Текст книги "Опусы или опыты коловращения на двух континентах"

Автор книги: Юрий Скрипников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Пока мы работали на кухне, ребята не-сколько раз прозрачно намекали Андрею, что неплохо бы ознакомиться с содержимым таинс-твенной сумки. Но то ли по нутряной жадности, то ли в приступе внезапного отупения сын гене-рала-десантника упорно делал вид, что не пони-мает, о чем идет речь.

Терпение лопнуло. Ему сделали темную. В лучших традициях пионерского лагеря, только побили всерьез.

Я, конечно, участия в этой карательной акции не принимал. Не было сомнений, что Андрей непременно заложит всех. А в таком случае первый спрос с командира. Поэтому во время кошмарной расправы я мирно сидел на низенькой скамейке под окном кухни, ничего не зная и ничего не ведая. О чем я впоследствии честно доложил начальнику курса, майору Лету-нову. Мол, рад бы изложить подробности ЧП, но не в курсе, в чем и искренне каюсь.... При всех своих недостатках Летунов был мужиком. Ра-зобрав в тиши своего кабинета немногочислен-ные подробности происшествия, которые уда-лось прояснить из невнятной жалобы Андрюши (кроме него, как оказалось, никто об этом деле и слыхом не слыхивал), майор вздохнул и, строго глядя на меня, молвил: "Не тронь говно, вонять не будет". На этом разбор кошмарного избиения закончился.

При всем этом у Андрея было четкое по-нимание основ армейского устава – может быть, папаша вдолбил, а может быть в генах как-то ут-вердилось. Уже зимой нас послали в караул. Опять-таки мою группу и Андрея. В основном задача заключалась в том, чтобы не уснуть на посту. Некоторые посты были внутри зданий, некоторые снаружи, так сказать, на открытом воздухе. Ночью Андрей вернулся с поста. По-ставив автомат, он тихонько проскользнул в комнату для отдыха и притих на топчане, на-крывшись шинелью. Так называемая бодрству-ющая смена сидела в караулке. Кто читал, кто лясы точил.... Через какое-то время нам почему-то стало неуютно. В помещении явно ощущался посторонний запах – совершенно неуместный, хотя, к сожалению, легко узнаваемый. Недоуме-вая мы перебрали все возможные варианты – от забитого туалета до нездоровой игры воображе-ния. Наконец кто-то догадался зайти в сосед-нюю комнату и приблизиться к мышкой затих-шему Андрюше. И тут же все стало на свои мес-та. "Ребята, это Андрей обосрался!" – радостно и звонко заорал дознаватель

Да, как ни грустно это признать, Андрю-ша обкакался в карауле. Возможно, накануне мама принесла ему что-то слишком жирное. Са-мое интересное, что он был на посту во дворе института, где до ближайшего туалета из любой точки можно добежать в считанные секунды. Но, очевидно, требования Устава гарнизонной и караульной службы произвели на беднягу такое впечатление, что он предпочел обделаться, но не покинуть свой пост.

Когда Андрей шел в увольнение, папа присылал за ним служебную машину. Она ждала чуть в сторонке от института. Как-то весной мы с командиром моей учебной группы, Сережкой Гавриловым, добежали под дождем до останов-ки и прыгнули в идущий до метро трамвай. Вот за окном проплыл памятник космонавтам. У подножия стоял унылый и нахохлившийся Андрей. Вы видели, как под моросящим дождем мокнут ломовые лошади – безнадежно и отре-шенно? Вот вам и вся картина. Неожиданно Се-режка начал сдавленно хихикать. "Слушай, – тихо сказал он, – еще в обед его отец звонил на-чальнику курса и просил передать, что сегодня не пришлет машину за Андреем. Летунов пере-дал мне, а у меня совсем из головы вон и я за-был Андрею сказать".

Не знаю, сколько наш герой простоял под дождем. Но, проявив недюжинную настойчи-вость, в трамвай так и не сел, предпочел вообще не пойти в увольнение.

