Текст книги "sВОбоДА"

Автор книги: Юрий Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

6

Внимательно изучив присланные по электронной почте описание, техническое обоснование и бизнес-план социального проекта «Чистый город – чистые люди», Аврелия решила пригласить представителя Заказчика в офис «Линии воды». Но потом передумала. Не то чтобы она испугалась, что Святослав Игоревич – тезка знаменитого князя-язычника – победителя ненавистной Хазарии, сына святой княгини Ольги и отца крестителя Руси великого князя Владимира – явившись туда, убедится, что имеет дело с фирмой-однодневкой. Это было ясно с самого начала. К тому же большинство подобных фирм вообще не имеет никаких офисов. Памятуя об исчезнувшем (унесенном водой?) с ладони отца синем изречении: «Люди – карты Бога», Аврелия решила быть в отношениях с Заказчиком открытой картой. Ей, в сущности, было нечего скрывать. И, следовательно, незачем хитрить.

Когда нечего скрывать – хитрить себе во вред, произнесла по какому-то поводу много лет назад подружка Аврелии по фамилии Укропова. Аврелия звала ее «Укропчиком». У подружки были ярко-зеленые глаза, и светлые – с прозеленью! – Аврелия была готова поклясться – волосы. Если кого и нашли на грядке, только не где капуста, а где укроп, так это ее.

Укропчик, впрочем, не всегда следовала мудрой заповеди, а потому угодила в тюрьму за «незаконную предпринимательскую деятельность». Устроившись в одну из управляющих ЖКХ-компаний, она явочным порядком учредила платеж за «среднюю воду». То есть жильцы понуждались платить не только за горячую и холодную воду, но и за «среднюю», которая образовывалась от их смешения.

Прочие управляющие компании поспешили перенять опыт.

Возмущенный пенсионер, из тех, что рассматривают в лупу цифры на квитанциях, обратился с запросом в Конституционный суд.

Президент, общаясь в прямом эфире с гражданами, заявил, что «средняя вода» – это «третья рука», вцепившаяся в горло народа. «Первая, – пояснил президент, – спекулятивный олигархический капитал, вся эта мразь, окопавшаяся в Лондоне. Вторая – чиновники, ворующие бюджетные деньги – „спящая“ пятая колонна, которая проснется, как только власть зашатается. Третья – повседневная бытовая коррупция». Президент предложил народу самостоятельно отлепить самую подлую и вредоносную – «третью руку», присосавшуюся к его глотке, как осьминожье щупальце. «Две другие оставьте мне», – мрачно попросил президент.

Так что, можно сказать, Укропчик пострадала за политику. Или – за хитрость, но не свою, а президента, который, конечно же, не тронул ни олигархов, ни чиновников. Да и как он мог их тронуть, если эти две «руки» правили страной, а президент надевался на них и прыгал над ширмой, как смешная кукла в уличном балагане.

Поэтому для острастки было решено окоротить «третью» руку. Зачитывая приговор, судья произнесла фразу, облетевшую мир: «Мы победим коррупцию, утопим среднюю руку в третьей воде!»

Сейчас Укропчик жила на греческом острове в Ионическом море, и ей не было хода в Россию. Борцы с «третьей водой» и «средней рукой» настаивали, что ее УДО (условно-досрочное освобождение) было незаконным. Чем-то это напоминало «казус Станкевича», когда демократа «первой волны» – советника Ельцина по фамилии Станкевич десять лет держали в изгнании – в Польше – за смехотворную взятку в десять тысяч долларов. Видимо, намерили по году за каждую тысячу. Хотя Абрамович, если верить газетам, отобедав с уважаемыми людьми в ресторане, оставлял официантам «на чай» гораздо больше. «Все минет, – с ударением на первый слог часто повторяла Укропчик, – а правда останется». Хотя, Аврелии казалось, что смысл не сильно исказится и если перенести ударение на второй слог. Укропчик не держала зла на Родину – деятельно поставляла в российские ресторанные сети экологически чистую греческую брынзу и зелень, в том числе, вероятно, и укроп.

