Текст книги "Казачий дух"

Автор книги: Юрий Иванов-Милюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Какой-то полевой командир громко засмеялся: – Шамиль, ты хочешь нам поведать, что тейп Басаевых пошел от того казачонка-босяка? – он повел рукой вокруг. – Все мы знаем твой уважаемый род до пятого колена, и если бы это было так, то каждый из нас был бы в курсе того случая.

– А он мог произойти в шестом колене, – ухмыльнулся в усы хозяин дома, видно было, что он специально решил подкинуть хворосту в костер, чтобы раз и навсегда прекратить домыслы по этому поводу. Недалеко сидел его соперник Салман Радуев, знавший о его родословной достаточно. Впрочем, как и многие из сидящих за столом. Но боевики не стали бы ворошить прошлое своего вождя, а Салман об этом только мечтал.

– В нашем ауле немало тейпов, породнившихся с терскими казаками, но никто не считает это зазорным, – решил разрядить обстановку еще один командир. – Тем более, что тейп Басаевых перебрался в этот высокогорный аул из равнинного селения во время гражданской войны у русских, – с ехидной улыбкой подсказал Радуев. – Она захватила всю бывшую Российскую империю, заставив не только семьи, но и целые этносы поменять места своего проживания. – Что ты хочешь этим сказать, Салман? – спросили у него командиры. – Для равнинных чеченцев брать казачку в невесты было обычным делом, и воровать у терцов детей тоже было нормой, – равнодушно пожал плечами генерал. – Они жили рядом, а дети служили живым товаром.

– Терские казаки тоже воровали у нас девушек и делали их своими женами. – При царях этим промышляли не только равнинные чеченцы, но и весь Кавказ.

– Кстати, фамилия Дарганов произошла от горского имени Дарган, – боевик со шрамом вскинул голову, укрытую буйными завитками волос. – Уважаемые гости, вам это ни о чем не говорит?

– Лишь одно, что наш Главнокомандующий чистокровный чеченец.

Шамиль, следивший за дискуссией между полевыми командирами и Радуевым, наконец-то перевел взгляд на пленников. Черные глаза у него загорелись живым блеском, он передвинул четки с ладони на запястье и с интересом уставился на Захара: – Ты сказал, что ваши предки были родом из станицы Стодеревской?

– Точно так, она стояла на левом берегу Терека, – согласно кивнул узник. – Она и сейчас там стоит, – хозяин дома пожевал губами и собрал нижние веки в добрые складки. Но глаза по прежнему не предвещали ничего хорошего. – Как я теперь понимаю, фамилия у них была Даргановы? Захар почувствовал, что в вопросе таится скрытый подвох, он покосился на Петера, с самого начала диалога не проронившего ни слова. Но тот с момента прихода в помещение относился к горцам с гримасой неприятия. Почти так-же вели себя и молодые женщины, притихшие за его спиной, с той лишь разницей, что чувства они старались спрятать под маской вежливого внимания. – Вы правильно заметили, господин Басаев, фамилия у наших предков была Даргановы, – услышал Захар ровный голос своего троюродного брата, он сразу прижался к нему потеснее в знак солидарности. А Петер стал откровенничать с маститым террористом, словно они встретились с ним в кафе за рюмкой хорошего вина. – Основателем нашего рода был Дарган Дарганов, сын терской казачки и чеченского джигита. Он участвовал в войне с французами, а под конец жизни стал полковником, атаманом Стодеревского юрта. Его старший сын Панкрат дослужился до атамана всего войска Терских казаков. – Панкрата на атаманском посту сменил его старший сын Александр, – перебил Петера хозяин дома. – Дальше рассказывать не надо, у нас хорошо знают родословные казачьих родов. – Я только напомню еще одну историю о роде Даргановых, и замолчу, – поднял руку Петер. – Поверьте, господин Басаев, она короткая. Шамиль вгляделся в пленника, стоявшего перед ним в раскованной позе, по лицу у него забегали тени сомнения, смешанные с досадой. Он исподлобья посмотрел на гостей, молча внимавших голосу узника. И нехотя разрешил: – Что ты хочешь нам поведать, студент? Мы тебя слушаем.

