Текст книги "День рождения Буржуя - 2"

Автор книги: Юрий Рогоза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Передние автомобили уже действительно въезжали в знакомое село. Быстро миновав центр, они проехали дальнюю околицу и затормозили у свежего пепелища, которое еще дымилось. Толстый остановил свои машины метрах в пятидесяти от милицейских и вышел. Каким бы испуганным он ни был в тот вечер, но место это узнал сейчас сразу же. Еще несколько дней назад он опирался на этот вот самый плетень, когда его перестали слушаться ноги. А потом ведьма совершала над ним свои дьявольские обряды... Решившись, Толстый зашагал к сгоревшей хате.

Буржуй не отводил от пепелища наполненного ужасом взгляда. Он и не пытался скрывать, что ему страшно. Безумно страшно. Еще год назад в этом же самом селе он стоял у такого же пепелища... Буржуй всхлипнул, но сумел справиться с собой. Закрыл глаза и только после этого смог отвернуться от почерневших руин.

– Что здесь... произошло? – дрожащим голосом спросил он у Мовенко.

Тот ни на секунду не отводил бдительного взгляда от Коваленко.

– Это ты мне расскажешь! – глухо и зловеще произнес он. – Причем в деталях и очень скоро.

– Слушай, майор, ты ошибаешься... – в эту минуту Буржуй попросту был не в состоянии говорить грубо. – Ошибаешься уже во второй раз.

Мовенко вынул из кармана часы в целлофановом кулечке и поднес их к глазам Коваленко.

– Эти тогда искал? Вот мы и нашли. На то мы и милиция! Правда, место неудачное – прямо рядом с подожженным домом. Даже чуть стекло оплавилось...

Глаза Буржуя расширились. В ту же секунду он бросился на майора. Руки у Коваленко были скованы за спиной, но он рассчитывал сбить мента с ног ударом плеча. О том, что будет дальше, не думал – просто искали выход пережитый страх и нахлынувшая ярость. Рывок не удался. Два бойца ОМОНа удержали его легко, как ребенка.

– Ну и сволочь ты, майор, – с ненавистью проговорил Буржуй, глядя на Мовенко побелевшими от злобы глазами. – Сам подбросил или приказал кому?

– Молчать! Говорить будешь, когда я велю. – Казалось, майор был зол не меньше Буржуя.

Санитары проносили мимо труп в плотном пластиковом мешке.

– А ну постойте, – поманил их пальцем майор.

Носилки поднесли поближе, и он рывком расстегнул молнию на мешке. Лицо Буржуя перекосила гримаса ужаса, и он отвернулся.

– Ты смотри, какой слабонервный... – протянул Мовенко.

Он сделал знак рукой, и санитары унесли труп. Майор повернулся к Буржую и с хладнокровным интересом стал наблюдать, как того корежат судороги, как он извивается в руках державших его милиционеров.

– Да пустите же!.. Мне плохо!.. – закричал Коваленко, и тут его вывернуло на траву. Справившись с рвотой, он тихо попросил, глядя в глаза майору: – Уведите меня отсюда... Пожалуйста... Я не могу здесь...

– Это что – признание? – Мовенко смотрел в упор.

– Перестаньте меня мучить, слышите, – снова сорвался на крик Буржуй. – Этот запах... Да как вы не понимаете?! Точно так же убили мою семью...

– Хватит ныть, Коваленко, – майор не желал проявлять сострадание. – Вот именно: этой ночью две женщины убиты точно так же, как год назад твоя семья. И ты мне собираешься девочку корчить?

– Женщины? – Буржуй вдруг понял, что у него появился шанс. – Вы сказали – две женщины? А где доктор? Доктор где?

– Что ты мелешь? Какой доктор?

– Костя. Константин. Он был учеником Стефании. Он жил здесь. Найдите же его! Что вы стоите?!

– Хватит орать! – прикрикнул на Буржуя майор и вопросительно посмотрел на своих подручных.

– Это, наверное, тот мужик, который в траве выл, – предположил один из милиционеров.

– Давай его сюда, – велел Мовенко.

– Так он в шоке. Его в больницу отвезли.

– Слушай, майор, поговори с ним! – торопливо заговорил Коваленко. – Слышишь? Он мог все видеть! Или хоть что-нибудь...

