Текст книги "Черное зеркало"
Автор книги: Юрий Волузнев
Жанры:
Триллеры
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)
Глава 6
Нина Леонидовна и Сергей Сергеевич выразили непременное желание проститься с «Лорочкой» у гроба. И поэтому Игорь со всеми предосторожностями и оглядками вывел свою «восьмерку» из гаража и поставил ее в самый дальний угол двора, подальше от посторонних глаз. Правый стоп-сигнал был в спешном порядке отремонтирован Сенькой, знакомым механиком со стоянки. Он воззрился на зияющие дыры в бампере и багажнике, но предусмотрительно обошелся без ненужных расспросов. Лишь только пробурчал себе под нос:
– Дожили…
И аккуратно подрихтовал и замазал их краской.
Народу собралось неожиданно много. Даже больше, чем в свое время на свадьбе.
Некоторые своим ходом добрались до морга и оттуда на организованном Барином «Икарусе» подъехали к крематорию. Иные прибыли непосредственно на место. Пришло и несколько подружек – то ли по университету, то ли по эзотерическим делам.
Со стороны Игоря присутствовали Петька, Эдичка и Серега, который был к тому же и давнишним его приятелем. А также сестренка Иришка, в черной, едва доходящей до пояса кожаной куртке, унизанной блестящими заклепками и увешанной какими-то побрякушками. Мать Игоря осталась дома, готовя поминальный стол.
На белом «мерсе» подкатил Барин с Мариной, громадной охапкой свежих цветов и Юриком, своим неизменным шофером и телохранителем.
В ожидании церемонии прощания собравшиеся группками толпились в холле, изредка выходя на воздух, перекурить. Глядя на них, создавалось впечатление, будто приехали они сюда лишь затем, чтобы убедиться в том, что их не разыграли, и, пользуясь случаем, повидаться друг с другом. Каждый на свой лад выражал Игорю свои соболезнования. Но, заметив знакомые лица, тут же перемешивался с толпой провожающих.
В первые минуты Игорь пытался выделить что-нибудь подозрительное в их словах или поведении, но затем бросил это безнадежное дело.
Затем распорядительница церемонией попросила кого-нибудь из родственников разложить привезенные цветы, чтобы украсить ими Ларисин гроб. Две-три женщины из числа собравшихся выразили желание помочь Игорю в этом деле.
После чего всех попросили в зал.
Надо отдать должное устроителям ритуала и местным гримерам. Лариса лежала среди моря цветов, похожая на мертвую царевну из сказки. Раскрашенная, как фарфоровая куколка, и трогательно красивая.
Тщательно уложенные черные волосы красиво обрамляли ее бледное, с тонкими, заострившимися чертами лицо. Она казалась умиротворенной и всепрощающей, словно познавшей некую великую, но непостижимую для живущих истину.
Церемония, вопреки принятым традициям, не была душераздирающей. Лишь жалостливая Нина Леонидовна дрожащими руками то и дело подносила кружевной платочек к своим постоянно влажнеющим глазам, и сентиментальный Барин, кажется, пустил слезу…
В нарочито торжественной тишине все прослушали фальшиво-проникновенную речь какого-то сомнительной свежести субъекта в черном смокинге и с оплывшей от длительного перепоя физиономией. Под сопровождение траурного марша понурым хороводом прошлись вокруг гроба. И, дождавшись, когда тот скроется под полом и задвинутся тяжелые створки, с облегчением потянулись наружу. Барин подошел к стоящему с отстраненно-просящим взглядом оратору и сунул ему несколько зеленых…
Нина Леонидовна, Сергей Сергеевич и Иришка расположились в Игоревой «восьмерке», редакция погрузилась в барский «мерседес». Остальная же публика уселась в дожидавшийся ее автобус и, подъехав к ближайшей станции метро, в большинстве своем вышла, растворившись в людском водовороте до встречи на следующих похоронах.
В итоге в квартире оказалось не так уж много народу. Не считая соседей, родственников Игоря и дружного коллектива редакции, на поминки остались всего несколько человек.
Галина Николаевна, худощавая невысокая дама лет пятидесяти, в золотых очках на строгом лице, изящные черты которого до сих пор не утратили прежней красоты. Она держала под руку высокого седого старика, Романа Владимировича, своего неизменного и немногословного спутника. Галина Николаевна и Роман Владимирович были давнишними друзьями Ларисиных родителей и часто бывали у них в доме.
