Текст книги "Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке"

Автор книги: Юрий Швец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

«Ховард не имеет к этому никакого отношения, – сказал Береснев. «Он пришел в советское посольство в Вашингтоне с пустыми руками, и его выпроводили как агента-провокатора. Когда он появился в Москве в 1985 году, мы все были поражены. На кой черт он нам здесь нужен? было решено предоставить ему убежище, а также приписать ему предательство Моторина, хотя на самом деле он не имел ни малейшего представления о его существовании. Классическая уловка: приписать успех скомпрометированному источнику как способу прикрытия для другого, все еще активного агента».

– Но если не Говард, то кто? Я спросил. «Я всегда понимал, что Моторин сгорел не по собственной неосторожности, а по наводке из Вашингтона».

– Совершенно верно, – согласился Береснев. – Я вам даже больше скажу. Наше внешнее наблюдение засекло Моторина на месте тайника, загруженного для него ЦРУ в Москве, через несколько месяцев после того, как объявился Говард. дней в ожидании, пока кто-нибудь появится в тайнике».

«Что означает, что они знали либо точное местонахождение тайника, либо личность агента ЦРУ, который руководил Моторином. Так что они могли установить за ним наблюдение и наблюдать, как он загружает тайник», – сказал я.

– Блестящая мысль, – усмехнулся Береснев.

Оказалось, что Ховард никак не мог раскрыть местонахождение тайника, загруженного ЦРУ для Моторина, или личность оперативника ЦРУ. Процедура связи не только является самой секретной частью работы агента, но и регулярно пересматривается перед каждой новой операцией. Это означало, что его мог раскрыть только сотрудник ЦРУ, имевший прямой доступ к делу Моторина в начале 1986 года, когда агент должен был выгрузить тайник на Кунцевском кладбище в Москве. К тому времени прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Ховард дезертировал. Могло ли быть так, что Черкашин завербовал агента ЦРУ? Я думал. А может он еще там? После Говарда в Лэнгли не было раскрыто ни одного двойного агента.

"Откуда вы знаете о секретном Черкашинском ордене?" – спросил я Береснева.

"Я читал это в его личном деле. Недавно я готовил его оценку и вызывал его дело из отдела кадров. Там все черным по белому изложено".

– Андросов тоже был награжден за этого агента? Ведь он тогда был резидентом в Вашингтоне.

«При чем здесь Андросов?» – удивленно спросил Береснев. «Во всех смыслах и целях Черкашин пользовался полной независимостью. Он работал в Управлении внешней контрразведки и нес полную ответственность за работу с американцами, которые приходили в наше посольство в США, чтобы предложить свои услуги КГБ. не существовало, потому что он имел право докладывать непосредственно в Москву».

"А откуда вы знаете, что Моторин был сожжен по наводке ЦРУ?"

«От одного из наблюдателей, который провел три дня, наблюдая за тайником, загруженным ЦРУ. Они понятия не имели, что Моторин явится тем, кто выгрузит тайник».

Тут я вспомнил еще один любопытный случай. Через несколько месяцев после казни Моторина начальник разведки Крючков провел оперативное совещание, на котором присутствовало около восьмисот разведчиков. В конце своего выступления Крючков вдруг сказал: «Мы знаем, что в этой аудитории есть предатель. Я предлагаю ему жизнь, если он сдастся. В противном случае он будет расстрелян».

Публика взорвалась негодованием. Все были уверены, что это какая-то дурацкая шутка. Но это не так. Через некоторое время был арестован полковник разведки. Много лет назад он был завербован американскими спецслужбами во время командировки в США. Он не поддерживал контактов с ЦРУ в Москве и поэтому не мог быть пойман с поличным. Насколько мне известно, улик против него не было. Теперь я понял, что у Крючкова на полковника не было ничего, кроме наводки ЦРУ. Вот почему он сделал это потрясающее заявление, надеясь напугать подозреваемого и заставить его показать свою руку.

