Текст книги "Дом с химерами"

Автор книги: Юрий Иваниченко

Соавторы: Вячеслав Демченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Экстренное торможение

Майор Овен-Быковский (Главное разведывательное управление, 16-я отдельная), таща на плече майора Урусбекова (Федеральная служба безопасности, ЦСН), опёрся о стену, при этом вогнав до упора чугунную заслонку со штампованной надписью: «Somewhere here».

– Это ты зря, – слабым голосом заметил по этому поводу Урусбеков, после чего сполз с могучего плеча и встал на ноги. – Сейчас лифт приедет. Мало ли кого ещё привезёт…

Майоры, держась друг за друга, энергично заковыляли во тьму. «Ну его на хрен», – в такой ситуации рекомендовали инструкции обоих ведомств.

Но лифт не приехал ни к одной из группировок спецназовцев. Наоборот, он остановился где-то в шахте. Решётчатые двери распахнулись. Кирпичная стена перед дверьми раздвинулась с неожиданно слабым шорохом и скрипом.

– Отдайте немедленно чемодан! – потребовал женский голос, звенящий нервным ознобом.

Арсений, аккуратно сложив газету, найденную у майора «Овцебыка», придержал накренившийся скелет и поднялся с дивана. Аннушка, бросив рыться в содержимом саквояжа, лежавшего на коленях скелета (если быть точным – на его берцовых костях), подняла голову. Ильич поднялся с пола, перестав распихивать по карманам шахматные фигурки моржовой кости. Пахомыч поднялся, просто потому что проснулся.

Только когда витые решётки дверей совсем расползлись, они смогли толком рассмотреть обладательницу нервического голоса.

Вдовье горчичное платье до пят, белый передничек, кружевная заколка в кренделе седеющих волос. Прямо-таки кинематографическая горничная из сериала о жизни графьёв и статских советников. И на соответствующем фоне – мебель старинная, люстры бронзовые, гобелены лионские, – точно попали узники подземелья в антикварную лавку где-нибудь в переулках Арбата.

– Квартира генерал-полковника Жужелицы? – шагнув наружу и пряча газету за пазуху, спросил Арсений.

Апартаменты Варге он бы узнал. А раз «где-то там», но не там, – это могла быть только квартира генерал-полковника, отставника ГРУ и бывшего коллеги «парнокопытных» спецназовцев, оставленных внизу. Соседа господина Варге, товарища Ф.Ф. Жужелицы. Список жильцов 4-го подъезда капитан Точилин знал наизусть.

– Так точно, – с армейской чёткостью доложила горничная, но при этом, вместо отдания чести под кружевной чепчик, сделала традиционный книксен.

Выйдя и поторопив своих спутников, Арсений оглянулся. На место лифтовых дверей со слабыми шорохом и скрежетом вернулась стена в зеленовато-золотистых обоях, а сверху бесшумно опустилась картина. На фоне красного батального заката гарцевал белый конь с седоком в форме советского генерала, – синие галифе с лампасами в два пальца, мундир весь в орденах, так что не видно даже муравчатого сукна, суровый взгляд из-под кустистых бровей в тени козырька фуражки. Но, судя по бюрократической осанке, генерал был рисован отнюдь не на поле боя и вряд ли даже в интендантском управлении фронта. Скорее всего, позировал генерал Жужелица в кресле своего кабинета. Как-то уж очень комфортно чувствовал он себя в седле со стаканом чая в медном подстаканнике. Ну да бог судья…

Рядом с портретом, проясняя если не всё, то многое, выпирала из стены печка-голландка, выложенная изразцами с росписью в духе Дюрера и со знакомой чугунной заслонкой, – всё тот же «Адам» с костями и всё той же надписью латинским шрифтом: «Somewhere here». Вот только нижняя часть печи была изрядно разворочена и, сколь тщательно ни была подметена кирпичная пыль, выглядела так, будто в последний раз топили её брикетами тротила.

Многозначительно хмыкнув, Арсений кивнул на дыру Ильичу. Тот хмыкнул в ответ не менее многозначительно. Было очевидно, – голландская печь с этой стороны и камин Варге с другой – имели по меньшей мере общий дымоход. И, соответственно, общую судьбу.

«Странно, – подумал Арсений, почёсывая трехдневную щетину под шарфом. – Странно, что никому и в голову не пришло, что “адская машинка” в дымоходе могла предназначаться вовсе и не банкиру, а его соседу…»

– Это хозяин? – кивнул на портрет капитан Точилин.

Горничная снова присела в полупоклоне.

– Так точно. Фердинанд Фёдорович Жужелица, генерал-полковник. Скончался позавчера. Ещё не подписала…

– Позавчера… – эхом повторил, будто подтвердил для себя, капитан Точилин. И как бы между прочим поинтересовался: – Скажите, а Фердинанд Фёдорович? Его, часом, не взрывом? – кивнул он на разрушенную топку голландки.

– Никак нет! – живо запротестовала горничная. – У него склероз был.

– Забыл, как дышать, что ли? – буркнул Ильич.

Арсений посмотрел на него укоризненно.

– Рассеянный склероз, – поправилась горничная, также посмотрев на Ильича с чопорной строгостью. – Он не вставал с кресла, поэтому и не смог увернуться.

– От кирпичей? – осторожно уточнил Арсений. Похоже, что связь с взрывом таки просматривалась, но не прямая.

– Никак нет, – по-прежнему твёрдо стояла на своём горничная, но добавила не так уверенно, вполголоса, будто для самой себя. – Наверное, от чемодана.

Арсений удивлённо вскинул бровью.

– От какого чемодана?

– А вы разве его не видели? – с тревожным недоверием и надеждой переспросила горничная – типичная «барышня» неопределённого возраста и намерений.

Переглянувшись с Ильичём, Арсений уверенно покачал головой.

– А как это могло случиться? Что чемоданом? Куда это он с рассеянным склерозом и чемоданом собирался?..

– Никуда не собирался, – потупила бегающие глазки «барышня». – Хоть это, конечно, и страшная трагедия, но случилось всё довольно обыкновенно. Фердинанд Фёдорович сидели, чемодан упали, они испугались, вскочили бежать, но поскольку у них рассеянный склероз. – Она протёрла сухие глазки платком и, деловито высморкавшись, заключила: – Пока вскочили бежать, уже и инфаркт.

– Действительно, страшно глупо, – хмыкнул Арсений, разглядывая печь на предмет её связи вообще с чемоданами. – Я хотел сказать, глупо и страшно, – поправился он. – Но с его сердцем и рассеянным склерозом и впрямь, пока убежишь куда, тут и удар хватит…

– Откуда ты его знаешь? – шёпотом спросила из-за плеча реглана Анна. – Этого… Габсбурга?

– Фердинанда? Вообще не знаю, – также шёпотом отозвался Арсений, продолжая кивать горничной с сочувственной гримасой.

– А как же: «С его слабым сердцем»?

Вместо ответа капитан передал ей через плечо газету, ту самую, что ст. лейтенант Кононов нашёл у майора Овен-Быковского за пазухой:

– Статья: «Памяти боевого товарища». Кстати, мы забыли представиться? – окликнул он горничную, явно собиравшуюся вернуться к своим обязанностям: натиранию паркета мастикой или чистке фамильного серебра. Как будто в компании незнакомцев, вышедших из стены, не было ничего особенного.

– В этом нет необходимости, – равнодушно отозвалась «барышня». – Я всё равно путаюсь в этих ваших аббревиатурах. Вы ещё хоть поздоровались, а то начинают сразу, как на захвате…

Дела рекламные

– Вы запомнили текст о привилегированных акциях? – всё ещё терпеливо в третий раз переспросил администратор.

– Нет, вы только представьте себе, – с искренним возмущением ответствовала несвоевременная старлетка, – у неё прямо на дефиле бюстье лопнул, а там такой силикон, будто она его вантузом накачивала. Она – «ах», остальные – «ох»…

– Вы о чём? – всё ещё терпеливо, но уже расслабляя узел штатного фирменного галстука, спросил администратор.

– Так её, конечно, сразу определили на смартфоны. А у меня на размер больше и безо всякого силикона, вот! – И старлетка попыталась расстегнуть блузку.

Видавший виды администратор только и сказал:

– Не надо, макет как раз будет закрывать ваш размер. Ну, повторите: «Привилегированных».

– При… ви… леги… – А по-другому никак нельзя? Нет, вы не подумайте, я всё равно смогу, а смысл?

– Вообще-то это не наша забота, – ощутимо теряя терпение, сказал администратор. – Но, если вас это так волнует, можно уточнить. Вот, в проспекте фирмы указано, что эмиссия привилегированных акций производилась малыми пакетами, с тринадцатого по двадцатый год. И на них теперь приходится…

– А вот и запутались! – обрадовалась блондинка так, что милые глазки заблестели безо всякого глицерина. – Двадцатый ещё когда, так что и слово учить не надо!

Администратор трижды вздохнул, успокаиваясь, и сказал почти что ровным тоном:

– Тысяча девятьсот двадцатый. Так что давайте, чётко: «Привилегированные»…

В это же время под домом Шатурова

– Стоять! Не двигаться! – рыкнул из тьмы подземелья чей-то голос, до неправдоподобия свирепый.

– Сам не двигайся! – отпустив плечо майора Урусбекова, вскинул автомат майор Овен-Быковский.

– Сам стой! – со стоном, ударившись о стенку, подтвердил Урусбеков.

– Кто такие? – прозвучал встречный вопрос с обеих сторон. И даже с трёх, включая медленно сползающего по стене Тимура.

Жёлтые пятна фонарей заплясали по кирпичным стенам, по камуфляжу амуниции, глянцу оружейного железа и, наконец, высветили лица противников. Впрочем, вопрос «кто такие», от этого только усложнился. Пятно света переходило с одной чёрной маски с прорезями для глаз на другую, но точно такую же. Различались только потомки АК-47, поднятые на линию прицела: почти традиционный «калаш» сотого семейства, «витязь», более сподручный для спецопераций, и совсем уж террористический «кедр» вновь прибывших.

После мгновения, ушедшего на распределение мишеней так, чтоб всем участникам встречи досталось по одному автоматному дулу, угрюмо взиравшему в переносицу, – наступил и момент истины.

– Майор Урусбеков, Федеральная служба безопасности! Контрразведка! – первым грозно представился майор Урусбеков, снизу.

– Майор Овен-Быковский, Главное разведывательное управление! – ещё более пугающе пробасил майор над ним. – Военная разведка!

И, совсем уж леденящим душу, замогильным голосом отозвался перед ними:

– Майор Шадоу, Служба внешней разведки!

У дома Шатурова, наверху

– А это ещё кто? – спросил один полицейский из оцепления дома Шатурова другого, ёжась в зябком бронежилете.

– Пожарник и сапёр, – передёрнул плечами в бронежилете другой.

Две фигурки – одна в старинной, но, в общем-то, вполне узнаваемой пожарной каске с гребнем, и другая, ещё более узнаваемая в штатной камуфле и в широкополой каске типа немецкой, тащили потрёпанный и, очевидно, тяжёлый чемоданище с железными уголками. Тащили из того самого подъезда, с которого полицейским велено было «глаз не спускать», и потому первый полицейский хоть и нехотя, но продолжил бдить:

– А что у них в чемодане?

– Что-то огнеопасное и взрывоопасное, соответственно, – также без всякого энтузиазма отозвался второй.

«Ну его на хрен, – уже без слов поняли друг друга коллеги, когда анонимные «пожарник и сапёр», чуть не уронив свою ношу на ступенях подъезда, схватились за неё, будто за бутыль с нитроглицерином. – Что бы оно там ни было».

В конце концов, велено было «не впускать и не выпускать» посторонних. А поди разбери, кто тут посторонний, когда все вон какие деловые? И кого ни спросишь, такие корочки под нос суют, что оторопь берёт. То ФСБ, то ГРУ, то СВР…

Но в рапорте после смены проход пожарного и сапёра, с чемоданом, отразили.

Глава 23. Генеральское наследие

– А что там?.. – со своей стороны потянул газету из рук Аннушки ст. лейтенант Кононов, а с другой стороны – Пахомыч, о существовании которого все в общем-то и позабыли. Впрочем, Пахомыча и тут оттёрли. Газету со статьёй «ГРУ: скандалы и провалы» развернул Ильич.

– И что тут? – повторил вопрос Кононов.

– Тут новая версия текущих событий, – шепнул капитан Точилин, следуя за немым приглашением горничной в зал. – И, прямо скажем, весьма неожиданная…

Статья «Памяти боевого товарища» размещалась на третьей полосе.

«Неумолимая смерть костлявой рукой вырвала из наших рядов боевого товарища… – забубнил Ильич, располагаясь в кресле поудобнее. – Скончался генерал-полковник Ф.Ф. Жужелица…»

Пока капитан Точилин соображал, что же им предпринять в качестве следующего шага, вдовствующая горничная генерала, побуждённая к гостеприимству полицейскими удостоверениями, предложила им кофе: «Правда, холодный – газ после взрыва перекрыли. Правда, без сахара – некогда в магазин сходить. Правда, не молотый, в зёрнах – кофемолка отказала».

Всё равно не отказались. И теперь Кононов читал вслух, но негромко, так, чтобы не слышала «барышня», с мстительной гримасой на кухне молотившая зёрна кофе в холодной воде.

