Текст книги "Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке"

Автор книги: Юрий Швец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке
Юрий Б. Швец

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Вскоре после того, как я ушел из КГБ в сентябре 1990 года, я начал работать над книгой, основанной на моем опыте шпионажа. Поскольку мои бывшие начальники в КГБ внимательно следили за мной, я решил написать роман, чтобы избежать судебного преследования за разглашение государственной тайны. Мой роман, однако, состоял в основном из правдивых фактов о недавних попытках КГБ завербовать граждан США.

Когда книга была закончена, я начал искать потенциальных издателей. Я не мог издать свой роман в России; хотя Советский Союз распался, КГБ остался таким же могущественным, как и прежде. Итак, в феврале 1993 года я вошел в московский офис «Вашингтон пост» и дал интервью «Пост». Это интервью помогло мне найти моего литературного агента в Америке, и в апреле 1993 года я приехал в Соединенные Штаты, чтобы встретиться с издателями и обсудить возможный контракт на книгу.

Поскольку мое издательство должно было находиться в Соединенных Штатах, мне больше не нужно было маскировать свою книгу под роман. И на самом деле, все американские издатели, с которыми я встречался, интересовались моим реальным опытом работы в КГБ в Вашингтоне и Москве.

Я вернулся в Москву, чтобы написать свою книгу. Мои бывшие начальники в российской разведке становились все более встревоженными, хотя считали, что я все еще пишу роман. Мое заявление на получение нового заграничного паспорта было отклонено, и мне сказали, что я нахожусь под восьмилетним запретом на выезд за границу.

В сентябре 1993 года я нелегально пересек российскую границу и приехал с черновиком своей новой книги как иммигрант в США.

Эта книга представляет собой реконструкцию событий, имевших место несколько лет назад. Я помню их так, как будто они были вчера, потому что эти события оставили глубокие борозды в моей душе. Прежде чем написать эту книгу, я записал многие из этих событий в досье КГБ на Сократа, моего агента. Пока я работал над книгой, у меня больше не было доступа к файлу КГБ, и я не мог проверить все, что хотел бы проверить.

Диалоги в книге основаны на моих воспоминаниях, и текст письменных документов тоже такой, каким я их помню. Фактический диалог и документы могли несколько отличаться, но я уверен, что мои воспоминания о сути этих разговоров и документов точны. Для меня воспоминания о безобразном прошлом и моя надежда на лучшее будущее умрут последними.

Наконец, я хочу поблагодарить Валентина Аксиленко, моего бывшего начальника в разведке КГБ и одного из персонажей этой книги. Благодаря его участию проект стал реальностью, и ему до сих пор есть что рассказать.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Десять лет своей жизни я был офицером разведки КГБ СССР. Моя основная задача состояла в том, чтобы попытаться завербовать граждан США для получения секретной информации о внутренней и внешней политике США.

Я больше не работаю в КГБ; действительно, КГБ формально больше не существует, и страна, которой он служил, тоже исчезла. Но еще до того, как я ушел из КГБ, я начал сомневаться в том, что я должен делать. Что значит превратить иностранного гражданина в агента КГБ? Склонить человека к совершению преступления – государственной измены – против своей страны? И использовать любые средства, включая шантаж и даже силу, для достижения этой цели?

Довольно часто те, кто совершает измену, непатриотичны и психологически неустойчивы еще до того, как к ним подойдут сотрудники иностранных разведок. Но это не является оправданием для шпионажа. И тот факт, что страны разрешают шпионить друг за другом, не является оправданием этой практики. Время от времени агентов ловят и сажают в тюрьму или даже казнят. В каждом случае какое-то иностранное правительство является соучастником их преступления. Но в то время как агент страдает, правительство страдает редко или страдает ненадолго.

Любопытно, что этот вид шпионажа называется «человеческим интеллектом». Но мне это кажется бесчеловечным.

Холодная война закончилась, но спецслужбы США и России по-прежнему шпионят друг за другом. Почему? Что российская разведка найдет в Соединенных Штатах, что облегчит почти неразрешимые внутренние проблемы России? Чего хочет ЦРУ от страны, где сейчас практически все продается?

Я не специалист по западным спецслужбам, но уверен, что у них те же проблемы, что и у КГБ. Любая бюрократия изначально ущербна. Бюрократия в разведке, наверное, хуже тем, что окружена толстой стеной секретности и за этой стеной гниет.