Таким образом, оказалось, что по крайней мере два агента ЦРУ, работавшие в разведке КГБ, были уничтожены не по их вине, а благодаря усилиям агента ЦРУ, завербованного полковником Черкашиным. Если это правда, то это был колоссальный подвиг. Работать с Черкашиным было непростой и даже опасной задачей, но результаты, на которые можно было надеяться под его руководством, делали ее стоящей в моих глазах. Под руководством Черкашина операция «Сократ» открыла ошеломляющие перспективы. Но с какой стати он без видимых причин и по собственной воле отошел от разведывательной деятельности, передав бразды правления шпионам-любителям в лице моих новых начальников? Я задал этот вопрос Бересневу.

– Обычное дело, – ответил Береснев с видом знатока. "Его оттеснили локтем и лишили агента, заслужившего орден Ленина. Есть много готовых и желающих укомплектовать старую кормушку генералов. На самом деле ему повезло с медалью. Это неписанный закон нашей службы.: майор делает карьеру полковнику, полковник – генералу, а генерал – начальнику разведки».

Он прямо сиял от счастья. Очевидно, ему нравился этот «закон». Во всяком случае, до поры до времени.

– Так что же произошло дальше? Я спросил.

«Затем Черкашин обиделся и был тут же пожизненно лишен выезда за границу – на всякий случай, чтобы у него когда-нибудь, не дай Бог, возникло желание проболтаться американцам о своем агенте». Береснев едва сдерживал ликование. «Тогда он отвернулся от своих обязанностей и полностью посвятил себя строительству своей дачи. Типа «бери свою работу и засунь ее». "

«Итак, они только что своими руками уничтожили еще одного профессионала».

"Что ты имеешь в виду?" – спросил он, навострив уши.

– Ничего. Забудь об этом, – неопределенно сказал я. – Вы знаете имя крота Черкашина?

«Чем меньше знаешь, тем больше живешь». Он помолчал, а потом сказал: – Не смей сомневаться в Сократе, когда завтра увидишь начальство. Помните, процедура контроля прошла успешно, искренность агента была доказана вне всякого сомнения. Так оно и есть.

Мы расстались. Известие о выдающихся достижениях Черкашина и закате его оперативной карьеры настроило меня на философский лад. генерал Якушкин освобождается от должности начальника Североамериканского отдела; Смещение полковника Аксиленко с поста начальника вашингтонского отдела, откровенно пренебрежительное отношение к кавалеру ордена Ленина Черкашину, заставившее полковника умыть руки от оперативной работы, – все это отражало общие нравы в разведке. Профи таскали каштаны из огня бюрократам, последние потом плюсов съедали. Более того, они с таким наслаждением сносили своих лучших, как будто никто из них и не подозревал, что рано или поздно придет время, когда некому будет работать на них, и они умрут с голоду. Мне казалось, что бюрократы в разведке уже дошли до дна вырождения и утратили даже первостепенный инстинкт любого живого существа – инстинкт самосохранения. Они играли с развязностью, пока Рим горел.

К концу 1987 года практически все сотрудники КГБ, которые в то или иное время руководили американской агентурой, были сняты с боевой службы. Одного из них, Героя Советского Союза генерала Горового, насильно уволили в разведшколу, превратив его во внутреннего диссидента, который ни одного крупного собрания не пропускал без хлесткого выпада на Крючкова и его приспешников. Герой Советского Союза мог позволить себе громкое несогласие. Другие проглотили свое унижение и молча терпели оскорбленное эго. Некрасивая картина и мощный сдерживающий фактор для молодых оперативников разведки, от которых в противном случае ожидалось бы, что они будут хвататься за удила. Принцип «инициатива – наказуемое деяние» стал нормой поведения.

Иностранные агенты, завербованные КГБ, не могли не пострадать. Вербовка и управление агентом – это искусство, злое искусство, и, как любое искусство, оно строго индивидуалистично.

