Текст книги "На штурм неба. Парижская коммуна – предвестница нового мирового порядка"

Автор книги: Жак Дюкло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

*

Никто из членов Центрального комитета национальной гвардии не ожидал того, что Тьер примет решение об эвакуации Парижа. Революционные организации, которые неоднократно ставили вопрос о взятии власти, оказались вдруг в таких условиях, которые явно застигли их врасплох, – власти бежали. Этим объясняются медлительность и колебания, характеризовавшие действия Центрального комитета непосредственно после отъезда членов правительства.

Вечером 17 марта Центральный комитет собрался на заседание; он назначил следующее заседание на 18 марта в 11 часов вечера. И лишь незадолго до этого члены Центрального комитета встретились и отправились в Ратушу, где и заняли место бежавших правителей.

Некоторые члены Центрального комитета были столь изумлены, оказавшись в этом месте и при таких обстоятельствах, что заявили: «Мы не имеем правительственных полномочий». Но силою вещей Центральный комитет вынужден был действовать в качестве правительства.

Ввиду относительной легкости, с какой была одержана победа над Тьером, члены комитета были озабочены в первую очередь тем, чтобы отразить весьма вероятное наступление правительственных войск и возможное нападение буржуазных батальонов национальной гвардии. При этом они упускали из виду, что при создавшейся в Париже ситуации наилучшим видом обороны было наступление против войск Тьера, полностью дезорганизованных. В письме от 12 апреля 1871 года к Кугельману Карл Маркс именно так и говорил:

«Надо было сейчас же идти на Версаль, как только Винуа, а вслед за ним и реакционная часть парижской национальной гвардии бежали из Парижа» [65]  [65] К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения, М., 1952, т. II, стр. 443.


[Закрыть].

Но не это было главной заботой Центрального комитета в тот момент. Его первой ошибкой было назначение Люлье командующим национальной гвардии. Это была по меньшей мере бездарная личность. Он упустил возможность занять форт Мон-Валерьен, который Тьер, обезумев от страха, приказал оставить, но затем распорядился снова занять.

Кроме того, ночью генерал Винуа вывел свою армию из Парижа в Версаль. Но солдаты отставали и проявляли такую недисциплинированность, что их легко можно было сагитировать и перетянуть на сторону восставших. И если бы новый командующий национальной гвардии закрыл ворота Парижа, он мог бы помешать уходу в Версаль этих частей, находившихся в состоянии полного разложения. Но это не было сделано, и впоследствии Люлье (то ли из трусости, то ли будучи предателем), не стесняясь, похвалялся перед военным судом, что он «оставил открытыми для армии все выходы» [66]  [66] Есть данные, свидетельствующие о том, что Люлье был связан с подпольной контрреволюционной организацией, действовавшей в Париже в дни Коммуны. Впоследствии он был приговорен к ссылке, но содержался там в привилегированных условиях. – Прим. ред.


[Закрыть].

Пользуясь нерешительностью, которую проявляли члены Центрального комитета, мэры парижских округов попытались сыграть роль посредников между версальским правительством и Центральным комитетом. Они предложили потребовать от правительства замены генерала Орель де Паладина на посту командующего национальной гвардии депутатом от Парижа полковником Ланглуа, назначения Дориана мэром Парижа вместо Жюля Ферри, немедленного проведения муниципальных выборов и обязательства отказаться от разоружения национальной гвардии.

В ночь на 19 марта полковник Ланглуа, только что назначенный командующим национальной гвардии, явился к членам Центрального комитета, собравшимся в Ратуше. Но поскольку Ланглуа отказался признать полномочия Новой власти, Центральный комитет не мог согласиться на это назначение. Поэтому Ланглуа пришлось отказаться от командования.

Кроме того, 19 марта, когда Центральный комитет заседал в Ратуше, он не придал должного значения сообщению Дюваля, командира одного из легионов, расположенных на левом берегу Сены [67]  [67] Дюваль командовал XIII легионом национальной гвардии, – Прим. ред.


