Текст книги "sВОбоДА"

Автор книги: Юрий Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Видимо, желая убедиться, что пока еще он жив и полон сил, шеф молодецки тяпнул очередную рюмку.

Вергильев собрался возразить, что внутри любого политического расклада возможны варианты, но шеф жестом велел ему замолчать.

Это начинало напрягать.

Ленин мог себе позволить считать интеллигенцию говном. Права же шефа на аналогичное мнение пока не были подтверждены ничем, кроме хамства. Вергильеву захотелось послать его куда подальше, встать и уйти из кабинета, но, конечно же, он никуда шефа не послал и никуда не ушел.

«Представим невозможное, – между тем азартно продолжил шеф. – Ты решил теорему, точнее, она сама решилась в твою пользу. В отличие от математика Перельмана, хапнул миллион – получил власть. С одной стороны, это сладкий сон, исполнение желаний, толпа холуев вдоль красной дорожки на инаугурации, но реально все не так! Если, конечно, ты получил настоящую власть, а не игрушку на время. Символ власти не скипетр с державой, а… поварешка! Ты оказываешься с этой поварешкой около бездонной кастрюли с вонючим варевом. Служки подносят специи, но ты не знаешь, что это и сколько сыпать. Лопаются пузыри, крышку таранят огромные кости в хрящах, как в рубище, лезут вверх петушиные головы с клювами, где-то на дне скребется, как в сказке, медвежья шерстяная лапа… Как там… скырлы-скырлы… А на раздачу уже выстроилось население страны с тарелками, но ты понимаешь, что нельзя черпать из кастрюли эту дрянь. Государства нет! Есть лохмотья – хрящи, – креативно вошел в кулинарную тему шеф, – на переломанных костях Советского Союза. Все сшито на живую денежную нитку. Кончатся деньги – области, республики поползут, как раки из перевернутой корзины. Национальная идея – имитация авторитаризма. Цель – всего лишь техническая нейтрализация протестной энергии. Люди склонны ненавидеть диктаторов, пусть даже мнимых, сильнее, чем отнюдь не мнимых воров. Сегодня в России – все обман, за исключением денег. Как провести через это болото народ, который думает, что раз ты главный, значит, ты за него отвечаешь, чего-то можешь для него сделать, как минимум, уберечь от нищеты и войны. Ты бы и рад, если бы только не отсталость, бескультурье, апатия, пьянство, воровство, нежелание трудиться, физическое и духовное вырождение самого народа. Как все это перелопатить? Как повернуть народ к прогрессу, рывку, просветлению, осмысленному действию во благо себя и страны? Если не сможешь быстро предложить решение, а это практически невозможно, ты снова труп! Нет решения – остается только тупо воспроизводить во власти себя и все ту мерзость, которая тебя окружает. Сгнить во власти, другого пути нет! Но сгнить не дадут, – нехорошо рассмеялся шеф. – К твоей, точнее, как выясняется, не совсем твоей, а может даже совсем не твоей, кастрюле подходят большие пацаны – шеф-повары в белых колпаках. Это господа, регулирующие мировые финансы, люди из царствующих династий, которые оказывается, вовсе не отказались от своих священных прав повелевать миром, прочая невидимая сволочь, управляющая ценами на нефть, прессой, полетами на Марс, программами вечной жизни и мгновенной смерти. Они двигают авианосцы, посылают самолеты бомбить то Сербию, то Ливию. Выводят на площади через твиттеры-хуиттеры миллионные толпы уродов, растопыривающих пальцы в виде латинской буквы «V», способных обрушить любую власть, но не способных объяснить, чего они конкретно хотят и как собираются жить дальше? Зато они быстро объединяются в какую-нибудь лигу. Как только появляется лига – избирателей ли, граждан, наблюдателей, оппозиционеров, гражданских инициатив – все, отсчет пошел! В Средние века, – покосился на притихшего Вергильева шеф, – с помощью философского камня алхимики превращали свинец в золото. Философский камень нашего времени – хаос. Он превращает в труху все: экономику, оборону, систему управления государством, но главное – жизнь непослушного, или зазевавшегося, не передавшего вовремя власть кому скажут правители. Поэтому, стоя у вонючей булькающей кастрюли, надо не только запихивать под крышку петушиные головы с клювами, но и не выпускать из виду больших пацанов, учитывать их требования. И ни на секунду не забывать о том, что решение жить или не жить твоей стране они будут принимать без малейшего учета твоих интересов, как бы ты перед ними не выстилался. За ними, как за добрыми пасечниками, жужжит в боевой готовности рой антивластной сволочи, все эти журналисты, голливудские звезды, телевизионные и радийные болтуны, неправительственные организации, некоммерческие фонды, независимые общественники, борцы за общечеловеческие ценности, международные чиновники, готовые подвести правовую базу под любое нужное им насилие. Они легко превратят в исчадие ада любого правителя, любую страну, на которую им укажут. Как бы этот правитель ни любил народ, ни рвал за него жилы, они будут тупо и упорно его долбить, объявляя героями всех, кто против него. Тех, кто слишком увлекся идеями справедливости, чрезмерно поверил в собственные силы, решил опираться на национальные традиции, они периодически размазывают, как дерьмо сапогом, чтобы весь мир видел: был всем, а стал никем! Вчера у него было восемьдесят миллиардов в банках и восемьдесят особняков в Лондоне, а сегодня он лежит мертвый и голый с развороченной задницей в мясном холодильнике на рынке, а всякая мразь, которая прежде целовала его следы, выстроилась в очередь, чтобы плюнуть ему в разбитое лицо. Они наглядно объясняют миру судьбу тех, кто не хочет жить по установленному порядку. Трупу в холодильнике не нужны ни восемьдесят миллиардов, ни восемьдесят особняков! Только холод, чтобы не сгнить… Я не знаю, – потянулся к бутылке шеф, – почему столько веков подряд идет неустанная борьба против власти, государства и религии? Ведь только государство, власть и вера могут держать народы в повиновении, а иногда и понуждать их к добродетели. Вот почему надо сто раз подумать и сто раз отмерить, прежде чем один раз отрезать, – мрачно подытожил шеф. – Стоит ли игра свеч?»