Как только бюрократы разведки вторглись на агентурную территорию, она превратилась в подобие советского колхоза, и на горизонте замаячила неминуемая неудача. Агент уже не мог повлиять на результат. Он может быть таким же умным и находчивым, как сотня Джеймсов Бондов, и все равно у него не будет шансов. Рано или поздно его сожжет спецслужба, которой он в неосторожный момент доверил свою судьбу. В таком случае выживание является строго вопросом божественного вмешательства.

Я сильно подозревал, что «неписаный закон» разведки, на который ссылался Береснев, довольно скоро приведет к гибели меня – и Сократа тоже. Я был бессилен изменить исход, но я не собирался протягивать руку бюрократам.

Наутро Береснев с шумом ворвался в мой кабинет и взволнованно завопил: «Напишите отчет Крючкову об испытании Сократа. И помните, никаких выражений сомнения, агент абсолютно искренен с нами и не имеет связей с западными спецслужбами. Бычков полностью согласен и подпишет отчет».

Я взял лист бумаги и хотел было было начать писать, когда увидел, что Береснев все еще неловко топчется у двери. Судя по выражению его лица, он собирался выложить важную новость.

– Еще одно, – наконец набрался он смелости, чтобы сказать. – В вашем отчете должно быть указано, что я один проводил проверку под руководством Бычкова. О вашем участии можно не упоминать.

О, Ярмарка тщеславия, сколько людей пало жертвами ваших уговоров! Будьте готовы принять еще одну жертву; он буквально ломает вашу дверь в спешке. Конечно, Береснев и Бычков будут фигурировать в моем докладе на видном месте. Пусть надеются, что Крючков запомнит их имена и наградит за подвиги при исполнении служебных обязанностей. Хотя я не был уверен, что он это сделает; каждый день перед его глазами мелькали сотни героев такого калибра.

VIII.

На следующее утро мы с Сократом сидели в его гостиничном номере перед стопкой чистой бумаги и пишущей машинкой с латинской клавиатурой, которую мне с трудом удалось зашуршать в нашем отделе. Передо мной стояла непростая задача: заставить агента написать рапорт, то есть выполнить разведывательное задание. Пока он этого не сделал, он не квалифицировался как агент в истинном смысле этого слова. Разрабатывая его, я говорил об использовании его услуг в качестве консультанта. Теперь я должен был направить его в плавный переход от консультаций к разведсводкам, потому что консультации могут основываться на его личном мнении, а разведсводка требует реальных фактов.

– Какая информация? Мы говорили только о внешнеполитических консультациях, не так ли? Сократ изобразил недоумение, даже неудовольствие, но мне его глаза выдавали правду: я думал, что он готов сделать все, что от него попросят, лишь бы не потерял лицо. Если ему предстояло стать осведомителем КГБ, он хотел иметь правдоподобное алиби. Прежде всего, в его собственных глазах. Именно такого алиби он и ожидал от меня.

– Вы абсолютно правы, Мартин, – согласился я. «Но позвольте мне посвятить вас в некоторые приемы Кремля, иначе вы не сможете понять мою точку зрения. Одной из сводящих с ума черт советского бюрократа является его уверенность в том, что нет ничего, чего он не знал бы или не может осуществить – хотя бы потому, что он читал Маркса и Ленина или, во всяком случае, слышал их имена. Наша задача, ваша и моя, состоит в том, чтобы всеми возможными способами внедрить известные идеи в его упрямую голову, потому что в этом случае концы "Обоснуйте средства. Если мы назовем ваши меморандумы "консультациями", Кремль обидится, и вся схема сорвется. Но если мы подадим тот же самый материал, что и разведданные, успех практически гарантирован. Что ж, выбор за вами". Я уже подал заявку на получение средств для оплаты ваших услуг».

Когда Сократ услышал упоминание о деньгах, его глаза сверкнули, и он, по-видимому, заключил еще одну сделку со своей совестью. Не знаю, насколько убедительно звучало мое объяснение – и, честно говоря, оно мало что меняло, пока он принимал его как основу для самооправдания.

