Опусы или опыты коловращения на двух континентах

Текст добавлен: 2 декабря 2017, 15:00

Текст книги "Опусы или опыты коловращения на двух континентах"

Автор книги: Юрий Скрипников

Жанр:

Биографии и мемуары

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– Ах ты, змей подколодный! Придурок ты мохнатый! Кузька, ну что ты ко мне лезешь, идиотина? – бормочу я. На эти чудовищные по-ношения кот реагирует громким урчанием. Вы-ключаю свет и в темноте поднимаюсь на второй этаж. Иду осторожно, потому что этот гад про-должает путаться под ногами. В коридорчике наверху включаю свет. Если я сейчас зайду в на-шу спальню, кот тут же нырнет вслед за мной. Там он начнет громко мурлыкать, прыгать на кровать и, вообще, бесчинствовать. Поэтому я иду в Яшкину комнату. Во-первых, нужно отв-лечь внимание кота, а, во-вторых, я хочу по-смотреть на сына. Пока поправляю одеяло, кот запрыгивает на Яшкину кровать и, вытянув тру-бой пушистый хвост, устраивается рядом с ним. Я уже не раз видел спящих в обнимку Кузьку и Яшку.

Взяли мы этого мохнатого обалдуя пять месяцев тому назад тощим жалким котенком с большими неуклюжими лапами. Взяли в черном районе, так что можно сказать, что с раннего детства Кузька познал нищету, а воспитание по-лучил в среде наркоманов и проституток.

За эти месяцы он вымахал в здоровенно-го серого котяру с наглым прищуром и хули-ганской походкой чуть враскачку. Наш кот боль-шой охламон, лентяй и хищник. Как только Кузька чуть подрос и освоился, он попытался сожрать Дашку, кроткую морскую свинку с том-ным взором. Дашка живет в большом аквари-уме, который стоит в углу столовой. Однажды Кузька был заловлен, когда он уже залез в аква-риум и норовил приступить к трапезе. Приш-лось накрыть аквариум крышкой из прессован-ного картона. Через некоторое время этот мах-новец научился сдвигать крышку лапой и над Дашкой опять нависла угроза кошмарной гибе-ли. В конце-концов пришлось водрузить на крышку пудовый словарь Вебстера. Теперь Кузька только грустно рассматривает Дашку че-рез стекло.

Стоит кому-нибудь появиться на кухне, как Кузька тут же начинает канючить и юлить, потеряв всякую солидность и респектабель-ность. Кормим мы его по-американски, ко-шачьими консервами. Наши коты умерли бы от зависти, глядя на рацион этого пушистого по-донка.

Впрочем, кошачьими консервами пита-ются не только те, кому это положено по штату. В Англии недалеко от меня был небольшой ма-газин, где обычно я отоваривался. Несколько раз я видел, как заросший неопрятной бородой бич набирает в сумку кошачьи консервы. Однажды в разговоре с общительным индусом – владельцем магазина, я заметил, что бич, наверное, очень любит свою кошку, если набирает для нее столь-ко продуктов.

– Да, нет, он берет кошачьи консервы для себя. Так получается намного дешевле. –

Собственно, судя по запаху, эти консер-вы – просто-напросто ливерный паштет. Пом-ните "собачью радость"? Если у нас она пользо-валась большим успехом, то чем хуже англий-ский бич?

Этот нищий обитал где-то неподалеку. Он мог часами просиживать на автобусной ос-тановке, окутанный дымом самокрутки. И в Англии, и в Америке продается дешевый табак в пачках с уложенной там же папиросной бума-гой. Мало того, с одной стороны листочка нане-сена клейкая полоска, как на конверте. Свернул, лизнул и дыми себе на здоровье.

Английские бичи по своему обличью и поведению ничем не отличаются от наших. Аме-риканские – те более нахальные. Они пристают и просят мелочь. В Англии этого нет. Там попро-шайничать запрещено законом, а закон англича-не трепетно уважают. Каждый раз, когда я при-езжал в Рединг, на вокзале можно было увидеть двух-трех бомжей, родных братьев наших с Курского и Казанского. То же тряпье, та же ис-тома в движениях, тот же устремленный в бес-конечность похмельный взор.

Да, попрошайничества в Англии нет, но есть другие любопытные варианты.

