Текст книги "Братья и сестры в Реестре (СИ)"

Автор книги: Юрий Скрипченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Глава 8. «Бабский» рейд

Явление Хосе Мурьеты

Ровно через шестнадцать минут прогремел оглушительный до свиста в ушах, безобразный взрыв. Выворотило куски асфальта, а в стене возник почти ровный проём размерами примерно двадцать на пятнадцать метров. Стремительными булыжниками убило на месте парочку, которая прогуливалась метрах в ста от эпицентра. Ближайшие фонари завязало в узел, а вереницу мобилей, которые заряжались вдоль тротуаров, разметало как детские машинки. Естественно, все стёкла в окрестных домах вынесло напрочь, а ближайшие здания показали свои потроха.

Слава богу, хоть купол уцелел! Наверное...

Завопила сирена общегородской тревоги, все уцелевшие фонари заморгали красными проблесковыми маячками (была у них предусмотрена такая функция), а сверху упала плотной пеленой взвесь антисептика.

Потом пару минут у проёма ничего не происходило. Вопреки элементарной логике и чувству самосохранения на безопасном расстоянии от пролома начала собираться толпа, сквозь которую, энергично работая локтями, на открытое место выбежали полицейские и магистры в полном составе. Поп торопливо крестился⁵⁰. Остальные замерли в тридцати метрах от свежепоявившегося пролома. Из боковых улиц выныривали полицейские мобили. От военных прибыли пара военных «Тигров» и даже один крашеный в хаки броневик.

Толпа гудела.

Все знали, что сейчас что-нибудь произойдёт.

Парила взвесь, как концертный дым, окрашиваясь алыми сполохами от уцелевших фонарей. Резко воняло антисептиком. От нехорошего предчувствия люди забывали дышать.

Но немыслимая туша, въезжающая в пролом под грохот исполинского дизеля с неумолимостью атомного ледокола, всё равно заставила единый организм толпы вздрогнуть.

– Ни хрена себе, «Белаз-75710» – выдохнул Дэн, обожавший всякие механические штуки. – Самый большой в мире карьерный самосвал. Откуда он такой красивый взялся?

Вик хмыкнул, дескать, ловите техноманьяка.

– Да я! – кипятился Дэн, – Да если б не музыка и наш «Квартет Ё»! Я бы точно стал механиком. Тачки бы прокачивал.

– Тише, – цыкнул на него Тат, – Никаких названий. Мы не дома.

«Квартет Ё» в полном составе стоял во вторых рядах: и в глаза не бросаются, и самим всё прекрасно видно – как не полюбоваться на деяния своих рук?

Пятнадцатиметровая туша качнулась на пневмоамортизаторах и со стоном остановилась.

Да ладно бы просто «белаз!» Прямо в кузове самосвала качалась, постепенно успокаиваясь, установленная на титанические пружины и амортизаторы корма круизного лайнера!

Не вся, конечно, даже 450 тонн грузоподъемности самого большого карьерного самосвала в мире не способны на такие чудеса. Корма была обрезана снизу до трёх этажей (зато со всеми постройками на верхней палубе) и была длиной метров десять, да и не вся корма, признаемся честно – правая половина. К тому же, лайнер тоже был не рекордный. Так, океанический подросток.

Но какой получился впечатляющий выход!

Под гробовое молчание с террасы гигантского капота, на которой деревенским сортиром торчала кабина карьерного монстра, по косой лесенке, проходившей через морду самосвала, спускался наряженный в пух и прах высокий поджарый мужчина за сорок.

Был он в синем парадном мундире при золотистых аксельбантах, с приплюснутым ромбом эмблемы ВДВ, погончиками на отворотах – тоже золотисто-синими. Композицию дополняли серебристая пряжка ремня и несколько пёстрых медалей и орденов. Из-под мундира легкомысленно выглядывала тельняшка в лазурную полоску. Мужественное, хотя и изящно очерченное лицо, пожалуй что излишне вытянутое, венчал лихо заломленный голубой берет.

Лицо было с явно выраженными мимическими морщинами вокруг больших выразительных глаз, накрытых густыми бровями, с мясистым носом и густыми дореволюционными усами.