КГБ был застигнут врасплох, когда коммунизм рухнул в Восточной Европе. Руководство КГБ своими действиями фактически ускорило распад Советского Союза. ЦРУ, если верить сообщениям прессы, поступило не лучше, и им не удалось засечь такие международные эпизоды, как иракское наращивание на границе с Кувейтом. Чем эти офицеры разведки зарабатывали себе на жизнь?

Иногда я думаю о том, что игра в разведку похожа на хоккейный матч, где обе команды так заняты тем, что гоняют друг друга по льду, проверяют, блокируют и борются друг с другом, что забывают о шайбе, забывают о том, что ее нужно забрасывать в сетку.

Дело в том, что КГБ и ЦРУ нуждались друг в друге. Бюджет каждой спецслужбы хотя бы отчасти определялся тем, насколько мощной считалась другая шпионская служба.

Мне потребовалось десять лет, чтобы понять все это, десять лет, чтобы осознать, что я работаю не на свою страну, а на личные амбиции бюрократов КГБ. Когда я это понял, я ушел в отставку. Но я извлек некоторые уроки, которые и изложил в этой книге. Например, я понял, что тот, кто предлагает свои услуги спецслужбам, обречен. Он может быть умным, как сотня Джеймсов Бондов, но его новые работодатели могут рассчитывать на то, что приведут его к гибели. Разведка – это искусство, хотя и демоническое, а спецслужба – это бюрократия, совершенно несовместимая ни с каким искусством.

Я узнал, что шпионы дают лишь малую часть от общего объема информации, получаемой спецслужбами, и их информация почти всегда подозрительна. С другой стороны, когда шпионы разоблачаются, это наносит серьезный ущерб международным отношениям. С таким ущербом можно было мириться во времена "холодной войны", но сегодня цена их провала резко превышает их сомнительную эффективность.

Я также узнал, что разрешать шпионским агентствам работать в своей стране – это все равно, что разрешать наркодилерам процветать, осуждая при этом наркоманию.

Я считаю, что давно пора искоренить так называемую человеческую разведку. Эта цель может быть достигнута при наличии политической воли, и это сделает лучше жизнь всех, кроме бюрократов в спецслужбах.

И сказал Господь Моисею, говоря: Пошли людей, чтобы они разведали землю Ханаанскую. .

I.

Однажды вечером в конце апреля 1985 г. я с женой и двумя сыновьями приехал в Вашингтон в качестве корреспондента советского информационного агентства «Тасс». Мне было тридцать три года, я владел английским, французским и испанским языками, был несколько амбициозен, хотя уже понял, что в моей стране амбиции – это рецепт от беды.

В то время мало кто знал, что на самом деле я являюсь сотрудником КГБ, прикрепленным к Первому главному управлению (внешняя разведка). Моя должность журналиста была удобным прикрытием.

Трогательно выглядели деревья, украшенные электрическими фонариками у дверей гостиницы, удивляли бесшумные моторы автомобилей, приятно кружилась голова от запаха цветущих деревьев. В столице США наступило время цветения сакуры. Но, увы, я приехал не развлекаться.

Главная задача, возложенная на меня и моих коллег по вашингтонской резидентуре, как было написано в приказах и распоряжениях председателя КГБ, заключалась в том, чтобы предотвратить внезапное ракетно-ядерное нападение США на СССР. Ни больше, ни меньше.

Я приехал подготовленным к этой работе. Летом 1980 года я окончил Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. На Западе принято считать, что этот университет является центром подготовки международных террористов. Однако на самом деле в мое время это было одно из самых либеральных учебных заведений Москвы и всего Советского Союза. Правда, будущий террорист Карлос, которого в шутку называли "Владимир Ильич Ленин", был выпускником Университета Лумумбы, но он большую часть времени проводил в секретных заграничных командировках и не был типичным студентом.

Наш студенческий коллектив состоял из юношей и девушек из девяноста стран мира. Общаясь с ними, я узнал о мире гораздо больше, чем можно было почерпнуть из советских учебников. Некоторые из наших преподавателей прошли частичную стажировку за рубежом, в том числе в США, и их опыт также накладывал отпечаток на атмосферу в университете. Идеи свободы и демократии незримо витали в аудиториях.