Закончим тему увольнений и казармы. Как и все остальное в ВИИЯ, правила здесь бы-ли какими-то ускользающими от четких форму-лировок. Увольнение полагалось раз в неделю, но некоторые уж совсем привилегированные детки ходили сразу на два дня – и в субботу, и воскресенье. В праздники москвичей отпускали на сутки. Но, например, учившийся в соседней группе сын Деда, Юрка Андреев, отсутствовал все праздничные дни.

Юра был неплохим парнем. Отличало его от всех нас то, что он заикался. Вообще-то го-воря, на инязы заик не берут – такая вот дискри-минация. Так вот, когда Деду попытались робко намекнуть на такое препятствие, он решительно возразил: "А среди иностранцев что, заик нету?" Так Юра Андреев стал единственным заикой на все инязы Союза.

Спустя два-три года казарменного житья слушатели переходили на вольные хлеба. Если ты поступил из армии, то в казарме жил два го-да, если с гражданки – три. Насколько я знаю, это была совершенно уникальная и невиданная в Советской Армии система. Потом москвичи просто жили дома, а в ВИИЯ приезжали на за-нятия, как обычные студенты. Иногородние же перебирались в Хилтон – примыкающее к терри-тории ВИИЯ общежитие.

В самом начале учебы все слушатели сда-вали на водительские права. Затем эти права от-бирались и хранились в сейфе начальника курса. Их выдавали только в загранкомандировку и по окончании института. Почему? А представьте себе, что вы скромный гражданский преподава-тель (а ведь в ВВИЯ была масса гражданских преподавателей). Хорошо, пусть даже не граж-данский, пусть военный. Как бы вы себя чувс-твовали, если все ваши подопечные приезжают на занятия на машинах, а вы – на трамвае? Ведь в загранкомандировке слушатели получали как советские специалисты, плюс всякие надбавки. Поэтому покупка машины была естественным венцом трудов.

Спустя пару лет после окончания моей виияковской эпопеи я встретил своего дружка и одногруппника Андрея Латеева. Он только что вернулся из загранкомандировки. Андрей был переводчиком в учебном центре в Уганде. Его рассказы чем-то напоминали "Тысячу и одну ночь". На пятерых переводчиков был выделен роскошный особняк с полной прислугой. Какое-то время Андрей оставался в особняке вообще один. И вся прислуга трудилась на него. Для на-ших военных были совершенно невероятные скидки на все. Но даже при этом советские офи-церы, советники-танкисты, предпочитали пи-таться в угандийской военной столовой, где кор-мили бесплатно. Здесь вспоминается случай с одним нашим специалистом, который потерял сознание на улице Каира. В больнице врачи быстренько определили, что имеют дело с эле-ментарным голодным обмороком. Не знаю, ско-пил ли этот спец на заветную "Волгу", но скан-дал получился неплохой. Наши быстренько и без шума отправили эксперта домой, пока он не доэкономился до голодной смерти. Возможно, что таким образом спасли ему жизнь.

Так вот, чтобы избежать нездоровых коллизий, слушателям ВИИЯ запрещалось поку-пать машины до окончания института.

Я уже говорил, как выглядела стандарт-ная загранкомандировка у "арабов". На западе в загранкомандировку обычно посылали с треть-его курса. Пролетали мимо только самые забу-бенные пьяницы, самовольщики и разгильдяи. Здесь тоже бывали исключения. Как-то совер-шенно неожиданно в ВИИЯ пришла разнарядка из атташата в Париже. Туда срочно, безотлагательно, прямо сейчас нужно было послать пять переводчиков французского. А дело было летом, и из всех возможных канди-датов в ВИИЯ оставались только пять разгиль-дяев, которым уже была уготована практика в песках пустыни Кара-Кумы. И они поехали в Париж! А примерные и дисциплинированные слушатели отбыли еще раньше в такие райские местечки, как Сенегал, Мали, Алжир... Я упомя-нул Кара-Кумы, потому что матерых негодяев посылали на практику переводчиками в учебные центры. Там готовили всех видов борцов за не-зависимость. Обычно такие центры находились в местности, привычной для аборигенов, то есть, в пустыне.