[Закрыть], относительно намерения полков, еще находившихся тогда в Париже, отправиться в Версаль. В тот момент можно еще было воспрепятствовать их уходу и вызвать разложение в рядах частей, бежавших в Версаль, что значительно сократило бы численность войск, которыми могло располагать в тот момент правительство Тьера.

В связи с этим интересно точно выяснить, из кого состояли вооруженные силы, которыми располагали версальцы. Они были крайне незначительны, и Карл Маркс совершенно правильно оценивал соотношение наличных сил, когда писал, что революционерам 18 марта следовало тотчас же атаковать войска Тьера и преследовать их вплоть до Версаля.

В своих показаниях перед парламентской следственной комиссией после поражения Коммуны Тьер, вспоминая о первой неделе после своего бегства в Версаль, заявлял: «У нас имелось только 22 690 человек». Он хвастался тем, что распорядился вновь занять Мон-Валерьен, который был сначала эвакуирован по его приказу. Но, как мы знаем, этот форт мог бы быть занят федератами, если бы только Люлье выполнил свой долг.

Тьер добавлял:

«Что касается других фортов, то мы бы ослабили себя, если бы захотели сохранить их, так как нам потребовалось бы по меньшей мере 8 тысяч человек, чтобы занять их. Нам бы пришлось выделить для этого значительную часть наших сил. Поэтому я сохранил за собой только Мон-Валерьен и вывел все остальные силы. Благодаря этому я располагал 22 тысячами хорошо дисциплинированных солдат, находившихся под надежным командованием.

Первые две недели мы провели в Версале, ничего не предпринимая. Это были худшие дни моей жизни. В Париже господствовало мнение: с Версалем покончено; как только мы явимся туда, солдаты поднимут ружья прикладами вверх. Я был уверен, что этого не произойдет. И все же, если бы нас атаковало 70 или 80 тысяч человек, я не смог бы поручиться за стойкость армии, которая была угнетена прежде всего сознанием своей крайней малочисленности».

Эдмон Лепеллетье следующим образом комментирует это признание Тьера:

«В первую неделю после бегства правительство и Собрание располагали для своей защиты только малонадежными и притом недостаточными силами. Если бы тогда произошло столкновение и разыгралось сражение, то армия парижан в десять раз превосходила бы по численности своего противника: 200 тысяч охваченных энтузиазмом парижан против 20 тысяч деморализованных солдат.

Если бы 20 марта эти превосходящие силы атаковали Версаль, то, как признавался Тьер – а ему нелегко было в этом признаться, – он «не смог бы поручиться за стойкость армии». Это значит, что разложение армии, начавшееся 18 марта на высотах Монмартра, продолжалось бы на высотах Пикардии и на дорогах Версаля. Ошибка Центрального комитета, заключавшаяся в том, что он не развил успеха и не закрепил победы, одержанной 18 марта, двинувшись уже на следующий день или, самое позднее, через день на Версаль, позволила Тьеру восстановить армию и увеличить ее численность.

Благодаря этому бездействию парижан, благодаря передышке, предоставленной ими Версалю, а также поддержке со стороны Германии [68]  [68] Имеется в виду возвращение Бисмарком французских военнопленных, использованных Тьером для пополнения версальской армии.– Прим. ред.


[Закрыть] версальская армия смогла добиться численного превосходства и вернуть себе уверенность, которой ей недоставало».

К несчастью, малочисленность войск, от которой сначала страдали версальцы, в дальнейшем стала ощущаться самой Коммуной.

Париж был отрезан. А для версальского правительства остальная Франция служила как бы потенциальным резервом. Тем не менее Тьер не питал иллюзий на этот счет и в своих показаниях перед парламентской следственной комиссией он вынужден был заявить:

«Вскоре я убедился, что страна… подавлена обрушившимися на нее разнообразными бедствиями… Мобили мало чего стоили. Они были обескуражены; после подписания мира их распустили по домам. Ни один батальон добровольцев не прибыл к нам на помощь. Но оставались осколки наших армий, и я поспешил собрать их, реорганизовать, и вот из этих– то осколков я создал армию, которая добилась того, что вырвала Париж из рук мятежников. Как только мне удалось собрать 50 тысяч человек, я решил, что настал момент преподать мятежникам урок».

