Текст книги "Мистика московских кладбищ"

Автор книги: Юрий Рябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

Заграничный приход на Московском кладбище

Головинское кладбище

Головинское кладбище, хотя и расположено далеко уже не на окраине столицы, возраст имеет по московским меркам очень невеликий – оно было основано в 1951 году. Находится кладбище между Ленинградским шоссе и Головинскими прудами, вблизи метро «Водный стадион».

В XV веке боярин И. В. Голова-Ховрин, родоначальник известного рода Головиных, пожалован был вотчиной на северо-западе от Москвы. С тех пор местность эта так и стала называться – Головиным. Здесь же, при селе, находился женский Головинский монастырь, от которого до нашего времени сохранилась лишь небольшая колокольня. Она окружена какими-то убогими промышленными и хозяйственными строениями, заборами, но верхний ее ярус со звонами отовсюду хорошо виден. И там, где сейчас кладбище, раньше был монастырский сад. Но, нужно сказать, что хоронили на этом месте и до 1951 года. Здесь было маленькое кладбище деревни Головино. Но когда эта территория отошла к Москве, то новое кладбище устраивали, не считаясь с существующими уже захоронениями, почему большинство из этих захоронений и исчезли.

Головинское кладбище имеет очень строгую прямоугольную планировку участков, какую не часто встретишь на традиционных русских погостах. И когда входишь в ограду, ощущение такое, будто попадаешь на некое провинциальное, и для провинции престижное, кладбище, устроенное по подобию московского Новодевичьего. От ворот, вглубь, уходит широкая аллея впечатляюще высоких и густых можжевеловых деревьев, ровесников самого кладбища, судя по всему. Вхожу с волнением под их священный кров, как говорится в элегии Жуковского. Под деревьями длинными, ровными шеренгами, в несколько рядов стоят низенькие и однообразные, как косточки домино, типовые памятники 1960–1980-х годов захоронений. Лишь изредка среди них попадаются оригинальные работы. На Головинском кладбище, особенно в парадной его части – под можжевельниками и рядом, – бросается в глаза отсутствие крестов на могилах. Только в глубине изредка попадаются кресты, как правило, над недавними захоронениями. В последнее же время вообще пошла мода на кресты. И теперь даже вполне состоятельные люди ставят иногда на могилах своих близких деревянные кресты – могучие, величественные, будто поклонные, обработанные особенным составом, придающим дереву прочность и долговечность. Но такая особенность Головинского кладбища легко объясняется: как и Новодевичье, Головинское самое «советское» кладбище Москвы. Во-первых, здесь хоронили лишь в период, когда, как говорится, исторически сложилось так, что погребение у большинства населения не почиталось религиозным обрядом. А, кроме того, на Головинском кладбище похоронено много заслуженных советских деятелей, пусть и не первого ряда, которым кресты категорически не принято было ставить. Героям Советского Союза, например, военным, партийной номенклатуре разного уровня и другим.

На Головинском кладбище знаменитостей почти нет. За самым редким, единичным буквально исключением. В советское время погребение любого «заслуженного» было очень строго регламентировано вполне в соответствии с его прижизненными достижениями. Если заслуг покойного недоставало для того, чтобы быть упокоенным на Красной площади, его хоронили на Новодевичьем кладбище. Если и Новодевичье было ему не по чину, его хоронили еще на каком-нибудь московском кладбище в черте города. Причем в последнем случае также существовали разряды: кто-то удостаивался лежать на Ваганькове или на Введенских горах, поближе к центру столицы, а кто-то довольствовался местом подальше, но тоже не худшим – на Головинском, Кузьминском, Троекуровском кладбищах. Впрочем, и сейчас все точно так же. Только критерий «заслуженности» определяется теперь чаще не должностью и званием, а величиною состояния, платежеспособностью.

