Текст книги "Африканское сафари"
Автор книги: Зденек Вагнер
Жанр:
Природа и животные
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Цветок смерти
Высохшая земля, сухая трава, деревья без листвы – такова Восточная Африка перед сезоном дождей. Природа словно вымирает. Но когда южный ветер приносит муссоны, начинаются дожди, да еще какие! День и ночь с неба падает вода. Все вокруг зеленеет, цветет, пробуждается жизнь. Это время молодости, изобилия и счастья. Потом дожди ослабевают. Наступает период, когда миллионы термитов оставляют свои термитники и, собравшись в огромные массы, летают над землей, иногда закрывая даже солнце. Ночью полчища огромной саранчи кружат вокруг ламп. Натыкаясь на них, насекомые падают вниз – на заранее приготовленные простыни. Обжаренные на масле, они очень вкусны и немного напоминают миндаль. Каждое углубление в земле наполняется водой, русла рек оживают. Иногда реки разливаются, затопляя округу. Наконец вода спадает, и буш начинает сверкать миллионами цветов…
Именно в это время в Северной Танзании произошел случай, когда погибли четыре человека. Случай, в котором соединились суеверия, волшебство, глубокая вера и истовая убежденность.
Охота на леопарда, а тем более на леопарда-людоеда, не так проста, как может показаться на первый взгляд. Охотник должен использовать весь свой ум и изобретательность, всю храбрость и отвагу да еще помножить их на чрезвычайную осторожность.
Леопард, второй по величине хищник Африки, – зверь умный, быстрый, удивительно сильный и превосходно приспособленный к местности, в которой живет. Его можно встретить в буше, на краю пустыни и в девственных лесах. Он выживает в условиях ужасной засухи, смертоносных пожаров и наводнений, умеет прятаться и избегать встреч с самыми опытными охотниками. Охотник на леопардов должен знать их любимые деревья, кусты, скалы и камни, а также в совершенстве владеть техникой охоты. Ничего удивительного, что много людей заплатили жизнями за встречи с этими хищниками, зачастую при удивительных и непонятных обстоятельствах.
Была пятница, послеобеденное время. Я сидел в тени развесистой акации в лагере Бурунги, в охотничьем секторе, расположенном рядом с танзанийским национальным парком Тарангире. Второй день дождь лил как из ведра, все было пропитано сыростью, и русло небольшой речушки, обычно высохшее, переполнилось водой. Я размышлял о том, что через нее будет нелегко переправиться, когда придется ехать в деревню Ква-Кухинья за двумя козлами, деньги за которых я уже заплатил. Через неделю должен был прилететь клиент из Америки, и для него мы готовили охоту на старого самца леопарда. Ранее я уже нашел деревья, которые облюбовал леопард. По следам, оставленным на земле и на коре деревьев, мы со следопытами определили, что это был крупный самец. На самок, в принципе, охота запрещена.
На выбранные нами деревья мы повесили куски мяса, и теперь нам ежедневно следовало проверять, ни приходил ли леопард. Каждые три дня порции мяса полагалось обновлять. Мы решили, что построим небольшое укрытие на расстоянии 100–120 шагов от дерева с приманкой и каждый день будем придвигать его на пятнадцать-двадцать шагов.
В поездку за козлами я взял с собой следопытов Джуму и Панго – с учетом поднявшейся воды мне показалось это не лишним. К счастью, мы преодолели реку без особых проблем. А вскоре и дождь прекратился. При въезде в деревню мы поняли, что здесь что-то случилось. Об этом свидетельствовала толпа людей, собравшихся возле одной из хижин.
– Приехал бвана охотник! – закричал какой-то мальчишка и побежал рядом с машиной.
Через минуту вокруг нас собрались все взрослые и начали что-то рассказывать, перебивая друг друга. Мы пока ничего не понимали.
– Тихо! Всем молчать! – крикнул Панго, забираясь на капот джипа.
В эту минуту я увидел ужасную картину. Из хижины вышла женщина, которая несла руку и ногу ребенка. Она не могла плакать от горя.
