Текст книги "Дом с химерами"

Автор книги: Юрий Иваниченко

Соавторы: Вячеслав Демченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

А происходило вот что

В начале этого года вокруг продуктового супермаркета «У Иваныча» разгорелся скандал. Кто-то выложил в «Ютубе» ролик, в котором на витрине «У Иваныча», словно Чужой из кокона, из пластикового стаканчика с йогуртом выдиралась мокрая крыса с удручающе болезненным видом. И даже, разодрав фольгу, чихнула в плавленый сырок, прежде чем умерла в мучительной агонии. «Иваныч» месяц простоял порожним и терпел убытки, несмотря на то что процесс дератизации круглосуточно транслировался по ТВ. Не будь «Иваныч» так дорог сердцу Георгия Ивановича, он бы его сам взорвал к чёртовой матери, как это пытался сделать кто-то. Ещё в прошлом году, когда сообщение о минировании злосчастного «Иваныча» пришло одновременно на телефоны дежурного райотдела и мобильный г-на Варге.

Как, наверное, и рассчитывал злоумышленник, Варге первым прибыл к «Иванычу» и сам обнаружил мину, вернее сказать, банку консервированных ананасов, валявшуюся на полу: «Да хоть трижды заминировано! Почему на полу! И почему не пробита по кассе?!» – добавил он, ткнув банку в сканер. Сканер пиликнул, банка оглушительно лопнула. К счастью, «ананасовый» фугас оказался с такой просроченной начинкой чёрного пороха, что его только и хватило, чтобы забрызгать соком и закоптить возмущённую донельзя физиономию Варге как раз посреди следующей реплики: «Уволю на!..»

Нашумевшая «бойня рябчиками» в позапрошлом году тоже была злым умыслом и того же злоумышленника. Теперь в этом сомнения не оставалось. Рекламный баннер: «Акция! Фаршированный рябчик каждому ветерану построения социализма!» – не был чьим-то пустым розыгрышем. Как только он появился на тротуаре совсем неподалёку от злосчастного «У Иваныча», – никакая мина не могла сравниться с ним по разрушительности последствий. Рябчиков в отделе готовой кулинарии было немного, поэтому из рук в руки ветеранов сомнительного построения они переходили долго и даже после закрытия супермаркета.

А теперь вот и прямая попытка покушения.

…Поняв, что вопрос «А зачем?» ему, Зябликову, задал отнюдь не хозяин склада, распростёртый под ботинком, а кто-то другой, экс-майор запоздало спохватился.

– Кто спросил?! – обернулся он на угрюмую толпу своих подчиненных.

Те плотнее притиснули дверью бомбоубежища источник звука к стене. Чтоб никуда не делся, пока не понадобится.

– Это тут… – показательно навалился плечом на броневую плиту один из секьюрити.

Капитан Точилин за ней невольно охнул. Но всё-таки смог выдать и членораздельное:

– Капитан Точилин, Центральный РУВД! Здравствуйте, коллеги…

Можно заметить, что был это не голос, а нечто вроде заупокойного стона, как из-под плиты надгробия. Зябликов грозно свёл брови и рефлекторно потянулся к кобуре, но тут…

– И без фантазий! – подкрепил мирные намерения офицеров Центрального РУВД ст. лейтенант В.И. Кононов, внезапно возникнув из-за фанерного ящика в позе: «стендовая стрельба, упражнение № 1».

– Так… – угрюмо протянул бывший майор Зябликов, скрестив на груди руки. – Похвально, – похвалил он угрюмо. – Нащупали-таки связь между ренегатом Вовой и дегенератом Русланом. Молодцы. Думал, дольше соображать будете.

– А мы вообще сообразительные, – подал было голос из-за двери Арсений, но его снова притиснули так, что он крякнул и посоветовал прессовщику шёпотом: – Ты уже лучше додави, урод, а то если выйду…

– Выпусти, – распорядился Зябликов, – коллегу. И что ещё вы, такие сообразительные, сообразили?

Освободившись, Арсений мимоходом, но старательно ткнул локтем под дых своего «привратника», опустив его на колени уже бездыханным. И сообщил:

– Ну, например, то сообразили, что, как бы ни досталось вашему «Иванычу» и его одноименному родителю, никакой Руслан в их бедах не повинен.

– Ну, это я у него сам спрошу, – процедил мучитель тигрят и обезьян с пренебрежительной ухмылкой. – Когда найду, конечно, а то вы его уже год как ищете, никак не найдёте.