По выходным центральная улица Рединга перекрывается для движения транспорта и прев-ращается в некое подобие Арбата. Бренчат на гитарах барды, развлекают прохожих всякого рода фокусники и актеры. Мне всегда нравилось слушать маленький перуанский оркестр. Трое индейцев в пончо играют красивые народные мелодии. Наслушавшись, встаю с лавочки и иду к узенькой боковой улочке, ведущей к моему из-любленному месту в Рединге – букинистической лавке Келлога.

Неожиданно меня останавливает доволь-но молодая женщина и заводит со мной разго-вор. Это странно. В Англии незнакомые люди не заговаривают с прохожими на улицах. Можете задать вопрос и вам ответят, но не более того. А женщина тем временем спрашивает, настоящее ли золото у меня на коронках. Совсем замеча-тельно! На Западе таких коронок давным-давно уже нет, поэтому блеск самоварного золота сра-зу выдает во мне иностранца. Хорошо, конечно, что это не передние зубы, но я с удовольствием избавился бы от такого богатства вообще.

Вопрос незнакомки повергает меня в пол-ное изумление, потому что народ здесь крайне щепетилен относительно privacy, а мои коронки, несомненно, относятся к сфере приватной. Что за черт? Нужно мне закругляться с этой заду-шевной беседой.

Будто услышав мои мысли, дама пред-лагает купить у нее крошечный букетик. Даже не купить, нет, это благотворительная акция и все средства пойдут…… Я как-то не расслышал, на что именно, потому что с облегчением шарил по карманам, выгребая мелочь. Мелочь-ме-лочью, а полфунта пришлось отдать.

Сую букетик в карман куртки и быстро смываюсь в переулок под звучным названием Smelly Alley – "Вонючая аллея". Название пол-ностью оправдано, потому что с обеих сторон в тесный переулок выходят открытые рыбные лавки. Там же стоят продавцы, громко расхвали-вающие свой пахучий товар. Что-то выкрикива-ют с невероятной скоростью и абсолютно нераз-борчиво. Точнее, если им задать вопрос, то от-вет будет понятен. А вот когда они заводят хва-лебную песнь, скажем, камбале, тут уж все – ха-на. Я специально вслушивался в литанию лоточ-ников на толкучках и в торговых рядах, но ни разу не смог уловить ни одного знакомого слова. Для переводчика неплохо, да?

В Англии степень образования человека можно моментально определить по выговору. Люди с высшим образованием говорят на окс-фордском литературном английском языке. Все остальные – на своих диалектах. Здесь масса местных говоров и многие из них очень свое-образны. Так, своего бригадира на работе я по выговору принял за австралийца, что вызвало дружный смех у других ребят-англичан. Ока-залось, он из Манчестера. Один из мастеров, Пол, кокни из Лондона. Его я не понимал во-обще. В Рединге тоже есть свой диалект, для которого, в частности, характерно проглатыва-ние некоторых согласных между двумя глас-ными. Но это так, кстати.

Вечером рассказываю о встрече с лю-бознательной дамой своему лендлорду, Майку. Он хохочет и дрыгает ногами. Потом просит по-казать букетик.

Отсмеявшись и отдышавшись, Майк по-ясняет, что я беседовал с цыганкой. А посколь-ку, как уже говорилось, попрошайничать в Англии запрещено, цыганки как бы продают та-кие вот пустячные букетики. Я только забыл название цветов.

Стараюсь вспомнить подробности встре-чи. Прилично одетая, цыганка ничем не напоми-нала наших чавел в цветастых юбках и с хрип-лыми голосами. Но в манере общения сходство определенное – та же навязчивая задушевность, с которой у нас ее соплеменницы предлагают погадать. Я просто забыл, что цыгане есть во всех странах Европы, иначе, возможно, и сам догадался бы.

Ну, вот, видите, стоит только начать. Вон, куда меня занесло – от Кузьки к английс-ким цыганкам. Давайте, все же, вернемся к мо-ему мохнатому другу. Кот сразу стал в доме важной персоной. Время от времени можно слышать: "Алиска, а где Кузька?" или "Полю-буйтесь на этого паразита – он в ванне спит!" или "Сын, отпусти кота немедленно! Видишь, не хочет он у тебя на руках сидеть!" Спит Кузька в самых непредсказуемых местах: в шкафу, под дверью или, например, свернувшись клубком в раковине умывальника.

Естественно, что дети таскают его на ру-ках. Я строго запрещаю им облизывать кота, но запреты мало помогают. Вечером, когда все улеглись, Кузька запрыгивает ко мне на диван и я, отложив книгу, с удовольствием глажу этого босяка.