Была и еще одна категория слушателей – офицеры, но, в то же время, не так, чтобы сов-сем офицеры. В свое время на Кубе срочно тре-бовалось большое количество наших перевод-чиков и послали туда виияков не на год, а на два. По возвращении им присвоили звание млад-ших лейтенантов и в таком виде они доучива-лись. С одной стороны, они были такими же слушателями, как и мы, с другой стороны – офицерами.

У английских групп был еще один, совер-шенно уникальный вид практики. Речь идет о "челноках". Нет-нет, не подумайте, что нас по-сылали с мешками на стамбульский базар! В то время этот термин был чисто виияковским и имел совершенно другое значение.

О челноках, стукачах и прекрасных дамах

Итак, о челноках. По сути дела, все очень просто. Самолет вылетает из пункта А в пункт Б, а, разгрузившись, вновь возвращается в А. Те-перь наполним эту краткую формулу содержа-нием. Речь идет о полетах наших военно-транс-портных самолетов за границу. В те времена воздушный мост между Союзом и Ближним Востоком был обыденной повседневностью.

"Ну, хорошо", – скажет пытливый чита-тель, – пилоты, самолеты, это все понятно. Но при чем здесь ВИИЯ?" А при том, что за преде-лами Союза все радиопереговоры между бортом и землей ведутся на английском языке. Военные же авиаторы в массе своей несколько слабовато знают иностранные языки. Поэтому в состав экипажа включается бортпереводчик, слушатель ВИИЯ или офицер. В самом начале учебы все слушатели английских групп проходили летную комиссию, где нас прослушивали, простукивали и вертели на хитром кресле. Не думаю, что к нам предъявляли такие же требования, как к кандидатам в летчики-истребители, однако про-центов двадцать эту комиссию не прошло.

Львиную долю челноков составляли по-леты в Сирию и Египет. Летали из разных мест – из Калининграда, Крыма и Подмосковья. Обыч-ный маршрут в Египет пролегал через Буда-пешт, потом через Адриатику между Югосла-вией и Италией, и дальше через Средиземное море. Садились тоже на разных авиабазах: Кай-ро-Уэст, Иншас, Бени-Суэйф и так далее.

В Сирию летали в основном из Крыма через Турцию и садились в Дамаске. По ВИИЯ ходило множество рассказов о встречах с аме-риканскими "Фантомами", особенно над Тур-цией. Среди пышного виияковского фольклора попадались явные апокрифы. Один из них, в частности, повествовал о том, как наш самолет, сбившийся с курса над Средиземным морем, навели на нужный аэродром с американского авианосца. Хотя, кто его знает, в те времена, когда на Средиземном море наши и американс-кие корабли и самолеты постоянно терлись бо-ками друг о друга, там действовали определен-ные писаные и неписаные правила. Так что может быть эта история и правдивая, хотя я в ней сомневаюсь.

Несколько отвлекусь от темы. Чаще правила нарушали наши. Например, есть же-лезное правило, что поскольку авианосец во время взлета и посадки самолетов не может ме-нять курс, ни один корабль в это время не имеет права идти ему наперерез (хотя бы просто из соображений собственной безопасности). В на-чале семидесятых наш эсминец, обуреваемый любопытством (а точнее, насколько я слышал, некой группе товарищей дозарезу нужно было сфотографировать что-то на авианосце именно с такого ракурса), нарушил этот запрет. Он пошел на пересечку курса английского авианосца "Арк Ройал" в то время, когда тот сажал на палубу свои самолеты. По закону справедливости в са-мый неподходящий момент у эсминца в машине что-то сломалось, он потерял ход и был протара-нен авианосцем (к счастью, не утоплен). Эсми-нец оттащили через Дарданеллы на Черное море, а в газете "Красная Звезда" появилась за-метка о пиратских действиях натовских кораб-лей на Средиземном море. Дело было представ-лено так, будто озверевший авианосец долго го-нялся за бедным советским кораблем.