Однако Тьер колебался. Он говорил, что даже с этими 50 тысячами солдат нападение на Париж могло оказаться рискованным. Впоследствии он признал это перед следственной комиссией:

«Париж – столь грозная крепость, что было бы неразумно атаковать его с 50 тысячами человек. Я был убежден, что мы добьемся победы с помощью орудийного огня, но тогда у нас не было еще достаточно артиллерии».

Вот тут-то и дало себя знать сотрудничество Тьера с Бисмарком; оно позволило создать армию, которая должна была раздавить Париж. Тьер заявлял не без лицемерия:

«Неверно, будто у меня было, как это утверждали, много трудностей с прусским правительством из– за Коммуны и будто оно питало к ней хотя бы малейшее расположение… Г-н Бисмарк открыто предлагал нам свою помощь против Коммуны, которую мы, разумеется, не могли принять [69]  [69] Речь шла о прямом участии немецких оккупационных войск в борьбе против революционного Парижа. Тьер отказался принять это предложение Бисмарка, так как опасался, что открытый союз с германскими милитаристами восстановит против версальского правительства все патриотические силы страны и сделает невозможным его дальнейшее существование. И все же германское правительство оказало весьма существенную помощь правительству Тьера. - Прим. ред.


[Закрыть]. Он даже торопил нас поскорее покончить с этим и в этом отношении разделял нетерпение некоторых депутатов [70]  [70] То есть членов монархического большинства Национального
  собрания. – Прим. ред.


[Закрыть], которые хотели подменить наши идеи своими идеями, не отдавая себе отчета в трудностях создавшейся ситуации.

Однако, несмотря на эти разногласия и вопреки договору, который ограничивал численность Парижской армии 40 тысячами человек, г-н Бисмарк согласился на ее увеличение сначала до 100 тысяч, а затем до 130 тысяч человек. Он даже обеспечил нам возможности для реализации этого увеличения, передав нам довольно значительное число наших пленных солдат, возвращение которых было ранее приостановлено вследствие возникших споров…»

Итак, по признанию Тьера, Германия Бисмарка была союзником Версаля в борьбе против Парижа.

Так, под командованием Мак-Магона, который в течение шести месяцев находился в Висбадене в качестве военнопленного и был возвращен Бисмарком Тьеру, была создана армия в 130 тысяч человек, состоявшая из пяти корпусов и оснащенная самым современным оружием.

Численный же состав вооруженных сил Коммуны не только не увеличился, но, напротив, заметно уменьшился в течение апреля, а их вооружение было значительно хуже вооружения версальцев.

Никогда не следует забывать о фактах, разоблачающих предательство национальных интересов, на которое способны правящие круги буржуазии, когда затронуты их классовые интересы.

*

Возвращаясь к положению, которое сложилось в Париже на следующий день после победоносной революции 18 марта, следует напомнить, что Центральный комитет, осуществляя функции правительства, сразу же организовал свою работу и распределил функции: так, например, Эд был направлен в военное министерство, Варлен и Журд – в министерство финансов, Дюваль и Рауль Риго – в префектуру полиции.

Кроме того, Центральный комитет постановил отменить осадное положение, амнистировать осужденных по политическим делам и упразднить военные суды.

Центральный комитет совершил ошибку, не заняв в ночь на 19 марта редакцию «Journal Officiel", хотя это было вполне возможно. В этих условиях номер «Journal Officiel», вышедший 19 марта, был составлен еще в правительственном духе, в нем был опубликован ряд прокламаций Тьера и лживая версия событий в Париже.

Разумеется, этот номер газеты не читали в Париже, но его читали в провинции, где он распространял клеветнические измышления о революции 18 марта. На следующий день, 20 марта, «Journal Officiel» был в руках революционеров.

*

Центральный комитет держал власть в своих руках, но казалось, что он желает поскорее избавиться от нее, обратившись с призывом к избирателям. В обращении от 19 марта он заявлял, что «не претендует занять место тех, кого смела буря народного возмущения», и намечал на 22 марта выборы.