Два дня подряд в декабре мы работали как сумасшедшие над его докладом. Сократ обладал красивым стилем письма и изрядным опытом составления информационных документов. Но мне пришлось научить его составлять разведывательные сводки так, чтобы они соответствовали строжайшим канонам аналитической службы: прежде всего достоверности, конфиденциальности, важности, своевременности и конкретности.

Сократ работал быстро, но проявлял все признаки душевных страданий. Душераздирающие стоны, которые он издавал через частые промежутки времени, могли растопить лед и расколоть камень. Боже мой, какой ленивый ублюдок! мой внутренний голос дивился. Неудивительно, что в поисках легких денег он запутался в сетях КГБ. По крайней мере, ему не нужно идти на работу каждое утро.

Вопросы, заданные Сократесу аналитической службой, были самыми разнообразными: позиция США на советско-американском

переговоры по контролю над вооружениями; политика администрации Рейгана в отношении СССР и горячих точек мира; баланс сил в администрации и Конгрессе по ключевым внешнеполитическим вопросам; предвыборная кампания, приведшая к президентским выборам 1988 г.; вопросы торгово-экономических отношений между СССР и США .

Наконец, Сократ в последний раз постучал по клавиатуре машинки и в изнеможении откинулся на спинку стула, а я, схватив увесистую стопку бумаг, помчался в аналитическую службу.

Было время, когда я был достаточно наивен, чтобы думать, что центр с нетерпением ждал отчетов агентов и набрасывался на них, как только они поступали. Нет ничего более далекого от правды. При Крючкове службе внешней разведки КГБ требовалась только та информация, которая могла быть использована в невероятно запутанной игре бюрократической политики.

Управление разведывательной информации, также известное как Служба РИ (аббревиатура от «Разведывательная информация» – «Разведывательная информация»), занимало два этажа левого крыла здания разведки КГБ. Все резидентуры КГБ за границей направляли в это подразделение свою информацию для анализа, обобщения и переработки в разведывательные оценки для высшего руководства страны. Внешне кабинеты РИ отличались от кабинетов оперативных подразделений лишь более многочисленными картотеками и печатью вечного скептицизма на лицах самих аналитиков.

Именно в одном из таких офисов я нашел аналитика по имени Сергей, которого давно знал и уважал как высокопрофессионального и независимо мыслящего эксперта. Прогнозы Сергея относительно развития событий в США в целом сбылись, оставаясь при этом малоизвестными за стенами Службы РИ. Его лидеры старались держаться подальше от прогнозов, опасаясь, что их призовут к ответу, если какое-либо из них не сбудется. Такое отношение к риску сотворило чудеса с долголетием ведущих аналитиков даже после пенсионного возраста, сводя Сергея с ума, поскольку он видел в риске единственный реальный путь к карьерному росту.

Я положил традиционный сувенир – коробку «Мальборо» – на стол Сергея и начал разговор традиционным вопросом: «Как дела в мозговом центре?»

"Все ужасно," угрюмо ответил он. «Я не могу вспомнить, когда было так плохо, как сейчас. Резидентуры США присылают нам поток абсолютного хлама, напрочь лишенного конкретных фактов, просто куча абстрактных предположений и смехотворно мало секретной информации. Например, она составила жалкие восемь процентов от общего числа, и ваша группа сумела наскрести все три – вы меня слышите, три! – части секретной информации, относящейся к США. несколько засекреченных драгоценных камней, которые вы, ребята, получаете, и которые я включаю в свои аналитические отчеты, чаще всего отправляются на слом начальством РИ».

Я улыбался с видом человека, давно познавшего и смирившегося с несправедливостью жизни.

«Только взгляните на этот паршивый лист бумаги». Сергей с теплотой относился к своей теме.

Он нырнул в свой сейф, вынул большую пачку бумаг, пролистал их и извлек документ с самым высоким грифом.

