Текст книги "Русские народные сказки (Илл. Р. Белоусов)"

Автор книги: З. Цымбал

Соавторы: Народные сказки
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

ПРО ГЛУПОГО ЗМЕЯ И УМНОГО СОЛДАТА

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был солдат. Отвоевал он войну и пошел домой. Идет, трубочку покуривает да песни распевает.

Шел он, шел и пришел под вечер в какую-то деревушку. Захотел отдохнуть, переночевать и стучит в окно:

– Эй, хозяева, пустите солдата!

Никто не отзывается.

Пошел солдат к другой избе, постучал. И здесь молчат. Пошел солдат к третьей. Вошел на крылечко, давай стучать в дверь. И здесь ни ответа, ни привета. Открыл солдат дверь, вошел в избу. Смотрит: никого нет, все кругом пылью да паутиной покрыто.

«Что за диво? – думает солдат. – Куда все люди из этой, деревни подевались?»

Стал ходить по избам. Куда ни заглянет – везде пусто…

Зашел он наконец в последнюю избушку. Сидит там на печке старик, вздыхает да плачет.

– Здравствуй, добрый человек! – говорит солдат.

– Ты зачем сюда, солдат? Видно, жизнь тебе надоела. На войне уцелел, а здесь ни за что пропадешь.

– Это почему?

– А потому, что повадился к нам змей летать, людей пожирать. Всех проглотил, меня одного до утра оставил. А завтра прилетит и меня съест, да и тебе несдобровать. Разом двух проглотит!

– А может, и подавится? – говорит солдат. – Дай-ка я с тобой переночую да посмотрю завтра, какой такой змей к вам летает.

Легли, переночевали.

Утром вдруг поднялась сильная буря, затряслась изба – прилетел змей. Сунул голову в дверь, увидел старика и солдата.

– Ага, – говорит, – прибыль есть! Оставил одного, а нашел двух – будет чем позавтракать.

– Будто и взаправду съешь? – спрашивает солдат.

– Съем да облизнусь!

– Врешь, подавишься!

– Что ж, ты разве сильнее меня?

– Еще бы! Небось, сам знаешь, что солдатская сила куда больше твоей.

– А ну, давай попробуем, кто кого сильнее!

– Давай.

Поднял змей большущий камень и говорит:

– Смотри, солдат: я этот камень одной лапой раздавлю – только песок посыплется!

– Хорошо, посмотрю!

Змей взял камень в горсть и стиснул, да так крепко, что он в мелкий песок обратился, искры во все стороны посыпались!

– Экое диво! – говорит солдат. – А ты попробуй так сожми камень, чтобы из него вода потекла.

– Этого я не могу, – говорит змей.

– А я могу! Сейчас покажу.

Вошел солдат в избу – он еще с вечера углядел на столе узелок творогу, – вынес этот творог и ну давить. Сыворотка так и потекла наземь.

– Что, видел? У кого силы больше?

– Правда, солдат, рука у тебя сильнее моей. А вот попробуем, кто из нас громче свистнет!

– Ну, свисти!

Змей как свистнул – деревья закачались, все листья с них осыпались.

– Хорошо ты свистишь, а все не лучше моего, – говорит солдат. – Завяжи-ка наперед свои глазищи, а то как я свистну, они у тебя изо лба выскочат!

Змей послушался и завязал глаза рогожей.

– А ну, свистни!

Солдат взял дубину, да как стукнет змея по голове! Змей зашатался, во все горло закричал:

– Полно, полно, солдат, не свисти больше! И с одного раза глаза чуть не вылезли, а в ушах и сейчас звенит.

– Ну, как знаешь, а я, пожалуй, готов и еще разок-другой свистнуть!

– Нет, не надо! Не хочу больше спорить. Давай лучше с тобой побратаемся: ты будешь старшим братом, а я меньшим.

– Не к лицу мне с тобой брататься, ну да уж будь по-твоему!

– Ну, брат, – говорит змей, – бросим мы этого старика, будем своим хозяйством жить. Ступай в степь, там стадо волов пасется. Выбери самого жирного, возьми за хвост и тащи сюда, на обед нам.

Нечего делать, пошел солдат в степь.

Видит пасется большое стадо волов. Солдат давай их ловить да за хвосты связывать.

Змей ждал, ждал – не выдержал и сам побежал.

– Что так долго? – спрашивает.

– А вот постой, – отвечает солдат, – свяжу штук пятьдесят, да за один раз и поволоку всех домой, чтоб на целый месяц хватило.

– Экий ты! Разве нам здесь век вековать? Хватит и одного.

Ухватил змей самого жирного вола за хвост, взвалил на плечи и потащил в деревню.

– Как же это так, – говорит солдат, – я столько волов связал – неужели их бросать?

– Брось, – отвечает змей. – На что они нам!

Пришли в избу, наложили два котла говядины, а воды нету!

– На тебе воловью шкуру, – говорит змей солдату. – Ступай, набери полную воды и неси сюда – станем обед варить.

Солдат взял шкуру, потащил к колодцу. Еле-еле порожнюю тащит.

Пришел к колодцу и давай окапывать его кругом.

Змей ждал, ждал – не выдержал, побежал сам.

– Что это ты, брат, делаешь?

– Хочу колодец кругом окопать да в избу перетащить, чтоб не нужно было каждый день ходить по воду.

– Экий ты! Чего затеваешь! На это много времени уйдет, а нам обед варить!

Опустил змей в колодец воловью шкуру, набрал полную воды, вытащил и понес домой:

– А ты, брат, – говорит он солдату, – ступай в лес, выбери сухой дуб и волоки в избу: пора огонь разводить.

Пошел солдат в лес, начал лыко драть да веревку вить. Свил длинную-предлинную веревку и принялся дубы опутывать.

Змей ждал, ждал – не выдержал, сам побежал в лес:

– Что так мешкаешь?

– Да вот хочу зараз дубов двадцать зацепить веревкою, да и тащить, чтоб надолго дров хватило.

– Экий ты, все по-своему делаешь, – говорит змей.

Вырвал с корнем толстый дуб и сам поволок к избе.

Солдат сделал вид, что крепко сердит; курит свою трубочку, сам ни словечка не говорит.

Наварил змей говядины, зовет солдата обедать. А солдат сердито отвечает:

– Не хочу!

Вот змей съел один целого вола, выпил воловью шкуру воды и стал солдата выспрашивать:

– Скажи, брат, за что сердишься?

– А за то: что я ни сделаю, все не так, все не по-твоему.

– Ну, не сердись, помиримся!

– Если хочешь со мной помириться, вези меня в мою деревню.

– Изволь, брат. Отвезу.

Сел солдат змею на спину и полетел на нем.

Подлетел змей к деревне, спустился на землю. Увидели его ребятишки. Бегут, во все горло кричат:

– Солдат приехал! Змея привез!

Змей испугался и спрашивает:

– Что, что они кричат! Никак я не разберу!

– А то и кричат, что сейчас за тебя примутся!

«Ну, – думает змей, – коли в этих местах малые ребята таковы, то взрослые и подавно спуску не дадут!»

Выскочил он из-под солдата – да бежать.

Убежал и пропал, как в воду канул. Перестал по деревням летать да людей пожирать – так напугался!

СОЛДАТСКИЕ ПРОКАЗЫ

Пришел солдат с похода на квартиру и говорит хозяйке:

– Здравствуй, старушка! Дай-ка мне чего-нибудь поесть.

А старуха в ответ:

– Вот там на гвоздике повесь.

– Аль ты совсем глуха, что не чуешь?

– Где хошь, там и заночуешь.

– Ах ты, старая ведьма, я те глухоту вылечу, – полез было с кулаками, – подавай на стол!

– Да нечего, родимый!

– Вари кашицу!

– Да не из чего, родимый!

– Давай топор, я из топора сварю.

«Что за диво, – думает баба, – дай посмотрю, как из топора солдат кашицу сварит».

Принесла ему топор. Солдат взял, положил его в горшок, налил воды и давай варить. Варил-варил, попробовал и говорит:

– Всем бы кашица взяла, только б малую толику круп подсыпать!

Баба принесла ему круп. Опять варил-варил, попробовал и говорит:

– Совсем бы готово, только б маслом сдобрить!

Баба принесла ему масла. Солдат сварил кашицу:

– Ну, старуха, теперь подавай хлеб да соль да принимайся за ложку: станем кашицу есть.

Похлебали вдвоем кашицу. Старуха спрашивает:

– Служивый! Когда же топор будешь есть?

– Да, вишь, он еще не уварился, – отвечает солдат, – где-нибудь на дороге доварю да позавтракаю.

Тотчас припрятал топор в ранец, распростился с хозяйкой и пошел в иную деревню.

СОЛДАТСКАЯ ЗАГАДКА

Шли солдаты, прохожие, остановились у старушки на отдых. Попросили они попить да поесть, а старуха отзывается:

– Детоньки! Чем же вас буду потчевать! У меня ничего нету!

А у ней в печи был вареный петух в горшке под сковородкой. Солдаты это дело смекнули. Один вышел на двор, раздергал воз со снопами, воротился в избу и говорит:

– Бабушка, а бабушка! Посмотри-ка, скот у тебя хлеб ест.

Старуха на двор, солдаты тем времечком заглянули в печь, вынули из горшка петуха, на его место положили старый лапоть, а петуха в суму спрятали. Пришла старуха:

– Детоньки, миленьки! Не вы ли скот выпустили?

Солдаты помолчали-помолчали да опять просят:

– Дай же, бабушка, поесть нам!

– Возьмите, детоньки, кваску да ломтик хлеба: будет с вас!

И вздумала старуха похвалиться, что провела их, загадала загадку:

– А что, детоньки, вы люди бывалые, всего видели. Скажите-ка мне: ныне в Пенском, Черепенском, под Сковородным, здравствует ли Курухан Куруханович?

– Нет, бабушка!

– А кто же, детоньки, вместо его?

– Да Плетухан Плетуханович?

– А где же Курухан Куруханович?

– Да в Сумин-город переведен, бабушка!

После того солдаты ушли. Приезжает сын с поля, просит есть у старухи, а она ему:

– Поди-ка, сынок! Были у меня солдаты да попросили закусить, а я им, дитятко, загадала загадочку про петуха, что у меня в печи; только они отгадать не сумели.

– Да какую ты, матушка, загадала им загадку?

– А вот какую: в Пенском, Черепенском, под Сковородным, здравствует ли Курухан Куруханович? Они не отгадали. «Нет, – говорят, – бабушка». – «Где же он, родимые?» – «Да в Сумин-город переведен». А того и не знают, что у меня в горшке-то есть!

Заглянула в печь, ан петух-то улетел; только лапоть вытащила.

– Ахти, дитятко, обманули меня, проклятые!

– То-то, матушка, солдата не проведешь, он человек бывалый.

НИКИТА КОЖЕМЯКА

Около Киева появился змей. Брал он с народа поборы немалые: с каждого двора по красной девке. Возьмет девку да и съест.

Пришел черед идти к тому змею царской дочери. Схватил змей царевну и потащил ее к себе в берлогу, а есть не стал: красавица собой была, так за жену себе взял. Полетит змей на свои промыслы, а царевну завалит бревнами, чтоб не ушла.

У той царевны была собачка – увязалась с нею из дому. Напишет, бывало, царевна записочку к батюшке, навяжет собачке на шею, а та побежит, куда надо, да и ответ еще принесет. Вот раз царь с царицею и пишут царевне: узнай, кто сильнее змея.

Царевна стала приветливей к своему змею, стала у него допытываться, кто его сильнее. Тот долго не говорил, да раз и проболтался, что живет в городе Киеве Кожемяка – тот и его сильнее. Услыхала про то царевна, написала к батюшке: «Сыщите в городе Киеве Никиту Кожемяку да пошлите его меня из неволи выручать».

Царь, получивши такую весть, сыскал Никиту Кожемяку да сам пошел просить его, чтобы освободил его землю от лютого змея и выручил царевну.

В ту пору Никита кожи мял, держал он в руках двенадцать кож. Как увидал он, что к нему пришел сам царь, задрожал от страху, руки у него затряслись, и разорвал он те двенадцать кож. Рассердился тут Никита, что его испугали и ему убытку наделали, и сколько ни упрашивали его царь с царицею, не пошел выручать царевну.

Вот и придумали собрать пять тысяч детей малолетних, – осиротил их лютый змей, – и послали их просить Кожемяку освободить всю русскую землю от великой беды.

Пришли к Никите малолетние, стали со слезами просить, чтоб пошел он супротив змея. Сжалился Никита Кожемяка, на сиротские слезы глядя. Взял триста пудов пеньки, насмолил смолью, весь обмотался, чтобы змей не съел, да и пошел на него.

Подходит Никита к берлоге змеиной, а змей заперся и не выходит к нему.

– Выходи лучше в чистое поле, а то и берлогу размечу, – сказал Кожемяка и стал уже двери ломать.

Змей, видя беду неминучую, вышел к нему в чистое поле. Долго ли, коротко ли бился со змеем Никита Кожемяка, только повалил змея. Тут змей стал молить Никиту:

– Не бей меня до смерти, Никита Кожемяка. Сильней нас с тобой в свете нет. Разделим всю землю, весь свет поровну: ты будешь жить в одной половине, а я в другой.

– Хорошо, – сказал Кожемяка, – надо межу проложить.

Сделал Никита соху в триста пуд, запряг в нее змея, да и стал от Киева межу пропахивать. Никита провел борозду от Киева до моря Кавстрийского.

– Ну, – говорит змей, – теперь мы всю землю разделили.

– Землю разделили, – проговорил Никита, – давай теперь море делить, а то ты скажешь, что твою воду берут.

Въехал змей на середину моря. Никита Кожемяка убил и утопил его в море.

Никита Кожемяка, сделавши святое дело, не взял за работу ничего, пошел опять кожи мять.

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И СОЛОВЕЙ-РАЗБОЙНИК

Скачет Илья Муромец во всю конскую прыть. Бурушка-Косматушка с горы на гору перескакивает, реки-озера перепрыгивает, холмы перелетает.

Доскакали они до Брынских лесов. Дальше Бурушке скакать нельзя: разлеглись болота зыбучие, конь по брюхо в воде тонет.

Соскочил Илья с коня. Он левой рукой Бурушку поддерживает, а правой рукой дубы с корнем рвет, настилает через болото настилы дубовые. Тридцать верст Илья гати настелил – до сих пор по ней люди добрые ездят.

Так дошел Илья до речки Смородиной.

Течет река широкая, бурливая, с камня на камень перекатывается.

Заржал Бурушка, взвился выше темного леса, и одним скачком перепрыгнул реку.

Сидит за рекой Соловей-разбойник на трех дубах, на девяти суках. Мимо тех дубов ни сокол не пролетит, ни зверь не пробежит, ни гад не проползет. Все боятся Соловья-разбойника, никому умирать не хочется…

Услыхал Соловей конский скок, привстал на дубах, закричал страшным голосом:

– Что за невежа проезжает тут, мимо моих заповедных дубов? Спать не дает Соловью-разбойнику!

Да как засвищет он по-соловьиному, зарычит по-звериному, зашипит по-змеиному, так вся земля дрогнула, столетние дубы покачнулись, цветы осыпались, трава полегла. Бурушка-Косматушка на колени упал.

А Илья в седле сидит, не шевельнется, русые кудри на голове не дрогнут. Взял он плетку шелковую, ударил коня по крутым бокам:

– Травяной ты мешок, не богатырский конь. Не слыхал ты разве писку птичьего, шипу гадючьего. Вставай на ноги, подвези меня блинке к Соловьиному гнезду, не то волкам тебя брошу на съедение.

Тут вскочил Бурушка на ноги, подскакал к Соловьиному гнезду. Удивился Соловей-разбойник, из гнезда высунулся.

А Илья, минуточки не мешкая, натянул тугой лук, пустил каленую стрелу, небольшую стрелу, весом в целый пуд.

Взвыла тетива, полетела стрела, угодила Соловью в правый глаз, влетела через левое ухо. Покатился Соловей из гнезда, словно овсяный сноп. Подхватил его Илья на руки, связал его крепкими ремнями сыромятными, подвязал к левому стремени.

Глядит Соловей на Илью, слово вымолвить боится.

– Что глядишь на меня, разбойник, или русских богатырей не видывал?

– Ох, попал я в крепкие руки; видно, не бывать мне больше на волюшке!

Поскакал Илья дальше по прямой дороге и наскакал на на подворье Соловья-разбойника. У него двор на семи верстах, на семи столбах, у него вокруг железный тын, на каждой тычинке по маковке, на каждой маковке голова богатыря убитого. А на дворе стоят палаты белокаменные, как жар горят крылечки золоченые.

Увидала дочка Соловья богатырского коня, закричала на весь двор:

– Едет, едет наш батюшка Соловей Рахманович, везет у стремени мужичишку-деревенщину.

Выглянула в окно жена Соловья-разбойника, руками всплеснула:

– Что ты говоришь, неразумная! Это едет мужик-деревенщина и у стремени везет нашего батюшку – Соловья Рахмановича!

Выбежала старшая дочка Соловья – Пелька – во двор, ухватила доску железную весом в девяносто пуд и метнула в Илью Муромца. Но Илья ловок да увертлив был. Отмахнул доску богатырской рукой: полетела доска обратно, попала в Пельку, убила ее до смерти.

Бросилась жена Соловья Илье в ноги:

– Ты возьми у нас, богатырь, серебра, золота, бесценного жемчуга, сколько может увезти твой богатырский конь, отпусти только нашего батюшку, Соловья-разбойника.

Говорит ей Илья в ответ:

– Мне подарков неправедных не надобно. Они добыты слезами детскими, они политы кровью русскою, нажиты нуждой крестьянскою. Как в руках разбойник – он всегда тебе друг, а отпустишь – снова с ним наплачешься. Я свезу Соловья в Киев-город, там на квас пропью, на калачи проем.

Повернул Илья коня и поскакал к Киеву. Приумолк Соловей, не шелохнется.

Едет Илья по Киеву, подъезжает к палатам княжеским. Привязал он коня к столбику точеному, оставил на нем Соловья-разбойника, а сам пошел в светлую горницу.

Там у князя Владимира пир идет, за столами сидят богатыри русские. Вошел Илья, поклонился, стал у порога:

– Здравствуй, князь Владимир с княгиней Апраксией, принимаешь ли к себе заезжего молодца?

Спрашивает его Владимир Красное Солнышко:

– Ты откуда, добрый молодец, как тебя зовут? Какого роду-племени?

– Зовут меня Ильей. Я из-под Мурома. Крестьянский сын из села Карачарова. Ехал я из Чернигова дорогой прямоезжей. Я привез тебе, князь, Соловья-разбойника. Он на твоем дворе у коня моего привязан. Ты не хочешь ли поглядеть на него?

Повскакали тут с мест князь с княгинею и все богатыри, поспешили за Ильей на княжеский двор. Подбежали к Бурушке-Косматушке.

А разбойник висит у стремени, травяным мешком висит, по рукам-ногам ремнями связан. Левым глазом он глядит на Киев и на князя Владимира.

Говорит ему князь Владимир:

– Ну-ка засвищи по-соловьиному, зарычи по-звериному!

Не глядит на него Соловей-разбойник, не слушает:

– Не ты меня с бою брал, не тебе мне приказывать.

Просит тогда Владимир-князь Илью Муромца:

– Прикажи ты ему, Илья Иванович.

– Хорошо, только ты на меня, князь, не гневайся, я закрою тебя с княгинею полами моего кафтана крестьянского, а то как бы беды не было. А ты, Соловей Рахманович, делай, что тебе приказано.

– Не могу я свистеть, у меня во рту запеклось.

– Дайте Соловью чару сладкого вина в полтора ведра, да другую пива горького, да третью меду хмельного, закусить дайте калачом крупичатым, тогда он засвищет, потешит нас…

Напоили Соловья, накормили. Приготовился Соловей свистеть.

– Ты смотри, Соловей, – говорит Илья, – ты не смей свистеть во весь голос, а свистни ты полусвистом, зарычи полурыком, а то будет худо тебе.

Не послушал Соловей наказа Ильи Муромца, захотел он разорить Киев-город, захотел убить князя с княгинею, всех русских богатырей. Засвистел он во весь соловьиный свист, заревел во всю мочь, зашипел во весь змеиный шип.

Маковки на теремах покривились, крылечки от стен отвалились, стекла в горницах полопались, разбежались кони из конюшен, все богатыри на землю упали, на четвереньках по двору расползлись. Сам князь Владимир еле живой стоит, шатается, у Ильи под кафтаном прячется.

Рассердился Илья на разбойника.

– Я велел тебе князя с княгинею потешить, а ты сколько бед натворил. Ну, теперь я с тобой за все рассчитаюсь. Полно тебе слезить отцов-матерей, полно вдовить молодушек, сиротить детей, полно разбойничать.

Взял Илья саблю острую, отрубил Соловью голову. Тут и конец Соловью настал.

– Спасибо тебе, Илья Муромец, – говорит Владимир-князь. – Оставайся в моей дружине, будешь старшим богатырем, над другими богатырями начальником. И живи ты у нас в Киеве, век живи, отныне и до смерти.

АЛЕША ПОПОВИЧ

На небесах зародился млад-светел месяц, на земле-то у старого соборного Леонтия-попа зародился сын – могучий богатырь. Дали ему имя. млад Алеша Попович – имечко хорошенькое. Стали Алешу кормить-поить. У кого недельный – он денной такой; у иных годовалый – Алеша недельный такой.

Стал Алеша по улочке похаживать, стал с малыми ребятками поигрывать: кого возьмет за ручку – ручка прочь, кого за ножку – ножка прочь.

Стал Алеша на возрасте. Начал у отца-матери просить благословеньица: ехать-гулять во чисто поле. Отец говорит:

– Алеша Попович, поедешь ты во чисто поле, а ведь есть и посильнее тебя. Ты возьми себе в товарищи Марышку, Паранова сына.

Садились добры молодцы на добрых коней. Как поехали они во чисто поле – пыль столбом закурилася: только добрых молодцев и видели.

Приезжали добры молодцы в Киев-град. Тут Алеша Попович прямо идет в белокаменны палаты ко князю ко Владимиру, крест кладет по-писаному, поклоняется по-ученому, на все на четыре стороны, а князю Владимиру на особицу.

Встречает добрых молодцев Владимир-князь, сажает их за дубовый стол: хорошо добрых молодцев попоить-покормить и вестей поспросить. Стали добрые молодцы есть пряники печатные, запивать винами крепкими. Тут спросил добрых молодцев Владимир-князь:

– Кто вы, добры молодцы? Сильные ли богатыри удалые, или путники перехожие – сумки переметные?

Ответ держит Алеша Попович:

– Я сын старого соборного Леонтья-попа, Алеша Попович младший, а в товарищах Марышко, Паранов сын.

Как поел да попил Алеша Попович, лег полудновать на кирпичную печь, а Марышко за столом сидит.

В те поры наезжал Змеевич-богатырь ко князю Владимиру. Идет Тугарин-Змеевич в палаты белокаменны ко князю Владимиру. Он левой ногой на порог ступил, а правой ногой за дубовый стол. Он пьет и ест и с княгиней обнимается, а над князем Владимиром играется и ругается. Он кладет ковригу за щеку, а другую за другую кладет: на язык кладет целого лебедя, пирогом попихнул – все проглотил.

Лежит Алеша Попович на кирпичной печи и говорит такие речи Тугарину-Змеевичу:

– Была у нашего батюшки, у старого у Леонтья-попа, была коровища, была обжорище, ходила по пивоварням и съедала целые кадцы пивоварные с гущею; дошла коровище, дошла обжорище до озера, всю воду из озера выпила – тут ее и разорвало. А и тебя бы Тугарина так же за столом-то всего разорвало.

Рассердился Тугарин на Алешу Поповича, бросил в него булатным ножом. Алеша Попович увертлив был, увернулся за дубовый столб. Говорит Алеша таково слово:

– Спасибо тебе, Змеевич-Тугарин – богатырь, подал ты мне булатный нож. Распорю я тебе груди белые, застелю я тебе очи ясные.

В те поры выскочил Марышко, Паранов сын, из-за стола, схватил Тугарина и бросил о палату белокаменну – посыпались оконницы стекольчатые.

Говорит Марышко Алеше:

– Подай-ка мне, Алеша Попович, булатный нож. Распорю я Тугарину-Змеевичу груди белые, застелю я ему очи ясные.

А Алеша отвечает:

– Не марай ты палат-то белокаменных, отпусти его в чисто поле – никуда он там не денется: съедемся с ним завтра в чистом поле.

Поутру раным-ранешенько подымался вместе с солнышком Марышко, Паранов сын, выводил он резвых коней пить воду на быстру реку. Видит – летает Тугарин-Змеевич по поднебесью и зовет Алешу Поповича в чисто поле. Приехал Марышко, Паранов сын, к Алеше Поповичу.

– Бог тебе судья, Алеша Попович! Не дал ты мне булатного ножа. Распорол бы я поганцу груди белые, застлал бы я его очи ясные. А теперь что возьмешь у Тугарина, летает он по поднебесью!

Вывел Алеша своего добра коня, оседлал в черкесское седло, подтянул двенадцатью подпругами шелковыми – не ради басы, ради крепости, поехал в чисто поле. Едет Алеша по чисту полю и видит Тугарина-Змеевича: летает он по поднебесью. Смотрит Алеша на небо, подзывает тучу грозовую, чтобы смочило дождем Тугариновы крылья.

Накатила туча черная, пролилась дождем, смочила у Тугаринова коня крылья. Пал он на сыру землю и поехал по чисту полю.

Не две горы вместе встречаются, то Тугарин с Алешей съезжаются.

Палицами ударились – палицы поломалися; копьями соткнулися – копья извернулися; саблями махнулися – сабли исщербилися. Тут Алеша Попович повалился с седла, как овсяной сноп. Обрадовался Тугарин, хотел бить Алешу Поповича, а Алеша увертлив был. Увернулся Алеша под конное чрево, с другой стороны вывернулся и ударил Тугарина булатным ножом под правую пазуху. Спихнул Тугарина с добра коня и кричит Тугарину:

– Спасибо тебе, Тугарин-Змеевич, за булатный нож. Распорю я тебе груди белые, застелю я твои очи ясные.

Отрубил Алеша буйну голову Тугарину и повез буйну голову к князю Владимиру. Едет да головушкой поигрывает, высоко головушку выметывает, на востро копье головушку подхватывает. Тут Владимир испугался:

– Везет-де Тугарин буйну голову Алеши Поповича. Пленит он теперь все наше царство.

А Марышко Паранов говорит:

– Не тужи ты, Красное Солнышко, Владимир стольно-киевский. Если едет по земле, а не летит по поднебесью поганый Тугарин, сложит он свою буйну голову на мое копье булатное, не печалуйся, князь Владимир.

Посмотрел тут Марышко, Паранов сын, в трубочку подзорную, опознал он Алешу Поповича.

– Вижу я ухватку богатырскую, поступку молодецкую: накруто Алеша коня поворачивает, головушкой поигрывает, высоко головушку выметывает, на востро копье головушку подхватывает. Едет это не Тугарин поганый, а Алеша Попович. Везет он головушку поганого Тугарина-Змеевича.