Текст книги "Опусы или опыты коловращения на двух континентах"

Автор книги: Юрий Скрипников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Вообще, алкаш существо тренированное и втянувшееся в свои суровые будни джунглей. Количество подстерегающих его опасностей ничуть не меньше, чем в глухой сельве Амазо-нии. В какой-то мере уберечься помогают на-мертво усвоенные правила поведения. Обычный человек с трудом представляет себе собственное поведение в подпитом состоянии. Он непредска-зуемый, а поэтому опасный для себя и окружаю-щих. Кстати, поэтому пить с дилетантами я из-бегаю. Если же приходится падать им на хвост (а это неизбежно), то главное – не упустить ту минуту, когда нужно тихо исчезнуть, пока не на-чались выступления и сопутствующие этому не-приятности.

У меня же с какого-то момента опьяне-ния врубается автопилот, то есть, программа, на-целенная на то, чтобы доставить мое физическое тело в безопасное место самым безболезненным путем. Кстати, всю жизнь предпочитаю пить один. Именно так я обычно пью, когда есть деньги. Не только потому, что в одиночестве мне уютнее и интереснее всего. Нет, не только поэтому. Это еще и самый безопасный вариант. В девяноста девяти случаях из ста все неприят-ности происходили из-за моих соратников и братьев по разуму. Вчера же, судя по всему, мне удалось незаметно ускользнуть из пивнухи, а ав-топилот так же тихо и гладко доставил мое тело домой.

В ушах свистит влажный холодный ве-тер. Скорбный этот путь из пучины. С осознан-ным усилием переставляя ноги, перемещаюсь в пространстве неровными и неверными шагами. Далеко, ох, как далеко еще до катарсиса опох-мелки! Хорошо, что улицы пустые, еще лучше, что темно. Я люблю темноту, в ней меня не вид-но.

Добредаю до станции метро "Добрынин-ская". Садовое кольцо. Теперь влево и по коль-цу. Еще полчаса и мы у цели. Странно, причуд-ливо и подозрительно легко вьются похмельные мысли. Кажется, что, дай им волю и пойдут вразнос. Всплывают чьи-то изречения, цитаты, яркие образы, лица, картины, вспоминаются всякие происшествия.

Почему-то вдруг вспомнилось, как в по-запрошлом году Володя Таракан вешался на шкафу в моей квартире. Будь у меня собеседник, я бы рассказал ему эту историю. Но собеседника нет, поэтому я просто мысленно ухмыляюсь.

Я еще жил на Кутузовском, по соседству с Леонидом Ильичом Брежневым. В те годы ад-рес Кутузовский проспект 26 был очень даже хорошо известен в Москве. А я обитал в сосед-нем доме.

Но не в этом суть. Мы тогда ничего не нарыли и вечером сидели у меня, хворая черным похмельем – я, Володя и его Любочка. Через ка-кое-то время Таракана начала пробивать шиза. Вообще в голове у него иногда что-то явно со-скальзывает. Впав в депрессивное состояние, он скорбно рыскал по квартире, спрашивая, где у меня лежит шнур-удлиннитель, замеченный когда-то раньше. Слушая суицидально окрашен-ные речи, Люба заволновалась, но мне интерес-но было посмотреть, что будет дальше, и я удержал ее на кухне. Кульминация трагедии наступила, когда Володя зацепил найденный шнур за стоящий в комнате шкаф и попытался повиснуть в сотворенной им петле. С похмелья мой боевой друг не учел законов физики и со-отношение весов. Шкаф рухнул на Таракана, а вместе они рухнули на пол. Вообще этому шка-фу не везет. Еще раньше один мой давний прия-тель оторвал у него одну дверцу – зачем-то. Не могу сказать, чтобы меня это сильно взволнова-ло. Во-первых, мне наплевать, во-вторых, так даже лучше – можно сразу окинуть взором гар-дероб и выбрать костюм, наиболее достойно от-ражающий мою миссию и задачи на сегодняш-ний день. Впрочем, все представляющее моне-тарную ценность давно уже пропито, а поэтому одеваюсь я скромно и непритязательно.