Я не был ни убежденным коммунистом, ни диссидентом. Я не преклонялся перед советской системой, а считал ее достаточно жизнеспособной, опираясь на вполне приличную экономическую статистику страны. Конечно, я и мои ближайшие школьные товарищи испытывали некоторые сомнения в правдивости официальной статистики, но наше недоверие было вызвано скорее врожденным скептицизмом, чем реальными знаниями. Факты, характеризующие истинное положение дел в советской экономике, хранились под замком и были доступны лишь немногим высшим должностным лицам. Я подозреваю, что даже Генеральный секретарь ЦК КПСС – лидер нашей страны – не догадывался о том, что Советский Союз смертельно болен.

Я с отличием окончил университет, став специалистом в области международного права. Жизнь казалась прекрасной и полной перспектив.

Я собирался поступать на службу в разведку КГБ, зная, что меня направят на решающий участок фронта – против могущественных и непостижимых Соединенных Штатов. Достойные противники – ФБР и ЦРУ – лежали в ожидании. Но я не боялся. Напротив, я жаждал скрестить шпаги с противниками, испытать свои силы и проникнуть в самые сокровенные тайны мировой политики.

К тому же я был глубоко убежден, что разведка нужна моей стране и что в советской разведке работают виртуозы шпионажа, движимые чувством гражданского долга. Это была едва ли не самая грубая ошибка в моей жизни, за которую мне в итоге пришлось дорого заплатить. Но тогда я еще не знал, что ждет меня в будущем, и поэтому уверенно смотрел в будущее.

После окончания Университета Лумумбы я, как и все шпионы, должен был поступить в Академию разведки. Следующие два года я провел в Юрлово, расположенном в чудесном лесу недалеко от Москвы. Секреты профессии мне преподавали тайные герои холодной войны, люди, похитившие атомные секреты США, работавшие с Розенбергами, Ким Филби, Гай Берджесс, Дональд Маклин. Для неопытных курсантов они казались величественными фигурами, недоступными простым смертным, их жизнь – возвышенная жертва во славу Родины. Мы мечтали стать их преемниками.

Учебный курс начался с двухмесячной стажировки в отряде спецназа, где развеялись все сомнения по поводу нашего будущего: нас готовили к боевым действиям в особых условиях. Мы прыгали с парашютом с самолетов, осваивали различные виды оружия, учились ставить мины, преодолевали залитую напалмом полосу препятствий, захватывали "пленных" для допроса, "взрывали" мосты, "уничтожали" линии снабжения противника.

Жилистый полковник-десантник учил нас: "Ваш долг – любой ценой выполнить любое задание Родины. У вас не должно быть никаких сомнений в моральной оправданности и политической целесообразности такого задания. Советский Союз – это оплот прогрессивного человечества. Все, что исходит от его руководства, служит делу мирового прогресса".

"А как же выжить в пути?" – спросил один из курсантов.

"Это ваша проблема", – ответил полковник, поправляя лямки своего парашюта. "Если у вас есть желание выжить, то вы выживете. Но для нашей Родины главное, чтобы вы выполнили поставленную задачу".

Такое шокирующее определение своего долга я услышал впервые, но оно не произвело на меня впечатления излишне циничного. Идея самопожертвования во имя высоких идеалов была популярна в нашей среде.

Вскоре многие мои одноклассники оказались в частях спецназа в Афганистане. Некоторые из них погибли, например, Володя Фомин. Он был буквально обезглавлен пулеметной очередью на глазах у шестилетнего сына прямо в центре Кабула.

Когда цинковый гроб с телом Володи привезли в Москву, я еще только осваивал секреты шпионского ремесла. Многое из того, чему нас учили, было взято прямо из арсенала времен "холодной войны". В самом деле, кому сегодня придет в голову использовать радиостанцию дальнего действия для поддержания связи с нашими агентами в США или микроточку – фотографию документа диаметром менее одного миллиметра? Генералы КГБ, как и их армейские коллеги, очевидно, были заняты подготовкой к прошлым войнам.

Время многое стерло из моей памяти, но некоторые эпизоды я, конечно, буду помнить до самой смерти.

