Текст книги "Джаг"

Автор книги: Зеб Шилликот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 69 страниц)

Зеб Шилликот
Джаг

ХИЩНИК ДЖАГ
Пролог

С востока на запад, с севера на юг, от края до края опустошенной земли глазам открывается одно и то же печальное зрелище: полное запустение и разруха. Планета превратилась в обожженный и зараженный шар, одну гигантскую помойку.

Отчаянные сорвиголовы, еще храня надежду в сердце, упорно идут вперед в поисках волшебного Эльдорадо, а вместо него видят все новые и новые загаженные долины, бесплодные горы, опаленные леса и превратившиеся в развалины города, наспех окруженные бетонными блоками, утыканными заостренной ржавой арматурой и осколками битых бутылок. Такая защита пока еще способна удержать на почтительном расстоянии стаи одичавших собак и орды дикарей.

Дороги ведут в никуда. Лишайники и дикий плющ сплелись плотным ковром, пожирая асфальт шоссе и автострад, у которых нет завтрашнего дня. Тупик…

Наступило время упадка и регресса. Стремительная, почти совершенная эволюция высокотехнологической цивилизации дала трещину и пошла ко дну. Она умирала, если так можно выразиться, естественной смертью, без огненного апокалипсиса, без чудовищных ядерных грибов, витающих над землей, без космических катаклизмов. Мрачные пророчества, которыми испокон веку пугали впечатлительное человечество, не сбылись.

Цивилизация умирала, потому что люди, населяющие Землю, просто отказались жить по-прежнему.

Начало хаосу было положено невероятным явлением природы, высокопарно названным истинными верующими, живущими в постоянном страхе перед Господом, Синдромом Восьмого Дня, что на нормальном языке звучало более прозаически: «Бог дал, Бог взял».

Что касается астрономов, которые первыми заметили признаки надвигающейся катастрофы, то они знали, что имели дело с «эффектом Большого Взрыва».

Проще говоря, это означало, что Вселенная, какой мы ее знали, родившаяся из космического взрыва более двадцати миллиардов лет назад (пресловутый «Большой Взрыв»), замедлила скорость своего разлета и… начала сжиматься! Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, стремясь вернуться к своему первичному состоянию – сгустку праматерии, готовому взорваться еще раз.

Поначалу людьми владел здоровый скептицизм, но когда даже в примитивные телескопы стало возможным увидеть сотни доселе неизвестных галактик, человечество поверило ученым.

Воцарилось всеобщее смятение, которое переросло в панику, что совершенно смешно, стоит лишь подумать о средней продолжительности жизни человека. Безумие овладело людьми, потерявшими всяческую надежду и веру в будущее. Их морально сломила мысль о том, что их планета бесповоротно приговорена к гибели.

Считая, что у них нет будущего, народы мира все разом «ушли в отставку», отказавшись участвовать в агонии эфемерной, временной системы, по которой уже прозвонил колокол.

Развитие мировой экономики замедлилось, а потом прекратилось вообще. Рождаемость упала до нуля. Политики попытались было вдохнуть новую жизнь в угасающую цивилизацию, но, избрав путь принуждения, сделали это так неловко, что разразились грандиозные бунты и восстания, а вместе с ними пришел конец нашей Эры.

Человек, который в душе всегда был волком среди себе подобных, лишился тонкого налета цивилизации, в нем пробудились дремавшие до сих пор глубоко в подсознании темные силы, он вновь обрел свои смертоносные инстинкты.

Началась эра Постцивилизации… Эра насилия и жестокости, мракобесия и обскурантизма. Выжить могли только те, кто был в состоянии постоять за себя.

Глава 1

Оставив позади завалы из бетонных плит, ощетинившихся заостренными пиками, сверкавшими на солнце, как расплавленное золото, густые переплетения колючей проволоки, через которые даже ребенок не смог бы просунуть руку, Патч направил коня к югу по узкой тропе, местами заваленной битым кирпичом и стеклом.