Тем временем Тьер назначил адмирала Сессе символическим верховным командующим национальной гвардии департамента Сена. Свою неудачу 18 марта он объяснял следующим образом:

«Правительство не хотело начинать кровопролитных действий, несмотря на то, что оно было спровоцировано на это неожиданным сопротивлением Центрального комитета национальной гвардии. Это сопротивление, искусно организованное и руководимое столь же дерзкими, сколь и коварными заговорщиками, вылилось в натиск массы безоружных национальных гвардейцев и населения, которые бросились на солдат, нарушая их строй и вырывая у них оружие. Вняв их преступным призывам, многие военнослужащие забыли свой долг. Тщетно целый день созывали национальную гвардию: на месте столкновения появилось лишь незначительное число гвардейцев».

Существование Центрального комитета национальной гвардии в качестве правительственного органа было кратковременным. Его делегат при «Journal Officiel" писал 21 марта:

«История не знает другого подобного примера, чтобы временное правительство так торопилось передать свои полномочия в руки людей, избранных путем всеобщего голосования».

Карл Маркс считал этот шаг ошибкой. 12 апреля он писал Кугельману:

«Центральный комитет слишком рано сложил свои полномочия, чтобы уступить место Коммуне. Опять-таки благодаря «честности», доведенной до мнительности!» [71]  [71] К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения, М., 1952, т. II, стр. 443.


[Закрыть]

Центральный комитет, твердили в правительственных кругах, состоит из людей никому не известных. Конечно, члены Центрального комитета не были видными политическими деятелями. Это были патриоты, которые боролись против измены так называемого правительства национальной обороны, патриоты, исполненные решимости защищать республику и выражавшие все более четко социальные устремления народных масс.

Среди членов Центрального комитета был рабочий– переплетчик Эжен Варлен, мужественное поведение которого на процессе Интернационала во времена империи сделало его широко известным [72]  [72] Это было на втором судебном процессе парижской организации Интернационала в мае 1868 года. – Прим. ред.


[Закрыть].

Он заявил тогда перед лицом императорских судей:

«Класс, который угнетали во все времена и при всех режимах, класс трудящихся, стремится принести возрождение. Только ветер свободы может очистить эту атмосферу, насыщенную несправедливостью.

Когда какой-нибудь класс утратил моральное превосходство, которое сделало его господствующим, он должен устраниться, если не хочет быть жестоким, ибо жестокость – единственное средство, остающееся у власти, клонящейся к упадку».

Но, как показали последующие события, господствующий класс отнюдь не намерен был добровольно уступать власть.

Рабочий-механик Асси также был известен благодаря судебным приговорам, которые обрушились на него за его революционную активность во время стачек в Крезо против крупного предпринимателя Шнейдера [73]  [73] Это было в январе и в марте 1870 года. – Прим. ред.


[Закрыть].

Впрочем, в составе Центрального комитета произошли некоторые изменения. Под принятой на заседании 28 марта прокламацией о передаче власти Парижской Коммуне стояли следующие подписи: Авуан-сын, Антуан Арно, Жорж Арнольд, Асси, Андинью, Буи, Жюль Бержере, Бабик, Барру, Бийорэ, Бланше, Леопольд Бурсье, Кастиони, Шуто, Кловис Дюпон, Фабр, Ферра, Фортюне Анри, Флёри, Фужере, К. Годье, Гуйе, Жан Жерем, Гролар, В. Грелье, Журд, Жосселен, Лавалетт, Мальжурналь, Эдуар Моро, Мортье, Прюдом, Руссо, Ранвье, Варлен, А. Дюкан. Лисбонн, подпись которого не фигурирует под этим документом, также был членом Центрального комитета. В его состав входил также Люлье, до того как он был назначен командующим национальной гвардии.

Когда 1 марта на заседании парижских секций Интернационала [74]  [74] То есть Федерального совета парижских секций. – Прим. ред.


[Закрыть] Варлен предложил действовать более активно, чтобы привлечь на свою сторону эту организацию [75]  [75] То есть Центральный комитет национальной гвардии.-Прим.
  ред.