– Бвана, – обратился ко мне вождь деревни, – Нааджима, дочь этой женщины, не вернулась из школы домой. Остальные дети прибежали и рассказали, что ее убил чуи. Несколько мужчин из нашей деревни быстро отправились к тому месту, которое указали дети. То, что у матери на руках, – это все, что осталось от Нааджимы. Девочку съел чуи. Помоги нам отомстить за Нааджиму и убить этого людоеда. Избавь нас от опасности, – закончил он свою речь.
– Сколько лет было девочке? – спросил я.
– Девять. Она была доброй и любознательной, – ответила несчастная мать, сжимая останки дочери. Потом женщина упала на землю и громко зарыдала.
– Кто нам покажет место, где случилось несчастье?
– Я, – отозвался детский голосок.
К нам подошел Сайд, брат Нааджимы. На вид ему было лет десять, голос мальчика дрожал, по лицу катились крупные слезы.
– Я все видел. Но чуи был огромный, и я испугался. Я точно знаю место, где он набросился на Нааджиму и убил ее, – сказал Сайд, захлебываясь слезами.
– Подойди сюда, не плачь. Ты храбрый мальчик. Расскажи, когда это произошло?
– Сразу после занятий в школе, – ответил он.
Мы взяли в машину Сайда, а также четырех мужчин и вождя деревни, и поехали к школе, располагавшейся в трех километрах от этого селения, в направлении деревни Лайтолья. Школа находилась между деревнями, чтобы в нее могли ходить дети из Ква-Кухиньи и соседних селений. Мы проехали почти километр, когда Сайд показал на густые заросли, где все и произошло.
Остановив «Тойоту» возле кустов, я попросил мужчин остаться в кузове и дождаться нас.
Джума и Панго без лишней подсказки начали исследовать следы. Сайд взял меня за руку и через двадцать шагов показал на большую лужу крови. Я опустился на колено и внимательно огляделся. Вокруг было множество следов людей, но я не заметил ни одного отпечатка леопарда. Я вернулся к машине и спросил у туземцев, не видели ли они зверя.
– Бвана, когда мы шли сюда из деревни, мы видели чуи, который с Нааджимой скрылся в кустах. Мы начали кричать и побежали за чуи. Руку девочки мы нашли возле лужи крови, а ногу немного дальше.
– Чуи унес тело Нааджимы? – спросил я, чтобы окончательно уяснить картину.
– Да, бвана. Он скрылся вместе с ним.
Я достал из автомобиля дробовик, зарядил оружие крупной картечью и попросил вождя выделить мне одного толкового человека для охраны «Тойоты». Остальных я отправил в деревню, а сам двинулся по следам леопарда.
На мокром песке я обнаружил прекрасные отпечатки лап леопарда. Судя по размеру и характерным чертам, они принадлежали самке.
Отпечаток левой задней лапы был особенно отчетлив, около него виднелась какая-то бороздка. Я проследовал дальше. Отпечаток повторился, и опять возле левой задней лапы была все та же загадочная борозда.
Кусты поредели, и через пятьдесят метров передо мной открылась равнина, на которой кое-где росли свистящие акации. Их называют так потому, что у них на ветвях живут маленькие черные муравьи – они проделывают в листьях мелкие дырочки, и даже при слабом ветре деревья издают свист.
На равнине я увидел своих следопытов, которые направлялись в сторону холма, находившегося на расстоянии примерно километра. Я подал им знак нашим условным свистом. Остановившись, они ответили мне тем же и стали ждать, пока я к ним подойду.
Когда я приблизился, Панго сообщил:
– Это муке,[54]54
Муке (суахили) – самка.
[Закрыть] у нее что-то с левой задней лапой. Судя по следам, она еще несет останки бедной девочки. Видишь, бвана, это бороздка оставлена свисающей ногой.
Я так не думал. Мне казалось, что нога леопарда попала в браконьерский капкан и загадочную полосу оставлял вонзившийся в лапу кусок проволоки.
– Через полчаса стемнеет, – сказал я следопытам, – Чуи направляется к холму, потому что здесь негде укрыться. Надеюсь, мы успеем догнать леопарда, если не обнаружим тело где-нибудь на дереве.
Мы договорились о месте и времени встречи, и я послал Панго за машиной.