Обычно, покидая город, он испытывал чувство горечи и глубокой ностальгии. Находясь вечно в движении, он никогда не знал, каким будет завтрашний день и наступит ли он вообще. Нередко Патч по целым неделям не встречал на своем пути ни одной живой души.

Однако на этот раз он думал лишь о том, как бы пришпорить коня и быстрее оставить позади этот город, пробираясь по которому, он испытал настоящий шок. А ведь он считал себя непробиваемым, готовым ко всему, к любым превратностям судьбы, но то, что он увидел, навсегда сохранится в его потрясенной памяти.

Город напоминал собой гигантскую бойню, где в изобилии валялись горы трупов, за которые с писком и стуком челюстей сражались полчища огромных серых крыс величиной с хорошего кота. Появление Патча никак не отразилось на их поведении. Прервав свое мрачное пиршество, они поднимали вверх заостренные морды и, проводив его взглядом своих свирепых красных глаз, вновь впивались желтоватыми зубами в полуразорванные трупы.

Даже теперь, когда все уже осталось позади, Патч не смог сдержать дрожи отвращения. Он считал, что ему крупно повезло. Просто чудо, что ему удалось выбраться из города живым и невредимым. Стоило лишь одной крысе, этой гнусной пожирательнице падали, броситься на него, и за считанные секунды серая волна затопила бы его, разорвала на части и оставила после себя лишь два чисто обглоданных скелета: человека и коня.

Воистину чудо, что он выбрался из некрополя без потерь. Конечно, Патч понимал причину своего везения: он появился как раз в тот момент, когда крысиная свора нажралась досыта и на время утратила свою агрессивность. Редкостная удача. Стоило ему оказаться на месте часом раньше, и теперь его косточки белели бы под лучами палящего солнца. В этом он ни на секунду не сомневался. Его бы уже ничто не спасло. От океана крыс ускользнуть невозможно. В ушах у него все еще стояло жуткое стаккато мощных челюстей с острыми как бритва зубами, которыми крысы раздирали трупы, растаскивая по сторонам внутренности. Всю дорогу Патча сопровождал то яростный писк, то сердитый или испуганный визг представителей крысиного рода. Он никак не мог отогнать от себя кошмарные видения ощерившихся окровавленных крысиных морд, проеденных человеческих останков, из которых торчали, подрагивая, гнусные голые хвосты, сплетающиеся в жутком хороводе, отгрызенных рук и ног, которые словно сами по себе передвигались по земле, огибая препятствия, двое, а то и трое хищников таскали их туда-сюда, борясь за лакомый кусок. То тут, то там между грызунами вспыхивали короткие яростные схватки, заканчивающиеся смертью более слабых. Патч все еще ощущал страшную вонь, повисшую над местом дьявольского пиршества: к приторно-сладковатому запаху крови примешивался запах разложения и гнили. Пройдет еще несколько часов и непобедимый «аромат» тлена сделает это место совершенно недостижимым для человека.

От воспоминаний об увиденном и пережитом кошмаре у Патча кровь стыла в жилах. Порывшись в седельных сумках, он достал фляжку с «антифризом», самогонкой из шалфея и диких ягод, в изобилии росших на колючем горном кустарнике и входивших в меню лишь редких птиц. Самогон из них получался крепкий и резкий, как растворитель. Он сшибал с ног, словно удар молотом по голове, из глаз лились слезы, лицо искажала зверская гримаса, зато по своим калорийным свойствам он был вне всякой конкуренции.

После двух глотков этого убойного пойла Патч почувствовал себя лучше. Он даже поймал себя на мысли, что испытывает зверский голод, который требовалось незамедлительно утолить, чтобы совсем не свело глотку судорогой – тогда не полезет никакая, даже самая изысканная пища.

Из сумки, где хранились его скудные запасы, Патч достал полоску копченого мяса и механически принялся жевать ее, проклиная весь крысиный род, спутавший его планы.

В городе Патч собирался пополнить подходившие к концу запасы воды и продовольствия и, соответственно, рассчитал свой рацион на каждый день, не предполагая, конечно, что события обернутся таким образом.

