Текст книги "Опусы или опыты коловращения на двух континентах"

Автор книги: Юрий Скрипников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Юрий Скрипников

ОПУСЫ ИЛИ ОПЫТЫ КОЛОВРАЩЕНИЯ

РЕМИНИСЦЕНЦИИ

«Реминисценции» – это все, что было до Аме-рики. Не обессудьте, что нет стрельбы и ро-ковых блондинок.

Начало

Ч

ерез четыре дня мне исполняется двад-цать лет. А через полчаса нужно идти в армию. Я сижу в кресле в нашей комнате в коммуналке на улице Пушкина.

Здесь я вырос. Теперь до конца жизни эта квартира будет ассоциироваться с детством, до конца жизни будет подсвечена особым ярким светом, которым освещено в памяти мое детс-тво.

Отсюда, из этого окна на четвертом эта-же, мы с моим другом Жекой стреляли из воз-душки по проезжающим внизу машинам. (Ув-лекательнейшее, скажу я вам, занятие). В этом подъезде в зимние месяцы разворачивались шумные игры. Выше по лестнице, прямо над на-шей квартирой дверь, ведущая на чердак. Отту-да мы проникали на крышу. В те незапамятные времена наш четырехэтажный дом был едва ли не самым высоким зданием в Краснодаре. В яс-ную погоду на юге можно было видеть голубые очертания гор. А со всех сторон дом окружало море южной зелени с островами разноцветных крыш.

Я острижен налысо. У кресла на полу собранный в дорогу рюкзак. Ноябрь шестьдесят девятого года. Я сижу и жду, когда пройдут эти полчаса, потому что в военкомат на улице Шау-мяна идти еще рано. Внезапно возникает совер-шенно четкое ощущение, что вот сейчас, когда минутная стрелка доползет до назначенного мной деления, окончится целая эпоха в моей жизни. Я закрою за собой дверь и уйдет в прош-лое и этот дом, и этот двор, где мы играли и го-няли на велосипедах под негодующие крики злых дворовых старух.

Закончились и два с половиной года сту-денческой жизни. Прямо сейчас, в какую-то оп-ределенную минуту заканчиваются детство и юность.

Одев на стриженную голову кепку, я пой-ду по заваленным желтыми листьями улицам. Я и сейчас, спустя десятилетия, смог бы пройти этим путем с закрытыми глазами. Ведь это доро-га, ведущая в мою школу. Только в конце не нужно поворачивать. Вместо этого я пройду еще два квартала прямо и будет военкомат.

Меня никто не провожает. Так уж пове-лось на всю жизнь, что я избегаю встреч и про-водов. Когда удается вырваться, я не сообщаю о времени прилета. Я встречаюсь с Краснодаром один и никто мне не мешает. Прямо на трапе са-молета ощущаешь неповторимый запах юга и знаешь, что вернулся домой.

Но все это будет потом, а сейчас я иду в неизвестную взрослую жизнь. Страшновато. От старшего брата я наслушался историй о стари-ках и молодых, о "присяге" и многом другом, что ждет салагу в армии.

Все это будет. А пока возникает ощуще-ние необратимости. Я еще в штатском, еще иду по своей воле, а не марширую строем. Но эта жизнь быстро отдаляется, отходит от меня. Стриженная голова и глупая кепка уже отделили меня от окружающих.

Ровно через месяц в занесенном снегом Солнечногорске безликим и презренным сала-гой я буду ждать, когда нас поведут в часть пос-ле уборки снега. Постукивая в темноте сапогом о сапог, чтобы хоть немного согреться, буду с тоской смотреть в освещенные окна домов. И почувствую себя заброшенным и на веки-веч-ные отделенным от мира нормальных людей – тех, которые живут в этих домах, за занавесками ярко освещенных окон.

Миннесота

Март 2000 г.

ВИИЯ

К

оротко рассказывать о ВИИЯ – Военном институте иностранных языков – просто невозможно. Очень уж необычное это за-ведение. Необычность начиналась с того, что институт не значился в списках военных учеб-ных заведений СССР, да и вообще не упоминал-ся ни в каких открытых публикациях.

