Текст книги "Джаг"

Автор книги: Зеб Шилликот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 69 страниц)

Глава 20

Нескончаемый поток времени уносил в прошлое один месяц за другим: лето сменяло весну, осень – лето, за осенью снова приходила зима, и все повторялось вновь и вновь в бесконечном хороводе вечности.

Джаг жил, сам не зная зачем, – скорее всего, в силу привычки, подстегиваемый могучим инстинктом самосохранения. Он безропотно выполнял любую работу, которую требовали от него, не испытывая при этом ни унижения, ни ненависти.

С тех пор, как умерла хозяйка дома, никто не навещал его по ночам.

Джаг часто вспоминал о ней и с искренней печалью сожалел о ее смерти. Вообще-то, он видел ее только издалека и не мог бы даже сказать, какого цвета были ее глаза. Но, вместе с тем, он сжимал ее в своих объятиях! Честно говоря, тот образ, который врезался в память Джага, был далек от красавицы. В строгой крестьянской одежде из домотканого полотна она выглядела незаметной, словно сливалась с окружающей серостью и нищетой. Кроме того, работа на ферме не оставляла времени для ухода за собой.

Но под пеплом тлели жаркие угли… Иногда Джагу хотелось, чтобы она оказалась его матерью, – настолько ее отношение к нему выходило за рамки поведения обычной любовницы. Их связь покоилась на чувствах, которые помогли ей растопить лед, сковавший душу Джага. Но он должно быть приносит близким людям несчастье. Сначала Патч, затем хозяйка…

Уж не проклятье ли какое висит над ним?

В такие моменты, чтобы отвлечься и избавиться от дурных мыслей, он изо всех сил закусывал удила и налегал на постромки, напрягая каждую мышцу своего тела.

Наступил сезон Долгах Ночей.

Стаи голодных хищников спускались с выстуженных ледяными ветрами гор и бродили вокруг загонов для скота. Несмотря на бесчисленные своры брехливых собак, крестьяне каждое утро находили обглоданные останки овец и быков.

Такими ночами, завернувшись в старое одеяло и стуча зубами от холода, Джаг слушал завывания диких зверей, бешеный лай псов и жуткие стоны ветра, бьющегося в теснинах ущелий, которые и порождали его извечную варварскую песнь. Тогда он вспоминал Психа и его рассказы о невидимых злобных духах, насылавших на землю чудовищные смерчи, сносящие все на своем пути.

Сжавшись в клубок, он не смыкал глаз, и, тем не менее, перед его внутренним взором вставали бесплотные когтистые и остроклювые существа, сверкающие налитыми кровью глазами. Джаг бывало вскрикивал от страха, когда дверь под могучими ударами ветра начинала ходить ходуном, словно кто-то рвал ее снаружи.

Такими ночами он засыпал очень поздно. Утром, пережив ночные страхи, зачастую приходилось переделывать заново всю работу, сделанную накануне. Случалось восстанавливать и дома, здорово потрепанные ураганом.

Жизнь местных фермеров была далеко не сахар. Они вкалывали днем и ночью, а после сбора урожая смотреть было не на что. Однако Джаг не испытывал по отношению к ним никакой жалости. Он не понимал, как могут они так ишачить, вылезая из кожи вон, ради жалкой прибыли, которой едва-едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Он презирал их за ограниченность. До него не доходило, как можно цепляться за несколько клочков каменистой земли, когда природа оказывается такой неблагодарной, а человек волен идти на все четыре стороны.

Основываясь на своем, пусть небогатом опыте, Джаг составил перечень тех напастей, которые могли свести на нет всю работу фермера: если всходы злаковых не вымерзали, они имели все шансы – при условии, конечно, что какая-либо дрянь неожиданно не свалится с небес и не положит или не спалит урожай. Тогда его можно будет собрать, правда, если тучи саранчи не опустошат поля раньше. Кроме того, приходилось считаться с грабителями вроде Баскома и охраной Проктора, которая исправно являлась взимать налоги.

И несмотря на это, фермеры продолжали ковыряться в земле!

Но и у них в жизни случались хорошие моменты. Иногда – в конце сбора урожая или после обмолота зерна – фермеры собирались на заслуженный отдых и устраивали для себя скромные развлечения. Для них это была редкая возможность «оттянуться»: потанцевать, выпить плодово-ягодной «бормотухи» или бобовой водки, которая веселила, развязывала языки и горячила кровь. И тогда, одурманенные алкоголем, крестьяне забывали про осторожность: они бросали друг другу совершенно безумные вызовы, заключали пари, ставки которых подчас превосходили стоимость плодов их труда за весь год.