За этой четой следовали подруги Ларисы, с тремя из которых Игорю еще предстояло познакомиться. Что же касается четвертой, Тани, сокурсницы его бывшей жены по университету, то Игорь уже был однажды представлен ей. Но, с первого взгляда отметив непривлекательность Таниной фигуры, больше никогда ею не интересовался.
Явился и Гоша. Вальяжный и томный, он бродил по квартире и хозяйским взглядом обшаривал стены.
Из многочисленной плеяды дальних родственников остался лишь какой-то неказистый мужичонка, назвавшийся Виктором Максимовичем. Игорь осведомился о нем у Гоши. Но на вопрос, какую ветвь их обширного и раскидистого родословного древа он представляет, Гоша только недоуменно пожал плечами. Виктор Максимович поначалу смирно сидел в уголке и восхищенно озирался по сторонам. Но мало-помалу освоился и приналег на водочку. А в скором времени и лыка не вязал…
Всех удивила серенькая, похожая на мышку, Аля, одна из Ларисиных знакомых по каким-то потусторонним делам.
Когда, перетасовавшись кому куда и гремя стульями, собравшиеся уже расселись за столом и начали наполнять рюмки, Аля, не дожидаясь начала поминальных словоизлияний, встала и, запинаясь, смущенно, но настойчиво произнесла:
– Простите меня… Я, конечно, не близкая родственница… Но сразу хочу сказать, что, перед тем как начать поминальную трапезу… всем нам надо встать и прочесть молитву за упокой души умершей…
– А как? – вытянул физиономию Петька. – Я, например, не умею…
– А и не надо ничего уметь… – улыбнулась Аля. – Как можете… Своими словами. То, что на душе… Ничего особенного не нужно. Просто обратитесь к Господу, чтобы он помог ей… И не обязательно вслух. Закройте глаза и молитесь про себя.
Все присутствующие послушно поднялись. В квартире воцарилось молчание, изредка нарушаемое чьим-нибудь тихим бормотанием…
Прикрыв глаза, Игорь пытался настроиться на благочестивый лад. Но перед мысленным взором проплывали картины, совершенно не подходящие этому моменту. Блестящие милицейские кожанки. Хохочущий из овального зеркала призрак Илоны. Сумасшедшая чехарда событий последней недели. Столб черного дыма над раздавленным в гармошку «джипом»… И весь этот авангардистский вернисаж назойливо сопровождался залихватской песенкой группы «Мо-До» – «Айн, цвай, полицай!..»
– Ну вот и все… – облегченно улыбаясь, сказала Аля через некоторое время. – Видите, не так уж это и сложно. А Господь услышал вашу молитву и теперь поможет Ларисе на небесах… Тем более что она так странно ушла…
Все облегченно вздохнули и шумно уселись на свои места.
– А теперь можно? – спросил Барин, обращаясь непосредственно к Але.
– Теперь – да, – густо покраснев, чуть слышно ответила она.
– Ну так давай, Игорек. Ты, как самый близкий Ларисе человек…
– Я, кстати, ее брат… – обиженно вклинился Гоша.
– Ах да, прошу прощения. Тогда – вам первое слово.
Гоша встал и принялся нудно мусолить о своих родственных чувствах. Говорил долго, постоянно повторяясь и нажимая на то, что Лариса была для него самым близким и незаменимым человеком на земле. Его понесло в бескрайние рассуждения о душевных качествах Ларисы, о том, каким прекрасным человеком была его сестра, и о том, сколько усилий и самоотверженной братской любви стоило ему создать такого прекрасного человека. Постепенно эта спиралеобразная речь начала сворачивать в сторону собственного восхваления. И неизвестно, до каких дифирамбов самому себе он мог бы договориться, когда вдруг очнулся. И, скомкав последние фразы, прервался на полуслове…
– Короче, земля ей пухом! – резюмировал Барин.
Все в строгом молчании выпили. Аля и рыженькая Валя, едва смочив губы, опустили рюмки на стол.
– Э! Так не полагается!.. – начал было Петька. Но Барин примирительно махнул рукой.
Застучали вилки.