Ну, вот, парк Горького прошел. Теперь через Крымский мост. На середине моста оста-навливаюсь. Повернувшись спиной к ветру, за-куриваю и какое-то время смотрю вниз, на чер-ную воду Москва-реки. Дивное место. Очень удобно топиться. По обоим берегам высокая на-бережная, на километр в обе стороны ни одной зацепки, черта с два вытащат. М-да.... Ладно, пошли дальше, еще один рывочек остался. Вот и метро "Парк культуры". Направо по Метростро-евской, мимо Alma Mater. Странно, как это я раньше не знал про эту пивнуху, а она вот, пря-мо за углом, вниз по переулку.

У входа мужики роятся, значит, еще не открыли.

– Сколько времени, ребята? – хрипло спрашиваю я.

– Без десяти, – откликается такой же сип-лый голос.

Долго, ох, Господи, как же долго еще! Дотянем, дотянем, братан. Еще не то было – гражданскую пережили и эту, как ее, великую чуму, и все хоть бы хрен. Пожар идет по плану, расслабься, отключи голову, не нужно думать, сколько секунд в этих десяти минутах. Закури и смотри по сторонам, чтобы отвлечься от тоскли-вой дрожи ожидания.

Недалеко от меня только что подошед-ший к очереди высокий парень в черной с ка-пюшоном куртке негромко предлагает стоящим передо мной бутылку водки за шесть рублей. Два добровольца есть, ищет третьего. Можно присоединиться, но это дело нужно обдумать. Похмелье, особенно такой глубины и фундамен-тальности, явление непредсказуемое и малоизу-ченное. Здесь нужен тонкий и трезвый расчет. Легкомысленный подход к столь серьезному вопросу может привести к результатам, проти-воположным ожидаемым. Можно, например, моментально вырубиться от этих ста пятиде-сяти, так и не дождавшись рассвета. А это мне не к чему. Уж лучше перетерпеть. Да, терпи, сдержи порыв.... День впереди длинный. На Варшавке делать нечего до вечера, а лучше все-го и не ночевать там. Так что дождемся пивка.

Народ взволнованно зашевелился. От-крыли. Еще пятнадцать минут в очереди и вот он, момент истины. Для начала четыре круже-чки, пожалуйста.

Первую тяну залпом в помутненном сос-тоянии. Поставил кружку, вытер тыльной сторо-ной ладони рот и жду, как ждут, пока подейству-ет лекарство. Ну вот, прижилась родная, теперь можно закурить, осмотреться, послу-шать, о чем народ толкует. Вторую уже тяну по-тихонечку, углубленно и вдумчиво. Торопиться некуда. На-верное, до полдевятого поторчу здесь, потом по-еду к Белорусскому вокзалу – сначала на "Ма-лую землю", она с девяти открывается. Если никого из ребят там нет, то к десяти двину к "Яме", она с десяти. Там уж точно вся команда соберется. Вчера я вращался в основном один, сегодня наоборот, к коллективу потянуло.

Интересно, а что там с финансами, сколь-ко у меня осталось? Я еще на Варшавке мельком глянул, что все в порядке, не ограбили меня вче-ра. А сколько там точнее, нужно будет посмот-реть в более подходящей обстановке. На сегодня хватит. Надеюсь, и на завтра. А дальше нет смысла и думать. Дальше начнется самое тяжкое и мрачное время, когда денег нет, а выпить надо. Вот тогда придется покрутиться – падать на хвост, искать что-нибудь, что можно продать, стрелять по двадцать копеек у прохожих.... Да, что сейчас этим голову себе забивать – будут бить, будем плакать.

Стоящие за моим толиком ребята попро-сили у меня сигарет-ку. Разговорились, предла-гают выпить. Теперь можно, из коматозного сос-тояния почти вышел. Руки, правда, ходят вовсю, аж кружка трясется... тремором это называется. А чтобы не тряслась, нужно ее просто поставить на стол и не терзать свой взор.

У мужиков сухач – наверное, остатки вче-рашней пьянки. Давай сухое, оно даже лучше. Слово за слово, один из них приезжий, издалека, с Алтая, что ли. Где можно продать облепиховое масло? А черт-те его знает, где. Знаю, что дефи-цит, что стоит дорого, и берут вовсю, но не бу-дешь же его на улице предлагать. Хотя предла-гают еще и не такое. Достаточно вспомнить Ле-ву Эстонца.

