Текст книги "sВОбоДА"

Автор книги: Юрий Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Неужели, тревожно поискала глазами зеркало Аврелия, моя молодость и красота испарятся на острове, как… «smoke on the water»? Тогда пропади он пропадом – «чистый город» с «чистыми людьми»! Тангейзер, не важно «М» или «Ж», может засунуть цветущий посох себе в задницу! Мне плевать на короля! Пусть «плуг свободы» перепашет всю землю! Мои неправедные деньги должны приносить мне радость! Или я выхожу из игры!

Но нет, перевела дух Аврелия, внимательно рассмотрев себя в дальнем темном зеркале за стойкой бара. Молодость пока клубилась в ней, как дым БТ – без трения о проживаемую жизнь, или, говоря по-простому, предстоящую старость. Двадцать четыре года, не больше, определило Аврелии великодушное темное зеркало за стойкой бара.

Хотя ресторанные зеркала всегда лгали. Даже самые непристойные – пузатые, плешивые, с клыкастыми кабаньими мордами посетители выглядели в них интеллигентными подтянутыми бодряками с легким налетом мачизма. Они должны были радоваться жизни. А как можно радоваться жизни в ресторане? Есть, пить и еще раз пить!

Вдоволь насмотревшись на себя в правдивое зеркало, нормальный человек отправлялся не с дамой в ресторан, а – на кухню пить водку. Предварительно харкнув в это самое зеркало. Но все домашние зеркала были «прикормлены» изображением хозяев, а потому тоже льстили им, исправляя очевидные недостатки. Неужели, покосилась на Святослава Игоревича Аврелия, он хочет отнять у меня юность и красоту?

– Мне нравится ваша позиция, – Святослав Игоревич вызвал по телефону водителя, телохранителя или помощника.

Бессловесный молодой человек с тренированным в костюмной упаковке телом и незапоминающимся лицом обретался где-то неподалеку, потому что появился практически мгновенно. Святослав Игоревич отдал ему папку с экземплярами контракта.

– Сегодня, – повернулся к Аврелии, – его завизирует наша юридическая служба, завтра подпишет президент компании, послезавтра деньги будут перечислены на указанные счета. – О, я знаю, знаю, – Святослав Игоревич с неискренним восхищением приветствовал официанта, приступившего к манипуляциям с тарелками, ножами, вилками, хрустальными бутылочками со светлым и темным оливковым и тыквенным маслом, – где растет такая зелень и где делают такую брынзу! – Он назвал островок в Эгейском море, где среди грядок с зеленью и бодливых коз обитала нимфа по имени Укропчик.

Это меняло дело.

Аврелия не была готова обсуждать со Святославом Игоревичем эту свою (какую по счету?), укрытую среди скал и моря жизнь. Ей нравилось гостить на вилле Укропчика, загорать на примыкающем к вилле, высунутом в море крохотном песчаном языке пляжа. Она приезжала на островок белая, как брынза, а уезжала золотая, как копченый сыр, который, кстати, Укропчик тоже поставляла в этот ресторан. Ее подруга увлекалась не только огородничеством, но и фотографией, рисунком. На соседнем – по местным понятиям большом – острове заросший седой бородой по самые глаза грек держал что-то вроде галереи, где Укропчик выставляла свои акварели и фотографии.

– Я прошу Грецию предоставить мне творческое убежище, – сказала она офицеру полиции, предъявившему ей протокол Интерпола, где в графе «правонарушение» присутствовали понятный греку термин «мошенничество» и не очень понятное словосочетание – «средняя вода». – В России нет политической свободы, но нет и свободы творчества, – объяснила Укропчик. – Меня преследуют за то, что я пытаюсь выразить стихию воды. «Средняя вода» – это состояние между штормом и штилем. Применительно к жизни общества – состояние укорененной динамичной свободы. Я утверждала в России новый художественный стиль – «средней воды». Великого пролетарского писателя Горького в царской России преследовали за «Песню о буревестнике». В современной криминально-олигархической России меня преследуют за «Песню о „средней воде“». Вы можете посетить выставку моих работ в галерее господина Костакиса. Она, кстати, так и называется: «Середина воды».