«А если сделать, как положено? – кивнул на Конституцию Вергильев. – Отработать срок, а потом – честные выборы, и будь как будет?»

«В России не проходит, – ответил шеф. – Да, конечно, парламентская демократия – способ сохранить жизнь после власти и, если повезет, даже вернуться во власть, но только если ты не наворовал все, что у тебя есть, пока находился во власти. Нахождение во власти в России – единственная гарантия, что твоя собственность останется при тебе. Других гарантий нет. Поэтому из высшей власти у нас, как из крематория, выхода нет. Только в виде… дыма из трубы. Или правь до смерти, или готовься к тому, что тебя кончат и все отнимут. Но чтобы этого не случилось, тебе самому придется кончать тех, кто собирается кончить тебя и отнимать у тех, кто хочет отнять у тебя. Из этой петли, – покачал головой шеф, – выхода тоже нет. Собственно, это и есть власть».

«Выход найден, – возразил Вергильев, – преемничество».

«Преемничество, – покачал головой шеф, – это всего лишь затянувшийся антракт между двумя актами трагедии. Решение по каждому лидеру, не важно, какой у него – правильный или бессрочный – срок принимают большие пацаны, о существовании которых все знают, но которых никто в глаза не видел. Они не любят, когда их пытаются объе…ать. Их воля, – едва слышно произнес шеф, – выполняет в нашем мире функцию судьбы».

«А как же Промысел Божий?» – поинтересовался Вергильев.

«Господь, – вдруг размашисто и истово перекрестился шеф, – всегда оставляет человеку выбор и шанс. Человек сам решает, что ему делать».

«И кто виноват», – добавил Вергильев.

«И кому это выгодно?» – весело продолжил шеф.

«Так что делать с прессой?» – поинтересовался Вергильев.

Снегопад прекратился. Все за окном казалось чистым и белым, как программы идущих на выборы партий.

«А ты не понял?» – искренне огорчился, точнее, изобразил на покрасневшем лице огорчение шеф.

«Нет», – изобразил на лице стремление понять Вергильев.

«Везде и всюду изображать меня врагом цензуры, защитником свободы печати, приверженцем новых информационных технологий и… – выдержал паузу шеф, – ярым сторонником президента и правящей партии. Я готов умереть за общечеловеческие ценности, демократию и реформы! Подготовь тезисы, организуй встречу с журналистами, пострадавшими за правду, договорись с телевидением о моем участии в ток-шоу на эти темы. В любом формате», – с отвращением произнес, вставая из-за стола, шеф.