На стене одной из аудиторий рядом с многочисленными диаграммами, отражающими американский военный потенциал, висит огромная карта Советского Союза, окольцованная военными базами, принадлежащими США или их союзникам. Цифры очень впечатляют. Преподаватель комментирует их, а затем говорит: "Надеюсь, теперь никто не сомневается, что США способны стереть нашу страну с лица земли".

"Но есть ли у них желание и воля сделать это?" – спрашиваю я. спрашиваю я.

"Именно это вам и предстоит выяснить, когда вас туда пошлют", – отвечает инструктор. "Американский народ не начнет войну, но нет никаких гарантий, что этого не сделает его правительство".

Идеологическая индоктринация в Разведывательной академии была направлена на то, чтобы привить нам одну основную идею: вместо того чтобы контролировать свое правительство, американским народом манипулируют его правители, поэтому поведение США так непредсказуемо.

Чтобы убедиться в правильности этой идеи, нужно было поехать в США и изучить жизнь этой страны. А пока приходилось принимать подобные заявления на веру.

Примерно в это же время пришло известие о переходе на сторону американцев оперативника из нашей токийской резидентуры по фамилии Левченко. Как-то в кругу друзей мы затронули эту тему, и, естественно, все осудили перебежчика. Предательство у нас считалось хуже смерти. Вдруг один из инструкторов, брюзгливый полковник, сказал: "Левченко не виноват. Виновата система".

Мы были потрясены. Что он сказал?

"Левченко был толковым оперативником, но таких людей система отбраковывает". Полковник грустно улыбнулся. "А раз он оказался неугоден собственному государству, то какие у него оставались варианты?"

"Что будет с государством, если оно будет отвергать умных людей?" растерянно пробормотал я.

"Государство – это как корабль, который набирает баранки и рано или поздно тонет", – сказал полковник. В его глазах мы были кучкой невинных котят.

Впоследствии мне не раз приходилось вспоминать мудрость этого старожила.

Однажды группу курсантов, предназначенных для службы в странах НАТО, вызвал к себе начальник академии полковник Малахов и задал один-единственный вопрос: "Допустим, у вас есть возможность получить чрезвычайно важную информацию о главном противнике, но для этого нужно убить ребенка. Как вы поступите?"

Некоторые из нас после некоторого колебания выразили готовность сделать все необходимое. Другие бессвязно бормотали, боясь сказать либо "да", либо "нет". Другие, в том числе и я, пытались обратить все в шутку. Малахов внимательно выслушал все ответы и отпустил нас, не сказав ни слова.

До сих пор я не знаю смысла этого упражнения. Садизм? Сентиментальность? Понятия не имею. Какую черту характера они надеялись развить, играя с нами таким образом? Интересно, что все люди в нашей группе, независимо от их ответов на вопрос начальника, получили именно те задания, для которых они были предназначены все это время.

Среди нас был курсант, имевший четырехлетний опыт работы в отделе кадров спецслужбы. Он выглядел как заядлый интриган и утверждал, что знает все тонкости работы во внешней разведке КГБ. Его прозвище было "Опытный".

Опытный" любил поговорить, и это было его ахиллесовой пятой.

"Не обращайте внимания на все, чему вас здесь учат, – говорил он своим близким друзьям. "Никому не нужны ваши агенты под прикрытием. Карьера оперативника определяется исключительно его отношениями с начальством. Лучше бы вы думали, как подлизаться к начальству".

Мы не верили "Опытному". Его даже подозревали в том, что он провоцирует нас по приказу отдела кадров, чтобы отсеять слабых духом и нечистых помыслами. Кто мог поверить, что он просто говорит правду?

Я с отличием окончил Разведывательную академию. На церемонии вручения дипломов выступал полковник Виталий Юрченко. В то время он возглавлял Управление внутренней контрразведки Первого главного управления КГБ – группу, осуществлявшую контроль за работой сотрудников КГБ в Первом главном управлении, и считался одним из самых информированных и влиятельных сотрудников спецслужбы. Никто не мог предположить, что всего три года спустя он станет предателем.

Юрченко произнес блестящую и вдохновенную речь: "Вам очень повезло, что вас выбрали в элиту советского общества. Вы узнаете секреты, которые сделают вас всемогущими. За вами стоит великая сила, которая никогда вас не подведет. Очень скоро вам придется сразиться с сильными противниками. Самые сильные из них – спецслужбы США. Они всегда нацелены на успех…"

"И они не одиноки в этом", – озабоченно сказал мой друг Игорь Кессов, сидевший рядом со мной.

Он был прав, черт возьми. Мы чувствовали себя римскими центурионами, готовящимися к бою, готовыми победить или умереть.

После месячного отпуска я попал в Северо-Американский департамент – самый важный из отделов Первого главного управления. Первое главное управление было примерно аналогом американского ЦРУ. Оно состояло из нескольких подразделений: политической разведки, внешней контрразведки, научно-технической и т. д. Наиболее важным из них было отделение политической разведки. В ее состав входили различные географические отделы, самым важным из которых, безусловно, был Североамериканский отдел. Меня охватила неуверенность, граничащая с робостью. Ведь я попал в святая святых.

В то время отдел возглавлял генерал Дмитрий Якушкин, выходец из дворянской семьи, в роду которого был участник антимонархического заговора декабристов. В 1982 году он вернулся на родину после чрезвычайно успешного семилетнего пребывания на посту главы вашингтонской резидентуры. Считалось, что с Якушкиным во главе КГБ удалось нанести наибольший ущерб национальной безопасности США за весь период после окончания Второй мировой войны. Конечно, это было время разрядки, и американцы снова ослабили бдительность.

Конечно, это было время разрядки, и американцы, как водится, снова ослабили бдительность. Но это было уже второстепенно. Главная причина успеха генерала Якушкина заключалась в его умении рисковать и не уклоняться от ответственности.

Теперь он вынашивал планы по расширению Североамериканского департамента до суперподразделения, координирующего вербовочную работу с американцами в мировом масштабе. Амбициозный человек и сильный лидер, он стремился со временем подняться как минимум до должности заместителя начальника Первого главного управления. Естественно, что его очень не любили коллеги.

Якушкин был импозантен: высокий, видный, седовласый мужчина, похожий на настоящего русского аристократа.

Когда я вошел в его кабинет, Якушкин поднялся на ноги, вышел из-за стола и пожал мне руку.

"У вас есть беспрецедентная возможность отличиться, – серьезно сказал он. "Если еще осталось место для героизма, то в моем отделе вы его найдете. Так что все зависит от вашего мастерства и немного от удачи. Вы будете работать в Вашингтонском отделе. А вот и ваш непосредственный начальник". Генерал величественным жестом указал на сидящего в кресле мужчину средних лет: "Полковник Валентин Аксиленко. Очень советую внимательно выслушать его, тогда у вас будут все шансы стать вербовщиком".

Вслед за полковником я вошел в небольшой предбанник кабинета Якушкина и был представлен "бабушке Лиде", секретарю отдела. Никто не знал, когда она пришла в разведку, но, видимо, в самые первые годы советской власти. Бабушка Лида была известна своей сверхъестественной канцелярской компетентностью во всех секретных вопросах и потрясающе скверным характером.

Каждый сотрудник ординаторской, приезжавший в отпуск, обязательно привозил ей подарок в надежде добиться ее расположения. Она принимала подарки, но никому не удавалось завоевать ее расположение. На ее небосклоне была только одна звезда: Якушкин.

"Вот еще один будущий вербовщик, – сказал полковник, представляя ему грозного секретаря.

"Откуда вы знаете, что из него получится?" – раздраженно спросила она. "Уходите, вы мне мешаете работать, подождите, – обратилась она ко мне, – на днях я проверю, как вы ведете дела, и тогда у вас будут большие, большие проблемы".

Откланявшись, мы вошли в кабинет Валентина. Ничто не указывало на род деятельности его обитателя. Чистый стол с двумя телефонами, громоздкий сейф в углу с теннисной ракеткой на вершине.

Как и следовало ожидать, наш разговор начался с истории моей жизни. Мне приходилось рассказывать ее десятки раз на предыдущих собеседованиях. Полковник внимательно выслушал меня, а затем задал всего один вопрос: "Вы хорошо учились?".

"На отлично", – ответил я с немалым удивлением.

Такого вопроса мне еще никто не задавал ни при приеме на работу в КГБ, ни в Академии разведки. Приходилось отвечать на всевозможные вопросы о родственниках, возможных связях с иностранцами, семейных отношениях – словом, старательно копались в моем грязном белье, но никому не приходило в голову выяснять, есть ли у меня мозги.

Полковник мне не мог не понравиться.

"Я тоже был отличником", – сказал он, улыбаясь, и он мне понравился еще больше. Мне всегда нравились люди, которые стремятся к успеху во всем, чем бы они ни занимались. К сожалению, таких людей я встречал очень мало. Подавляющее большинство моих знакомых – но не друзей! – в своем продвижении по жизни полагались на удачу или влияние, а не на собственные силы. Люди, подобные "Опытному", были типичны для советской системы.

В этом смысле Валентин Аксиленко был редким исключением. Он выглядел совсем не как типичный разведчик. Все разведчики, с которыми мне доводилось сталкиваться, несли на себе печать особой касты гламурных героев. А он, напротив, был таким же приземленным. Более того, он казался застенчивым человеком, прямо противоположным тому, как, по моим представлениям, должен выглядеть типичный "рыцарь плаща и кинжала".

"Когда вы учились в Академии разведки, вас привлекала оперативная психология?" – спросил полковник.

"Конечно", – соврал я.

Психология, блин! Меня учили побеждать слежку, грузить и разгружать капли, совершать заранее оговоренные тайные обмены, которые мы называли кистевыми, тайно вскрывать письма. Психология была на таком задворках, что никто ее не замечал. Видимо, холодная война наложила свой отпечаток на учебный план.

Однажды спецслужбы провели эксперимент. Отобрали группу лучших оперативников за всю историю КГБ, ввели их характеристики в компьютер и получили обобщенное описание супершпиона. Удивительно, но оказалось, что этот синтетический герой не имеет высшего образования и лишь в общих чертах владеет иностранным языком. Все были поставлены в тупик и даже решили, что компьютер их разыгрывает. В конце концов их осенила истина.

Дело в том, что наибольших успехов спецслужбы добились в 1930-е, 1940-е и, возможно, в 1950-е годы. В те времена Запад кишел поклонниками социалистических идей, а также людьми, не прочь подзаработать с помощью Москвы. Очень часто для успешной вербовки требовалось всего несколько ломаных фраз на местном языке, таких как: "У меня есть деньги. У вас есть секреты. Давайте поменяемся".

В те времена никому и в голову не приходило сажать на аналитический диван потенциальных агентов – иностранных граждан, сознательно сотрудничающих с советской разведкой. Сотрудничество с КГБ считалось большой честью. Оперативник должен был отдавать приказы, а агент – проявлять слепое послушание. С той эпохи много воды утекло под мостом, мир изменился, но спецслужба осталась прежней.

"Вам будет полезно уделить особое внимание психологии", – сказал Валентин. "Я считаю, что психология – это самое мощное оружие разведки на сегодняшний день. Было время, когда мы вербовали с помощью идеологии, но кто теперь верит в эти идеалы? Тогда мы перешли к деньгам, но уровень жизни на Западе вырос настолько, что мы уже не можем позволить себе платить столько, чтобы привлечь хорошие кадры. Поэтому остается только психология. То есть нужно искать людей с определенными психическими отклонениями, в первую очередь авантюристов. Кроме того, нужно найти способ общения с такими людьми, чтобы они согласились работать на вас. Без знания психологии справиться с этой задачей вряд ли удастся. Похоже, что эпоха Джеймса Бонда закончилась навсегда. Технология шпионажа во многом утратила свое значение".

Я слушал его, не веря своим ушам. Полковник Аксиленко мне, конечно, нравился. Но, увы, вся спецслужба в целом нравилась мне гораздо меньше.

Очень скоро, к своему удивлению, я обнаружил, что то, чему меня учили в Академии разведки, имеет очень малое отношение к реальной жизни разведки. Там меня учили служить Родине и вербовать агентов, здесь же, в разведке, царили интриги.

Личность любой советской бюрократической организации олицетворял ее начальник, как собака часто похожа на своего любимого хозяина. В этом смысле генерал-полковник Владимир Крючков, начальник внешней разведки КГБ – Первого главного управления, был яркой личностью, квинтэссенцией советской системы.

Став начальником Первого главного управления в 1974 году, Крючков принес на новую работу свои партийные навыки. Он никогда не занимался разведкой и мало что в ней понимал. Однако в Советском Союзе было принято считать, что коммунистический лидер может руководить практически всем. Так человек, чей опыт состоял исключительно из передачи бумаг на подпись то одному начальнику, то другому, стал главным разведчиком страны.

В то время спецслужбы были очень компактной организацией. Все знали друг друга, и все были заняты. Они могли заниматься хорошими или плохими делами, но никто не сидел без дела. В службе были и фанатики, и искренне заблуждающиеся люди, и жертвы колоссального обмана, были даже злые люди. Но одна категория полностью отсутствовала: дилетанты. Каждый служащий знал свое дело и работал на благо государства, как он его понимал.

Крючкову этого было мало, ему нужен был размах. С одобрения тогдашнего главы КГБ Юрия Андропова он начал кампанию по глобализации разведки. Очень скоро огромное здание штаба в Ясенево, еще недавно полупустое, стало напоминать муравьиную кучу. Служба разрасталась, пополняясь личным составом, рождая новые подразделения и, что самое главное, порождая новые руководящие должности.

Генералы плодились как кролики, и каждый из них должен был оправдывать свое существование. Как? Имитацией работы.

Никогда еще не было страны, где пропасть между словом и делом была бы так велика, как в бреж-невистском Советском Союзе. Система шаг за шагом превращалась в театр абсурда, где дело лишалось значимости, а лживое слово выдавалось за непреложную истину. Это характеризует и вклад Крючкова в работу КГБ.

Умелая работа на местах перестала быть критерием успеха, ее место заняла искусная имитация. Среди офицеров среднего звена, составляющих основу спецслужбы, бытовала циничная шутка: "Лучший оперативник – тот, кто изо всех сил старается завербовать агента под прикрытием, но не может этого сделать, потому что за ним круглосуточно следят".

Те, кто рано овладел трюком имитации, могли уверенно рассчитывать на успешную карьеру. Другие были обречены на полный крах или тоскливое существование на второстепенных должностях, где главным развлечением была всегда готовая выволочка от начальства. Их превращали в козлов отпущения, на которых возлагали вину за прогрессирующее бессилие советской разведки.

При Крючкове "господин бумагомарака" стал главным содержанием разведывательной деятельности. Ежегодно служба выпускала около трех миллионов документов, практическая ценность которых стремилась к нулю. Одно ведомство давало вопрос, другое – ответ. Хорошо составленный документ стал самоцелью, достаточным основанием для награды или повышения в должности. То, что это не имело никакого отношения к интеллекту, не имело значения. Можно было стать генералом, ни разу не взглянув на живого агента. "Главное преимущество советской разведки – в ее недавно приобретенной способности существовать без тайных агентов", – горько шутили старожилы, наблюдая, как фигура агента под прикрытием становится неактуальной в организации Крючкова. На первый план выдвинулись более важные дела. Например, партийное собрание.

Многие другие выпускники разведывательной академии вскоре после поступления в разведывательную службу поняли, что попали в ловушку. Они согласились работать в разведке, понятия не имея, каково там. Но когда узнали, было поздно, – выход был заблокирован. Их единственным выходом было выполнять свои обязанности, пытаясь вопреки всему избежать поломки. Немногим из них это удалось; остальные рано или поздно поддались своей судьбе и превратились в игрушки начальства.

Конечно, не все начальники были самодержавными дилетантами, но при Крючкове их стало больше. Генералы старой закалки были ошеломлены все более наглым осквернением своего ремесла и ворчали по этому поводу. Они презирали Крючкова за его некомпетентность. Он отвечал на их чувства молчаливой ненавистью и постепенно заменял их своими людьми, то есть коммунистическими аппаратчиками. Результатом был нарастающий паралич руководства. Чем больше разведывательная служба расширялась, тем менее эффективной она становилась. Его основная задача официально состояла в вербовке агентов под прикрытием в США, и именно в этой области его растущая слабость особенно бросалась в глаза.

Нельзя отрицать, что КГБ Крючкова нанес несколько прямых ударов по США. Сеть Уокера, которая продавала Москве совершенно секретные коды ВМС США, бывший сотрудник Агентства национальной безопасности Рональд Пелтон и бывший сотрудник ЦРУ Эдвард Ховард, согласившиеся работать на Советы, – все они действительно были главными источниками великой радости для КГБ и большого горя для США. хитрый. Но мне понадобился всего год работы в разведке, чтобы понять, насколько далека от правды эта лестная картина.