[Закрыть], он сделал при этом следующее пояснение:

«Члены этого Комитета, которые не внушали нам доверия, теперь устранены и заменены социалистами, которые хотят иметь в своей среде четырех делегатов в качестве связующего звена между ними и Интернационалом».

Но в составе Центрального комитета было мало членов Интернационала: Авуан-сын, Асси, Журд и Варлен [76]  [76] Членами Интернационала были также А. Арно, Бабик, Бийорэ, К. Дюпон. Что касается Асси, то он не был членом Интернационала, хотя был близок к нему. – Прим. ред.


[Закрыть].

Перед выборами в Коммуну, которые должны были состояться 22 марта, Центральный комитет узнал, что мэры и депутаты Парижа также обсуждают вопрос о выборах. К тому же версальское правительство доверило мэрам округов [77]  [77] Об этом сообщалось в приказе министра внутренних дел Э. Пикара от 18 марта. - Прим. ред.


[Закрыть] временное управление Парижем. Среди парижских депутатов был и Клемансо. Признавая муниципальные требования парижан, он отрицал право Центрального комитета представлять Париж и хотел убедить версальское Собрание удовлетворить требования парижан.

Споры с мэрами и депутатами затягивались. Луи Блан, возвратившийся из Лондона для участия в переговорах, говорил:

«Мы, законные представители, не можем пойти на соглашение с повстанцами. Мы хотим, конечно, предотвратить гражданскую войну, но не хотим стать вашими помощниками в глазах всей Франции».

Версальское Собрание было, разумеется, враждебно Парижу и отнюдь не спешило предоставить ему муниципальные свободы, которых он требовал.

Тем временем сама жизнь заставила Центральный комитет продолжать выполнять свои обязанности.

марта он назначил день выборов, а также принял ряд постановлений правительственного характера относительно свободы печати, соблюдения прелиминарного мирного договора и упразднения постоянной армии. Форты Иври, Бисетр, Монруж, Ванв и Исси были заняты федератами. В этот день еще можно было занять форт Мон-Валерьен, имевший огромное военное значение и оставленный по приказу Тьера. Но, к несчастью, этого не сделали, и когда на следующий день, 21 марта, федераты явились, чтобы занять форт, там уже были версальцы.

марта Центральный комитет национальной гвардии объединился с Комитетом республиканской федерации [78]  [78] Комитет республиканской федерации (или Федеральный республиканский комитет) состоял преимущественно из делегатов от офицеров Объединение этой организации с ЦК национальной гвардии произошло фактически еще до 18 марта. – Прим. ред.


[Закрыть] и принял устав, которому предшествовала следующая декларация:

«Республика является единственно возможной формой правления; вопрос о ней не подлежит обсуждению.

Национальной гвардии принадлежит неограниченное право избирать всех своих начальников и сменять их, как только они утратят доверие своих избирателей, но лишь после предварительного расследования во имя соблюдения справедливости».

Положения, содержавшиеся во втором параграфе, не могли не стать в дальнейшем источником затруднений, ибо заранее устанавливали двоевластие в военной области: с одной стороны, Центральный комитет, а с другой стороны – власть, созданная на основе выборов [79]  [79] Имеется в виду Коммуна. – Прим. ред.


[Закрыть].

Центральный комитет принял решение о приостановке распродажи вещей, заложенных в ломбарде, и об отсрочке на один месяц уплаты по всем долговым обязательствам и запретил выселение квартиросъемщиков.

В тот же день «Journal Officiel» опубликовал заявление [80]  [80] Статья под названием «Революция 18 марта», датированная 20 марта и подписанная делегатом правительства при «Journal Officiel». - Прим. ред.


[Закрыть], в котором, в частности, говорилось:

«Пролетарии столицы перед лицом вырождения и измены правящих классов поняли, что настал их черед спасти положение, взяв в свои руки управление общественными делами… Неужели буржуазия, их старшая сестра, добившаяся своего освобождения еще в конце прошлого века, их предшественница на революционном пути, неужели она не понимает, что ныне настал час освобождения пролетариата…

Пролетариат перед лицом постоянной угрозы его правам, полного отрицания всех его законных устремлений, перед лицом разгрома родины и крушения всех его надежд понял, что его высший долг и непреложное право – взять решение своей судьбы в свои руки и обеспечить ее, завладев властью».

