Текст книги "Казачий дух"

Автор книги: Юрий Иванов-Милюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Разговор происходил в одной из комнат, обставленной старинной мебелью эпохи Возрождения. Хозяин и гостья сидели на диване, обитом персидской тканью с причудливыми узорами по нему.

– Виленс, я уже пожалела, что приехала сюда, лучше было бы мне обойтись одним письмом, все объясняющим, – разыгрывая из себя особу, оскорбленную в лучших своих порывах, капризно поджимала губки Ингрид. Она не переставала отодвигаться от собеседника, ощущая кожей, что диван не бесконечен. – И как прикажешь мне объясняться перед своим мужем, когда я заявлюсь к нему после ночи, проведенной неизвестно где.

– А разве безродные люди, тем более казаки, обращают на это внимание? Мне кажется, им хватает того, что они сыты и довольны, – не спуская с нее сальных глаз, выговаривал кавалерийский офицер, успевший снять китель и накинуть на себя восточный халат. – Если бы было по другому, ты вряд ли бы осмелилась приехать сюда, дорогая Ингрид. Разве я не прав и разве не говорит этот приезд о том, что ты начинаешь разочаровываться в своем выборе?

– Ты ошибаешься, мой друг, во первых, свой выбор я считаю правильным. А во вторых, как раз у казаков самые богатые родословные, потому что они живут замкнутыми общинами и пускают к себе из внешней среды только самое лучшее, – не соглашалась собеседница, стараясь не замечать откровенных оскорблений. – Я приехала к тебе потому, что детство прочно входит в сознание человека и забывать то, что там было, не хочется никому. Я чувствую себя виноватой перед тобой, ведь из-за меня у тебя случились крупные неприятности.

– Не будем об этом вспоминать, моя дорогая Ингрид, я по прежнему люблю тебя всем сердцем и не дождусь момента, когда смогу прижать тебя к своей груди и закружить в вальсе на музыку Штрауса-отца.

– Я слышала, что сыновья этого гениального австрийского композитора тоже пошли по его стопам, – ухватилась Ингрид за последние слова, обрадовавшись возможности переменить тему. – Говорят, австрияк держал их в жестких музыкальных рамках.

– Причем обоих сразу, они не уступают в талантах своему отцу и наставнику в одном лице.

Молодая женщина закинула за ухо пушистую прядь волос, по ее лицу тенью скользнула какая-то мысль, которая окончательно ее успокоила.

– Хорошо, Виленс, я согласна провести с тобой вечер на балу, но только в маске и старательно избегая знакомых людей и разговоров с ними, – как бы пошла она навстречу настойчивости кавалера. Ей все больше становился неприятен не только грубый его напор, но и внешний вид с неправильной формы головой и с холодными руками. Он был полной противоположностью ее возлюбленному с пылким взглядом и страстными губами. Она отодвинулась еще немного и с насмешкой посмотрела на собеседника. – Итак, в чем прикажешь мне выходить к высшему свету, который ты пригласил на бал без моего согласия на это? Я не взяла с собой ни одного платья, ни одной пары сносной обуви.

– Прости меня, моя дорогая Ингрид, за поспешность, но я предусмотрел все, – улыбнулся во весь свой большой рот Виленс. – В этом замке у тебя есть не только свои комнаты, но и свой гардероб, который я неустанно пополнял одеждами, сшитыми для тебя лучшими столичными портнихами и скорняками.

– Вот как! И зачем ты это делал?

– Я верил в то, что мы с тобой станем мужем и женой, – развел руками кавалер. – Но кто мог предполагать, что женщины даже в нашем заснеженном королевстве такие же ветренные, как в раскрепощенной на любовь Франции.

– В жизни у каждого из нас предначертана своя судьба, изменить которую удается немногим, – решительно остановила Ингрид его жест отчаяния. – У меня к тебе еще один вопрос, на мне нет ни одного украшения, потому что я не собиралась появляться среди придворной знати.

– Что касается украшений, то у тебя их полный сундук.

– Которые ты тоже собирал, готовясь к нашей с тобой свадьбе, – не удержалась от усмешки собеседница. – Создается впечатление, что все это подстроено заранее, и мне кажется, здесь есть какой-то умысел.

– Ни в коем случае, моя любовь, я не желаю тебе ничего плохого, – дернул веками кавалерийский офицер, водянистые глаза у него сами собой вильнули в сторону. Он усилием воли заставил себя успокоиться и признался еще раз. – Я действительно был уверен в том, что у нас будет свадьба, и собирал для тебя лучшее, что могло бы украсить твою жизнь в этом замке.

– Спасибо, Виленс, за заботу, ты меня заинтриговал. Я не отказалась бы взглянуть, что ты прячешь в своих сундуках.

– Немного позже я покажу свои богатства, и брошу их к твоим ногам, – рывком придвинулся к молодой женщине кавалер, взгляд у него стал бессмысленным. – Но у нас еще есть время и я хотел бы, чтобы ты стала моей.

– О, Виленс, ты переходишь все границы, – даже опешила Ингрид, правая рука у нее машинально потянулась к широкому поясу на платье, под который был засунут маленький острый нож. – Я попрошу тебя держать свои чувства в руках.

– Но ведь наша близость ничего уже не изменит, тем более, никто о ней не узнает, – ерзая по дивану, хрипло проговорил друг детства. – Я предлагаю нам обоим стать хотя бы любовниками, если ты еще не до конца разуверилась в своем казаке.

Молодая женщина, скрывая отвращение, уперлась ладонями в плечи разгоряченного страстями самца:

– Только не сейчас, Виленс, я совершенно к этому не готова, – воскликнула она. А он продолжал напирать, готовый сорвать с нее одежды и впиться жадными губами в ее тело. И тогда она заторопилась, боясь опоздать на доли мгновения, после которых призывы о помощи будут уже ненужными. – Успокойся, Виленс, прошу тебя!.. Я обещаю подумать над твоим предложением, но сегодняшний день пусть станет днем нашего с тобой примирения.

По тому, как искривилось бледное лицо герцога неприятной гримасой, она поняла, примирения между ними не наступит никогда. Этот человек не был способен прощать, как сказал Захар после первой стычки с ним, он рожден только для подлостей. Сейчас он в полной мере подтверждал это своим разнузданным поведением, от которого холодело под сердцем. И все-таки обещанием, данным ею, была достигнута передышка, широко поставленные глаза у Виленса начали обретать смысл. Он осмотрелся вокруг и, шумно вздохнув, откинулся на спинку дивана. Но Ингрид видела, что Виленс не собирался отступать от цели, он просто понял, что без упорной борьбы здесь не обойдется. А это могло привлечь ненужных свидетелей, что не входило в его планы, и кавалерийский офицер решил действовать не наскоком, привычным ему, а пойти другим путем. Чтобы отодвинуть очередной натиск еще дальше, Ингрид взмахнула длинными ресницами и напомнила:

– У нас впереди еще достаточно времени, Виленс. Кстати, ты обещал показать мне целый сундук драгоценностей, – она лукаво повела голубыми зрачками. – Так где же он, друг моего детства? Я хочу взглянуть на сокровища герцогов Карлсон и упиться сиянием благородных алмазов. Надеюсь, они не уступают по размерам бриллиантам в короне нашей королевы.

Наследник рыцарского рода покосился на собеседницу, с его лба и щек все еще не сошли красные пятна, а грудь бурно вздымалась. Наконец он перевел дыхание и кивнул неправильной формы головой, уверенный в том, что женщина, решившая сама приехать к нему, никуда теперь не денется. К тому же, упоминание о каком-то сравнении задело его ранимое самолюбие:

– Если ты хочешь взглянуть на то, чем обладает семья Карлсонов, и чем я могу осыпать тебя с ног до головы, то я предоставляю тебе такую возможность прямо сейчас. Благо, ходить далеко нам не придется, сокровища находятся в одной из комнат на этом этаже.

– Так покажи их скорее, Виленс, чтобы я могла придти в изумление и возгордиться от мысли, что у меня такой могущественный воздыхатель.

– Ну что-же, Ингрид, милости прошу, – кавалер встал и направился к двери. – Ты убедишься еще раз, что выбор тобой какого-то русского казака на роль супруга был неправильным.

Они пошли по длинному коридору со слугами, спешившими заскочить в ниши, молодая женщина все время старалась вспомнить, как выглядели сокровища, похищенные у месье Месмезона из городка Обревиль во Франции. О них неоднократно говорил Буало еще там, в станице Стодеревской, когда вечерами вся казачья семья собиралась за одним столом. Описывала изделия и Софьюшка, в отличие от своего мужа, сурового терского казака, быстро проникшаяся к своим невесткам любовью и доверием. Но сейчас Ингрид, к своему ужасу, помнила только о медальоне и кардинальской цепи очень большого веса. Кажется, на них были еще какие-то надписи, говорящие о их принадлежности к высшему французскому духовенству. И еще запомнилась диадема работы известного итальянского ювелира Николо Пазолини. Все остальные изделия, включая перстни, броши, колье и браслеты, не задержались формами в голове. Молодая женщина надеялась лишь на то, что неплохо разбиралась в украшениях, и на женскую интуицию, весьма редко ее подводившую.

Тем временем Виленс приблизился к одной из дверей в середине коридора и вставил массивный ключ в замок. Повернув его несколько раз, он взялся за ручку и вошел в затемненную комнату. На тумбочке возле порога стояла свеча в подсвечнике, рядом лежали спички. Кавалер зажег фитиль и двинулся вглубь помещения, туда, где громоздился на половину стены какой-то шкаф, отсвечивающий стеклами и полировкой. По бокам висели канделябры о нескольких рожках с маленькой скамеечкой под ними, чтобы удобно было дотягиваться. Когда вспыхнули все свечи, Ингрид отшатнулась назад и замерла в невольном напряжении. За стеклами на нескольких полочках лежали десятки золотых, платиновых и серебряных изделий различной величины и формы, почти все они были с драгоценными камнями, брызнувшими разноцветными искрами от пламени свечей. Радужное сияние заполнило внутренность шкафа, оно проникало сквозь стекла и плясало на их поверхности, создавая некий ореол, похожий на тот, который вспыхивает над грудой бриллиантов, когда на нее падает мощный солнечный свет. Скоро вся стена заискрилась цветными витражами, но не разделенными на куски, вставленными в рамы, как в Париже на соборе Нотр Дам, а словно парящими в воздухе, как висели когда-то над землей драгоценные сады Семирамиды, не сохраненные людьми. Зрелище было таким впечатляющим, что язык у молодой женщины присох к небу. Она забыла, зачем пришла сюда, глаза у нее разбежались, не зная, на чем остановиться. И только когда холодные пальцы спутника коснулись ее руки, она вздрогнула и попыталась собрать вновь свои мысли. А он заговорил:

– Я знаю, что Свендгрены держат семейные драгоценности в лакированном ларце, часть из них находится в спальнях женщин, в ящиках туалетных столиков. Твоя мама, Ингрид, когда я был маленьким, не раз демонстрировала их мне, – скрипучим голосом проявил Виленс осведомленность о богатствах в доме своей пассии. Он снисходительно пояснил. – Сокровища любят темноту, тогда камни напитываются космической энергией, и когда к ним прикасается луч солнца, они начинают соревноваться с ним в силе, которая заключена в них. Очень часто энергия драгоценных камней превосходит солнечную, особенно это касается бриллиантов, самых светобоязненных и светообильных из всех. Они залегают в земных недрах на большой глубине и извлекаются оттуда с огромным трудом.

– Виленс, я в восторге, – пытаясь снять напряжение, с придыханиями вымолвила Ингрид. – У меня нет слов, чтобы выразить свои чувства. Спасибо тебе, что просветил меня в этом вопросе, – она тряхнула длинными волнами волос, заставляя себя вернуться в действительность. – Скажи, а среди этих изделий есть очень редкие экземпляры?

– Здесь есть сокровища, которым нет цены, например, вот это бриллиантовое колье, которое принадлежало Жозефине, любовнице Наполеона Первого, – собеседник подошел к шкафу и открыл небольшим ключиком застекленные створки. Он взял с полочки колье, сотканное из бриллиантов по двадцать карат каждый и сверкавшее сумасшедшим блеском, расстегнув на нем золотые замочки, надел на шею Ингрид. – Ты можешь посмотреть на себя в зеркало, оно находится сбоку от тебя.

Молодая женщина осторожно повернулась туда, куда указал ей хозяин замка, она боялась, что не сможет удержаться от очередной волны восхищения и совсем забудет о том, зачем пришла сюда. Так и произошло, когда из глубины зеркала на нее взглянула прекрасная девушка с распущенными волосами, одевшаяся неземным светом с ног до головы. Этот свет подчеркивал миловидные линии правильного лица с аккуратным носиком и большими голубыми глазами, делая его похожим на лицо небесного создания кисти Рафаэля или богомаза Микеланджело. Оно все играло таинственными тенями, завораживая красотой и саму его обладательницу, и того, кто стоял за ее спиной. В какой-то момент Ингрид поняла, что может остаться в этой комнате навсегда, тем более, что глаза у кавалера вновь вспыхнули животной страстью. Она с усилием протянула руку к шее и прижала пальцами колье, продолжавшее полыхать безумными всполохами. Но любовь оказалась сильнее соблазна, перед взором молодой женщины уже вырисовывался образ ее возлюбленного, пылкого и страстного Захара, обещающего много лет взаимного влечения.

– Я люблю тебя… Я всю жизнь мечтал только о тебе, – услышала она вдруг голос, хриплый от возбуждения, за своими плечами, почувствовала прикосновение пальцев, подрагивавших от нетерпения. – Я готов на все, чтобы ты вернулась ко мне…

Но и голос показался скрипучим, и пальцы кололи холодом, от которого по телу побежали мурашки. Ингрид не раздумывая расстегнула на колье золотые замки и зажала его в своем кулаке. И тут-же исчез таинственный свет, лившийся из глубины зеркала, а бриллианты показались не настоящими, а похожими на обыкновенные стекляшки.

– Я впервые вижу подобную красоту, дорогой Виленс, – наигранно засмеялась она. – Но сейчас мне больше подошла бы массивная золотая цепь. Она придавила бы меня к земле и заставила бы думать земными мерками.

– Ты не желаешь взлететь к облакам? – недоверчиво спросил кавалер, снимая ладони с ее плеч. – Я же видел, как закружилась у тебя голова и как ты приподнялась над полом в сиянии бриллиантов, которые у тебя в руке.

– Я уже давно купаюсь в облаках, – усмехнулась молодая женщина, имея ввиду чувства к своему супругу. Она была довольна тем, что сумела заставить своего воздыхателя приоткрыть дверцы в сокровищницу герцогов Карлсон. Дело оставалось за малым, рассмотреть среди драгоценностей изделия, могущие принадлежать совсем другим людям. – Прости меня, Виленс, но я еще не все увидела в этом царстве соблазнов. Вполне возможно, что здесь таится драгоценность, цены которой и впрямь не назовешь.

– Ты в этом сомневаешься? – ухмыльнулся Виленс, не терявший надежды сразить наповал свою бывшую любовь. – Тогда обрати внимание на вот эту полку, здесь размещены сокровища, выполенные самыми искусными итальянскими ювелирами.

Ингрид быстро окинула взглядом изделия из золота, разложенные в таком порядке, что сияние от них заполняло всю нишу. Здесь были серьги с филигранно обточенными гранями, подвески с длинными алмазными пластинами, венецианские цепочки и флорентийские огромные перстни с гранатами и опалами. Красовались неапольские женские браслеты с вправленными в них кораллами и аквамаринами, римские заколки для волос с большими рубинами. В центре полки и по ее углам были разложены пять золотых диадем тоже с камнями, узких по краям, имеющих расширение только спереди. Гостья мучительно вспоминала, как выглядела диадема из коллекции работ Николо Пазолини, пропавшая из Парижского клада вместе с остальными раритетами. За ним охотился, кажется, весь мир. Но разум отказывался утруждать себя лишней работой, он был переполнен впечатлениями.

– А есть ли здесь диадема итальянского мастера Пазолини? – спросила она как бы между прочим. – Я столько слышала о ней, что невольно возникает желание прикоснуться к этой редкости.

– О какой диадеме ты хочешь узнать? – чуть подался вперед кавалер. – Их было несколько, вот эти две работы тоже рук великого ювелира. Где находятся остальные и сколько их всего, не знает никто.

Ингрид впилась глазами в изделия, на которые указал Виленс, они были такими божественно красивыми, что захватывало дух. Но точных параметров искомого раритета никто ей не говорил, а значит, высматривать его здесь было бесполезно. Она похолодела от мысли, что случайность, подаренная ей судьбой, может не принести никаких результатов. С другими изделиями была та же история, к тому же, лежавшие на полках вещи, неистово сверкавшие, стали походить на одно лицо. Прекрасное в своем множестве, но все-таки одно.

– А почему ты заинтересовалась работами именно этого мастера? – задал неожиданный вопрос хозяин замка, вид у него был настороженным.

– Я уже говорила о слухах, а они утверждают, что итальянец был неповторим, – как бы равнодушно пожала плечами молодая женщина. – Но если здесь нет самой красивой диадемы его работы, то остальные меня утомили одинаковым блеском.

Ингрид распрямилась, теперь мысли ее потекли в другом направлении. Она подумала о том, что надо устроить так, чтобы сюда проник Буало, который знал, зачем он исколесил половину света. Но как это сделать, она пока не представляла. Она еще раз окинула рассеянным взглядом весь шкаф, собираясь уходить из комнаты, и вдруг увидела внизу на самой дальней полке массивную золотую цепь, состоящую как бы из иконок или брошей, соединенных между собой. Цепь была сложена полукругом, внутри которого лежал медальон с божественным образом, покрытым разноцветной эмалью и усеянный крупными бриллиантами. Молодая женщина едва не выдала себя, устремившись в ту сторону, но вовремя сдержалась, снова взявшись рассматривать сокровища, одновременно продвигаясь в нужном направлении.

– И все-таки, кто рассказывал тебе, Ингрид, про диадемы от Николо Пазолини, и почему они заинтересовали тебя больше прочих раритетов, выполненных им тоже в единственном числе? – вышагивая следом за гостьей, настаивал на ответе Виленс. Чувствовалось, что этот вопрос для него был не праздным.

– Разве это так важно? – пожала плечами Ингрид. – Дорогой друг, ты должен уже знать, что если женщине что-либо понравится, она добудет это во чтобы то ни стало и обязательно нацепит на себя. – Она почти приблизилась к предмету своего пристального внимания, оставалось напрячь зрение и прочитать буквы, нанесенные вокруг медальона. – Ты со мной не согласен?

– Это известно всем, – хмыкнул в усы воздыхатель, он начал успокаиваться. – Должен заметить, что в нашем шкафу лежат две самые удачные диадемы работы Пазолини.

– Ты хочешь сказать, что остальные работы не столь эффектны? – наклонилась над цепью гостья, стараясь не пропустить ни одного слова. На медальоне вокруг святого образа было написано: "Бог хранит Францию". Она взяла тяжеленький раритет и перевернула его тыльной стороной. – Почему ты замолчал, Виленс?

На обороте тоже оказалась надпись, сделанная латинскими буквами: "Власть Господа беспредельна".

– А что ты желаешь еще от меня услышать? – заложил руки за спину собеседник. – Я сказал почти все.

– Разве?

– Ходит легенда, что ювелир сделал на заказ одной коронованной особе прекрасный экземпляр, расположив на нем драгоценные камни ввиде древнего заклинания, – Виленс покачался с пяток на носки. – Но что это заклинание обозначает и куда подевалась сама диадема, никто до сих пор толком не знает.

Ингрид загадочно улыбнулась, повертела в руках раритет и вернула его на место:

– Когда мы вошли сюда и ты зажег свечи, я едва не улетела на небеса от этого великолепия, – призналась она. – В тот момент только вот такая цепь своей тяжестью могла приземлить меня и возвратить в действительность.

– А что в ней интересного? – вздернул подбородок кавалерийский офицер.

– Все, дорогой мой друг детства, – радостно сообщила Ингрид. – В ней заложена сама истина, которая правит не только обществом людей, но и целым миром.

И пока молодая женщина говорила эти слова, она поняла, что задумал человек, стоящий перед ней, и как нужно поступать дальше. Она подошла к нему и пряча в глубине зрачков огонек презрения, обхватила его шею гибкими руками:

– Кажется, ты устроил ради меня в своем замке светский бал и пригласил на него весь цвет нашего общества, – мягко сказала она, проводя ладонью по его щеке. – Знаешь, милый, я согласна примерить твои наряды, если ты исполнишь всего одну мою просьбу.

– Какую, Ингрид, я весь дрожу от ожидания, – с трудом выдавил из себя кавалер.

– Ты не будешь приставать ко мне. Я в свою очередь обещаю, что не оставлю тебя без своего внимания…