Следующее слово произнес Игорь. Затем еще кто-то… И поминальная трапеза, преодолев шероховатости первых минут, понеслась по накатанной колее с истинно русским размахом…
Через некоторое время народ отвалился от стола и разбрелся по квартире. Трагическое событие, послужившее поводом для происходящего пиршества, ненавязчиво уходило на задний план.
Произошла перегруппировка по интересам.
Петька с Серегой, соревнуясь в остроумии, развлекали дам и усиленно зондировали почву. Юрик сидел рядом, а Игорь покуривал чуть поодаль и, поддерживая разговор, изредка посматривал на окружающих.
Худенькая, изящная, словно девочка, Галина Николаевна и поражающая изобилием шарообразных форм Нина Леонидовна удобно устроились на диване и вели светскую беседу. Роман Владимирович и Сергей Сергеевич бубнили вполголоса за бутылкой в дальнем углу стола. Виктор Максимович что-то на пальцах доказывал Гоше, с пренебрежительным видом ковырявшемуся в тарелке. Барин увлеченно рассказывал Эдичке о самом, по его мнению, прекрасном периоде двадцатого столетия. Тот вежливо слушал.
– Алексей Кириллович, – обратилась к нему Нина Леонидовна. – Как там наш Эдичка? Хорошо работает?
Эдичка был протеже Игоря, какой-то внучатый племянник его соседки. Окончив колледж и отбрыкавшись от армии, он оказался не у дел. Попробовал было торговать в киоске, но тут же залетел на полтинник и без сожаления оставил эту деятельность. Нина Леонидовна слезно просила Игоря подыскать что-нибудь для ее не приспособленного к своеобразию нынешней жизни родственничка. И тот, когда прежний сотрудник Мишка, застигнутый Барином в излишне тесном контакте с Мариной, был вышвырнут за дверь, пристроил Эдичку в свой коллектив.
– Замечательно! – отозвался Барин. – У вашего племянника блистательное будущее. Пока обкатаю его в газете, а там такое местечко ему подыщу… Что потом, может статься, и самому к нему на поклон идти в самый раз будет…
Иришка с любопытством стрельнула взглядом на смутившегося Эдичку. Нина Леонидовна расплылась в умильной улыбке:
– Спасибо, Алексей Кириллович… Я вам очень признательна. И Игорьку тоже. Если б не он…
Внезапно Барин встрепенулся, заметив что-то неладное в группе своих подопечных.
– Эй, мужики! – рявкнул он. – Вы мне Юрика не спаивайте! Он мои бренные мощи оберегать должен.
– Ну еще соточку, Алексей Кириллыч… – обиженно протянул Юрик, здоровый и незамысловатый рослый детина.
– Соточку можно, – благодушно разрешил Барин. – Но не больше.
Иришка бродила по комнате. Подошла к пианино, открыла крышку, ткнула пальцем в какую-то клавишу. Высокий диез взметнулся к потолку, недоуменным вопросом отразился в хрустальной люстре и пропал без следа.
Нина Леонидовна вздрогнула.
– Что вы! Что вы!.. – испуганно воскликнула она. – Разве можно музыку на поминках?..
Иришка снисходительно покосилась на пышную даму, фыркнула и закрыла крышку фортепиано. Ничего не ответив, отвернулась и принялась рассматривать развешанные по стенам холсты. Ее внимание привлек небольшой пейзаж – мрачноватый лес в лучах закатного солнца и отдаленные готические постройки на холме. Несмотря на вполне безобидный, идиллический ландшафт, от этой картины исходила какая-то тревожная энергетика. Словно нечто жуткое и демоническое пряталось в таинственной глубине буро-зеленой листвы, за толстыми корявыми стволами деревьев. Мистический настрой подчеркивали и нервозные оранжевые блики на островерхих черепичных крышах…
– Во! – восторженно закричала Иришка. – Картинка прикольная!.. Брат, подари мне ее. А то у меня стенка голая…
– Рейсдаль, между прочим… – ни к кому не обращаясь, произнес Гоша.
– Чего? – не поняла Иришка.
– Нет, я так…
– Брат, что он сказал?
– Рейсдаль, – ответил Игорь, зажевывая только что опрокинутый стопарь. – Художник такой был лет триста назад. Голландский, кажется. Это его картина…
– Настоящая?! – взвизгнула Иришка. – Ну отпад!.. Небось много бабок стоит…
– Нормально…
Гоша зыркнул на Игоря. Промолчал.
Галина Николаевна посмотрела на Иришку и снисходительно улыбнулась.
– Забавная девчушка, – сказала она.
– Уж чересчур… – отозвалась Нина Леонидовна, оторвав взгляд от семейного альбома Липских.
Рыженькая Валя, сидя на диване возле них, делала какие-то пассы вокруг головы Натальи Сергеевны, матери Игоря. Аля молча наблюдала за этим сеансом.
– Теперь не болит? – в надежде на утвердительный ответ спросила Валя.
– Вроде бы полегче… – с сомнением в голосе ответила Наталья Сергеевна.
– Вот видите! – обрадовалась Валя и обратилась к Галине Николаевне: – А вы не хотите?
– Нет, нет! – со смехом отмахнулась она. – Предпочитаю таблетки. Я закоренелый аллопат.
– А вы что, экстрасенс? – спросил Барин у Вали, подсаживаясь к ним.
– Да, – ответила она. – Занимаюсь вопросами оздоровления по методу Порфирия Иванова. И мануальной терапией…
– И что же? Лариса Михайловна тоже этими делами занималась?..
– Да, некоторое время…
– Я слышала, что метод Порфирия Иванова помогает продлевать жизнь, – встряла в беседу Нина Леонидовна. – Давно интересуюсь этим. Даже книжку читала… Но как-то трудно себя преодолеть… Не могу представить, как это – босиком по улице ходить.-.. Здороваться с каждым встречным-поперечным…
– А вы приходите к нам, – пригласила ее Валя. – Сами все узнаете. Не понаслышке… Его учение многим помогает избавиться от болезней всяких… От излишнего веса, например…
– Ну уж! – отпрянула далеко не худенькая Нина Леонидовна, словно ее окатили из ведра. Густо покраснела, поджала губы.
Валя запнулась. Тоже покраснела. Глаза Галины Николаевны весело сверкнули из-под очков.
– Значит, следуя элементарной логике, основатель вашей школы прожил на свете не менее, чем библейские патриархи? – пршцурясь, спросила она с нескрываемой иронией в голосе.
– Да нет, конечно, – смутилась Валя. – Как все…
– А вот у меня был такой случай, – вклинился Барин. – Точнее, у моего друга. Еще в добрые доперестроечные времена… Короче, поехал он на Кавказ по заданию газеты… Дело в том, что прошел слух, будто живет там какой-то чабан чуть ли не полуторавекового возраста… Ну так вот, приятель мой пришел к нему и спрашивает… Точнее, интервью берет… Какой, мол, он вел образ жизни, что сумел дожить до таких лет. А тот ему отвечает: «Не пью, – говорит. – Не курю, с женщинами не балуюсь…» Приятель сидит, записывает. Вдруг в соседней комнате – шум, грохот, крики всякие… Он интересуется, что там происходит. А чабан махнул рукой и отвечает: «Да это брат мой старший домой пришел. Опять где-то надрался…»
Дамы прыснули. Валя разочарованно протянула:
– Так это же анекдот…
Барин хитро прищурился:
– За каждым анекдотом стоит конкретный, когда-то случившийся жизненный факт. Как говорится, нет дыма без огня… Ну хорошо. Тогда я вам про другого своего друга расскажу.
– Вероятно, у вас столько же друзей, сколько вы знаете анекдотов, – лукаво улыбнувшись, предположила Галина Николаевна.
– Не совсем, – хохотнул Барин. – Но в данном случае это действительно из жизни… Дочь у этого моего друга тоже всякими такими делами занимается. – Он повернулся к Вале: – Она у него с кришнаитами связалась…
– Я не кришнаитка, – обиделась Валя.
– Ну, это не суть… Ведь вы, как я заметил, тоже вино не пьете и мясное не кушаете… Так я вот о чем. Дочь моего друга – на вид нормальная, красивая девчонка. А вот что-то стукнуло ей в голову – и все тут. Ходит в каком-то балахоне по улицам… Дома целый алтарь устроила. Питается отдельно от родителей. И ест только свое – никакого ни мяса, ни масла… и вообще все там у них пресное…
– Да, – сказала Валя. – Они не едят ничего из того, что подразумевает убийство…
– Вот-вот… Так однажды решила родителей угостить. Принесла откуда-то, от своих, рису, по их рецептам приготовленного. И дала отцу с матерью. Ну, они из вежливости взяли. А друг мой – а он поесть не дурак… Что, думает, сухим холодным гарниром давиться! Подогрел этот рис на сковородке, колбасы туда накрошил – да так и стрескал…
– Какой ужас! – в один голос воскликнули Аля и Валя. – А что потом?
– Да ничего. Правда, дочь, когда узнала, скандал ему закатила…
Галина Николаевна громко расхохоталась. Нина Леонидовна смущенно фыркнула.
Все еще улыбаясь, Галина Николаевна повернулась в сторону Сергея Сергеевича, который, удивленный ее неожиданным смехом, оторвался от тарелки и уставился на нее.
– А я вас помню, – вдруг произнесла Галина Николаевна, встретив его недоуменный взгляд. – По «Мемориалу»… Еще в самом начале, до разногласий…
Сергей Сергеевич быстро отвел глаза, но, услышав обращенные к себе слова, застыл, не донеся до рта наткнутый на вилку соленый гриб. Затем снова обернулся. Неловко поежился:
– Да, вы правы… Я бывал там… Но не часто…
– Вероятно, тоже по пятьдесят восьмой?..
– Да… – замямлил он. – Только, знаете ли… Не хотелось бы вспоминать… Лагерь, подвал в Смоленске… Этот кошмар до сих пор по ночам снится…
– Так вы из Смоленска? – почему-то оживилась Галина Николаевна.
– Д-да…
– Сергей Сергеевич не любит вспоминать об этом, – шепнула Нина Леонидовна. – Вы ж понимаете… Переживает…
– Конечно, конечно… Простите, пожалуйста, – согласилась Галина Николаевна. – Вы не возражаете, если я закурю?
– О нет, что вы! – приветливо улыбнулась Нина Леонидовна. – Я даже люблю, когда вокруг меня дымят… Вот и мой Сергей Сергеевич балуется иногда…
Барин предупредительно чиркнул зажигалкой. Затем достал «беломорину».
– Я тоже, если позволите…
– Ну что вы, что вы!.. И спрашивать не надо.
Беседа как-то прервалась сама собой. Затем, словно нащупывая ускользнувшую нить объединяющей темы, Нина Леонидовна вздохнула несколько наигранно и, ухватившись за расхожий рефрен, произнесла, как бы про себя:
– Слава Богу, что это никогда больше не повторится…
Галина Николаевна вскинула брови, блеснула очками.
– Вы о диктатуре?
Она затянулась, выпустила тонкую струйку голубоватого дыма.
– Не скажите, – с едва уловимой усмешкой на губах произнесла она после некоторого молчания. – Как раз именно сейчас мы более готовы к ней, чем когда бы то ни было… Ну посудите сами, – обратилась она к Барину. – Что мы видим вокруг себя?.. Автоматчики на улицах, наручники, дубинки у милиционеров… взрывы, облавы… Правда, пока только на кавказцев… А по телевизору что показывают! И ведь ничего, привыкли…
Она поймала взгляд Барина, который, молча поддакивая, механически кивал головой и смотрел совсем в другую сторону. Проследила за его взглядом. Нина Леонидовна тоже посмотрела туда.
В компании молодежи шумно лидировала Марина, что-то рассказывая и весело смеясь.
– Красивая девушка, – заметила Галина Николаевна.
– Да, яркая особа… – поморщилась ее собеседница.
Внезапно хлопнула входная дверь.
Игорь обернулся.
– Что там? – спросил он у Сереги, распечатывающего очередной пузырь.
– Да мочалки эти стебанутые слиняли, – махнул рукой тот. – Я тут было попытался к одной пристроиться, к рыженькой. Она от меня так и шарахнулась… Послушай, Игорек. Ты вон на ту телку не претендуешь?
Серега указал взглядом на плотненькую, с аппетитным бюстом и блестящими глазами блондинку.
– Нет, а что?
– Ее Людой зовут… Я ее прощупал. Вроде на мази…
– Ну так в чем проблемы? Давай!
– Все. Беру на себя.
На диване продолжалась светская беседа.
– России необходим порядок, – говорила Галина Николаевна. – Так дальше продолжаться не должно.
– Вы, верно, за Лебедя голосовали? – поинтересовалась Нина Леонидовна. – Если не секрет…
– Никакого секрета. Я внимательно ознакомилась со всеми предвыборными программами, проанализировала их, взвесила все «за» и «против»… И решила, что никто из кандидатов не в состоянии обеспечить подлинный порядок в стране. А поэтому просто не пошла на эти выборы.
– Мы тоже не пошли, – обрадовалась Нина Леонидовна. – Ну их всех!.. Никому верить нельзя… Мы с Сергеем Сергеевичем в лесопарк ездили…
«Врет, – с каким-то тайным удовольствием подумал Игорь, услышав последние слова диалога. – Все уши своими коммуняками прожужжала…»
Он прошел на кухню. Из комнаты доносились оживленные голоса. О Ларисе больше никто не заикался. Отдав дань памяти безвременно усопшей, все переключились на текущие мирские проблемы. И поминки постепенно принимали характер заурядной пьянки.
Виктор Максимович клевал носом за столом, старики бубнили о каких-то льготах и пенсиях, а молодое поколение, определившись в своих взаимных симпатиях, постепенно накачивалось. Один Юрик скучно слонялся по квартире, время от времени что-то выхватывая со стола и косясь на многочисленные бутылки…
На первый взгляд не было ничего необычного в окружающей обстановке. Но тем не менее Игорю было не по себе. Что-то на краткий миг задержало его взгляд своей неправильностью, неосознанным, едва заметным несоответствием. Встревожило каким-то неуловимым намеком… И началось это еще днем, с церемонии прощания в крематории. Но что это было конкретно, Игорь не мог вспомнить, как ни пытался выудить этот мимолетный кадр, мгновенно провалившийся в самую глубину подсознательной памяти.
Те, кто сейчас находился в квартире, особых подозрений не вызывали. И менее всех – совершенно пьяный Виктор Максимович…
На кухне появилась Марина.
– А ты чего тут уединился? – удивилась она.
– Да так… А что?
Марина подошла к столу, словно что-то отыскивая. Игорь отодвинулся к окну и, внимательно наблюдая за проемом двери, почти беззвучно, одними губами произнес:
– Давненько, Маришка, мы с тобой не оттягивались…
– Тише! – сунув голову в холодильник, зашептала она. – Я бы с радостью тебя утешила… Да сам понимаешь, Лешка без жены голодает. Я от него – ни на шаг…
– Что тут за секреты! – зарокотало вдруг.
Барин, сильно покачиваясь, показался в проеме двери и шагнул на кухню:
– А ну марш отсюда!
Он шлепнул Марину по пышной, распирающей юбку заднице.
– Я за фантой! – пискнула она и мгновенно ретировалась.
– Знаю я ваши фанты-финты!.. Игорек, не майся. Пошли водку пить! Плесень сейчас уматывает.
Игорь вошел в комнату. Старики покидали квартиру. За ними заторопилась и мать Игоря.
Барин подозвал Юрика:
– Не в службу, а в дружбу. Развези по домам этих старпёров, чтобы им в метро не толкаться. И возвращайся.
Нина Леонидовна подошла к Игорю. Заглянула в глаза, дотронулась до руки…
– Я приду завтра. Помогу вам посуду вымыть. До свидания, Игорь. Не расстраивайтесь…
Галина Николаевна лукаво подмигнула и помахала ручкой…
Дверь за стариками закрылась.
– А теперь – гудим! – провозгласил Барин. – Наливай!..
Достали затихаренные для узкого круга пузыри, бросили в мойку ставшие уже ненужными приборы и продолжили пиршество, не следя за тостами и закусывая подвернувшимся под руку. Затем последовало предложение врубить музыку.
– На поминках нельзя!.. – заикнулась было одна из девиц. Но ее быстро убедили в том, что с годами традиции претерпевают изменения.
В итоге дело дошло и до танцев…
Барин захапал свою собственность. Серега вытащил из темного угла грудастую блондинку. Иришка, размахивая руками и что-то мыча под нос, дергалась в одиночестве. Петька с Эдичкой рассматривали какие-то картинки…
Ничего не оставалось, как подойти к Тане.
Какая-то на первый взгляд бесформенная, тумбообразная, в глухом темно-коричневом платье, Таня казалась безнадежно асексуальной. Но когда Игорь из вежливости пригласил ее и положил руку на четко очерченную выпуклость чуть ниже пояса, то почувствовал тепло тугой женской плоти, перекатывавшейся под его ладонью в медленном ритме танца. Его опьянил дурманящий аромат мягких, шелковистых волос, легко скользнувших по лицу. И своей внезапно затрепетавшей грудью он почувствовал упругое прикосновение ее груди…
Он коснулся губами краешка ее мягкого рта. Таня чуть отстранилась, полускрытым в ресницах мерцающим взором посмотрела в его глаза…
Он вжался в ее оказавшееся таким желанным, бьющимся в нетерпеливой дрожи пышное тело. Покачиваясь в танце, он чувствовал, как горячие волны набегают одна на другую, как жаркое дыхание соединяет их пьющие друг друга губы и как судорожно пробегающий по зубам влажный кончик языка трепещет, доводя его до высшей, критической точки возбуждения…
Внезапно интимную обстановку взорвали гнусавые, с каким-то завыванием вопли.
Всех как заклинило. Взгляды устремились к обеденному столу, за которым в пьяном непотребстве, с закрытыми глазами раскачивался на стуле Виктор Максимович и, дирижируя себе пустым фужером, издавал противные звуки.
– Ну-ка, встань, приятель! – потряс его за плечо Петька.
Но мужик закапризничал, начал вырываться, нечленораздельно ругаясь и отпихиваясь.
Серега подскочил к нему, схватил за воротник и резко выдернул из-за стола.
Мужик затрепыхался, замотал руками, как тряпичная кукла, и дико захлопал глазами.
– Что делать с этим козлом?! – злобно тряся обмякшего Виктора Максимовича, прошипел Серега. – На лестницу вышвырнуть?..
Барин подошел ближе.
– Гость все-таки… Как-то негуманно… – неуверенно сказал он. – Дать ему стопаря, что ли?.. Пусть отрубится и в прихожей полежит, пока не проспится…
Налил стопку, сунул под нос начинающему приходить в себя мужику.
Серега отпустил его. Тот постоял немного, раскачиваясь из стороны в сторону, обвел окружающих мутным взглядом. Потом заметил стопку, схватил ее и опрокинул в рот.
Как ни странно, но через пару минут Виктор Максимович очухался. Как-то робко огляделся, чего-то вдруг очень испугался. И бочком, бочком направился к двери.
– Ты куда, мужик? – поинтересовался Игорь.
– Я пойду…
– Куда ж ты такой пойдешь, мудила!.. – хмыкнул отошедший от бешенства Серега.
– Ничего… не впервой…
В прихожей отыскали его плащ. Помогли надеть.
– Точно доедешь? – усомнился Барин.
– Доеду, доеду…
– Ну хрен с тобой… Погоди!
Барин отошел к столу, взял недопитую бутылку и, плотно завинтив горлышко пробкой, сунул ее тому в карман.
– Это тебе на посошок… Только сразу не пей. Дотяни до дому.
Дверь захлопнулась. И Виктор Максимович, так никем и не опознанный родственник усопшей Ларисы Липской, исчез в туманной дали бескрайних просторов бытия…
– Козел! – вполголоса ругнулся Серега, закуривая сигарету. – Только уболтал бабу, только потекла…
– И у меня… – отозвался Игорь. – Я уже неделю на простое. Лопну скоро… Представляешь, даже на соседку стоит…
– Это на ту, что была-то?.. – хохотнул Серега.
– Ну…
– Правильно, Игорек! Всякую шваль на х… пяль. Бог пожалеет – хорошую даст.
Внезапно Игорь заметил, что в дальнем углу дивана оживленно беседуют Гоша и Эдичка. Глаза у Гоши туманно сияли, рука мягко похлопывала Эдичкину коленку. Игорь толкнул Серегу плечом:
– Убери от него Эдичку.
– А что, голубой, что ли?
– Черт его знает. За ноги не держал. Но похоже.
Серега заржал:
– Корректирует Эдькину сексуальную ориентацию?.. Давай я его вырублю.
– Сам уйдет…
Серега поднялся. Но тут заиграла музыка, и Иришка, подбежав к дивану, вытянула Эдичку на середину.
– Давай потрясемся!
– Ну вот и уладилось. А ты боялся… – хмыкнул Серега и пошел к своей блондинке.
После получасового бешеного ритма сменяющихся один за другим однообразных хитов все попадали кто куда. В это время вернулся с трудом дозвонившийся в дверь Юрик. Снова зазвенела посуда, под потолком сгустились облака сизого дыма.
Петька сидел на диване и, окруженный дамами, рисовал что-то такое, отчего те заливались визгливым смехом. Мужиков не подпускали.
– В чем дело? – сгорая от любопытства, тянулся в их сторону Барин.
– Сейчас увидишь! – хохоча во весь свой широкий рот и сверкая белыми зубами, отмахнулась Марина. Потом схватила рисунки и, развернув веером, показала собравшимся.
Это были шаржи. Пьяная Петькина фантазия разыгралась не на шутку. И каждый из присутствующих был не только поразительно узнаваем в этих рисунках, но и снабжен пикантными, свойственными именно ему аксессуарами.
Естественно, все одинаково гоготали над чужими портретами, но по-разному и с большей долей критичности воспринимали свои. Игорю сразу вспомнилась аналогичная сцена из «Незнайки».
Эдичка покраснел как рак и быстро куда-то засунул свое изображение. Гоша презрительно усмехнулся и даже не прикоснулся к рисунку.
Больше всех потешался Барин.
– Я на основе твоих шаржей всем нам визитные карточки закажу, – в перерыве между приступами хохота пообещал он.
– Клево! – оценила свой портрет Иришка и повесила его себе на шею.
Гоша подошел к ней. Скорчил кривую мину.
– Ты хоть в Эрмитаже-то была?
– Была, была… – Она пренебрежительно скользнула по нему взглядом. – Не пальцем деланная… Эдуард!
Иришка схватила Эдичку за рукав и потащила за собой:
– Ты мне нужен. Пойдем-ка на пару слов…
Игорь налил два стопаря и примирительно обратился к Гоше:
– Бухнем?
Тот брезгливо поморщился:
– Благодарю за любезность. Будет надо – сам себе налью.
– Ты чего кислый такой? Бродишь как тень отца Гамлета…
– Слушай, иди к своим!..
– А тебе не кажется, Гоша, что мы сегодня твою сестру поминаем?
– Нет, не кажется. Вы тут такой бардак устроили… Те, кто действительно поминал, давно уже ушли.
– Ну извини…
Игорь отошел и подсел к Барину, который настраивал гитару. Затем взял несколько аккордов, прокашлялся. После чего потребовал водки.
– Иначе не тот кайф, – объяснил он.
Игорь придвинулся к Тане. Обнял за талию, прижавшись к ее мощному телу и зафиксировав ладонью основание полной груди. Та дернулась слегка, но не отодвинулась.
Барин запел:
– На Театральной площади немного театрально
Стоял я, опершись рукой на Оперный театр…
Бренчал незамысловато, однообразными аккордами, но зато пел проникновенно и трогательно. С душой.
За первой песней зазвучала вторая, затем третья… Постепенно лицо Барина как-то скривилось. Он запнулся, всхлипнул… И вдруг слезы ручьем потекли по его обветренным щекам.
Марина нежно погладила седую шевелюру:
– Бедненький…
Барин налил полный стакан, залпом выпил. Вытер глаза:
– Простите, ребята. Не могу больше…
Игорю была не совсем понятна эта вселенская тоска людей шестидесятых, какой-то надлом и душевная боль. Но чувствовалось, что им в отличие от более молодых было открыто нечто такое, что на всю оставшуюся жизнь каким-то осколком застряло в сердце, отпечаталось в душе и, несмотря ни на какие передряги, держало их на плаву…
В комнату незаметно проскользнули Эдичка и Иришка.
Игорь поднял глаза.
Иришка, вся раскрасневшаяся, с победоносным взором, усадила Эдичку рядом с собой на диване.
Компьютерный гений имел такое глупое и счастливое выражение лица, что Игорь даже удивился. Он никогда в жизни не видел таких счастливых физиономий. Глаза сияли, излучая флюиды неземного блаженства. Рот непроизвольно растягивался в бессмысленной, растерянно блуждающей улыбке. И казалось, будто сам Эдичка был окружен каким-то радужным ореолом…
Игорь перевел взгляд на сестру и показал кулак.
– Брат, не бери в голову, – отмахнулась она.
Гоша поднялся из кресла. С какой-то неопределенной, кислой миной оглядел Иришку с ног до головы и, неприкаянно послонявшись по комнате некоторое время, наконец куда-то исчез.