Узнал я о ВИИЯ совершенно случайно. И, оказавшись под знаменами Советской Армии, решил обернуть это обстоятельство в свою поль-зу. Дело в том, что поступить в ВВИЯ с граж-данки простому смертному практически невоз-можно, а из армии, как ни странно, достаточно просто. Ну, не так, чтобы просто, но реально и возможно

Прослужив четыре месяца, я решил, что настало время приступать. Прежде всего нужно подать рапорт о поступлении. Такие дела реша-ются через непосредственного начальника, то есть, командира роты. Наш командир, капитан Бахмут, был человеком прямым и мнения свои доносил до народа с откровенной непосредс-твенностью. Нажравшись пьяным (обычное его состояние большую часть дневного времени и каждый вечер), капитан приходил в роту после отбоя, чтобы наконец-то осуществить заветную мечту и навести порядок среди вверенных ему подчиненных. Иногда он устраивал подъем всей роте – просто так, чтобы жизнь медом не каза-лась. Иногда же командирский гнев обрушивал-ся на какой-нибудь один взвод или вообще на отдельного бедолагу.

В такие минуты, притаившись под одея-лами и надеясь, что минет нас чаша сия, мы тре-петно вслушивались в сиплый задушевный го-лос отца-командира. Вдохновляясь звуками собственного голоса и обильно уснащая свои ре-чения матом, Бахмут орал на избранную им жер-тву: "Если бы твоя мать знала, какую скотину родила, она бы тебя в колоске удавила!"

Вот с него-то мне и нужно начинать. Сту-чу в дверь ротной канцелярии. Оттуда доносится тяжелый медленный бас: "Войдите". Излагаю суть дела. Мол, так и так, желаю подать рапорт о поступлении в Военный институт иностран-ных языков – ВИИЯ. Свирепо уставившись на меня красными заплывшими глазками, Бахмут рявкает: "Вон отсюда! ВИИЯ какое-то ему пода-вай! А ...уя не хочешь?" И я удалился, посрам-ленный. Но ответом ротного не удовлетворился, а нахально направился к командиру части, под-полковнику Панину.

У Панина моя просьба никаких негатив-ных эмоций не вызвала. Он просто сказал: "В списке военных училищ такого заведения нет. Можешь подать рапорт, если ты уверен, что та-кой институт существует".

Прошло полтора месяца. Совершенно не-ожиданно меня вызвали к Панину. Оглядев меня несколько удивленно и, даже, недоверчиво под-полковник сказал: "Вас вызывают в Москву, в штаб округа. Вот адрес. Явитесь к полковнику ......"

В штабе округа вызвавший меня полков-ник без предисловий объяснил:

– Я сам окончил ВИИЯ двадцать лет тому назад. На моей памяти ты первый, кто подает ту-да рапорт. Я и решил тебя вызвать, посмотреть. –

Расспросив меня о том, о сем, полковник сказал:

– Слушай, на наш округ разнарядки в ВИИЯ нет. Но там в кадрах сидит мой бывший однокурсник. Вот твои бумаги, езжай прямо в институт и отдай их полковнику ..... Я сейчас ему позвоню, он закажет тебе пропуск. -

От метро "Бауманская" на трамвае до-бираюсь до Лефортово и нахожу нужный адрес. Стою в проходной ВИИЯ. Никакой вывески нет. За металлическим забором двухэтажные здания старинных казарм, а в глубине два современных девятиэтажных корпуса. Сдав бумаги, возвраща-юсь в часть.

С этого времени я стал своего рода досто-примечательностью. Никто еще не помнит слу-чая, чтобы рядового – тем более, зеленого сала-гу, специально вызывали в Москву, в штаб окру-га.

Прошел еще месяц, и в июне семидесято-го года я опять в ВИИЯ. Я приехал поступать. Нас триста человек; из всех округов, флотов и родов войск. Даже внешне наша команда про-изводила сильное впечатление. По субботам мы строем ходили в Хлебниковские бани. Прохо-жие смотрели на диковинную колонну, открыв от изумления рты. И было от чего. Наверное со времен гражданской войны и батьки Махно ни-кто не видел такого военного коллектива. Вряд ли из трехста человек можно было найти двоих, одетых одинаково. Для любознательного читате-ля скажу – там были представлены формы и эм-блемы всех родов войск и погоны всех цветов, в основном с сержантскими лычками. Полевая форма старого образца, полевая форма нового образца, парадная форма новая (с галстуком), парадки старого образца, со стоячим воротни-ком.