Вернемся, однако, к нашим баранам. Чел-ноки длились около двух недель. Летали в граж-данском, хотя позывные самолета чаще всего были военные (но иногда и гражданские). Обыч-но, приземлившись, скажем, в Кайро-Уэст, эки-паж ночевал там, а утром отправлялся в обрат-ный путь. Но следующее утро цикл повторялся. Загранкомандировкой это можно было считать лишь с большой натяжкой, поскольку за преде-лы авиабазы выходить запрещалось, и валюта не выдавалась.

Основной «рабочей лошадкой» был Ан-12, но летали и на Ан-22 – совершенно невероят-ных размеров махине (в то время это был самый большой самолет в мире). Самолет этот настоль-ко огромный, что, увидев его низко летящим в воздухе, приходилось себя уговаривать, что это реальность и такая фиговина действительно ле-тит. Грузы были самыми различными – начиная от реактивных истребителей (крылья у них, ес-тественно, отстыковывались).

Как я уже говорил, в основном летали в Египет и Сирию. Но не только. Это мог быть и Алжир, и Йемен, и Индия – вся география. В 1971 году над Атлантикой пропал Ан-22, ле-тевший в Перу с грузом гуманитарной помощи для пострадавших от землетрясения. Не знаю, что там была за помощь, но это был военный са-молет и среди погибших есть бортпереводчик, слушатель ВИИЯ.

Вот, что представляли собой челноки.

Можно с уверенностью сказать, что в это время Сирия и Египет были самыми открытыми государствами в мире. В том смысле, что ника-ких тайн для еврейской разведки там не было. Поэтому, отбросив в сторону классическую советскую сдержанность, наши себя особенно и не маскировали. Например, в Латакии ( это основная сирийская военно-морская база) со стороны стоянки ракетных катеров на весь порт по громкоговорителю разносились команды ти-па: "Со-ветским командам обедать!"

Степень нашего доверия к братским арабским союзникам хорошо характеризует такой эпизод. В 1971 году наши самолеты-разв-едчики МиГ-25 совершили несколько облетов территории Израиля. Полеты совершались из каирского аэропорта Кайро-Уэст и обставлялись массой ложных маневров и уловок, чтобы вер-ные союзники не догадались, что МиГ-25 идет в боевой вылет и не настучали быстренько изра-ильтянам. На взлете и посадке два самолета-раз-ведчика охранялись полком МиГ-21, а на земле – советским спецназом, "Шилками" и нашими ракетными комплексами. Арабов к ним и на дух не подпускали.

Сами разведывательные полеты соверша-лись с совершенно первобытным нахальством и многократно воспетой русской простотой. МиГ-25 просто-напросто набирал максимальную вы-соту и проходил над всей территорий Израиля, производя фотосъемку, а потом уходил в сторо-ну Средиземного моря.

Только не подумайте плохо о евреях! Они старались его сбить. Они очень старались. Запускались ракеты земля-воздух "Хок", подни-мались на перехват "Фантомы".... Они просто физически не могли достать самолет, который летел на высоте двадцати двух километров со скоростью около 3М (в три раза быстрее скорости звука). Я представляю, как матерились (возможно, даже, по-русски) израильские офи-церы, когда "Фантомы" на максимальной для них скорости 2М отважно запускали ракеты со своего потолка в восемнадцать километров! Огорчив до невозможности множество израиль-ских военных, МиГ-25 приземлялся в Кайро-Уэст.

Я слышал, что два наших летчика за эти полеты получили звание Героя Советского Союза. И за дело. Насколько мне известно, этот эпизод славных ближневосточных войн никогда не упоминался в нашей печати. Правда, о нем писали американцы. И тоже скорбели и очень переживали. Ведь большую дулю мы показыва-ли не столько Израилю, сколько американцам. Ну, действительно, как сбить самолет, до кото-рого просто невозможно достать?

Вообще, отношения наших с евреями складывались в тех краях своеобразные. На-пример, когда в 1970 году в Египет были пере-брошены наши истребительные части, евреи с завидной корректностью не совершали налетов, когда в воздухе были наши летчики. Через ка-кое-то время наши летчики, забывшись, атако-вали израильские самолеты и сбили "Скайхок". Евреи быстро поставили их на место. Через две недели наши МиГ-21 попали в красиво устроен-ную засаду и за считанные минуты потеряли че-тыре самолета сбитыми, проиграв вчистую. Три летчика погибли. Общий счет 4 – 1 в пользу Из-раиля.

Наши ракетчики отмахивались куда бо-лее удачно. Они участвовали непосредственно в боевых действиях около трех месяцев в 1970 го-ду. За это время сбили 21 еврейский самолет ра-кетами и прикрывавшими их позиции "Шилка-ми". Правда, один из дивизионов евреи разнесли с воздуха так, что только щепки полетели (и по-хоронки). Ради справедливости нужно отметить одну пикантную деталь – первым самолетом, ко-торый сбили наши ракетчики, был египетский бомбардировщик Ил-28, о пролете которого братья-арабы как-то забыли нашим сообщить.

Причем здесь, опять-таки, ВИИЯ? Да притом, что виияки были в самом центре всей этой катавасии – они переводили и стреляли, и водку пили, и что хотите. Типичная история – как-то в Сирии двое слушателей напились на военной базе, взяли "уазик" сирийской части и поехали догуливать в Дамаск. По дороге орлы-переводчики спьяну вмазали "уазик" в столб, разбив его вдребезги. Чтобы не мелочиться, ви-ияки подожгли останки машины и потом ска-зали, что попали под налет израильской авиации. Сирийцам на это дело было наплевать – подумаешь, "уазик"! Но свои особисты хлеб ели не даром. Естественно, ребят быстренько рас-кололи, в двадцать четыре часа отправили в Со-юз и тут же исключили из института.

Ладно, хватит о войне. Обратимся вновь к суровым реалиям, скажем так, домашней жиз-ни ВИИЯ. Отличительной их чертой было бес-предельное стукачество. Нас, взраставших в ус-ловиях развитого социализма, стукачами не уди-вить. Стучали по месту учебы, стучали по месту работы, стучали по всем местам. Стучали злые недруги и лучшие друзья. Но ВИИЯ и здесь яр-ко блистал на общем фоне. Бытовала пословица: "Если пить, то вдвоем, чтобы потом знать, кто тебя заложил". Мне в то время был двадцать один год и отличался я чисто детским идеализ-мом. Как-то просто не приходило в голову, что приятели могут преспокойненько тебя закла-дывать. Поэтому я был весьма неприятно удив-лен, когда незадолго до нашего расставания на-чальник курса, майор Летунов, подробно пере-сказал мне все мои неосторожные разговоры и шуточки в курилке и в казарме – с соответствующими комментариями и выводами.

Честно говоря, логика стукачей в ВИИЯ остается для меня загадкой по сей день. Ну, по-чему, в сущности, появлялись стукачи? Кто-то попал на крючок КГБ, а кто-то таким способом разравнивал ухабы на дорожке своей карьеры . Но все дело-то в том, что на западном факуль-тете ВИИЯ в основном учился контингент, ко-торому не нужно было ломать голову над тем, как пробиться в люди на этом свете. Ухабы за них разравнивали сиятельные папы. Так зачем же, в таком случае, стучать? Спустя несколько лет после завершения моей военно-полевой эпо-пеи я случайно узнал, кто именно стучал на ме-ня в ВИИЯ. И сильно удивился. В полном соот-ветствии с законам классического детектива сту-качами оказались совершенно неожиданные персонажи – не самые близкие друзья, но, ска-жем так, очень хорошие приятели.

Тема стукачества сейчас, в общем-то, не актуальна. Для моего поколения она понятна без особых комментариев, а для поколения сле-дующего может оказаться непостижимой, не-смотря ни на какие объяснения, точно так же, как для нас непонятен менталитет поколения своих родителей.

Когда мой опус о ВИИЯ уже вышел в свет, я получил нарекание от международной читательской массы. Упрек заключался в том, что в своем повествовании я увлекся стороной героической – описаниями полетов на границе стратосферы, деяниями стукачей и генеральских детей, – и оставил в пренебрежении детали прос-той повседневной жизни.