Тем временем версальская правительственная клика в своем обращении к народу и армии обличала революцию 18 марта как «величайшее преступление, какое когда-либо знала история». Возражая Клемансо, который предлагал согласиться на проведение муниципальных выборов в Париже, Тьер обрушивался не только на парижских революционеров, но на весь народ Парижа.

«Если Париж, – говорил он, – допускает, чтобы кучка мерзавцев управляла им, вместо того чтобы присоединиться к нам и вырвать его из их отвратительных рук, то Париж, я полагаю (хотя я не желаю обвинять его), должен признать, что мы вправе предпочесть Францию ее столице» [81]  [81] Из речи Тьера на заседании Национального собрания 21 марта 1871 года. - Прим. ред.


[Закрыть].

А Жюль Фавр обзывал членов ЦК национальной гвардии «кучкой злодеев с кровавыми и алчными помыслами», подчинивших Париж своей власти. Он сожалел, что оставил национальной гвардии ее оружие [82]  [82] Из речи Жюля Фавра на заседании Национального собрания 21 марта 1871 года. - Прим. ред.


[Закрыть]; впрочем, поступить иначе было не в его власти. Этот жалкий субъект, в котором гнусность сочеталась с шутовством, осмелился просить прощения у бога и людей. В то время как Тьер в своем циркуляре префектам писал, что «добропорядочные граждане объединяются и организуются для подавления мятежа», мэры и депутаты Парижа продолжали свои примиренческие маневры и заявили, что хотят остаться в стороне от муниципальных выборов, назначенных на 22 марта.

Эти выборные представители, выступая против новой власти, созданной Центральным комитетом, полагали, что могут рассчитывать на часть населения Парижа. Парижские газеты умеренного направления повели подрывную кампанию против восстания 18 марта, они порочили Центральный комитет и обвиняли национальную гвардию в казни генералов Леконта и Клемана Тома. А между тем все знали, что она была совершена под влиянием гнева народных масс против захватчиков, а отнюдь не по воле Центрального комитета.

Некоторые элементы населения столицы дошли до того, что организовали на бульварах сборища реакционного характера. В то же время буржуазные газеты («Journal des Debats», «Constitutionnel», «Moniteur universel», «Figaro», «Gaulois», «Vente», «Paris-Journal», «Presse», «France», «Liberte», «Pays», «National», «L'Univers», «Temps», «Cioche», «Patrie», «Bien public», «L'Union», «L'Avenir liberal», «Journal des villes et des campagnes», «Charivari», «Monde», «France nouvelle», «Gazette de France», «Petit Moniteur», «Petit National», «L'Electeur libre», «Petite Presse») заявили протест против выборов 22 марта и советовали избирателям не принимать в них участия.

В середине дня около сотни манифестантов собрались на площади Биржи и направились к Вандомской площади с криками: «Да здравствует Собрание!», «Долой Комитет!» Но это была лишь своего рода генеральная репетиция. Манифестанты условились встретиться на другой день, 22 марта.

Цель манифестантов состояла в том, чтобы создать в Париже обстановку гражданской войны и облегчить тем самым действия версальцев против Центрального комитета. Чтобы подготовить эту манифестацию, был заключен союз бонапартистских элементов с реакционерами, примкнувшими, по крайней мере на время, к республиканцам.

Манифестация 22 марта, как и манифестация, происходившая накануне, направилась к Вандомской площади, где помещался штаб национальной гвардии. Среди участников этой манифестации был адмирал Сессе, которого Тьер назначил командующим национальной гвардии департамента Сена, но в действительности это был командир без армии. Начальник штаба национальной гвардии, член Центрального комитета Бержоре, учитывая приготовления реакционеров, принял меры обороны.

После того как из рядов манифестантов раздался пистолетный выстрел, национальная гвардия разогнала их. Было убито несколько манифестантов, а также национальных гвардейцев. Среди раненых был Анри де Пен, главный редактор газеты «Paris-Journal», и банкир Отто Оттингер, что ясно говорило о классовой принадлежности этих манифестантов.