Мне незачем хитрить, убеждала себя Аврелия. Если бы я вдруг встретила мужчину с неподдающейся описанию потенцией, разве я стала бы хитрить? Нет, в этом случае удел женщины – не хитрить, а радостно и с готовностью подчиняться, получая при этом удовольствие, переходящее в наслаждение.

Изучив возможности, связи, финансовую «глубину» (шест дна не достал) вышедшей на нее международной корпорации, Аврелия окончательно убедилась, что хитрости неуместны. Эти люди сами могли легко решить любые проблемы. То, что они обратили внимание на «Линию воды», было чудом. Но ей вспомнилось другое изречение Укропчика: «Увидеть чудо своими глазами – шанс понять, где тебя хотят нае…».

После того, как схлынула первая волна радости по поводу проекта «Чистый город – чистые люди», Аврелии захотелось определить причину чуда и степень собственного риска в процессе превращения сказки в быль. Аврелия не сомневалась, что рождена «чтоб сказку сделать былью», но в надежности предлагаемых ей в лизинг «стальных рук-крыльев» и «сердца – пламенного мотора» следовало убедиться.

Она решила встретиться с тезкой победителя Хазарии на нейтральной территории, а именно в ресторане, куда Укропчик поставляла экологически чистую брынзу и зелень. Вино в этом ресторане подавали в амфорах. На стене висела цветная фотография: президент в костюме для дайвинга поднимает с песчаного дна точно такую же, как в ресторане, амфору. Подпись, правда, под фотографией была какая-то странная: «Человек-амфибия пьет за твое здоровье, козел!»

Проходя в сопровождении официанта по вестибюлю к заказанному столику, Аврелия внимательно посмотрела на себя в зеркало. Она выглядела максимум на двадцать пять. Это свидетельствовало, что чудо – реально, как вода из крана. Та самая «средняя вода», которой Укропчик по сию пору поливала на далеком греческом острове грядки с укропом.

Аврелия завернула в туалет, чтобы сполоснуть… «третью руку?» перед подписанием от имени ЗАО «Линия воды» контракта на осуществление проекта «Чистый город – чистые люди», или «Тангейзер-М», как они называли его со Святославом Игоревичем.

«Обман возвращает тебе красоту, – помнится, с грустью заметила однажды наблюдательная Укропчик. – Но почему только тебе? – от обиды ее зеленые глаза в тот давний день сверкали как фальшивые бразильские изумруды, партию которых она успешно реализовала через ювелирный салон „Bvlgari“, где работала „менеджером по работе с клиентами“, говоря по-простому продавщицей. – Я знаю, почему, – проницательно продолжила Укропчик. Поддельные изумруды в ее глазах превратились в настоящие – тяжелые, с как бы всплывающими золотыми искорками. – Потому что ты среди нас главная! У нас много жизней, но твои жизни – самые красивые. Почему так? – „чистая вода“ изумрудов в ее глазах превратилась в слезы. – Одним все, другим»… «Другим – укроп!», – ответила ей тогда Аврелия. И ведь как в… воду – «среднюю воду» – смотрела.

Она специально приехала в ресторан пораньше, чтобы осмотреться и сосредоточиться перед разговором со Святославом Игоревичем. У нас все готово, сказал он Аврелии, когда она договаривалась с ним по телефону о встрече. Нам все равно, где подписывать соглашение. Можно тихо, а можно с помпой – в Торгово-промышленной палате, или в Союзе промышленников и предпринимателей под телекамерами. Мы готовы проплатить сюжет, чтобы показали в новостях на всех каналах. Для рекламы проекта, работы с прессой нанят специальный человек. Вы с ним обязательно встретитесь. Кредитная линия «заряжена», продолжил Святослав Игоревич, никаких ограничений по финансам и поставкам оборудования не предвидится. Осталось только согласовать график работ. Поскольку речь идет о передовых инновационных технологиях, сказал он, нам удалось пробить через фонд «Сколково» серьезные таможенные льготы. Они не будут зафиксированы в договоре. Это значительно увеличивает ваш бонус, Аврелия. Вы получаете наш кредит под минимальные проценты, оплачиваете им наше оборудование, устанавливаете его с помощью наших специалистов, торжественно вводите в эксплуатацию при большом стечении начальства и благодарных горожан, а затем передаете весь комплекс на баланс московского правительства по договору о возмещении затрат. Все чисто, подвел итог Святослав Игоревич, нет никаких причин для сомнений.