Кузька не знает, как ему повезло в жизни. Американцы животных любят, они охотно и со слезой умиления говорят о своих котах и соба-ках. Но выражается эта любовь несколько, с нашей точки зрения, своеобразно. Например, чтобы коты, не мешали хозяевам своими инс-тинктами, их кастрируют, а чтобы не портили мебель, когти им отпиливают. А вот с отрезан-ными ...... и отпиленными когтями кот может наслаждаться жизнью, окруженный любовью и заботой хозяев. Вы не представляете себе, какое это жалкое зрелище – кошка, которая даже не может залезть на дерево.

Кузьке такие проявления человеческой любви не грозят. Пока он мирно подрастает, ва-ляя дурака в нашем дворике. Но придет март и уж тогда он грядет во всей своей красе и в

блеске кошачьей славы . Ой, держитесь, мурки

миннесотские! Ой, что будет, девоньки!

Миннесота

Ноябрь 2001

О тайнах очевидной профессии

ора, пора воспеть оду переводам и пе-реводчикам.

Профессия эта относится к тем занятиям, о которых судят легко и уверенно. Обыкновенный человек смотрит на процесс пе-ревода просто и без затей: берется слово иност-ранного языка, на его место подставляется слово языка родного – вуаля! Готово! То есть, имей под рукой достаточно толстый словарь и дело в шляпе – только успевай ассигнации скирдовать.

Есть и еще более забавная вариация тако-го взгляда. Я случайно слышал разговор двух знакомых, обсуждавших мою работу.

– Ты думаешь, он сам все это делает? – А я говорю тебе, что есть компьютерная програм-ма, которая все переводит. А он просто деньги дерет. -

Во, житуха! Компьютер запустил, и все: "Хошь спать ложись, а хочешь песни пой!"

Может так оно и будет, хотя сомневаюсь. Все образцы компьютерного перевода, которые я видел, вызывают приступ неудержимого хохо-та и прилив оптимизма.

В сфере устного перевода непонимание его сущности приводит к забавным ситуациям. Когда-то, еще в России, переводил я встречу знатного американского овощевода с нашими поселянами. Заходит речь о сорняках и вредителях.

– "Ты спроси его, – встает с места дюжий дядька (почему-то считается хорошим тоном к переводчику обращаться на "ты"). – "Ты спроси его, как он борется с медведкой". -

Опа-на! В жизни не слышал и не предпо-лагал, что на белом свете бывает какая-то мед-ведка и уж, тем более, не имею ни малейшего понятия, как это будет по-английски. Мало того, я даже не знаю, растение это или живое сущест-во.

– А что такое медведка? – спрашиваю.

– Ну, это вредитель такой. -

– А я не знаю, как это будет по-англий-ски. -

Смотрит на меня удивленно и, даже, нес-колько обиженно.

– Ты знаешь, как будет по-ихнему "мед-ведь"? -

– Знаю. -

– Так что ж ты? То медведь, а это медвед-ка. -

Действительно, очень просто.

Из этой медвежьей ситуации я кое-как выбрался, но, придя домой, не поленился и заглянул в словарь. Как-никак, мне впервые пришлось прилюдно признать, что я не знаю, о чем вообще идет речь.... Я даже попросил дос-тать мне эту тварь, чтобы взглянуть на нее собс-твенными глазами. Медведка оказалась мерзким маленьким чудищем, не к ночи будь помянуто!

Итак, чем меньше человек знает, тем рас-кованнее и смелее он судит о переводах. В Аме-рике я часто вижу, как, усвоив два-три десятка английских слов, наши бросаются переводить, не ведая сомнений (причем, чаще всего в боль-ницах и клиниках!). А ведь даже неплохо зна-ющие язык люди часто не подозревают о тех подводных камнях, которые изобилует процесс перевода. И натыкаются на эти камни, разбивая носы.

Как-то переводил я в семинарии курс бо-гословских лекций, который вел доктор теоло-гии Дик Дэвидсон. Умница и приятный в обще-нии молодой мужик. Работать с ним было легко и невероятно интересно. Но не об этом рассказ. Однажды Дик вскользь упомянул, что его жена, Лорен, согласилась провести серию бесед перед работницами районо и райисполкома нашего поселка. Ее попросили рассказать об основах христианской веры и роли женщины в христианской работе.

– А кто будет переводить? – спрашиваю.

– Переводить будет Володя, – беззаботно отвечает доктор.

Мне становится неуютно. Хотя Володя закончил иняз и по-английски изъясняется дос-таточно хорошо, он никогда до этого не пере-водил. Да, весело будет! Мне живо представи-лась встреча наивной верующей американки с суровыми советскими активистками.

– Дик, хорошо бы перенести эту встречу на другое время, чтобы она не совпадала с на-шими лекциями. Тогда я мог бы переводить для Лорен. -

– А зачем? Ведь Володя хорошо знает английский, – улыбается Дик.

Ну, хорошо, так хорошо. На другой день спрашиваю профессора, как прошла встреча. От-вечает он растерянно и невнятно, явно стараясь уйти от неприятной темы.

Меня уже разбирает любопытство. Что же произошло? А произошло лобовое столкно-вение двух цивилизаций, даже не подозрева-ющих о том, насколько глубоко они не понима-ют друг друга.

Это, в общем-то, очень типичная для переводчика ситуация. Опишу ее поподробнее.

Время – 1991 год. Аудитория – кондовые советские училки и бюрократки из райисполко-ма. Воспитаны круто атеистически, о христианс-тве имеют самое смутное и искаженное пред-ставление. И уж, тем более, абсолютно ничего не понимают в различиях между разными хрис-тианскими конфессиями. Естественно, в жизни не слышали, что на свете существуют какие-то протестанты.

Выступающая – милая и образованная глубоко верующая американка. Ничего не знает о советском обществе и советском менталитете. Свое выступление строит так, будто беседа бу-дет проходить в Калифорнии или Мичигане. Для Лорен авторитет Писания не подлежит сомне-нию, поэтому основные постулаты выступления она подкрепляет цитатами из Библии. Для на-шей аудитории Библия – пустой звук и не более авторитетна, чем труды Конфуция или, скажем, инструкция по пользованию газовой колонкой.

Не будучи профессионалом, Володя не подозревает о конфликте культур. Этот конф-ликт в той или иной степени проявляет себя на каждой встрече представителей Востока и За-пада. Даже когда они, обнимаясь и утирая слезы счастья, растроганно говорят о взаимопонима-нии, этого понимания нет. Им просто кажется, будто они поняли друг друга. За внешней обо-лочкой как будто бы очевидных слов и понятий скрывается глубочайшая пропасть недопонятого и неверно истолкованного.

Володю вообще больше всего интересо-вала лингвистическая сторона дела. Он честно трудился и насколько возможно точно перево-дил каждое сказанное слово, не забивая себе голову всякими нюансами.

Вскоре наши встревожились. Потом, бу-дучи людьми активной жизненной позиции, ста-ли оспаривать те положения выступления, кото-рые американка считала аксиомами. Лорен иск-ренне отвечала на возражения доводами, вполне убедительными для привычной ей аудитории. Володя прилежно толмачил, действуя по прин-ципу самосвала: "Мое дело вывалить слова вам на головы, а вы уж там разгребайте, что к чему". – Стороны запутывались в непонимании все больше и больше, не подозревая об этом.

Разразился скандал. Работницы народно-го образования и партийные активистки разгне-ванно заявили, что американка ведет оголтелую религиозную пропаганду вместо того, чтобы да-вать им информацию, как они этого просили. Встреча была прервана. Последующие беседы, естественно, отменили.

Бедная Лорен ничего из происходящего не поняла. Насколько мне известно, Володя больше никогда и нигде не переводил. Одного раза хватило.

Итак, пропасть между цивилизациями. Обманчивое внешнее сходство между нами и иллюзия взаимопонимания искусно маскируют ее, поэтому в подавляющем своем большинстве люди просто не подозревают, насколько далек мир наших идей и ценностей от американского.

Переводчик же представляет собой естественный буфер, который гасит инерцию этого столкновения – с двух сторон. И если они (стороны) не замечают ничего настораживающе-го, значит переводчик свой хлеб отрабатывает честно. Это не означает, что вы скажете одно, а я переведу что-то совсем другое. В распоряже-нии профессионального переводчика множество способов подкорректировать практически лю-бую фразу, не искажая смысл сказанного. Все дело в акцентах и нюансах. Чтобы чуть-чуть из-менить настрой сказанного, мне достаточно, на-пример, поиграть синонимами. Но это уже кух-ня нашей работы. Дело в том, что (извините, ре-бята), к сожалению, ничтожно малое число лю-дей владеет даром членораздельной речи. По-этому при любых обстоятельствах я обязан пре-образовывать смутные слова и невнятные звуки в подобие стройных и логичных высказываний.

Кроме всего прочего переводчик, кстати, является также законным и безответным козлом отпущения. Какие бы казусы ни произошли и что бы ни случилось, все можно свалить на пе-реводчика – попался, мол, идиот и все напутал. Поэтому наш брат должен иметь звериное чутье охотника на грядущие неприятности и быть ма-терым перестраховщиком, иначе его быстренько подставят.

Здесь уместно вспомнить еще один эпи-зод. В 1992 году я три месяца переводил во Вла-дивостоке выступления американского пропо-ведника-евангелиста Ройса Уильямса. Каждый день он читает две проповеди. Арендованный для этой кампании концертный зал полон. Про-поведи Ройс сопровождает показом слайдов. Как это обычно делают американские проповедники, свои рассуждения он иллюстрирует различными поучительными историями.

Каждый вечер в своем гостиничном но-мере просматриваю текст проповеди на следую-щий день. Отмечаю закладками все библейские цитаты, которые он будет использовать. Одним словом, раз уж есть такая возможность, облег-чаю себе жизнь.

Одна из проповедей иллюстрируется рас-сказом о часовом при дворце императрицы Ека-терины II. В тексте проповеди в скобках указа-но: "Слайд: фигура русского часового". Как-то подозрительно это. Откуда у американца может быть иллюстрация русского часового екатери-нинских времен? Что-то здесь не вяжется.

Иду к Ройсу. Прошу показать слайд. Смотрю на свет.

Обалдеть!!!

Передо мной фотография часового у мав-золея Ленина. Ясно видны голубые погоны с буквами "ГБ".

– "С клена падают листья ясеня

"Ни хрена себе", – сказал я себе...."! -

Утирая пот со лба, полчаса втолковываю американцу, почему этот слайд ни в коем случае нельзя показывать. Рассказываю о мавзолее и о том, что означают буквы "ГБ". Поясняю, что ас-социации у русской аудитории возникнут яркие, но совсем не те, на которые он рассчитывает. "Ройс, будет скандал", – убеждаю я его.

Убедил. Слайд на глаза публике не по-пал.

Переводчики обычно достаточно четко подразделяются на устных и письменных. Слишком разные предъявляются требования к этим двум видам нашей профессии. Устный пе-ревод требует быстрой реакции, гибкости и находчивости, умения импровизировать.

Дикция, строй речи, манера говорить, манера излагать свои мысли – все это индивиду-ально. А мне нужно не только понять говоря-щего, но и психологически подстроиться на его волну. Нельзя забывать и об упомянутом куль-турном барьере. При идеальном варианте ауди-тория вообще не должна замечать переводчика. Сидящие видят выступающего и слышат хоро-ший литературный русский язык. Переводчик как бы выпадает из восприятия.

Аудитория тоже бывает разная – враж-дебная, равнодушная, дружественная, что, ес-тественно, облегчает или затрудняет работу. Во Владивостоке, например, практически каждый день на первых рядах появлялись несколько длинноволосых молодых парней из какой-то сатанистской секты. Они просто смотрели – пристальным, нехорошим, больным взглядом. Присутствие сатанистов очень нервировало и приходилось как бы выключать их из поля зре-ния, чтобы они не мешали переводить.

Отработав, я потом невольно проигры-ваю в уме все заново. Вот тут-то время кусать губы и бить себя кулаком по дурной головушке. Всплывают более точные слова, лучше постро-енные фразы. С огорчением вспоминаешь свои неудачные обороты и приблизительности в пе-реводе. Такая уж наша профессия, что загор-диться ну никак не получается. Если сегодня соколом взлетел, значит завтра мордой об стол.

Очень важна психологическая совмести-мость с выступающим. Например, того же док-тора Дэвидсона переводить было легко, хотя чи-тал он сложные и специальные богословские предметы по курсу магистерской программы. Его я мог без всякого затруднения переводить синхронно стилистически хорошим русским языком, чувствуя наперед, как он будет гово-рить дальше.

Самым же неудобоваримым для меня "клиентом" был человек, которого я, наверное, переводил больше всех. В своих опусах я уже упоминал специалиста по сельскому хозяйству, доктора Миттлайдера. Мы с ним работали нес-колько лет, но психологического контакта меж-ду нами не было вообще. Переводить Миттлай-дера было и трудно, и неинтересно. Весь пере-вод на голой технике без малейшего элемента вдохновения.

В идеале переводчик должен знать все сферы человеческой деятельности. Необычность нашей профессии в том, что она требует от тебя всех знаний, накопленных за свою жизнь. Не-возможно предугадать, в какие области унесет говорящего. Однажды я слушал выступление, которое переводил очень хороший молодой пе-реводчик. В какой-то момент американец стал рассказывать историю, в которой дело происхо-дило в Японии. И в центре рассказа был рикша.

Мой коллега оказался в нокдауне. Петя (так звали переводчика) не знал, кто такие рик-ши. Он выкрутился (тоже необходимый элемент профессии – выкрутиться, когда вдруг спотыка-ешься о вещи незнакомые). Но Пете пришлось тяжко – тем более, что вокруг рикши был завер-чен весь рассказ.

Или, вот, буквально на прошлой неделе я переводил в суде, уже здесь, в Америке, в Мин-несоте. У парня врожденный порок сердца, он не может много работать и поэтому просит снизить размеры суммы, которую он выплачи-вает на содержание ребенка. Все, казалось бы, просто. Но судья неожиданно начинает задавать вопросы о его заболевании. И понеслось: сер-дечные камеры, клапаны, шунты и все, что хо-тите. Сваливается это мне на голову без предуп-реждения и с обилием специальной терминоло-гии, которой, естественно, нахватался этот пар-нишка. Вот уж пришлось покрутиться.

Есть еще и "синдром лошади". Помните старую присказку о том, что лошадь все пони-мает, только сказать не может? Печально зна-комая каждому переводчику ситуация. Все тебе понятно, кроме пустяка – как это перевести. Са-мое грустное, что нужный вариант перевода ис-комого термина или фразы всплывает в голове ровно через минуту после того, как ты, запи-наясь, произвел на свет нечто невнятное, а то и просто глупое. Непрофессионалов такой синд-ром не тревожит – просто потому что они не зна-ют в достаточной степени ни своего языка, ни чужого. Тут дай Бог вообще хоть что-то сказать! И возникают такие перлы, как "опыт пережива-ния" или "делиться вызовами современности". Настоящего же переводчика терзает стремление говорить правильным (а если он совсем возгор-дился, то и красивым) русским языком и естест-венными фразами.

Бывает, что переводчики заваливаются с дымом и треском. Зрелище это тем более ужас-ное, что происходит всегда прилюдно.

В 1978 году я работал референтом Управ-ления внешних сношений одного из минис-терств. Мы встречали очень важную иранскую делегацию в составе министра труда, двух за-местителей министра и чиновника чуть пониже рангом. Принимали персов по высшему разряду. Нужно было найти переводчика фарси. Язык это достаточно редкий и пришлось обратиться за помощью то ли в МГУ, то ли в Институт восточ-ных языков, не помню точно. Прислали очень яркую девушку – аспирантку и специалистку по древней персидской литературе.

И вот персы в Москве, в депутатском за-ле аэропорта Шереметьево. Кроме наших деле-гацию встречают два представителя иранского посольства. Пока оформляются документы и принимается багаж, высокие стороны собесе-дуют. Тут-то и открывается ужасная истина. Возможно, что девочка из МГУ прекрасно раз-бирается в нюансах древней персидской лите-ратуры, но устного языка она не знает. Во вся-ком случае, не знает в достаточной степени.

Аспирантка сыпется, как сбитый "Мес-сершмидт". Особенно тягостны первые минуты, когда весь бомонд сидит и терпеливо ждет, пока девочка, запинаясь, мучительно медленно пере-водит дежурные фразы о здоровье присутству-ющих. Быстро сориентировавшись, мой шеф – начальник Управления внешних сношений – берет ситуацию в свои руки. Один из иранцев хорошо говорит по-английски. Теперь он пере-водит сказанное его коллегами на английский, а мой начальник переводит на русский для нашего министра и остальных.

Все эти ужасы наблюдаю мельком, по-скольку у меня хватает беготни и организацион-ных хлопот. Непосредственно в данную конфу-зию я не ввязан, кроме того, переводчицу зака-зывал не я. Поэтому разбор полетов мне не гро-зит, и можно наблюдать за ходом событий, не хватаясь за сердце.

Зрелище любопытное. Глава делегации – старый и важный перс – изрекает что-то на фар-си. Замминистра переводит на английский. Мой начальник переводит на русский. Наш министр, делая вид, что все идет, как задумано, оживлен-но отвечает. И все это время девочка из МГУ продолжает старательно и медленно переводить сказанную десять минут тому назад фразу, про которую уже все давно забыли. Торжественно и неподвижно сидят иранцы из посольства.

С умной аспиранткой, естественно, рас-прощались в тот же вечер. Самое грустное, что она так и не поняла, в какую дурацкую ситу-ацию попала сама и вовлекла всех присутству-ющих.

Говоря об устном переводе, нельзя забы-вать еще один его аспект – мандраж. Да, да, ба-нальный мандраж (это когда коленки трясутся). Не знаю, как другие, но я всегда волнуюсь, ког-да предстоит в первый раз переводить при скоп-лении людей. У меня сбивается дыхание. Я до ужаса боюсь, что задрожит голос. Избавиться от этой фобии так и не удалось. Сколько бы лет ни переводил, страх перед аудиторией все равно ос-тается. Пришлось придумать несколько фоку-сов, помогающих его обмануть. Например, нуж-но образовать паузу между появлением, скажем, на сцене и началом перевода. Эту паузу я орга-низовываю, как могу. Например, выйдя вместе с "объектом", можно тихо задать ему какой-то пустяковый технический вопрос. Пока он отве-чает, я уже привел в порядок дыхание и готов переводить. Не всегда, конечно, удается эту паузу сотворить. Тогда приходится переводить и приводить в порядок дыхание одновременно.

Переводчик обязан терпеливо и мило-сердно относиться к дуракам. Человек, пыта-ющийся рассказать американцам анекдот про чукчу или про Василия Ивановича и Петьку, искренне хочет сделать окружающим приятное. У него и в мыслях нет ничего плохого – он не нарочно. Скрипя зубами, думаешь: "Не могу поверить, что можно быть ТАКИМ идиотом!" Но я не имею права остановиться и должен эту непереводимую и совершенно непонятную в другой культуре ахинею переводить. Американ-цы вежливо улыбаются. А бывает и не смешно. Например, член российской делегации при ос-мотре заводского оборудования задушевно дает сердечный совет американским менеджерам: "Вместо всей этой техники наймите сотню нег-ров, и они вам эту работу дешевле сделают". Американцы бледнеют, озираются по сторонам и делают вид, что ничего не слышали. К вопро-сам дискриминации в Америке относятся очень (очень-очень) серьезно. Американцам неловко. Переводчику тоже. Советчик, не получив ответа на свое предложение, повторяет его еще громче и выжидающе смотрит на переводчика. А я даже не могу пнуть его коленом в болезненные места, чтобы он заткнулся!

Не могу судить, как мой перевод слуша-ется со стороны. Несколько раз доводилось ви-деть себя на видеопленке и по телевизору. Каж-дый раз с грустью убеждаешься, что думал о се-бе излишне оптимистично. Вид самодовольный и глупый, тембр голоса какой-то чудной, а пере-водить можно бы и получше.

Вообще смотреть на себя со стороны – занятие неблагодарное.

От устного перевода устаешь. Если я про-крутился на устной работе пару месяцев, мне хо-чется поскорее вернуться к переводам письмен-ным.

Сидишь за компьютером в приятном оди-ночестве. Думаешь, смотришь в словари и спра-вочники. Просматриваешь сделанный материал, что-то поправляешь. Спокойно, тихо и никто в шею не гонит. Если перевод не идет сегодня, пойдет завтра. Сворачивай манатки и иди гу-лять.

Но проходит какое-то время, и мне опять недостает суматошности и напряженного темпа серьезной устной работы.

Вот и сейчас я занят устными переводами – уже третья делегация подряд. Потрясающе ин-тересно, но я устал. На перекурах мечтаю о большом письменном проекте. Чтобы смотреть в окошко на заснеженные крыши и думать, как лучше перетолмачить вот эту вот хитрую фразу.

Миннесота

Осень 2002 года

СОДЕРЖАНИЕ

Реминисценции…………………………………...2

Начало…………………………………………….2

ВИИЯ……………………………………………..4

Солдатушки, браво-ребятушки………………...41

В битвах с зеленым чудовищем или

десять лет спустя………………………………..62

Кохма…………………………………………….88

Аэродром………………………………………105

Кавказ…………………………………………..116