Долгом Центрального комитета было помешать реакции спровоцировать беспорядки в Париже, и этот свой долг он выполнил с твердостью, какой требовали обстоятельства.

Провал выступления на Вандомской площади был неприятен для Тьера, которому крайне нужен был предлог, чтобы кричать повсюду о восстаниях в Париже против инсургентов 18 марта. Он хотел этого особенно потому, что парижская революция вызвала сочувственные отклики в ряде городов Франции.

Тем временем депутаты Парижа продолжали свои происки. Народные представители от департамента Сена (Луи Блан, Эдгар Кинэ, А. Пейра, В. Шёльше, Эдмон Адан, Флоке, Мартен Бернар, Эдуар Локруа, Ланглуа, Фарси, Анри Бриссон, Греппо, Мильер, Клемансо, Тирар, Толен) опубликовали заявление, датированное 22 марта, в котором утверждали, что добились «официального признания прав Парижа, который в кратчайший срок будет призван избрать свой муниципальный совет».

Со своей стороны мэры парижских округов, собравшись в ночь на 23 марта в мэрии XI округа, назначили адмирала Сессе (что уже ранее сделал Тьер) главнокомандующим национальной гвардии Парижа, а также назначили [начальником штаба национальной гвардии] Ланглуа, который отказался признать власть Центрального комитета. Кроме того, полковник Шёльше был назначен командующим артиллерией национальной гвардии.

Таким образом, парижские мэры и их помощники хотели противопоставить свою власть, власть делегатов версальского правительства, власти Центрального комитета. Собрание мэров и помощников мэров заявляло, что оно действует «именем народа, избравшего их, и намерено заставить уважать принцип народного волеизъявления».

Тем временем 449 голосами против 79 версальское Собрание приняло предложение Ла Роштюлона об организации батальонов для похода на Париж и отложило на более поздний срок обсуждение законопроекта, касающегося муниципальных выборов в Париже.

Ввиду ситуации, сложившейся в результате происков мэров и их помощников, Центральный комитет решил перенести выборы с 22 на 26 марта. В прокламации к парижскому народу Комитет заявлял:

«Права города столь же неотъемлемы, как и права нации. Город, подобно нации, должен иметь свое собрание; безразлично, как оно будет называться – муниципальным или коммунальным собранием или просто коммуной.

Еще недавно такое собрание могло бы придать силы и обеспечить успех делу национальной обороны, теперь же оно может придать силы и обеспечить спасение Республики».

В заключение Центральный комитет призывал народ принять участие в голосовании 26 марта.

Центральный комитет 20 округов Парижа также опубликовал воззвание, которое заканчивалось такими словами:

«К урнам, граждане, к урнам, чтобы ружье тотчас же сменили орудия труда, чтобы каждому человеку был обеспечен труд, порядок и свобода».

Последующие события показали, что ружье по-прежнему должно было играть важнейшую роль в жизни парижан.

Силы парижской реакции снова поднимали голову, несмотря на явный провал манифестации на Вандомской площади. Умеренные роты национальной гвардии заняли мэрию VI округа и выгнали федератов с вокзала Сен-Лазар.

В этих условиях Центральный комитет в своей прокламации, опубликованной 24 марта, вскрыл сущность происходящего. В ней говорилось:

«Ваши мэры и ваши депутаты, нарушив обязательства, принятые ими, когда они были кандидатами, сделали все возможное, чтобы воспрепятствовать выборам, которые мы хотим провести как можно скорее.

Подстрекаемая ими реакция объявляет нам войну.

Мы должны принять бой и сломить сопротивление, чтобы вы могли приступить к выборам спокойно, в сознании своей силы и своей воли».

Приняв меры, которых требовали обстоятельства, Центральный комитет приказал снова занять мэрию VI округа, сместил мэров и помощников мэров X, XI, XII и XVIII округов, заменив их назначенными им делегатами, принял постановление о включении всех солдат, находящихся в Париже, в состав национальной гвардии, объявил, что каждый вор, пойманный на месте преступления, будет расстрелян.