Если все как он говорит, ужаснулась Аврелия, я рискую помолодеть до такой степени, что мне придется вернуться в утробу матери. Или, вообще, исчезнуть, раствориться в плаценте… Если, конечно, подумала она, утробу матери уподобить острову, а плаценту – соленой морской воде…

В голосе Святослава Игоревича, однако, не ощущалось радостной тревоги – спутницы ожидания больших денег. Напротив, некая усталость присутствовала в его голосе.

Аврелия вспомнила их самый первый разговор. Тогда Святослав Игоревич был не в пример живее.

Или он настолько богат, что деньги для него – тьфу, подумала Аврелия, или же он отвечает только за определенный этап проекта, а именно, договор с Аврелией, и до всего остального ему дела нет. Он передаст меня другому бегуну, как эстафетную палочку, подумала Аврелия. Это предположение ее огорчило. Ей предложили участвовать в забеге, дистанцию которого она не знала. Аврелия привыкла самостоятельно осуществлять свои мероприятия от «а» до «я». Но «Тангейзер-М» не был ее мероприятием. Аврелию использовали. Давали возможность заработать, но не посвящали в конечную цель.

Какой может быть конечная цель любого проекта в России? – задала себе вопрос Аврелия. И сама же ответила: деньги. Судя по тому, какой кусок ей играючи отрезали, каравай в диаметре был необъятен. Она поняла, что чем меньше вопросов будет задавать, тем ей же будет спокойнее. Неужели, горько усмехнулась про себя Аврелия, все люди – карты Бога, но далеко не все – открытые карты? Ей даже показалось, что Святослав Игоревич не видит особой необходимости в их встрече.

Может быть, доверим подготовку документов исполнителям, предложил он.

Но вскоре сам перезвонил, подтвердил время и место встречи.

На сей раз никакой утомленности (от денег?) в его голосе не ощущалось. Что-то произошло, подумала Аврелия, что-то такое, отчего значимость моей скромной персоны для них повысилась. И это, подумала она, вряд ли связано с контрактом, там все ясно, как в коридоре, где рад бы свернуть, да некуда. Значит, это связано… со мной – с тем, что они знают про меня, в то время как я не знаю, что именно они про меня знают и на что хотят обменять это свое знание? Не важно, сказала сама себе Аврелия, когда-нибудь это должно было произойти. Укропчик права, у нас много жизней. Вполне возможно, с одной из них пришла пора расстаться…

Проект «Чистый город – чистые люди» со всех точек зрения – политической, экономической, социальной и экологической – представлялся совершенным. Он, как патрон в ружье, идеально укладывался в популярную глобальную философию о ненасильственном единении человека и природы.

В России проект имел все шансы стать первым шагом на пути масштабного преобразования городской среды. Никакие государственные бюрократические структуры не должны были вставлять палки в колеса. Напротив, они могли только соревноваться в поддержке проекта, как некогда соратники Ленина на субботнике, задним числом вцепившиеся в легендарное бревно. Или – многочисленные доброхоты, некогда вытащившие (многие опять же задним числом) из морской пучины подполковника Брежнева на Малой земле, когда в катер, на котором мчался будущий генсек, угодила фашистская торпеда. Со Сталиным такие шутки не проходили. К его делам примазываться было опасно.