Вскоре «дело» Укропчика переместилось из Интерпола в Европейское бюро по вопросам развития демократии и правам человека. Укропчик уже подумывала о взыскании с России материальной компенсации через Европейский суд в Страсбурге.

Аврелия запретила Укропчику снимать ее обнаженной, но та снимала со спины, сбоку, или когда Аврелия лежала на спине, прикрыв лицо платком или шляпой.

«Мир должен видеть твое тело!» – Укропчик посвятила телу Аврелии тематическую экспозицию «Тело и море» в галерее господина Костакиса. Поздней осенью туристов на острове не было. Вода в море была далеко не «средней», поэтому паромы не ходили. Можно было, конечно, воспользоваться вертолетом, но большинству туристов это было не по карману. Господин Костакис, дремлющий с войлочной шляпой на лице в кресле у входа в галерею в обществе огромной бутылки местного самогона, в единственном числе представлял мир, долженствующий видеть тело Аврелии. Из-под войлочной шляпы во все стороны торчала седая проволочная борода, так что мир (и это было естественное его состояние) напоминал морду свирепого дикобраза.

Отсутствие других «представителей мира» Аврелию совершенно не волновало. Она знала, что не «красота спасает мир», а мир последовательно и целеустремленно уничтожает красоту. Ее золотому упругому телу было предназначено состариться, превратиться в сморщенный мешок с костями, пересохший несъедобный урюк. Но у Аврелии, в отличие от большинства людей, имелся шанс противостоять урюку. Она старалась не думать, почему именно ей и с какой целью предоставлен этот шанс. Мой роман, давным-давно решила она, называется не «Война и мир», но «Война против мира», или «Война против урюка».

Аврелия не любила фотографироваться. Со стороны человек всегда выглядит иначе (противнее), чем он о себе думает. Сказать точнее, вообще, никак не выглядит. Большую часть жизни он пребывает в состоянии хамелеона-невидимки, до которого никому нет дела. Если же дело появляется, хамелеона вытаскивают (за хвост, за усы?) из состояния невидимости (или ничтожества, разницы нет), и отныне он должен выглядеть так, как хочется тем, кто его вытащил. Захотят – Аврелия или Укропчик будут выглядеть, как брынза. Захотят – как копченый сыр. Захотят – как… баклажан.

Аврелии вспомнилось одно из блюд, которым ее угощала на острове Укропчик – жареные, тонко нарезанные баклажаны под белой, как снег, брынзой. Помнится, тогда еще прилетела оса, и Укропчик немедленно ее прибила плетеной босоножкой, объяснив, что иначе та пошлет сигнал другим осам, и мало не покажется. И погибают люди, неизвестно почему подумала Аврелия, с такой же легкостью, как насекомые. Хотя насекомые, в отличие от людей, пока живы, не ведают о смерти, равно как и о том, что смерть может быть наказанием за нарушение неких правил. Люди – ведают, но это их не останавливает.

Аврелия посоветовала подруге фотографировать насекомых.

Укропчик возразила, что сам вид насекомых, быть может, за исключением облагороженных трудом пчел и – умозрительным романтическим контактом со свечой бабочек, противоречит главному принципу фотографии, сформулированному великим Гете во времена, предшествующие изобретению фотоаппарата: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!»

Но тогда вид (фотография) человека, мысленно продолжила тот давний разговор с Укропчиком Аврелия, противоречит этому принципу еще сильнее. Фотография – зрительный образ человека, насильно вклинившегося в мгновение. Если из мозаики мгновений составляется вечность, то фотография человека – оскорбление вечности, неустанно стряхивающей с себя людей, как вшей. Я проползу по вашим мыслям, вспомнились Аврелии стихи одного поэта, как таракан по колбасе. Человеческое сознание, вздохнула Аврелия, вечный двигатель, перерабатывающий вечность в помойку. Иначе откуда вши, тараканы, хамелеоны, осы, жареные баклажаны с брынзой и… какая-то колбаса? Хотя иногда двигатель менял алгоритм: перерабатывал помойку в вечность. Когда б вы знали, вспомнила другие строчки Аврелия, из какого сора растут стихи, не ведая стыда… Не только стихи, мрачно дополнила она Ахматову, но и мужество, и воля, и… все на свете. Потому что… больше не из чего!