– Сначала ты мне все расскажешь, – Мовенко был непреклонен.

Толстый, наблюдавший за происходящим, подал голос:

– Буржуй, держись. Варламов на связи. Будет на месте сразу же.

– Уберите посторонних, – рявкнул майор.

Омоновцы тут же принялись теснить Толстого и его охрану.

– Поехали! – кивнул Мовенко тем двоим, которые держали Коваленко, и зашагал к машине.

Буржуя потащили следом. Он пытался вывернуть голову и кричал Толстому:

– Узнай, где был ОН! ОН – ты понял меня? Толстый, узнай обязательно!

Его впихнули в машину, и дверца за ним захлопнулась.

После того как ОМОН, забрав Буржуя, отбыл восвояси, а Толстый последовал за ним, Воскресенский остался в офисе за старшего. Ничего хорошего от оставшегося рабочего дня ждать не приходилось. Сотрудники собирались группками и обсуждали события, работать никто уже не мог. И Алексей понимал, что изменить что-нибудь, во всяком случае сегодня, ему не по силам. Поэтому распустил людей по домам. В конторе, кроме него, оставалась Алла, да где-то у себя в кабинете заперся Пожарский и ни разу не выглянул.

Воскресенский ушел к себе в комнату и попытался продолжить прерванные визитом милиции занятия. Но, промучившись час-другой, убедился что попытка эта безнадежна – мысли помимо его воли возвращались к странным, выбивающим из колеи событиям последних дней.

Придумав для себя какой-то предлог, Воскресенский вышел в холл. Сжимая в руке нож для бумаг, Алла склонилась над большим пакетом из плотной желтой бумаги. Он был уже вскрыт. Заметив начальника, девушка поспешно сообщила ему:

– Вам принесли пакет, Алексей Степанович. По-моему, тут какие-то фотографии.

Замерев на секунду, Воскресенский подскочил к секретарше и выхватил пакет у нее из рук.

– Что?! Какого черта?! – заорал он. – Вы что, читать не умеете?

Алле никогда не приходилось слышать в голосе Воскресенского, всегда невозмутимого и ровного в обращении, подобных истеричных ноток. Она изумленно вытаращила на начальника глаза, однако быстро пришла в себя и принялась оправдываться:

– Но... Вы же сами велели мне вскрывать всю почту, поступающую на ваше имя, и докладывать только о важном.

– Ничего подобного! – почти взвизгнул Воскресенский. Алла уже совершенно оправилась, и на ее лицо вернулась маска ледяного спокойствия.

– Не кричите на меня, – голос секретарши был ровен и холоден. – Вы совершенно точно дали мне такое указание.

– В таком случае я его отменяю! Вам ясно?! – Воскресенский говорил сердито, но уже не кричал.

– Да, Алексей Степанович, – спокойно ответила Алла.

– Очень хорошо! – Воскресенский справился с собой и с пакетом в руке направился к своему кабинету. На пороге он остановился и почти заискивающим тоном спросил: – А вы... видели, что там?

– Нет, – невозмутимо сказала Алла. – Я не успела. Еще пару секунд главный менеджер с недоверием и опаской смотрел на секретаршу, потом скрылся в кабинете и хлопнул дверью.

Почти весь день Пожарский просидел в кабинете взаперти в своей излюбленной позе для раздумий: ноги на столе, руки закинуты за голову. Без нескольких минут пять он очнулся, сбросил ноги со стола и быстро набрал на компьютере коротенькое письмо. Распечатав его на принтере, еще раз перечитал и сунул в конверт. Дотянулся до ящика стола, достал из него дискету и задумчиво повертел ее в руках. Потом решительно сунул в тот же конверт и жирным маркером написал на нем единственное слово: "Буржую". Покончив с этим, взглянул на часы, несколько минут над чем-то размышлял, а потом лихорадочно забарабанил по компьютерной клавиатуре. На дисплее замелькали столбцы с цифрами, схемы, диаграммы.

В назначенное место Олег успел за несколько минут до условленного времени. У колонны со статуей Святого Михаила, как всегда, было людно: подростки на роликовых досках, трудовой люд, подтягивающийся к станции метро, обычные завсегдатаи центральной площади города. Пожарский обошел вокруг круглого основания памятника, на котором обозначены были расстояния до крупнейших городов мира, криво ухмыльнулся. Ирония судьбы: всю жизнь он мечтал побывать в неведомых чужих местах. Теперь вот мечта становится явью, да что-то радости это не приносит.