Столь точное попадание в общественно-государственную «мишень» наводило на мысль, что проект «Чистый город – чистые люди» либо продиктован самим временем, либо он – плод искушенного ума, досконально изучившего положение дел в стране. Россию, вспомнила чье-то изречение Аврелия, во все времена губили решения, которые нельзя было не принять ради ее спасения. И спасали, продолжила она спорную мысль, решения, которые ни в коем случае нельзя было принимать, потому что они вели ее к погибели.

С каждым годом весна и лето в России становились жарче и суше. Глобальное потепление климата особенно удручающе сказывалось на жителях больших городов, исходивших потом, задыхающихся в безвоздушных каменных лабиринтах. Воздух над асфальтом нагревался, как над утюгом, уносился вверх, лишая людей возможности дышать. Ситуацию могли бы частично исправить деревья, кусты и клумбы, но из-за «точечной» застройки парки и скверы в Москве были ликвидированы, как класс.

Проект «Чистый город – чистые люди» предлагал в предельно сжатые сроки проложить в столице России подземную трубопроводную (из сверхлегкой и сверхпрочной циркониевой пластмассы) систему увлажнения почвы с использованием новейшей инновационной технологии так называемого «водяного дыма», который еще иногда называли дымом БТ, то есть «без трения». На увлажняемых этим самым «водяным дымом без трения» участках почвы трава, кусты и деревья росли во много раз быстрее, чем, если бы их просто поливали водой. Вода элементарно смачивала землю. Дым БТ – воздействовал на почву на молекулярном уровне, соединяя в единую структуру атомы воды и земли. Но это было еще не все. Реакция (в пояснительной записке она называлась «холодным нейтринным синтезом») понижала силу трения внутри молекул воды. Освобожденные от прежде накрепко их сцеплявшей силы трения, молекулы воды начинали бурно делиться. «Высосанный» из почвы миллиграмм «водяного дыма» мгновенно превращался в кубометр натуральной воды.

Технология дыма БТ позволяла без обременительных затрат установить в намеченных точках на всем протяжении трубопроводной системы неограниченное количество мобильных туалетов. Что еще нужно было москвичам и гостям столицы в изнуряющие, сухие, как похмельная пасть и как похмельная же пасть вонючие, летние месяцы? Люди пили без конца пиво, кока-колу, газированную и негазированную воду, какой-то подозрительный квас и даже, как с изумлением прочитала Аврелия в пояснительной записке, тайно продаваемую на рынках цыганами и курдами «сахарную воду», а потом плавали в липком поту, рыгали, страдали желудком, справляли нужду в неподобающих местах. Молодые девушки-абитуриентки теряли сознание от жары и смрада в переполненных вагонах метро, в магазинах и библиотеках, где не было кондиционеров.

Технология «водяного дыма» позволяла устанавливать над трубопроводами новой системы не только мобильные туалеты, но и душевые кабины, бассейны, джакузи, сауны, турецкие бани – «хамамы», то есть создавать самые настоящие оздоровительные аква-комплексы. Исходящий потом, липкий, как облизанный (похмельной пастью?) леденец, с переполненным мочевым пузырем и трубящим иерихонской квасной трубой брюхом гражданин мог за символическую плату воспользоваться туалетом, смыть под ароматическим душем с себя пот, размягчиться в сауне или в «хамаме», а потом спортивно охладиться в бассейне.

Женщины, которые всегда следят за собой тщательнее, чем мужчины, получали возможность быстренько подмыться, сменить, в случае необходимости, прокладку и даже подправить «интимную стрижку» в косметическом кабинете. Не исключался и эротический массаж, а также пирсинг.

В проекте имелся параграф, предполагавший помечать каждый двадцатый аква-комплекс специальным символом и предоставлять его в распоряжение представителей «сексуальных меньшинств». Это, по мнению авторов пояснительной записки, могло бы явиться существенным вкладом в повышение сексуальной толерантности населения России. Пока же, с горечью констатировали они, Россия в рейтинге этой, определяющей культуру общества, толерантности занимает недостойное великой державы сто пятьдесят девятое место среди двухсот семи существующих на данный момент на планете государств. Каждый третий гражданин России терпимо относится к гомофобии – дискриминации геев, лесбиянок, бисексуалов и трансвеститов.