Вышагивают ребята из Туркестанского округа в тропических панамах и тяжелых бо-тинках. Рядом с ними моряки в блестящей па-радной форме и моряки в рабочих робах синего и белого цвета.

Вот десантник в голубом берете, а рядом топает морской пехотинец в черной, смахиваю-щей на эсэсовскую форме с вышитым на рукаве якорем. Их среди нас пятеро – здоровенные, мрачноватого вида детины. В качестве заверша-ющего штриха где-то в начале колонны парень из войск МВД в парадной милицейской форме.

Нас собрали за месяц до экзаменов, что-бы дать возможность подготовиться. С утра идут различные занятия. Многие ребята приеха-ли просто так, чтобы воспользоваться возмож-ностью вольготно пожить месяц в Москве, а потом благополучно завалить экзамен и вер-нуться в часть с приятными московскими вос-поминаниями. Житье вольное, настоящий рай для самовольщиков.

Тяжелее всего приходится морякам. Их просто раздевают. Нет-нет, речь вовсе не идет о деяниях, подпадающих под действие Уголовно-го Кодекса РСФСР. Просто парадную морскую форму легче всего превратить в гражданскую одежду.

Представьте себе такую картину. В ук-ромном уголке к ограде подходит бравый моряк с большой сумкой в руке. Оглядевшись по сто-ронам, мореплаватель лихо сигает через двух-метровый забор. Прямо на улице снимает фор-менку и бескозырку и прячет их в сумку. Вместо форменки на нем уже яркий свитер, извлечен-ный из той же сумки. Все, перед вами граждан-ский человек, может быть, даже, ударник произ-водства. Правда морские форменные брюки не имеют ширинки, но кто будет всматриваться на улице в ваши брюки, пытаясь определить, есть ли там такая интимная деталь?

Пора уже рассказать, что же такое ВИИЯ. Я лично встречал упоминание о ВИИЯ только в двух книгах. Одна из них называется "Гриф сек-ретности снят". Это воспоминания наших участ-ников войны на Ближнем Востоке. Там доволь-но часто упоминаются военные переводчики – выпускники и слушатели ВИИЯ. Но только упо-минаются. Более подробно о ВИИЯ пишет Вик-тор Суворов в книге Inside Soviet Military Intelligence. Как обычно бывает, если человек знает о чем-то понаслышке, он обязательно на-городит ахинеи. В частности, Суворов утверж-дает, что существовал особый порядок приема для детей высших чинов. По его словам, дети ге-нерал-полковников принимаются без экзаменов, дети генерал-лейтенантов – после поверхност-ного экзамена, а отпрысков жалких генерал-май-оров на экзаменах просто-напросто истязают, за-пугивают и стараются завалить. Это полная чушь. Экзамены сдавали все (ну, ладно, ладно – почти все). Тем более, что фактический вес па-паши часто определялся не воинским званием, а его должностью. В частности, перед учившимся у нас сыном полковника, адьютанта Министра обороны СССР, лебезили куда больше, чем пе-ред генеральскими чадами. Пожалуй, я готов со-гласиться с Суворовым в одном. Он пишет, что ВИИЯ непосредственно входил в структуру во-енной разведки и был одним из подразделений ГРУ. Cо мной, естественно, никто такими заду-шевными подробностями не делился, но по ло-гике похоже, что именно так оно и было.

Как я уже говорил, ВИИЯ не значился в списке высших учебных заведений СССР. По своему статусу институт приравнивался к ака-демии. Это сразу поднимало нас на две головы над курсантами всех остальных военных учеб-ных заведений. Уже сам статус давал массу при-вилегий. Нас даже именовали не курсантами, а слушателями.

В ВИИЯ было четыре факультета – за-падный, восточный, спецпропаганды и заочный (третий и четвертый факультеты комплектова-лись только офицерами ). Кроме того, вокруг института было множество различных спецкур-сов, о которых я, опять-таки, не знаю ничего оп-ределенного.