Центральный комитет принял делегации от Лиона, Бордо, Марселя и Руана, прибывшие, чтобы выяснить характер парижской революции и обсудить вопрос о подготовке аналогичных движений в провинции.

Центральный комитет освободил Люлье от обязанностей командующего национальной гвардии и постановил арестовать его. Руководство вооруженными силами Парижа было вручено делегатам Брюнелю, Эду и Дювалю, которым было присвоено звание генералов. Таким образом, решено было ждать прибытия Гарибальди, которому еще раньше было предложено главное командование (но он не принял этого назначения).

Переговоры и споры между делегатами Центрального комитета и мэрами и их помощниками продолжались, но руководители революции 18 марта решили вести эти переговоры «с позиций силы»; поэтому вечером 24 марта Центральный комитет решил перейти на следующий день в наступление. Так были заняты мэрии I и XI округов.

В конце концов между мэрами, помощниками мэров и депутатами департамента Сена, с одной стороны, и делегатами Центрального комитета Арнольдом и Ранвье, с другой стороны, было подписано соглашение. Под этим соглашением, призывавшим население на выборы, стояли подписи только шести депутатов: Локруа, Флоке, Толена, Клемансо, Греппо и В. Шёльше. Впоследствии, желая оправдаться, этот последний утверждал, что «речь шла о том, чтобы выиграть время» и организовать сопротивление.

Центральный комитет опубликовал предвыборную прокламацию, в которой, между прочим, говорилось:

«Наша миссия окончена; вскоре мы уступим свое место в Ратуше вашим новым избранникам, вашим законным уполномоченным.

Граждане!

Не забывайте о том, что лучше всего вам будут служить те, кого вы изберете из своей среды, кто живет одной с вами жизнью, кто страдает от тех же зол. Не доверяйте честолюбцам и выскочкам,– как те, так и другие сообразуются только со своими выгодами и кончают обычно тем, что считают себя незаменимыми.

Не доверяйте также краснобаям, неспособным перейти от слов к делу; эти люди пожертвуют всем ради цветистой речи, красивой фразы или острого словца. Равным образом избегайте тех, кого слишком балует судьба, ибо редко когда состоятельный человек видит в трудящемся брата».

Ввиду предстоявших выборов на стенах Парижа была расклеена избирательная прокламация Федерального совета парижских секций Международного Товарищества Рабочих и Федеральной палаты рабочих обществ [83]  [83] Под этой афишей стояли следующие подписи: от Интернацио
  нала – Обри, Буде Шодезег, Куафе, Демэ, А. Дюшен, Дюппон,
  Лео Френкель, А. Гулле, Лоро, Лимузен, Мартен Леон, Ностаг,
  Ш. Роша; от Федеральной палаты – Камелина, Декан, Эветт, Га-
  лан, Гаан, Аме, Жанс, Ж. Лаллеман, Лазар Леви, Пенди, Эжен
  Потье, Рувейроль, Шпётлер, А. Тейс, Вери.


[Закрыть].

В этой прокламации, адресованной трудящимся Парижа, говорилось:

«Мы сражались, мы научились страдать за наш эгалитарный принцип и не отступим теперь, когда можем заложить первый камень нового социального здания.

Чего мы добивались?

Организации кредита, обмена,ассоциации, чтобы обеспечить трудяшимся полную стоимость их труда.

Бесплатного, светского и обязательного образования.

Права собраний и ассоциаций, неограниченной свободы печати и свободы личности.

Организации на муниципальной основе полицейской службы, вооруженных сил, гигиены, статистики».

Эта программа свидетельствует об идеологической слабости даже самых передовых элементов рабочего и социалистического движения, а именно членов французских секций Интернационала; она свидетельствует о влиянии аполитичных и мютюэлистских идей Прудона на рабочий класс. Однако призыв голосовать за Коммуну являлся важным политическим актом, он свидетельствовал о том, что революция 18 марта пробудила сознание трудящихся: они проявляли теперь не только волю к борьбе, но и понимание своей ответственности.

Наступило воскресенье 26 марта. В этот день Париж должен был избрать свою Коммуну.