Познакомились мы с ним, само собой ра-зумеется, в пивнухе. От души и грамотно на-дравшись, приняли решение ехать на его дачу. Ну, конечно, едем, о чем разговор? Что за глу-пая постановка вопроса – ехать или не ехать? Если бы Ермак такими вопросами голову себе забивал, Сибирь так и осталась бы во владении всяких там самоедов!

Уже в темноте выгружаемся из элект-рички на маленькой станции в районе Жуковс-кого. Дача, естественно, родителей. А чтобы ча-до не проникало внутрь, она со всех сторон за-колочена. В дом мы залезали через чердачное окошко. Делается это так. К стене прислоняется обнаруженный во дворе каркас от кровати, за-тем нужно взгромоздиться на этот каркас и, ба-лансируя на нем, дотянуться руками до чердач-ного окошка и открыть его. Ну, а дальше дело техники.

По пьянке вообще рекомендуется ук-лоняться от акробатических этюдов во избежа-ние упадения и поломатия костей, но куда де-ваться – per aspera ad astra – я хотел сказать, че-рез трудности к звездам. У Левы на даче пате-фон, да-да, тот самый, классический, с блестя-щим раструбом и с ручкой. Пластинки начала века – марши гвардейских полков, Вера Холод-ная и все такое. Атас!

За неделю мы всю резоль в округе выпи-ли, а заодно и одеколон. Ой, славненько-то как было! Золотая осень, природа вокруг. У озера, закусывая яблочками... за приятными, интелли-гентными и в высшей степени познавательными разговорами. Если притомился, ляг, отдохни на травке под пение птичек. Проснулся и вкушай дальше, дыши лесным воздухом, общайся. Одно слово, в тихом ликовании сердца и смиренно-мудрии прошли эти дни.

Спустя год я встретил Эстонца снова – в пивнухе на Сретенке. Задымленный весь, глаза с поволокой, в смысле, дикие какие-то глаза, и с портфелем. Открыл портфель, а там доверху ко-лес. Может он аптеку ограбил? Но не буду же я задавать человеку неуместные и нескромные вопросы. Впрочем, по-моему, у него мама чего-то там по химии... то ли преподает в институте, то ли заведует чем-то. Ну вот Лева и приобщил-ся к знаниям – на ее голову. "Во многой мудрос-ти много печали; и кто умножает познания, ум-ножает скорбь"!

Эстонец предложил, не теряя времени, реализовать эти колеса, а потом взять выпить и поехать ко мне. Это была одна из самых чудо-вищных авантюр, которые мне приходилось ви-деть в своей богатой приключениями жизни! Эс-тонец бродил по Цветному бульвару и средь бе-ла дня останавливал прохожих, предлагая им сокровища из своего портфеля – типа диковин-ных транквилизаторов и тому подобных препа-ратов. Уж если ангел, покровитель сумасшед-ших и пьяниц и хранил нас, так это в тот день! Самое смешное, что у Левы покупали и что нас не загребли. Правда потом, у меня дома, на Вар-шавке, в задымленной головушке Эстонца крас-ненькое наложилось на колеса и понеслось! Во-первых, проникнув в ванную комнату, он похи-тил с веревки один носок моего соседа, гражда-нина Бричковского. Потом, когда я отвлекся, Лева открыл окно и чуть-чуть не сиганул вниз с девятого этажа. А вот это уже совсем ни к чему – милиция, разборки и все такое. Ведь и допить бы не дали, гады. Хотя в другой ситуации я бы мешать человеку не стал. Хочешь полетать? Так концепция свободы выбора предполагает и та-кой вариант. Удавиться задумал? В добрый путь, дорогой. Кто я, собственно говоря, такой, чтобы тебе препятствовать?

Да, так вернемся к облепихе. Облепиху мне еще продавать не приходилось. Вообще продавать я терпеть не могу, не моя это стезя – противно, муторно и таланта нет. Но, к со-жалению, приходится. Книги, сервизы там, место в очереди за женскими сапогами в ГУМе, да, это продавал, было дело. Один раз даже загнал на Птичьем рынке сбежавшую откуда-то сиамскую кошку. Страху, правда, натерпелся, поскольку там все время бродят хозяева в поисках своих пропавших животных. Кроме того, сиамские коты самые дикие из всех. Эта паскуда, вырываясь, исцарапала мне все руки,... но куда было деваться? Выпить-то надо. Абсти-нентный синдром похмелья – это дело такое. Продай или умри..., как под Сталинградом – ни шагу назад. Но облепиху? Узнаю у ребят. Созво-нимся, а еще лучше, встретимся завтра у "Кол-хозной" часа в три. Лады. Договорились.

Четвертая кружка допита. Поступает предложение продолжить, но мне этот пивняк не нравится. Для утренней аварийно-спаситель-ной дозы он годится, но не больше, тесный уж очень, пинают со всех сторон и благости в нем нет.

Итак, вперед и с песней. Теперь я уверен-но шагаю в метро, ступая упруго, твердо и энер-гично. Час назад меня бы палкой сюда не загна-ли. В утреннем состоянии я могу только тихо и пугливо перемещаться в среде, лишенной света, людей и звуков. При виде гомо сапиенсов меня охватывает страх, злоба и мрачное тягучее жела-ние дать кому-нибудь в морду или, еще лучше, рвануть в вагоне метро противотанковую гра-нату. Ну, а теперь можно, теперь я добрый и они мне не мешают. Эх, р-родные вы мои и мокрые лица! Вас восемь миллионов, а я один. Мы, ко-нечно, враги, но разойдемся мирно.

Доехали, станция "Белорусская". Посмот-рим, что на "Малой земле" делается. Паспорт с собой? С собой. Здесь менты часто ходят, и у них есть дурная привычка ни с того, ни с сего спрашивать документы.

"Малая земля" – здоровенный зал со стой-ками. Впереди пивные автоматы. Здесь хорошо летом; слева выход во дворик, а там уютно. Сто-ечки вдоль забора и дерево в центре растет. Но сейчас не лето.

Вроде никого из наших нету. Вижу, прав-да, какие-то смутно знакомые лики, но они мне, собственно, сейчас ни к чему. Даже не знаю, как их зовут. Так... бухали вместе где-то когда-то... Впрочем, один индивидуум явно жаждет меня поприветствовать. Помню, помню тебя, голубь. В прошлые отгулы от нечего делать я этого му-жичка напоил. Он еще рубль у меня выпросил. Сегодня, однако, я не расположен к благим порывам. Каждый алкаш в своей области пси-холог. Смотрю на сизый его лик и лучше всякой Ванды вижу, что мужичка не просто волнует состояние моего здоровья – на пиво он собирается у меня просить. Ну, вот….

– Выручай двадцатничком! Понимаешь, тут такое дело.... -

Да все я понимаю, все досконально вижу, до копчика, до самой твоей прямой кишки, до анального отверстия, только свали в туман.

– Нету, родной. У самого всего на две кружки. -

Вот так, и ступай себе с Богом. Ты-то ме-ня точно не выручишь в тяжкую годину.

Ага! Есть, вон стоит, опустив усы в круж-ку, Игорек Аллигатор, мой проходчик. Что-то он без своей Жанны. Интересная пара. Он высочен-ный красавец-парень, она маленькая, худенькая, смотреть не на что. Не помню, откуда Жанна ро-дом. В общем-то, классика – приехала поступать в институт, не поступила, возвращаться не захо-тела, сейчас работает маляром в каком-то СУ. Жанна наш боевой друг и палочка-выручалочка в трагические моменты. А такие моменты повто-ряются каждый месяц в конце отгулов, когда все пропито и все возможности к добытию огненной воды исчерпаны.

У них любовь и не дай Бог при Игоре не-удачно пошутить. Сейчас, конечно, он несколь-ко не в форме. Припухший, один ус мокрый от пены, другой как-то неуместно разухабисто рас-пушился над небритой щекой. И весь он несве-жего бурого оттенка.

– Игорек, двадцатки есть? Дай парочку, неохота стоять в очереди. Пусть рассосется.... -

Хлопает двадцатками по столу:

– Возьми и мне повтор. -

К крайним автоматам не пойду, там пены много, вот эти лучше – 15 и 16. Бросаю по две двадцатки в каждый автомат. С полными круж-ками возвращаюсь к Игорю. Прихлебываем пи-во и производим разбор вчерашних полетов. Мороза не видал? Пока нет, наверное, в "пьяном дворе" ошивается. Так в простонародье имену-ется местечко в районе Белорусского вокзала, где в любое время ночи можно купить выпивку. Это коронное место Саши Мороза в ранние предутренние часы. Куда Леха вчера делся? Чуть морду ему татары не набили. Леха – наш водитель и абсолютно неуправляемый по пьянке человек.

– Ну, что, Игорек, пора в "Яму"? -

– Подожди, постоим еще. -

И то верно, там с открытия народу тьма.

– Как вчера добрался, Юра? -

Да мне и самому интересно, как я доб-рался. Кто бы только мне рассказал? Наверное, троллейбусом. Впрочем, неважно это. Ангел – покровитель алкашей и придурков – уберег меня вчера, и хорошо...., больше я у него пока ничего не прошу. Хотя змий зеленый – существо суро-вое и если крылья расправит и понесет, то чем дело кончится, сказать трудно. Да чем угодно, в сущности. Зимой семьдесят третьего года, на-пример, по наущению этого самого коварного змия довелось мне спускаться с седьмого этажа женской общаги в Люберцах прямо по лоджиям. Я с утречка на старые дрожжи удачно размялся красненьким и тут в общаге облава. В другое время я бы просто полаялся с их комендантшей и спокойно покинул здание. А тут змий нашеп-тал, что лучше исчезнуть тихо, не подводя мою подругу прошлой ночи. А куда исчезать-то? На лестничную площадку поздно, прыгать вниз без парашюта – так не столько я выпил. Остаются только лоджии. Лоджии разделяет бетонная пе-регородочка, а к ней снаружи такие фиговины приварены, для цветочков, что ли, не знаю. Вот по ним я и спускался, да еще и с портфелем в зу-бах. А куда мне его девать, если руки заняты?

С соседней стройки на меня несколько изумленно взирал рабочий люд – дело было в на-чале девятого утра и только-только начинало светать. Благополучно спустившись вниз, я отряхнулся и с достоинством удалился навстр-чу восходящему солнцу – в сторону магазина, искать пиво. Такие вот подлец, зеленый змий, выкидывает шутки. Поэтому и нужен алкашу покровитель, чтобы усмирять порывы буйного и коварного животного.

Допиваю очередную кружку. Пиво не по-дарок, явно вчерашнее. Ладно, пора в "Яму".

На улице довольно мерзопакостно, дождь со снегом, слякоть. С пива начинаю в своей кур-точке мерзнуть. А тут еще нога подворачивает-ся. Этим летом ее немножко помяло, когда наша машина завалилась на косогоре. Полностью не перевернулась – дерево не дало, но полетело на-земь все – и мы, и крепь, и все, что ни попадя. После этого нога, зараза, временами немеет и подворачивается в щиколотке в самый непод-ходящий момент. Недавно чуть-чуть под трол-лейбус не угодил, хорошо Васек за руку дернул, а то так головой под колеса и улетел бы.

В "Яме" все путем. Уже шум, гам и жизнь бурлит. Вот и Мороз. Довольно теплень-кий. Впрочем, по нему не поймешь, когда он и правда готов, а когда придуряется. Вроде лыка не вяжет и вдруг смотрит на тебя совершенно трезво и выдает дельные мысли. Тоже чадо. По-койный папа был партийным боссом в Волго-градской области, мама – преподаватель инсти-тута, сестра референт в Совмине СССР. У са-мого Саши Мороза уже за плечами три ходки, в общей сложности восемь лет. Умная голова, горлопан, бандюга и вдобавок ко всему еще и поэт. И совсем неплохо у него получается. Мо-роз у нас вроде негласного бригадира на работе. И наш водитель, Леха, рядом бороду веником распустил.

– Здорово, родимые. -

Мороз извлекает из-за пазухи бутылку водки и орет на всю пивнуху:

–Кто хочет выпить? –

Пока мы его тихо материм, выясняется, что там не водка, а, почему-то, бензин. Ставит пузырь на подоконник. Минут через пять в пив-нуху заходит старшина-мент. Мороз к нему:

– Товарищ старшина, водку будете? Только стакана нет, придется из горла. -

Ну, местные менты Мороза уже знают и на эту провокацию старшина не поддается. Леху вчера занесло в Химки, откуда он пол-ночи вы-бирался. Впрочем, наш водитель вообще по на-туре путешественник и землепроходец, Афана-сий Никитин, так сказать.