На Головинском кладбище похоронено много военных. До генерал-лейтенантов. Не выше. Много научных работников, передовиков разных производств. Есть лауреаты. Здесь можно найти какого-нибудь безвестного писателя. Или художника. Или балерину – «заслуженную артистку РСФСР». Но есть на Головинском несколько могил, опровергающих все-таки мнение об этом кладбище как о безнадежно провинциальном. Здесь похоронен конструктор стрелкового оружия Владимир Григорьевич Федоров (1874–1966), создавший впервые в мире в 1916 году автомат. Кстати, именно он назвал этот вид оружия «автоматом». А более позднее его – автомата – наименование «пистолет-пулемет» так и не прижилось.

И здесь же находится могила кинозвезды 1930–1950-х годов несравненной Валентины Васильевны Серовой (1917–1975), любимицы нескольких поколений. Она была еще и лауреатом Сталинской премии. Но насколько же это обстоятельство кажется незначительным и даже неуместным, когда вспоминаешь замечательную актрису. В отличие от некоторых нынешних ее соседей, Валентину Серову вспоминают и любят не за лауреатское звание, которое, в сущности, не делает человеку имени, а за тот след, что оставила она после себя – за ее восхитительную игру, за ее роли в фильмах «Девушка с характером», «Жди меня», «Весенний поток», «Сердца четырех» и других.

^{Актриса Валентина Серова}

Сразу после войны Валентина Серова и ее муж Константин Симонов приехали в Париж. Между прочим, звездная чета навестила и Ивана Алексеевича Бунина. В гостях у знаменитого соотечественника Серова так пела, что расчувствовавшийся Бунин воскликнул: хочу домой! После этого Бунин стал настоящим советским патриотом и завсегдатаем посольства своей социалистической родины.

На кладбище похоронены также: жена Якова Джугашвили – Ольга Голышева (1909–1957); поэт – фронтовик Марк Ананьевич Шехтер (1911–1963); освободитель Новгорода, спасший знаменитый памятник 1000-летия России, генерал Теодор-Вернер Андреевич Свиклин (1901–1964); популярный в свое время певец Владимир Александрович Нечаев (1908–1969); известный писатель, автор повести «Волоколамское шоссе» и другого Александр Альфредович Бек (1902/03–1972); летчик, генерал-майор, дважды Герой Советского Союза Николай Васильевич Челноков (1906–1974), – он служил в минно-торпедной авиации и во время войны потопил несколько десятков неприятельских судов; капитан дальнего плаванья гражданского флота Георгий Афанасьевич Мезенцев (1903–1976), – он прославился тем, что в 1941 году перегнал из Одессы в Петропавловск-Камчатский плавучий док, преодолев три океана и невредимым пройдя мимо рыскающих в Средиземноморье итальянских и германских судов; драматург Василий Захарович Масс (1896–1979); народная артистка СССР Елена Алексеевна Фадеева (1914–1999).

К Головинскому кладбищу как, пожалуй, ни к какому другому в Москве подходит выражение «кладбищенская тишина». И воцарилася повсюду тишина; Все спит… лишь изредка в далекой тьме промчится Невнятный глас… или колыхнется волна… Иль сонный лист зашевелится. Людей здесь всегда немного. Зимой даже у ворот и на главной аллее едва ли попадутся два-три человека, а в глубине кладбища обычно ни души. Во всяком случае, здесь и в помине нету той суеты, сутолоки, что бывает в любое время года на Ваганьковском, Пятницком или на Даниловском кладбищах. И эта немноголюдность, неторопливость, состояние беспрерывной сиесты повлияли, видимо, на формирование типа головинского могильщика. Если на тех же Ваганьковском и Даниловском могильщики нелюбезны, «замучены» посетителями и их нуждами, с физиономиями либо хамовато-высокомерными, либо просящее-кислыми, отвечают коротко и сразу убегают прочь, чтобы больше их ни о чем не спрашивали, то на Головинском кладбище могильщик, напротив, благожелателен, степенен, уравновешен. Если ему задать вопрос, он постоит, поговорит с вами, и отвечать будет обстоятельно, с подробностями, и еще расскажет что-нибудь помимо ответа на ваш вопрос.