Дойдя до пункта о сексуальных меньшинствах, Аврелия поняла, что в мире нет силы, способной помешать осуществлению проекта «Чистый город – чистые люди». А что если, подумала она, изменить название на «Чистый город – толерантные люди»? Надо будет обязательно сделать это, поставила карандашом галочку на полях. Ей уже виделось, как проект выходит за пределы России, становится общеевропейским, а там и… всемирным. Или, как писали советские поэты-романтики в конце тридцатых, «земшарным». Это сколько же аква-комплексов, захватило дух у Аврелии, можно будет установить в Китае и Индии? Да и Африку нехорошо было оставлять в стороне от сексуальной толерантности.

Использованную в аква-комплексах воду предполагалось очищать и использовать для бытовых нужд. Для этого в местах слива под аква-комплексами устанавливались особые суперинновационные насосы, не только с космической скоростью всасывающие воду, но и осуществляющие в процессе всасывания вакуумную уборку и дезинфекцию аква-комплексов. В пояснительной записке утверждалось, что аналогичные технологии великолепно зарекомендовали себя в северных провинциях Канады. Там насосы не только гнали по специальным (из той же циркониевой пластмассы) трубам горячую воду в самые труднодоступные места, но и осушали болота на вечной мерзлоте, очищали от свалок и разливов нефти большие территории.

Аврелия была не сильна в технике, но ей пришла в голову мысль, что дым БТ – это и есть настоящая, а не та, за которую когда-то взимала плату с жильцов Укропчик, «средняя» вода. «Водяной дым» не являлся ни водой, ни паром, ни льдом, но, как догадывалась Аврелия, мог легко превращаться в любое из трех классических состояний.

Единственное, что смущало Аврелию, это то, что великое научное открытие (а как еще прикажете воспринимать дым БТ?) почему-то в России сразу опустилось на уровень… туалета. Хотя, если вдуматься, и в Канаде его использовали странно. Кому нужна во льдах горячая вода? Эскимосы, насколько было известно Аврелии из литературы по этнографии, не утруждали себя водными процедурами. Еще в тридцатых годах прошлого века русские (советские) исследователи Арктики обнаруживали там целые племена отродясь не осквернявшие себя водой. Следом за исследователями в эти племена наведывались чекисты и партработники. Аврелия читала в книге «Как коммунисты убивали Север» отчет, где один из коммунистов хвастался, что эскимосы у него, хоть и упорствуют насчет умывания, зато назубок (правда, зубов у них мало, честно признавал он) цитируют по памяти главы из «Краткого курса истории ВКП(б)». Наверное, канадцы тайно подогревают остывающий Гольфстрим, подумала Аврелия, ведь если он отклонится от их побережья, уйдет, как пишут ученые, в сторону Антарктиды, всей западной цивилизации кранты.

Она поделилась своими мыслями с отцом, когда того, как легкое белое перышко, ветер принес то ли с дачи, то ли из санатория, но, скорее всего, с очередного заседания «оргкомитета», «инициативной группы» или «лиги гражданских инициатив» в их городскую квартиру.

Отцу было под девяносто, но внутри него как будто неистовствовал «водяной дым», преумножающий на молекулярном уровне энергию. По старческим жилам, как по трубам из неведомой циркониевой пластмассы, бежала горячая кровь. Сухой, как щепка, с белым хохолком-парусом на голове, отец скользил по набирающему мощь Гольфстриму социально-политического общественного протеста, явно намереваясь увести его в сторону революционной Антарктиды. Каждую неделю в Москве собирались многотысячные митинги то «рассерженных квартиросъемщиков», то «оскорбленных блоггеров», то «обманутых слушателей Вестей-ФМ». Отец, сколько его помнила Аврелия, всегда был конспиратором, однако вся его конспирация легко разгадывалась не только вездесущим КГБ, но и домашними. Так и сейчас, отец ничего не говорил, но Аврелия знала, что нынешние митинги – это всего лишь «разогрев» перед главным – внезапным и не многотысячным, а миллионном! – митингом, который как волна-цунами смоет позорную власть. Гольфстрим уйдет на Антарктиду! Власти «жуликов и воров» конец! Аврелия даже знала главную тайну, а именно, какой объединяющий символ предполагается использовать на митинге-миллионнике: портрет президента с приклеенным ко лбу презервативом и надписью: «Вернись домой!». Она пыталась вразумить отца, говорила ему, что «резиновая революция» плохо кончится независимо от того, кто победит: власть или «оскорбленные жильцы». Отец делал вид, что не понимает, о чем она, какие еще митинги, какие жильцы, ему девяносто лет, одним словом, косил под старого маразматика.

Но дым БТ, мобильные сортиры, аква-комплексы, а главное, торжественная презентация проекта на Пушкинской площади его неожиданно заинтересовали.

«А чего ты хотела? – спросил он. – Такова цена науки в завершающий период существования общества потребления! Был бы жив Сталин, уже бы летели на Марс! А вы… – вдруг замолчал, словно пораженный неожиданным откровением, – дальше сортира не видите»… – схватил айпад, уселся в кресло, побежал пальцами по клавиатуре.

 
Очистит дым сортир.
А мы очистим мир.
Мир – не сортир!
Сортир – не мир! —
 

успела прочитать Аврелия на экране улетающие строчки.

«Папа, ты поэт!» – восхитилась она.

«От скуки», – недовольно покосился на нее отец. Ему не понравилось, что дочь без спросу приобщилась к его творчеству. Пошарив пальцами-коньками по ледяной глади айпада, он сунул под нос Аврелии рекламное сообщение торгового центра «Мир санузлов»: «Автору лучшего четверостишия на нашу тему – унитаз бесплатно!»

«Зачем тебе унитаз?» – удивилась Аврелия.

«Возьму с собой на Марс», – усмехнулся отец.

«Сталин разрешит? – поинтересовалась Аврелия. – Когда стартуете?»

«В день, когда вы установите в Москве сортиры, – сказал отец. – Справим нужду и… на Марс. Хотя, – с сомнением посмотрел на Аврелию, – вряд ли у вас получится… Растащите денежки!»

«На спор? – предложила Аврелия. – Через два месяца!»

«Через два месяца? – задумчиво подергал себя за белый (сахарный) хохолок на голове отец. – Август – хороший месяц»…

«Знаешь, на что мы спорим?» – спросила Аврелия.

«Еще нет», – отец снял очки, внимательно посмотрел на Аврелию.

Взгляд его вдруг сделался спокойным и безмятежным, словно он знал все наперед: про проект «Чистый город – чистые люди», про Святослава Игоревича, про Аврелию, и даже про… полет на Марс, то есть на… остров.

Да что он может знать, подумала Аврелия, кроме того, что скоро умрет? Или внезапное осознание того, что «мир – не сортир, сортир – не мир»примиряет с неизбежностью? Ей вдруг стало до слез жалко отца, прожившего странную и нелепую жизнь вдали от близких, которые (теоретически) могли его любить, но в тесной близости с дальними (оперативниками, провокаторами, дознавателями, следователями, лагерными охранниками), которые никак не могли его любить. Он боролся с коммунистами, сидел в тюрьме, махал кайлом «во глубине сибирских руд», рубил промерзшую землю на строительстве красноярского металлургического комбината, а теперь вот ополчился на новую власть, которая, в отличие от коммунистической, в общем-то, ничего плохого ему не сделала. Может быть, мир и не был сортиром, но отец сам все время упрямо давил на кнопку, чтобы мир безостановочно его смывал.