Она была хранительницей карты, с помощью которой можно было отыскать на другой (равновеликой миру) карте – бытия – крохотную зеленую песчинку – Укропчика. И еще одну – не песчинку, но капельку воды. Аврелия не собиралась открывать свою карту Святославу Игоревичу. «Люди – карты Бога», вспомнила она. Захочет Бог – откроет. Захочет – скажет: «Пас». Захочет – бросит карты на стол и побьет шулеров канделябрами.

– Вернемся к нашим баранам, – Аврелия решила, пусть Святослав Игоревич сам определяет местоположение баранов. Лучше, конечно, чтобы они находились где-нибудь на свежем воздухе – на пастбище, а не в вонючем хлеву.

– Они, как булочник из Перпиньяна, что-то поняли, – ответил он, – и сейчас тревожно блеют, вертят башками по сторонам, высматривают – кто им объяснит и поведет…

– На бойню? – перебила Святослава Игоревича Аврелия. Карта Укропчика и карта капельки воды пока никак не ложились в раскладываемый ими пасьянс. Неужели, мрачно подумала Аврелия, он предложит мне золотые монеты с профилем Укропчика или капельки, а я… как тот таможенник откажусь? Или… возьму? Сколько Аврелия не пыталась мысленно прочитать невысказанную волю общества в отношении ее подруг (или сестер), она не прочитывалась. Если, конечно, не принимать за волю обжалование в областном суде укропчиково УДО (условно-досрочное освобождение). Пенсионерам не давала покоя «средняя вода», совсем как осам – жареные баклажаны под брынзой. Но был, был на них Страсбургский суд!

Тут что-то другое, подумала Аврелия.

– Бойня – бараний пункт назначения. – Святослав Игоревич долго и внимательно рассматривал поднятый с тарелки, слегка сдобренный оливковым маслом кустик петрушки, словно опасался, что там затаилась оса или маленькая круглая баранья какашка. – Ни один баран мимо не проскочит. Но сначала – стрижка. Вы забыли про шерсть!

– Оплошала, – развела руками Аврелия. – Баран должен прибыть в пункт назначения гол как сокол и со спиленными рогами. Или бараньи рога – сейчас не товар?

– Эти, неизвестно кем предложенные законопроекты, – воздержался от обсуждения товарных достоинств бараньих рогов Святослав Игоревич, – в сущности, не такие уж дикие. Они из той же оперы, что и брошюра булочника из Перпиньяна. Не спорю, опера плохая, опасная, но оркестр уже в яме, исполнители на сцене, зрители в зале.

– Бараны – зрители? – уточнила Аврелия.

– Мы все – бараны, – улыбнулся Святослав Игоревич, – и мы все разные. Не надо отбиваться от стада. – В его голосе явственно ощущалась симпатия к собравшимся в зале (оперного?) театра пока еще не переоборудованного в бойню баранам. Так симпатизировать им можно было, только отбившись от стада. Похоже, Святослав Игоревич воображал себя пастухом, а может, ветеринаром, или – бери выше! – заводчиком новой бараньей породы. – Каждый, кто не слеп, видит… – он прервал сталинскую цитату, чтобы прочитать поступившую SMS-ку.

– Видит что? – поторопила его Аврелия.

– Что? – посмотрел на часы Святослав Игоревич.

– Срочный вызов на разгром Хазарского каганата?

– Каганат, как Карфаген, должен быть разрушен, – не стал отпираться Святослав Игоревич. – Но сначала мы запустим к ним Тангейзера…

– Пусть наведет шорох своим цветущим посохом! Я слушаю, Святослав Игоревич. Вы начали, как Сталин…

– Сталин знал толк в баранине, – мечтательно произнес Святослав Игоревич, как если бы неоднократно сиживал с генералиссимусом за столом, лакомясь этой самой бараниной. – Все предельно просто. Существующая модель развития исчерпана. Если ее не разгромить, как… Хазарский каганат, она погубит планету. Бесконечное потребление при конечной жизни – абсурд. Оно насыщает немногих избранных, не принося им счастья, но истощает ресурсы, лишает будущего неизмеримо большую часть человечества. Эти немногие рассматривают прогресс исключительно как возможность продления срока собственного пребывания на земле. Бог не дал человеку вечной жизни. Но эта сволочь, называющая себя «элитой», не хочет с этим смириться. Они восстали против Бога! Сегодня миллиарды тратятся на бессмысленные поиски «гена старения», невозможный синтез универсальной «нестареющей клетки»… Особенно почему-то этим увлечены правители России. Их не устраивает, что они могут умереть раньше, чем успеют потратить украденные деньги. А денег они украли столько, что никакой жизни не хватит, чтобы их потратить. Поэтому их деньги обречены на уничтожение еще при их жизни. Это закон. Но они не верят. Потому-то с такой яростью и вцепились во власть… – Святослав Игоревич говорил быстро, как преподаватель, когда время лекции заканчивается, а он не успел сказать то, что хотел. Точнее, что обязательно должен был сказать.

Аврелии было не очень интересно его слушать. Все, что он говорил, было известно. Связь с проектом «Чистый город – чистые люди» пока не просматривалась. Не думал же Святослав Игоревич, что правители России, отмывшись от пороков в мобильных аква-комплексах, вернут деньги народу?

– Статья – сигнал тем, кто не слеп, – вернулся к железной сталинской логике Святослав Игоревич, – что дни нынешней российской власти сочтены, что ее нельзя ни в чем, ни при каких обстоятельствах поддерживать. Только противостоять, отвоевывая по миллиметру пространство для новых идей. Но при этом не упускать из виду, что одной удачной операцией можно захватить весь плацдарм. Честно говоря, мне жалко этих ребят во власти. Их беда в том, что они просто не могут по-другому. Моль невозможно перевоспитать, отучить жрать висящую в шкафу одежду. Только уничтожить, иначе она сожрет все. Смешно говорить о новом костюме для народа, когда вокруг как снег летает моль. Если угодно, эта статья – вопль юродивого слепца, узревшего по воле Божьей будущее. Ее нелепые идеи – строительный материал для новой реальности, которая будет хуже существующей, но которую уже не отменить. Динозавры обречены. Можно, конечно, говорить, что лечение всегда поначалу хуже болезни. Но это не лечение. Это – замена одной болезни на другую. Пока эти идеи растут порознь, как комнатные растения в разных горшках, они безобидны. Но если кто-то пересадит их в землю, они сплетутся корнями и двинутся, как деревья-монстры из фантастического фильма, на завоевание мира. Народ почувствовал истину. Он ненавидит моль и не боится деревьев-монстров. Кровопийцы, вопреки заветам Иосифа Бродского, ему милее, чем ворюги. Компромиссы с властью отныне невозможны. Сам факт присутствия, пусть даже пассивного, в политической жизни людей, чувствующих истину, изменяют состав атмосферы, внутри которой обитает динозавр-власть. Как только таких людей набирается определенное количество, появляется вождь, который убивает динозавра. Другого пути к истине нет. Вот о чем на самом деле предупреждает законопроект, – заглянул в газету Святослав Игоревич, – «О конкуренции идей и выборе пути». С «электронным правосудием», полагаю, тоже все ясно. Это напоминание о том, что терпение народа на пределе. Понятно, что никогда никакого «электронного правосудия» не будет. Но прежде не станет тех, кто сейчас отвечает за правосудие, всех этих продажных следователей, прокуроров, судей. Что там еще?

– «О ликвидации коррупции и принуждении к честности», – перехватила газету Аврелия. – Что такое сто тысяч долларов? Это же смехотворно мало!

– Ну, об этом мы уже говорили, – открыл планшет Святослав Игоревич. – Речь идет не о конкретной сумме, а о неизбежном конце денежной цивилизации. Вот смотрите, – передвинул планшет к Аврелии, – что сейчас цитируют и обсуждают на форумах в Интернете…

– «Время – деньги, – прочитала Аврелия,  – девиз алчного, написанный на его лице и на стене его конторы. Он не понимает, что не время является деньгами, а деньги являются сконденсированным, кристаллизированным временем, умножаемым в руках человека для лучшего его посвящения Богу и ближнему… Чрез любовь материальная ценность становится и духовной ценностью. Время бесконечно дороже денег, и деньги имеют ценность лишь для знающего духовную тайну времени. Добро хотело бы все деньги обратить в любовь, умножить чрез это время любви. А зло хочет все земное время, данное людям для возрастания в Христовой любви, превратить в деньги. Оттого Промысел так устраивает в мире, что, когда денег, не обмененных людьми на добро и любовь, оказывается слишком много, они теряют свою ценность, и происходит так называемая „девальвация“, сокращение денег, и время освобождается для любви. Но люди опять бросаются менять время на деньги, все снова и снова боясь „упустить время“. Кружится, бежит, мечется человечество в погоне за деньгами, этими „призраками бытия“, страшась не поспеть схватить наибольшее количество призраков…»

– Это из книги «Время веры» Иоанна Шаховского – архиепископа Сан-Францисского, – закрыл планшет Святослав Игоревич. – Нам всем, – посмотрел на Аврелию, – нужна великая Россия. Но великая Россия может возникнуть только в результате великого потрясения. Основа современной цивилизации – мошенничество. Оно давно превратилось в способ существования общества. Мошенничество через бытие определяет сознание современного человека. А как иначе? Если общество управляется идеологией, суть которой мошенничество, подмена понятий, издевательство над истиной, то повседневное бытовое и прочее мошенничество – это и есть та жизнь, которую власть навязывает подданным. Обман, воровство и мошенничество – единственный двигатель всех процессов, происходящих сегодня в России, стержень, на котором все держится. Если убрать, вытащить этот стержень – все рассыплется. Последняя возможность спасти страну – быстро заменить сгнивший стержень… цветущим посохом. Поэтому, – посмотрел на Аврелию, как на хамелеона, вытащенного за лапку из невидимого антимира Святослав Игоревич, – давайте подведем итог нашей встречи. Вы же не думаете, что несколько десятков миллионов долларов вам свалится на голову просто так, потому вы такая хорошая, потому что у вас, – пристально на нее посмотрел, – много жизней… Так в жизни, во всяком случае в той, которую мы с вами в данный момент совместно проживаем, не бывает.

– Как и контрактов, который я только что подписала, – сказала Аврелия. – После того, как арестовали Берию, народ придумал частушку: «Цветет в Тбилиси алыча не для Лаврентий Палыча…»

– «А для Климент Ефремыча и Вячеслав Михалыча», – легко продолжил Святослав Игоревич. – Народ ошибся. Она расцвела… как посох… для Никиты Сергеевича. Но ненадолго.

– Просмотрел народ истину? – спросила Аврелия.

– За народ не скажу, – положил руки на стол Святослав Игоревич, – а вот наша с вами истина в том, что «не бывает» на «не бывает» дает «бывает». Как минус на минус дает плюс.

– Вы мне цитировали Иоанна Шаховского про деньги, – Аврелия решила не торопиться. Пусть Святослав Игоревич уходит громить Хазарский каганат, уничтожать динозавров, а она останется в ресторане. – Я вам процитирую Ф. М. Достоевского про истину: «Пусть мне докажут, математически докажут, что истина вне Христа – я останусь с Христом, а не с истиной».

– Истина, по крайней мере человеческая, не может быть вне Христа, – задумчиво проговорил Святослав Игоревич. – Иисус Христос – Сын Божий, из начальных греческих букв этого словосочетания получается слово «рыба» – символ христианства. А где обитает рыба? В воде! Значит, нет истины вне Христа и вне воды!

Святослав Игоревич взял со стола газету со статьей о законопроектах, от которых все открестились, показал Аврелии небольшую фотографию в углу полосы. На фотографии был первый вице-премьер. Он стоял, задрав вверх голову, в защитной каске. Должно быть, рассматривал нефтяную вышку, а может, опору линии электропередачи. Но может, и зависший в небе НЛО.

– Ему направлено письмо с описанием нашего проекта, – сказал Святослав Игоревич. – Он должен поставить на нем свою визу: «Согласен», «Прошу поддержать», «К исполнению», и передать в министерство финансов.

– Поставит, – пожала плечами Аврелия. – Но зачем в министерство финансов? Вы же не просите денег из бюджета.

– К сожалению, просим, – вздохнул Святослав Игоревич, – хотя и очень немного. Мы вынуждены. Без государственного участия нас обдерут и затопчут. Какие-нибудь бандиты перехватят тендер, выроют ямы, поставят дощатые сортиры… Вам же известно, как в России организован бизнес: если ты не воруешь у государства, государство ворует у тебя. Мы просим у государства рублик, чтобы отдать ему тысячу. Но и это еще не все. Он должен обязательно быть на церемонии открытия. Вы знаете этого человека?

Как и ты, подумала Аврелия. Иначе, почему ты здесь? Что тебе до наших дел? Откуда ты, вообще, взялся? И какая-то абсолютно чекистская мысль посетила (не могла не посетить!) Аврелию: кто тебя сюда прислал?

– Не настолько, чтобы продиктовать ему резолюцию, – ответила она Святославу Игоревичу. – К тому же я не уверена, что он досидит в должности до… того, как посох зацветет.

– Должен, – сказал Святослав Игоревич.

– После такой статейки? – кивнула на газету Аврелия.

– Он не имеет к ней отношения.

– Это ничего не значит.

– Его пребывание в должности – не ваш вопрос.

– Надеюсь, – сухо ответила Аврелия. – Жду пояснения к своему вопросу.

Святослав Игоревич снова открыл планшет, показал Аврелии фотографию молодой женщины в купальнике у бассейна. У женщины была идеальная фигура. Волосы были убраны под купальную шапочку. От уха под шапочку уходил косметический шов. Но женщина была слишком молода для пластических операций. Это был не шов, а шрам. На фотографии он был обведен красным фломастером.

– Его жена, – сказал Святослав Игоревич. – Чемпионка Европы по прыжкам в воду с трамплина. Говорят, она скучает. Мы можем предложить ей заняться хорошим и полезным делом. Допустим, возглавить общественное движение под названием «Водострой». Спортсменка, жена политика, она вполне может выступить с инициативой «Аква-комплекс – каждой российской школе!»

– Тогда муж сразу отпрыгнет в сторону, – заметила Аврелия.

– Ради бога, – сказал Святослав Игоревич. – От него требуется только виза и участие в церемонии открытия. Вы… знакомы с этой женщиной?

Аврелия молчала.

– Знакомы, – повторил он, – и знаете, что делать дальше. Вам, как и мне, не светит реализовать себя в гламуре, то есть сделаться известной и успешной в мире ТВ-баранов. Или, если угодно, Баранов ТВ.Наш мир – БТ, без трения об окружающую мерзость. Наш проект – компенсация, если угодно, пощечина позорному, не имеющему права на существование, но существующему и диктующему нам свои ублюдочные правила миру. Его суть там – в sms-как, бегущих по экрану во время трансляций реалити-шоу. Да вот он, этот мир, – Святослав Игоревич посмотрел на беззвучный 3Д экран на ресторанной стене: – «Люблю Пусю! Где моя маленькая крысочка? Отзовись, Мохнач!»– Пожал плечами. – Не хочешь жить в этом мире – измени его! Вот наш девиз! Жду обнадеживающих известий, – улыбнувшись, протянул руку Аврелии. – Спасибо за угощение. Я словно побывал на замечательном острове в Ионическом море, где…

– Кто сочинил статью? – перебила Святослава Игоревича Аврелия.

– Наверное, тот же, кто сочинил вот этот стишок, – заглянул в планшет Святослав Игоревич:

 
«Христос и истина едины
В дыму БТ
На склоне дня
Идете мимо, мимо, мимо
А зря, а зря, а зря, а зря…» —
 

закрыл планшет.

– Я обязательно отзовусь. Скоро. Маленькой крысочке недолго ждать своего Мохнача, – протянула ему руку Аврелия.

– А как быть с Пусей? – задержал ее руку в своей Святослав Игоревич.

– Передайте Пусе, что я тоже его люблю, – сказала Аврелия. – Хотя, не думаю, что это его волнует.