Верно ведь говорят: что город, то норов, что изба, то обычай. Так и у каждого кладбища свой характер, своя особина. Кроме прочего, есть на Головинском и еще одна заслуживающая внимания достопримечательность – церковь. Она живописно расположена в конце главной аллеи и тоже вся заросла можжевельником, почему имеет довольно экзотический вид греческого храма под кипарисами. Казалось бы, что же здесь особенного? – на многих кладбищах имеются церкви. Но на Головинском церковь не обычная. Во всех отношениях. Прежде всего, здание это изначально возводилось вовсе не для культового назначения. Естественно, кто же в 1950-е годы позволил бы построить в Москве новый храм? А это был так называемый ритуальный зал. Перед тем как опустить гроб в могилу, его устанавливали в этом зале для церемонии прощания с покойным. Но удивительным – или чудесным! – образом, здание это, прямоугольное в плане, расположено аккурат на линии «запад – восток», как будто строители предполагали, что рано или поздно в нем будет устроен храм. Правда, к сожалению, вход в него с юга. Но, кстати заметить, что и в кремлевском Успенском соборе, при том, что там есть и западный вход, главным, парадным все-таки является вход южный, со стороны Соборной площади. Кроме нечаянной счастливой каноничной ориентации, бывший ритуальный павильон на Головинском кладбище еще и выполнен в стиле скорее церковном, нежели гражданском: сводчатые потолки, высокие узкие окна, декорированные снаружи строгими, без вычурных излишеств наличниками, придающие павильону облик эклектического, и уже, во всяком случае, далеко не типового, сооружения.

Но если самый храм на Головинском кладбище довольно-таки необычный, то еще более необычный в нем располагается приход. Этот приход относится не к Московской патриархии, а к Российской Автономной Православной Церкви, которая, в свою очередь, является российским филиалом Русской Православной Церкви за границей. В 1992 году настоятель о. Михаил Ардов и его приход получили в пользование ритуальный павильон на Головинском кладбище, а на следующий год этот павильон-храм был освящен во имя Св. Царя-Мученика Николая и всех Новомучеников и Исповедников Российских. Естественно, спокойной жизни у единственного в Москве прихода РПЦЗ быть не могло: Московская патриархия, не терпящая конкурентов на своей «канонической территории», все эти годы отчаянно старалась выдавить «заграничников» из их крошечного храма, действуя, разумеется, через гражданскую власть. Но приход выстоял. И, кажется, в последнее время монополисты на православную веру от него отступились. А после недавнего воссоединения РПЦ и РПЦЗ каноническая территория для той и другой теперь общая.

Благодаря энергичной деятельности отца настоятеля, частым его выступлениям в печати, на телевидении, по радио Никольский храм на Головинском кладбище приобрел известность в Москве, там сложился крепкий, дружный приход, и по праздникам на богослужениях там собирается столько людей, что порою все и не вмещаются в маленьком храме. Недавно церковь была реконструирована – с юга пристроена колокольня. И теперь бывший ритуальный павильон окончательно приобрел благолепный вид православного храма.

И вся земля в крестах

Востряковское кладбище

Мы идем с Алексеем Николаевичем Алякринским по бесконечной центральной аллее кладбища и, как болельщики на теннисном поединке, ежесекундно поворачиваем головы то вправо, то влево: вот знаменитый автор «Места встречи» Аркадий Вайнер, вот грандиозный мемориал – хоть живи в нем! – некоего цыганского барона с увековеченными в камне грамматическими ошибками эпитафии, вот напротив – цыганская певица и танцовщица Роза Джелакаева, вот в долгополой шинели застыл красавец усач – генерал Иван Михайлович Богушевич, освободивший Братиславу, вот мама Иосифа Кобзона, вот жена Л. О. Утесова – Елена Осиповна, вот родители популярной в 1960–1970-е годы певицы Майи Кристалинской – Владимир Григорьевич и Валентина Яковлевна.