Он по-прежнему смотрел на Аврелию не выражающим ничего, кроме запредельного знания, то есть выражающим все и сразу, объединяющим мири сортир,взглядом.

Она догадалась, что отец не видит ее без очков, смотрит сквозь нее, как сквозь водув точку, где заканчивается жизнь, и не факт, что водав этой точке преобразуется в водяной дым. Сортир– это смерть, подумала Аврелия, как я раньше не догадалась? Этот сортирсмывает все на свете. Рано или поздно он смоет мир,который лишь временно не сортир.

Отец всю жизнь спокойно относился к религии. Не изменил он своего отношения к ней и в старости. Вряд ли он верил в бессмертие души. Смерть, следовательно, была для него билетом в один конец, но никак не художественно исполненным приглашением в жизнь вечную.

Хотя, несколько раз Аврелия заставала его с отцом Драконием – угрюмым попом, бывшим советским прокурором, а ныне – думским депутатом от КПРФ. Отец Драконий тоже пытался по-своему объединить мири сортир– православие и коммунизм, и, насколько могла судить Аврелия, частично в этом преуспел, торжественно открыв недавно в центре Москвы недалеко от Пушкинской площади первый «православный коммунистический храм». Там Иисус Христос и Сталин смотрели друг на друга из разных углов, а между ними в недоумении пребывали Бог-отец и голубь (Святой Дух).

…Аврелия никогда не откровенничала с отцом, видела его редко – он почти не жил в семье. Но отец, в отличие от матери, знал ее тайну и, что удивительно, совершенно не пытался воздействовать на дочь, понуждать ее к добродетели.

В молодые годы Аврелия не сильно над этим размышляла, ей, в общем-то, было плевать на пропадавшего в лагерях отца-диссидента. Но однажды она убедилась, что дело тут не в равнодушии отца, а в том, что он любил ее такой, какой она была, а не – какой (теоретически) могла бы быть. Отец понимал, что судьба сильнее человека и, более того, различал «людей судьбы», которых не сказать, чтобы было много, и «людей без судьбы», которых было без числа. «Люди судьбы», должно быть, представлялись ему инструментами, с помощью которых высшие силы пытались исправить протекающий мир-сортир. «Люди без судьбы» – сбегающей вниз по фаянсовой глади водой, бесследно исчезающей в сливной трубе. Он любил дочь, пусть даже во вторую, безоговорочно пропускающую судьбу вперед, очередь.

Аврелия вспомнила, как много лет назад (она тогда училась на первом курсе в институте) решила «развести» на немалую по тем временам сумму – две тысячи долларов – одного своего, в общем-то, случайного, поклонника. Поклонник был старше ее на двадцать лет, не отличался уверенной потенцией (каждый раз Аврелии приходилось вдохновенно трудиться, чтобы привести его вялое «орудие» в надлежащее состояние), но самое главное – был недопустимо заторможен насчет подарков. Аврелия встречалась с ним уже больше месяца, но дальше тощих букетов и посиделок за чашкой кофе дело не двигалось.

Укропчик тогда только начинала карьеру «менеджера торгового зала» в ювелирном салоне «Bvlgari».

Аврелия рассудила, что хватит поклоннику (он работал в каком-то совместном предприятии, так что деньжата должны были водиться) «включать дурака», и – после мучительных двухнедельных переговоров – согласовала с ним «коридор стоимости» подарка. Поклонник пытался погасить свет в коридоре, чтобы Аврелия не могла в темноте как следует рассмотреть подарок. Но она не снимала руки с выключателя.

Дело представлялось простым, как обед в столовой самообслуживания. Аврелия заводила поклонника в салон «Bvlgari», выбирала на витрине колечко за двести долларов. К ценнику колечка «менеджер торгового зала» Укропчик предварительно дорисовывала нолик. После необходимых процедур – осмотра колечка и примерки – Аврелия давала «добро» на покупку. Укропчик получала на кассе две тысячи долларов, чек же пробивала на двести. Аврелия, осыпая поклонника поцелуями, надевала на палец кольцо, убирала коробочку с чеком в сумку.