От этих необязательных, но каких-то живых, как будто все было вчера, воспоминаний Вергильева отвлек звонок домашнего телефона. Вергильев посмотрел на календарь.

Суббота.

В выходные дни (с тех пор как он уволился с работы) его одиночество было абсолютным и всеобъемлющим, как черный космический вакуум. В будние дни его иногда беспокоили по домашнему телефону механические женские голоса, напоминавшие то о задолженности перед телефонным узлом, то требующие отчета по долговому единому платежному документу, который он в глаза не видел. Неужели и в субботу работают, снял трубку Вергильев.

– Антонин? Наконец-то! Еле нашел тебя, – услышал он из трубки голос Льва Ивановича – помощника шефа.

– Чем обязан, Лев Иванович? – Вергильев старался говорить сдержанно, но это плохо удавалось. Внутри как будто тикали часы, отсчитывая мгновения до взрыва, шипел, стремительно сгорая, бикфордов шнур. – Я же сдал служебный мобильный, сейчас у меня новый, как вы нашли мой домашний?

– Запиши телефон, – продиктовал Лев Иванович. – Это контора, занимающаяся то ли фонтанами, то ли канализацией, одним словом, что-то связанное с водой. Шеф просил тебя помочь им с прессой. Ну, чтобы про них где-то написали, гавкнули по радио. Он сказал, что тебе там все объяснят.

– Да? Он не сказал, зачем мне это надо?

– Антонин, мое дело маленькое. Меня попросили – я передаю. Разбирайся сам. Да, он еще просил тебя подумать над… даже не знаю, как сказать… В общем, над какой-то хренью, пришедшей ему на блог. Ты же занимался его блогом?

– Много кто им занимался, – уклончиво ответил Вергильев.

– Да мне, собственно, по х… – недовольно продолжил Лев Иванович. Похоже, его раздражало и то, что шеф использовал его в качестве телефонного курьера, и то, что он не понимал смысла поручения. – Слушай, или записывай… Взял ручку? Диктую:

 
Без власти нет дыма.
Водой погаси усталость души, что сознанье корежит.
Россию-страну сохрани и спаси.
Твой выбор и шанс – это Промысел Божий.
 

– Бред, – вздохнул Лев Иванович. – Этот, что ли, как его… Нострадамус?

– Не думаю, – ответил Вергильев. – Когда он жил, России не было. Было Великое княжество Московское с бородатыми боярами и стрельцами в кафтанах.

– Сам-то бороду на вольных хлебах не отпустил? – вдруг поинтересовался Лев Иванович.

– Пока воздерживаюсь, – удивился проницательности бывшего коллеги Вергильев. Он действительно думал отпустить бороду и какое-то время не брился. Но борода получилась не славянская, а какая-то степная, кочевническая. Вергильев сбрил ее после того, как у него в течение дня три раза проверили документы, а один – самый образованный – полицейский прямо так и поинтересовался: – Давно прискакал к нам, «чингизид»?

– Ладно, Антоша, не скучай! – повесил трубку Лев Иванович.

Интересно, подумал Вергильев, загадочная водяная контора работает в субботу?

5

Еще в институте Егоров пришел к мысли, что врачи-психиатры рано или поздно разделяют судьбу своих пациентов, становятся сумасшедшими. Ими же становятся и те, кто берется разбираться в психологии масс, то есть философы, социологи и политологи.

Недавно Егоров прочитал в солидной газете статью, где видный политолог доказывал, что любой командный спорт, к примеру, футбол толпа воспринимает, как… половой акт. Начало игры – это прелюдия. Натиск на ворота соперника – внедрение члена во влагалище, преимущество в центре поля – доминирование при выборе позиций. И, наконец, забитый гол – оргазм. При этом образ любимой команды бисексуально раздваивается в сознании фанатов. С одной стороны – в случае проигрыша – любимая команда как бы олицетворяет мужчину, который не довел дело до конца. С другой – опять же в случае проигрыша – женщину, не позволившую мужчине (коллективному фанату) получить удовольствие. Фанаты испытывают ощущение незавершенного полового акта, причем одновременно в мужском и женском варианте, что противоестественно для человеческой психики. Они не могут найти выход из этого сложного психологического состояния, а потому хулиганят на стадионах, громят после матчей пивные и магазины, зажигают огни (файеры) и успокаиваются только в воде (когда полиция разгоняет их водометами).