«Вы помните, на Донском кладбище обратили внимание, – говорит Алексей Николаевич, – что на надгробии Майи Кристалинской не выбито отчество. Но узнать его проще простого: достаточно приехать на Востряковское и отыскать могилу ее родителей на главной аллее, – Майя Владимировна она, оказывается!»

И вдруг я замечаю в двух шагах от нас, на ветке, вблизи могилы Вайнера, что-то шевелится, какой-то бурый комочек. Оказывается, – белка! На нас она внимания не обращает: у нее занятие поважнее – разгрызть орешек. Я молча показываю на забавность рукой Алексею Николаевичу. Он скорее выхватывает фотоаппарат, чтобы сделать редкий кадр. А белка знай свое – грызет орешек. Она, наверное, уже так привыкла к досужим зевакам, что даже не желает их позабавить поворотом головы, не то что бы испугаться и убежать. Вот уж для кого, действительно, кладбище – жизнь. Сфотографировав эту востряковскую достодивность, мы продолжили свой путь.

Алексей Николаевич Алякринский – крупнейший современный некрополист. Как говорится, ходячая энциклопедия московских кладбищ. Стоит у него спросить о каком-нибудь человеке – где он похоронен? – Алексей Николаевич не только немедленно назовет кладбище, но еще и расскажет множество биографических сведений о нем: когда родился, когда умер, чем знаменит, с кем был связан. Значительная часть моих заметок о кладбищах – это записи со слов Алексея Николаевича. В том числе и очерк о Вострякове.

Официально Востряковское кладбище существует с 1932 года, причем в черту Москвы попало только в 1960-м, когда оказалось внутри МКАД – новой московской границы. Но известно это кладбище, по крайней мере, с XVIII века: тогда оно было приходским погостом села Вострякова. Когда здесь стали хоронить всю Москву, старые сельские могилы, естественно, затерялись в этом массовом нашествии. Но, по заверению востряковской администрации, даже в наше время на кладбище можно найти отдельные старые сельские захоронения.

Настоящее же удивление у посетителей Востряковского кладбища могут вызвать добротные каменные надгробия, подчас стариной формы, очевидно, не сельские, – в виде часовенок, четырехгранных стел или колонн, пронизывающих куб, – с выбитыми на них датами 1920-х и более ранних годов. «Но как же так? – могут поинтересоваться некоторые внимательные посетители. – Если москвичей здесь стали хоронить только с 1932 года, почему же на некоторых совсем не сельских надгробиях надписи выбиты еще по старой орфографии?»

А все дело в том, что Востряковское кладбище является в своем роде бесподобным: оно наследует, как ни странно это звучит по отношению к некрополю, другому кладбищу – старинному московскому, «чумному», Дорогомиловскому.

Когда в начале 1930-х было принято решение ликвидировать Дорогомиловское кладбище, то родственникам захороненных там умерших позволили их откапывать и вместе с надгробиями переносить в Востряково. Дорогомиловское кладбище состояло из двух неравных по площади территорий: большей – русской и меньшей – еврейской. Точно так же и на новом месте образовались два национальных некрополя – русский и еврейский. Причем – любопытно заметить! – старых еврейских могил, датированных годами ранее 1930-х, в Вострякове существенно больше, нежели русских. К чести своей московские евреи отнеслись к могилам предков более заботливо, нежели их земляки – русские.

На «дорогомиловском» еврейском участке Вострякова рядом, буквально бок о бок, находятся могилы двух знаменитых в прошлом москвичей: банкира, «московского Ротшильда», как его называли, Лазаря Соломоновича Полякова (1843–1914) и известного в свое время раввина Якова Исаевича Мазэ (1858–1924). Подробнее о том и другом в очерке о еврейском Дорогомиловском кладбище.