Нахлеставшись спиртного до помутнения рассудка, они врывались в специальный загон и дикими воплями подбадривали своих чемпионов, будь то бойцовые петухи, псы или же слуги – батраки либо ломовые лошади вроде Джага.

Наступал момент, когда эта неотесанная, но трудолюбивая и жадная до денег деревенщина полностью теряла над собой контроль. Глаза фермеров загорались, их обычно суровые черты преображались, словно к ним прикоснулись пальцы невидимого гениального скульптора – на лицах застывала бессмысленная тупая ухмылка, губы вздергивались, обнажая хищный оскал зубов.

В ходе поединков решались людские судьбы: жалкие состояния тут же переходили из рук в руки. Хозяева высоко поднимали планку требований к своим бойцам, и горе тому, кто оказывался в шкуре побежденного. Несчастного привязывали к наковальне, и хозяин собственноручно полосовал ему спину вымоченным в соленой воде бичом, так что на следующий поединок боец выходил в образе взбешенного быка, жаждущего крови.

На таких игрищах Джаг быстро завоевал себе прочную репутацию несокрушимого поединщика. Он дважды «сделал» профессионального борца, нанятого по случаю группой фермеров, которые никак не могли смириться с прежними поражениями своего бойца.

Сам образ жизни Джага предопределил его успех на новом для него поприще.

Интенсивные тренировки, начало которым положил Патч, изнурительный бег за лошадьми, нечеловеческое испытание ярмом – все это в совокупности способствовало превращению Джага в великолепного бойца.

Внешне он изменился до неузнаваемости. Куда делся прежний нескладный подросток! Его нужно было видеть на заре, когда, раздевшись догола, он торопливо обмывался холодной водой. Это было изумительное зрелище!

От работы под ярмом вздулись и налились силой мышцы спины, мощно развернулись накачанные плечи, впечатляющим рельефом выступила большая зубчатая мышца. Могучие мышцы груди и пресса внушали невольное почтение, как и пугающе развитые бицепсы, обвитые сетью выступающих сухожилий и вен. Мощная мускулатура ног не уступала по развитию плечевому поясу: крепкие икры тугими узлами перекатывались под потемневшей от солнца и ветра кожей.

Тело Джага без преувеличения можно было сравнить с анатомическим муляжом хищного зверя. Парень превратился в сплав мышц, сухожилий и нервов, которыми он владел в совершенстве. Движущей силой всех его поступков стала ненависть, хотя он этого уже не сознавал.

Глава 21

Быстрым взмахом руки Джаг смахнул со лба пот, заливавший глаза. Воспользовавшись этим, его противник попытался нанести встречный удар правой, но плохо рассчитал последствия своего шага.

С быстротой молнии Джаг перехватил его руку, шагнул за спину противника и, ухватив его свободной рукой за пояс, одним движением оторвал от земли. Доводя атаку до конца, Джаг просунул руку под мышку борца и захватил «в замок» его шею.

Ловушка захлопнулась. Противнику оставалось одно из двух: умереть либо от удушья, либо от перелома шейных позвонков.

Он, однако, выбрал третий путь и в знак признания своего поражения поднял руку. Схватка закончилась под неодобрительные разочарованные вопли одних болельщиков и радостные восклицания других: Джаг только что расправился с третьим профессиональным борцом.

Довольный, возбужденный удачно закончившимся поединком, он уже приготовился было осушить заслуженный ковш свежей холодной воды, как вдруг замер, обращенный в камень голосом, прозвучавшим у него за спиной.

– Да это же он! Это же наш славный сладкий мальчуган! Если бы мне кто сказал об этом, я бы ни за что не поверил! Провалиться мне на этом месте, если меня обманывают собственные глаза!

Этот знакомый хриплый голос…

Джаг резко обернулся. Он не ошибся: за оградой борцовского загона, в окружении четырех всадников, гарцевал Баском. Несмотря на старинные шлемы, которые когда-то носили полицейские при разгоне демонстраций, и украшенные ныне острыми гребнями, Джаг сразу узнал под поднятыми черными плексигласовыми забралами ненавистные бледные хари Гарпа, Снука, Роско и База. И в тот же миг он почувствовал, что покрывается гусиной кожей.

Над площадью повисла тяжелая тишина, насыщенная неясной угрозой и едва скрываемым страхом. Поглощенные перипетиями только что закончившейся схватки, крестьяне не заметили появления маленькой группы всадников.