Но тогда, в изумлении отложил газету Егоров, политика – квинтэссенция полового акта. Лидер – вождь – это член, а народ – расслабленная увлажненная вагина.

Сталин был непревзойденным политическим «сексмастером», неутомимым самцом, имевшим народ (самку) без устали и по всякому. Ошалевший народ до сих пор фантомно любил Сталина. Та же часть народа, которая его не любила, вела себя истерично, как брошенная любовница, бесконечно предъявляя к оплате давно истлевшие счета.

Солженицын, например, напирал на интеллектуальную несостоятельность Сталина, на низменную примитивность его натуры. Но созданный им художественный образ «Йос Сарионыча» противоречил масштабу деяний Сталина, а потому так и не вышел за рамки «временно востребованного» под «развенчание культа».

Масштаб сталинских деяний можно было уподобить гранитной плите, а критиков – жукам, копошащимся под ней. Образ Сталина менялся во времени, но неизменно оказывался сильнее возводимой на него хулы. Причина величия Сталина, по мнению Егорова, заключалась в том, что он щедро тратил «расходный» – человеческий – материал на изготовление «долгоиграющих» конструкций. Построенные при Сталине заводы, фабрики, железные дороги, гидроэлектростанции, ядерные и ракетные производства оказались долговечнее ГУЛАГа. Новые поколения знали, при ком это все было создано, но уже забыли, точнее, не интересовались, какой ценой. Сталин, по их представлениям, правил страной, опираясь на принцип: «Пацан сказал – пацан сделал». И делал, даже больше, чем обещал. Этот принцип понимали еще египетские фараоны, возводившие в незапамятные времена знаменитые пирамиды, которые, как они мудро предвидели, оказались «сильнее времени». «Человек боится времени, – так, кажется, было начертано иероглифами на одной из плит, – а время боится пирамид».

Хрущев, продолжил мысль Егоров, был деревенским, крепким, но каким-то куражливым членом. Он увлек народ на сеновал, торопливо, не снимая широких штанов, им овладел, а потом стал рассказывать на ухо тайны из жизни начальства – про преступления Сталина. Народ во все времена любил тайны, особенно про начальство. Поэтому он не стал задавать глупых вопросов, типа – а сам-то ты, милок, где был? Народ знал, что прежний начальник автоматически становится плохим, когда приходит новый, и снова хорошим, когда нового гонят в шею. Но Никита начал хулиганить. Вставлял народу… кукурузу, закрывал храмы, гонял попов, учреждал какие-то совнархозы, делил райкомы и обкомы на сельские и промышленные, обещал скорый коммунизм при очередях за хлебом. Одним словом, натешившись, подтянув штаны и застегнув пуговицы на ширинке, потребовал, чтобы народ надел трусы (розовые, до колен, на резинках и с начесом) задом наперед. Потому-то никто и не стал особо возражать, когда соратники погнали Никиту с сексуального сеновала.

Против заступившего на его место Брежнева народ, в общем-то, ничего не имел. Тот, в отличие от Сталина, да и от Хрущева, разрешил народу ходить «налево» – пить, воровать, бездельничать на работе, вольно трепаться на кухне. Но в вопросах престижа Леонид Ильич был строг – перед Америкой не лебезил, ввел войска в Чехословакию, а через десять лет – в Афганистан. Тут, правда, народ засомневался – сохранил ли Леня былую потенцию? И еще народу не очень нравилось, что, снимая пиджак, или маршальский китель в редкие минуты близости, он заставлял народ смотреть на привинченные ордена и восхищаться, какой он, Леонид Ильич, герой. Это у народа получалось неискренне, тем более что и близость получалась (если получалась) старческая, птичья.

Андропов и Черненко в «донжуанском списке» народа значились, как две случайные связи.

Короткая любовь с Андроповым получилась с садистско-шпионским уклоном. Генсек-гебист ловил народ средь бела дня в магазинах, как будто не знал, что к вечеру там – пустые прилавки. Мешал смотреть кино, приставая в темноте с дурацкими вопросами, почему народ сидит в зале, вперившись в экран, а не перевыполняет норму на предприятии. Даже в банях начал проверять, где его совсем не ждали. А еще велел определение «русский» везде менять на «советский», так что даже в старых сказках с перепуга стали печатать: «Баба сунула ухват в советскую печь и достала горшок с кашей». Народ, впрочем, не успел ни испугаться, ни возненавидеть Андропова. Едва развесили по стране его портреты с улыбкой Джоконды, как он умер в больнице от почечной недостаточности.