«Это анализ баланса сил в Конгрессе США после последних неурожайных выборов», – прогремел он, размахивая листком. «Хотите посмотреть, что там? В первом абзаце говорится, что в Конгрессе есть консерваторы, во втором отрицается, что есть и демократы, в третьем обнаруживается, что существует неустойчивый центр, склонный к смещению то вправо, то влево. И, наконец, стратегический вывод: в конечном счете, все важные решения должны приниматься президентом Рейганом. Какая удивительная демонстрация чистейшего ума! Конечно, это зависит от президента! Кто еще должен принимать важные решения? Проклятье!"

«Кто автор этой ценной аналитической работы?» Я спросил.

«Начальник американского отдела нашей службы… Собственно говоря, Брежневу вполне хватило бы и такого анализа, – а если бы он был заквашен парой свежих шуток, то старику пришлось бы бал. Но у нас в разгаре перестройка, и Горбачев был возмущен той дрянью, которую ему подают под видом аналитических отчетов и обзоров».

Сергей нервно закурил и продолжал изливать свои чувства.

«Недавно генсек вызывал на ковер руководителей аналитических подразделений МИД, КГБ, военной разведки и пускал их в оба ствола., военных за откровенную тупость. Что касается наших вещей, то Горбачев сказал, что недоумевает, зачем мы посылаем ему такие мутные телеграммы, что никто не может их расшифровать. Первый абзац говорит, что потолок белый, – начинается второй. с выражением сомнения: «Однако. ..», и заканчивается признанием, что, если подумать, потолок все-таки может оказаться черным. И все, конец сообщения. Никаких выводов. взорванный потолок».

«Имел ли выброс какие-либо последствия?» – спросил я без особой надежды услышать что-то новое.

"Никак нет." Сергей сердито отшвырнул папку в сторону. «На следующий день начальник службы РИ Хренов созвал совещание высшего начальства. Генерал очень мягко призвал их улучшить аналитическое качество отчетов и увеличить количество прогнозов. Когда он закончил Слово взял начальник моего отдела: «Товарищ генерал, делать прогнозы – все равно, что идти по минному полю: один неверный шаг – и нас всех на пенсию». "Ваша позиция меня удивляет. Сделаем вид, что я вас не услышал", – ответил Хренов. И на следующий день все шло как ни в чем не бывало.

«И, по правде говоря, я понимаю, почему это не так. Информация, которую мы получаем по политическим вопросам, не может быть более жалкой. Поверьте мне, во многих случаях мы могли бы узнать больше, просто читая американские газеты».

– Думаешь, шпионить легко? Я упрекнул его добродушно.

– Поверьте, я ценю ваши проблемы, – поспешил заверить меня Сергей. «Я догадываюсь, как невероятно сложно завербовать источник в правительственном агентстве США или, скажем, в Конгрессе. Но даже если предположить невозможное – что такой источник чудесным образом материализуется, – информация, которую он предоставит, всегда будет использоваться в наших отчетах руководству страны».

"Как так?" – спросил я у аналитика. «Кому нужны наши услуги, если руководству нашей страны не нужна секретная информация, поступающая прямо из администрации США?»

– Я говорю не о кремлевских вождях, а о разведывательном начальстве, – с лукавой ухмылкой ответил Сергей. «Понимаете, в последнее время у меня сложилось впечатление, что Крючков теряется в том, какая информация ему нужна. Продолжать трубить о растущей агрессивности США не имеет смысла, рискуете быть обвиненным в грубой глупости, как это было раньше. Но и расхваливать радужные перспективы советско-американских отношений, ориентируясь на внешнеполитический истеблишмент, также нет смысла, ибо резкое улучшение климата между сверхдержавами было бы равносильно смертному приговору за КГБ.