«Безвременная кончина Фердинанда Фёдоровича на 93-м году жизни до глубины души потрясла его сослуживцев, кто ещё жив, и учеников, кто ещё помнит. – Владимир Ильич забросил ногу за ногу и поэтически отвёл руку. – А стиль-то, стиль? Прямо наш Лобов. – И продолжил чтение: – Но особенно больно ранила смерть генерал-полковника нашу секретную резидентуру. Свои соболезнования прислали из Белого дома «дед Василий», из пекинской блинной «дед Кузьма», а также и «дед Бондарь», традиционный спутник королевы NN на ловле тунца…»

– Хорошо, что в МИ-6 нашим газетам веры нет, – покачал головой Арсений.

– «Бесстрашный разведчик, прошедший горнило холодной войны, – тяжко вздохнув, без выражения процитировал ст. лейтенант. – Ф.Ф. Жужелица был героем Парагвайской, Малайской и двух Арабо-Израильских войн, вдохновителем Папуа-Гвинейской революции…»

– Поди, наших пионеров в папуасов выкрасил, те ж маленькие, – не удержался Точилин.

– «Участник высадки на Берег Слоновой Кости и вождь восстания мау-мау…»

– Этих Муму тоже мы против США раздраконили? – только и спросил капитан Точилин. – Или это какая-то некролажа?

– «Зачинщик Карибского кризиса»… – Вот тут и Аннушка, всё-таки отучившаяся два семестра на истфаке, ахнула, а Точилин только присвистнул, не найдя слов.

– «Он начал свой ратный, невидимый стороннему глазу путь разведчика в качестве оперативника легендарного “Смерша”. – Чуть повысил голос Владимир Ильич, наконец нащупавший нужную интонацию. – На его долю выпали самые сложные извивы послевоенной политики. Он вёл дела, исход которых серьёзно повлиял на судьбы Европы: “Лунная база III рейха”, “Дельфины на службе ВВС Израиля”, “Неурожай сахарного тростника на Кубе, приведший к зависимости от советских поставок”…»

– Вот-вот, – оживился Арсений и, косясь на дверь в кухню, где горничная генерала гремела посудой так, словно била её в сердцах, вполголоса произнёс: – Вот на эти-то делишки его тёмные, «повлиявшие на судьбы послевоенной Европы», я думаю, нам и следует обратить самое пристальное внимание!

– Думаешь, спустя семьдесят лет кубинские патриоты отомстили ему за неурожай на болоте? – скептически поморщился Ильич. Но Арсений только нетерпеливо отмахнулся: «Не до шуток, мол». – Ладно, – свернул газету Кононов. – Как ты себе это представляешь?

– Приблизительно так, – алчно потёр ладони старший уполномоченный. – Идём на похороны генерала и смотрим там на его подельников.

– Это ж по какому делу?.. – скептически проворчал Ильич. – Подельников?

– Неважно, – отмахнулся Арсений. – За которое его так подорвали, что аж Варге пропал…

Аннушка выразительно кашлянула. Поймав её взгляд, капитан обернулся. Горничная, оказавшаяся за его спиной, с мертвящей улыбкой леди Макбет снимала с серебряного подноса чашки саксонского фарфора с коричневой бурдой.

– Спасибо, – принял Арсений свою. – А когда похороны генерала?

– Завтра, – холодно сообщила горничная.

– И где будет прощание, на Ходынке? – уточнил Арсений не более чем со светским любопытством, на первый взгляд.

– Нет.

– Дома?

– Да.

Теперь красноречиво кашлянул Кононов и закатил глаза в потолок.

– Народу, наверное, будет… – не без труда догадавшись, о чём это он там кашляет, предположил вслух Арсений.

– О да! – чуть ли не впервые с чувством произнесла «барышня».

– А когда Фердинанда Фёдоровича будут забирать из морга? – спросил капитан и нашёл во взгляде Кононова поддержку: «От морга и до могилы придётся быть рядом, чтоб никого не пропустить. Разведчики как-никак. Вон, с королевой NN-ской тунца бьют. Тут не то что разговорить – хоть бы увидеть кого не в гриме, чтоб потом с базой данных сверить…»

– Фердинанд Фёдорович не в морге, – вывел его задумчивости голос прислуги.

– Простите? – очнулся Арсений.

– Фердинанд Фёдорович сейчас не в морге, – повторила горничная ровным тоном вдовствующей императрицы.

– А… а, где сейчас Фердинанд? – не сразу выговорил Арсений.

Удивлённая его фамильярностью, не сразу ответила и горничная.

– У себя в кабинете, разумеется, – отрешённо уставилась она поверх голов сидящих. Аннушка поперхнулась. – По советскому обычаю, – невозмутимо продолжила «барышня». – Ночь перед похоронами покойник проводит дома.

– А… – протянул Арсений, не зная, что и сказать.

– Впрочем, в морг я его и не отправляла, – отчего-то вдруг подтаяла «вдовствующая горничная» и, присев на свободный стул, устало подпёрла рукой щеку.

Все четверо переглянулись – а Пахомыч вдруг ровно, без запинки, процитировал неизвестно какую ведомственную инструкцию, очевидно, разъяснявшую табличку о «Выдаче тел…» на его жилище:

– При отсутствии необходимости вскрытия при очевидной несомненности причин и обстоятельств кончины эвакуация тела в морг не производится.

– Столько людей приходило прощаться, – вздохнула горничная доверительно. – Шли и шли. Вот ещё пришли, наверное, – отозвалась она на резкую трель звонка в прихожей и встрепенулась. – Пойду открою…

– Федеральная служба безопасности, – с помпезностью королевского приёма объявил в коридоре низкий грудной голос, и в дверях гостиной заскрипело железом кресло-каталка со старичком в мундире и с орденами, и в придачу – с пергаментно-жёлтой головкой. – Генерал-лейтенант в отставке Харитон Иванович Корин! – Низкий грудной голос принадлежал горничной, которая вкатывала инвалидное кресло со своим подопечным.

Капитан Арсений Точилин взглянул – и невольно дёрнулся на стуле. Настолько вошедшая была похожа на прислугу генерал-полковника Жужелицы, что капитан невольно обернулся назад: «Не двоится ли, часом?» Впрочем, даже удивиться толком ему не дала следующая горничная, похожая на предыдущую, как карточная картинка, которая, подтолкнув свою предшественницу под бант на заду, вкатила ещё одно кресло-каталку с ещё одним старичком. Сухощавым, с черепом, обильно усыпанным пигментными пятнами. И также в кирасе накрахмаленного мундира, инкрустированного серебром медалей, эмалью и золотом орденов.

– Генерал-майор в отставке Май Иванович Радский! – заявила она с таким триумфальным злорадством, словно покрыла партию козырем.

«Это бред какой-то…» – завертели головой и Кононов, и Точилин, и Аннушка. И только Пахомыч, пользуясь всеобщим замешательством, отнёс на кухню и поставил в микроволновую печь чашку с медальоном Гиммлера, чтоб подогреть кофе. Точно в крематорий сунул: «Аз воздам…»

Горничные, все три одинаково дебелые «барышни» неопределённого возраста, в гимназических коричневых платьях до пят и белых фартуках, с чепчиками, заколотыми в каштановых шиньонах. Совершенного сходства они добились, когда, скрипя креслами, вкатили своих сеньоров вслед за «местной» в кабинет генерала Ф.Ф. Жужелицы, и та с монументальным достоинством заняла своё место за спинкой точно такого же кресла-каталки. С таким же в точности старичком в отутюженном мундире, разве что надетом с похоронной неловкостью.

Переглянувшись злобно и подозрительно, «барышни» уставились друг на друга с непримиримостью старых дев, вцепившихся в последнее оставшееся досье брачного агентства. Хотя причину подобной нетерпимости понять было сложно – старички в креслах-каталках были похожи, как жёлуди. Этакие мощи, переодетые по случаю поминовения в нафталиновые мундиры с золотыми листочками дуба в петлицах. Впрочем, невидимые нити более-менее оживляли гостевые мумии ритмичным подёргиванием – всё ещё позвякивали мониста орденов, подрагивали жёлто-бурые черепа в белесом мху, всё ещё следили за всем происходящим исподлобья мутные глазки. И всё ещё бормотали что-то неслышное сухие пергаментные губы. Тогда как хозяин, Ф.Ф. Жужелица, не подавал никаких признаков жизни, если не считать неоправданно счастливую гримасу, запечатленную на его сморщенном, как печёное яблоко, личике. Будто одолжился миллионом – и счастливо избежал необходимости отдавать. Только, что язык не показывает своим кредиторам.

Генеральские «сестры милосердия», насупленные и разрумянившиеся от негодования, казалось, готовы были воспользоваться своими колёсными старичками, как таранами, чтобы пробиться к цели, пока неизвестной. Видимо, только присутствие незнакомых людей задерживало сцену выяснения отношений. И тогда Арсений, с минуту потеребив конец своего бесконечного шарфа, решил спустить курок стартового пистолета, – сделать тот самый выстрел из-за угла, который приводит к ликвидации сразу двух банд на затянувшейся «стрелке». Должно быть, сработал инстинкт бывшего оперативника ОБОПа, ныне упразднённого.

– Ты, сука, взяла чемодан?! – вскрикнул вдруг капитан Точилин, ни к кому в общем-то не обращаясь и даже подняв глаза к потолку.