Лицо было гостеприимным – пусть и в полузабытой щит-маске.

«Капитан Мурьета!» – прошелестел по толпе шёпот ужаса.

Военный широко развёл руки и лучезарно улыбнулся, блеснув золотым зубом:

– Привет, девочки! – сказал он мелодичным баритоном. – Я боюсь, вы скучали, и вот мы здесь.

– Подонок! – глубоким и хорошо поставленным голосом вдруг закричала Алевтина-Тина. Та самая «озабоченная сука» по классификации Вика и Дэна. Высокие каблуки не помешали ей резво подбежать к нарушителю городского покоя. – Мерзавец. Как ты смеешь являться сюда и чинить чудовищные разрушения! Полиция! Военные! Арестуйте негодяя.

И уставила обличающий палец на Мурьету. На взгляд Татаритумбы, магистресса несколько переигрывала.

Капитан Мурьета улыбнулся еще шире, хотя, казалось бы, шире уже некуда. А потом добродушие вмиг уступило место стальной и суровой властности – как стремительная туча на солнышко упала:

– Госпожа магистр! Давайте без глупостей. Вы своими болванчиками даже трёхлетнее дитя не испугаете и к порядку не призовёте. Хватит уже позориться. Да и к чему нам лишняя кровь...

И обернувшись назад:

– Хэй, атомная гвардия, пора начинать веселье. Даю… хм… час. Кто не успел, тот опоздал.

Из двери на первом этаже расчленённого лайнера выдвинулся стальной сетчатый трап, и по нему с грохотом и улюлюканьем ссыпалась до зубов вооруженная ватага – рыл в семьдесят.

Импровизированное полицейское оцепление дрогнуло, а броневик, казалось, был готов зарыться в асфальт.

– Не позволю! – завопила магистресса, подскочила к военному и начала осыпать его градом слабых женских ударов.

Нарочито слабых, решил внимательный Татаритумба.

Капитан Мурьета для вида потерпел несколько секунд, а потом резко развернул хрупкую женщину спиной к себе, взял в захват, а свободной рукой вытащил из кобуры пистолет и приставил ей к виску.

– Всем слушать только меня. Чтобы ни в чью бедовую голову не пришло никаких глупостей, вашу бабу я забираю на борт заложником. Бойцам повторяю – у вас час. Нет, уже пятьдесят восемь минут. Наслаждайтесь.

И чётким армейским шагом поднялся с пленницей по трапу.

Бойцы себя упрашивать не заставили и бросились на толпу, которая, завывая, обратилась в паническое бегство – того отвратительного рода, когда равновесие лучше не терять – затопчут!

«Квартет Ё» как калачи тёртые умудрились выбраться из толпы без потерь и ранений, хотя на опустевшем проспекте лежали, издавая стоны, полтора десятка измятых людей, а некоторые из них уже ничего не издавали, и вряд ли когда издадут.

Четвёрка отошла в сторону:

– Да, наворотили мы дел, – почесал щеку Ник. – Людей жалко.

Выражение лица Сони было не разгадать – сложносочиненное такое выражение.

– Согласен, но куда деваться – издержки профессии, – успокаивающе молвил Татаритумба. – С делами покончено. Ну что, пора на тётю Мотю, отдыхать. Мы сегодня славно поработали.

– Ну, Тат, – канючил азартный и гиперактивный Дэн. – Давай останемся? Посмотрим, чем всё закончится, а?

Шеф окинул банду тяжёлым взглядом и только кивнул.

В двадцати метрах от бедовой четверки от стены отделилась тень, и невзрачный до незаметности человечек растаял за углом дома.

Странная вражда

Мурьета вёл пленницу по шикарным интерьерам бывшего лайнера, взяв сзади за замок вывернутых рук. Лицо Алевтины было мрачным и испуганным. У закрытой двери в капитанскую каюту стояли на изготовку двое здоровяков с бульдожими мордами. Морды были кислыми – им тоже хотелось на «праздник жизни», как называл свои безобразные рейды Мурьета. Но у капитана в рядах была железная дисциплина – не пикнешь. Поэтому кроме кислых физиономий недовольство никак не выражалось.

