в Нёйи, увидели, как к ним приближается колонна солдат во главе с жандармским полковником. Эта колонна солдат подняла ружья прикладами вверх, давая понять, что она намерена перейти на сторону Коммуны. А когда национальные гвардейцы подошли, чтобы побрататься с этими людьми, те стали в упор расстреливать их.

Кроме того, в тот же день версальцы начали свои атаки. Две бригады, вышедшие из Версаля и двигавшиеся от Рюейя и Монтрету, соединились у Брюйера и при поддержке кавалерийской бригады Галиффе попытались обойти федератов, подвергнув бомбардировке казарму и баррикаду в Курбевуа.

Война между Версалем и Парижем началась. К несчастью, Тьеру дали время подготовить свою армию и снова прибрать к рукам солдат, которые сначала были близки к полной деморализации, а под конец позволили убедить себя, что, сражаясь против Парижской Коммуны, они защищают цивилизацию. Поток клеветы и оскорблений обрушился на Коммуну. Версальцы питали к ней столь же лютую ненависть, как и нацисты, обнаружившие ее 75 лет спустя.

Ввиду такой ситуации Исполнительная комиссия обратилась с воззванием к национальной гвардии, а Коммуна издала декрет о привлечении к судебной ответственности Тьера, Жюля Фавра, Эрнеста Пикара, Дюфора, Жюля Симона и адмирала Потюо. Одновременно она постановила усыновить семьи граждан, «которые пали и падут в войне против Версаля».

В тот же день Коммуна приняла и ряд других декретов. «Церковь отделяется от государства», – гласил один из этих декретов, устанавливавший, что «бюджет культов упраздняется», а «так называемые неотчуждаемые имущества, принадлежащие религиозным конгрегациям, объявляются национальной собственностью».

Согласно другому декрету специальные роты национальной гвардии, сформированные из служащих различных общественных или частных учреждений, должны были влиться в батальоны национальной гвардии и провести перевыборы своих офицеров.

2 апреля в газете «Rappel» было опубликовано заявление Центрального комитета 20 округов, потребовавшего от Коммуны «немедленно вынести решение о гласности заседаний коммунальной власти». Это требование сопровождалось неприкрытым давлением, ибо в заявлении говорилось, что «многие граждане откажутся выставить свои кандидатуры на дополнительных выборах в Коммуну, если их ответственность не будет гарантирована гласностью». Этот вопрос обсуждался в Коммуне. Гласность заседаний, за исключением тех, которые проводились в секретном порядке, была введена, но позднее.

3 апреля

В этот день в специальном извещении Исполнительной комиссии сообщалось, что парижские войска отбросили версальцев и атаковали Ванв и Буживаль. Как можно было понять из ряда депеш того же дня, отряды Бержере и Флуранса должны были вот-вот соединиться, с тем чтобы идти на Версаль.

В действительности события развернулись иначе: артиллерийский обстрел из форта Мон-Валерьен, который можно было занять 19 марта, поскольку он был оставлен по приказу Тьера, заставил войска Коммуны отступить. И какова ирония судьбы! В этот самый момент Люлье, который был виновником этого упущения и был арестован 28 марта, бежал из заключения.

В ходе этого отступления версальцам удалось захватить Флуранса. Жандарм Демарэ ударом сабли разрубил ему голову. Что касается Дюваля, отступившего к Шатильону, то он был окружен, взят в плен и расстрелян по приказу генерала Винуа. Он умер с возгласом: «Да здравствует Коммуна! Да здравствует Республика!»

В это же время в Шату Галиффе приказал расстрелять нескольких пленных; федераты, попавшие в руки врага, по прибытии в Версаль были встречены обезумевшей от ярости толпой.

Учитывая сложившееся положение, Коммуна решила отложить выборы, назначенные на 5 апреля. Кроме того, Коммуна постановила, что Дюваль (о его трагической гибели еще не знали в Париже), Бержере и Эд, находившиеся вдали от Парижа в связи с военными действиями, будут заменены в Исполнительной комиссии Делеклюзом, Курне и Верморелем. В то же время Клюзере был назначен делегатом в Военное министерство.

Коммуна постановила также утвердить в качестве отличительного знака для своих членов красный шарф с золотой бахромой.

4 апреля

В этот день на заседании Коммуны говорилось о соглашении, заключенном между Исполнительной комиссией и Центральным комитетом национальной гвардии, на который было возложено руководство интендантством национальной гвардии. Так как Клюзере заявил, что Исполнительная комиссия и Военное министерство должны находиться вместе, то было решено, что эта комиссия будет пребывать в здании Военного министерства.

В прокламации к народу Парижа Исполнительная комиссия писала:

«Граждане!

Парижская Коммуна не сомневается в победе. Приняты энергичные меры. Учреждения, временно дезорганизованные из-за измены и предательства, в настоящий момент уже реорганизованы.

Каждый час используется для подготовки вашей будущей победы.

Коммуна рассчитывает на вас, и вы можете рассчитывать на нее.

Версальских роялистов ждет лишь позор за содеянные преступления.

Вас же, граждане, ожидает вечная слава спасителей Франции и Республики.