Вот, собственно, и все.

Однако судьба предложила другой сценарий. Вместо водевиля – детективно-психологический триллер в трех действиях.

В первом действии Аврелия и поклонник ровно без одной минуты два вошли в салон «Bvlgari» на улице Богдана Хмельницкого, недавно переименованной в Солянку. С двух до трех салон (по советскому еще обычаю) закрывался на обед. Укропчик натурально изобразила на лице досаду, но согласилась обслужить посетителей, несмотря на начавшееся обеденное время. Лишних покупателей в зале не было. Почему-то поклоннику сразу не понравилась Укропчик. «Вы давно здесь работаете?» – вдруг спросил он. Услышав вопрос, Аврелия поняла, что номер с чеком не пройдет, но судьба как будто пролила ей под ноги подсолнечное масло, и Аврелия, как несчастный Берлиоз в романе Булгакова «Мастер и Маргарита», заскользила по маслу судьбы в угодную судьбе сторону. «Что за бред? – как сквозь сон услышала она злобный голос поклонника. – Оно не может стоить две тысячи долларов! Я два года работал в представительстве «Ювелирэкспорта» в Ботсване! Позовите старшего!»

Сволочь, успела подумать Аврелия, а мне говорил, что в посольстве в Лиссабоне! Она вдруг словно увидела со стороны, как ее лицо белеет от гнева, а широко открытые глаза с ужасом смотрят на несчастную Укропчик.

Я должна ей помочь! – Аврелия покачала головой, но получилось так, что будто бы она – честная покупательница – отказывается верить в то, что в салоне уважаемой фирмы «Bvlgari» могут работать мошенники, точнее мошенницы. Аврелия опустилась в кресло, закрыла глаза. Она теряла контроль над ситуацией. Надо что-то делать, стучало в голове, но что?

Сквозь накрашенные ресницы, заштриховавшие в косую линейку окружающий мир, она увидела, что в зале появились встревоженные начальник салона и охранник. Укропчик пыталась что-то объяснить, но охранник уже крепко взял ее под руку, повел вместе с начальником и гневно тыкающим пальцем в ценник поклонником Аврелии в служебное помещение. Другой охранник, скрестив руки, встал у стеклянной двери, мрачно уставившись на Аврелию. Он был прост, как щеколда на этой самой двери, а потому не сомневался, что она «в деле» и с интересом ждал, как будут развиваться события дальше.

На этом первое действие закончилось.

Второе получилось внешне не сильно динамичным, но полным внутренних переживаний героини (Аврелии).

Вытащив телефон, Аврелия осознала, что понятия не имеет, кому звонить. Никто из многочисленных абонентов не мог ей помочь. Никому из них она не могла в считанные секунды объяснить, кто виноват и что делать. Вопрос – кому это выгодно? – не представлялся актуальным. Пальцы сами набрали номер домашнего телефона. Когда Аврелия уходила, мать была дома. Но сейчас гудки летели в пустоту. Потом трубку неожиданно взял отец.

«Папа! – только и успела она прорыдать в трубку. – Это я!»

«Где ты? Что случилось? Адрес. Быстро! – совершенно спокойно произнес отец, ни разу ее не перебив. – Ничего не бойся. На вопросы не отвечай. Скажи им, что сейчас приедет твой отец».

Аврелии вдруг стало легко. Она больше не боялась охранника. Вот так, подумала она, утопающий хватается за соломинку. Вспомнила отца – худого, в «мальчиковых», как говорили советские тетки, сандалетах, ходившего каждую неделю отмечаться к участковому. Когда он приедет? Что сделает? Кто его, беспаспортного, будет слушать? Аврелия сомневалась, что у отца есть деньги на такси.

Третье действие началось с визга тормозов у салона. Но это приехал не отец, а милицейский майор, который, указав охраннику пальцем на Аврелию, скрылся в служебном помещении.