Других сколько-нибудь выдающихся «дорогомиловских» покойных на Востряковском кладбище нет.

Но за последние без малого восемьдесят лет на еврейском участке Вострякова появилось довольно много новых могил известных людей. Совсем недавно – в 2009 году – там был похоронен замечательный писатель-сатирик, один из самых талантливых артистов эстрады последнего времени, Ян Маерович Арлазоров (род. в 1947). О значении в литературе Аркадия Вайнера (1931–2005) говорить вообще не приходится: это настоящий классик остросюжетного жанра; написанные им совместно с братом Георгием Александровичем детективные романы и снятые по их сценариям фильмы – безо всякого преувеличения можно отнести к шедеврам. Вспомним лишь некоторые: «Визит к Минотавру», «Я, следователь…», «Гонки по вертикали», «Эра милосердия», «Не потерять человека», «Карский рейд». Здесь же похоронены: Ефим Яковлевич Дорош (1908–1972), писатель, член редколлегии «Нового мира» времен Твардовского, автор нашумевшего в свое время «Деревенского дневника» (1956–70); Павел Григорьевич Тагер (1903–1971), профессор, изобретатель звукового кино; Михаил Дмитриевич Эльворти (1900–1981), дрессировщик, выступавший с белыми медведями, заслуженный артист РСФСР.

Знаменитые еврейские захоронения на Востряковском кладбище не ограничиваются одним только «дорогомиловским» участком. Много известных евреев похоронено по всему этому огромному пространству. А недавно, как рассказал нам заведующий еврейским ритуально-похоронном пунктом при Востряковском кладбище Михаил Яковлевич Дубовицкий, на окраине новой территории специально для еврейских захоронений был выделен довольно обширный участок.

Но задержимся пока на старой территории. Мы никак не можем найти с Алексеем Николаевичем, возможно, самую на сегодняшний день знаменитую могилу Вострякова – мага и экстрасенса Вольфа Мессинга. Вроде у московского некрополиста «номер один» и план кладбища имеется, и могила отмечена на соответствующем участке, а все никак она нам не попадается: как ни ищем – найти не можем. Будто прячется от нас сталинский чародей. Наконец, на какой-то из дорожек встречаем могильщика. На Востряковском кладбище могильщики почти никогда не ходят пешком: это было бы равносильно спортивной ходьбе на марафонскую дистанцию, – они ездят здесь на мотороллерах или велосипедах. Так наш случайный провожатый неторопливо поскрипывал педалями повидавшего виды, советского еще производства, велосипеда. Узнав, что мы ищем Мессинга, он нас вначале недоверчиво, с подозрением оглядел, – причину этой его настороженности мы узнали позже, – и затем все-таки проводил до поворота на «мессинговскую» аллею.

У Вольфа Григорьевича Мессинга, по словам А. Н. Алякринского, не осталось никаких наследников, никаких душеприказчиков. Тем не менее, могила его и надгробие в изумительном состоянии, – кто-то, очевидно, за ними старательно ухаживает.

На впечатляющем, в полтора человеческих роста, монументе надписи:

Вольф Мессинг 1899–1974.

Твой редкий дар вошел в историю человечества.

Помним, любим, благодарим.

Дорогому другу – человеку необычайного дара,

читавшему мысли и судьбы людей.

Вольф Мессинг родился в еврейском местечке под Варшавой в, прямо сказать, нищенской многодетной семье. Еще в раннем его детстве родители заметили, что сын встает по ночам и ходит во сне. Кто-то посоветовал старшим Мессингам ставить у кровати ребенка тазик с холодной водой: опустит он в холодную воду ноги и тотчас проснется. Так и выходило. И вскоре лунатизм отступился. Тогда же обнаружилось, что мальчик обладает редкостной памятью: он без труда запоминал Талмуд наизусть целыми страницами!