Черненко вообще не удостоил народ внятной близости, сразу слег в ту же самую больницу, откуда его увезли на элитное кладбище под кремлевской стеной.

Горбачев, продолжил «сексуальное путешествие» в историю Егоров, приучил народ к оральному сексу. Но этого ему показалось мало. Он подмешал народу в водку клофелин. Тот так и вырубился с открытым ртом, что-то бормоча о «перестройке, гласности и обновленном социализме». А когда очнулся, обнаружил в своей обворованной – с содранными обоями и вырванными розетками квартирке – хулигана-алкаша, который десять лет драл его на рельсах, не интересуясь, нравится это народу или нет.

Егорову вспомнилась неправдоподобная история, рассказанная ему Игорьком Раковым, который в бытность депутатом услышал ее от другого – весьма уважаемого – народного избранника. Будто бы тогдашний президент задумал чохом разогнать Думу и правительство, запретить компартию, отменить выборы и ввести в стране чрезвычайное положение. К нему направилась делегация, куда вошел и уважаемый депутат, знавший президента по многолетней совместной работе в обкоме, чтобы отговорить от этого безумного шага. Охрана долго скрывала, где находится президент, но делегация проявила настойчивость и, в конце концов, обнаружила главу государства на одной из подмосковных дач… в бане (вот узнал бы Андропов!). Президент после долгих уговоров вышел на банное крыльцо в чем мать родила и долго не понимал, кто к нему приехал и чего этим людям от него надо. А когда разобрался, хрястнул с размаху немалого размера членом о дверной косяк: «Не надо мне говорить про народ! Я лучше вас знаю, как управлять Россией! Вот что ей надо!» Чрезвычайное положение он, правда, вводить передумал, однако предупредил, что своими руками задушит (прибьет членом) начальника центрального избиркома, если не победит на выборах.

Следующий лидер взялся повышать сексуальную культуру народа, предложив ему «Menage en trios» – любовь втроем. Народ запутался, кто из вождей альфа-, а кто бета-самец, кто из них наверху, а кто внизу или сбоку. Опытные партнеры всякий раз ставили народ в такую позицию, что было не разобраться. А когда продвинутый в товарно-денежных отношениях народ заикнулся насчет двойного тарифа, напарники дали ему единственную гарантию – что будут время от времени меняться местами, чтобы народ не скучал.

В сущности, вся человеческая цивилизация, вздохнул Егоров, это история массового психического и сексуального расстройства общества. Просматривая в компьютере медицинские карты записавшихся сегодня к нему на прием пациентов, он, видимо случайно, соскользнул в Сеть БТ, и сразу же изумленно уперся в «Большую Тему», где дебютировал некто под ником «nollь»:

«Сгорают, чадят, рассеиваются в наших глазах все неэкзистенциальные единства мира; и все время гибнет возникающая на них надежда человеческая… Но люди все снова и снова устремляются, в каждом своем поколении и во всяком народе, к новым формам своего неверного, подобного дыму, единства…

История человечества есть история торжественной гибели ложных единств».

«История человечества – история уносимого временем дыма», – немедленно подключился к дискуссии Егоров.

Забыв про пациентов, он задумался сначала о жирном античном жертвенном дыме, затем – о дыме сжигаемых еретиков и раскольников, о белом ипритовом дыме над окопами Первой мировой войны, о дыме из печей концлагерей Второй мировой войны и, наконец, о невидимом радиоактивном дыме, внутри которого в настоящее время существовало обреченное человечество.

«Человеку нужно так мало, но он, даже не имея должного количества денег, приобретает много ненужного. Человек слепнет в дыму лишних вещей», – откликнулась на слова Егорова бэтэшница под ником «s5ila».

Сколько помнил Егоров, она постоянно предлагала членам Сети какие-то вещи – одежду, мебель и почему-то столовую посуду, которую, похоже, меняла каждый месяц.

«Видоизменяя словесную формулу марксизма, надо сказать: „Божественное Бытие определяет лучшее человеческое сознание“. А низшее (так называемое „материалистическое“) сознание, конечно, определяется совсем другим (эгоистическим, демоническим) сознанием и бытием».