Все пронизывала атмосфера необычности и некоторой таинственности. Например, я поня-тия не имею, кого же готовили на факультете спецпропаганды.

По территории института стадами бро-дили генералы и старшие офицеры, дамы в пол-ковничьих мундирах и другие интересные лич-ности. Офицеров было столько, что среди слу-шателей существовало негласное правило, со-гласно которому честь отдавали только генера-лам и офицерам от подполковника и выше. Как и в каждом правиле было свое исключение и здесь. Одного старшего лейтенанта приветство-вали обязательно и даже с энтузиазмом. Невни-мательному и забывчивому грозили два часа строевой подготовки на плацу в выходной день. Этот старший лейтенант был командиром ко-мендантской роты.

Раз уж мы заговорили об исключениях. Как-то в самом начале своего пребывания в ВИИЯ я заметил худого парня в гражданском, который чувствовал себя как дома и вел себя очень даже непринужденно. Я поинтересовался у старшекурсников, кто это такой.

– А это Ласло – наш пятый факультет. -

Дальше выяснилось, что Ласло – сын ми-нистра обороны Венгрии. Он был единственным иностранцем в ВИИЯ, ходил в гражданском, плевал на всех и вся, и занимались с ним препо-даватели индивидуально.

Итак, довольно легко сдав вступительные экзамены, я оказался в числе ста человек, принятых в ВИИЯ из числа срочнослужащих Вооруженных Сил.

Всех нас собрали в актовом зале. Там я впервые увидел начальника института, генерал-полковника Андреева – в простонародье "Деда". В то время Деду было уже за шестьдесят, но иногда генерал любил тряхнуть стариной и до-вольно лихо подтягивался на турнике. Дед поль-зовался среди слушателей большой популяр-ностью и был героем бесчисленного множества анекдотов и историй.

Свое выступление перед нами Дед начал очень эффектно – он разжаловал всех сержантов, то есть, почти всех сидящих.

"Мы будем сами решать, кто из вас будет на сержантской должности, а кто нет", – сказал он.

Дальше мы узнали, что выбор изучаемого языка также остается за руководством. "Языкам мы вас научим, хотите вы этого или нет", – уверенно пообещал Дед. Потом зачитали, кто же куда попал. Я оказался на западном факультете – в числе десяти человек. Все остальные были за-числены на восточный факультет.

Здесь требуется пояснение. Когда речь идет об элитном статусе ВИИЯ, прежде всего имеется в виду западный факультет, так сказать, аристократия элитного учебного заведения. Между восточным и западным факультетами существовала огромная разница. На западный попадали дети военной и не только военной элиты. При общей численности курса в восемь-десят пять человек, из армии нас было только десять. Остальные – вчерашние школьники, ко-торые сдавали экзамены после того, как мы уже были зачислены.

Курс делился на три учебные группы. Каждая учебная группа подразделялась на три языковых. Первую учебную группу составляли три английские языковые. Вторую – две фран-цузских и немецкая. Третью – две испанских и итальянская. Учебными и языковыми группами командовали сержанты из числа поступивших из армии или "кадетов" – ребят, закончивших су-воровские училища.

Я оказался командиром третьей языковой английской группы.

Дальше я вернусь к составу нашего кур-са. Пока же продолжим тему о "белых" и "чер-ных" в ВИИЯ. На восточном факультете чис-ленность курса составляла около трехста чело-век. В это время, в начале семидесятых, ВИИЯ в основном обеспечивал наше участие в войне на Ближнем Востоке.

Египет и Сирия были буквально нашпи-гованы нашими советниками, не говоря уже о полностью советских ракетных частях, экипа-жах ракетных катеров и так далее. И везде до зарезу были нужны переводчики арабского языка. Поэтому две трети курса составляли "ара-бы".

Из оставшихся шестьдесят человек учили китайский. На остальных сорок приходилась вся экзотика. Каких языков там только не было! Таи и амхарский, фарси и малагасийский.... Была од-на группа из шести человек, где преподавали три языка. Они учили иврит, арабский и англий-ский.

"Арабы" были "рабочими лошадками" восточного факультета. Готовили их сурово. Весь первый курс "арабы" учили только два предмета – арабский язык и историю КПСС (как же без этого!). Язык им вдалбливали по восемь часов в день на занятиях. После этого нужно бы-ло еще потратить несколько часов на самопод-готовку.

Некоторые не выдерживали. Помню пар-ня, с которым мы вместе поступали. Служил он в спортроте во Львове и попал на восточный фа-культет – здоровенный плечистый малый. Меся-ца через четыре спортсмен сошел с ума. Его за-брали в психушку, но ночью он оттуда умудрил-ся сбежать и явился в свою казарму в ВИИЯ, чем насмерть перепугал весь наряд. И вполне понятно – представьте себе появление в глухой ночной час очень даже ненормального и одетого в больничный халат мастера спорта по штанге?

После года такого натаскивания "арабов" отправляли на год на Ближний Восток. Вернув-шись, они доучивались, подгоняя все остальные предметы.

В то время, когда до Афганистана было еще почти десять лет, а Чечня не могла при-сниться и в кошмарном сне, боевые награды в Советской Армии были большой редкостью – а уж тем более иностранные! Поэтому старше-курсники с орденскими колодками и незнакомы-ми значками иностранных орденов вызывали ог-ромное любопытство. Необычные будни восточ-ного факультета порождали множество неве-роятных историй и легенд. Не могу ручаться за достоверность каждой их них. Некоторые зву-чали, как воспоминания соратников Билли Бон-са или героев "Великолепной семерки". Усом-ниться же, что истории эти возникали на реаль-ной основе, не позволяло одно обстоятельство. Время от времени ребята на Ближнем Востоке гибли. Погибали в Египте и в Сирии, и в Йемене – где только не погибали! В виияковском фольк-лоре попадались настолько лихо закрученные сюжеты, что никакого Голливуда не надо. Осо-бенно, если учесть, что родная страна зачастую поставляла оружие и направляла военных совет-ников в страны, которые вдруг начинали воевать между собой. Так, например, обстояло дело к началу войны между Эфиопией и Сомали. По-том сомалийцы спохватились и наших вытолка-ли, сообразив, что получается нечто странное. Но какое-то время наши советники сидели по обе стороны фронта и, наверное, давали про-тивникам одинаковые рекомендации – учились-то все в одних и тех же училищах и служили в одних и тех же частях! Примерно так же обстоя-ло дело в Йемене и Демократической Республи-ке Южный Йемен, да и в других местах.

В те времена понятия "груз 200" еще не существовало. Просто без комментариев из ка-кой-нибудь дыры вроде Дакки доставляли в Со-юз запаянный цинковый гроб.

Гроб выставляли в актовом зале, а мы все проходили перед ним цепочкой. Потом зачиты-вался приказ о гибели в загранкомандировке слушателя ........

Западный же факультет представлял со-бой аристократию. У нас учились дети военной и невоенной верхушки. Несколько примеров. На курс старше нас учился Сашка Маресьев – сын того самого, из "Повести о настоящем человеке" (я знаю, что в книге изменена одна буква фами-лии, но, убейте, не помню, как же пишется на-стоящая – Мересьев или Маресьев, но это и не важно). Сашка был невероятным разгильдяем и о дальнейшей его судьбе я, может быть, расска-жу. На том же курсе постигал науку Судец, сын маршала авиации и такой же шалопай, как Ма-ресьев.

На нашем курсе во французской группе учился Малик, здоровенный раскормленный нагловатый парень – внук представителя СССР в ООН и сын посла СССР в Швейцарии.

Чтобы представить себе состав западного факультета можно взять для примера мою язы-ковую группу. Начнем по порядку – мой хоро-ший приятель, Андрюша Латеев. Отца нет, дядя генерал-полковник. Сережка Войчак – сын по-горевшего разведчика. Толик Борисов – сын партийного босса. То же самое Мартынов. Саш-ка Никитин, сын тренера сборной СССР по вод-ному поло. Гера Акопян – сын генерал-лейтенан-та, профессора, военного историка. Климович – сын генерала. И так далее. И, наконец, я. Сын отставного майора авиации. Сам по себе, как кот Матроскин.

Естественно, что поступившие из армии держались несколько особняком. В нашей учеб-ной группе это были командир группы Сережа Гаврилов, я и командир второй группы Владик Белопольский. Первой языковой группой коман-довал Витя Камардин – "кадет", невысокий, складный и очень атлетичный мальчишка. Как и я, Сережа и Владик попали в армию из инязов, только из московских. Оба служили в частях, за-нимавшихся радиоперехватом. Обычно изгнан-ники из инязов попадали именно в ОСНАЗ (это и есть части радиоперехвата, но я точно не знаю, как пишется это сокращение, потому что ни разу не видел его написанным) Меня тоже должны были призвать в ОСНАЗ, но на призывном пунк-те в какой-то команде не хватило десяти чело-век. Сунули первых же попавшихся по списку, в том числе и меня. И оказался я в Московском округе в частях, не имевших никакого отноше-ния к каким бы то ни было перехватам .

Вернемся, однако, к нашему бытию. Итак, пока гражданские сдавали экзамены, у нас наступили суровые времена. Сутки наряд на кухне, сутки в карауле. Кухня, караул, караул, кухня. Бывали, конечно, и просветы. Например, однажды нас послали в учебный лагерь готовить палатки.

По дороге сделали привал. Грузовик ос-тановился у чайной и мы втроем отправились за сигаретами. Как я уже упоминал, поступать я приехал в парадке старого образца. Эта унифор-ма была придумана человеком суровым, исхо-дившим из того принципа, что военная служба – не фунт изюма, и носитель ее не должен забы-вать об этом ни на секунду. Стоячий воротник натирал шею, а в целом в разгар лета суконный, наглухо застегнутый мундир дарил самые жар-кие ощущения. Поэтому, пользуясь нашим странным положением переходного периода, я проявил смекалку и инициативу. У одного зна-комого морячка была позаимствована рабочая форма, я бы сказал, очень удобная.

Так вот, в чайной, куда мы зашли, сидели три прапорщика. Увидев нашу троицу, они за-стыли с открытыми ртами, рассматривая дико-винный коллектив. И было, чему удивиться.

Первым, в сдвинутом набекрень голубом берете десантника, шел Сашка Кривега. Из-под расстегнутого воротника голубела тельняшка, на гимнастерке слева значки "Гвардия" и парашю-тиста с цифрой "100" по количеству совершен-ных прыжков, а справа достаточно редкий зна-чок выпускника суворовского училища. Пьяница и золотой парень, Сашка уже успел проучиться два года в Рязанском училище де-сантных войск, был изгнан оттуда, прослужил полтора года наводчиком безоткатного орудия в десантной дивизии в Киргизии и теперь посту-пил в ВИИЯ.

Второй из нас щеголял в тропической панаме и невиданной в средней полосе России защитного цвета армейской рубашке с корот-кими рукавами. Завершал это шествие я – в морской робе с нашивками старшины первой статьи, с непокрытой головой и в кирзовых сапогах, поверх которых болтались рабочие морские штаны навыпуск. Естественно, что тельняшки в разрезе робы не было (этим сокровищем моряки не делились никогда). Не хватало только татуировки "Не забуду мать род-ную" на волосатой груди.

Что подумали прапора, не знаю. Ясно, что нормальные военнослужащие так не ходят. Но, кто его знает, а вдруг мы принадлежим к какому-то сверхсекретному подразделению? А может быть мы – несколько неудачно экипиро-ванная группа американских диверсантов, толь-ко что высадившихся в Подмосковье? Во всяком случае, они так и сидели в остолбенелом молча-нии, пока мы не вышли.

Прошел месяц начальной подготовки с такими радостями, как марш-броски, беготня в противогазе, строевые и тактические занятия. Основная задача заключалась в том, чтобы за этот месяц поступившие с гражданки немножко втянулись в военную жизнь.

К поступившим из армии наши подопеч-ные относились скептически и считали нас ду-бами от сохи. Все эти ребята закончили английские спецшколы и языком владели впол-не прилично. Откуда им было знать, что почти у каждого из нас было за плечами, как минимум, два года иняза. Тем больший шок ожидал наших "золотых мальчиков", когда начались занятия по языку.

Дед был совершенно прав: плохо учить язык в ВВИЯ было практически невозможно. И достигалось это простейшими средствами. Дело в том, что каждому слушателю полагалось одно увольнение в неделю, в субботу или воскре-сенье. Мне это казалось невероятной роскошью, поскольку в Советской Армии увольнение было исключительным событием, но никак не повсе-дневностью.

Так вот, по итогам занятий по языку каж-дый получал оценку за неделю. И, если эта оценка была тройкой (о двойке я уже не гово-рю), он пролетал мимо увольнения. Для вчераш-них московских мальчишек это, конечно, было серьезным ударом. Я в то время Москвы не знал, знакомых у меня там не было, поэтому и в увольнения я особенно не рвался. У нас были ребята, которые практически в увольнение не ходили вообще. Речь идет о "кадетах" – выпуск-никах суворовских училищ. Я застал последнее поколение настоящих и истинных суворовцев, которые приходили в кадетку с восьми лет (по-том в суворовское стали принимать с восьмого класса). Эти ребята знали только военную жизнь. С самого малолетства кадетов воспиты-вали профессиональными военными. Казарма была их родным и естественным домом и ничего другого они просто не знали. Кадеты ценили свое братство чрезвычайно высоко, поэтому зна-чок выпускника суворовского училища был для них как бы символом принадлежности к избран-ной касте. Но при этом кадеты были в основном очень хорошими ребятами. Я думаю, что дрянь просто отсеивалась по пути.

Та же система действовала и с отпуска-ми. Если слушатель получал двойку в зимнюю сессию, то вместо зимнего отпуска он сидел в казарме и постигал науки. Если такая беда слу-чалась с ним во время летней сессии, двоечник ехал в отпуск не на месяц, а на две недели. А по-том возвращался и сдавал искомый экзамен. Как видите, система гениально простая и безотказ-ная, как автомат Калашникова.

В целом тяготы военной жизни в ВИИЯ особенно не ощущались. Начиная с того, что обучение языку в основном проводилось по тем же принципам, что и в обычном инязе. Военные предметы носили характер академический, на-пример, "Военное страноведение". Или были непосредственно связаны с языковой подготов-кой, например, курс бортперевода (об этом поведаю потом). Кафедра оперативно-такти-ческой подготовки или, в простонародье, "ка-федра черных полковников", пребывала в забро-шенности и запустении. Там коротали свой век седые матерые вояки. В ВИИЯ применения их талантам явно не было. Совершенно очевидно, что начальство не считало жизненно необходи-мым обучение слушателей методам штыкового боя или технике метания ручных гранат. Строе-вой подготовкой и прочими прелестями нас осо-бенно не мучили. На физподготовке преподава-ли приемы рукопашного боя, но как-то, скажем, расслабленно и без нездорового блеска в глазах. Ну да, вот так нужно выкалывать супостату гла-за, а начинать любой прием нужно с "ошеломля-ющего удара в промежность". А если не попал и не выколол, ну и ладно. Выколешь и ошело-мишь в следующий раз. На диверсантов нас яв-но не готовили.

Если для нас, поступивших из армии, жизнь в институте казалась благодатно тихой, вчерашние московские школьники ее восприни-мали иначе. Даже не столько они сами, сколько их заботливые мамаши. Каждый день после обе-да вдоль виияковского забора выстраивались хо-рошо одетые женщины с увесистыми сумками в руках. Они явно не спали ночей из-за того, что бедных крошек травят и морят голодом.

Мне виияковский паек представлялся экстравагантно и неприлично роскошным. Пре-дыдущие полгода я провел с чувством постоян-ного голода. Основу питания в нашей части составляли воняющая кислой капустой бурда, которую в меню гордо именовали щами, а также мерзкого вида сухая каша. Ее звали "кирзой". По сей день не знаю точно, что же нам скармлива-ли. Вполне допускаю, что это был какой-то не-ведомый гастрономический мутант, выведенный в наглухо засекреченных химических лаборато-риях. Скажем так, субстанция двойного назначе-ния. Прежде всего эту гадость через диверсион-ную сеть можно распространять на территории вероятного противника, сея в его рядах эпиде-мии, растерянность и панику. А оставшиеся за-пасы безболезненно скармливались в виде пищи притерпевшимся ко всему служивым своей род-ной армии.

На стене столовой висело меню. В нем значились и "кисель фруктовый", и "мясо отвар-ное", и множество других полезных и пита-тельных блюд. В реальности же "мясо отварное" оказывалось склизким вареным салом, посколь-ку все мясо регулярно разворовывалось офице-рами и сверхсрочниками. До сих пор не знаю, какой же вкус у вареного сала. Я ни разу не под-дался слабости и не попытался запихнуть в себя эту мерзость, предпочитая чувство голода. Ки-сель представлял собой тягучую фиолетовую массу. Мне вспоминается один оригинал, кото-рый вываливал кисель в так называемые щи, крошил туда хлеб и, размешав, ел получившую-ся бурду. Для чувства брезгливости армейская жизнь не оставляет места. От него нужно избав-ляться любыми средствами. Не дай и не приве-ди, если сослуживцы заметят – со свету сживут!

Поэтому виияковская кормежка с котле-тами, компотом и прочими кулинарными изыс-ками вызывала у меня непреходящее чувство благоговения. Я искренне не мог понять моря-ков, которые недовольно ворчали при виде та-кой роскоши.

Вернемся к бедным чадам и сердоболь-ным мамашам. В соседней с нами группе учился сын заместителя командующего воздушно-де-сантными войсками – высокий унылый индиви-дуум с лошадиным ликом и покатыми плечами. Звали его Андрей. Нет сомнений, что батя Анд-рея смог бы посостязаться в лихости с лучшими джигитами Шамиля. Но сынок подкачал.

На физподготовке все мы должны были выполнять определенный комплекс упражнений на перекладине – "угол", "выход силой" и сколь-ко-то подтягиваний. Не могу сказать, что в ВИИЯ нас принимали по принципу атлетическо-го совершенства. Мне самому этот "выход си-лой" доставил немало горьких минут. Но оказа-лось, что дело там, в сущности, не в силе, а в технике.

До турника Андрей кое-как еще допры-гивал. Он даже делал попытки подтянуться – от усилий по длинному телу волнами пробегали слабые судороги. Слегка покачиваясь на сквоз-няке, Андрей несколько секунд обессилено ви-сел на вытянутых руках, после чего мешком плюхался на землю.

Так вот, Андрюшина мама проявила не-дюжинное упорство, пытаясь подкормить свое страдающее дитя. Спустя, примерно, месяц после начала занятий поток респектабельных дам с кошелками у забора ВИИЯ иссяк – оче-видно, они смирились с жестокой реальностью. Мамаша Андрея, я думаю, прошла суровую школу жизни в далеких гарнизонах, и не так-то легко отступилась от своей цели. Каждый день после обеда ее можно было видеть в самом ук-ромном и неприметном уголке окружавшего ВИИЯ забора. Это место просматривалось из од-ной-единственной точки, а именно, из окон кафе на первом этаже административного корпуса. С присущей ему скромностью Андрей умалчивал о такой прибавке к казенному пайку. Думаю, он просто следовал библейской заповеди: "Не вве-ди во искушение". Наверное, сын генерала сжи-рал принесенную добычу, закрывшись ночью в туалете, а может быть, под одеялом, не знаю. Во всяком случае, ни с кем из товарищей он не де-лился.

Случилось так, что мою группу послали в наряд по кухне. Да, читатель, да. При всех своих диковинных и необычных порядках ВИИЯ все-таки оставался военным заведением. Поэтому примерно раз в два месяца каждая группа от-правлялась в наряд по кухне. Для полного ком-плекта нам недоставало одного человека. В ка-честве пополнения из соседней языковой груп-пы был прикомандирован Андрей. Наряд начи-нался с шести вечера. А чтобы подкрепить себя перед тяжкими трудами, мы зашли в кафе отку-шать сметаны и других вкусностей. И здесь кто-то обратил внимание на несколько необычную суету у виднеющегося из окна забора. С удиви-тельной для него сноровкой Андрюша перета-щил через металлическую решетку здоровенную сумку и шустро скрылся за кустами.