В одиннадцать лет Вольф сбежал от родителей. Он сел в первый попавшейся поезд и поехал неизвестно куда. И вот тут с ним произошел случай, определивший весь его дальнейший жизненный путь.

Как и полагается безбилетнику, он лежал под скамейкой третьего класса. Где-то в пути в вагон, пощелкивая щипчиками, вошел контролер. И как ни старался заяц из-под Варшавы забиться в самую глубь своего убежища, его заметили. «Билет!» – будто приговор прозвучал требовательный голос. Вольф нащупал рукой по полу какую-то грязную бумажку и протянул ее контролеру. «Что же ты с билетом лежишь на полу?» – раздался в следующее мгновение голос удивленного служащего. Так Мессингу открылось, что он обладает некой магнетической, как раньше говорили, силой.

Поезд привез его в Берлин. Естественно, одиннадцатилетнему ребенку начать самостоятельную жизнь, да еще в чужом городе и в чужой стране, довольно сложно. Мессинг в первое время так голодал, что однажды свалился без чувств прямо на улице. Его привезли в клинику известного психиатра Абеля, который вскоре обратил внимание на необыкновенный дар своего юного пациента: тот неоднократно отвечал что-либо доктору, но… прежде, нежели последний успевал озвучить свои мысли. Мессинг мог разговаривать с безмолвным собеседником!

Слухи о чудо-ребенке дошли до какого-то берлинского импресарио, и он устроил Вольфа в цирк, где тот стал показывать самые невероятные трюки: погружал себя в состояние каталепсии – обморока с полным онемением тела, отгадывал мысли некоторых добровольцев из публики, отыскивал вещи, спрятанные кем-нибудь из зрителей и прочее.

Мировую войну, охватившую преимущественно Европу, Мессиинг провел в гастролях: он побывал в Японии, объехал Латинскую Америку. Когда же он вернулся в Старый Свет, на континенте появились многочисленные «географические новости», о которых никто прежде и помышлять не мог. Так, его родная Варшава, а именно туда он и приехал, из русской провинции превратилась в столицу вновь образованного Польского государства. И едва он заявил о своем польском гражданстве, его тотчас забрали в солдаты. Но слухи об уникальном «фокуснике», служившем теперь при кухне какого-то полка, дошли до самого начальника Польши маршала Пилсудского. И он распорядился выдать Мессингу отставку.

Вольф Мессинг продолжил свою сценическую деятельность.

Как-то в одном городке к нему обратилась некая женщина. Она рассказала, что сын ее уехал в Америку, и от него давно уже нет никаких вестей. Не может ли великий магнетизер и провидец поведать ей что-нибудь об ее сыне. Мессинг попросил показать ему последнее письмо молодого человека. Прочитав же его, он опечалился и произнес: пани, новость для вас неутешительная… написавший это письмо мертв. Несчастная мать лишилась чувств.

А через какое-то время Мессинг снова приехал в этот городок. Жители встретили его криками и насмешками: Мошенник! Шарлатан! Негодяй! Оказывается, спустя какое-то время после предсказания Мессинга загулявший где-то в Америке и не удосужившийся хотя бы послать весточку матери их земляк как ни в чем не бывало вернулся в родные пенаты. Мессинг попросил предъявить ему этого легкомысленного гастарбайтера. Это вы писали письмо? – спросил он его. Нет, что вы! – отвечал непочтительный сын. – Я только диктовал. А писал мой приятель. Да вскоре после этого бедняга погиб – его задавило бревном.

Мессинг был совершенно реабилитирован в глазах публики.

В 1939 году Польша была оккупирована вермахтом. Началась Вторая мировая. Большинство евреев оказалось в лагерях. Арестован был и Вольф Мессинг. Но ему удалось сбежать из тюрьмы, загипнотизировав надзирателей. Каким-то чудом он добрался до Буга и ночью на утлой лодчонке переправился в Советский Союз.

В СССР Мессинг продолжил сценическую деятельность, – он гастролировал со своими трюками по многим городам. На удивление в стране, категорически не допускающей в какой-либо форме проповедь нематериалистических идей, никто не чинил препятствий публичным сеансам знаменитого мага.

Но однажды прямо на сцену, где выступал Мессинг, вышли люди в форме и увели его. Мессинга доставили в Москву, привезли в Кремль и проводили в кабинет, где его встречал человек в поношенном френче и с красивыми густыми усами. Человек этот представился, хотя Мессинг и без того узнал отца народов по его бесчисленным, развешанным решительно повсюду, портретам. Сталин предложил магу быть полезным советскому государству не только в качестве артиста. Отказать такому очаровательному и гостеприимному хозяину кабинета было невозможно.

Но, прежде чем начать Мессинга использовать во благо государства трудящихся, высокий кремлевский покровитель пожелал убедиться: а действительно ли товарищ Мессинг обладает такими способностями, как ему докладывали? Сталин пригласил мага в гости к себе на кунцевскую дачу. Но охрану о предстоящем визите не предупредил. Мессинг же появился в его кунцевских покоях вовремя. Потом выяснилось, что бдительнейшая сталинская охрана, все как один человек, почему-то приняли его за своего всемогущего шефа – за товарища Берия, и беспрепятственно позволили пройти в святая святых – в кабинет к вождю.

Как именно служил Мессинг советскому государству – неизвестно. Возможно, Сталин и просил его иногда прочитать чьи-то мысли или предсказать какие-то события. Но Сталин равным образом мог опасаться, что при таком-то эксперте его собственные мысли сделаются достоянием кого-либо. Поэтому, возможно, вообще сотрудничество Сталина и Мессинга – легенда, чей-то вымысел. Но дело в том, что подобная легенда о Сталине не единственная. Некоторые источники вполне достоверно и аргументированно сообщают о встрече Сталина со знаменитой провидицей, причисленной впоследствии к лику святых, – с блаженной Матроной. Если он был бескомпромиссным материалистом, не допускавшим вообще никакой мистики, ничего сверхъестественного, почему тогда к нему липнут такого рода легенды? Но нам представляется, как нет дыма без огня, так нет и легенд без реальной основы. Кремлевский мудрец не мог не знать принципа: всех слушать, но не всех слушаться. Почему бы ему было не послушать того же Мессинга или ту же Матрону, – ведь не обязательно их слушаться! Хотя, может быть, и слушался – кто знает? – это уже он сам решал.

После войны и до самой смерти ничего такого примечательного в жизни Вольфа Мессинга не происходило. Старость он встретил с женой в довольно скромной однокомнатной квартире на Новопесчанной улице, – это вблизи станции метро «Сокол».

Интересно сам себя охарактеризовал однажды Мессинг в разговоре со своим гостем Михаилом Михалковым – братом известного писателя. Мессинг так говорил: «У каждого человека есть, предположим, двадцать процентов интуиции, то есть чувства самосохранения. У вас, человека воевавшего, выработалась интуиция на сто процентов. У кого-то может доходить и до трехсот. А у меня – тысяча процентов!». Вот так Мессинг объяснял собственный феномен.

В последние годы могила Вольфа Мессинга стала местом паломничества всяких любителей мистики. Неслучайно могильщик, проводивший нас к месту упокоения верховного мага, смотрел на нас с Алексеем Николаевичем с подозрением: наверное, принял за подобную же публику. Как нам рассказали в администрации кладбища, однажды на могилу Мессинга пришла какая-то девица, разделась догола и начала при помощи известных, очевидно, ей средств – восклицаниях, заклинаниях, жестикуляции – общение с великим учителем, а, может быть, и со всем потусторонним миром. Исполнив соответствующее действо, она оделась и ушла.

На старой, или южной, территории Востряковского кладбища похоронены еще многие известные люди. Вспомним некоторых.

Киноактриса Изольда Васильевна Извицкая (1932–1971), прославившаяся главной ролью в фильме «Сорок первый»; автор популярной, многократно переизданной, книги «Крылатые слова» Николай Сергеевич Ашукин (1890–1972); известный филолог-лингвист Александр Александрович Реформатский (1900–1978) и его жена – писательница Наталья Иосифовна Ильина (1914–1994); выдающийся русский поэт Леонид Николаевич Мартынов (1905–1980); певица Эдит Леонидовна Утесова (1915–1982); поэт-песенник Леонид Петрович Дербенев (1931–1995); современный коллега Мессинга по цеху магов и экстрасенсов Юрий Андреевич Лонго (1950–2006).

Леонида Мартынова иногда называют крупнейшим русским поэтом середины XX века, или, во всяком случае, выдающимся, великим. Но, как нередко это бывает с талантами, он, с одной стороны, до сих пор не вполне открыт, с другой – уже основательно забыт. Но это, как говорится, в духе времени: таков теперь удел поэзии, да и вообще высокого искусства.

^{Здесь похоронена актриса Изольда Извицкая}

Владимир Максимов в свое время много рассказывал автору этого очерка о Франции, о французской интеллигенции. В частности о том, что читают французские интеллектуалы: самая труднодоступная вершина, которую способно покорить их дум высокое стремленье, по словам В. Е. Максимова, – журнал «Пари-матч». Это что-то вроде нашего «Огонька». Атак в основном комиксы рассматривают, – теперь, наверное, по мобильнику. Вот тем же путем в последние годы движется и российский потребитель информации. Причем движение это напоминает свободное падение с нарастающим ускорением. Если каких-то двадцать лет назад в метро каждый третий пассажир что-то читал, и у половины из них в руках были «толстые» литературные журналы, то теперь все в вагоне поголовно уткнулись в мобильники: они играют! В памяти их карманных игротек десятки игр. И еще сотни можно скачать из Интернета, не выходя из метро. Играть – не переиграть. Самая же интеллектуальная из этих игр так же уступает ушедшим в историю «пятнашкам», как старая дворовая приблатненная «чика» уступает шахматам. Если что-то еще и читают, то это либо хроника скандалов и альковной жизни «звезд», либо гламурные остросюжетные романы, которые, по нашему мнению, читать так же позорно, как рассматривать непристойные картинки.

Понятно, Леониду Мартынову, с его творчеством, с его военной и гражданской лирикой, места в умах нынешней читающей публики не остается никакого.

Единственная оставшаяся ниша, где ритмическое слово-творчество, – поэзией это назвать язык не поворачивается, – вполне востребовано – эстрада. Но какой там уровень словотворчества! Тот же Максимов называл такое «искусство» заграничным, то есть находящимся за гранью добра и зла.

Вот чему внимают миллионы наших зомбированных соотечественников, вот от чего на концертах восторженные девушки истерически беснуются, разрывая в порыве на себе футболки: «Два кусочечка колбаски Предо мной лежали на столе, Ты рассказывал мне сказки, Только я не верила тебе». Или такое: «Ты моя банька, я – твой тазик». И еще: «Ты скажи, чё те надо, Я те дам, я те дам, чё ты хошь!». А также: «Жениха хотела, вот и залетела». Это у них все про любовь. А вот родное, в угоду чаяниям масс: «Русская водка, огурец, селедка, Весело веселье, тяжело похмелье!», – это называлось шлягером одно время. Как говорят, утюг в сеть включишь, а из него – «Русская водка».

По соседству с Мартыновым похоронен поэт Леонид Дербенев. Он как раз писал преимущественно песни, в том числе и для эстрады. Но это был классик песенной поэзии. Вот на кого бы надо равняться современным сочинителям слов к музыке. Но они, скорее всего, и не слышали ничего о Дербеневе.