Прямо перед Пожарским, преграждая ему дорогу, остановился незнакомец. Олег, хоть и ждал встречи, но все же вздрогнул. Странный тип: застывшее лицо, строгий костюм, черные очки. Но главное, что тип этот стоял перед Олегом в совершенном молчании и без движения.

– Ну? – бросил Пожарский.

Все так же не произнеся ни звука, роботоподобный пришелец вынул из кармана телефон, набрал какой-то номер и протянул трубку Пожарскому. Тот приложил ее к уху. Знакомый Олегу патефонный голос прошипел:

– Здравствуйте, Олег, Данные при вас?

– Да.

– Вы уже связались с банком?

– Связался.

– Вот видите, мы играем честно. Отдайте дискету моему человеку.

– Ваш человек похож на киборга, – зачем-то сказал Олег.

– Какая разница? – отозвался голос в трубке. – Вы его видите последний раз в жизни. Дискета у него?

Пожарский протянул дискету пугающе молчаливому человеку. Тот сунул ее во внутренний карман, извлек оттуда же конверт и вручил Олегу.

– Да, – сообщил парень трубке.

– Отлично. Желаю вам легко и весело прожить оставшуюся часть жизни, мистер Фуксман. Бай, – трубка заныла короткими гудками.

Человек-киборг тут же отобрал ее и растворился в толпе, так и не произнеся за время встречи ни единого слова.

Пожарский отошел под прикрытие колонн почтамта и открыл конверт. В нем оказались два американских паспорта. В одном было вклеено его фото, в другом – фото Лизы. Настороженно оглядевшись по сторонам, Олег набрал свой домашний номер:

– Алло, Лиза? Это я... Слушай меня внимательно, девочка. Очень внимательно. Сейчас же, прямо сейчас, в эту секунду, звони в турбюро – любое, какое попало – и закажи два авиабилета до Майами. Пускай будет тур, что угодно, это неважно. Лишь бы на сегодня! Билеты должны быть выписаны на имена Томаса Фуксмана и Лиз 0'Брайен. Запомнила?.. Нет, лучше запиши. Так теперь зовут нас с тобой. Ты все поняла? Обязательно сделай это, любимая, слышишь, обязательно! Иначе все может получиться очень плохо...

На дорогу домой у Пожарского ушло двадцать с небольшим минут. Он бегом поднялся по лестнице, подбежал к дверям и позвонил – раз, другой, третий. Наконец, потеряв терпение, лихорадочно открыл дверь ключом.

– Лиза! Лиза! – закричал он еще от двери. Квартира отозвалась молчанием. Он заскочил на кухню, пробежал в комнату. Никого. Только горит настольная лампа да белеет под ней лист бумаги. Олег схватил его. Записка от Лизы. Он быстро пробежал ее глазами. Не поверив себе, перечитал еще раз. Буквы на листе плясали и расплывались. "Олежка, любимый, прости, я не смогла выполнить твое поручение. Сразу после тебя позвонила мама: отцу совсем плохо, я должна быть сейчас с ней. В конце концов, несколько дней ничего не решают. Мы с тобой будем очень-очень счастливы. Твоя Лиза".

Олег выронил кейс, и тот с грохотом ударился о пол.

Варламов дожидался своего любимого клиента в отделении милиции. Пока закованного в наручники Буржуя держали под руки два конвоира, он потребовал у майора постановление о задержании. Мовенко передал ему документ. Адвокат долго и тщательно изучал его, затем принялся зачем-то с самым невозмутимым видом рассматривать обратную, незаполненную сторону бумаги. Майор наконец не выдержал:

– Ну сколько можно? Что неясно?

– Все ясно. Хотя и весьма косвенно.

– Прямо ли, косвенно, а на парашу он садится! – Варламов благодушно покивал:

– Грубовато, но по сути верно.

– Погоди, Максим Максимыч, – Буржуй, привыкший, что с появлением адвоката все проблемы улаживаются немедленно, был потрясен. – Ты что, отдаешь меня ему?!

– Увы, дорогой Володенька. Все мы – всего лишь честные слуги закона.

– Да какого закона?! – взревел Коваленко. – Он – садист, сволочь.

Варламов лишь вздохнул сожалеюще:

– Боюсь, вам придется провести эту ночь в довольно неприятном месте.

– И не только эту, я обещаю! – хмуро обнадежил их Мовенко.

– В отличие от господина следователя я ничего не могу обещать, но... – спокойно проговорил адвокат. – Одним словом, ждите меня завтра утром.

– Да придумай же что-нибудь! – Буржуй все еще не верил собственным ушам.

– Постараюсь. – Варламов снова повертел постановление в руках, вернул его майору и зашагал к двери. – До завтра, господа.

Коваленко проводил его тоскливым взглядом.

– В камеру его! – рявкнул майор, лишь только за адвокатом захлопнулась дверь, и, уже обращаясь к Буржую, с тихой угрозой добавил: Надумаешь каяться – не тяни. Я здесь ночевать не собираюсь.

– Дай пистолет.

– Но Анатолий Анат...

– Дай, говорю! – прошипел Толстый, отнял оружие у одного из своих ребят и обратился к остальным: – Резко. Как учили. Ясно? – Телохранители молча кивнули, Толстый махнул рукой. – Вперед!

Холл-мастерская в особняке Кудлы был ярко освещен. Сам хозяин стоял у мольберта в измазанном краской комбинезоне и дописывал картину. Когда зазвенели стекла в разбитых окнах, а в коридоре загрохотали шаги, он оторвался от работы и неспешно отвернулся от мольберта. На него уставились стволы нескольких пистолетов.

– Ты все-таки решил убить меня? – равнодушно спросил Кудла у Толстого. Ни страха, ни удивления в его голосе не было.

Тот вместо ответа поинтересовался в лоб:

– Где ты был вчера вечером?

– Что-нибудь случилось?

– Я задал вопрос. И, если сейчас же не услышу ответ, прострелю тебе голову. Причем с легким сердцем.

И Толстый, не раздумывая, выстрелил в полотно, закрепленное на мольберте. Пуля свистнула совсем рядом с виском Кудлы. Тот развернулся и с неподдельным интересом стал рассматривать отверстие, появившееся в картине. Пощупал его пальцем. Потом пожал плечами.

– Все равно она мне так и не удалась до конца. Словно чувствовала, что ее ждет.

Он стал тщательно вытирать кисти о тряпку. Затем накинул на полотно покрывало и занялся тюбиками с красками. Пауза затягивалась, и Толстый опять вскинул пистолет. Кудла улыбнулся и сказал, не отрываясь от своих занятий:

– Вчера я играл. Часов с восьми и довольно долго.

– Где?

– В "Бинго".

Толстый дал знак одному из своих людей, и тот направился к выходу, на ходу набирая номер на мобильном телефоне.

– Проиграл, выиграл? – поинтересовался Толстый.

– Я всегда выигрываю.

– Это мы сейчас увидим.

– Что-нибудь с Буржуем? – Кудла все так же неспешно продолжал разбирать краски и укладывать их в этюдник.

– И не мечтай, понял? – голос Толстого зазвучал пугающе мощно.

– Я надеюсь, не с твоей женой? – Гигант сорвался:

– Только попробуй еще раз упомянуть мою жену – и я тебе кишки выпущу.

– Хорошо, не буду. Хотя я спросил искренне. Послушай, а если бы я вчера не играл в казино, а, например, работал здесь, один, как вот сейчас, – ты бы в самом деле убил меня?

– Да.

– Значит, мне снова везет. Я бы очень не хотел умереть, не отомстив...

Минуты ожидания казались бесконечными. Но Кудлу это словно не волновало. Он по-прежнему был занят работой: чистил мастихином палитру, полоскал в растворителе кисти, сортировал рулоны с полотном. Наконец явился человек Толстого и просто кивнул шефу головой. Толстый опустил пистолет и подошел к Купле поближе. Заглянул в глаза.

– Слушай, почему я все равно не верю ни одному твоему слову?

– Потому что ты – воин. И потому что ты гораздо умней своего друга Буржуя. Я тоже никому никогда не верю.

В камеру СИЗО через зарешеченное окошко над дверью едва пробивался лучик света от тусклой лампочки, горевшей в коридоре. Набитые в тесное помещение сверх всякой меры, задержанные спали вповалку. Авторитеты – на нескольких дощатых нарах, большинство же, а в их числе и Буржуй – прямо на полу вдоль стен.

Один из урок, лежавших на нарах, вдруг открыл глаза – ясные, не затуманенные сном. Несколько минут он настороженно прислушивался к храпу, потом сел и спустил ноги с помоста. Из подошвы ботинка он выдернул тонкую и острую как бритва полоску стали – заточку. И совершенно бесшумно, осторожно огибая лежавшие на полу тела, подошел к спящему Буржую. Над ним он простоял еще несколько минут, не сводя глаз с его кадыка и словно бы примериваясь. Затем опустился на колени. Рука его, сжимавшая заточку, медленно пошла вверх.

ГЛАВА 17

Буквально за мгновение до того, как рука с заточкой начала опускаться, кто-то из спящих хрипло и протяжно застонал, борясь с очередным кошмаром. Буржуй чуть приоткрыл глаза и заворочался, пытаясь устроиться поудобней. Этого оказалось достаточно. Отточенное лезвие ударило в стену в сантиметре от горла, оставив на штукатурке зловещий глубокий след.

Нападавший тут же занес заточку для второй попытки, но проснувшийся уже Буржуй перехватил его руку в полете. Некрупный, но жилистый урка оказался неожиданно сильным, к тому же налегал всем своим весом. Кончик лезвия снова оказался в опасной близости от горла Буржуя. Зажатый в углу и все еще сонный, Коваленко изнемогал. Он понимал: еще пару минут такой борьбы – и он не выдержит напряжения. А это означало смерть. И тогда Буржуй воспользовался примитивным, недейственным приемом, известным ему еще с детдомовских лет. Он плюнул в лицо противнику. Тот инстинктивно отпрянул и на долю секунды ослабил нажим. Но этого Буржую оказалось достаточно, чтобы вывернуться и откатиться от стены.

Камера давно уже не спала, ее обитатели тайком следили за поединком, но никто не собирался вмешиваться.

Оторвавшись от противника, Буржуй мгновенно вскочил на ноги – в доли секунды оказался на ногах и нападавший. Он двинулся вперед, выставив перед собой лезвие. Но тут уж преимущество перешло на сторону Коваленко: он был выше, тяжелее и – спасибо Толстому – обучен незаменимой науке драться. Выждав момент, когда урка сделал выпад, Владимир развернулся на четверть оборота – лезвие пролетело мимо его живота – и нанес противнику в лицо страшной силы удар локтем. Тот только всхлипнул, отлетел в сторону и грохнулся спиной о железную дверь.

Тут же в камере загорелся яркий свет. Буржуй увидел наконец лицо своего врага и запомнил его на веки вечные. В замке заскрежетал ключ. Урка мгновенно юркнул мимо Коваленко и бросился на нары, затерявшись среди остальных. Груда тел приняла его и поглотила. Буржуй остался стоять посреди камеры один, как палец.

В камеру вошли охранники. Только сейчас ее обитатели заворочались, хрипло заматерились, выражая недовольство беспределом фраерка, нарушившего сон мирных людей.

– Что, придурок, не спится? – вкрадчиво осведомился у Буржуя старший наряда и кивнул своим людям: – В изолятор его! Пусть посидит в помещении санаторного типа. И смотри, – снова обратился он к Владимиру, начнешь бакланить – покалечу!

Коваленко подхватили под руки и потащили куда-то по коридору. Благо, что путь был недолог. Вскоре Буржуя швырнули в темноту за одну из дверей. За его спиной лязгнули запоры. Оглядевшись, он обнаружил, что в тесном и душном каменном мешке он совершенно один. С огромным облегчением Буржуй прилег на сырой и склизкий пол и через минуту уже спал.

Точечный светильник высвечивал из темноты только компьютерную клавиатуру да руки над ней. Руки умело бегали по клавишам, и на экране дисплея высвечивались столбцы с цифрами, схемы, диаграммы. Невидимый в темноте человек, разглядывая их, заинтересованно хмыкал и цокал языком. Потом вставил в дисковод новую дискету и, оставив на дисплее прежние данные, открыл окно с новыми. Замелькали такие же столбцы, схемы и графики. Несколько минут невидимка изучал их и сравнивал, а потом протянул с ленивой угрозой в голосе:.

– У-у, мальчоночка. Это ты зря...

Мовенко сидел за столом и со свирепым выражением на лице изучал протоколы свидетельских показаний. Напротив него устроился Максим Максимович Варламов и с доброжелательной улыбкой наблюдал за тем, как майор, пробежав глазами очередной листок, с отвращением отшвыривал его в сторону. Наконец полетела на стол последняя бумажка из нетолстой стопочки, и Мовенко поднял на адвоката злые глаза.

– Быстро вы "липу" стряпаете. Господин стряпчий...

Максим Максимыч невозмутимо забарабанил пальцами по кожаной папке. И голос его был исполнен все той же обычной доброжелательности:

– Будьте любезны, в беседе со мной употребляйте исключительно нормативную лексику.

Мовенко развернулся лицом к "свидетелям", которые сидели на стульях у стены. Среднего возраста мужичок в бомжеватой одежке равнодушно поглядывал в окно, а молодая парочка даже здесь сдержанно, но весьма последовательно проявляла взаимную сексуальную симпатию.

– А подумали хорошо? А? Ложные показания – статья серьезная. На несколько лет, между прочим, на нары загреметь можно.

– Протестую, – с некоторой даже ленцой проговорил Варламов. – Вы снова пытаетесь оказать давление на свидетелей.

– Моя б воля, – злобненько крякнул майор, – оказал бы я на них давление! По-другому бы запели...

– Знаете, господин майор, скажу вам по большому секрету, – начал доброжелательный Максим Максимыч, – вашей неразборчивостью в средствах уже заинтересовались в порядке прокурорского надзора. Да-да. Прокуратура – очень нелицеприятное заведение, если честно. Мне сам Евгений Петрович Подолякин сообщил сегодня утром о своих подозрениях в отношении вас. Слышали о нем, конечно? Золотой души человек! Правда, часто требует применения строжайших мер к нечистоплотным коллегам, но зато преферансист исключительный! Мой давний хороший знакомый, заметьте...

– А вот пугать меня не надо, господин Варламов! – огрызнулся Мовенко, но глаза его настороженно блеснули. – Не надо, ясно? – И он отвернулся к мужичку: – Значит, от показаний не отказываетесь?

– Как можно! Я такой – за правду помру!

– Послушайте... э... господин майор, – вмешался адвокат. Подписанные показания свидетеля у вас. Характеристика прилагается. Что вас, собственно, не устраивает? Человек рабочей специальности, отзывы положительные, умеренно пьющий, не судим, рыболов-любитель, член коммунистической партии.

– Какой партии? – заинтересовался Мовенко.

– А что такое?! – тут же обиделся мужичок. – Имею право! Я и в этом... в профсоюзе состою, между прочим! С одна тыща девятьсот семьдесят восьмого года. Так вот! Ясно?

– Ясно, ясно. Вы насчет вчерашнего ничего не путаете?

– Че путаю? Че путаю? – все больше заводился член профсоюза. – Это вы меня не путайте. Я энтих буржуев по жизни ненавижу. Пролетарской ненавистью! Так вот!

– Это, кстати, что за специальность такая – водитель-механик ассенизаторной техники. Говновоз, что ли?

– Ну не всем же на "мерседесах"... – с классовой точки зрения разъяснил мужичок. – Так вот, я на прудок-то давно повадился. Потому как считаю – рыбалка, она это... принадлежит народу! Только, бывало, энтот ваш на работу мильйоны грести, – я за удочку и вперед! Там караси, товарищи, исключительные во! А этот жмот их и не ловил даже. Бывало проплывется туды-сюды, только рыбу распугает – и в халатик, кофий пить. Одно слово – капиталист. Ну так вот, а как сгинул он, так я прудок, можно сказать, национализировал. Рыбку прикормил, площадочку себе оборудовал. Житуха! Когда смотрю – вчера принесла энтого нелегкая! Ну я уйти-то не ушел, так – за кусток передвинулся. Да он меня и не видел даже. Бродил, кота выгуливал, морда буржуйская, задумчивый такой...

– Так что, он и в дом не заходил?

– Отчего – заходил, ясен бубен. Шастал туды-сюды, нервировал.

– До которого часа вы ловили рыбу?

– Так рази упомнишь? Я на рыбалку часы не беру. Не... Как это "счастливые часы не наблюдают", во!

– Но, согласно вашим показаниям, вы не ушли, даже когда стемнело?

– А то! К ночи самый жор пошел! Кто ж тебе от такого уйдет?

Майор махнул рукой и утратил всякий интерес к рыболову-коммунисту.

– Ну а вы, юные ленинцы, что – другого места не нашли?

Молодые люди, на которых обратил теперь свое внимание Мовенко, оторвались наконец друг от друга и молча, с равнодушно-скучающим видом уставились на милиционера.

– Господин майор, – поморщился Варламов, – процедура становится неоправданно утомительной. Свидетели достигли половой зрелости – вот справка и к тому же практиковали исключительно предварительные ласки, что ясно отражено в их показаниях. Подобное деяние...

– Знаю, знаю. Свидетели свободны. – Проводив троицу глазами до двери, Мовенко принялся разбирать бумаги на столе с таким видом, будто в кабинете он остался один.

– Простите великодушно, – скромно напомнил о себе адвокат. Хотелось бы забрать клиента. – Майор сжал зубы и поднял трубку:

– Коваленко на выход... Да! – Он уставился на Варламова: – Вот я его из-за вас выпускаю, а ведь он убийца-маньяк!

– Ай-ай-ай! Что вы говорите! – искренне засокрушался адвокат. Спасибо, что предупредили, я буду исключительно осторожен.

Через пять минут, которые следователь и адвокат провели в демонстративном игнорировании друг друга, в комнату ввели Буржуя. Был он, что и не удивительно, слегка помят, но на майора смотрел волком.

– Доброе утро, господин Коваленко, – приветствовал его Варламов.

– Утро-то доброе, Максимыч. Ночь была злая, – Буржуй повернулся к Мовенко. – Я хочу сделать официальное заявление: ночью в камере меня пытались зарезать.

– Что? Что ты несешь, Коваленко! Кому ты нужен...

– Я помню лицо этого типа. Я хочу знать, кто поручил ему это сделать. Максим Максимыч, мы никуда не уходим, ясно? Делай все, что надо.

Понадобился еще целый час на официальное оформление процедур и на то, чтобы убедиться – никого, хоть отдаленно напоминавшего ночного противника Коваленко, среди задержанных не оказалось. В чем, впрочем, с самого начала не сомневались ни майор, ни Варламов, ни даже упрямый Буржуй.

Утренний час Воскресенского подходил к концу, и на этот раз главный менеджер был весьма доволен собой: есть задел на весь оставшийся день да и кое-какие планы на перспективу проработаны. Алексей сидел за главным компьютером и заканчивал последнее из намеченных на утро дел.

В комнату вошла Алла с пачкой бумаги для принтера. Секретарша тоже любила, чтобы к началу рабочего дня все было готово заранее. Увидев Воскресенского, она почему-то растерялась настолько, что даже забыла поздороваться.

– Извините, я... – начала она.

– Ничего, ничего, – недовольный тем, что ему помешали, Воскресенский просто махнул рукой, не отрываясь от своего занятия. Но Алла не уходила. – Что? В чем дело? – Алексей отвел глаза от дисплея и раздраженно взглянул на девушку.

– Простите, вы... копируете информацию?

– Да, я именно копирую информацию, – раздраженно подтвердил Воскресенский. – И не очень понимаю, почему, собственно, должен перед вами отчитываться.

– Но... – сделала Алла робкую попытку возразить.

– Что – "но"? – раздражение Воскресенского нарастало.

– Вы же знаете, Анатолий Анатольевич просил не выносить информацию, которая хранится в главном компьютере, из офиса, работать с ней только здесь. Вы и сами это много раз говорили.

Алексей резко повернулся на вращающемся кресле и зло посмотрел на девушку. Потом заговорил, легко прихлопывая ладонью по столу:

– Так и есть. Это касается всех остальных. А вот я, главный менеджер компании, буду работать с ней, где и как мне вздумается, ясно вам? В том числе и у себя дома! Анатолий Анатольевич не часто бывает в офисе, особенно в последнее время, если вы заметили! И вообще, какого черта! Идите займитесь своими непосредственными обязанностями. Я что – неясно выразился?

– Конечно, извините... – Девушка оставила бумагу у принтера и направилась к выходу, но в дверях остановилась и бросила на Воскресенского настороженно-подозрительный взгляд.

С утра "погибшие при взрыве" детективы принялись осуществлять тщательно разработанный план. Пунктом первым значилась встреча с Толстым. Сложность состояла в том, чтобы выйти на работодателя и при этом не засветить себя остальным. Мобильный телефон Анатолия Анатольевича почему-то не отвечал, а в офисе отозвалась секретарша и сообщила, что господин генеральный директор находится в спортклубе и его ожидают не ранее чем через два часа. Решено было зря времени не терять, и через десять минут Василий уже тормозил у ворот заведения Гиви.

Побледневший от ужаса после бешеной езды, Борихин не без труда выбрался из "спортивного варианта" и озадаченно уставился на проходную и строгих охранников. Потом повернулся к Василию:

– Есть идеи?

– Проще простого, – с живостью отозвался тот. – Я говорю, что хочу записаться в клуб и проникаю на территорию...

– Толку от этого – ноль, – возразил Борихин, поразмыслив. Запишут тебя, назначат дни, бассейны там, корты, все такое. И тут же аванс потребуют, а денег у нас с тобой – всего ничего. Давай лучше прогуляемся по периметру. Найдем место поглуше – и перелезем. Это ж не военная база, в конце концов.

– Ага. Значит, вместо моего элегантного плана вы предлагаете свой – мелкоуголовный.

– Ты не рассуждай, а смотри и учись! – Борихин молодо выпятил грудь. – Если боишься – так и скажи, останешься здесь.

– Нет уж. Одного вас на той стороне, – Вася показал рукой за забор, вдоль которого они шли, – точно за фейс потрогают. Не похожи вы, босс, на завсегдатая элитного клуба.

– Интересно, – рассеянно спросил сыщик, занятый обследованием забора. – А на кого я похож, если не секрет?

– Какой уж тут секрет, – сокрушенно вздохнул его напарник. – На мента вы похожи, Борисыч. На смурного мента в сером костюме.

– Грубиян ты, Василий, – уже привычно отреагировал Борихин. Тихо. Смотри: вроде окно открыто. Видишь? Вон там. Знать бы, что за помещение...

Метрах в пятидесяти от того места, где они находились, забор примыкал к задней стене одного из клубных зданий. В ней, на высоте человеческого роста, действительно имелось неширокое оконце с приоткрытой фрамугой.

– Наверняка комната, охраны. С нашим-то счастьем, – пессимистично предположил Василий.

Борихин воровато оглянулся. Проходная осталась за углом. Поблизости не видно было ни единой живой души.

– Вот ты и проверишь, – велел он партнеру. – Давай подсажу.

– Не надо, я сам, – гордо отказался Вася. – Силы поберегите. Убегать придется быстро.

– Так, так... Отличненько... Левой, левой активнее работаем... Вот так!.. Ладно, перерыв.

Толстый опустил руки в боксерских перчатках. В проворном тренировочном зале они были одни – он да Гиви.

Грузин знал, как нужно принимать таких уважаемых гостей, как Анатолий Анатольевич. И всегда лично им ассистировал. А в перерывах развлекал как умел.

– Смешное хотите расскажу, Анатолий Анат...

– Опять ты? – буркнул Толстый. – Ну сколько просить можно? Для тебя я – Толстый, и говори мне "ты".

– Ну извини, извини... Никак привыкнуть не могу. Артурчик-то наш, он говорил – вы знакомы, совсем в глюки ударился. Недавно прибегал – весь бледный от переживаний. Борихин ему мертвый являлся. Скоро будет простыней чертиков ловить...

Толстый и сам побледнел.

– Что? Как являлся?

Гиви, увлеченный рассказом, не заметил, как на него реагирует уважаемый клиент, и живо продолжал:

– Да, говорит, реально так, совсем как живой.

– И... Что?

– Ничего. Оклемался – прошло. Да вы... ты чего это побледнел, а, Анатольич. Что – плохо?..