И Петер начал неспешный рассказ, в зрачках у него заплясали насмешливые огоньки:

– В нашем роду тоже ходила байка о том, как чеченские абреки выкрали из семьи Даргановых Марьюшку, младшую дочь атамана Даргана, и его младшего внука Павлушку от старшего сына Панкрата, – он с вызовом посмотрел на боевиков, не сводивших с него взоров. – Терцы ходили высвобождать пленников, они добрались до аула Гуниб, где скрывался Шамиль, третий имам Дагестана и Чечни, предводитель всех горских народов. – Казаки отыскали там девушку с мальчиком, выкраденных злыми абреками, и вернули их к себе домой, – гортанно засмеялся полевой командир с перевязанной рукой. – Ты про это хочешь поведать, студент? – Они не освободили из плена Марьюшку с Павлушкой, потому что там их не оказалось, – не меняя интонации в голосе, ответил Петер. – Обоих злые абреки увезли в горную Чечню и они затерялись в ней навсегда. Но это еще не все. – Тогда поскорее заканчивай, французский потомок терских казаков, – подогнал тот же боевик. Снова над домом пролетел боевой вертолет, и опять он пронесся как вихрь, не дав возможности узникам впитать в себя тарахтение его винтов, чтобы ощутить душевное спокойствие. Горец покосился на окна и со злостью сказал. – Нам еще надо обсудить, что с вами, с диверсантами, делать дальше. – Мы не диверсанты. И я не француз, в моих жилах течет немалая часть шведской крови, но это не играет никакой роли, – снисходительно пояснил боевику свою позицию и национальность узник. – Так вот, через пятьдесят лет, когда Панкрату Дарганову было уже за семьдесят лет, к его дому в станице Стодеревской пришла старуха. Она была вся сморщенная, измотанная тяжелой работой до полного истощения. Но она сумела добраться до атаманского подворья. – Эта старуха рассказала Даргановым, где чеченцы прятали все это время их родственников, которых они выкрали. Пока те не умерли, – засмеялся еще один боевик при неодобрительном гудении остальных. – И призвала казаков забрать их останки на родину и похоронить по обычаю предков. Петер смерил весельчака уничтожающим взглядом, на скулах у него заиграли тугие желваки: – Старуха оказалась той самой Марьюшкой, младшей сестрой Панкрата. Она была в юности самой красивой девушкой в станице Стодеревской и во всей округе. И атаман признал свою любимую сестру, – тихо пояснил он. Затем переступил с ноги на ногу и закончил. – Марьюшка умерла на руках старшего брата, она даже не смогла перейти порога дома, в котором когда-то жила и сама. Шамиль, не проронивший ни слова за все время повествования, деланно воздел руки вверх:

– А у того мальчика, который остался у злых абреков навсегда, была кличка Басай. Когда он подрос, то стал основателем чеченского тейпа Басаевых, – дурашливо покривился он. – И вы все являетесь моими родственниками, которых надо напоить, накормить и отпустить на все четыре стороны. Ты этого хочешь, студент? – И генералу Трошеву надо дать возможность завладеть нашими землями, потому что он тоже близкий родственник нашему Главнокомандующему по линии терских казаков, и тому-же майору Дарганову помочь нас изловить, и выпустить на волю морпеха из станицы Стодеревской, уложившего десятка два наших джигитов, – с издевкой начал перечислять сосед хозяина дома в каракулевой папахе. Щеки у него взялись красными пятнами от приступа гнева. – И вообще, вся Ичкерия принадлежит русским и казакам из станицы Стодеревской. – Этому не бывать никогда, – воскликнули разъяренными голосами сразу несколько боевиков. Их поддержали остальные. – Шамиль, разве ты не видишь, что эти иностранцы над нами издеваются? – Смерть поганым гяурам! – Они должны умереть как паршивые бараны! Узники прижались друг к другу теснее, они поняли, что теперь их уже ничто не спасет. Они надеялись, что после рассказа Петера отношение к ним поменяется в лучшую сторону, но результат получился обратным. Между тем, Басаев молча выжидал, когда его соплеменники освободятся от ярости, вспыхнувшей в их сердцах. Он стряхнул четки с запястья на ладонь и стал неторопливо перебирать зерна по одному, словно прощупывая их на спелость. Они были еще твердыми, не успевшими вызреть после столь необычного диалога, они словно подсказывали, что окончательное решение по судьбе заложников выносить пока рано. Шамиль дождался, когда шум пошел на убыль, и огладил ладонью бороду:

– Я считаю, что в этом деле должна быть поставлена точка, большая и окончательная. Чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, что услышанное нами является откровенным вымыслом вот этих людей.

– Шамиль, ты знаешь, что нужно делать! – снова раздались раздраженные голоса. – Надо этих шакалов приставить к стенке и распять их на ней, как они распяли своего бога.

– Мы так и поступим, – согласно кивнул хозяин дома. – А чтобы картина стала полной и наши доказательства вескими, вызовем на допрос еще одного моего родственника. – Он повернулся к боевику по имени Иса и как бы посоветовал ему мягким голосом. – Уважаемый Иса, пусть твои люди приведут сюда морского пехотинца, которого вы захватили в плен. – Я понял тебя, Шамиль, – вскочил тот на ноги. – Ты хочешь собрать всех своих родственников вместе, чтобы насладиться долгожданной встречей с ними? – Ты угадал, мой друг, – раскрылся в улыбке и хозяин дома. – Как раз об этом были мои мысли. Комнату заполнил раскатистый смех. Гости потянулись к еде, они с удовольствием отправляли в рот куски прожаренного мяса, пучки зелени, кусочки плодов и овощей, и запивали все это хорошим виноградным вином, разлитым по чашкам. Теперь даже те, кто рьяно соблюдал законы шариата, без оглядки назад опрокидывали в себя пиалы с густым напитком и быстро хмелели. Скоро обыкновенное застолье перешло в пиршество с громкими голосами и радостными восклицаниями по любому поводу Надежда узников на высвобождение их из заточения в глубокой яме, больше смахивающей на туалет растаяла окончательно.

Глава четырнадцатая

Смех в комнате не прекращался, он продолжался до тех пор, пока порог не переступил молодой мужчина в черной форме с тельняшкой под ней. Все лицо его было в сплошных кровоподтеках, губы лохматились обрывками кожи, а на голове с короткой стрижкой кровоточили свежие шрамы. И все равно, в нем можно было разглядеть человека образованного и с хорошими манерами, внушающим доверие даже в таком неприглядном виде. Анна с Софьей надолго приковались к нему взглядами, в зрачках у них постепенно вызревал немой вопрос. Наконец наступил момент, когда они не могли больше удерживать его в себе, молодые женщины разом повернулись к Захару с Петером. И те так – же молча удовлетворили их любопытство утвердительными кивками головы. Факт был настолько неправдоподобным и обескураживающим, что Анна с Софьей едва не закричали от чувств, переполнивших их души. Этого не могло быть, как не имела права произойти на Северном полюсе встреча близких родственников, разбросанных по разным уголкам земного шара. Но факт оставался фактом, каждый из иностранцев, стоящих сейчас возле порога комнаты, имел фотографии своих родственников из рода Даргановых. Их прислали и из Москвы, от семьи Ростиньяковых. На снимках был изображен в том числе и морской пехотинец при полном параде и с раскованной улыбкой на жизнерадостном лице. Он здорово походил обличьем на своих братьев и сестер, живущих за пределами России. – Панкрат!.. – тихо позвала Анна, не сводя глаз с русского офицера. Софья, Петер и Захар уставились на узника, введенного в комнату, а Натали Трепоф забегала зрачками от одного к другому. Между тем, молодая женщина повторила. – Господин офицер, вы Панкрат Ростиньяков!?. Морпех и ухом не повел, он продолжал в упор рассматривать боевиков, сидящих за столом вместе со своим главарем. Громкое чавканье и хруст хрящей на крепких зубах не прекращались, словно полевые командиры забыли обо всем на свете. Наконец Басаев бросил в тарелку обглоданную кость, он повернулся к пленникам и предложил: – Познакомьтесь, родственнички, а то так и уйдете на тот свет, не узнав друг друга. Начинай, товарищ капитан, ты у нас самый смелый.