Джума шел впереди меня, не отрывая глаз от земли, в то время как я внимательно смотрел по сторонам. След хорошо различался, и мы передвигались довольно быстро. На склоне холма почва была более каменистой, и след стал пропадать. Холм достигал в высоту около ста метров. Наверх мы забрались за десять минут. Как я и предполагал, самка спрятала остатки добычи. Мы нашли их в ветвях акации с искривленным стволом – в нескольких метрах от земли.
Нам было ясно, что если мы не хотим спугнуть хищника, касаться мертвого тела нельзя. Скорее всего, чуи вернется за своей добычей. Но, с другой стороны, мы понимали, что было бы правильно снять тело с дерева и передать родным, чтобы они могли его похоронить.
– Бвана, оставим тело на дереве. Девочке уже никто не поможет, – сказал Джума, – Если мы заберем добычу людоедки, она вскоре убьет другого ребенка, и мы будем винить себя в его смерти. Пока никому ничего не скажем. Чуи придет сюда на рассвете, а мы вернемся в три часа ночи и рассчитаемся за маленькую Нааджиму. Что скажешь?
Это было правильное предложение. Только не следовало никому говорить, что мы нашли останки девочки.
Внизу показался свет фар. Мы повернулись и отправились навстречу нашей машине. Панго был убежден, что мы нашли тело. Однако еще до встречи с ним мы с Джумой договорились, что скажем людям из деревни примерно следующее: «Мы обнаружили след, который вел вглубь буша, но из-за темноты не смогли идти дальше. Продолжим поиск завтра, когда рассветет».
Я зашел в хижину несчастной матери, чтобы немного успокоить ее. Однако это было лишним. Женщину окружали оставшиеся семь ребятишек, и она делила между ними кукурузную кашу Младший ребенок, которого она держала на руках, сосал грудь.
– Карубу,[55]55
Карубу (суахили) – здравствуй.
[Закрыть] бвана, – сказала женщина спокойным голосом, – Поешь с нами угали.[56]56
Угали (суахили) – кукурузная каша.
[Закрыть]
– Асанте сана, мама.[57]57
Асанте сана, мама (суахили) – большое спасибо, мать.
[Закрыть] Я только хотел попить воды.
– Бвана, мы уже похоронили Нааджиму, – тихо сказал Сайд.
– Это хорошо, Сайд, вы правильно поступили. Вы ее очень любили.
Я вынул из кармана пачку шиллингов и протянул деньги матери.
– Асанте, бвана. У тебя доброе моджо.[58]58
Моджо (суахили) – сердце.
[Закрыть] Да хранит тебя Бог от этой бестии. Я буду молиться за тебя, чтобы ничего не случилось. Карибу тена, ты всегда желанный гость в этом доме.
Я погладил Сайда по кудрявой голове и вышел из хижины. В это время жители деревни помогли моим следопытам загрузить в машину обоих козлов. Когда мы ехали назад, вновь начался дождь.
После возвращения в лагерь я сел писать рапорт в местное отделение охраны животных и природы в городе Макуюни, расположенном в двадцати километрах от нас. Вечером я отдал письмо Панго:
– Рано утром поедешь в Макуюни, отдашь письмо объездчику Гидеону и объяснишь, что произошло. На обратном пути купи канистру бензина и свежей зелени. Не забудь также купить муки и дрожжей для хлеба и кнедликов.
Хотя я был голоден, у меня не было ни малейшего аппетита, и я отправился спать. Впрочем, сна не было тоже.
В половине третьего утра зазвонил бабушкин будильник. Обычно я ставлю его на тарелку, чтобы звук был громче. Бабушкин будильник очень надежен и даст сто очков форы любому современному часовому механизму. Я быстро собрался, приготовил карабин и дробовик – заранее трудно сказать, какое оружие может пригодиться. В это время повар Кауки приготовил еду. Я был голоден, как волк. Потом я выпил кофе с галетами и джемом и обратил внимание на огромный прекрасный цветок, который повар поставил в банку из-под огурцов.
– Кауки, где ты такой нашел? Подобной красоты я еще не видел.
– Я тоже, бвана. Я ходил по трем килимам,[59]59
Килим (суахили) – холм.
[Закрыть] искал смолу, с помощью которой мы разводим костер, и на одном килиме нашел этот цветок. У нас возле озера Виктория тоже растут деревья, которые дают такую смолу. Костер от нее сразу загорается и дает приятный запах. Около лагеря этих деревьев нет, а вот на холмах есть, – объяснил повар и показал рукой на запад, где действительно возвышались три холма – небольшие, давно погасшие вулканы.
– Как-нибудь мы пойдем туда вместе и сфотографируем эти цветы, но пока я должен разобраться с чуи-людоедкой.
Джума уже заправил машину, погрузил в нее оружие и канистру с водой, залил воду в радиатор. Я залез в продуктовый ящик и вытащил две горсти сушеного буйволиного мяса, которое местные жители называют нуама йа канка,[60]60
Нуама йа канка (суахили) – сушеное буйволиное мясо.
[Закрыть] а на юге Африки оно известно под названием билтонг.[61]61
Билтонг (африкаанс) – сушеное мясо.
[Закрыть] Это хорошо просоленное, поперченное и нарезанное на длинные полоски мясо. Будучи высушенным на солнце, оно становится твердым, как камень, и не портится. Для приготовления пищи достаточно бросить это мясо в воду – когда оно размякнет, его можно есть. Из билтонга можно готовить отличные кушанья, а можно просто порубить его на маленькие кусочки и потихоньку жевать, хотя это довольно длительный процесс. Вкусом такое мясо напоминает знаменитый бифштекс по-татарски.
Кроме Джумы я взял с собой Джуманне, имя которого в переводе означает «вторник». Если быть точным, то на самом деле оно переводится как «четвертый день», поскольку в языке суахили первым днем недели считается суббота. Что касается Джумы, то его имя означает просто «день».
Автомобиль мы оставили на дороге между Ква-Кухиньей и школой. Я взял себе дробовик, Джума нес карабин. В начале пятого мы добрались до вершины холма. На фоне неба мы увидели акацию и мертвое тело ребенка. Первым делом я определил направление ветра. Это было весьма не просто, так как стояло почти полное безветрие. Через несколько минут я понял, что легкий ветерок дует по направлению к дереву, а потому мы должны обойти акацию и занять позицию с подветренной стороны, на северной стороне холма. Мы ждали напрасно. Около восьми утра мы вылезли из укрытия и вновь обследовали округу. Старые следы смыл вчерашний дождь, а новых мы не нашли. Чуи не вернулась к своей добыче.
– Едем в лагерь, – решил я, – Вернемся сюда после полудня и подождем ее к вечеру.
Днем леопарды очень редко возвращаются к своей добыче.
Целый день мы приглядывали деревья, удобные для развешивания приманки из козлиного мяса. Подобрали пять деревьев. Потом, изготовив из внутренностей козлов что-то наподобие сети, таскали ее за машиной, создавая таким образом искусственный след, который вел прямо к приманкам. Леопард – необычайно осторожный и недоверчивый зверь, он приблизится к приманке, только если убедится, что в воздухе нет посторонних запахов.
В четыре часа мы с Джумой вновь отправились за самкой, причем поехали не через деревню, а напрямую. Около пяти мы были уже в укрытии. Проверили оружие. Через полчаса из-за кустов напротив нашего убежища появилась самка и стала внимательно принюхиваться. Расстояние между нами составляло около сорока шагов. Хищница вела себя очень недоверчиво. Каждую минуту она поднимала голову и нюхала воздух. Потом направилась к акации. В каждом движении ее чувствовалась осторожность. В десяти шагах от дерева она вновь принюхалась, вытянув голову к верхушке акации. Хищница подошла к стволу и приготовилась запрыгнуть на дерево. Я держал ее на мушке.
Джума не выдержал напряжения и шепнул мне на ухо, чтобы я стрелял. Самка взглянула в нашу сторону, и в оптическом прицеле я увидел ее глаза. Она смотрела долго, ни разу не моргнув. Хищница не доверяла никому и ничему. Может быть, услышала шепот Джумы? Затем, резко подпрыгнув, она вскочила на ствол и необычайно легко и быстро взобралась на нижнюю сухую ветку. Значит, ничего не услышала. Вновь осторожно обнюхала ветвь могучей акации и начала медленно приближаться к телу несчастного ребенка.
Теперь я видел ее во всей красе с левой стороны. Посмотрел на заднюю лапу, но не приметил ни малейшего следа ранения. Я осторожно отложил в сторону оружие и поднес к глазам бинокль, который всегда висит у меня на шее. Вновь внимательно осмотрел заднюю лапу самки и опять ничего не обнаружил. Передо мной был прекрасный хищник в самом расцвете сил и в отличной кондиции.
Я протянул бинокль Джуме и показал на левую ногу самки. Он понял меня. Через минуту вернул бинокль и отрицательно покачал головой – ясно, что это не та людоедка, которую мы должны были уничтожить. В эту минуту самка тихо зарычала. Из кустов напротив раздалось несколько писклявых звуков, и оттуда выбежали два детеныша леопарда. Они помчались к дереву и через несколько мгновений были рядом с матерью. Я посмотрел на Джуму, он улыбнулся мне в ответ.
Я все еще не ощущал абсолютной уверенности. Должен ли я застрелить эту муке? Вдруг это та самая убийца, которую мы разыскиваем, и она задерет еще кого-нибудь? Но если я ее застрелю, детеныши вряд ли сумеют выжить. Те следы, что мы вчера исследовали, – были ли они действительно следами раненого зверя? Все эти мысли быстро крутились у меня в голове.
В это время самка приблизилась к мертвой Нааджиме. Внезапно она дернулась и стала пятиться назад. Ее рычание стало сигналом для малышей. Они молниеносно соскочили с дерева, а следом за ними и мать. Больше мы их не видели. Подождав еще немного и убедившись, что ничего не происходит, мы осторожно покинули наше укрытие.
– Бвана, это не она! У людоедки, что убила Нааджиму, след явно меньше. Смотри сам, – Джума показал на отпечаток лапы – он имел другой рисунок и был гораздо крупнее, чем те следы, что мы видели вчера.
Меня интересовала левая задняя нога. Чуть дальше мы нашли отпечатки всех четырех лап. Никаких бороздок. О хромоте или ранении не могло быть и речи.
Нам следовало понять, что делать с телом Нааджимы. Почти стемнело, когда мы решили снять тело с дерева и передать родным. Признаюсь, это было не очень приятно. Я сдернул с себя рубашку, завернул в нее останки девочки, и мы стали спускаться с холма. Мне казалось, что я несу гроб близкого мне человека. В деревню мы приехали в половине восьмого. Горе семьи уже не было таким всеобъемлющим, как вчера.
– Бвана, ты уже убил людоеда? – спросил меня маленький Сайд.
– Нет, еще нет. Дождь смыл все следы, а чуи так и не показалась. Может быть, она ушла и больше не вернется. Но если убийца появится, мы отомстим за твою сестру. Это я тебе обещаю!
Мать девочки робко предложила постирать мою рубашку: когда я приеду в следующий раз, сказала она, то смогу забрать ее. Расставшись с женщиной, мы вернулись в лагерь.
Возле реки мы встретили Кауки, который важно нес свое брюхо, двигаясь в направлении лагеря.
– Ты ненормальный, – сказал я ему, – Прогуливаешься после ужина? Тут ведь полно львов, и где-то здесь ходит чуи-убийца!
– Бваиа, все это глупости. Я их не боюсь. Еще с тех пор, когда я жил у озера Виктория, у меня есть свое средство против львов и леопардов. Ты отсутствуешь в лагере с утра до вечера, и я не знаю, что мне делать. Поэтому я пошел к трем холмам за смолой и цветами, – Кауки протянул мне один из тех прекрасных цветов.
Мы забрали повара в машину и поехали в лагерь. В тесной кабине я сразу почувствовал одуряющий запах удивительного растения.
– Много их там? – спросил я Кауки после возвращения в лагерь.
– Не знаю. Чтобы найти их, мне пришлось забраться высоко на холм. Зато смолу можно набрать внизу, ее там очень много.
Едва я проснулся воскресным утром, как услышал возбужденные голоса, доносившиеся со стороны кухни. Я встал и, одетый только в спортивные трусы, направился узнать, что происходит.
– Бвана, – громко сказал Кауки, – это люди из Лайтольи. Ночью чуи убил у них ребенка, который шел домой от соседей.
От удивления я опустился в кресло, стоявшее на кухне. В стороне стояли трое мужчин.
– Меня зовут Окоток, это был мой ребенок, – произнес самый печальный из присутствующих, африканец лет тридцати, – Все произошло около десяти часов вечера. Женщины из соседней хижины услышали крик ребенка, выскочили наружу, но ничего не увидели. И лишь когда наша маленькая Наота не вернулась домой, моя жена пошла к соседям. Те сказали ей, что малышка ушла с полчаса назад. Мы искали Наоту по всей деревне, но не нашли. А потом обнаружили ее сандалии в луже крови и рядом – следы чуи.
– Это не могла быть большая собака? – предположил я.
– Бвана, я хорошо знаю следы. Это был чуи. Он, и никто другой!
Я приказал следопытам приготовить все необходимое и объявил, что через десять минут мы едем в Лайтолью. Быстро выпив чашку кофе, я с куском хлеба в руке помчался в деревню.
Лужа крови была практически не видна. Вокруг пестрело множество человеческих и собачьих следов. Собаки за ночь вылизали кровь, и следы чуи были неразличимы. В довершение, по всем направлениям от деревни вели следы коров, овец и коз, которых хозяева на заре погнали на пастбище. Словом, ничего ценного для поиска убийцы найти не удалось.
Тем не менее я приказал следопытам объехать вокруг деревни и попытаться отыскать следы леопарда, а может быть, льва или гиен.
Сам же я сел в машину, вырвал лист из записной книжки и написал короткое письмо объездчику Гидеону в Макуюни. В нем я выразил свои сомнения в том, что ребенка убила та же самая самка леопарда. Как только удастся что-то разузнать, сообщу дополнительно, писал я, и настоятельно просил Гидеона выдать мне разрешение на отстрел людоеда. Письмо я послал с одним туземцем из Лайтольи с приказом не возвращаться без ответа.
Потом я поговорил с матерью Наоты, в глазах которой еще теплилась надежда увидеть девочку живой.
Только я решил было вернуться к луже крови, как прибежал маленький паренек, посланный следопытами, – Джума и Панго просили меня немедленно прийти к ним. Мальчик был очень горд возложенной на него миссией. Я достал из автомобиля дробовик, зарядил его, вынул из футляра бинокль и направился за парнишкой.
Деревня была расположена на холме, поэтому через десяток шагов дорога начала спускаться. Вдалеке вдоль извилистой речки росли высокие деревья. В таких местах часто встречаются леопарды. Я увидел Джуму, машущего мне рукой. Когда я приблизился, следопыт показал на траву, росшую вдоль тропинки, по которой женщины ходят за водой. На траве были следы крови. В руке Джума держал тряпку, которую нашел рядом на кусте.
Я отослал мальчишку обратно в деревню с приказом, чтобы никто не ходил по тропинке, пока я не вернусь, и мы направились к воде.
Панго ждал нас под деревом, возле которого на песке он обнаружил след леопарда, немного крови и отпечаток детской руки.
– Мы должны быть предельно внимательны. Сейчас только девять часов. Чуи вполне еще может сторожить свою добычу, – напомнил я следопытам.
– Похоже, бвана, скоро пойдет дождь, – промолвил Панго и показал на черные тучи вдалеке.
– Ничего, мы должны найти место, где леопард спрятал добычу. Отпечаток задней левой лапы уже видели? – нетерпеливо спросил я.
– Пока нет, только следы передних. Но это она. Отпечатки такие же, как и возле Ква-Кухиньи, – убежденно сказал Панго.
След левой задней лапы мы обнаружили только возле дерева, куда зверь затащил добычу. Отпечаток был небольшой, рядом – характерная бороздка. На стволе дерева виднелись царапины, оставленные когтями трех лап. Где же следы от четвертой? Мы присели на корточки и стали внимательно изучать царапины. Вдруг над нами раздался треск. Никто не успел вскочить на ноги – в воздухе пролетело могучее тело и упало Панго на спину. Прямо перед собой я увидел леопарда. Видимо, самка плохо рассчитала бросок, или же Панго успел передвинуться, но вместо спины хищница вцепилась в плечо следопыта. Прежде чем я успел вскинуть дробовик, зверь скатился по спине Панго на землю и скрылся в кустах.
Я заметил, что животное опиралось на три лапы, а четвертую поджимало.
Крикнув, чтобы Джума помог Панго, я бросился за людоедкой. Но та исчезла, словно призрак. Я понял, что преследовать ее напрасно. Вспугнутый хищник избегает встречи, а бывает, что и бросается на преследователя. Поэтому я быстро вернулся обратно.
Панго шипел от боли и проклинал чуи. Джума осматривал его раненое плечо. Крови было много, но рана не представлялась нам опасной. Конечно, ее следовало обработать. Мы бегом направились к машине. В «Тойоте» была хорошо оснащенная аптечка, которая не раз выручала нас в буше.
По дороге мы договорились, что останки жертвы оставим там, где мы их обнаружили, и вернемся к дереву позже. В деревне я приказал вскипятить воды и тщательно промыл рану. Панго повезло. Когти не задели артерию. В одном месте рана была так глубока, что в нее можно было всунуть палец. Правильнее всего было послать следопыта к доктору. Я опасался, что в рану могла попасть инфекция, которая осложнила бы процесс заживления.
После отъезда следопытов я вновь направился к месту, где хищник спрятал свою добычу. Отец несчастной Наоты хотел идти со мной. Я объяснил Окотоку, что это слишком опасно и попросил его, если он действительно хотел помочь, не пускать жителей деревни на эту тропинку. Случись такое, я мог случайно подстрелить кого-нибудь.
Медленно продвигаясь вперед, я добрался до места, откуда было хорошо видно дерево. Я внимательно осмотрел тропу, но леопарда там не обнаружил. Потом по большой дуге обошел дерево и с подветренной стороны, примерно в тридцати шагах, нашел укрытие среди кустов. Ножом я обрезал несколько веток, которые сужали обзор и мешали мне целиться и пользоваться оружием.
Около полудня пошел дождь. Я снял рубашку, завернул в нее дробовик и прислонил ружье к стволу куста.
Дождь был достаточно сильный, он шел уже второй час, но ничего не происходило. Время от времени я осматривал в бинокль крону дерева, стараясь оберегать оптику от падающих капель. Людоеда – как не бывало. После пяти часов вечера я услышал осторожный свист. Вернулся Джума.
– Что с Панго? – спросил я.
– Доктор зашил рану и сделал несколько уколов, – сказал следопыт, – Через три дня приедет, посмотрит снова. Панго остался в деревне и ждет нашего возвращения. Разрешение от Гидеона лежит в машине, – Через минуту Джума добавил: – Мне кажется, здесь будет тихо. Это очень хитрая сволочь. Она больше не придет. Придется нам что-то делать с маленькой Наотой.
Для очистки совести мы решили остаться у дерева до наступления темноты и лишь потом отнести мертвое тело в деревню.
Начало темнеть. Я подумал, что лучше переменить оружие и взять крупнокалиберный карабин. Чем гуще становилась темнота, тем больше я сомневался в убойной силе дробовика.
– Пойдем, – сказал я, и мы потихоньку начали выбираться из укрытия.
В эту минуту Джума застыл и, выпучив глаза, уставило куда-то мне за спину. Я быстро обернулся, вскинул дробовик и увидел в двадцати шагах от себя леопарда, исчезающего в густых зарослях. Выстрелить я не успел.
– Бвана, это была она, – возбужденно прошептал Джума, – Убегая, она прихрамывала. Она знала, что мы здесь. Ползла к нам с подветренной стороны. Сдается мне, она более опасна, чем мы думали.
Мы подождали полной темноты, но ничего не произошло. Решили оставить тело ребенка на дереве и рано утром вновь вернуться сюда, соблюдая максимальную осторожность.
Мы переночевали в деревне, а в половине четвертой опять заняли позицию под кустом с обрезанными ветками. Сидели до рассвета, но не заметили поблизости ни малейшего движения. В восемь часов Джума забрался на дерево и снял тело мертвой девочки.
Несчастная мать и другие женщины в деревне плакали навзрыд. Окоток благодарил нас за то, что мы нашли тело Наоты, теперь можно было предать его земле. Он также попросил нас остаться, хотя бы до окончания траурного обряда. Мы не могли ему отказать. Сразу после похорон, сославшись на ранение Панго, мы уехали в свой лагерь.
– Бвана, где вы были? Я за вас беспокоился! – закричал Кауки, – Ты только посмотри на Панго! Этот увалень едва может вылезать из машины, а ты берешь его на охоту на людоеда. Глянь – он вот-вот расплачется. А Джума, тот совсем не моется и воняет, как гиена. Он к тебе приведет грифов, бвана. Ну и общество!
Кауки частенько разыгрывает и подкалывает людей, но мы знаем характер нашего старого добряка повара – это его способ выразить радость, что мы живы.
– Хватит нести чепуху! Лучше посмотри, как леопард разукрасил плечо Панго. Мы чертовски голодны! Приготовь что-нибудь поесть. А я пока приму душ, чтобы не вонять, как ты говоришь.
Я забрался в свою палатку. Оттуда было хорошо слышно, как Кауки проклинает всех леопардов в Танзании. Он искренне любит следопытов и его шутки в их адрес – обязательная часть жизни в лагере.
Я привел себя в порядок. На сытый желудок, да еще когда я надел чистую рубашку, мир вокруг стал казаться немного лучше. Единственное, что меня беспокоило, – это ушедший от нас людоед. Смертельная опасность продолжала грозить обитателям деревень. С этими невеселыми мыслями я уснул.
На следующий день после завтрака я пошел посмотреть, как там Панго. Он сидел со всеми у костра и о чем-то оживленно рассказывал. Чувствовал он себя хорошо.
– Я направляюсь в деревню за козой, необходимо начать прикармливать людоедку. Кто поедет со мной?
Все хотели ехать, но это было уже чересчур. Больше всех канючил Кауки:
– Бвана, возьми меня! Я давно уже никуда не ездил с тобой.
– Хорошая идея. Заодно пробежишься, глядишь – кило лишнего веса скинешь, – согласился я.
– Спасибо, бвана. Я не Панго и никому не позволю отгрызать от себя куски мяса. Я исконный житель буша с берегов озера Виктория и эту людоедку, если будет нужно, задушу собственными руками, – страшно вращал глазами Кауки, забираясь в кузов джипа.
Мне не пришлось покупать козу. Окоток просто отдал нам ее. Мы поехали к злополучному дереву. Из козы получилось пять кусков приманки. Внутренности пошли на создание искусственного следа, ведущего к дереву. Одну приманку я решил повесить в кроне акации. При этом не обошлось без сложностей.
– Бвана, я так высоко не залезу, – пробормотал Кауки.
– Ну хотя бы попробуй. Ты всегда кричал, что Панго ничего не умеет. Ты бы видел, как он легко взбирается на гораздо более высокие деревья. Ты ведь человек буша!
У меня создалось впечатление, что Кауки лез на дерево первый раз в жизни.
– Вообще, возле озера Виктория растут какие-нибудь деревья? Или вы их спалили вместе с ароматной смолой? – принялся я подшучивать над поваром.
– Знаешь, бвана, у нас растут небольшие деревья. Большие мы давно срубили, и вместо леса у нас рисовое поле.
Повар попытался взобраться еще выше, но, когда стал поворачиваться на ветке, потерял равновесие и упал на землю словно мешок картошки.
В конце концов я сам залез на дерево и надежно привязал мясо, чтобы оно не упало и не стало добычей гиен или шакалов. На то, чтобы развесить оставшиеся приманки, у нас ушло еще четыре часа. При этом мы проложили почти четыре километра искусственного следа.
– Бвана, поедем к тем холмам, посмотришь, какие там цветы, – предложил Кауки, – Я буду собирать смолу, а ты заберешься наверх и нарвешь несколько букетов. Увидишь, какой оттуда открывается красивый вид.
Я согласился с предложением повара. На обратном пути мы проверили приманки, развешенные в субботу. Если на одной из них чуи начал есть мясо, в самый раз добавить туда еще порцию. Для этого у меня в машине был оставлен приличный кусок козлятины.