Тяжело задумавшись, я повздыхал и, вот, откровенно признаю: да, было дело, было – что пренебрег, то пренебрег, ничего не скажешь.

Что ж, о буднях, так о буднях. О верной солдатской дружбе, о повседневной учебе рат-ному делу, о песнях....

Итак, о песнях. Память тут же обращает меня к шедеврам советского экрана. Сорвав коз-ни врагов страны Советов, разведчик жует тра-винку и тихо напевает про родные березы. Или – опустим планку пониже – комплексная бригада механизаторов задорно и с огоньком поет, соб-равшись вместе в конце радостного трудового дня.

Пели и в ВИИЯ. Пели просто так и пели на прогулке. Нет, нет, я не имею в виду нетороп-ливые прогулки по аллее под шуршание опав-ших осенних листьев. Прогулка в армии, это совсем другое дело. Думаю, что служившим не нужно напоминать – полдесятого вечера, засне-женный плац, злые солдатики усердно топают строем по кругу, натужно распевая идиотски-бодрые песни типа "Не плачь девчонка, пройдут дожди, солдат вернется, ты только жди".

В ВИИЯ тоже был и плац, и бессмыслен-ное хождение. Только песни другие. Например, один из курсов нашего факультета исполнял Yellow Submarine. Иногда мне кажется, что бит-лы написали ее по заказу Министерства оборо-ны СССР. Эта песня просто идеально ложится под строевой шаг. Хотите проверить?

Итак, пятки вместе, носки раздвинуты на ширину ружейного приклада. По команде: "С места, с песней, шаго-о-ом марш!" – выпучиваете глаза и делаете вдох: "In the to-

o-wn where I was born, lived the ma-a-an who sailed the sea..."

Видите, чудесно получается.

Наш курс пел "Орлята учатся летать". Правда, с одной вариацией. Вспомните слова бессмертного комсомольского шлягера: "Ничем орлят не испугать, орлята учатся летать". Между этими двумя фразами замыслена пауза. Так вот, в эту паузу мы просто вставляли слова "мать, мать". И возникал эффект явно не пре-дусмотренный композитором Александрой Пахмутовой.

Вне строя пели всякие-всякости. Очень популярны были псевдобелогвардейские бал-лады или, например, "Генерал-аншеф Раевский сам сидит на взгорье, в правой ручке держит первой степени Егорья".

А в промежутках между пением слуша-тели ВИИЯ предавались другим любимым де-лам – кто учился, кто стучал, кто совмещал оба эти занятия.

Наконец, нельзя не упомянуть еще одну уникальную особенность ВИИЯ. Уже после мо-его благополучного отбытия из этого учебного заведения туда стали принимать девушек. Их было мало, очень мало. Вначале, если мне не из-меняет память, всего лишь одна группа из шести человек. Почему они появились вообще? Логика этого решения очевидна. Поставьте себя на мес-то убеленного сединами заслуженного генерал-полковника. Все у него есть: и должность, и ор-дена, и всякие блага. Но вот одна заковырка – послал ему Господь одних только дочерей. Что за дискриминация! С сыновьями, значит, нет за-бот (если, конечно, они не уродились полными и законченными дебилами), а дочерей думай еще, куда пристраивать! И придумали.

С двумя выпускницами из этой первой группы я столкнулся позже, когда в начале восьмидесятых работал переводчиком в одной интересной конторе. Там переводилась докумен-тация на военную технику, которую СССР пос-тавлял в слабо– и недоразвитые страны здоровой ориентации. Я работал в отделе, занимавшемся авиацией. В частности, среди всего прочего мне довелось переводить инструкцию по боевому применению одной из модификаций ранее упо-минавшегося мною перехватчика МиГ-25 (боль-ше всего знаменитого полетом старшего лейте-нанта Беленко, угнавшего такой самолет в Япо-нию к иссупленной радости американцев). Так вот, в этой конторе бок о бок трудились граж-данские переводчики и военные. Работа была одна и та же – только зарплата разная. Офицер-переводчик получал примерно в два с полови-ной раза больше гражданского коллеги. И еще одно – у гражданских была месячная норма пе-ревода, у военных не было.