– Ну, допустим, мы его до сего дня вообще не искали. На фиг не нужен был, – заметил Арсений, проигнорировав колкость. – А как понадобился, так сразу и нашли.

Недовольно покачав головой, он занялся пыльной спинкой своего реглана, бесцеремонно накинув его на голову «прессовщика», по-прежнему стоявшего на коленях.

– И где? – недоверчиво повёл бровью Зябликов.

– Что «где»? – расстроенный видом реглана, не сразу отреагировал капитан.

– Нашли где?

– Да здесь, – почти в рифму ответил Арсений, не отвлекаясь от чистки плаща размашистыми ударами ладони. – Так что, если хочешь чего спросить у своего Руслана, спрашивай. Только сойди с него, наверное, а то так и не узнаешь, как облажался.

Сразу же, как выяснилось, что след ложный, – и ботинок с кружевной манишки, и охрана Варге вообще исчезли. А беседа с «задержанным до выяснения» Мамукой развивалась вполне мирно. Вывод же о маргинальной, в криминальной терминологии – «хулиганской», – мести господину Варге напрямую следовал из злоключений «У Иваныча». Вот только не очень понятно было, кто же этот упорный в своих намерениях мститель.

– Но совсем уж бомж нам вряд ли подходит, – Арсений забарабанил пальцами по фанерной крышке ящика. – Много ты видел бомжей – активных пользователей Интернета? И где у бомжа взялись средства, чтобы оплатить аренду рекламной площади в центре Москвы? А, самое главное, откуда у простого бомжа претензии не к коллеге-бомжу за рейдерский захват его «бизнеса», то есть вотчинного контейнера, а к председателю Правления банка? Или, если «чисто-конкретно», – капитан иллюстрировал общеизвестный сленг, растопырив пальцы бандитской «козой». – Что за «предъява» может быть у лоха к такому крутому барыге? – Ст. лейтенант Кононов и Мамука так и не нашли, что ответить. – Нет, не бомж, – сам пришёл к выводу Точилин. – Не бомж, а скорее…

– Деклассированный элемент, – подсказал марксистски подкованный Владимир Ильич.

– Вроде «собачьего пастуха»! – подсказал и Мамука, торопясь оказать «помощь следствию», пока оно не передумало. – Тут ходит один такой, в шляпе соломенной и в пальто, как чучело. А, на самом деле, он такой же бомж, как я кавказский торговец! – забегал предприимчивый студент Строгановки. – Он…

– Мы знаем, – хором отмахнулись полицейские. – Он оперный певец, – продолжили они также хором. Затем уточнили уже порознь:

– Но не из той оперы.

– Он не подходит.

– Почему?! – с исконной кавказской горячностью возмутился Мамука. – Может, он мстит! – схватился он за невидимый, но вездесущий кинжал кровной мести.

– За что?

– Ну, я не знаю… – слегка растерялся кровожадный кавказец. – Может, ему Варге денег на ремонт его оперы не дал, а? Посмеялся в лицо, сказал: «Э… видал я твоё искусство!» Может, на постановку «Чио-Чио-Сан» не дал? А он в ней всю жизнь мечтал партию мадам Баттерфляй спеть!

– Это вряд ли… – усомнились опера, хоть и не большие знатоки оперы, но с нормальными гендерными понятиями.

– Вряд ли, – вынужденно согласился и Мамука. Сбавив темп, он заходил по бомбоубежищу, сложив руки за спину и заглядывая туда и сюда, за горы мешков и штабели, будто выискивая возможную причину покушения «оперного бомжа» на Варге. – А если Варге у него эту мадаму Баттерфляй отбил, с которой он дуэтом петь собирался?.. – неуверенно предложил он ещё одну, сугубо кавказскую, версию.

Переглянувшись, опера снова скептически скривились.

– Он собак любит! – вскрикнул вдруг Мамука, кажется, найдя наконец искомое в одном из картонных ящиков. Только опера не поняли, что именно. Едва ли это была банка «тушенка свиногов.», которую Мамука протягивал им на ладони. Вскрытую. – Может, этот Варге, этот жестокий человек, тоже собак любит, – заторопился с объяснениями художник, тыча пальцем в содержимое банки. Что наводило на мысль: не была ли этикетка «тушёнка свиногов.» переклеена поверх «тушенка соб.». – Но не как человек любит, а как кореец?! Как блюдо корейской кухни! Вот собаковод и отомстил за своих! За своих младших братьев!.. – снова ввернул Мамука привычный мотив кровной мести. – И младших сестёр!

– Ага, которых он по помойкам водит на откорм тем же корейцам, – окончательно отмахнулся от версии кавказца капитан Точилин. – Нет. Чтоб оперный бомж Генриха гонял? Это уж совсем вряд ли.

– И не так давно он по Москве хороводит, пару-тройку месяцев, не больше, а то бы его наши пэпээсники наверняка наладили бы, – ввернул Кононов. – Хорошо, если в Сургут. А дела против «Иваныча» когда начались?

– Он бы с Генрихом, как Онегин с Ленским, стрелялся бы: «Пистолетов пара, две пули – больше ничего – вдруг разрешат судьбу его». – Усмехнулся капитан, представив «сцену роковую». – Не тот коленкор, как говорила моя бабушка.

– «Решительно невозможно», как говорил мой дедушка, – подтвердил Ильич.

– Какой дедушка? – покосился на него Арсений. – Ты ж детдомовский?

– Наш. Всеобщий. Ты что, в детский сад не ходил?

…Всё кружили и кружили в золотистых пятнах их фонарей кирпичные стены, густо заметённые сажей. Куда-то тянулись ржавые тросы, ныряли из шурфа в шурф, из лаза в лаз совсем уж непролазный. Неподвижные, пересчитывали про себя годы безмолвия и забвения зубья здоровенных шестерней. Замерли рыжие маховики на коленчатых валах, обвисли маятники центробежных регуляторов.

Всё брели и брели туннелями технологического подземелья диггеры Горлум и Крыс, поднимались по узким винтовым лестницам, спускались на каменных скатах для отсыпки золы, шли, уже покачиваясь, уже еле передвигая ноги, уже молча…

Райотдел. Несколько позже

– Погоди, погоди, что-то я запутался, – остановил Точилина подполковник Камышев. – С Русланом всё понятно, не было его ни в помине, ни в природе. А «Бойня рябчиками», «Ананасы в фугасе»… Похоже, и в самом деле, кто-то давно уже точит зуб на нашего потерпевшего? Но…

– Но почему так мелко?.. – подсказал Арсений.

– Вот именно! – обрадовался Виктор Сергеевич, прихлопнув остаток ладонью. – У господина Варге и банки, холдинги и трасты, вон какие, – он злобно хмыкнул, – …финансисты, а его неприятель ему в гастроном на витрину гадит? По рябчикам ударил! Кому они, на хрен, сдались, те рябчики? – Подполковник скривился, что-то такое неаппетитное вообразив. И спросил уже другим тоном: – Зачем? Что это значит?

– Это значит, что наш мститель весьма далёк от тонкостей финансового оборота, – пояснил капитан Точилин.

– Мстит сообразно узкому представлению о капитализме в своём узком марксистском понимании, – подал голос Ильич.

– То есть?..

– Маргинала искать надо, – расшифровал капитан.

– Люмпена, – поддакнул ст. лейтенант.

– Кого-кого? – переспросил подполковник.

– Что-то вроде бомжа, – перевёл Точилин.

– Так сразу и говори! – раздражённо проворчал Камышев.

Глава 13. Суровым языком плаката

Старший эксперт криминалистического отдела Центрального РУВД некто Лобов, хоть и был, кроме всего прочего, патологоанатом, но человеком был вполне заурядным и странностями не отмеченным. Он не хромал саркастически, как некий доктор Хаос, по коридорам морга, не пугал прибывших на опознание старушек готическим макияжем опознаваемых тел и даже брезговал, в присутствии членоразделённых жертв маньяка, есть пирожки с ливером. Только кофе с прогорклым привкусом армянского коньяка.

Тогда как его жирный кот Прохор, обитавший тут же, в резекторской…

– Что там по происшествию в доме Шатурова? – переспросил Лобов трубку мобильного телефона и подбросил в ладони пузатую коричневую бутылку: «Только вот собрался коньячку плеснуть в кофе». Хотя скорее, что и наоборот. – Да, готово заключение. Сейчас в лабораторию перейду, доложу… – Лобов вздохнул и, секунду полюбовавшись на запотевшую бутылку, с лязгом отворил ячейку морозильника. – Не дадут и спиться спокойно.

Поставив бутылку обратно в морозильник, между восковых ступней в характерных морщинах утопленника, эксперт пошёл в соседнее помещение, бросив через плечо:

– Прохор, к ноге!

Но жирный, аспидно-чёрный котище Прохор за ним не последовал, здраво полагая, что в криминалистической лаборатории для него нет решительно ничего привлекательного. Эксперт не удивился. Только погрозил толстым пальцем:

– Не вздумай!

Прохор отправился грызть мослы, валявшиеся в углу морга на мешковине. Страсть к костям он питал совершенно собачью.

– Значит, так, – крутнувшись на рояльном стульчике в лаборатории, эксперт нашёл нужную бумагу в ворохе прочих. – «Чего любопытного?» После ФСБ, конечно, немного, но кое-что всё-таки есть, садитесь поудобнее, зачитываю…

И всё-таки одна странность у старшего эксперта была. Патологоанатом патологически не владел «деловым стилем», «шершавым языком плаката», иначе говоря, «канцелярским языком». Поэтому, если кто получал от Лобова экспертное заключение, – почитать его сбегался весь райотдел, и читалось оно с выражением и поэтическими жестикуляциями, даже если речь шла всего-навсего о размере обуви подозреваемого.

Сам же эксперт свои произведения бубнил скучным и гнусавым голосом:

– Итак, зачитываю… в автомашине потерпевшего марки «Бентли» (вопиюще буржуазного вида, чтобы не сказать оскорбительно буржуазного), мною обнаружено пулевое отверстие калибра 7.62. Хоть в это и трудно поверить, глядя на печальную руину, чернеющую на месте происшествия, но от моего намётанного глаза не ускользнуло не только малоприметное пулевое отверстие, но и мельчайшие детали. Как, к примеру, фрагменты свинцовой оболочки сердечника пули. И более того! Я обнаружил на них следы жёлтого фосфора, что даёт основание предполагать применение безвестным преступником бронебойно-зажигательного патрона типа Б-32, принятого на вооружение в 1932 году. – Лобов даже по-декламаторски громко вздохнул. – Из всего вышесказанного следует нижеуказанный вывод: подозреваемый – сторож Музея революции, такой – с берданкой, в вислоухой ушанке. См. М. Шолохов, «Поднятая целина», дед Щукарь.

Лобов ещё раз вздохнул и перешёл к описанию одного из скромных трофеев, раздобытых оперативниками в квартире Г.И. Варге:

– Фугас без боевой оболочки, скорее всего, в деревянном корпусе и почему-то даже лакированном. Причём состав лака привёл бы в восторг всякого знатока антикварной мебели! Опять-таки взрыватель, судя по остаткам часового механизма, – механический часовой. Причём часы работы старика Цайтунга, известного петербургского мастера конца XIX – начала XX века, работы которого встречаются в ювелирных коллекциях семейства Медичи и Гарика из Черкизова. К чему такой изыск – сказать не берусь. Сами думайте. Использование пироксилина в качестве боевого заряда вообще характерно для начала прошлого века. Когда такого рода «бонбы» звались ещё «адскими машинками» и закладывались куда ни попадя и кем угодно. И народоволками, и эсерами, и даже, помнится, адамитами, которых жандармы принуждали носить портки. Одним словом, антиквариат…

– Одни сочинители в отделе, – спустя полчаса проворчал подполковник Камышев и, не отнимая трубки от опухшего уха, набрал номер капитана Точилина. – Я тут только что обмозговал результаты экспертизы, – усталым голосом, явно свидетельствующим о небывалом умственном напряжении, произнес Виктор Сергеевич в трубку, когда та отозвалась бодрым: «Слушаю!» – Кажется, Арсений, у меня есть для тебя подозреваемый.

Трубка ахнула почтительным восхищением.

– Да, уже… – самодовольно хмыкнул Камышов. – Это сторож Музея революции. Как в голову пришло?.. – Виктор Сергеевич польщенно заулыбался, впрочем, тут же и посуровел. – Выяснилось, что «бентли» Варге был взорван бронебойным патроном 32-го года выпуска, а там, в музее, Арсений, антикварного вооружения на целый полк сторожей в ушанках. Вот только сейчас личность нужного установим, и будете брать… Как?! – Виктор Сергеевич подскочил в кресле как ужаленный: – Кто закрыл? Когда?! – Он со стоном прикрыл глаза. – Моссовет? Давным-давно…

Дослушав ещё комментарии трубки, Камышев раздражённо бросил:

– Берданка, ушанка… Юмор! У нас по таким приметам пол-России старше 50 посадить можно, а деревенских – так поголовно. Но я думал, вы и сами догадаетесь, товарищ капитан, что я имел в виду, имея в виду сторожа с берданкой. Не поняли, значит, – подполковник злорадно фыркнул. – Вам, товарищ капитан, остаётся только выяснить, из чьей берданки был произведён выстрел… – Виктор Сергеевич спустил со лба очки, вглядываясь в конспект. – Бронебойно-зажигательным патроном Б-32. 1932 года выпуска.

– Б-32 для берданки не подходит, – как можно мягче поправил капитан.

– А для чего подходят? – флегматично поинтересовался Виктор Сергеевич.

– Для винтовки Мосина образца 1891 года и всех производных модернизаций калибра 7.62.

Подполковник потряс головой и осторожно переспросил:

– То есть?

– Выстрел может быть произведён из любой винтовки или карабина калибра 7.62… – забубнил Точилин на том конце провода. – А собственно «мосинка» может быть Тульского и Ижевского заводов, а также фирм «Винчестер» и «Смит-Вессон», впрочем, последних было немного, царские инженеры забраковали. Затем под этот калибр…

Виктор Сергеевич потихоньку отпрянул от трубки, рассматривая её в вытянутой руке, с подозрением. Наконец, когда кваканье мембраны в ней утихло окончательно, рявкнул в микрофон:

– Ну, так чего ждём?! Ищите! – И бросил трубку на рожки аппарата.

Так уже лет двадцать ему удавалось быть опытным руководителем, который всегда знал, что делать.

А на другом конце провода опера переглянулись.

– Ну и чего искать?

– Ну и как его искать?

Едва начавшийся мозговой штурм грозил тотчас же перейти в затяжную осаду. И даже не ввиду отсутствия штурмовых средств.

– Пойди туда, незнамо куда… – пожал плечами Ильич.

– По крайней мере, есть патрон? – пожал плечами Арсений.

– Что ж, пошли…

Глава 14. Антинародные мстители

Всё там же, в бомбоубежище дома Шатурова, заваленном просроченными консервами, Арсений, натягивая относительно вычищенный реглан, спросил:

– Кавказский террорист ты, Мамука, конечно, липовый, но ведь торгаш-то настоящий?

– Да ещё и отравитель, – невнятно уточнил Ильич, разглядывая дату выпуска на банке «свиногов.», которую, впрочем, опустошал двумя пальцами проворно и без особой брезгливости. Несмотря даже на то, что, судя по дате, загадочный зверь «свиногов.» обитал в раннем палеозое и, по версии Мамуки, вполне мог быть собакой.

– Э-э… отравитэл… – протянул Мамука с акцентированной восточной мудростью. – Почему, слушай, отравитель? Значит, если «Макдоналдс» с гамбургером, то не отравитель, – цивилизация? А если Мамука с шашлыком, то сразу отравитель, – варвар?

– Хрен редьки… – подумав, согласился с ним капитан Точилин. – Но я не об этом сейчас. Ты же свободный художник, Мамука, зачем тебе это всё? – он мотнул головой за плечо, на штабеля просроченных продуктов.

– Как зачем?.. – искренне удивился Мамука. – Или ты думаешь, быть бедным художником в Москве дешёвое занятие? Убогая квартирка в центре, клубы, антикварная тачка с тюнингом, вот эта рванина от кутюр… – он взмахнул фалдами фрака.

Полицейские озадаченно переглянулись. Арсений отвёл глаза, а Ильичу как-то вдруг расхотелось «собачатины». Видимо, их представление о «бедном художнике» было несколько ближе к «честному милиционеру».

Поняв их пантомиму, Мамука поскрёб в бритом темени и извиняющимся тоном пояснил:

– Сам подумай, кому нужен художник, который босиком по Арбату ходит? Что, их там мало ходит? А если он босиком по Арбату шёл-шёл и вдруг в «Прагу» зашёл? Все остальные остались, а он один зашёл, а?

Вообразив, как из умолкнувшей толпы голодных и босых художников один отделяется, чтобы завернуть в ресторан, Арсений вынужден был согласиться, что поставил бы на этого самого.

– А учёба? – воодушевился Мамука. – Самоучка из провинции это, все знают, наверняка гений, но «наверняка» – это ещё не гарантия заказов. Лучше всё-таки справочку о гениальности иметь, которая небрежно так выпадет из фирмово-дырявого кармана. Мол, учился на самоучку, да не у сельского дьячка, а в Строгановке… А как учиться в Москве? – патетически вопросил бедный художник, замыкая круг умозаключений.

Полицейские снова переглянулись.

– Не пробовал… – честно сознался Кононов.

– Э, сейчас объясню, – снисходительно улыбнулся Мамука во всю ширь «лица кавказской национальности». – Ваш Ломоносов в Москву учиться пешком пришёл, так? Почему пешком? Потому что он с рыбным обозом шёл, а у него папа рыбколхозом заведовал, а у меня папа завскладом, прапорщик. С чем я, по-вашему, прийти в Москву должен был?

– Ну, конечно. – Владимир Ильич со звоном отбросил тщательно вылизанную банку. – Только с этой тухлятиной…

– А кто сказал, что у Ломоносова рыба была свежая? – огрызнулся, в свою очередь, Мамука. – После такой-то прогулки?

– Ну, ты это… – с сытым добродушием пригрозил пальцем Ильич. – Ты, давай, по святому не того… Не топчи сапогом, что лаптями натоптано. Сказано в энциклопедии святая, значит, свежая.

– Естественно… – вздохнул Мамука. – Ломоносов же русский, а я…

– Чурка!.. – выкрикнул кто-то глухо, но апокалиптически грозно из-за двери бомбоубежища.

Мамука в отчаянии воздел руки, но, посмотрев на низкий потолок бомбоубежища, сунул их в карманы и сплюнул.

– Ну вот, пожалуйста! А вы спрашивали, кого я боюсь. Да у вас в России и не знаешь, кого бояться в первую очередь. От налоговой укрылся, от бандитов прикрылся, от Зябликова и то… А от этих только медным тазом накроешься.

– А кто это? – кивнул Арсений на бронированную дверь за спиной.

– Э-э… – махнул рукой Мамука. – Сейчас сами представятся.

Пожав плечами, капитан подошёл к двери и, приложив к броне ухо, спросил:

– Кто там?

– Русские люди!

– А по вам не скажешь, – усомнился ст. лейтенант, в свою очередь, приложившись глазом к резиновому окуляру «глазка».

В выпуклом кругозоре вмещалась целая корзина с серыми яйцами, оказавшимися на поверку бритыми черепами. Одно из «яиц», с сиреневой штамповкой птицефабрики, весьма похожей на руническую свастику, вдруг опрокинулось, и в линзе окуляра гротескно расплылся нос со сведёнными где-то в дали переносицы глазами.

– А ты выйди, зверёк, убедись, – оскалились в объективе крупные, но выщербленные в боях, зубы.

Ильич отпрянул, недовольно морщась.

– Или мне кажется, или это не самые русские люди из всех возможных.

– Внучата Гитлера?

– Скорее страшный сон Николая Второго, – хмыкнул Кононов. – Они ж, кажется, с его иконами теперь инородцев бить ходят?

– Вот блин. – Арсений скривился, будто раскусил лимон. – И много их там? Этих «русских людей»?

– До… горизонта, – хмыкнул Владимир Ильич, заключив горизонт окуляра большим и указательным пальцем.

– Времени нет, – категорически замотал головой Точилин, но при этом в глазах его сверкнули хищные огоньки. – Надо уходить.

– Придётся его выдать, – печально вздохнул Кононов, наведя кольцо из пальцев на попятившегося кавказца, но при этом вздох его почему-то закончился плотоядным облизыванием.

Мамука, ворочая туда и сюда головой, ревниво следил за дискуссией оперов, и при этом всё большая и большая бледность пробивалась сквозь его природную смуглость. Когда лейтенант Кононов, зачем-то надев обрезанные кожаные перчатки, взялся за колесо герметического замка, Мамука окончательно запаниковал:

– Э-э… Мужики, слушай, куда вам спешить, а? Не надо открывать, да? – засуетился бедный горец, прибежав обратно из темноты. – Посидим, шашлычок-машлычок, туда-сюда, правда, консервированный, но я греть буду…

– Оба-на?! – с удивлением обернулся от бронированной двери Ильич. – А откуда опять акцент?

– Сам не знаю. Как их вижу – как назло, сразу начинаю, – нервно забормотал Мамука, косо нахлобучивая на бритый череп свои ненатуральные библейские патлы. – От страха или, наоборот, из национальной гордости?

– Давай лучше из гордости, – подмигнул ему Арсений, зачем-то стягивая одной рукой чёрный длиннющий шарф и пытаясь затолкать его в карман реглана. – А ещё лучше из жизнелюбия. Глядишь, продержишься, пока патруль не приедет.

– Мы вызовем, – искренне пообещал-поддакнул Ильич.

– Ага… – нервно икнул Мамука. – Когда они на такое приезжали?

– Ну, приедут не приедут, – развёл руками Арсений. – А нам некогда, работать надо. Открывай, – кивнул он к Ильичу.