Поравнявшись с бойцами, Мурьета невозмутимо кивнул, вошёл с пленницей в каюту и хлопнул дверью.

Внутри он подвел Тину к прикроватному столику, потом столь же резко развернул лицом к себе:

– Наконец-то, любимая!

И хищно впился губами.

Разодрал строгий пиджачок магистрессы, сорвал, а следом в сторону полетели пуговицы, брючки, лифчик и трусики.

Посадив любовницу на резной столик, капитан с рыком вошел в неё.

Спальня наполнилась хриплыми животными стонами.

Надеемся, двери у каюты звукоизолированные. Иначе бульдогам будет очень завидно и стыдно.

Умильный коротышка сидел в полицейской машине, слушал стоны из тайного микрофона в кармане Романовой и постоянно поглядывал на часы.

«Ну погоди, скользкая сука! Отольются тебе скоро твои шашни с людоедом-Мурьетой. Ох, отольются! С говном сожру!»

Приз – атомная станция!

Хосе Игнасио Мурьета, однофамилец легендарного американского робин-гуда, героя дикого запада, был, наверное, самой необычной (и весьма, заметим, одиозной) личностью в галерее образов Войны капитанов, что прокатилась по всей стране и изменила политические и экономические расклады. Но здесь сходятся воедино звенья нескольких цепей, поэтому лучше всего объяснить по порядку.

После Сверхновой вспышки ковида, особенно яростной, за авторством очередного мутировавшего штамма, стало ясно, что прежними мерами с ситуацией не справиться. Всеобщего ношения масок и периодических массовых тестирований на заразу стало не хватать. Вирулентность подскочила до космических высот, а после заражения стал выживать хорошо если каждый десятый.

Массовая убыль населения грозила перерасти во всеобщий мор – по мере роста чудовищной нагрузки на медицину.

Тогда правительство тогда еще Российской Федерации приняло жёсткое, волевое и глобальное решение: определить список городов, которые будут спасены, и после глобального карантина расселить по ним оставшееся население РФ. Правительство понимало: чтобы остаться высокоразвитой цивилизацией, страна должна сохранить людей, крупные города и производства при них. Отдалённые объекты можно укрепить и изолировать – но кто будет на них работать, если люди собьются в небольшие враждующие общины, одичают и вымрут?

Ключевые города, к тому времени уже соединенные подземными хордами, окружили стенами и накрыли куполами – поначалу мембранными. Периметры снабдили надёжными шлюзами. В полисах появились централизованные системы очистки и дезинфекции воздуха, а также отопления – так называемые мегасплит-системы.

Всё это потребовало чудовищных ресурсов, но страна еще до Сверхновой успела продать на мировых биржах весь золотой запас, а вдобавок влезть в космические долги перед другими государствами, и после окончания вспышки объявила, что не в состоянии эти займы обслуживать. Странам-кредиторам пришлось утереться и затаить злобу – маршировать на войну по ковидным пустошам желающих не нашлось, правительство, которое было бы настолько глупым, чтобы затеять такой гамбит, моментально бы свергли. А пуляться ядерными ракетами – так Российская Конфедерация не какой-нибудь Эквадор, ответный гостинчик прислать может.

Но казна снова показала донышко. Нужно было жёстко порезать внутренние расходы. Вторым пунктом антикризисных мер правительство пустило под нож целые сферы, среди которых оказалась… армия. Зачем она нужна при наличии ядерного оружия и вездесущего ковида за стенами городов? Личный состав сократили в десятки раз, большую часть техники – кроме стратегической – распилили или продали. Тогда еще много оставалось на карте стран-дураков, готовых за бесценок скупить военную мощь. И где они теперь, эти страны?

Из армии повылетала большая часть контрактников и значительная – низших офицерских чинов. Бойцы якобы не существующих частных военных компаний, которые такие же частные, как недра – всенародные, тоже ощутили себя перелетными птичками с билетом в один конец в клювике. Заметим, армейские генералы-адмиралы да полковнички по большей части на своих местах удержались.

Проблема заключалась в том, что отправленные на мороз офицеры затаили на правительство злобу. Это второй кусочек мозаики. Третьим и последним стал тот факт, что для обеспечения герметичных городов, как выяснилось опытным путем, нужна прорва энергии. И энергетические объекты – электростанции всех типов, нефтеперерабатывающие заводы и проч. стали важнейшими стратегическими объектами. Которые до поры висят на карте разъединённой бессильной страны, как спелые яблочки, дожидаясь тех, кто осмелиться их сорвать.

А страна в хаосе реформ и строек, посреди кардинального слома привычной жизни.

Капитан Хосе Мурьета, позывной «Мур», оказавшись без службы и перспектив, собрал армию таких же вояк, ушел из Воронежполиса и на заброшенных военных складах вооружился до зубов. Тогда они еще толком не были разграблены или оприходованы властными силами. Потом эти бандиты в костюмах биологической защиты с автоматами, пулеметами и гранатометами всех мастей, обмотанные взрывчаткой, даже без использования бронетехники, захватили не готовую к новым раскладам Нововоронежскую атомную станцию и прочно там окопались. Им неслыханно повезло. Они совершили то, что в нормальное время было немыслимым и невозможным – настолько идеальна система безопасности АЭС. Но бандиты попали в узенькое окошко возможностей, скорее даже в приоткрытую форточку – как песчинка в хорошо отлаженные зубчатый механизм. И на секунду заклинили шестерёнки. То была переменка между привычным, пусть и измученным миром, и непонятным грядущим, только готовым соткаться из воздуха. Города спешно обносили стенами, подключая, как к капельницам, к уже готовым хордам, накрывая пологами. Та же нервотрёпка творилась и со стратегическими объектами, в число которых, естественно, попала Нововоронежская атомная станция. Стена-периметр была уже готова. Территория ощетинилась строительными кранами, с помощью которых возводили ажурные колонны для потолочных балок купола. Сновали толпы рабочих, грохотала и трудилась многочисленная строительная техника. На территории стало банально тесно, и большинство личного состава из воинской части, которая существовала исключительно ради безопасности станции, отправили в Воронежполис. Внезапного нападения никто не ждал – с такой-то стеной вокруг и подземным тоннелем снабжения, соединяющим объект с мегаполисом. Собственно, других входов на станцию не осталось.

Но нападение произошло, и увенчалось успехом.

Итак, головорезы Мурьеты захватили атомную станцию.

Мерзавцы таиться не стали, и сразу дали «Госатому» знать: вот мы, новые хозяева, просим любить и жаловать.

Расклад получился патовым. С одной стороны, засранцев надо кровь из носу выкуривать – а как? Грозят подорвать станцию, а это по половине страны ударит, короновирус только спасибо скажет. Более того, ржут окаянные глумливо, что попытки взять под контроль правительственными силами тот же ВОГРЭС (он не попал под купол, а полис не успел наложить на него лапы, ещё одна банда оказалась быстрее на подъём), они расценят как нападение и тоже подорвут станцию. «Мы честные поставщики, нам конкуренция нужна!» – вежливо говорил Мурьера в разъярённую трубку.

И что делать? Прекратить поставки ядерного топлива? Это значит лишиться энергии и нарваться на экстремистские ответные шаги? Подорвать станцию самим – тоже никакой выгоды.

Короче говоря, умные головы в штабах провернули несколько безуспешных диверсий в попытке отжать станцию. Неудача. Мурьета сам талантливый диверсант со стажем! По этой же причине попытки внедрить своих людей в воинство Мурьеты тоже провалились – удалой капитан знал, как отбирать и мотивировать бойцов, а главное – как распознавать подсадных уток.

Почесало правительство коллективную голову, да и признало новый статус кво – тем более, что Мурьета не борзел и был готов поставлять энергию пунктуально и по приемлемой цене. А «Госатому» – платить регулярную дань в обмен на технологии, обслуживание и специалистов. В качестве дружеского бонуса капитан обязался прореживать предместья Воронежполиса от чересчур агрессивных и наглых «внешек» (ну, то есть вольных банд) и мутировавшего зверья.

Правительство ему даже персонала подкинуло – взамен нескольких погибших во время штурма специалистов-ядерщиков.

И официальную должность присвоило – директор-распорядитель.

Чёрт с ним, пусть станцией рулит местный. В конце концов, он лучше понимает локальную специфику. Зарваться ему никто не позволит —поставщик зависит от покупателя едва ли не больше, чем покупатель от поставщика.

Ну, а на то, что для отдушины озорной капитан время от времени организовывал потешные рейды за бабами – на это все властные силы глазоньки-то и закрывали.

А вот нефтеперерабатывающие заводы в массе своей правительство вернуло под контроль. И то верно: шантажировать Родину бензиновые князьки, конечно, могли и делали это. Да только чем там особенно шантажировать?

Да и нефти в матушке-земле оставалось всё меньше и меньше.

***

Меж тем, бойцы людоеда Мурьеты, опьянённые вином свободы и вседозволенности, сновали по квартирам и магазинам. Из последних они, не обращая внимания на скрючившихся в ужасе продавцов, тащили дорогой кофе, элитный алкоголь и сигары, которые подавляющее большинство полисчан и так не могли себе позволить. В вещмешки летело всё, что может скрасить монотонный солдатский быт. В квартирах же налётчики одним пинком ломали двери, пытливым взглядом окидывали домочадцев и тянули с собой упирающихся женщин и девушек – тех, что приглянулись. На мужей, братьев и отцов они обращали внимания не больше, чем тапок на тараканов, если бы таковые в стерильном полисе могли завестись.

В городе царили паника и анархия, но испуганную съёмочную группу, состовшую из сутулого толстого оператора и вихрастого журналиста, никто не трогал. Невыгодно обеим сторонам: и нападавшей и спасавшейся бегством. Оператор судорожно снимал всю окрестную вакханалию видеодроном, а корреспондент лопотал отчёт в прямой эфир.

Подарок Тине

– Тебя не было уже два месяца. Я скучала.

Нагая Тина возлежала на шёлковой, цвета морской волны простыне, венчавшей широченную тяжёлую кровать. Она томно потягивалась и цедила дорогущее выдержанное вино. На одну руку женщина опиралась, в другой – держала шарообразный бокал на тонкой ножке.

Мурьета развалился на пафосном резном стуле с изящной круглой спинкой. Тоже голый и тоже с бокалом вина. Могучий торс капитана покрывали змеящиеся татуировки и шрамы.

– Мур, если бы я не знала тебя так давно и близко… Извини. Я бы подумала, что всё вот это… весь этот гигантизм… Это компенсация размеров твоего достоинства. Где ты раскопал такую дуру?

Мурьета, казалось, её не слышал. Вместо ответа он сказал простые слова:

– Любимая, так хорошо мне не было… С тех самых времён, помнишь?

Тина оценила. Она томно, с лёгкой хрипотцой ответила:

– Помню, мой капитан. Я служила при тебе связисткой. Мы ходили под пулями, а потом яростно любили друг друга.

– Жаль, те времена ушли. Хорошие они были. Настоящие. Эх, где теперь наш «Вагнер!» Сирийские сражения. Операция «Свободный Иран». Устранение Хуана Гуаидо в Венесуэле. Десятки приятных воспоминаний. Сколько ж мест мы с тобой исколесили, тигрица! А теперь вот только набеги мутировавшего зверья отбивать, атаки «внешек», да в рейды на ваш беспомощный муравейник ходить. Скукота…

– Ты становишься предсказуемым, Мур. В наши времена человеку с твоим образом жизни это может дорого стоить.

Мурьета допил вино, поднялся и галантно (хоть и совершенно голый) обновил порцию Тине и наплескал себе:

– Одного не могу понять, чего ты на меня так набросилась? Можно было и не так театрально подняться ко мне на борт. Например, в качестве переговорщика.

– Во-первых, за мной обязательно увязался бы наш мерзкий особист – он ведь тоже магистр, пусть и всего-навсего Глава Управления по Покрову Тайны. Или ещё кто из нашей надутой административной братии. А во-вторых, у нас выборы скоро. Пора работать на имидж и привлекать избирателей.

– Тина, честное слово… Что ты всё в эти свои игрушки играешься? Не надоело? Этот ваш город… Это же песочница, штаны на лямках. Вот у меня серьёзные дела – атомная станция, защита дальних подходов к этому вашему глупому муравейнику. Поехали со мной, плюнь ты на все!

– И кто я там буду? Верная жена при гиперактивном обалдуе? Рулить там у вас нечем, всё автоматизировано, людей мало. А у нас – политика. И почти двести тысяч подданных. Если б ты не был такой лихой кавалерийский мужлан, ты бы меня понял. Я вот не понимаю, зачем ты постоянно устраиваешь спектакли? Нет, моей нежной душе, конечно, льстит такое бурное внимание – весь свой бродячий цирк на свидание притащил. Но ты ж не только от любовной тоски к нам шастаешь?

Мурьета посерьёзнел и проглотил уже готовое выпорхнуть щедрое предложение: подарить к чертям собачьим Тине атомную станцию, со всеми потрохами и персоналом – только переезжай:

– Скучно у нас. Чересчур размеренно. У бойцов быт суров и скромен. Это, конечно, полезно для дисциплины, но давление растёт. Крышечку может и сорвать. Нападают на нас редко, на патруль тоже весь личный состав не возьмёшь. Бойцы хоть изредка хотят потешить себя лакомством, отведать дорогого бухла, закурить кубинской сигарой...

– Ага, и баб в рабство увести!

– Ну какое рабство, тигрица? Ты нас за каких-то зверей держишь. Да, первое знакомство трудно назвать добровольным и по обоюдному согласию. Но никто девок не насилует. Мы пристраиваем их по хозяйству, они работают и к мужикам присматриваются. Куда ж деваться – не за периметр же уходить. А когда мужиков много, каждой бабе со временем обязательно кто-нибудь понравится… А дальше – совет да любовь и прочая «выходила на берег Катюша».

Тина справедливо подозревала, что надоевших баб «станционары» спускают вниз по иерархии, продавая «внешкам», с которыми, конечно, бились не на жизнь, а насмерть... Но ведь и торговали. Дело-то военное.

На поруганных женщин с мрачными жизненными перспективами магистрессе было плевать. Этого добра в полисе с избытком. Тут как бы перенаселения избежать – город едва справлялся с текущим поголовьем.

Но тема эта была хоть и интересная, но явно не первостепенная. Поэтому Тина прямо спросила:

– Ты мне вот что скажи – привёз?

Мурьета кивнул, нахмурился, будто что-то вспоминая, а потом открыл ящик секретера, достал два серебристых браслета и передал Тине. Она хищно схватила аркан, и вещица в мгновение ока растворилась в сумочке.

Мурьета равнодушно пожал бычьими плечами.

– Где ты это взял? – равнодушным тоном спросила Тина.

– Да с чудика одного снял. Он среди последней волны внешек был. Пытались у нас станцию отжать. Слабаки.

Собственно, браслеты и были поводом к череде сегодняшних событий. Мурьета по телефону рассказал Тине, что у него для неё подарок. Как человек по-воински прямой, не выдержал расспросов и описал аркан тоже по-военному, детально.

– Да что мы всё о ерунде, – пробасил Мурьета и подмигнул. – Я ведь могу и повторить.

До новых встреч, девчонки!

– Мерзавец! Сволочь! Оккупант! – гвоздила Мурьету Тина: всклокоченная, в рваном костюме с выдранными с мясом пуговицами. Капитан ухмылялся, облокотившись на парапет носовой террасы, а женщина грозила ему снизу:

– Подонок! – обернулась на кстати оказавшийся рядом дрон-репортёр, – Он меня бил и пытал. Уничтожена не только моя честь, честь Первой леди! Он из-на-си-ло-вал весь наш полис! Это война, Мурьета. Ты горько пожалеешь!

К Левиафану возвращались пунктуальные бойцы. За ними следовала робкая любопытная толпа, которая глубинной чуйкой поняла: всё, на сегодня беды закончены. Журналисты местного телеканала уже упаковывали технику. Отъезд захватчиков и дрон прекрасно снимет.

Тина отыскала глазами нетерпеливого коротышку. Тот встретился глазами с магистрессой и вылез из машины. Подошёл для своего возраста весьма резво:

– Где?

Тина достала аркан из сумочки, передала в жадно трясущиеся старческие руки и гордо ретировалась, пробурчав что-то про то, что все вы мерзавцы – один другого гаже.

Загрохотало. Исполинский «белаз» монументально попятился в дыру. Мурьета стоял на своей террасе-капоте как на капитанском мостике и махал рукой почтеннейшей публике:

– Прощайте, мальчики и девочки! Не поминайте лихом, мы не со зла. И – до новых встреч!

Торжественность момента смазала только какая-то непонятная фигулина, вроде ветрячка, торчавшая на мачте верхней палубы. Она зацепилась за верхнюю границу пролома, оторвалась и полетела вниз, на мостовую, где и приземлилась с кастрюльным звуком.

***

Глава 9. Шумные проводы

Соня и аркан

– Всё, шоу закончено, пора на тётю Мотю, – изрёк Татаритумба и посмотрел в голофон, – Отлично. Заказчик перевёл остаток суммы.

Тат поднял с земли кофр с верной гитарой.

Зоркая Соня не отрывала глаз от Умильного коротышки, который, держа в руке браслет, выслушивал серого до незаметности человечка. Того самого, что совсем недавно отделился от стены рядом с «Квартетом Ё»

– Тат! У них аркан! Весь этот балаган затеян только для того, чтобы Мурьета передал магистрату аркан.

Тат резко обернулся на коротышку. Покачал головой:

– Я понимаю ход твоих мыслей. Слишком рискованно!

– Тат, я по гоп-стопу. Всё выгорит. Прикрывайте меня.

Тат несколькими скупыми жестами пояснил команде, кто, как и в какой именно тени должен занять позицию. Ник метнулся за удобно припаркованный мобиль, Дэн присел за толстым основанием фонаря на противоположном тротуаре. Сам командир спрятался за клумбой. Тат и Вик щёлкнули замками на своих прямоугольных кофрах и извлекли гитары, а вот барабанщик Ник за неимением носимого инструмента вытащил огромный воронёный ствол.

Серая молния по имени Соня без затей бесшумно побежала прямо на коротышку, всё еще сжимающему в руках аркан. Когда он заметил её приближение, было уже поздно – цепкие длинные пальцы играючи выхватили безделушку из слабой старческой руки.

– Здесь рябые прыгуны! – заверещал старик. – Хватай девку!

Соня с добычей длинными прыжками бросилась к своим. Полицейские пока что не разобрались в стремительной ситуации и хлопали глазами, а вот вояки у стоявшего рядом броневика фишку просекли сразу, рухнули на колено, вскинули винтовки и открыли по беглянке ураганный огонь.

Пули звенели о столбы, гранит клумб и стены.

Стало не до осторожничаний.

Из укрытий высунулись Тат, Ник и Дэн. Гитары музыкантов, направленные каждый в своего противника, застрекотали и автоматным огнём, и винтовочным.

Потому что это была не стилизация под стрелковое оружие. Это были действующие гибриды электрогитар и стрелкового оружия.

Готовые нести драйв, чад и ураган не только на сцене, но и в уличной перестрелке!

Соня зигзагом неслась по улице под перекрёстным огнём. Её лицо было решительным, губы сжались в тонкую линию. Вдруг она вскрикнула и сбилась с шага – шальная пуля дзинькнула по браслетам, которые она держала в правой руке, и ушла в мякоть ладони.

Девушка выронила трофей и, замедляя шаг, уставилась на звенящие по мостовой браслеты.

Со скрюченной от боли кисти капало красным.

– Беги, Сонька, забудь про аркан, беги, – надсаживался Тат. Ник и Дэн усилили стрельбу, хотя плотнее уже было некуда, подавляя тоже занявшего укрытие противника, не давая высунуться и снова открыть огонь. Но вояки всё равно высовывались и всё равно стреляли. Вот один из них ойкнул и завалился на асфальт.

Минус один.

– Да-да-да-да-да! – как механическая кукла стрекотал Коротышка, гипнотизируя браслеты из безопасного укрытия. Он был красный как мак, так что стороннего наблюдателя могло посетить опасение, что старика от натуги может хватить кондратий.

Но сторонних наблюдателей здесь не было. Только деятели. И очень нервные, которым не до потенциальных проблем возбуждённого старикашки.

Квартет, временно превратившийся в трио, лупил по вёрткому и явно знавшему толк в уличных боестолкновениях противнику. При этом музыканты очень старались не попасть по всеобщей любимице, которая снова бежала по направлению к Тату. Вот один из врагов успешной перебежкой занял позицию поближе к беглянке. Вот вскинул винтовку.

– Только успей, девочка, – шептал Ник, перезаряжая гитару. – Только успей.

По простреливаемой улице плыли синие клубы оружейного дыма. От сгоревшего пороха щипало в носу и в горле.

Соня успела под неестественным углом свернуть по дуге за дом.

Трио понадобились две секунды, чтобы присоединиться к ней.

Всклокоченный особист бежал за бойцами, которые семенили пригнувшись, и орал, надсаживая горло:

– Это рябые! Я узнал девку! Она чистая, наверное, приманка! Это те музыканты! «Квартет Ё», чтоб их. Хватайте! Если упустите, всех уволю с волчьим билетом, даже кому не начальник. Изгоню из города! Повешу!

Оставшийся в арьергарде командир что-то орал в рацию.

У браслетов Коротышка остановился, цапнул и аккуратно положил в карман.

Тётя Мотя огрызается

– Чёрт, надо же было так подставиться, – рычал Тат, – Облажались по полной программе!

– Надо осознаваться, – кричал на бегу Ник. – «Негрустин» есть у всех, я проверял.

– Да, нас могут взять в клещи... Вертолеты поднять… Засаду на вокзале организовать… Но оставить этим мудакам тётю Мотю? Ни за что. Идём на прорыв. И потом Ник, ты не гип. Именно поэтому мы, кроме крайних случаев, никогда не осознаёмся.

– Тат, я прыгал уже одиннадцать раз. Кроме шрамов и бородавок – никаких последствий. Дрёма меня любит.

– Как любит, так и разлюбит. А еще у тебя с некоторых пор только одна почка, забыл?

– Так и одной хватает!

– Инвалиды и хроники мне в группе не нужны. Прорываемся к Моте! Точка.

Счастье, что вокзал от места перестрелки оказался недалеко – в нескольких километрах, которые группа преодолела немыслимо резвым марш-броском. У вокзала их ждали, но, похоже, значительных сил согнать не успели – направив только тех, кто оказался поблизости.

Да, квартет выбился из сил, но в музыкантах бурлила горячка боя, и они прямо на бегу, свирепо, как берсеркеры, расстреляли семерых солдатиков, не ожидавших такого напора и ярости.

Те так и попадали, где стояли. На на ни в чём не виноватых противников обернулась только Соня, и губы её были сжаты.

А вот Вик не обернулся, но мёртвые и раненые всё равно смогли до него дотянуться. Басист поскользнулся в луже крови и чуть не упал, прочертив подошвой длинную багровую линию на асфальте. И вот тогда Вик заметил скрюченного солдатика, который, наверное, совсем недавно познакомился с бритвой и вряд ли ещё с женщиной. Он лежал на мостовой, прижав руку к правому боку, но сквозь пальцы всё равно сочилось красное. Камуфляжная кепка отлетела в сторону и напоминала шапку для пожертвований. Он дышал мелко-мелко, и на губах вспухали кровавые пузыри.

Вика продрало холодом до костей, поэтому он поспешил за друзьями, по пути яростно шаркая по асфальту, чтобы оттереть подошвы от крови, которую, вполне возможно, пустил солдатику сам.

Четвёрка перемахнула через вертушку КПП перед вокзалом, протаранила плечами тяжеленные створки вокзальных дверей и пыхтя, как носороги вывалилась на перрон. Слава богу, никого не потеряли!

Мотриса скучала на том же месте. Конечно, её наверняка отгоняли, чтобы открыть путь транзитным составам. Но требование «звёзд», пусть и проведённое в качестве каприза, было категоричным – к 20:00 подать поезд на первый путь и держать вплоть до появления артистов.