Офицер разлепил окровавленные губы, черты лица у него покривились от презрительной усмешки – Лично мне это ни к чему, на тот свет пропускают без всяких знакомств, даже с самим богом, – он передернул плечами. – Зачем вызвал, Басаев? Если по поводу дислокации нашей бригады и других частей армии Трошева, то ничего нового я тебе сказать не смогу.

– А ты нам ничего и не говорил, кроме того, что твои предки родом из здешних мест, – вытер салфеткой жирный подбородок Шамиль. – Они были терскими казаками из станицы Стодеревской, не так ли?

– Этого я тоже не знаю, – не согласился узник. – Я родился в Москве, в семье коренного москвича.

– Который был послом в Соединенных Штатах Америки, – влез в диалог Радуев. – А сейчас твой отец Вадим Ростиньяков заведует отделом в министерстве иностранных дел России.

– Это неправда, людей с одинаковыми фамилиями очень много. – Но другие Ростиньяковы мне на пути не попадались, иначе я бы их запомнил, – загоготал Радуев, разинув рот с вставными зубами.

Шамиль похмыкал в усы и подмигнул гостям:

– Фамилия очень редкая. Сдается мне, что она не русская и чем-то похожа на клички наших иностранных журналистов, – он кивнул на узников, продолжавших у порога прижиматься друг к другу. – Как их там, Де Арган, Де Аргстрем. Не какая-нибудь Натали Трепова, по ней сразу видно, что она газетчица и любит трепаться по всякому поводу. – Я не позволяла себе писать неправду. Никогда, – не выдержала оскорбления в свой адрес преподавательница из Сорбонны. – Я всегда старалась правдиво освещать только то, что есть на самом деле. – Госпожа Трепоф, вы запамятовали про ваши статьи об Ираке и Саддаме Хусейне, главе этого ближневосточного государства, – подал голос Абу аль Валид, по виду увлекшийся перебиранием четков из сандалового дерева. – Вы думаете, что мы неграмотные арабы и ничего не замечаем? – А что я по вашему могла написать оскорбительного в адрес Ирака и его руководителя? – не сдавалась молодая женщина. – Я только затронула тему о репрессиях иракцев против курдского народа и о коррупции, поразившей высшие эшелоны власти в этой стране. – Разве это твое дело, женщина? – вежливо улыбнулся Абу аль Валид. – Ты должна всего лишь ублажать мужа и воспитывать детей. В остальном мужчины разберутся сами.

– Так заставляют поступать своих жен-рабынь только мужчины в Азии и на арабском Востоке, а я свободная гражданка европейской страны… – Вот и оставайся ею, зачем лезть туда, куда тебя не приглашают. В комнате наступила настороженная тишина, нарушаемая лишь раздраженным мужским сопением да тихим шарканьем тапочек на женщинах, занимавшихся уборкой посуды со стола. Казалось, они летали по воздуху, изредка прикасаясь ногами к полу, покрытому толстым слоем ковров. Затем Басаев вздернул свои прямые брови и бросил на морского офицера взгляд, полный холодного отчуждения:

– Значит, ты ничего нам не расскажешь? – со скрытой угрозой спросил он у него. – Кто ты, откуда и какие были планы у вашей группы, которой ты руководил? – Нам с тобой беседовать не о чем, – передернул плечами морпех.

Главнокомандующий чеченской армией машинально коснулся пальцами кобуры с пистолетом, висящим у него на ремне, в углах его рта появились две резкие черточки.

– Здесь иностранные студенты договорились до того, что Шамиль Басаев, то есть я, всем вам приходится близким родственником. Ты тоже одинакового с ними мнения? Ведь твои предки из того же населенного пункта, и фамилия у них была Даргановы.

– Я уже сказал, что родился в Москве и лично мне ничего выяснять не надо, ни с кем. Тем более, с тобой, – непримиримо угнул голову офицер. – Ты сам не раз убеждался, кавказец, что за нас лучше всего говорит наше оружие.

Басаев снова надолго ушел в себя, видно было, несмотря на внешнюю его невозмутимость, что внутри у него идет жестокая борьба. И кто в ней победит – добро или зло – не мог знать даже он. За окнами дома на низкой высоте в который раз пронесся над улицей боевой вертолет, вызвавший очередное раздражение на лицах полевых командиров. Летчик или разведывал обстановку в ущелье и в горах вокруг, или чувствовал шестым своим чувством, что в мирном ауле не все в порядке.

– Разлетался, зеленый петух, – процедил сквозь зубы один из горцев. – Скоро мы и ему обломаем его пятнистые бока с крыльями.

– Винты, дорогой Исмаил, – поправил соплеменника его товарищ. – Это русская попрыгунья-стрекоза, которая лето красное пропела, оглянуться не успела, как "стингер" вспорол ей брюхо.

Вокруг раздался дружный хохот мужчин с лужеными глотками. Он заполнил всю комнату, неприятно надавив пленникам на ушные перепонки. Басаев поморщился, подвернув рукава камуфляжа он обнажил костлявые запястья. Затем выпрямил спину и сразу превратился в каменное изваяние, в котором живым остался один рот, укрытый густым волосом.

– Морпехов мы никогда не брали в плен, – с легким сожалением, проскользнувшем в равнодушном голосе, сказал он. – Десантниками из ВДВ еще не брезговали, а от морской пехоты толку никакого.

– У нас установка на врагов иная, – согласно кивнул офицер. Стрекот "вертушки" прибавил ему, как и остальным узникам, уверенности в себе. – Ты прав, капитан, с морпехов брать нечего, в таких случаях русские говорят – как с козла молока, – Главнокомандующий посмотрел на полевого командира с лицом, похожим на харю мясника – такую же красную и всю в черных оспинах. И отдал приказ. – Пустить в расход в половине восьмого утра. Пусть для русских это будет первой их потерей перед нашим завтрашним наступлением. – Только морпеха? – переспросил палач. – Всех. Пленных поместить в одну яму, чтобы они успели перезнакомиться.

Боевик со шрамом на лице поморщился и со злым оскалом сказал:

– Ты стал великодушным, Шамиль. Трое мужчин и три женщины – не слишком ли щедрый подарок на всю ночь для паршивых гяуров?

Басаев прошелся стальным взглядом по всем присутствующим в комнате, на его лице не дрогнула ни одна черточка:

– Я никогда не был щедрым на жизни своих врагов, я всегда был расчетливым, – не повышая голоса, веско отрезал он. – Если они родственники, то за ночь вспомнят свою родословную, чтобы утром было труднее прощаться. Для них это время должно стать мучительным.

– Пусть будет так, как этого хочет аллах! – Аллах акбар! Солнце еще не успело взойти над ледяными пиками гор. Его лучи только пробивались мощными потоками света между склонами, высвечивая самые потаенные уголки в скалах, поросших корявыми деревьями и колючим кустарником. Первозданная тишина ничем не нарушалась, лишь со дна ущелья доносился рев речной стремнины, сметающей все на своем пути. Величественная природа пока не проснулась, она ждала, когда ее разбудит небесный гром или удалой джигит, пальнувший из ружья. Так случалось при грозе, во время горской свадьбы или при кровной мести. Но третье в этих краях, забытых самим Богом, в последние годы происходило чаще, чем следовало бы. Вот и сейчас грохот возник, казалось бы, ниоткуда и покатился неизвестно куда, не предвещая ничего хорошего жителям аула, угнездившегося на вершине горы. Он приближался, намереваясь утопить селение в жутких раскатах, как при сходе лавины из камней. Люди выбегали из хижин и приставляли ладони к лбам. Они видели, как две эскадрильи вертолетов, по пять машин в каждой, влетели в узкое ущелье и по нему добрались до их горы с тремя десятками саклей, сложенных из нетесанных камней. Среди них возвышались несколько домов европейского типа с железными крышами и со стенами из сибирской лиственницы. Сами сибиряки позавидовали бы умению, с которым собирали пятистенки. Бревнышко к бревнышку, плаха к плахе, доска к доске. Но не зря у смышленого русского народа по каждому такому случаю была заготовлена поговорка. Вот и здесь он бы отметил со свойственным ему безразличием, что сапожник и должен быть без сапог. Но летчиков, сидящих за штурвалами винтокрылых машин, волновали другие проблемы, они пристально вглядывались в гору, нацеливаясь посадить на одном из ее склонов свои аппараты. Вместе с ними приникли к иллюминаторам десантники, находящиеся внутри "вертушек",им предстоял бросок к окраине аула, ощетинившегося пулеметами. Время подходило к половине восьмого утра, было уже светло и можно было бы опустить "вентиляторы" на площади селения, расположенной в его середине. Но тогда все огнестрельное оружие, имеющееся у защитников, ударило бы в упор, пробивая броню и не давая открыть люки для высадки десанта.

– Вон за тем валуном, кажись, хорошее место.

Сухощавый майор в камуфляже, стоящий рядом с креслом летчика, указал пальцем на громадный камень с крохотным пятачком за ним. Был он широкогрудым, ростом за метр восемьдесят, с длинными и крепкими ногами, с такими же руками, обнаженными по локоть. Майор походил на человека-паука, сериалы про которого часто крутили по телевизору, на удлиненном лице у него выделялись большие губы и карие выразительные глаза с длинными ресницами. Ровный нос с черной строчкой усов под ним имел небольшую горбинку посередине. Десантник был очень молод, несмотря на высокое звание, и красив той мужской красотой, заставляющей женщин забывать обо всем на свете. Ему подошел бы престижный подиум с светскими раутами после показа мод, или карьера артиста, достойного пройтись по ковровой дорожке за получением очередного "Оскара". А за спиной у майора болтался АКС с шляпным искрогасителем и с подствольником, на кожаном поясе все брезентовые мешочки были заняты боеприпасами. Еще пара рожков, обмотанных изоляционной лентой, торчала из-под пряжки с звездой, начищенной словно для парада. – Слышь, Дарган, а не пошел бы ты со своими подсказками подальше, – не отрывая взгляда от земли, посоветовал майору летчик, громадный детина с крупным носом и с волосатыми запястьями рук. Он цепко держался за штурвал, нацеливая летательный аппарат на крутой разворот как раз над тем самым валуном. – Тут и без тебя советчиков море. – Миша, о каких советчиках ты говоришь? – чуть отстранился от кресла десантник. – А что мигают разными огоньками, стрелочками еще покачивают, – кивнул летун на приборную панель. Он резко оттолкнул штурвал от себя. – Приготовились, майор, желаю тебе и твоим парням удачи. – Давай, Мишаня, потом договорим… – О чем, Дарган? – О бабах, конечно! О чем нам еще погутарить, твою дивизию… Гул винтов боевых машин поднял на ноги уже весь аул. Мужчины выбегали на улицу, на ходу передергивая затворы на автоматах и ручных пулеметах, женщины заготавливали перевязочные материалы, дети спешили подносить родным боеприпасы. Старики со старухами тоже не сидели на месте, они взялись наполнять узкогорлые кувшины родниковой водой и виноградным вином. С северной окраины селения прозвучали первые очереди, за ними последовали разрывы гранат. Один из горцев подскочил к яме, в которой содержались пленники, он отомкнул замок и отодвинул в сторону тяжелую железную решетку. – Подыхайте, поганые гяуры! Вы думали, что вас освободят ваши сип-сиповичи? – боевик зло сплюнул себе под ноги и бросил вовнутрь ямы гранату "Ф-1". Не оглядываясь, он заспешил туда, откуда доносились выстрелы. – Сейчас и они вслед за вами пойдут на тот свет. Аллах акбар!.. Не успел горец воздать хвалу своему богу и отбежать от зиндана метров на пять, как за его спиной раздался негромкий хлопок. Еще один взрыв гранаты, пущенной из подствольника, поднял вверх сухощавое тело боевика, успевшее надломиться, и с размаха припечатал к пыльной дороге. – Вот суки, они пленников уничтожают, – прорычал здоровенный десантник в голубом берете, показавшийся из-за сакли. Он перекинул автомат в правую руку. – Командир, ты видел, как этот шакал кинул "эфку" вон в ту яму? Они в таких держат своих рабов.

– Сейчас посмотрим, хотя, что там после этого может остаться… – откликнулся его товарищ с погонами майора на плечах. – Но взрыва в том зиндане я что-то не слыхал.

Не успели гвардейцы приблизиться, как из отверстия вдруг показалась рука, затем голова молодого парня со спутанными светлыми волосами. Быстро осмотревшись, он оперся на локти и сам вызволил себя из ямы. На ноги встал человек в форме морского пехотинца, все лицо у него было в кровоподтеках, а форменка порвана во многих местах.

– Морпех, – крикнул ему майор.

Человек резко крутнулся на каблуках ботинок и впился пристальным взглядом в десантников. Подождав, пока он признает своих, майор продолжил:

– Ты здорово не рисуйся, тут все пространство простреливается, – он радушно махнул рукой. – Заруливай до нас, у нас боеприпасов море. Отомстишь.

Словно в подтверждение его слов вдоль улицы пронеслось несколько трассирующих пунктиров из раскаленных пуль, они перехлестнулись с такими же разноцветными строчками, посланными перпендикулярно. Вскоре все пространство между саклями перечеркнули торопливые очереди. – Надо остальных из ямы вызволить, – невольно пригинаясь, отозвался морской пехотинец. – Нас там целых шесть человек. – Нехилый погребок… Из-за домов выскочили еще несколько парней, увешанных оружием с ног до головы, среди них болтался радист с рацией за плечами. Он сразу пристроился сбоку своего командира. У одного из гвардейцев был ручник Дегтярева с круглым магазином, который он только что насадил на самый верх ствольной коробки. Майор указал ему вдоль улицы и коротко приказал: – Прикрой, пока мы с узниками разберемся. Десантники бросились к зиндану, возле него уже крутился с жердиной в руках первый из пленников, сумевший выбраться самостоятельно. Но толстая палка оказалась гладкой, руки узников, находившихся внизу, скользили по ней, не давая возможности подтянуться к краю отверстия, чтобы ухватиться за протянутые ладони. Кто-то из гвардейцев сцепил вместе несколько ремней, кто-то уже разматывал тонкую и прочную веревку, захваченную с собой на случай бегания по горам. Наконец из ямы показалась молодая женщина со светлыми волосами, за ней вторая перекинула ноги через бетонный выступ. Потом и третья их подруга вылезла наружу, стараясь прикрыть обрывками кофточки растерзанную свою грудь. Когда последний из пленников-парней отпустил веревку, намотанную вокруг его кисти, и прилег на землю рядом со своими товарищами, майор повернулся к морпеху с погонами капитана и спросил: – Все здесь, пехота? Или еще кого забыли?

– Экипаж в полном составе, – откликнулся тот. Он зло ощерил зубы. – Майор, ты обещал поделиться оружием. – Выбирай любое – автомат, пистолет, гранаты, – десантник указал себе за спину, где болтался еще один автомат, и за край оттянул ремень, на котором висела остальная амуниция. Затем кивнул на труп горца на дороге. – У него тоже экипировочка не хилая. Кстати, кто это умудрился его скопытить? В зиндане у вас, как я понимаю, бомбочек при себе не имелось. – Этот скот и подкинул. Когда он подошел к краю ямы и заблеял по своему, я понял, что горный человек решил нас прикончить, – еще сильнее ощерился морпех, видно было, что изнутри его раздирает праведная ярость. – Умирать раньше времени не хочет никто, поэтому я заранее приготовился поймать от него подарок. – Он оказался негожим, и ты решил вернуть гранату обратно.

