Текст книги "Знаменосец забытого бога (СИ)"

Автор книги: Юрий Ра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Дать бы тебе в рог, чтоб нос не задирал! – Последний аргумент применять было нельзя, Олег это понимал и оттого бесился еще сильнее. – Чего сидишь? Спать иди, детское время закончилось!

– Ну нафига орать, ведь нормально сидели же! Олег, успокаивайся!

Конфликтовать никто не хотел, хотя стычки происходили всё чаще. Вожатые вроде как были на стороне Тимура, он на самом деле не задирал нос и вообще классный пацан. Но слишком молодой, поэтому немного на дистанции, а вот Олег свой в доску. С другой стороны, Тим, как его начали звать девушки, здорово играет на гитаре, привёз из своей Москвы кучу новых песен, чай у него опять же. Но пижон, и костюм у него фирменный, и в баскет играет как профи.

Как он вообще в этот лагерь попал? Вроде смену вся из обычных ребят, педагогов-москвичей раз, два и обчелся. А если вспомнить разговоры, что он не настоящий вожатый, то всё с этим парнем непонятно. Большинство вожатых так глубоко не копали, но кое-кто задумывался над несоответствиями. Атмосфера в комнате пришла в норму уже через пару минут, игра в дурака продолжилась, но шла вяло – вместо обдумывания тактики молодежь лупилась в изображения персонажей на картах. Тимур даже начал ориентироваться на эти взгляды, рассматривает соперник свою карту, значит на руках «картинки».

– Тим, рассказ получился интересный если всё это правда. А ты какие-нибудь фокусы с картами знаешь?

– Знаю, но он скучный. Никому не понравится.

– Да ну, понравится! Покажи!

– Не покажу, он неприличный.

– Начинается, тут все взрослые люди, кроме тебя. Показывай, что за фокус.

– Да это и не фокус, – юный вожатый тасовал колоду и разжигал интерес, – давайте поставим на кон по рублику, а я их выиграю.

– Да ладно! Катаешь что ли? Во что?

– Нет, просто честно у вас выиграю. В любую игру, какую знаю.

– Не соглашайтесь! На деньги играть нельзя!

– Не боись, Алла, мы понарошку.

– Понарошку я не буду. – Тимур был уверен, что стопроцентный шанс на выигрыш возможен только с реальными ставками. – И потом деньги не верну. Если играем на деньги, то играем. Если нет, то и речь ни о чём.

– А давай! Я потом отдам, если выиграешь.

– В долг не играю, на веру не играю. На щелбаны и поцелуи тоже.

– Ха-ха-ха! Во парень даёт! На поцелуи не играет он! Ты хоть целоваться-то умеешь?

– Настоящие джентльмены на такие вопросы не отвечают. Потому что других джентльмены их об этом не спрашивают. Мистер, вы джентльмен?

– А то! Давай в бур-козла! Каждый за себя, кто с нами?

Что сказать об игре? Карта шла, Тимур не зарывался, взятки под его рукой копились, так что в скором времени стало ясно, что всё – денежки тю-тю. Причем у всех троих, потому что ни один из соперников не смог набрать тридцать одно очко. Три раздачи и партия, на каждом сопернике по двенадцать штрафных баллов – время забрать ставку. Веселое подбадривание со стороны зрителей, которое имело место поначалу, сменилось напряженным вниманием и ожиданием исхода игры. Парни и девушки пристально следили за руками Тимура и картами, пытаясь понять фокус. Смотрели и ничего не видели.

Второй кон завершился с тем же результатом, а в третий раз никто не захотел играть с этим жуликом и проходимцем. Шесть рублей как с куста поднял Тимур ради развлечения. А потом не стал возвращать их, как и обещал заранее.

– Погоди, Тимур, а в чем фокус? Как ты это делаешь?

– Да всё просто. – Драматическая пауза не затянулась. – Я выигрываю, как обещал вам.