Национальные гвардейцы!

Парижская Коммуна поздравляет вас и заявляет, что вы оказали важные услуги Республике».

5 апреля

Зверства версальцев вызывали гнев парижского народа. Коммуна приняла следующий декрет о заложниках:

Ст. 1. Всякое лицо, уличенное в сообщничестве с версальским правительством, будет немедленно привлечено к суду и заключено в тюрьму.

Ст. 2. В течение 24 часов будет создано обвинительное жюри для разбора дел, которые поступят на его рассмотрение.

Ст. 3. Жюри будет выносить решения в течение 48 часов.

Ст. 4. Все обвиняемые, задержанные по решению обвинительного жюри, будут считаться заложниками парижского народа.

Ст. 5. Казнь каждого военнопленного или сторонника законного правительства Парижской Коммуны немедленно повлечет за собой казнь трех заложников, задержанных на основании ст. 4; они будут выделены по жребию.

Ст. 6. Каждый военнопленный предстанет перед обвинительным жюри, которое и решит, будет ли он немедленно освобожден или будет задержан как заложник».

Таким способом надеялись заставить Тьера и его клику уважать законы войны [108]  [108] Следует отметить, что до вторжения версальских войск в Париж Коммуна так и не решилась применить на практике ст. 5 этого декрета. - Прим. ред.


[Закрыть], но последующие события показали, что ничто не могло остановить их на пути бесчестия.

В тот же день военный делегат генерал Клюзере представил Исполнительной комиссии доклад, в котором следующим образом охарактеризовал состояние вооруженных сил Коммуны.

«Когда маршевые роты будут сформированы и освобождены от бойцов внутренней службы, мы будем иметь отборное войско численностью свыше 100 тысяч человек. Я настойчиво рекомендую гвардейцам быть особенно внимательными при выборе своих командиров…

Мы занимаем траншеи, Мулино и вокзал в Кламаре. В общем наше положение – это положение людей, сильных сознанием своей правоты, терпеливо ожидающих нападения и ограничивающихся обороной».

Из этого документа видно, что в своих военных взглядах Клюзере не выходил за узкие рамки оборонительной тактики. Осажденной врагами Коммуне пришлось убедиться, что в этой области время работало не на нее.

5 апреля членам Коммуны было направлено следующее важное сообщение;

«Я приехал из Версаля взволнованный, возмущенный ужасами, которые я увидел собственными глазами. С пленными в Версале обращаются жестоко. Их безжалостно избивают. Я видел несколько человек, окровавленных, с оторванными ушами, с лицом и шеей, исцарапанными точно когтями диких зверей.

В таком состоянии находится и полковник Анри; к его чести и славе я должен сказать, что, с презрением глядя на толпу варваров, он гордо, спокойно, стоически шел на смерть.

Превотальный суд [109]  [109] Военно-полевой суд. - Прим. ред.


[Закрыть] действует на глазах правительства. Это значит, что смерть косит наших сограждан, попавших в плен. Подвалы, в которые их бросают, – это ужасные ямы, доверенные попечению жандармов.

Я счел своим долгом честного гражданина рассказать вам об этих жестокостях, одно воспоминание о которых всегда будет вызывать мое негодование».

Это сообщение подписал некий Баррер, сделавший впоследствии дипломатическую карьеру: он был французским послом в Италии в тот момент, когда вспыхнула первая мировая война.

В тот же день Центральный комитет обратился к жителям Парижа с прокламацией, в которой особо подчеркивал социальный характер начавшейся борьбы. Он писал:

«Трудящиеся, не ошибитесь теперь. Идет великая борьба – это паразиты и труженики, эксплуататоры и производители схватились между собой. Если вы устали коснеть в невежестве и прозябать в нищете; если вы хотите, чтобы ваши дети были людьми, пользующимися плодами своего труда, а не какими-то животными, выдрессированными для мастерской или для бойни, проливающими свой пот ради обогащения эксплуататора и свою кровь ради какого-нибудь деспота; если вы не хотите, чтобы ваши дочери, которых вы не можете воспитывать и блюсти по своему желанию, становились орудием наслаждения в руках денежной аристократии; если вы не хотите, чтобы разврат и нужда толкали мужчин в ряды полиции, а женщин к проституции; если, наконец, вы хотите царства справедливости, то будьте сознательны, трудящиеся, восстаньте, и да падет от вашей сильной руки презренная реакция!»

6 апреля

Коммуна решила послать делегацию в Марсель, где вспыхнуло восстание; но было слишком поздно: марсельские коммунары уже были разбиты.

В этот день Коммуна приняла декрет о поднятии дисциплины в рядах национальной гвардии: каждый национальный гвардеец, уклоняющийся от военной службы, обезоруживался, каждый гвардеец, обезоруженный за отказ от несения службы, лишался жалованья.

Дополнительные выборы были назначены на 10 апреля. Если 1 апреля предстояло заполнить 22 вакансии, то теперь их число достигло 27. Среди новых членов Коммуны, заявивших о своем уходе, был радикал Ранк, мотивировавший свое решение тем, что он «не одобряет в целом ряде важных вопросов то направление, которое придано коммунальному движению».