Лучше всех устроились военные девочки. Они были кадровыми офицерами Советской Ар-мии, старшими лейтенантами. То есть, пользова-лись всеми полагающимися офицерам льготами (а это и налоги, и плата за квартиру, и т.д.). Но при этом формы не носили и ни на какие де-журства их не назначали. Мало того, если в ка-кой-то момент товарищ офицер решала, что тя-готы и лишения воинской службы не по ней, (ну, например, что хотелось бы сосредоточиться на воспитании детей) она в любой момент могла оставить службу без какого бы то ни было ущер-ба для себя.

На этом, думаю, можно тему ВИИЯ закрыть. Да, вот еще. Задумывались ли мы о бу-дущей карьере? Мне кажется, не очень. Во-первых, зачем задумываться в двадцать лет? Во-вторых, по-моему уже тогда я стал смутно пони-мать бессмысленность какого бы то ни было долговременного планирования своей жизни. Ну, посудите сами – после ВИИЯ и восьми месяцев дослуживания в строевой части я ока-зался монтажником на стройке в Люберцах и Москве; потом сменил телогрейку на галстук и строгий костюм чиновника, и явился народу в облике референта и старшего референта Управ-ления внешних сношений Госпрофобра СССР. Потом стал сотрудником Интуриста в аэропорту Домодедово; потом переводчиком Министерс-тва обороны; потом следующий акт и полная смена декораций: садчик и выставщик горячего цеха на кирпичном заводе (класс, да?); потом... потом перевернем молча страничку. Так оно и мелькает – проходчик в геологоразведке, пом-бура в геологоразведке, стропальщик, инструк-тор областного отделения Общества борьбы за трезвость (да-да, была и такая замечательная ра-бота, которой я очень горжусь), внештатный пе-реводчик международного отдела Всесоюзного Совета евангельских христиан-баптистов и од-новременно стрелок ВОХР, переводчик духов-ной семинарии... Уф! На этом остановимся. Вспомните Гиляровского – "Кисмет"! При всей диковинности только что очерченного – пусть неполно и пунктиром – созвездия моей скромной трудовой биографии каждый шаг, как выясня-лось впоследствии, оказывался не случайным судорожным прыжком испуганной лани, а очередным кирпичиком, из которого складыва-лась дорога под скромным названием: "Мой жизненный путь". Ну да, та самая Yellow Brick Road...., только не из желтого кирпича. Есть там и бурый, и черный, и красный – все цвета есть. Так вот, не будь хотя бы одного из этих кирпи-чиков, выпало бы какое-то логическое звено и вся дорога извивалась иначе, а, может быть, и, вообще, вела бы в другую сторону или заверши-лась скромным бугорком с датами явления в этот мир и отбытия из него.

Как же смотрится на этом пестром фоне ВИИЯ? Да так, – одна страничка в биографии. Интересная, но, может быть, все же, не самая интересная. Какая самая интересная? Не знаю, я пока участник этого действа, я еще в процессе, скажем так, творения этой самой биографии. Поэтому трудно сказать. Для меня ВИИЯ – один брусок в разноцветной кирпичной дороге.

Ну, хватит. Конечно, соблазнительно на-чать рассказывать о моей личной карьере в ВИИЯ и о том, как она закончилась. Но вполне достаточно упомянуть, что круг замкнулся и спустя полтора года я оказался вновь в Солнеч-ногорске в качестве рядового Советской Армии. Теоретически спустя, буквально, месяц-два меня должны были демобилизовать вместе с моим призывом. Практически я на восемь месяцев оказался единственным во всем огромном гар-низоне срочнослужащим, который в отличие от всех порядочных людей служил уже третий год. В общем, в очередной раз стал местной досто-примечательностью. И этим нисколько не гор-дился. А очень даже наоборот, стало мне все глубоко по фигу и, вообще, был я какой-то грустный и злой. Именно тогда от тоски я впер-ые стал вести дневник, который был найден во время рядовой облавы, конфискован и уничто-ен начальником штаба части, майором Сойки-ым. А жаль.

Но об этом в следующем опусе.

Миннесота

2001 г.

Солдатушки, браво-ребятушки

И

так, после завершения своей эпопеи в ВИИЯ я вновь вернулся к истокам. Иными словами, оказался в Солнеч-огорске в качестве рядового Советской Армии. Призвавшись с осенним призывом 1969 года, я должен был отбыть на гражданку осенью 1971. Теоретически...., на практике все обернулось несколько иначе. Естественно, что когда в часть пришли мои документы из ВИИЯ, я был офи-иально объявлен врагом народа номер один. Не знаю, что там было в этих бумагах, но в произ-несенной на разводе пламенной, хотя и несколь-ко бессвязной речи майор Сойкин призвал сле-дить за мной и пресекать все враждебные по-ползновения коварного злодея. Демобилизовать меня было приказано в самую последнюю оче-редь – в кампании закоренелых пьяниц и само-вольщиков. Как бы то ни было, настал день, когда мне вручили обходной лист.

Сдано постельное белье, закончены все расчеты с частью. Осталось только дождаться автобуса, который отвезет нас на станцию. Ко-ротаю время, лежа на голом матрасе в сапогах. Ближе к вечеру, однако, пришел старшина роты и мимоходом сообщил: "Юрка, я в штабе слы-шал, вроде тебя задержать хотят на недельку. Что-то там с бумагами".

Вот так! К сожалению, я знал, что имен-но там с бумагами. Существовал постоянно действовавший по Советским Вооруженным силам приказ, согласно которому негодяям, от-численным из высших военных учебных заве-дений по недисциплинированности, время учебы не засчитывалось в срок службы. А из ВИИЯ просто так не уходят.

Вместо дембеля мне светило еще полтора года службы. А оказал мне эту услугу замести-тель командира нашей роты, молоденький лейтенант только что из училища. Об этом при-казе в части не знал никто (кроме меня, естест-венно). В своем юном рвении гаденыш-лейте-нант раскопал его буквально за два часа до того, как я должен был навеки расстаться с любимой казармой.

Какое-то время после этого мое житье носило оттенок некой нереальности. То есть, был я вроде миража в пустыне – что-то там есть и, все же, нет ничего.

Недели две прожил в клубе, которым за-ведовал мой приятель. В столовую не ходил – тошно было. Ребята приносили мне, скажем так, холодный паек в клуб. В роте появлялся только на вечернюю проверку и то, больше, по своей инициативе. Потом опять перебрался жить в ро-ту, но, все равно, был как бы в одиночном пла-ванье, ни к чему, в сущности, не принадлежа.

В такой ситуации я поступил самым ло-гичным и естественным для русского человека образом – продал узбекам свою виияковскую па-радку и запил горькую. Я так думаю, что ротное начальство понимало мое состояние, поэтому, несмотря на серию залетов, все мне сходило с рук. И наш капитан, и старшина (два столпа, на которых держится рота) сами были забубенны-ми пьяницами и хорошими мужиками. Будь на их месте другие, трубить бы мне в дисбате го-дочков несколько.

От тоски завел дневник. Помимо фило-софских раздумий там описывались всякие мел-кие происшествия, случавшиеся в части. Ну, на-пример, во время банкета по случаю празднова-ния юбилея Московской битвы начальник штаба части, напившись, обозвал дочку замполита блядью. За что и был незамедлительно избит ли-хим комиссаром. Две недели майор Сойкин хо-дил с чудесным синяком под глазом.

Вскоре после этого из штаба части укра-ли телефон. Как раз, когда наш командир роты, капитан Бойков, был дежурным по части. Ну, стоит ли говорить, что капитан был вдребезги пьяным? Я в тот вечер напросился дежурным по КПП и с большим интересом наблюдал суету вокруг пропавшего телефона. Время от времени из ночной мглы и снежных вихрей возникал наш капитан в расстегнутой шинели и шапке набек-рень. Он оглашал морозную тишину всевозмож-ными нецензурными выражениями и топал но-гами, но телефон все равно не находился. Так, кстати, и исчез.