Именно поэтому мы мучительно ищем новую концепцию, которая могла бы служить ориентиром при подготовке аналитических отчетов. Хотя «концепция» – слишком громкое слово. На самом деле, это просто очередной раунд внутреннего политиканства. Между тем, пока не уляжется пыль, руководители нашей службы утверждают, что более смелые оценки ситуации в США могут быть даны только на основе секретных документов правительства США. Как будто в Белом доме или Госдепартаменте существовал единый документ, содержащий подробное описание политики администрации в отношении Советского Союза. Мое начальство прекрасно знает, что такой документ – плод их воображения, и требуют его с единственной целью – оправдать собственное оцепенение».

– Как до боли знакомо, – сказал я. «Но главный вопрос в том, что мы будем делать?»

– Если бы у нас был хороший источник… – мечтательно вздохнул Сергей.

"У нас есть один!"

"ВОЗ?"

– Сократ. Ты, должно быть, помнишь его вещи из вашингтонской резиденции.

– Можем ли мы доверять ему? – с сомнением спросил аналитик.

– Он принят в качестве агента, то есть официально признан стопроцентно надежным. Кроме того, недавно Крючкову сообщили, что Сократ успешно прошел проверку на благонадежность.

– Какого рода информацию он сейчас предоставляет? – резко спросил Сергей, в его голосе чувствовалась срочность.

"Ты будешь судьей." Я достал из чемоданчика толстую пачку бумаг.

– Вы хотите сказать, что он сам готовит для вас разведывательные сводки? Зрачки Сергея расширились от изумления.

"Посмотреть на себя."

«Я впечатлен», – сказал аналитик. – А как насчет его источников?

Не говоря ни слова, я вручил ему один из отчетов Сократа, в котором упоминалось около пятидесяти его самых важных прошлых контактов.

Сергей выхватил документ из моей руки и набросился на него. С губ сорвался восхищенный стон.

"Вау, вот какой список. Помощники ведущих сенаторов и представителей, – сотрудники сенатского комитета по международным отношениям, – люди, близкие к кандидату в президенты, эксперты по контролю над вооружениями, дочь секретаря ЦРУ! Поздравляю, старик, ты покинул вся резиденция в Вашингтоне в пыли. Поверьте мне, я в состоянии это знать».

"Есть идеи?" Я улыбнулась.

"Думаю, да." Сергей задумчиво потер лоб. «Я собираюсь составить список самых насущных вопросов на данный момент для каждой из ваших встреч с Сократом. Так мы сможем быть в курсе событий и дойти до самого верха с нашей информацией. Ваш агент выглядит ужасно хорошо. Будем надеяться, что он поможет нам пробить железобетонную стену вонючей бюрократии. Мне это нужно, и вам тоже. Но самое главное, наша служба тоже».

– Ты уверен, что это еще кому-то нужно? – спросил я скептически.

– Абсолютно, – убежденно воскликнул Сергей. «Горбачев прямо задыхается от отсутствия достоверной информации. Его умышленно кормят всяким барахлом. Он еще не уверен, поддержат ли американцы его реформы, – и не будет уверен еще долго, к традиционным источникам. Лучше бы он советовался со мной, а не читал отчеты Крючкова…"

«Да здравствует наш Союз!» Я смеялся.

Сводка политической разведки – дело чрезвычайно деликатное. Это не образец военной техники, который можно потрогать, полизать, понюхать, даже опробовать на испытательной площадке. Это также не документ американского правительства, который нужно передавать наверх, нравится вам это или нет, из опасения быть обвиненным в умышленном сокрытии.

Отчет политической разведки представляет собой хрупкий сплав реальных фактов в сочетании с интеллектуальными и даже моральными способностями его автора. Скорми новость двум офицерам разведки, и они на ее основе составят два совершенно разных документа. Одна не будет стоить бумаги, на которой она будет написана, другая будет изумительной, сверкающей жемчужиной аналитического мастерства.

Но что делать, если отчет идет вразрез с прогнозом начальника? Передают или нет? И если да, то есть ли шанс, что его не закопают в кабинете начальника?