Так отходили в сторону мелкобуржуазные элементы, которые вначале встали на сторону Парижской Коммуны. Это свидетельствовало, разумеется, о сдержанном отношении части парижского населения к Коммуне; но, бесспорно также и то, что, когда возникают трудности, неустойчивые элементы всегда проявляют стремление выйти из борьбы.

В этот же день Карл Маркс писал Вильгельму Либкнехту, который вместе с другим видным руководителем немецких социалистов, Августом Бебелем, находился до этого в тюрьме. Как Вильгельм Либкнехт, так и Август Бебель заявили о своей солидарности с Парижской Коммуной и выступили против аннексии Эльзаса и Лотарингии. Маркс указывал, почему колебания, оттяжки и промедления, допускаемые парижскими революционерами, представляются ему столь опасными. Он писал:

Лондон, 6 апреля 1871 г.

Дорогой Либкнехт!

Известие, что ты и Бебель, а также и брауншвейгцы [110]  [110] Члены Брауншвейгского Центрального комитета германской социал-демократической рабочей партии Леонард Бонгорст и Вильгельм Бракке.-Прим. ред.


[Закрыть] освобождены, было здесь, в Центральном совете [111]  [111] Имеется в виду Генеральный совет Интернационала. – Прим.
  ред.


[Закрыть], встречено великим ликованием.

По-видимому, если парижане терпят поражение, то это их вина, но вина, которая на деле произошла от чрезмерной honnetete [порядочности], – Центральный комитет, а затем и Коммуна дали mischivous avorton [злополучному выродку] Тьеру время сосредоточить вражеские силы: 1) потому, что они по глупости не хотели начинать гражданской войны, как будто Тьер не начал ее сам своей попыткой насильственного разоружения Парижа, как будто Национальное собрание должно было лишь решить вопрос о войне или мире с пруссаками и не объявило немедленно войну республике? 2) Чтобы их нельзя было упрекнуть в противозаконном захвате власти, они потеряли драгоценные мгновения на избрание Коммуны, организация которой и т. д. опять-таки потребовала времени, – а следовало немедленно двинуться на Версаль после поражения реакции в Париже (Вандомская площадь) [112]  [112] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 108.


[Закрыть]».

7 апреля

На заседании Коммуны 7 апреля обсуждался вопрос о положении в провинции. Гамбон дал некоторые разъяснения относительно своей поездки на Корсику. Говоря о выступлениях, которые произошли в различных пунктах провинции, он заявил:

«Коммуна была подавлена повсюду только потому, что ее члены не сумели принять решительных мер. В Марселе, Лионе, Сент-Этьенне она наверняка устояла бы, если бы там действовали по-революционному; это должно послужить уроком Парижской Коммуне.

В столице существуют гнусные газеты, которые надо во что бы то ни стало закрыть. Надо покончить с клеветой, которую они систематически распространяют изо дня в день.

Другой важнейший момент – нужно послать во все крупные города граждан, которые активизировали бы движение за создание Коммун и подняли бы республиканцев против версальского правительства.

Только такой ценой может быть спасена Ком-

муна».

В тот же день Исполнительная комиссия составила

обращение к национальной гвардии, которое было опуб-

ликовано на следующий день в «Journal Officiel». Но по-

ложение в провинции, как оно освещалось в этом обра-

щении, не соответствовало или в тот момент уже не со-

ответствовало более действительности.

«В Лиможе провозглашена Коммуна. Над его

ратушей развевается то же знамя, что и над нашей.

Линейные войска побратались с национальной гвар-

дией. Армия правого дела выступит на помощь не

Версалю, а Парижу.

Гере тоже провозгласил у себя Коммуну и ждет

Лиможа, чтобы последовать за ним.

Весь центр поднялся и примкнул к движению. Под-

нялось и население Ньевра. Вьерзон, тоже провоз-

гласивший у себя Коммуну, держит в своих руках

железнодорожный узел и таким образом препятству-

ет переброске версальских жандармов в Тулузу и

дает возможность национальным гвардейцам Лимо-

жа прийти на помощь Парижу.

Если Париж будет по-прежнему исполнять свой

долг, если он будет столь же тверд, как и храбр, то

гражданской войне и ее преступным зачинщикам

придет конец.

Да здравствует Коммуна! Да здравствует Рес-

публика!

Париж, 7 апреля 1871 года

Исполнительная комиссия:

Курне, Делеклюз, Феликс Пиа,

Тридон, Э. Вайян, О. Верморель».

На том же заседании некоторые члены Коммуны за-

явили протест (пронизанный в большей или меньшей

степени духом шовинизма) против назначения польского

революционера Домбровского начальником штаба Па-

рижского укрепленного района.

Вайян поддержал это назначение, тогда как Брюнель, которого Коммуна назначила генералом, оспаривал право Исполнительной комиссии назначать генерала, не избранного путем всеобщего голосования.

Эта точка зрения не встретила одобрения. Но решение Исполнительной комиссии относительно назначения Домбровского было дополнено таким постановлением, которое, несомненно, отражало противоречия, существовавшие в военной организации Коммуны.