А проблему с продовольствием пора было решать, и чем скорее, тем лучше. Даже выскреби он свои переметные сумы, едва ли найдется чем покормить птичку. С водой положение было не лучше. Если какое-то время он мог поголодать, затянув пояс потуже, то без воды он долго не протянет. В последней фляжке воды оставалось на донышке, да и та уже отдавала затхлостью.

Тут было над чем подумать.

Продолжать путь? Но что ждет его впереди? Когда еще ему встретится какое-либо поселение, где он сможет найти воду?

Вопросов хватало, вот только ответов на них не было… Впрочем, один выход имелся. Развернув коня, Патч косо посмотрел в сторону города.

За оборонительным рубежом вздымались в небо зазубренные башни, напоминавшие своей формой чудовищные разверстые челюсти неведомых монстров, готовых впиться черными клыками в небеса.

Кошмарное местечко. Патч резко потянул за поводья и развернул коня в прежнем направлении, пришпорил его и пустил в безудержный галоп.

Что будет, то будет, только бы не возвращаться в этот страшный город!

Глава 2

Прошло еще несколько часов, и на землю опустились сумерки. В последнее время ночи стали чернее торфа. После заката солнца начинал сгущаться плотный белесый туман, который упорно не хотел рассеиваться даже с рассветом и мешал ориентироваться по звездам.

С наступлением темноты нечего было и думать продолжать путь. Во что бы то ни стало нужно было найти укромный уголок – стратегическую точку с несколькими путями отхода, чтобы в случае визита незваных гостей можно было во время унести ноги.

Патч чертыхнулся сквозь зубы. Окружающая местность была ровной, как доска: ни тебе оврагов, ни холмов. Ну как в такой обстановке стать на ночевку?

Чуть раньше он проехал мимо совершенно неуместной в этом заброшенном краю автомобильной многоярусной развязки – единственного свидетельства времен расцвета и процветания, – бетонные ленты которой исчезали под серыми песчаными дюнами, напоминающими стадо барашков.

Вот там он мог бы легко устроить себе укрытие на ночь. Но для этого пришлось бы вернуться назад, а Патч никогда не любил идти назад по своим же следам. Для такого перекати-поля, как он, это все равно, что нож в сердце. Он не раз попадал в безвыходные ситуации, но к таким крайним мерам, как возвращение, прибегал только тогда, когда деваться действительно было некуда.

Утром он отказался вернуться в умирающий город. Разумеется, городишко не Бог весть что, и никто там не ждал его с распростертыми объятиями, но, приняв некоторые меры предосторожности и набравшись терпения, он мог бы вернуться в этот крысодром и пополнить свои запасы продовольствия. Провианта там хватало, особенно мяса: свежего, засоленного или копченого. А если повезет, он мог бы найти причину гибели всего населения города. Сейчас можно было предполагать все что угодно. Налет банды грабителей? Патч почти не верил в такую возможность. Он по опыту знал, что в таких случаях хоть кто-либо все же остается в живых. Вряд ли налетчики ушли из города перед самым приездом Патча. А может, это коллективное самоубийство? Такой вариант выходил за рамки воображения Патча, но и его не стоило сбрасывать со счета. Подобные вещи уже случались. Попав под влияние красноречивого религиозного фанатика, владевшего даром убеждения, у последней черты оказывались целые общины. Однако Патч был склонен считать, что причиной гибели населения города стала эпидемия какой-то скоротечной болезни, вызванной химическим заражением. До Сезона Осадков было рукой подать, но угроза их выпадения сохранялась в течение всего года. Несомненно, собака зарыта именно здесь, скорее всего на город обрушилась газовая холера – бич былых времен, кара, ниспосланная на несчастную землю отравленными небесами…

Патч поднял глаза на еще ясное небо. Оттуда в любой момент могла прийти смерть, коварная и молниеносная, абсолютно непредсказуемая и неотвратимая. А в общем-то, в эру Постцивилизации смерть могла неожиданно настигнуть человека в любом месте. Его жизнь не стоила и ломаного гроша, и приходилось проявлять недюжинные способности, чтобы остаться в живых.

Такой ход мыслей вернул Патча к действительности. Запасы продовольствия подошли к концу – даже на зуб нечего положить. Быстро темнело, а он пока так и не нашел местечко, где можно было бы устроиться на ночевку.

Повернув неожиданно направо, он погнал коня на штурм довольно крутой горки. Взобравшись на самый верх, он осмотрел горизонт с помощью старого бинокля, который выменял в период относительного изобилия за три банки консервированных бобов с сосисками.

На приличном расстоянии от того места, где он сейчас находился, характер местности менялся. Пески уступали место нагромождениям огромных валунов, за которыми просматривалась равнина, там и сям усеянная чахлыми кустиками остролиста. Еще дальше, куда ни кинь взгляд, буйствовала зелень.

Патч не смог сдержать радостного вскрика. Лес! Значит, голодать не придется. Черт его подери, если под кронами камедных деревьев и секвой ему не удастся подстрелить какую-нибудь дичь или, еще лучше, сайгу-антилопу, мясо которой было довольно жестким, зато потроха буквально таяли во рту.

Почувствовав себя уверенней, Патч пришпорил коня, уже чувствуя во рту вкус зажаренной, исходящей прозрачным жиром дичи, золотистая корочка которой прямо-таки хрустела на зубах. А для утоления жажды как нельзя лучше подойдут дикие фрукты, из мякоти которых можно было выдавить приятный прохладный сок.

Выехав на равнину, Патч придержал коня. Как бы ни хотелось есть, но из-за голода головы терять не следовало. Чтобы остаться в живых, нужно проявить хотя бы минимум осторожности. Ему уже стукнуло пятьдесят, и Патч вовсе не стремился оборвать череду своих дней. Он делал все от него зависящее, чтобы выжить, и не собирался влипнуть в дурацкую историю из-за какой-то рези в желудке.

Предоставленная сама себе, природа брала свое: пески медленно, но неуклонно отвоевывали все новые и новые пространства, а леса разрастались в таких местах, где раньше это казалось просто невозможным.

Лес, к которому держал путь Патч, вырос на месте бывшей промышленной зоны. Разрастаясь как попало, стволы и ветви деревьев прорывались сквозь крыши и оконные проемы сооружений, сплетаясь в густой зеленый полог высоко над землей.

– Тише, Зак! Тише, мой хороший! – пробормотал Патч, заставляя коня, почуявшего свежесть зелени и близость привала, идти медленней.

Миновав ряд пустых ангаров, опутанных лианами толщиной с бедро взрослого человека, Патч взобрался на вершину гребня, возвышавшегося над поросшим лесом участком, чтобы выяснить, как далеко простираются заросли. Затем он пересек небольшой покрытый карликовым кустарником песчаный участок, простиравшийся до самого леса.

На полпути Патч решил еще раз осмотреться. В воздухе витали сладковатые пряные ароматы. Они ощущались даже на удалении от леса и заставляли нервно трепетать ноздри коня.

Патчу снова пришлось натянуть поводья, чтобы сдержать нетерпение коня, то и дело рвущегося перейти в галоп.

– Спокойнее, сынок, спокойнее, – проворчал он. – Сейчас не надо торопиться. Времени у нас предостаточно.

Встав на стременах, он приложил к глазам бинокль и принялся внимательно разглядывать лесную опушку, пытаясь не упустить ни единого движения, ни малейшего подрагивания листьев. Но все было спокойно. Над широкими языками ежевичника беседкой сплетались закрученные спиралью лозы дикого винограда, опутавшего бесконечно длинными усами купы конических сигиллярий.

Все было спокойно. Слишком спокойно. А кроме того, настораживала тишина. Обычно такие заросли кишат стаями пернатых обитателей. Над ними, сражаясь за каждую хворостинку, без конца вьются стаи скворцов, пищух, воробьев, наполняя воздух неугомонным щебетом, трелями и хлопаньем крыльев.

Патч, которого всегда отличала особая осмотрительность, дал большее увеличение, сужая сектор обзора.

Переплетение ветвей стало совсем близким, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Неторопливо и очень тщательно Патч начал исследовать каждый участок зарослей.