БТ-сознание – переходное от низшего к лучшему, то есть «дымоническое», – включился в дискуссию некто odin.

«Извращенная природа человеческая созерцает мир не как отражение небесной гармонии, где каждая мелочь драгоценна своим непосредственным отношением к великому целому Божьего мира; падшая природа человека созерцает мир как скучную бессмысленность, где можно лишь отыскивать себе различные приятности и где непрестанно происходят различной любопытности события».

Дым любопытства, дым игры – это дым сгорающего в наших душах Отечества. Мы проживем жизнь зря, если не погасим дым Отечества водой прямого действия! – быстро написал какой-то pól,видимо, усиленно читающий в этом самом póleне только религиозную, но и патриотического направления литературу.

«Беда наша не в том, что мы критикуем все, а в том, что мы критикуем мелко и, в сущности, только мелочи; мы отталкиваемся от порослей зла, а не от его корней. Это мелкое недовольство жизнью, вереница ничтожных протестов и обид на жизнь, сетований на людей, друг на друга есть плесень человечества. Эта плесень уничтожается только великой неудовлетворенностью, дочерью великой любви, ослепительного видения истины».

Рассвет рождается в утренней дымке, а плесень «лечится» дымом БТ, – поддержал уже не из подвала, а, судя по нику, из болота (само)критичный пафос дискуссии 3tonn.

«Современный бег человечества, его интересов, его воображения и цивилизации, все ускоряющееся коловращение людей в пространстве и времени вырастает не только из социальной и культурной связи людей, но и из страшного одиночества человека в мире, от одиночества, которое человек хочет скрыть от себя и от других».

Дым БТ – дым одиночества, мы хотели спрятаться в нем от самих себя, но обрели друг друга и перестали быть одинокими, – попытался вырулить на позитив неведомый Егорову chetVERikov.

Откуда все они взялись, подумал Егоров, почему я раньше их не знал? Наверное, за недолгое время, пока он не заглядывал в сеть, она так разрослась, что в нее, как арбуз в авоську, уместился земной шар.

«Жизнь скрывается под коркой лицемерия, условности. Все делается двоящимся и полуправдивым. Над душами разливается инфернальный свет не от Солнца – Христа, а от фосфора человеческих мозгов и костей».

Наши мозги фосфоресцируют дымом БТ. Но куда ведет дорога, которую мы освещаем? – включился в обсуждение религиозно-мистической темы 0!5.

«Люди очень нужны друг другу, и очень друг другу приедаются. Нужны они друг другу общностью природы своей, которая есть любовь, и различием даров своих, призванных ко взаимному восполнению… Нужны люди друг другу, но приедаются бесконечной своей суетой и облеканием в торжественность суеты своей»…

Мы восполняем друг друга дымом БТ, ибо он – наше коллективное-сознательное, – материализовался на форуме опять,(как, кстати, и предшествующий 0!5), неизвестный Егорову shestЬ.

«Печаль одиночества связана с несоответствием человека Господу Иисусу Христу. Чувство „одиночества“ есть знак несоединенности со Христом и томления по этой соединенности… Тут сокровеннейший источник жажды людей, так часто ими неверно и гибельно удовлетворяемой – лишь в области телесной и психической»…

Дым БТ – всего лишь умственная похоть. Но у него есть шанс соединить нас с… – оборвал себя на полуслове морально выдержанный 7yanin.

Дальше темп дискуссии ускорился. Видимо участники устали (полемики в Сети не выдерживали длинных дистанций), а потому перешли на телеграфный стиль.

«Ложных пророков трудно изучать (как фальшивую музыку). Самый процесс нестерпим».

 
В дыму БТ не разглядеть
Как истину одеть
В одежду
Из надежды
Без надежды, —
 

резко снизил накал обсуждения сетевик, укрывшийся за ником VO7.

«Из многих тонн угля добывается грамм радия. Из многих книг, газет, слов, речей, проповедей добывается малый отблеск истины».

Из дыма добывается… только дым, – поддержал скептика DevЪ,воспользовавшийся за неимением в современной клавиатуре старинной буквицы «Ять» твердым знаком.

«В мире много козлиности– скучного и бессмысленного духа». Дым БТ – типичный «бессмысленный дух», – заявил очередной неизвестный Егорову персонаж – markizDesadЬ.

А еще в мире много зайцевости, мысленно дополнил «маркиза» Егоров, как простой (празднующей труса), так и героической (ему вспомнился заяц, «опустивший» в зимнем лесу волка), и необъяснимой, тоскующей по орденам, искоса глянул на пристроившегося в углу стола деревянного врачебного зайца в сюртуке.

Он еще раз убедился в том, насколько просто управлять дискуссией в сети. Она была подобна ветру, капризно меняющему направление. Собственно, так и действовали те, кто по долгу службы наблюдал за порядком в Рунете. Когда дискуссия устремлялась не туда, как прыгунья в высоту, преодолевала планку допустимой критики, пять-шесть нанятых «троллей» сбивали прыгунью, грубо повторяли, как вбивали гвозди в податливое бревно, одну и ту же мысль. Пафос дискуссии менялся на противоположный. От критики властей – к их поддержке. От ненависти к «жуликам и ворам» – к признанию их «единственной силой, удерживающей Россию от развала». Умные люди по какой-то причине не дорожили своими мыслями, легко отказывались от них, как s5ilaот ненужных вещей.

«Человек теряет волю в дыму лишних мыслей», – написал Егоров.

Кто сеет ветер, вспомнил он, пожнет бурю.

Егоров понял, что пора выходить из сети. Обращение к народным пословицам свидетельствовало о (Егоров надеялся, что временной) приостановке его умственной деятельности.

«Грех манит тем, что он „похож на свободу“; он „вроде благодати“».

Дым БТ похож на воздух, – успел встрять под занавес odin+1– отец или сын уже отметившегося на форуме odina– но это – дым бездействия, дым смерти. Кто знает, как превратить его в дым действия, дым новой жизни?

Егоров попытался уйти с форума, но Исайка завис, и на экране высветилось знакомое имя – София.

«Посмотрите, как мир близится к концу; смотрите, что творится в мире: всюду безверие… вооружения и угрозы войною; убийства, всюду расхищения казны и частной собственности; повсюду потеря стремления к высоким духовным интересам, ибо весь почти интеллигентный мир потерял веру в бессмертие души и вечные ее идеалы… повсюду одно стремление к удовлетворению животных страстей; алчность к корысти и обогащение хищническим образом; огульное пьянство, неуважение брачных союзов. Смотрите и сами судите: мир окончательно растлел и нуждается в решительном обновлении, как некогда чрез всемирный потоп».

Дым БТ – smoke on the water – не долетит через океан от одного Иоанна к другому, от Сан-Франциско до Кронштадта… ударим дымом БТ по мокрой спине всемирного потопа пошлости и мерзости!

При чем здесь это, удивился Егоров, но «лишняя» мысль Софии странным образом подхлестнула его волю к «лишнему» (он это чувствовал, но уже не мог остановиться) знанию. Егоров «упал» в Интернет и через несколько минут выяснил, что все участники дискуссии – от odinaдо его отца или сына odin+1цитировали книгу «Время веры» архиепископа Сан-Францисского Иоанна Шаховского. София же подвела итог фрагментом из статьи знаменитого Иоанна Кронштатского, опубликованной 11 сентября 1905 года в малоизвестной, судя по названию, газете «Котлинские известия».

Егоров полез в архив Сети БТ, но не обнаружил там никаких упоминаний об этих достойных людях. Ветер, не иначе, пригнал дискуссию, как дым, на форум с какого-то невидимого, но мощного пожара.

«Нет дыма без… воды. Кто сеет дым, пожнет… воду?»– зачем-то отправил на завершившийся форум две видоизмененные пословицы Егоров.

Но сломанный бумеранг достиг цели.

Немедленно, как будто они сидели у компьютеров и ждали (чего?), Егоров получил восхищенное «YESSSS!!!!» от… двадцати шести сетевиков – двадцати шести бэтэшных комиссаров.

Он испуганно выключил Исайку. Но тот, как капризный ребенок, не хотел «засыпать», светился пиктограммами сквозь гладкий и черный, как ночной каток, экран. Как если бы подо льдом существовал перевернутый мир, и кто-то там носился по ночному льду на светящихся коньках.

Егоров сунул ноутбук в «пальтишко», пройдясь по периметру «молнией». Исайка затих, как ловчий сокол, которому хозяин опустил на голову колпачок.