Чтобы отчет политической разведки попал наверх, он должен соответствовать всевозможным неофициальным критериям, а также официальным требованиям. Прежде всего, он должен подкреплять господствующую в настоящее время наверху точку зрения, а также личные взгляды длинного списка функционеров, от начальника соответствующего отдела аналитической службы до начальника разведки. Неудивительно, что только бесполезный хлам может успешно преодолевать все эти барьеры.

Сергей оказался в нужном месте в нужное время. Мы идеально подходили друг другу. Информация Сократа засверкала, как алмаз. Он особенно умел анализировать позицию США на двусторонних переговорах по контролю над вооружениями. Одной из основных причин его успеха был набор превосходных источников по этому вопросу. Некоторые из них были его соседями по Bethesda, которые понятия не имели, что их природная открытость льет воду на мельницы КГБ.

Недели через две, в конце декабря, прощание по случаю отъезда Сократа из Москвы было запланировано с большой пышностью. Береснев надел свой лучший костюм и впервые водрузил на нос очки.

«Что мне сказать Сократу?» он спросил.

«Ну, скажи ему, что мы очень ценим его готовность помочь нам, что мы никогда не забываем наших друзей и умеем выражать нашу благодарность, что мы очень беспокоимся о его безопасности. максимальное понимание и сочувствие, когда он начинает жаловаться на свою жестокую судьбу».

Береснев старательно делал пометки на листе бумаги. Но мой последний пункт вызвал неожиданную реакцию.

– Ты и твоя паршивая болтовня, – угрюмо пробормотал он. «Вместо того, чтобы пускать слюни на агента, нужно держать его на коротком поводке».

Береснев лучезарно улыбнулся и постучал в дверь комнаты Сократа.

– Я заказал столик в ресторане, – заявил Сократ, пропуская нас.

– Во-первых, надо поговорить, – строго сказал Береснев и сел в кресло.

Он произнес короткую речь, поблагодарив Сократа за его вклад. Когда речь закончилась и обменялись рукопожатиями, Береснев сказал: «Давайте договоримся о следующей встрече. Мы проведем ее в… Дамаске».

«Дамаск? Почему Дамаск?» Сократ был ошеломлен.

– Надо, – категорически сказал Береснев.

"Кому?" Агент не мог преодолеть своего замешательства.

«Именно так и должно быть», – сказал мой босс, продолжая свой резкий тон.

– Но это будет опасно для меня, – растерянно заметил Сократ. «Лучше было бы встретиться в Советском Союзе. Здесь вы полностью контролируете ситуацию. Я приеду через Грецию или какую-то другую страну. Никакой визы в мой паспорт вы не поставите, чтобы не оставить следов… "Зачем ехать в Сирию и разоблачать себя? В Дамаске таятся всевозможные опасности: местная контрразведка, Моссад, ЦРУ".

Но Береснев был глух к заведомо разумным доводам агента.

«Мы должны встретиться в Дамаске», – настаивал он.

"Ну ладно." Сократ сдался. «У нас будет одна встреча за границей».

Береснев просиял, как будто он выполнил чрезвычайно трудную и важную задачу.

– А теперь в ресторан, – скомандовал он.

На нашей прощальной трапезе Сократ произвел эффект разорвавшейся бомбы.

«Что бы вы сказали, если бы я попытался вернуться в Белый дом после следующих президентских выборов?»

– Прекрасная идея, – воскликнул Береснев, но в это мгновение оркестр разразился оглушительным музыкальным взрывом, на мгновение прервав общий разговор.

Береснев потянулся за салатом, а я наклонился к Сократу.

– Мартин, ты, должно быть, шутишь, конечно.

– Я совершенно серьезен, – заверил он меня.

"Как вы планируете это сделать?"

«У меня отличные связи в команде Дукакиса, – сказал Сократес. «Некоторые из его ближайших помощников – выпускники администрации Картера. Если Дукакис победит – а я думаю, что победит, – у меня будет отличный шанс получить работу в его администрации».