И тогда он увидел жопу.

Глава 3

Сначала Патч подумал, что его подводит зрение. Он торопливо протер кусочком замши окуляры бинокля, отрегулировал резкость и тогда со всей очевидностью убедился: речь шла именно о жопе!

Патч вовсе не был грубияном и сквернословом, но он считал, что каждая вещь в природе имеет свое название, а посему женский зад для него фатально обозначался словом «жопа».

И там, в зарослях, несмотря на своеобразие обстановки, он сразу же признал женский зад. Ошибиться мог только полный идиот. Ни о каких сомнениях не могло быть и речи, стоило только раз взглянуть на эту совершенную полноту, безупречное очертание округлостей, чистоту линий, восхитительные ямочки, изысканную форму бедер!

Ну, что ты скажешь – это была жопа молодой спелой девки!

Патч, считавший, что удивить его уже невозможно ничем, некоторое время озадаченно взирал на открывшуюся ему картину. Имея богатый сексуальный опыт, он никогда не видел ничего подобного.

– Чертовка, должно быть, тащится от ощущения высоты, – вслух прокомментировал он увиденное, чтобы хоть как-то проникнуться духом явления, в реальность которого он все еще никак не мог поверить. Заниматься этим на дереве – тоже не каждому придет в голову!

После некоторого размышления Патч пришел к выводу, что выражение «витать в облаках» еще никогда не находило себе лучшего применения.

Незаметно его настроение менялось. Законное удивление уступало место коварному волнению, будоражившему кровь. Давненько ему не приходилось играть в зверя с двумя спинами, поэтому необычное зрелище будило в нем с трудом сдерживаемое желание.

Нужно признать, что распутница себя не щадила! Она вовсю скакала на своем невидимом партнере, скрытом густой листвой. Ее мясистые ягодицы подрагивали при каждом толчке, выпячивались и открывались все шире и шире, выставляя напоказ секретный проход и раскрытый бутон плоти, поросший по краям влажными вьющимися волосами.

С сожалением отводя взгляд от этой жемчужины, Патч решил подобраться поближе к тому месту, где резвилась парочка.

Лавируя между толстыми стволами саговника с пышной шаровидной кроной, огибая комли наклонившихся секвой, в корнях которых кишели черви, Патч поехал вперед, стараясь соблюдать полную тишину – здравый смысл все же еще не отказал ему. Почва под ногами коня становилась мягкой и влажной. В следах, оставленных копытами, быстро скапливалась вода. Патч спешился и повел Зака на коротком поводе, чуть слышно шепча ему на ухо ласковые, успокаивающие слова, когда копыта коня скользили по влажному упругому мху.

Когда земля под ногами стала тверже, он вновь сел в седло и, держа в руках мачете, низко пригнулся к шее коня, стараясь избегать прикосновения к веткам с длинными ядовитыми колючками – одного их укола хватало, чтобы вызвать жуткую лихорадку, пережить которую удавалось не многим.

Очень скоро из-за густой листвы подлеска, пронизанного зеленоватыми лучами света, снова показалась задница. В то же время Патч услышал голоса:

– Ну что, сука, тебе нравится?

– Эй, ты слезешь или нет, черт бы тебя побрал?

– Перестань двигаться, я никак не могу попасть!

Патч замер. На поляне были три человека, не считая девчонки, жалобные хрипы и стоны которой он теперь отчетливо слышал.

Неожиданный порыв ветра немного отклонил гибкие ветви деревьев, покрытые густой листвой, и глазам Патча предстала жуткая сцена. Задница девки плясала не в пароксизме страсти, как он прежде думал, а в последних спазмах агонии.

В петле пеньковой веревки, переброшенной через толстый сук дерева, висела раздетая догола молодая женщина и, судорожно дергаясь во все стороны, из последних сил цеплялась за веревку, глубоко впившуюся ей в шею.

«Развлечения» такого рода были явно не по ней. Когда силы покидали женщину, петля еще туже стягивала ее шею. Она широко открывала рот, словно рыба, выброшенная на берег, из ее сдавленного горла рвался сиплый хрип, лицо синело, а с вывалившегося языка капала пена. Жертва негодяев снова подтягивалась на веревке, силы снова изменяли ей, она срывалась, и тогда петля затягивалась еще больше.

Трое мужчин, увлеченно наблюдавших за судорогами своей жертвы, стояли прямо под ней, спустив штаны и теребя в руках свое достоинство. Трое других держались в стороне, также не сводя с несчастной внимательных глаз.

Патч, человек по натуре крутой и, когда надо, жестокий, никогда не занимался подобным скотством. Если уж дело шло к траханью, он любил, чтобы все было по правилам: без насилия, по обоюдному согласию. Не то чтобы он испытывал особое почтение к женскому полу – просто таким уж он уродился, чего, судя по всему, нельзя было сказать о шестерке пьяных в стельку и одурманенных наркотиками подонков, ловивших кайф, наблюдая за агонией молодой женщины.

А она продолжала бороться за жизнь: сучила ногами в пустоте, цепляясь за веревку, извивалась, словно червяк на крючке рыбака, что вызывало у ее мучителей все новые взрывы хохота и поток похабных шуток.

Патч начал подумывать, не вмешаться ли ему, но в это время молодая женщина, устав от бессмысленной борьбы, исход которой был и так ясен, решила положить конец своим мучениям. Поняв, что цепляясь за жизнь, она лишь продлевает пытку, пленница вложила все оставшиеся силы в последний рывок наверх, а затем, отпустив веревку, закачалась в воздухе, судорожно подергивая ногами и руками. Неожиданное «бегство» несчастной вызвало у ее мучителей сначала столбнячное оцепенение, а затем яростный взрыв гнева.

В бешенстве от того, что сорвались все их похотливые планы, потеряв дар речи, трое мерзавцев замерли от неожиданности, как громом пораженные, а затем бросились к раскачивающемуся на веревке трупу и повисли на нем, рассчитывая попользоваться еще теплым телом.

Именно в этот момент один из зрителей, у которого не было левой руки, вытащил из кобуры револьвер и с усмешкой выпустил все пули, целясь в веревку. Меткая и кучная стрельба сделала свое дело: одна из пуль перебила туго натянутую веревку, и тело молодой женщины полетело вниз, увлекая с собой троицу ублюдков.

И в то же время, напуганный грохотом выстрелов, Зак вылетел из кустарника прямо на поляну, чуть не сбросив Патча, который чудом удержался в седле.

Захваченные врасплох, обе стороны замерли в нерешительности.

Умудренный опытом, осторожный Патч был не настолько глуп, чтобы сломя голову бросаться на шестерку лихих парней, да еще такой крутой закваски. Бесполезно демонстрировать свою доблесть, если дело с самого начала пошло вкривь и вкось. Наука выживания требовала разумной оценки обстановки и немалой изворотливости. Если действовать с наскока, то можно быстро оказаться под шестью футами рыхлой земли.

– Не обращайте на меня внимания, – вежливо произнес Патч, чтобы разрядить обстановку. – Я просто ехал мимо!

Его жалкая острота повисла в воздухе. Во взглядах, обращенных на него со всех сторон, читались откровенная злоба и недоверие. Момент для шуток был выбран явно неудачно. Помимо враждебности Патч увидел в глазах кое-кого из бандитов вспыхнувшую холодным огоньком жадность. Известное дело: и бинокль, и седельные сумки из тисненой кожи, и седло, короче, все его снаряжение вызывало зависть.

Теперь Патч понял, что столкновение неизбежно, и приготовился к нему. Его шанс заключался в том, что противники держались двумя, четко определенными группами.

Он все еще колебался, стоит ли брать инициативу на себя, когда однорукий поднял револьвер и направил его в сторону Патча.

Искушенный во всем, что касалось карманной артиллерии, Патч грешил излишней самоуверенностью. В его подсознании накрепко засели шесть выстрелов, сделанных одноруким, следовательно, барабан его револьвера должен быть пуст. В этом плане Патч чувствовал себя совершенно спокойно, однорукого ждет крайне неприятный сюрприз.

Но в действительности сюрприз достался на долю Патча.

Револьвер грохнул еще раз, и он почувствовал, будто к его правой щеке приложили раскаленный докрасна железный прут.

Избавившись от стремян, Патч соскользнул на землю, приземлился на плечо и несколько раз перекатился через себя, не давая однорукому возможности точно прицелиться. Он завершил свой акробатический трюк, встав на чуть согнутых ногах, готовый в любой миг распрямиться, как туго сжатая стальная пружина.

Первым делом Патч криком прогнал Зака. Ему нужен был оперативный простор.

С рефлексами у однорукого было все в порядке, ибо он метнулся к поваленному стволу дерева, на котором лежал «винчестер 30/30». Что касается его приятелей, то они еще не очень хорошо разобрались в происходящем и даже не тронулись с места, словно вросли ногами в землю.

Пальцы Патча сомкнулись на двух рукоятках, сделанных специально под его руки, и на свет появилась пара чудовищных пушек – им просто не было другого названия, – сделанных по заказу одним из опытнейших оружейников Алмерии, города, расположенного далеко на севере.

Представьте себе два охотничьих ружья 12 калибра с вертикально расположенными стволами, обрезанными наполовину их длины и по старинке сваренными вместе. Спусковые механизмы мастер переделал под один курок, одна собачка служила для взведения и одним же рычагом осуществлялась перезарядка.

Два ствола плюс два ствола…

По пушке на каждом бедре…

А в целом восемь стволов, изрыгающих смертоносный свинец, сметающий все на своем пути. Естественно, о большой точности стрельбы говорить не приходилось, но такому оружию просто не было цены в ближнем бою. Приходилось, конечно, считаться с отдачей, которая выворачивала запястья, но, в конце-концов, это дело привычки и опыта.

Однорукий, оказавшийся чертовски проворным парнем, уже вскинул «винчестер». Зажав ствол в локтевом сгибе левой руки, он передернул рычаг затвора, досылая патрон в ствол.

Патч отпрыгнул влево, так, чтобы вся троица оказалась на одной линии огня, после чего нажал на курок. Выстрелы слились в один громоподобный грохот.

Даже не глядя на последствия своего чудовищного залпа, Патч сделал пол-оборота влево и выстрелил в троих бандитов, которые, осознав наконец степень грозящей им опасности, выбрались-таки из-под трупа своей жертвы.

Картечь с басовитым гудением, словно шмелиный рой, помчалась в цель. Слегка оглохнув от громоподобного выстрела восьми стволов, Патч смотрел сквозь завитки порохового дыма, как картечь сметает все на своем пути, превращая человеческую плоть в рубленое месиво из мяса и раздробленных костей.

Как только в отдалении смолкли раскаты выстрелов и рассеялась пороховая гарь, Патч обошел поле боя, держа наготове свои гаубицы. Ему не понадобилось много времени, чтобы убедиться в благополучном исходе дела. Эти шесть подонков не доставили ему больших хлопот, хотя, при других обстоятельствах, кто знает, чем бы все закончилось… В эти смутные времена человеку давался только один шанс, и каждый раз следовало быть лучше своего противника. Во всяком случае, не хуже.

Патч настороженно огляделся и только потом сунул оружие в длинные кожаные кобуры, висящие на бедрах. Зрелище, представшее его глазам, поражало своей гротескностью. По всей поляне в нелепых позах валялись окровавленные трупы. У одного была оторвана рука, у другого отсутствовала часть лица… Там, где палачи лежали вместе со своей жертвой, из кучи рук и ног виднелся чей-то обмякший член, напоминавший формой плохо отлитую стеариновую свечу.

Убедившись, что все спокойно, Патч потянулся.

– Вот видишь, Зак, – обратился он к коню, призывая его в свидетели, – мне не суждено погибнуть в перестрелке. К праотцам я попаду только из-за дурацкой постельной акробатики! Это точно!

Именно в этот момент в плечо ему вонзилась стрела.