В отдалении другие охотники сдерживали горячих коней у двух крытых брезентом повозок.

– Ну что ж, – начал Баском, обращаясь к фермеру, которому продал Джага, – похоже, ты не прогадал, отдав за него мула?

Фермер осторожно кивнул головой, не решаясь вступать в спор с опасным человеком.

– Я вижу, ему это пошло на пользу! – продолжал Баском. – Значит, он и есть тот непобедимый борец, о котором мне прожужжали все уши? Черт возьми! Невероятно! Чемпион рукопашного боя! Подумать только! Что ты об этом думаешь, Баз? Ты же знал его гораздо лучше, чем мы. Думал ли ты, что нас ожидает подобный сюрприз?

– О чем ты говоришь?! Могу дать голову на отрез, что ничто не предвещало такой метаморфозы! Он же был такой хрупкий и нежный!.. Хотелось бы мне знать, осталось ли еще что-нибудь от того мальчика…

Головорезы Баскома разразились хохотом. Среди фермеров двусмысленная шутка вызвала сдержанную реакцию. Толпу, сгрудившуюся у загона, охватило предчувствие чего-то страшного. Крестьяне не доверяли тем, кто хоть даже в самой малости отличался от них, а уж Баскому и подавно. До сих пор они поддерживали с бандой хорошие отношения, но главным образом потому, что гнули перед ней спину.

Спешившись, Баском по-хозяйски вошел в загон, пинками расталкивая тех, кто не успел убраться с его дороги.

Подойдя к Джагу, он обошел его кругом, чтобы как следует рассмотреть со всех сторон, затем заметил:

– А он хорош, откуда ни посмотри! На аренах Тенессии мы возьмем за него хорошие деньги!

Хозяин Джага шагнул вперед.

– Но… Он мой! За него я отдал вам мула! У меня есть свидетели…

Баском щелкнул пальцами.

– Снук, приведи одного из наших мулов!

– Но я же кормил его и заботился о нем все это время! А он ест как на убой! Он стоит куда больше одного мула!

– Приведи трех мулов, Снук! – приказал Баском.

Крестьянин отрицательно покачал головой.

– Я ни за что не расстанусь с ним!

– Тем хуже, – с деланным сожалением пожал плечами Баском. Он положил руку на пояс и незаметно расстегнул кобуру. – Тем хуже для тебя, – с мерзкой улыбкой повторил он… и выстрелил.

Пуля попала фермеру в переносицу и отбросила его назад. Старик умер, даже не успев коснуться земли.

– Прикончить их всех! – рявкнул Баском. – Всех! Не желаю больше видеть ни одного из этих сраных землекопов! А их клоповники сжечь! Все до единого! – и, подавая пример, открыл прицельный огонь по толпе.

Он стрелял из знаменитого семизарядного револьвера Патча.

Глава 22

Мир захлестнула волна безумия.

Когда в барабане револьвера кончились патроны, Баском вскочил на коня и погнал его на онемевшую от ужаса толпу фермеров и членов их семей. Конь грудью расшвыривал в стороны тела несчастных, беззащитных людей, проламывал копытами черепа, затаптывал насмерть тех, кто не успел убраться с его дороги.

За оградой загона четверо верных псов Баскома последовали примеру своего хозяина: они стреляли во все, что двигалось, заставив лошадей крутиться на месте.

Еще дальше охотники, разделившиеся на маленькие группы по два-три человека, помчались вдоль деревенской улицы, размахивая коптящими факелами и стреляя по сторонам.

Захваченные врасплох, ошалевшие крестьяне метались из стороны в сторону, вместо того, чтобы организовать сопротивление или хотя бы укрыться от убийственного огня обезумевших от крови подонков.

Стоя в центре побоища, Джаг не сразу отреагировал на происходящее: все произошло слишком быстро. Но Баском и Баз были тут, стоило лишь протянуть руку! А ведь все это время он только и мечтал о такой встрече!

Оглушительный взрыв вывел его из столбняка. Самые шустрые всадники швыряли в дома и сараи динамитные палочки, нимало не заботясь, есть внутри кто-нибудь или нет. Другие поджигали все, что могло гореть: хижины, повозки, сухие деревья…

Вырвавшиеся из загонов, овцы с жалобным блеянием носились повсюду, сея суматоху и панику.

Стряхнув с себя оцепенение, Джаг крутанулся на месте, ища взглядом База. Он хотел начать именно с него.

Воздух наполнялся запахом пороховой гари, свежей крови и паленого мяса.