«И вы нацелились на работу в Белом доме или где-то еще?»

– Мы пересечем этот мост, когда доберемся до него, – уклончиво сказал он. «Самое важное для меня – получить работу в сфере национальной безопасности, и в этом случае мы получим доступ к жизненно важным разведданным. Это то, чего вы хотите, не так ли?»

«Но предположим, что Джордж Буш выиграет выборы. Что тогда?» Я спросил.

– Сомневаюсь, – скептически ответил Сократ. «Однако, в маловероятном случае, если он это сделает, я подергаю за ниточки, которые держу в резерве, и получу работу в республиканской администрации».

"Какие резервные строки?" – спросил я с удивлением.

«У меня есть отличный контакт в Конгрессе, помощник известного консервативного сенатора-республиканца. У нас есть общие интересы в Пакистане. У него есть некоторые деловые интересы в этой стране, и он очень внимательно следит за событиями там. К счастью, Филлис довольно близка с Беназир Бхутто., и нам есть что рассказать этому парню. Вот как мы обмениваемся информацией».

– Не будь дураком, Мартин, – сказал я. «Для человека с вашей репутацией рассчитывать на поддержку сенатора-республиканца по меньшей мере безрассудно».

– Посмотрим. Не будем торопить события, – усмехнулся он. «Тем временем я вкладываю свои деньги в Дукакиса и не рассчитываю проиграть».

– Как вы планируете получить допуск? Я настаивал.

«Я очень сомневаюсь, что, когда демократы придут к власти, их требования безопасности будут такими же строгими, как требования администрации Рейгана. Но даже если мне придется пройти через это, что это покажет? Я приехал в Советский Союз. на абсолютно законных основаниях; к тому же это не преступление. Я действительно не знаю и не хочу знать ни вашей принадлежности, ни принадлежности ваших друзей. Так в чем они могут меня обвинить?

– Зачем ты лезешь во все эти хлопоты, Мартин? Неужели тебе так сильно нужны деньги? Я не скрывал своего скептицизма, и Сократа это немного смутило.

«Да, я на грани финансового краха», – мрачно признал он. – Но вы ошибаетесь, если думаете, что я блефую, чтобы выманить у вас побольше денег. Похоже, рано или поздно мне придется навсегда покинуть Америку. несколько счетов».

– Ну, это твоя жизнь, – капитулировал я. «Но если вы хотите получить максимальную отдачу от нашего объединения в денежном плане, вам лучше производить. Канал связи с самой верхушкой советского руководства открыт, не упустите эту возможность».

– Есть какая-то особая причина, по которой вы хотите, чтобы эта встреча состоялась в Дамаске? – спросил я Береснева, когда мы шли домой.

«Мы должны обучить агента тайным путем», – надменно ответил он.

– Но как вы собираетесь там обрабатывать его информацию? "Какая разница?" Он одарил меня понимающей улыбкой. «Мы уже разработали график последующих встреч с Сократом в зарубежных странах. Сначала я еду в Дамаск, потом на Кипр, потом в Сингапур или Гонконг. А заместитель начальника Управления Бычков поедет на контрольную встречу. в Монте-Карло"

«Зачем ехать через полземного шара в Сингапур или Гонконг?» – удивленно спросил я. *

– Потому что там электроника дешевая, – просто ответил Береснев.

Так разведывательная служба выбирала места встреч. Кого волнует безопасность, если видеомагнитофоны в Гонконге дешевы?

Разбогатев на 3500 долларов, чтобы покрыть свои расходы, Сократ уехал в США, а Дирекция РТ еще долго гремела ликующими фанфарами. Начальство разведки было ошеломлено известием: заместитель начальника управления Бычков был в самом разгаре колоссальной операции, пытаясь внедрить агента в Белый дом! Кто-то некстати вспомнил, что Бычкова вот-вот должны были отправить на пенсию, но Крючков сердито поставил его на место: