Текст книги "Южный Урал, № 27"

Автор книги: Юрий Трифонов

Внезапно он увидел Малахова, чуть не на голову возвышавшегося над остальными, и хотел незаметно удалиться, робея в таком виде здесь, в театре, встретиться с парторгом, но тот направился прямо к нему. За ним, лавируя среди массы людей, пробирались Пастухов и Валя, позади виднелись Федя Лопушок, другие ребята из их цеха.

– Здравствуй, Геннадий! – сказал Малахов, широко улыбаясь и еще издали протягивая ему свою большую крепкую руку. – Ну! Поздравляю! Едешь?

– Куда еду, Герасим Петрович? – растерянно спросил Геннадий.

– А куда хотел?

Геннадий, растерявшись окончательно (ему казалось, что все, кто есть сейчас тут, в коридоре, смотрят на него), вопросительно шарил глазами по лицам товарищей, которые, окружив его, радостно кивали в подтверждение слов парторга.

– Едешь! Едешь!

– На целинные земли?!

– А куда же еще! – засмеялся Малахов. – Или опять надумал куда-нибудь в индивидуальном порядке?

– Больше этого никогда не будет, Герасим Петрович, – серьезно сказал Геннадий, а сам никак не мог взять в толк, что произошло, почему такая крутая перемена в его судьбе.

– Коллектив ручается за него! – звонко отчеканила Валя Подкорытова. И к нему, к Геннадию: – Мы уверены, что ты больше никогда не подведешь нас!

Геннадий смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Так вот оно что. Коллектив поручился за него. Коллектив! Слово-то какое хорошее!..

Как сразу стало радостно, отвалился камень с души. Товарищи тормошили его. Милые, хорошие! Геннадий готов был перецеловать каждого. И Малахов – тоже какой хороший! Снова на его строгом лице со шрамом было выражение, запомнившееся Геннадию, когда Герасим Петрович вручал ему приз. А ведь сегодня – тоже приз, приз за хорошую работу, за инициативу, за то, что не пожалел усилий в труде!

Как случилось это чудесное превращение? Геннадий посмотрел на Лопушка, на Валю и понял все. Лопушок, увидав его у театра, побежал и сказал об этом Вале. Валя – Пастухову, в перерыве они переговорили с ребятами, получили согласие Малахова… Все так просто!

Геннадий не знал, что Валя еще утром через голову Пастухова, который продолжал упрямо держаться за свое мнение (и сразу же изменил его на противоположное, как только ему стала известна точка зрения парторга), обратилась к Малахову и, заручившись его поддержкой, повернула весь ход событий в обратную сторону. Впрочем, особых усилий от нее и не потребовалось: Геннадий сам сделал все необходимое, чтобы вновь вернуть себе утраченное положение в коллективе, – сделал своей двухсменной работой, показав, чего он стоит.

Она не успела только сразу же сообщить ему об этом, но не очень и беспокоилась, будучи убеждена, что он и без того придет к театру. Не прятался бы от людей – узнал бы все раньше.

Здесь же, в театре, в перерыве, Валя провела летучее собрание (поскольку раньше собрать ребят было невозможно), и они всем кворумом отъезжающих комсомольцев их завода единодушно отменили свое первоначальное решение. Вот почему Геннадий на некоторое время и оставался один: они хотели обрадовать его готовым решением.

Примиренный, растроганный, Геннадий пожимал протянутые к нему руки. Он пожал и руку Пастухова. Но в друзьях, настоящих друзьях, которые не выдадут в беде, какими показали себя другие, он его все же теперь не будет числить. Нет. Не будет.

Малахов вскоре ушел, оставив молодежь одну, чтобы дать им на свободе выговориться друг с другом.

– Ты думаешь, нам было очень приятно голосовать против тебя! – сказал за всех Лопушок, и Геннадий почувствовал укор совести, что доставил друзьям столько неприятных минут, огорчил их.

Тут же разговор пошел о другом – об отъезде, о хлопотах и сборах в дорогу. Товарищи уговаривались не разлучаться, в чужом краю держаться друг за друга, сообща преодолевать трудности. Геннадий слушал и улыбался, всем своим существом ощущая, что он опять вместе с ними – с ними!

5

И вот – вокзальный перрон, длинный состав пассажирских вагонов, толпа отъезжающих и провожающих. Знамена, лозунги, оркестр. Букеты цветов в руках. На груди паровоза – портрет Ленина и комсомольский значок. По всей длине первого вагона надпись на красном поле: «Урал – Казахстану».

Перрон звенит от голосов. В одном конце пляшут, в другом поют:

 
Комсомольцы – беспокойные сердца!
Комсомольцы…
 

Песня вспыхнет то тут то там.

В центре большая группа молодежи, дирижируемая девушкой в ярком васильковом берете с помпоном, принимается громко скандировать слова, которые накануне каждый шептал про себя, читая на транспаранте в зрительном зале театра:

– Ес-ли пар-ти-я ска-за-ла «на-до», ком-со-моль-цы от-ве-ча-ют – «есть»!

– Есть! – так и хочется крикнуть Геннадию.

Дон! Дон! – второй звонок. Последние торопливые поцелуи, объятия, пожатия рук. Отъезжающие разбегаются по вагонам.

Гудок. Паровозный гудок. Долго, ох, долго не услышать отныне им заводского привычного гудка… Поезд трогается.

Поплыли за окном привокзальные строения. Знакомые до боли, уходящие из глаз, улицы, перекрестки, дома. Мелькнули вдали, в проеме уличной теснины, знакомые заводские корпуса, черные башни градирен, возвышающиеся над крышами цехов, с медленными клубами отходящих дымов. Защемило сердце, комок подступил к горлу. Не легко расставаться, покидать навсегда то, к чему привык с малых лет, привязался всей душой.

Кто-то затянул:

 
Прощай, любимый город…
 

Песню подхватывает весь вагон. Не с этой ли песни началось стремление Геннадия поехать на целинные земли?

Вот уже не видно города. А мысли, чувства все еще тянулись к нему. Как много связано с ним! Город воспитал деревенского парнишку, вложил ему в руки профессию, сделал культурным и полезным для общества, а теперь он, представитель советского рабочего класса, понесет приобретенные знания туда, откуда вышел сам – на село.

Промелькнул разъезд Гагарка. Дважды она сослужила большую службу Геннадию. И вот уже за окном леса да горы, горы да леса…

Прощай, Урал!.. Прощай, родимый край, где даже сами названия городов, рабочих поселков, железнодорожных станций говорят о неслыханных богатствах недр, о труде человека… Нет, не прощай, а до свиданья! Геннадий приедет сюда на лыжные соревнования. Интересно, честь какого спортивного общества будет он теперь защищать?

Геннадий стал думать о том, что предстоит ему увидеть, испытать в недалеком будущем, стараясь представить край, куда они едут, жизнь, которая их там ждет. Кем он будет: трактористом? комбайнером? рабочим по ремонту сельскохозяйственных машин? Немного тревожно: работа новая, а надо справиться… Мысли неслись, опережая поезд.

Почему-то ему казалось, что он непременно встретит там Марианну.

Юрий Трифонов
СТИХИ

 
Раскрыв меню, я с трепетом вникал
В названья блюд абхазца-кулинара,
Когда они вошли, кивнув швейцару.
Их было четверо. Пройдя в зеркальный зал,
Они разбились весело на пары.
 
 
Мужчины, если можно так назвать
Двух юношей в костюмах мешковатых,
Сутулились под толстым слоем ваты
Широких плеч. Одеты им под стать,
Шли дамы, улыбаясь виновато.
 
 
Мой столик был свободен. Пятый стул
Подставили («Прибавим чаевые!»).
– Так долго выбирать… Вы здесь впервые?
Один из них с ехидцей протянул,
Раскрыв глаза невинно голубые.
 
 
– Заказывайте… Я повременю!.. —
Ответил я, протягивая книжку,
Смирив желанье осадить мальчишку.
Он даже не притронулся к меню.
– О-фи-циант!
Поднос держа под мышкой,
Седая женщина, не по летам быстра,
С блокнотом наклонилась в ожиданье…
– Мы, кажется, в отличном ресторане?!
Портвейн? О, нет… Конечно, хванчкара…
Да, девушка, и максимум старанья!..
 
 
Они провозгласили первый тост
Я встал, уже намереваясь выйти,
Оправил свой видавший виды китель.
Но вдруг один из них поднялся в рост:
– За тех, кто в море!.. Друг, не откажите…
Его глаза насмешливо узки,
Открытый вызов светит в дерзком взоре.
– Ну, что же, если пить за тех, кто в море.
То, непременно, только по-морски! —
Я им сказал, желая подзадорить.
 
 
– Морской обычай изменять нельзя.
Пьем только мы, одни мужчины…
– Ясно!
– Не тонкое вино, а спирт…
– Прекрасно!
– По широте разбавив, где друзья
Мои сейчас идут в штормах…
– Согласны!..
«Пускай мальчишкам горла обожжет, —
Подумал я, склонясь над верной флягой, —
Восьмидесятиградусною влагой
Суровость наших северных широт,
Где мы дружили с ветром и отвагой».
 
 
Их дамы, говоря наперебой,
Смотрели с восхищеньем на героев.
Но я-то видел, – от меня не скроешь! —
Как нелегко юнцам владеть собой
И сохранять достоинство мужское.
 
 
Пить спирт еще не приходилось им,
Вспоённым нежной материнской лаской.
Они косились на меня с опаской.
А я разлил огонь, неумолим,
Невозмутим под равнодушья маской.
 
 
Я видел: им не сделать и глотка,
Не знающим, как пьют напиток жгучий.
Я сам не пил. Мой спирт – на трудный случай.
И если нынче поднялась рука,
То для того, чтоб проучить их лучше.
 
 
– За тех, кто в море!
Выпьем залпом, львы!..
Глоток – и слезы градом у обоих.
Давали им аптекарских настоек,
Но – тщетно все! – две гордых головы
Беспомощно уткнулись в круглый столик.
 
 
…Наказываю вас за то, что я
Знал в жизни только ночи штормовые.
За то, что лето вижу я впервые,
Бессменно, год за годом, шел в моря.
Забыл, как пахнут травы полевые.
 
 
Вас, прозябающих в тепле,
Наказываю, чтоб встряхнуть немножко,
За то, что ел сушеную картошку,
За то, что лук в каютной полумгле
Растил в открытом море на окрошку…
 
 
Я посмотрел в последний раз на дам.
И вдруг увидел тонкие косички,
Такие ж, как у школьницы-сестрички.
В глазах мольба: «Пора нам по домам!»
Растерянные, рыжие реснички…
 
 
Я молча взял их под руки. У плеч
Качнулись их доверчивые плечи.
Мы вышли в голубой июльский вечер,
В открытый мир огней и первых встреч,
Спокойной ясности и беспощадных смерчей.
 

 
Когда тебя казнят, и не безвинно,
Когда из всех ошибок роковых
Пристегнута попутно половина,
И только часть заслуженно твоих;
 
 
Когда к друзьям мешает обратиться
За помощью, что так тебе нужна,
Не ложь, перешагнувшая границы,
А маленькая, жгучая вина;
 
 
Когда твое понятие о чести
Не позволяет и подумать вслух,
Не то что бить в набат на каждом месте
О прошлой славе трудовых заслуг, —
 
 
Так что ж тогда, сгорая от стыда,
Забвение искать на дне стакана,
Пасть по рецепту модного романа,
И на ноги подняться без труда?
 
 
Пытаться посмотреть на все иначе,
Во многом видя просто суету.
– Я в главном прав?
– Конечно, прав!
– Так, значит,
Покажет время нашу правоту!
 
 
Зачем кричать о том, что жребий труден,
И не жалеть ни сердца, ни ума?..
Да, время все оценит и рассудит,
Но правда не придет к тебе сама!
 
 
Но обольщаясь дружеским участьем,
Не тешась мыслью выжить и в пыли,
Дерись за каждый маленький участок
Тобою раскорчеванной земли.
 

 
Я видел, подойдя к линотиписту,
Как всколыхнула клавиши рука
И выскользнула рыбкой серебристой
Вот только что отлитая строка.
 
 
Одна строка – упругий штрих,
                                          деталь
Из книги книг «Как закалялась сталь».
 
 
Рожденная в машинном тонком звоне.
Она вобрала жар стальных узлов.
А я в металле чувствовал тепло
Протянутой корчагинской ладони.
 
 
Металл остыл уже через мгновенье,
Скрепил собой слова острей штыка.
В них клич бойца.
В них пламя вдохновенья.
Металл остыл. Но горяча строка!
 

Михаил Пилипенко
СТИХИ

 
Вошел, как бог, суров, мордаст.
Не взгляд —
Отлив каленой стали.
Вот-вот он пятерню подаст,
Чтоб умиленно лобызали.
 
 
Чуть задержался у стола,
Кивнул, воздав свои щедроты —
Икнув,
Машинка замерла,
И поперхнулись нервно
Счеты.
 
 
Едва ступил он на порог —
И шепоток хлопочет в зале:
– Дурак…
– Но гнет в бараний рог…
– Глупец…
– А вы б
          ему
              сказали…
Примолкли?
– Да?
А кто начнет
Не шепотком,
Открыто,
Честно?
Ведь негодяй и тот, кто гнет,
И тот, кто гнется бессловесно.
 

 
Кто хочет, отыщет по жизни дорогу,
И солнца хватает на всех понемногу,
И ветер без выбора бьется о рамы,
И воздух на всех – не расписан на граммы.
И песня, желание было б, польется,
А сердце —
Оно одному отдается.
…И ты ведь когда-то взгрустнешь у рябины,
Но только смотри – не дари половины.
Швырнешь половину скупою рукою,
А что будешь делать вот с тою, другою,
Вот с тою, забытой, другой половинкой,
Что где-то примерзла обломанной льдинкой.
Холодная льдинка, а все ж непростая,
Она ведь когда-то нежданно растает,
Столкнется с красивым, доверчивым, смелым.
Захочется сердцу быть сильным и целым,
Взовьется под небо, как птица шальная,
И станет метаться, тебя проклиная.
…Так вот, если сердце взгрустнет у рябины,
Его не дели ты на две половины.
А если разделишь, то, значит, пустое —
О нем и печалиться, значит, не стоит.
 

 
Пахло первой сиренью упрямо, волнующе, сладко,
Так, как пахнут закаты: в последние майские дни.
Он поправил на брюках подчеркнуто острые складки,
Оглянулся вокруг и присел на скамейку, в тени.
 
 
Время медленно шло.
Для него даже, может быть, слишком.
Фонари зажигались, как будто хлестал звездопад.
Через час он конфеты дарил незнакомым мальчишкам,
Через два —
Малолетним друзьям отвечал невпопад.
 
 
Рядом, в сумерках летних, смеялись по-юному громко,
Как воробышки, школьницы жались на камне перил…
Он сидел на скамейке и влажные ландыши комкал,
Он курил и глядел на часы, он глядел на часы и курил
 
 
А потом он оставил цветы и почти побежал по аллее,
Будто ноги земля, не остывшая к полночи, жгла…
 
 
…Что ж, нелегок обман,
Только было бы в сто раз подлее,
Если б, душу сминая,
Она на свиданье пришла.
 
 
…Слышишь, милая,
Сердце у нас не пытает совета.
Если трудно покажется рядом с моим твоему,
Лучше так вот солги.
Я приду,
Буду ждать до рассвета,
Буду ландыши мять
И, теряя надежду,
Пойму!
 

Евгения Долинова
ОН УТРОМ ПОЗВОНИЛ…
Стихотворение

 
Он утром позвонил
Второго мая,
И только «С праздником!» – проговорил,
Спросила я, перебивая:
– Ты почему вчера не позвонил?
И трубку бросила,
Ответа ждать не стала, —
Как мог он в праздник позабыть меня?
А вечером —
Звонка я ожидала.
Но день прошел…
Прошли еще два дня…
И вот уже четвертый на исходе,
А телефон молчит,
Молчит, как пень!
Как может он
Работать на заводе,
Не зная ничего четвертый день!
Напрасно жду звонка я
В десять тридцать,
Нет, в этот час
Не станет он звонить.
Он бабушку тревожить не решится,
Он дочку побоится разбудить.
А, мне б звонок!
Трезвон на всю квартиру!
А в трубке – грубые и нежные слова.
Ну пусть он назовет меня «задирой»,
Пусть скажет мне: «Дурная голова!»
Молчит мой телефон.
От этого молчанья
Я, кажется, могу сойти с ума!
Четвертый день мечусь я в ожиданье,
И – хватит!
Позвоню ему сама.
 

Ефим Ружанский
СТИХИ

 
Всегда встает он спозаранку,
Встречая солнечный восход.
Пимы наденет и ушанку,
Натянет ватник и – в поход.
Ему идти не очень много:
     Через ложок, наискосок…
Еще темно.
     И на дорогу
Чуть синий падает снежок.
И вот уже плывет навстречу
Знакомый лес.
     Окончен путь.
И хочется расправить плечи
И больше воздуха вдохнуть…
Так по нетоптанному снегу,
Снежинки смахивая с губ,
Широким шагом в лесосеку
Приходит первый лесоруб.
Он оглядел свою делянку,
Кисет узорный развязал
И, может, вспомнил, как за танком
В былое время он бежал.
Такой же лес,
     Но изгибались
Под гусеницами стволы
И погибали, обливаясь
Потоками густой смолы…
Теперь – не то!
     Желтеют комли
Стволов, лежащих в три ряда.
Работы – тьма!
     Не о таком ли
Труде мечтал он в те года!..
 

* * *

 
Может быть, оттого
          (узнать бы!)
Слух пошел —
          сердцу мил он и люб:
Клуб,
      достроенный после свадьбы,
Называют
          «Катюшин клуб»!
 

 
Я друзей повстречал сегодня
На строительных лесах,
Где высоко
              контейнер поднят
Чуть ни в самые небеса.
И никто, быть может, не знает,
Что, встречая грузов поток,
Краном башенным
              управляет
Бывший башенный
              стрелок.
День веселою каруселью
Закружился на лесах.
Скоро будут справлять новоселье
В этих новых корпусах.
– Будет в доме много и света,
И уюта, и тепла! —
Как не верить танкистам,
              коль в этом
Нынче их боевые дела.
Как ни верить им,
              что отличный
Будет выстроен ими дом,
Коль стараются так,
              словно лично
Будут жить они в доме том!
 

Белла Дижур
ПРИЗНАНИЕ
Стихотворение

 
Ты помнишь?.. Белые снега
Сугробами сутулятся,
А мы идем – к ноге нога
По незнакомой улице.
Нам семафоры вдалеке
Зажгли огни зеленые,
Ты тянешься к моей руке,
Как тянутся влюбленные.
Быть может, это только страх
Глухого одиночества,
Но я читать хочу в глазах
Нежданное пророчество
И обещание любви,
Такой, что не износится.
Признаюсь я – глаза твои
Мне прямо в сердце просятся.
 

220-ЛЕТИЕ ЧЕЛЯБИНСКА

Александр Козырев
ИНДУСТРИАЛЬНЫЙ И КУЛЬТУРНЫЙ ЦЕНТР ЮЖНОГО УРАЛА

ДАЛЕКОЕ ПРОШЛОЕ

Для охраны государственных границ на востоке и с целью освоения новой территории царское правительство в начале 30-х годов XVIII века организует специальную Оренбургскую экспедицию, которая возводит в 1734 году ряд укрепленных крепостей и редутов. Вдоль реки Урал создаются Орская, Оренбургская, Магнитная, Кизильская и другие крепости.

В 1736 году к северо-востоку от этой укрепленной линии сооружаются еще три новых крепости – Чебаркульская, Миасская и Челябинская. Эти крепости строились и заселялись крестьянами Долматовской вотчины и Шадринского уезда, огромной Сибирской губернии, центр которой тогда был в г. Тобольске. Крестьян наделяли землей, представляли им возможность заниматься земледелием и разными промыслами и обязывали нести сторожевую службу в крепости.

Старинный план города, относящийся к 1768 году, позволяет судить о Челябинске того времени. Это была небольшая крепость, обнесенная высоким деревянным заплотом с рогатками и надолбами. В крепость вело трое ворот, а по углам были построены высокие башни с пушками. Стена крепости проходила на юге, где сейчас улица Коммуны, на севере – по нынешней улице Работниц, на востоке – по улице Свободы, на западе – по улице Красной. Центр Челябинской крепости был приблизительно там, где сейчас площадь им. Ярославского. Здесь находился провиантский склад, пороховой погреб и склад для оружия. Рядом были построены дом воеводы, церковь и гостиный двор, а вокруг располагались кварталы с избами крестьян и казаков.

В 1743 году Челябинская крепость становится центром Исетской провинции. Здесь учреждается резиденция воеводы. Население города в это время не превышало 750 человек.

Царское правительство придавало очень большое значение Челябинской крепости, а поэтому стремилось развить здесь торговлю и ремесло.

В царском указе предписывалось

«…в Челябинске, достойных и зажиточных купцов и ремесленников приласкать… А кто похочет поселиться и жить, тем не только безденежное место под дворы, кладовые, амбары, лавки отводить, но и сколько возможно к строению лесными, так и каменными припасами из казны нашей помогать, за которые истинные деньги выплачивать в нашу казну без процентов, по расположению в десять лет».

Был построен для купеческой торговли гостиный двор и установлены ежегодно две ярмарки в мае и декабре.

Все это способствовало притоку в Челябинск купечества, посадских людей и ремесленников.

К 1781 году в крепости было уже 423 избы, работали небольшие кустарные предприятия: 5 мыловарен, 4 кожевни, 2 кузницы и ряд других мастерских. Появились в городе и два каменных здания – собор и тюремный острог.

Усиление крепостного гнета в период царствования Екатерины II привело к крупнейшей крестьянской войне 1773—1775 годов под руководством донского казака Е. И. Пугачева.

Восстанием была охвачена и Оренбургская губерния, в состав которой входил Челябинский уезд. Город Челябинск находился в руках восставших с февраля по апрель 1774 года.

ЧЕЛЯБИНСК ДОРЕВОЛЮЦИОННЫЙ

В последующие годы Челябинск рос очень медленно. К 1863 году в нем было всего 838 домов, жителей – 5862 человека. Вероятно, так бы и остался Челябинск заштатным и захолустным городком, если бы здесь не прошла трасса Великого Сибирского пути, проложенного от Челябинска на Дальний Восток. В 1893—1900 годах Челябинск становится «воротами Сибири», через которые устремляется поток различных товаров и большее количество переселенцев – безземельных крестьян, ехавших за счастьем в далекую Сибирь. В 1896 году был построен около ст. Челябинск специальный переселенческий пункт, через который до 1907 года прошло более 1 миллиона человек переселенцев.

С этого времени в развитии города наступает новый важный период. Начинает развиваться хлебная торговля, мукомольная промышленность. Появились в городе и конторы заграничных фирм по скупке зерна и продажи сельскохозяйственных машин. Большие прибыли стали получать мукомолы Степановы, Архиповы, купцы Якушевы, Валеевы и др. Ежегодно из города вывозилось до 10 миллионов пудов зерна.

В 1913 году в городе был построен элеватор. Для вывозки дешевого хлеба из Троицка и Казахстана, строится частная железная дорога от ст. Полетаево до Кустаная.

В 1900 году в Челябинске возникает завод сельскохозяйственных машин «Столль и Компания», строятся новые мельницы, открываются чаеразвесочные фабрики, спиртоводочный завод. В 1914 году в городе уже насчитывалось до 1500 торговых предприятий и магазинов с оборотом свыше 30 миллионов рублей в год.

Растет население города. Если к 1891 году оно достигло 9 тысяч человек, то через 6 лет после постройки железной дороги оно возросло до 19,9 тысяч человек, т. е. увеличилось больше, чем вдвое. К 1914 году в городе уже проживало 62 тысячи человек.

Город расширялся за счет постройки рабочих поселков около станции (Сибирская слобода, Никольский поселок), около завода «Столль» и на других окраинах города. Жалкие хибарки, построенные из лесных отходов, землянки – таковы были эти рабочие поселки. Не было в них ни мостовых, ни водопровода, ни электричества. Они утопали в грязи. Городская управа в 1909 году на благоустройство рабочих поселков израсходовала всего… 153 рубля, а в 1910 году вообще обошлось без этих расходов. В то же время на благоустройство центра, где жила буржуазия, было израсходовано в 1910 году 14 510 рублей, на содержание полиции – 15 400 рублей. Разбогатевшие купцы застраивали центральные улицы города особняками, магазинами, конторами. В городе появились банки, тюрьмы, казармы. Построены были в Челябинске несколько новых церквей, костел, синагога и две часовни. В 1912 году был проведен водопровод, но он обслуживал только центр города где жила буржуазия.

В 1910 году была построена небольшая частная электростанция, но она снабжала электроэнергией общественные здания и особняки богачей. В 1914 году электростанция была расширена, и ее мощность составила 1 тысячу киловатт. Появилась в городе и телефонная станция на 235 абонентов. Весь городской транспорт состоял из несколько сот легковых и ломовых извозчиков да десяти жалких дилижансов, на которых возили пассажиров от станции до центра города.

На весь город было всего две больницы: железнодорожная – на 30 коек и городская – на 50 коек. Городская больница имела три врача и небольшой обслуживающий штат. Городская дума выделяла на содержание больницы только 700 рублей в год. Плохо было в городе со школами и культурно-просветительными учреждениями. На 62 тысячи жителей приходилось 16 начальных и церковно-приходских школ, учительская семинария, женская гимназия, реальное училище и торговая школа. В среднем, из 100 детей школьного возраста учились в школах только 25 человек, а остальные оставались неграмотными. Обучение в школах было платное. В городе имелась одна библиотека-читальня, в которой было около 2 тысяч книг. За пользование книгами также нужна было платить. Из других культурных учреждений в городе были народный дом, где давали гастроли приезжие артисты, два клуба, четыре небольших частных кинематографа и цирк. Этим и ограничивалась вся «культура» дореволюционного Челябинска. Зато в городе было много церквей и десятки трактиров, кабаков, пивных и винных лавок.

Городская дума, избранная из представителей зажиточных слоев населения, вместе с жандармами и полицией старательно охраняла покой промышленников и торговцев, помогала им угнетать и грабить трудящихся.

СТРАНИЦЫ РЕВОЛЮЦИОННОЙ БОРЬБЫ

Тяжелые экономические условия жизни рабочих, низкий заработок (14—15 рублей в месяц) при 10—12-часовом рабочем дне, произвол царских чиновников – все это толкало рабочих на объединение, на борьбу с капиталистами и самодержавием. Большую роль в организации революционных кружков сыграли политические ссыльные, приезжавшие в Челябинск, из других городов и имевшие опыт революционной борьбы.

В 1902 году в Челябинске возникает социал-демократическая организация, руководимая А. Елькиным, которая проводит большую работу среди рабочих и организует в 1904 году первую маевку. В 1905 году большевики возглавляют забастовку железнодорожников Челябинского узла и добиваются от администрации удовлетворения требований рабочих.

Претворяя в жизнь решения III съезда партии, большевики Челябинска организуют из рабочих боевые дружины и готовят рабочие массы к вооруженному восстанию. Большую работу среди челябинских большевиков проводил Я. М. Свердлов, приезжавший в Челябинск в августе 1905 года.

Ведущая роль в революционных событиях в Челябинске принадлежала рабочим железнодорожного узла и завода «Столль», которые вели за собой трудящихся других предприятий города. В 1905 году в Челябинске был создан стачечный комитет, который явочным порядком ввел на ряде предприятий 8-часовой рабочий день, организовал охрану порядка на станции и в городе, осуществлял контроль и регулирование движения поездов по железной дороге. Стачечный комитет в Челябинске выполнял функции Совета рабочих депутатов.

Местные власти вместе с прибывшей из центра карательной экспедицией ген. Меллер-Закомельского в начале января 1906 года зверски расправились с рабочими и разгромили большевистские организации. Но несмотря на репрессии царского правительства в 1906—1907 годах, рабочие железнодорожного узла, завода «Столль» и других предприятий города продолжали борьбу, организуя забастовки, митинги, собрания. Большевики, уйдя в подполье, настойчиво продолжали вести работу по мобилизации масс.

В феврале – октябре 1917 года рабочие Челябинска под руководством большевиков развернули борьбу за установление Советской власти. Вслед за победой вооруженного восстания в Петрограде Советская власть была провозглашена и в Челябинске. Однако летом 1918 года Челябинск, как и вся территория Урала, оказался в руках белогвардейцев и интервентов. Начался период героической борьбы за восстановление Советской власти.

Под руководством большевиков рабочими Челябинска и всего Урала были созданы отряды Красной гвардии и красных партизан, которые вели борьбу с белогвардейцами и контрреволюционными бандами атамана Дутова.

В борьбе за власть Советов героически погибли верные сыны народа, большевики тт. Васенко, Цвиллинг, Колющенко, Соня Кривая и другие, имена которых свято чтут трудящиеся города Челябинска.

24 июля 1919 года 5-ая армия под командованием М. В. Фрунзе навсегда освободила Челябинск от белогвардейщины. В городе была восстановлена Советская власть. В истории Челябинска начался новый период.

ЧЕЛЯБИНСК СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ

Разрушенным вышел Челябинск из гражданской войны. Оборудование железнодорожных мастерских и многих предприятий города белогвардейцы привели в негодность или вывезли в Сибирь. Началась работа по восстановлению промышленных предприятий и народного хозяйства. В тяжелых условиях разрухи, голода, отсутствия топлива трудящиеся Челябинска под руководством партийной организации успешно справились с этой задачей. К 1926 году предприятия города были не только восстановлены, но и в значительной мере реконструированы. Были переоборудованы и расширены завод им. Колющенко, мельницы, кожевенный завод, железнодорожный узел. Вместо ветхого, деревянного моста, через реку Миасс выстроен новый, железобетонный. Были построены новые кирпичные заводы. В городе было построено несколько новых жилых домов, отремонтированы старые здания.

Новую славную страницу в истории Челябинска открыла первая пятилетка. Коммунистическая партия взяла курс на всемерное развитие тяжелой индустрии, на создание второй угольно-металлургической базы на востоке страны. В Челябинске началось строительство ряда предприятий Урало-Кузбасса. 1 сентября 1930 года состоялся пуск Челябинской ГРЭС, ставшей энергетической базой для новых заводов. В этом же году вступил в строй первый в СССР ферросплавный завод. 1 июля 1933 года состоялся торжественный пуск Челябинского тракторного завода. ЧТЗ стал базой механизации сельского хозяйства и родиной мощных гусеничных тракторов.

«Старый и новый Челябинск, – писала «Правда» в день пуска ЧТЗ, – сегодня на очной ставке. В их судьбе в большой мере отражена судьба нашей страны. Сегодняшний Челябинск – город величайшего в мире тракторного завода, комбината ферросплавов, завода сельскохозяйственных машин и других заводов, город электрификации и в недалеком будущем – город черной металлургии. На месте старой Челябы, где этапная тюрьма была самым значительным зданием города, возник новый Челябинск, крупный индустриальный центр страны» [1]1
  «Правда», 1 июня 1933 года.


[Закрыть].

Вслед за ЧТЗ вступили в строй абразивный и цинковый заводы, завод имени Орджоникидзе и другие. Были построены также макаронная фабрика, хлебозавод, молочный комбинат и ряд других предприятий пищевой промышленности.

За 7 лет, с 1928 по 1935 год, в Челябинске было построено более 20 крупных предприятий.

В 1935 году объем валовой продукции промышленных предприятий города в 92 раза превышал уровень 1913 года.

Рос и железнодорожный транспорт. С 1930 года была начата коренная реконструкция Челябинского железнодорожного узла. Были уложены новые пути, построена сортировочная горка, проложены подъездные пути к заводам, открыты новые станции. Железнодорожный транспорт получил новую технику – мощные паровозы и большегрузные вагоны.

Развитие промышленности вызвало бурный рост населения и территории города. Возникли новые, благоустроенные районы – Ленинский, Тракторозаводский, позднее Металлургический. Жилой фонд города возрос с 298,6 тыс. квадратных метров в 1926 году до 1 миллиона кв. метров к 1940 году. Таким образом, за предвоенные пятилетки было построено три дореволюционных Челябинска. Население города за этот период возросло с 59,3 тыс. человек до 273,1 тыс. человек в 1939 году.

В 1930 году был проложен в город, от деревни Сосновки, новый хозяйственно-питьевой водопровод длиною 13 километров, который обеспечил водой население и промышленные предприятия города. В 1931 году в городе был пущен трамвай.

Наряду с этим шло строительство школ и культурно-бытовых учреждений. В 1940 году город уже имел 56 школ, 12 больниц, 56 детских садов, 39 библиотек, 26 клубов, 3 театра, 5 кинотеатров, цирк и парк культуры и отдыха. В городе были созданы вузы и техникумы.

Начавшаяся Великая Отечественная война предъявила новые, повышенные требования к трудящимся города.

Челябинские предприятия перестраивают свою работу на военный лад. Исключительный трудовой героизм проявили трудящиеся ЧТЗ. Созданная ими боевая техника разила врага на всех фронтах.