Прежде всего Джаг решил обзавестись оружием. Но вряд ли он мог найти что-либо подходящее на растоптанных телах фермеров. Может удача улыбнется ему в одном из домов? Но они почти все полыхали, охваченные свирепо гудящим пламенем. Горизонт скрыли длинные, рвущиеся высоко вверх языки огня. Раскаленный воздух, дрожа, струился к небу, отчего зрелище апокалипсиса приобрело странную призрачность миража и, казалось, потеряло материальность.

Внимание Джага внезапно привлекли душераздирающие крики.

Два головореза ворвались верхом в один из немногих уцелевших домов и теперь гнали перед собой на улицу целую толпу ревущей от страха детворы.

Оказавшись вне стен дома, охотники спешились и бросились на старшую девочку, которой едва ли исполнилось четырнадцать лет. В этот момент Джагу показалось, будто у него в голове распахнулись невидимые шлюзы. Он вспомнил свой визит в бордель, хрупкую девочку, жаловавшуюся на свою жизнь и смертельно боявшуюся хозяйки, которая обещала пристроить ее под мула, если она окажется не на высоте и вызовет нарекания со стороны клиентов… Судьба девочки, которую сейчас терзали охотники, показалась ему ничем не лучше судьбы малолетней проститутки.

Джаг уже собирался перепрыгнуть через ограду загона, когда его взгляд упал на ярмо. Его ярмо. Оно уже давно превратилось в неотъемлемую часть его тела. Джаг даже перестал ощущать вес массивной колодки на своих плечах. Мертвое дерево превратилось в нечто живое, и контакт с ним внушал ему уверенность в себе и чувство покоя.

Не давая себе отчета, Джаг взгромоздил на плечи ярмо, забросил на него руки и, согнувшись в три погибели, с глухим рычанием бросился вперед. Он подлетел к бандитам в тот момент, когда один из них расстегивал штаны, а второй, заставив девочку стать на колени, задирал ей до плеч полотняную юбку, обнажая по-детски худые бедра и белые ягодицы.

Ловко развернувшись на месте, Джаг могучим ударом массивного ярма сбил с ног охотника со спущенными до колен штанами и тот, так ничего и не поняв, рухнул в дорожную пыль с раскроенной головой. Его напарник успел увидеть мчащееся на него страшное существо, но, пораженный этим зрелищем, не сделал ни малейшей попытки уклониться от нападения.

Один из концов ярма с закрепленными на нем цепями и замками ударил охотника под подбородок. Головорез Баскома отлетел далеко в сторону, обливаясь кровью, фонтаном хлестнувшей из разорванного горла. Он несколько раз дернулся, выгибаясь дугой, затем захрипел и, синея на глазах от удушья, отдал Богу душу.

– Беги! – скомандовал Джаг девочке. – Постарайся спрятаться где-нибудь в кустах или в развалинах! Ну же, беги!

Охваченная ужасом, не веря в избавление от страшных людей, напавших на нее, девочка растерянно смотрела на Джага, не зная, что ей делать, в какую сторону бросаться.

Конец ее сомнениям положила шальная пуля, навылет пробившая худенькую грудь.

Джаг обернулся, чувствуя, что от бешенства у него темнеет в глазах.

Стрелял охотник с обветренным, покрасневшим от солнца лицом. Ухмыляясь, он смотрел на Джага с высоты великолепного рыжего жеребца и размахивал еще дымящимся револьвером. Заметив реакцию Джага, головорез довольно расхохотался и снова потряс оружием, словно боялся, что у него отберут принадлежащую ему жертву.

Опьянев от ярости, Джаг бросился в атаку на изумленно открывшего рот охотника. В последний момент он ударил рыжего жеребца ярмом по ногам. Конь споткнулся, заржал от боли и перевернулся через голову, сбросив наземь всадника.

Избавившись от ярма, Джаг набросился на поверженного бандита, не давая ему времени высвободить ногу, запутавшуюся в стремени. Завладеть его оружием не составило большого труда, а еще через секунду Джаг разнес ему голову, выстрелив в рот, ощерившийся черными гнилыми зубами.

Джаг вскочил на ноги, сжимая в руке револьвер.

Бессмысленное, жестокое избиение ни в чем не повинных людей продолжалось. Мимо проскакал охотник в широкополой фетровой шляпе, украшенной погремушками, наподобие тех, которые научил делать Джага Патч. Пришпоривая лошадь, он волок за собой на веревке окровавленное женское тело, подскакивающее на неровностях ухабистой, каменистой дороги.

Джаг выстрелил навскидку, не целясь. Пуля попала бандиту в ухо и вышибла его из седла. Теперь внимание Джага привлек всадник с тяжелым мачете в руке. Он гнал лошадь за бегущими в панике людьми, и после каждого взмаха сверкающего молнией клинка обезглавленное тело снопом валилось под копыта лошади. Держа револьвер обеими руками, Джаг с наслаждением всадил ему пулю между лопаток.

– Второй! – громко произнес он, чувствуя, как к нему возвращаются полузабытые навыки и уверенность в себе.

Джаг внимательно обвел взглядом поле боя, и вдруг его сердце бешено забилось в груди. Баз! Он нашел База! Вместе со Снуком и Роско тот потрошил многочисленные чемоданы, вытащенные из горящих домов, и гнусно хихикал, напяливая на себя женское белье и сопровождая этот дьявольский маскарад неприличными жестами и позами.

Переводя дух и с трудом сдерживая себя, чтобы не броситься очертя голову на превосходящего численностью противника, Джаг постарался разумно оценить обстановку и извлечь из нее максимальную выгоду.

Внутренний голос подсказал ему не высовываться и не привлекать к себе внимания, поэтому Джаг решил подобраться к противнику с тыла. До сих пор ему везло, но он знал, что фортуна – такая переменчивая стерва, что на нее лучше не рассчитывать.

В голове у него созрел простой план: обогнуть горстку объятых пламенем домов и зайти головорезам в тыл, а остальное окажется делом техники.

Под прикрытием беснующихся языков пламени и стелющегося по земле черного дыма Джаг без помех добрался до обгоревшего остова большого гумна, от которого остались лишь обугленные столбы да часть крытой пристройки, в которой хранили инвентарь для полевых работ.

Здесь, к превеликому своему удивлению, Джаг обнаружил Фена – одного из двух батраков, с которыми он обычно работал в поле. Парень сидел на земле, прислонившись спиной к колесу от телеги.

Глаза его были закрыты, бледное обескровленное лицо, покрытое мелкими каплями холодного пота, искажала гримаса боли и страдания. Обеими руками он пытался удержать на месте голубовато-розовые внутренности, вываливавшиеся из распоротого сверху донизу живота.

Почувствовав рядом присутствие человека, Фен медленно поднял восковые веки, и его лицо осветила судорожная улыбка, когда он узнал Джага.

– Прикончи меня, – шепнул парень, едва шевеля губами.

Захваченный врасплох его неожиданной просьбой, Джаг растерялся и в нерешительности затоптался у тела умирающего.

– Добей меня, умоляю…

Они всегда были в хороших отношениях, и у Джага не было никаких причин желать Фену смерти, и уж тем более приближать ее собственными руками. Конечно, Джаг понимал, что Фен уже не жилец и, пустив ему пулю в голову, он избавил бы его от долгой и мучительной агонии. Однако Джаг смотрел глубже. Он думал о Базе, о мести… И логический ход мыслей поставил его перед простым вопросом: может ли он позволить себе помочь Фену уйти в лучший мир, пустив ему пулю в голову? Джага вовсе не беспокоила проблема шума – выстрелы грохотали со всех сторон, зато его по-настоящему тревожило другое: хватит ли ему патронов для стычки с мародерами Баскома? По подсчетам Джага в барабане должно было оставаться еще два патрона. И это в лучшем случае.

– Убей меня, – снова простонал Фен и закрыл глаза.

Джаг в нерешительности поднял оружие. В этой модели револьвера барабан откидывался влево. Одно движение – и он проверит свои предположения.

Все просто, но вряд ли милосердно…

– Прикончи его, раз тебя просят! – прохрипел сзади Баском, и горячий ствол «комбат магнум стейнлес 357» уперся в ухо Джага. – Ну, давай!

Морально уничтоженный, обращенный в грязь этим ненавистным голосом, Джаг в бессильной ярости закрыл глаза и, чувствуя, как по его щекам потекли слезы, нажал на курок.

Но ничего не произошло. Раздался только жалкий сухой щелчок собачки, который поверг Джага в состояние глубокого шока.

– Педик ты или нет – ты всегда проиграешь. Так уж написано у тебя на роду, – ухмыльнулся Баском, с садистским наслаждением ввинчивая ствол револьвера в ухо своего пленника. – Ты такой же неудачник, как и Патч!

С этими словами Баском обрушил на голову Джага сокрушительный удар рукояткой револьвера.