– А чего в дурака тогда через раз оставался?

– Просто так совсем другая история, можно не стараться. Ну и еще один момент – когда играешь без денег, можно проявлять эмоции, радоваться или шутить. В азартной игре всё это недопустимо, игра на деньги это уже не игра.

Что удивительно, его многие поняли.

Глава 23
Возвращение героя

На свежем ночном воздухе, выйдя покурить, кто-то продолжил обсуждение увиденного:

– Падлой буду, он кидала! Мухлёвшик то есть, шулер.

– Да ну, мы же видели всё, как бы он смог.

– А я говорю, смухлевал. Значит должен вернуть деньги.

– Да не, ему просто везло. И потом Тим же сам заранее предупредил, что у всех выиграет, в этом и был фокус.

– Везти может, но не так же. Одна игра в бур-козла может идти пять-восемь конов. Не, ну если сильно прёт, то за три кона можно победить… Но чтоб сразу всех облапошить! И две игры! Так повезти не может, какой-то трюк должен быть.

– Тогда он его точно не выдаст. А прикинь, может он такой упакованный, потому что бабки на игре зашибает.

– Да не, его бы тогда загасили. Если только пацан не в шайке. Смешно – пионервожатый из банды шулеров. Стал бы он с нами чалиться тут.

В комнате, где собрались в этот раз, разговор уже перескочил на другую тему, больную для всех: когда это уже закончится. В смысле, смена. Бывалым вожатым двойная вахта показалась перебором.

– А зато мы тут как на острове, нас никакая Олимпиада не коснётся!

– Тим, ты с дуба рухнул? Говоришь, словно это что-то опасное и заразное.

– Вот! Именно это слово! Олимпиада есть отвратительная гнусность.

– Обоснуй.

– Раз всех детей из Москвы вывезли, значит на это мероприятие собираются подонки со всего мира. Спортсмены, зрители, всякие члены команд – это такие уроды, что даже советская милиция не может оградить подростков и детишек от их мерзкого влияния. Вывезли всех нахрен из города подальше.

– Да ну, бред! Олимпиада – это спорт, здоровье, мир!

– Так нас что, изолировали от спорта, здоровья и мира?

– Говорили, чтоб экзотические заразные болезни не подхватили.

– О! То есть я прав – Олимпиада заразна!

– Да ну тебя, скажешь тоже. Но в таком ключе в самом деле как-то всё начинает выглядеть странно.

– Так чего, ради наркоманов, провокаторов и заразных народные денежки вбухивали в стройки? – Попался на провокацию Тимура незрелый товарищ по профессии.

– Так говорить нельзя!

– А думать можно?

– Думать тоже опасно, от этого выводы получаются.

– Заканчивайте этот свой антисоветский кружок! Спать пошли!

– Валя, если ты приглашаешь, то я всегда согласен!

– Ага, губу раскатал! Подворачивай, а то наступишь. Завтра всем вставать рано.

Сегодня было такое же как вчера: веселье, энтузиазм, песни и детский смех – сплошные раздражители и рутина. А завтра категорически не хотело наступать. То самое светлое завтра, которое всем усиленно обещали. Но детям и так было хорошо, детей грело солнце, а педагогов всех мастей и прочий технический персонал согревала мысль, что всё это вот-вот кончится. Ну и еще кое-что согревающее по вечерам. Даже лагерный шофер, очаг трезвости всё чаще бывал застигнут в состоянии тихого исполнения народных песен а-капелла.

А потом как-то неожиданно смена кончилась. Девочки плакали от грусти расставания с новыми друзьями, с которыми «дальше всю жизнь, будем встречаться, вы чаще пишите, в следующий раз все вместе в один отряд и прочий неосуществимый бред». Взрослые не плакали от счастья, старались себя сдерживать. Состояние было такое, словно они провели полгода на необитаемом острове или в заложниках у дикарей. У по-своему добрых и не людоедов, но со своей особой этикой. Дети – безжалостные вампиры, но знают об этом только профессиональные охотники на вурдалаков – педагоги.

Кто-то из девушек-вожатых украдкой вытирал слезинку, кто-то украдкой думал, чего бы украсть, но последние были не вожатые, а любитель народных песен, завхоз, повар… Много кто в этот момент договаривался с шофером на предмет помочь отвезти чего-нибудь. Не с пустыми же руками ехать домой. Воспитатели и вожатые старались всего этого не слышать и не замечать, ведь технический персонал тоже люди, у них свои дети, им их кормить надо.

Мысль, что кусок хлеба, точнее, повидла на хлеб воруют для своих детей тоже у ребятишек, была прогоняема всеми взрослыми: хочешь посеять что-то разумное доброе вечное, будь готов к компромиссам. И вообще, не мы такие, мир таков. Вот построим коммунизм, там чего этого не будет.

Жалкие попытки начальника лагеря съехать с темы оплаты Тимуру, вернее заплатить векселем с волшебным названием «потом», были растоптаны юным вожатым. Аргумент, что Николай Николаевич получит деньги по ведомости и сразу же вышлет всё причитающееся за вычетом стоимости почтового перевода, был признан легковесным. «Дядя, платишь здесь и сейчас, пока я не натравил на тебя „Народный контроль“ с ОБХССом!» – так или примерно так звучала просьба Тимура не брать грех на душу населения. В конце концов большой руководитель и просто человек с добрым сердцем оторвал от него договоренные восемьдесят рубликов, держа в голове, что за двойную смену он распишется в ведомости напротив клеточки «сто шестьдесят руб.» оба разошлись довольные, радуясь тому, что поимели партнера. Всё как после хорошего полового акта.

Сопровождали детей в Москву взрослые в уполовиненном составе – тащиться туда, а потом обратно персоналу было внапряг. Тимур в этом отношении был везунчиком. Впрочем, ему в одно лицо десятый отряд не доверили – несовершеннолетний не может официально отвечать за детей. Как помощник воспитателя – другое дело, так что их «приклеили» к воспитателю восьмого отряда. У той на руках были и списки, и еще какие-то бумажки, Тимур не вдавался в подробности.

Его дозор был окончен, оставалось только без психологических травм обрезать ниточки доверия и обожания, тянущиеся от разведчиков из десятого, на эту операцию он выделил время поездки на специально выделенном эвакуационном поезде. Или нет, это из Москвы они ехали в эвакуацию, а сейчас возвращались. Или всё не так, и они отмотали срок? «Какая глупость лезет в голову!» – подумал он и взялся за гитару. Иногда лучше петь, чем говорить. Чем отвечать на наивные детские вопросы:

– А вы в следующем году в этом же лагере будете работать? – Почему-то дети сбились на «вы».

– А вы нас не забудете?

– А диверсанты были настоящие?

Честное слово, лучше он споёт что-нибудь хулиганское! Они ему никто, они случайно попали в коротенький период его жизни, сегодня вечером их там уже не будет. Почему же так тяжело где-то внутри? Тимуру было странно и больно. Это как… как приехать на лето в деревню и там подружиться с забавным щенком, ласковым и неугомонным. Бегать с ним везде, кормить, заботиться, учить командам. А потом в августе уезжать в город, смотреть на него и понимать – не встретишь его больше никогда. И плевать, что щенок о двадцати пяти головах, что мифический Цербер в сравнении с ним – собака сутулая.

Всё проходит, прошло и время поездки. А там родители на вокзале, суматоха и толчея, ахи-вздохи, оказывается, по мамам-папам соскучились даже суровые разведчики. Тимур слинял как опытный диверсант, погромыхивая своим чёрным чемоданом на колесиках. И нет, его никто на Павелецком вокзале не встречал. Рабочий день, вокруг Москва, Тимур ощущал себя почти дома. Кстати, окружающий его город выглядел совсем по-доолимпиадному, и машин на улицах больше, и толкотни какой-то, люда приезжего. В окрестностях вокзала это ощущалось особенно сильно. Наверняка и в магазинах опять то же уныние без ананасов в собственном соку.

Тимура пробило на поэтические образы, он подумал, что Олимпийская Москва в полночь ожидаемо превратилась в тыкву. Нет, это не плохо, это нормально, когда по огороду бегают не кони привередливые, а мыши, и возле сарая на карета желтее, увязнув колесами в черноземе, а эта самая тыква. В деревне такое транспортное средство не поюзаешь, зато транспортный налог не забудь отдай.

Дома лежала записка от мамы с указанием, что надо сделать в первую очередь. Вглядываясь в ровные строки, написанные женской рукой, Тимур разрывался, пытаясь совместить два в одном: немедленно покушать и сразу позвонить маме на работу. Победила коммуникация, он позвонил маме на работу, рассказал, что не выпал из поезда, его не побили хулиганы в тамбуре, в Москве не забрал дядя-милиционер, а поезд метро не проглотил тушку любимого ребенка, не утащил в своё логово. «Короче, всё хорошо! Да, мама, дождусь вас дома и никуда не пропаду!» – как взрослый мужчина, Тимур понимал волнения женщины, гражданка Чиркова впервые в жизни оказалась лишена своего сына-кровиночки аж на сорок дней.

Папе Тимур тоже позвонил, успокоил, или попытался это сделать. Голос у отца был слегка напряженный, словно там, на дальнем конце провода идет некий важный эксперимент. Или словно он боится встречи с сыном. Ладно, не боится – опасается слегка и даже подумывает сбежать в какую-нибудь Сибирь по убедительному поводу. Тимур даже мог предположить, какова причина этой напряженности, только её уровень замерить не мог, не имелось инструмента.

Вечером ситуация вскрылась подобно нарыву, без крови и гноя обошлось, но боль была, лицо Чиркова-старшего кривилось. Однако он терпел и даже не закричал. Более того, хирургическое вмешательство в папину жизнь случилось не сразу по пришествию его домой, а после веселого семейного ужина, где родители выступали одновременно в роли интервьюеров и восторженных слушателей. То рассказы Тимура о том, как лихо он командовал отрядом разведчиков, получили все положенные ахи-вздохи, неверящие покачивания головой, мамины всплески рук, папины хмыканья.

Когда обязательная программа была отыграна полностью, папа пошёл курить на балкон:

– Семья, я на балкон курить. Тимур, то со мной?

– Тимка, ты куришь⁈ – Мама была готова ко всему после того, как её ребенок привёз из лагеря первую настоящую заработанную им получку.

– Нет, конечно! Просто постоим, потреплемся по-мужски. А то папе скучно одному дымить.

– Мало мне было одной прокуренной шевелюры, ты и мальчишку провоняешь своим дымом!

– Обещаю, дорогая, я буду в сторону дымить.

– Ладно, идите уже, мужчины, раз такая ваша натура.

На балконе никто не дерется, а с учетом демократии и плюрализма в семье Чирковых Тимур не боялся за свою жизнь. За нервы, между прочим, тоже. Трудно напугать человека, не просто побывавшего за кромкой, а осознавшего этот факт прямо там, пообщавшегося с потусторонними силами, а потом чудом вернувшегося обратно. Первые три минуты отец имитировал курение. Зажег, затянулся, посмотрел – погасло. Зажег, забыл затянуться – погасло. Забычковал, достал новую, повертел в пальцах, зажёг не с того конца, выкинул.

– Пап, что случилось-то?

– А ты не слышал?

– Да ну, мы там как на необитаемом острове жили. По радио только марши, телевизор один у начальника, но неисправный, газеты только старые.

– Высоцкий умер.

– Ну умер и умер, что такого. Он давно умер. Ой.

– То-то и оно, что ой. Погоди, как это «давно умер»?

– Я в том смысле, что давно об этом узнал, для меня этот факт уже перешел в разряд случившихся и осмысленных событий.

– Заранее то есть? – Папа перестал терзать пачку и убрал её в карман. Почти в карман, она проскользила по ткани и упала на доски.

– Да. Как за задачей на время и скорость. Из пункта А вышел кто-то навстречу кому-то. Через сколько часов они встретятся? И у грамотно сформулированной задачка дополнительное условие в конце «если будут двигаться равномерно и прямолинейно». Так вот, ты задачку решил и тебе уже плевать, зачем они встретятся, кто кому навалял. Для тебя задача уже решена, пешеход как бы уже встретил велосипедиста. Понимаешь?

– То есть, для тебя факт твоего «типа знания» был достаточен, чтоб принять прогноз события как факт?

– Ну да. только это не прогноз.

– А что, предвидение, яснохреновина? Как не назови, одна суть – мракобесие.

– Нет. Я знаю, как происходят события в той линии времени, по которой мы сейчас плывём. И если никуда не сворачивать, то я примерно понимаю, мимо каких сёл или городов мы будем плыть.

– А куда мы можем свернуть? – Отец отвлекся от мистической стороны вопроса, погрузившись в теорию множественности миров и вариативности событий.

– Если произойдет событие, не происходившее в той реальности, которую мне показали, – Тимур продолжал держаться за фантастическую версию всезнания, – то события потекут по другому руслу.

– И мы не поплывём мимо города?

– Или поплывём, но в другой протоке. Как по обводному каналу на Москве-реке.

– Теория забавная. Да.

– Да, теория. А смерть Высоцкого – факт. О он тебя напрягает, да? Пап, просто прими как данность, что мир непознаваем полностью, что всегда будет необъяснимое.

– Ну да! А мой сын не свихнувшийся на эзотерике и научно-фантастических книжках подросток, а… а кто? Ты же, если я ничего не путаю, с богами на равных общался. Так кто ты у нас? Избранник богов, мессия, пророк?

– С последнего пункта: в пророки или я оказался негоден, или бог в них не нуждается. Насчет «на равных»: моё слово нам было последнее, моё мнение даже к сведению не принималось. И во-первых, технически бог там был один. Вторая божественная сущность до полноценного бога не дотягивала. Её Кайрос называл дриадой. Я даже не скажу, это имя, класс сущности или обзывательство завуалированное. Как бревно, но не так обидно.

– Ого, ты прогрессируешь, Тимур. Уже начал классифицировать богов в своём фантастическом мире. Думаешь, боги на это не обидятся?

– Так всех принято ранжировать. Как ты тогда в веселом состоянии делился вашим жаргоном.

– Я? Каким?

– Ну помнишь, ты рассказывал про стадии учёных: младший научный сотрудник – болванка. Старший – заготовка. Доцент – полуфабрикат. Профессор – учёный. Ты по этому классификатору кто?

– Не мог я такого рассказывать, я столько не пью при детях. А вообще, я доцент.

– Как в кино? – Тимур не увидел понимания в собеседнике и пояснил, – «Джентльмены удачи».

– Ы-ы-ы-ы! – Осклабился папа, сведя на шутку разговор. В самом деле, поговорили, и стало полегче. Понятнее не стало, но на душе полегчало от понимания, что сбрендил не он. Тимур или весь мир, но точно не Чирков.

– Пап, ты о чём задумался?

– Думаю, какой бы такой эксперимент провести, чтоб определить факт твоих экстрасенсорных способностей.

– Да нет у меня никаких способностей! Никакие энцефалограммы ничего не дадут. Я просто знаю некоторые вещи и имею завышенный коэффициент удачи.

– Еще и это! – Простонал отец. – У тебя как в том анекдоте, где Сизиф отнес ящик Пандоры к Кассандре.

– Ого, что за анекдот, пап? Я не знаю.

– Рано тебе такие анекдоты знать, сын.

– Ну и ладно. Ты просто смирись, папа, что по миру наша семья пойдет теперь нескоро. Пять лет удачи мне обещали верняком.

– Боги? – С тоской простонал Чирков-отец.

– Один бог, но главный по счастью. Кстати, а чем ты вообще в своем институте занимаешься?

– Как ты вовремя спросил. Раньше неинтересно было, а сейчас вырос. Или с темы съезжаешь?

– Не. Просто интересно, вдруг вы там что-то такое изобретает, что уже давно придумано в следующем веки и известно любому школьнику.

– Ну да, подскажешь что-нибудь умное, поделишься знанием уровня Нобелевки.

– Нобелевку не обещаю, это вообще уже давно чисто политическая премия.

– Как-как?

– А ты как думал! Это наши ученые еще витают в облаках по поводу чистой науки, а капиталисты ничего просто так не делают. Никто из советских ученых ни за что Нобелевскую премию королевской академии наук не получит. Её распределяет мало того что королевская, так еще и капиталистическая академия. Коммунистам тут не светит. Это только в антикоммунисты записываться, да погромче хлопать дверью, тогда могут дать.

– Погоди. Это опять твои божественные знания говорят? А сын мой так и будет молчать?

– Говорит твой сын! Внимание, предают все радиоточки страны!

– Тише ты! Услышат соседи! Вижу, что сын. О чём мы говорили? Ах да, про профиль. Моё научное направление – ферро-магниты, если ты знаешь, что это такое.

– Да чего там знать, ферро – это железо. Магниты – это магниты. Ищите самые эффективные ферросплавы, гадаете на кофейной гуще, что с чем смешать, чтоб магнитилось сильнее и дольше.

– Если вкратце, то да. – Вот здесь отец не боялся провалиться. Здесь он был на своём поле. – Что скажут твои боги на этот предмет?

– Неодим, железо, бор. Два, четырнадцать, один.

– Что? Какие два-четырнадцать-один?

– Американцы и японцы, каждый сам по себе роют, скоро найдут правильную формулу. Ты должен знать, неодим – редкоземельный металл, лантаноид, он тоже обладает магнитными свойствами и имеет кучу свободных электронов.

– Ты откуда знаешь?

– В будущем на этих неодимовых магнитах вообще всё работает. У них моща раз в пятнадцать больше, чем у ферритов. Только защищать от коррозии надо.

– А бор зачем? – У обалдевшего Чиркова выбили из-под ног ту самую почву, на которой он стоял так твёрдо.

– Не знаю, я же не учёный. То ли кристаллическую решетку фиксит, то ли что-то стабилизирует – не помню. Всё в виде порошка спекается при тысяче градусов под высоким магнитным полем.

– И всё?

– Ну да, все ингры недорогие, выхлоп на Ленинскую премию обеспечен. «Налетай-торопись, покупай живопись»

– Это чёрт возьми, что такое, Тимур! Эта твоя очередная мистификация мне совсем не нравится! Ты перешёл всякие рамки! Ты понимаешь это?

– Да, папа, я понимаю, я перешёл, ты только успокойся. Соберись, сядь за стол, почиркай, попиши, как вы ученые умеете. А потом никому не рассказывай про наш разговор. А сам внеси в план работы своей лаборатории. У вас же есть доступ к неодиму?

– Почему именно этот металл?

– Я не знаю, я не учёный.

– Мальчики, у вас всё в порядке? – Мама ворвалась на балкон, когда буря уже начала утихать.

– Да какое там! – Отец махнул рукой как крылом и вышел с балкона вслед за женой. Что характерно, ушел на кухню с замызганной общей тетрадкой и авторучкой.