Этим летом мы с Лехой решили поехать с работы не поездом, а автобусом. Цель была са-мая благородная – посмотреть матушку-Россию. С нами в Москву отправлялись бурмастер Сере-жа и его жена Таня, наш геолог. В вокзальном буфете мы с Лешей начали разминаться конья-ком. Потом он куда-то исчез, оставив меня на перроне с двумя своими баулами. Билеты на ав-тобус у Сережи с Таней. Леши нет, автобус ско-ро отходит, у меня на кармане еще две бутылки коньяка. На секунду он появился, схватил свои мешки, сообщил нечто совершенно невразуми-тельное и убежал. Пожимаю плечами и иду на автостанцию. Лехи нет. Ну, нет, так нет. Поеха-ли. Россию-матушку я так и не посмотрел, про-спал потому что всю дорогу. Да и как проснуть-ся, с коньяком-то? Только глаз продерешь, глотнешь пару раз, глаз и закрылся, и опять ба-иньки.

А Леху встретил через четыре дня, в "Яме". Оказывается какой-то злобный дух зата-щил его в поезд Могилев-Брянск и там бросил, и вместо Москвы проснулся бедолага в Брянске. Вернулся без копейки, зато привез две открытки с видами этого славного города и сообщил нам, что местные бичи называют себя "брянскими волками". Очень интересно, ради этого, конеч-но, стоило и съездить.

Все мы вместе – Мороз, Игорь, Леха и я – составляем основу 6-й геологоразведочной пар-тии министерства с совершенно непроизноси-мым названием, что-то вроде Минчерморгоп-стоп. Все алкаши, все в возрасте Иисуса Христа. Трудимся мы в Смоленской области, рядом с Вязьмой. Партия снимает дом в деревне под ди-ковинным названием Волоста-Пятница.

Что мы там ищем? Да какая, хрен, разни-ца? Наше дело копать. Ну что можно искать в Смоленской области? Вымирающие края. Бро-шенные деревни, леса, болота, мужиков нет. Ес-ли есть – то или откинувшиеся москвичи, кото-рым дорога в столицу закрыта, или законченная пьянь, вроде нас. В лесу тьма всякого снаряже-ния со времен войны – оружие, каски, пулемет-ные диски. И все наше, немецкого пока ничего не видели. В нашем доме в углу рядом с печкой стоит найденный в болоте заржавленный пуле-мет типа ШКАС. Если что, будем отбиваться до последнего патрона. От кого? Да от кого угодно, от того же зеленого змия, например.

Мы копаем шурфы, по сути дела, колод-цы глубиной до двадцати пяти метров.

Кроме нас и бурильной установки УГБ-200 в партии есть растерзанный ГАЗ-66 – тот самый, на котором мы перевернулись. Выглядит машина очень празднично – к решетке радиатора прикручен проволокой череп коровы с огромны-ми рогами. Сзади кузов украшает сорванная с телеграфного столба табличка с черепом и кос-тями и милой надписью "Не влезай, убьет!" В кабину помещаются четыре человека. Ну, ес-тественно, если один из них сядет на кожух дви-гателя, а четвертый высунет ноги в боковое ок-но. Все это вместе взятое создает прелестный ансамбль – невозмутимый бородатый Леха в ро-зовом вязаном берете, грустный коровий череп, торчащие из окна кабины ноги в грязных сапо-гах. Местные жители посматривают на нас с опаской.

Ездим мы через залитые водой песчаные карьеры, через кусты – да, собственно, само сло-во "дороги" в этих краях больше воспринимает-ся, как шутка. Весной и осенью после дождей это вообще не езда, а сплошное уродство. Каж-дые пять минут машина садится в грязь по са-мые уши. Тогда забиваем в землю лом, наматы-ваем трос на ступицу колеса, потом вокруг лома, и, при удаче, машина себя вытаскивает. Но не всегда и не сразу. А если сверху еще и дождик льет... М-да..., не будем о грустном, романтика труда по яйца в болотах нам предстоит дней че-рез пять.

Кроме упомянутых персонажей в партию входит еще местный малый по имени Рыжик, чудаковатый парень из Дмитрова Витя, а также наш начальник, Евгений Сергеевич. Бурмастер Сережа и его жена, Таня, составляют аристокра-тию. В отличие от нашей банды это обычные люди. Живут они, естественно, отдельно. Помбуром у Сережи работает Васек.

Наш начальник в суетные дела не вме-шивается. Его дело заниматься вопросами гло-бальными и стратегическими – иными словами, выписывать нам деньги и не отлучаться надолго, чтобы бригада ненароком в раскрутку не ушла. Такое случилось весной, когда я только пришел в партию. Начальник уехал в Москву, а мы загу-дели. Поскольку нравы здесь простые и патриар-хальные, шмурдяк мы брали в долг ящиками, а потом мешками сдавали посуду. Повеселились от души, не просыхали ни днем, ни ночью. Мо-роз чуть не утонул, упав с мостика в реку. Мы с Лехой чуть не утонули, вытаскивая Мороза. На-чальник вернулся через две недели. Печальная была эта встреча. Потом мы полтора месяца вка-лывали, не вылезая из болот, а местные продав-щицы на время закрыли нам кредит.

Но вернемся в Москву. Как-никак, а уже почти одиннадцать, пора столице просыпаться. Нужно решать, кто пойдет. Решаем так – сначала мы с Лехой, а потом Мороз с Игорем. Разумно. Итак, цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!

– Только, мужики, пока мы ходим, на хвост никого не цеплять, обрубайте хвосты сра-зу. -

Магазин рядышком, на улице Горького. Вопрос, что там есть. Вдумчиво исследуем ас-сортимент: "Агдам", "Кавказ", Вера Михална – в смысле, вермут. Но до вермута мы дойдем еще не сегодня. Берем "Агдам", пока две бомбы.

К вопросу о хвостах, – вернувшись в "Яму", рядом с Морозом и Игорем видим Ру-жанку. Ну, ладно, это боевая подруга. Тем бо-лее, когда у нее есть, последнее отдаст. Чудны дела Твои, Господи! Бухает девка каждый день, а вид прямо-таки цветущий. Ружанке 26 лет, та-тарка, муж сидит и сидеть ему очень долго. Не-понятно, работает она или нет. Одевается хоро-шо, с кем попало не трахается. Вокзальных бикс сразу видно, вон они, голубки, в углу кучкуют-ся. Этих за бутылку хоть всех троих бери, толь-ко спасибо, не надо.

Так, понеслась, стакан есть, оглянулись по сторонам, все тихо – поехали!

Вот теперь завертелось. Пошли истории из бурной жизни, смех, анекдоты... Мороз с Ал-лигатором отправились за следующей дозой. Ле-ша отошел взять соленых баранок.

Ставлю кружку на подоконник и смотрю в окно. Там серый день и моросит мелкий хо-лодный дождь. На мокром асфальте по углам двора пивнухи кучи липких коричневых лис-тьев. Слякотно. На душе светло и спокойно. Ра-ди этого состояния на дрожащих ногах я влачил-ся в темноте по Люсиновской улице, ради этого толкался в очереди в переулке у Метростроевс-кой.

Ну да, я алкаш. Это не хорошо и не пло-хо, это констатация факта. И осознание такой простой реалии избавляет меня от ненужных терзаний и планов. Такая моя планида, мое мес-то в общей картине мироздания. Есть ученые, есть, скажем, знатные ткачихи или полярники. А я алкаш. Это высокое звание позволяет мне без внутреннего содрогания пить одеколон из гор-лышка и стрелять у прохожих двадцать копеек на пиво. И совесть меня не мучает, отстранен я от всего, что происходит за окном пивнухи. Не соучастник я, граждане, во всех ваших делах и свершениях.

Кстати об отстраненности, интересно, ка-кое сегодня число? Месяц помню, ноябрь, год тоже – восемьдесят второй. А вот число... Н-да, бывает, конечно, и хуже, в прошлом году, на-пример, проснувшись, я пытался сообразить, ка-кое время года. Интересное это было ощущение: смотрю в окно, вижу болтающуюся на ветру ветку и мучительно пытаюсь сгрести воедино все осколки этой мозаики и сообразить, пра-вильно ли то, что на ветке зеленые листья или она должна быть покрыта снегом.

– Мужики, какое сегодня число? -

Оказывается, четвертое. Четвертое нояб-ря восемьдесят второго года. И очень даже слав-ненько, не возражаю.

Вот и Мороз с Игорем. С удовольствием, прочувствованно тяну из граненого стакана ове-янный славой и воспетый в фольклорных сказа-ниях знаменитый советский портвейн. "Портве-шок", "красненькое", "шмурдяк", "бормотуха" – да разве перечислишь все его народные назва-ния. На Кубани, например, это пойло ласково зовут "мулякой" (вообще на кубанском диалекте "муляка" – липкая речная грязь).

Это еще не самое убойное изделие нашей виноводочной промышленности. Есть ранее упоминавшаяся «Вера Михална» (то есть, вермут), есть такие грозные аперитивы, как пло-дово-ягодное, например, "Волжское", "Осенний сад" (или, как зовут эту жуткую смесь в народе, "Ослиный зад"). Далее начинается сфера, куда дилетантам доступ закрыт – все виды одеколона, аптека (разнообразные настойки на спирту), "Свежесть", денатурат, клей БФ, политура, тор-мозная жидкость... есть, где сердцу развер-нуться. Впрочем, после Венички Ерофеева рассуждать на эту тему как-то, даже, неловко. Не потому, конечно, что она исчерпана, нет. Просто с классиком состязаться неприлично.

Кстати, о классиках. "Москва-Петушки" попала мне в руки позапрошлой зимой, на один день, в виде машинописных листков. Стояли страшные морозы и единственным теплым мес-том в квартире на Кутузовском была кухня, по-тому что в комнате крепенько задувало через треснувшее стекло. У меня в то время обитали Таракан и Витала, залетный веселый авантюрист из Киева. Таракан обычно пропадал у меня от недели до месяца, потом на какое-то время воз-вращался домой, чтобы очухаться и отъесться на родительских харчах. А Витала просто искал на жопу приключений в Москве. Спали мы на кух-не, расстилали спьяну на полу два матраса, за-жигали все конфорки на плите и отходили ко сну.

Так вот, проснулся я часа в три ночи в состоянии смертного похмелья. Чтобы как-то отвлечься, включил свет и начал читать Ерофе-ева. Через какое-то время от моего хохота прос-нулись Таракан с Виталой. Стал читать вслух. Для тех, кто еще не знаком с бессмертной поэ-мой – эту книгу нужно читать именно так, с жут-кой похмелюги многодневного запоя. Тогда все Веничкины откровения ложатся на благодатную почву. А вообще, "Москва-Петушки" написана алкашом, и по-настоящему понять ее могут только алкаши. Поясню свою мысль – по рас-сказам прыгавших с парашютом можно в какой-то мере представить себе это ощущение, но только до определенной степени и весьма приблизительно. А чтобы узнать сполна, нужно прыгнуть самому.

Вернемся, однако, в "Яму". Вот, Леху уже на песни потянуло. У него есть две люби-мые. Одна лирическая, "Когда я в Дахау служил печником". Второй научил его я, "Пойдем на юг и на север". Исполняется она на мотив извест-ного шлягера «Эвейну шалом алейхем» и по-вествует о захватнических устремлениях из-раильской военщины. Там есть слова: "Пойдем на юг и на север, нас не страшит "Аль-Ахрам" – пока премьером Голда Мейер, ну а министром бог войны Моше Даян". Леша поет с большим чувством. Ну как здесь не воскликнуть: «Все под знамена генерала Шарона!»

А вот и Васек появился. Вся команда в сборе. Вышли во двор перекурить и развеяться. Теперь уже не холодно, а портвейн во дворе пьется особенно чудненько. Куда делись утрен-няя запуганность и пришибленность духа!

В "Яме" жизнь кипит. В углу играют в шахматы на деньги – тоже постоянная команда, за вином у них бегает один и тот же гонец. Он на вечном подсосе и трудится за копытные, ины-ми словами, с каждого рейса ему накатывают стаканище.

В большинстве своем народ здесь знает друг друга. За столиками идут тихие приватные переговоры, в которые постороннему лучше не встревать, а еще лучше, не прислушиваться.

Вот так, за братским общением и в прос-тодушном веселье потихонечку и темнеть на-чинает, наверное, часа три уже. Васек смылся по своим таинственным делам. Мы договорились, что ночую я сегодня у него. Леха вырубился и его аккуратно положили в нишу у наших ног. Там раньше была батарея парового отопления, потом батарею убрали и получилась дивная лежанка. Очень удобно. Это Лехино любимое место. Со стороны не видно, так как мы закры-ваем павшего товарища своими телами. Спи спокойно, дорогой.