– Оставлять ее у себя я посчитал преждевременным, – морпех снова покрутил головой вокруг, как бы оценивая обстановку. Затем кивнул в сторону десантника, прикрывавшего своих товарищей. – Ладно у твоего гвардейца РПД стучит, еще одного такого не найдется? – Есть ПК с полной коробкой патронов. – Коробки будет маловато. – И запасную найдем.

Новый огневой шквал из автоматных очередей смертельной метелью запорошил улицу с подслеповатыми саклями по обеим сторонам. Он повыметал всю живность с дороги, заставил ее искать укрытия за крепкими каменными стенами. Аул вымер, на одном краю размеренно тарахтел переносной гранатомет, где-то вторили ему пулеметы, слышны были разрывы гранат и ракет, предназначенных для работы по воздушным целям. Все селение было охвачено войной, далекой отсюда до этого случая, собиравшей кровавый урожай больше на равнинной части маленькой республики, вздумавшей возомнить себя пупом земли. Уроки мировых баталий редко шли впрок даже цивилизованным нациям, не говоря о нациях из третьего мира. И все повторялось заново. К убитому боевику уже спешили Захар с Петером, на лицах у них застыло выражение гнева, смешанного с чувством презрения. Но не одни они мечтали наказать боевиков, женщины тоже горели желанием отомстить за оскорбленные свои достоинства. К майору вдруг потянулась госпожа Натали Трепоф, она схватилась рукой за кобуру с пистолетом, висевшую у него на поясе, и ловко отстегнула кнопку: – Пардон, мадемуазель, – попытался было тот пресечь попытку ограбления, стараясь завернуть ей локоть. – Как раз вот этого женщинам трогать не следует. – Но пардон, месье! – воскликнула бывшая преподавательница Сорбоннского университета, угрем ускользая от болевого приема. – Но пардон, господин солдат, силь ву пле. Вы еще не знаете, что они со мной хотели сделать. Натали Трепоф выдернула пистолет Стечкина из майорской кобуры, затем провела грязными пальцами по своим щекам и как заправская десантница передернула затворную раму на оружии и сняла его с предохранителя. Вид у нее был настолько решительным, что майор лишь усмехнулся и отступил немного в сторону, тем более, что две других подружки готовились повторить ее прием. Они уже нацелились на поясные ремни солдат, на которых топорщились гранаты "РГД" со штык-ножами. В том числе и на радиста, благо, руки у него были заняты мотками с проводами. В это время морской пехотинец, успевший раздобыть ручной пулемет Калашникова с полной коробкой патронов, указал на дом под железной крышей в центре аула, обнесенный ажурной галереей: – Майор, в этом гнезде прячется сам Шамиль Басаев, Главнокомандующий чеченской армией, там же находятся почти все его генералы, – он подкинул пулемет в руках, едва удерживаясь от желания направить ствол на тот дом и нажать на спусковой крючок. – В том числе Салман Радуев с Абу аль Валидом и с Масхадовым, новым политическим лидером Ичкерии. Нас только вчера отпустили оттуда и бросили в эту яму, чтобы расстрелять в половине восьмого утра.

Десантник досадливо поморщился, затем завернул край рукава на камуфляже и посмотрел на командирские часы со звездочкой в центре. Причмокнув губами, осведомил собеседника:

– Вам осталось жить еще четыре с половиной минуты. Не хило, если учесть, что лету отсюда до ближайшей нашей армейской части ровно четыре минуты.

– Спасибо за информацию и за вызволение нас из этой тьмы, – поблагодарил его капитан. Он нервно подергал щекой. – И все-таки, майор, нельзя допустить, чтобы они опять ускользнули и устроили нам новый девяносто четвертый год. – Что ты предлагаешь, пехота? – насупился десантник. – Если там вся верхушка боевиков, то и охрана этого дома будет состоять из отборных горцев. – Нужно окружить разбойничье гнездо и молотить по нему из всех видов оружия. Если можно подключить армейские минометы или авиацию, то это будет самым лучшим вариантом. Рация у тебя имеется, вычисляй координаты и вперед. Некоторое время майор молча рассматривал собеседника, стараясь отыскать на его лице признаки подвижки рассудком. Потом смахнул берет на затылок и мягко спросил: