Текст книги "Паразитарий"

Автор книги: Юрий Азаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 49 страниц)

64

Я чувствовал, что в моей душе оказались неоспоримые доказательства того, что Христос среди нас, что смерть преодолима. Моя смерть, казалось мне, – и в этом я был убежден, – слабые и последние потуги паразитарной системы продемонстрировать бессильность. В агонии они явятся за мною, осознавшим свою неволю и свободу и свое бессмертие. Их сытые лица, их хмельные глазища, их зловонное дыхание – все это будет дышать смертью, которую они еще не осознали. Даже если они поторопятся меня убить, я буду жить. Я буду жить и светиться в крохотных озерах дымчатых топазов. Непременно надо съездить к ним. Ничто не должно нарушить великой тайны передачи моего духа в надежный и сильный росток!

Я ринулся на улицу и у перекрестка на столике увидел книгу. Я слышал о ней. Эту книгу написал Джон Мак-Дауэлл. Она посвящена неоспоримым доказательствам того, что Христос среди нас. Я открыл книгу наугад. А точнее было бы сказать: книга сама раскрылась на нужной мне странице. Я стал читать:

"Мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не так, как мир дает. Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается" (Иоанн. 14:27).

"Я есьм хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда" (Иоанн. 6:35).

"Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас" (Матф. 11:28).

"Я пришел для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком" (Иоанн. 10:10).

Как отмечал Отто Раук в книге "За пределами психологии", человеку необходима связь с чем-то, стоящим выше него.

Об этой необходимости свидетельствуют крупнейшие религии мира. Пирамиды Мексики и храмы Индии – это памятники духовным поискам человека.

"От колыбели до могилы человек не совершает ни одного поступка, чьим главным и первостепенным мотивом не был бы приход к спокойствию духа", – замечал Марк Твен. Ему вторит историк Фишер: "… Душа испускает крик, на который окружающий мир не дает никакого ответа". А за много веков до этого Фома Аквинский воскликнул: "Душа неустанно жаждет счастья, но жажду эту может утолить только Господь".

"Только христианство может дать человеку тот опыт, в котором нуждается его свободный дух, – считает Рамм. – Все, стоящее ниже Бога, оставляет дух человеческий жаждущим, алчущим, беспокойным, расстроенным и неполноценным".

"Он поднялся над партийными и сектантскими предрассудками, над взглядами Своего века и народа, – пишет Филипп Шафф. – Он обратился к обнаженному сердцу человека и затронул за живое его совесть".

В сборнике "Взгляды десяти ученых на жизнь" приведены свидетельства людей науки. Один из них, профессор Джордж Швейцер, говорит: "Человеку удалось коренным образом изменить мир, но переделать себя самого он оказался не в состоянии. Поскольку эта проблема является по преимуществу духовной и поскольку человек по природе клонится в сторону зла (как показывает история), он может измениться только под влиянием Бога, только посвятив себя Иисусу Христу и вручив себя Духу Святому для выбора пути. В этом чудесном преображении – единственная надежда нашего атомного века, нашей земли и ее устрашенных радиацией обитателей".

В той же книге читаем замечание заведующего научными связями в Абботских лабораториях Э. Дж. Мэтсона: "Какой бы изнурительной ни была моя жизнь ученого, гражданина, мужа и отца, мне стоит лишь вернуться в этот центр, чтобы встретить Иисуса Христа и убедиться в Его могуществе хранителя и спасителя".

К профессору присоединяется студентка Питтсбургского университета: "Все радости моей прошлой жизни, вместе взятые, никогда не смогут сравниться с той особой радостью, с тем миром, которые дал мне Господь Иисус Христос с тех пор, как Он вошел в мою жизнь, чтобы управлять и напутствовать".

Я никогда раньше не видел этой книги. Но я читал ее так, будто знал каждый поворот ее мыслей. В одной руке моей была книга, а в другой была жизнь, освещенная крохотными озерами дымчатых топазов. Я боялся опоздать. Я боялся, а вдруг кто-нибудь да случилось там, у них, у Сутулиных.

Анки не было дома. А старуха меня встретила гостеприимно.

– Рады, рады вас видеть.

– Как малыш?

– А чего ему? Пока здоров, да жрать вон нечего. Молока не купишь. Детского питания нет.

Над кроваткой были привязаны на резинке крышка от чайника, два бублика и старая кружка. Малыш гремел сооружением, и это доставляло ему радость. Потом он стал рассматривать меня, и я стал играть с ним.

– Вы меня простите за то, что я в прошлый раз наговорил вам всякой чепухи…

– Да мы так и поняли. Чего уж тут. Кто это согласится свой дом отдать за так? Сейчас дураков нету. Перевелись дураки.

– А вот не перевелись, мать. Я и есть тот последний дурак, который может отдать кое-что. Могу я с вами откровенно? – спросил я старуху, точно она могла понять меня, мой новый поворот мыслей. Она кивнула головой, а я продолжал. – Поверите вы мне или нет, я не знаю, а вот вошла в мою душу мысль: помогу вам, значит, и мне Господь поможет, а не помогу, то и я буду проклят вместе со всеми…

Неожиданно старуха засветилась.

– И я так часто себе загадываю, и всегда как сделаю что-нибудь из загаданного, так ко мне сторицей возвращается утерянное. Дай Бог вам помощь. Всякое в жизни бывает.

– Давайте ваши паспорта, пропишу вас к себе, а себя в вашу халупу, а там решим, что делать.

– Да как же без Нюрки я отдам паспорта?

– Ну и хорошо без Нюрки. А что ж она, против вас пойдет?

– Против меня не пойдет, а все ж нехорошо. Она теперь старшая в доме. Мало ли что случится.

Паспорта старуха не дала, да я и не настаивал. Со светлым чувством отправился домой и приступил к работе.

65

Я думал, если бы христианство было принципиально новым учением, оно бы не захватило народы. И вместе с тем оно принципиально новое учение, потому что, сумев вобрать в себя все лучшее, что было в предшествующих системах, захватило все глубины человеческого духа, все стороны жизни человечества.

Я думал и ошибался, когда считал, что христианство – это отказ от тела. Отказ от плоти. Отказ от дионисизма, деметризма, орфизма, пифагорейства, стоицизма, платонизма.

Сейчас я убежден, что христианство – это принятие всего того, что служило Благой Вести. Братьями Христа являются Будда и Кришна, Заратустра и Мухаммед. А великими посвященными – Гомер и Платон, Софокл и Вергилий. В один присест я написал несколько глав об искривленном, но не таком уж наивном античном мире полубогов, получудовищ.

66

Все проходит и все изменяется в этом мире. Было время, когда паразитарием боги называли жизнь, полную неги и удовольствий. Это было задолго до того, как двуногие открыли огонь и нарекли обезьян своими предками. Это было тогда, когда был жив Кронос, отец Зевса. Это сейчас мы освоились с Единобожием, а тогда богов было столько, что нам их невмоготу сосчитать. Каждый из них занимался своим делом, кто правосудием, а кто земледелием, или целомудрием, или любовью. Порядок был. Кронос был Богом неба и его чтили во всем мире, и, как теперь говорят некоторые толкователи истории, его называли восходящим к индоевропейской культуре. Он был Богом, но ничто человеческое ему было не чуждо: он был по совместительству и верховным жрецом, и царем. Кронос жил безбедно в своем Паразитарии, а словом «паразит» тогда называли человека, который находился в застолье. Попросту паразитами называли сотрапезников, и это сущая правда, о которой каждый может узнать из самой куцей истории о греко-римских делишках на заре человечества.

Кронос был злым стариканом, и у него был предлинный язык, он всякое болтал, пользуясь тем, что ему все дозволено. Но высшие силы поставили его на место и, кроме всего прочего, внесли в жизнь всего олимпова племени постоянный раздор, убийства, казни, доносы и предательства. Кронос был одним из первых живых существ, кто стал убивать близких. А дело было так. Высшие силы ему предсказали, что он будет свергнут одним из своих сыновей. И свержение произойдет за одной из трапез. Причем в убийстве будет участвовать одна из жен Кроноса.

– Но как мне узнать, о Небо, какая из моих ста тысяч жен и кто из трехсот тысяч моих сыновей убьет меня?

– Вот этого никто тебе не скажет, – отвечало Небо. – Ты заслужил мучительную казнь в своем Паразитарии и умрешь от руки одного из своих паразитов.

– А если я замету следы, укроюсь на острове Крит, скрою свое имя, назовусь, скажем, Юпитером, меня все равно убьют?

– Убьют, – отвечало Небо.

В этот вечер к Кроносу пришла любимая жена Рея. Она была прекрасна, как утренняя заря. Ее дыхание было ароматнее алой розы. Она сказала:

– Что печалит тебя, мой господин? Позволь мне поцеловать твою могучую грудь, позволь мне прикоснуться к твоим божественным кудрям, и от твоей грусти не останется и следа.

Кронос поглядел подозрительно на прекрасную и невинную Рею: нет, глаза ее чисты, голос приятен, а нежность ее искренна и сладка, как мед с острова Делос, что в Эгейском море. Однако подумал: сейчас убить ее или потом? Но Рея опередила его:

– Я готова умереть, мой господин, лишь бы твое чело не омрачалось печалью, – и аромат ее души смягчил гнев Кроноса.

– Нет, живи, дорогая, – сказал он. – Тут врагов у меня много развелось, и кто-то из них попытается меня убить.

– Кто же это осмелится поднять на тебя руку? – возмутилась Рея.

– Говорят, один из моих сыновей, – шепотом сказал Кронос. – Сын пойдет против отца, отец пойдет против сына, вот такое бедствие постигнет землю.

– Что же делать, мой ненаглядный?

– Я тут посоветовался кое с кем, и мне подсказали: надо не убивать, а поедать своих сыновей. Дочки – те пусть растут на радость будущим своим мужьям, а мужичков всех к стенке, то есть к верхнему нёбу…

– О божественный мой царь царей, как мудр ты в своем решении…

С тех пор Кронос каждый день съедал по одному сыну, и Рея, главная его паразитка, помогала ему, подсказывала, кого и в какое время он должен проглотить. По этому поводу было принято в первом чтении постановление.

Надо сказать, что Кроносу было крайне неприятно заглатывать собственных детей, но зато было больше надежности: как-никак все проглоченные дети болтались в его огромном желудке и не могли совершить рокового преступления: отцеубийства. Так прошло немало лет, и среди паразитов, то есть сотрапезников Кроноса, не было ни одного сына. И вот однажды Кронос обнаружил, что его любимая Рея должна родить сына.

– Почему ты думаешь, что это будет сын? – спросила опечаленная Рея.

– Потому что я Бог, – ответил Кронос. – А боги все знают.

– Уж лучше тогда я умру до родов, – сказала Рея. – Пусть еще один возможный убийца погибнет в моей утробе, так и не увидев света.

– Нет, моя возлюбленная, мне велено проглатывать сыновей, но не жен. А ты всегда была верна мне, всегда помогала мне в трудные минуты. Ты настоящая супруга, и потому я спасу тебя и нашего отпрыска от гибели…

– О, мой великий повелитель, ты так благороден. Но не делай ничего такого, что может омрачить твою жизнь. Я готова умереть хоть сегодня, только прикажи, и я это сделаю.

– Я лучше стану паршивым гладиатором, поганой тыквой, межрегиональным демократом и грязным вольноотпущенником, чем соглашусь предать смерти мою возлюбленную Рею. Век мне свободы не видать, клянусь всеми своими паразитами, если я нарушу данное тебе обещание.

– Но ты будешь жить в страхе и постоянно думать о том, что рядом с тобой живет твой убийца и преследователь. И мне будет горестно наблюдать за тем, как растет твое подозрение. Кроме того, от такого рода нервных потрясений у тебя может расстроиться кишечник и желудок станет плохо переваривать проглоченных сыновей.

– Да, я этого как-то не учел, – ответствовал Кронос, поглаживая свою седую козлиную бородку.

– Ты должен всегда быть в отличной спортивной форме. Ничто не должно омрачать твоего бытия. То, что мы, твои паразиты, называем бытием-в-тебе-для-себя, есть сущность всех прочих-для-них-в-них-через-них. Явление переходит в сущность, а сущность – в явление, когда небо меняется местами с землей, отчего наступают сумерки, а потом рассвет, который и есть тьма для себя-в-себе-и-через-них…

– Ты так сильна в философии, что я теряюсь в догадках, что бы это значила твоя абракадабра. Но так тому и быть, я спасаю тебя от смерти. А твоего Зевсика, так, надеюсь, ты назовешь нашего отпрыска, отправлю вместе с кормилицей на остров Крит, где он будет жить под именем Нинон.

– Но Нинон – это женское имя, – возразила робко Рея.

– Вот и прекрасно. Под хитоном, который он никогда не будет снимать, будет спрятано его истинное половое различие. Никто не будет знать, что он мужчина, а всей службе, всем этим моим нахлебникам я прикажу, чтобы они следили за нашим сыном и никому не говорили, что он мужчина…

Вот именно тогда-то впервые Кронос и назвал своих сотрапезников нахлебниками, тогда впервые термин «паразит» был употреблен с отрицательным смыслом. Но об этом никто не знал, а вскоре и сам Кронос забыл и о Нинон, и о нахлебниках. Он зажил свободной жизнью, и трапезы его в кругу приближенных паразитов длились неделями и месяцами.

А между тем кормилица Амалтея так полюбила своего питомца, что рассказала ему всю правду о нем. Молодой Зевс крепко задумался и потом три дня и три ночи мучился над тем, убивать ли ему своего отца или принять какое-то другое решение. Так как он был вскормлен хорошей кормилицей и рожден доброй матерью, то и сам был добрым и справедливым Богом. Сразу он подумал о своих проглоченных братьях: о Посейдоне, Аиде и многих других.

– Промедление смерти подобно! – вскричал он, вынимая из ножен огромный меч. – Надо немедленно, как скажут через двадцать тысяч лет, брать почтамт и телеграф. Надо захватить Олимп и установить через демократическое устройство мою настоящую диктатуру.

Амалтея насмерть перепугалась и предложила Зевсу, прежде чем пойти против Кроноса, посоветоваться с Герой, сестрой, которая частенько прогуливается по горам на острове Крит. Когда Зевс встретился со своей сестрой, он так был восхищен красотой Геры, что немедленно предложил ей руку и сердце. Правда, Гера сразу сказала:

– Брат мой, ты так прекрасен, что я не смогу устоять перед твоими чарами. Но как ты можешь просить моей руки, если ты приговорен и должен, если покажешься на Олимпе, быть проглочен Кроносом?

– Сестра и моя будущая возлюбленная жена, я спасу и себя, и твоих братьев Аида, Посейдона, Филия и Колосса, я вырву наших братьев из глубин жадного желудка нашего отца. Только помоги мне. Ты царица богов, ты верховная жрица, тебя послушаются другие боги, и мы заставим нашего отца отречься от престола, и мы с тобой станем вдвоем править миром!

Гере понравились пламенные речи брата. Она согласилась стать женой Зевса, и они в тот же вечер отправились на Олимп, где в покоях нежился старый Кронос со своей любимой женой Реей.

67

На этом месте я остановился и пошел звонить Мухе Вольфартовой, так я ее стал называть, поскольку запахи персиков и переспелых дынь уже сильно выветрились из моего тела.

– Понимаете, в чем дело, – сказал я. – В действиях античных богов просматривается наша гнусная действительность, я просто боюсь давать вам материал. Боюсь писать дальше.

– Что делают ваши боги? – резво спросила Лиза на другом конце провода, она так звонко рассмеялась при этом, что я немедленно ощутил залах переспелой дыни.

– Они перестраивают действительность, предают друг друга, немножко едят ближних и, естественно, убивают виновных и невиновных. Они, разумеется, обладают теми пороками, которые присущи современному человеку: они считают свой Олимп единственной обетованной землей.

– Но, позвольте, они же на небе жили…

– Какая разница! Значит, единственным обетованным небом, где можно жить и получать все привилегии только греческим богам. Для них главное забраться на Олимп и таким образом на всю жизнь получить синекуру. Они не осознают своей греховности, они возводят свое совершенство в закон и тем самым дают своим народам образец для скверного подражания или, как сейчас говорят, для шовинизма и национализма. В них нет бесконечности, способной вместить в себя всю бесконечность и бытия, и человеческой души, – эта идея, как известно, из учения тех же русских философов, есть величайшее добро, высочайшая истина и совершеннейшая красота. Они повсюду поступают насильно. Допускают насилие в любви, в воспитании детей, в общении друг с другом. Они дают пример единения только через войну и порабощение. Для них народы – это обособленные муравейники. Муравейники можно объединить, считают боги, но зачем. Чем больше будет обособленности, тем легче управлять народами. Они наделены всеми пороками, которые присущи сегодняшним правителям: завистью, способностью к предательству, гордыней, лживостью. Они бессовестные демагоги, а некоторые из них – истинные преступники и, по нашим понятиям, уголовники и отцеубийцы!

– Великолепно!

– Но я боюсь, милая Елизавета Семеновна, если опубликуете мою работу, меня ошкурят раньше положенного срока…

– Ничего не бойтесь, мой миленький, – сказала она, и аромат переспелой дыни переполнил мою квартиру. – Я вам сегодня выбью бронь еще на месяц. Пойдет почта, придется давать отклики. Так что работайте и ни о чем, кроме своих изумительных Кроносов и Зевсов, не думайте. Ваш Кронос – это типичный Прахов, а красавец Зевс – вылитый Хобот. Хобот должен прийти к окончательной власти, и мы предвестим его приход! Чао, бегу докладывать Колдобушке об убойном материале…

68

– Кронос сразу понял, – писал я, – что произошло и чего хотят от него, когда увидел своего сына в доспехах воина Первого Поднебесья. Он понял также и то, что был предан родной дочерью Герой, которая созвала на небольшой Пленум всех основных богов, которые также облачились в доспехи Второго и Третьего Поднебесья.

– Предательство! – закричал Кронос, хватаясь за кинжал, с которым никогда не расставался. – Я это так не оставлю!

– Ты, батя, успокойся, – отвечал Зевс. – На жизнь твою я не посягаю, а вот братцев моих ты верни…

– Как ты смеешь так разговаривать с отцом! – вскричала Рея.

– Ты, маманя, приумолкни, – сказал Зевс. – Я хочу полюбовно решить эту задачку. Богу Богово, а Зевсу – Зевсово!

– Что ты мелешь! – закричал снова Кронос. – Отцы и дети – это одно целое, а не два разных мира. Я вскормил тебя не для того, чтобы сын поднял руку на отца.

– Батя, – сказал грозно Зевс. – Будешь суетиться и выступать, пощипаю.

– Гера! Хоть ты скажи, чтобы он не грубил отцу.

– Папа, мы всегда тебя будем любить, только уступи Зевсику трон, а то я скоро тронусь от беспорядков, которые ты развел в нашем мире. Варварство! Где это слыхано, чтобы отец поедал своих детей? И это в век свободы, гласности и демократии!

– И ты, Брут, – вскричал Кронос и горько заплакал. – Рея, где ты, моя возлюбленная? Откликнись у первого микрофона.

– Я с тобой, мой повелитель, – отвечала Рея. – Сейчас я подожгу трон. Пусть лучше никому не достанется! А может быть, на самом деле тебе, мой Кронушка, уступить своему родному сыну трон, а мы с тобой и в прихожей разместились бы?

– Зачем в прихожей, – сказал Зевс. – Мы выделим вам у подножия Олимпа хороший участок, и вы построите себе небольшую, но удобную дачку. Будете на свежем воздухе выращивать косуль, патиссоны и ячмень.

– Кронушка! Соглашайся! Я так люблю лепешки из ячменя.

– Значит, меня вы порешили поставить на земледелие. А вы знаете, чтобы погубить бога, надо поставить его либо на сельское хозяйство, либо на просвещение. Значит, вы решили меня погубить! О небо, кончился Золотой век, кончился настоящий Паразитарий. Наступает новая эра – эра демократического узурпаторства и эра патиссонов!

– Батя, предлагаю заткнуться, ибо в противном случае я тебя вынужден буду низвергнуть в Тартар, для чего немедленно примем закон во втором чтении!

– Отца в бездну?! Отца родного в пропасть! Боги добрые, вы только послушайте, что этот отрок речет! Поймите, что вы посягаете не просто на власть, вы посягаете на будущий свой покой. Я заглатывал своих деток только во имя блага нашего, во имя того, чтобы не было на земле ни революций, ни бунтов, ни забастовок, ни межрегиональных потасовок! Я платил своей родной плотью, чтобы вам безбедно жилось на нашем благородном Олимпе! А что будет, когда я буду низвергнут?! Пожары, братоубийства, расколы, резня, голод и холод – вот что вас ждет в дальнейшем.

– Разберемся, отец, – сказал Зевс, отрывая Кроносово ложе от стены.

– Что ты хочешь? Что ты делаешь? Неужто ты сбросишь отца в Тартар?

– Нет выхода, папаня, – ответил Зевс. – Революция всегда требовала жертв. Заметь – у нас не какой-нибудь семейный переворот, а настоящая революционная ситуация. Мы берем власть навсегда, а не на одно-два тысячелетия. Кто был никем, тот станет всем! Отныне и вовеки! А ну, Гера, помоги сбросить отца в пропасть! Во имя сына и чистого неба, во имя того, чтобы не было раздоров на Олимпе, не было кровавой вражды, эй вы, боги и смертные, сходитесь же все к подножию Олимпа, вы, пахари и ремесленники, торговцы и колбасники, лидеры партий и проходимцы, рукоделы и поселенцы, воины и гетеры, республиканцы и демократы, впередглядящие и вислозадые, владыки и рабы, сходитесь же все и пойте славу во имя обновленного Олимпа, Олимпа с новым мышлением, бес бы его побрал, я буду ласков, весел, мил, я позабуду войны и мятежи, походы и пожары. Зевс смерть назначил тому, кто дал свободу воинам. Курите фимиам, чтобы сладко было во рту и в душе! Слава Гере! Слава Посейдону! Аиду слава! Пусть никогда не будет Тишины, Застоя и тщедушного блаженства! Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет Гера! Пусть всегда буду я! Если понадобится защитить наш правопорядок, чтобы было мощное единство, из которого ни одна тварь никуда не выйдет, ни один народ не выползет! Так вот, чтобы защитить это единство, мы, если понадобится, введем не только комендантские часы и чрезвычайные положения, мы начнем столько войн, сколько нам понадобится для сплочения смертных и бессмертных существ. В военные походы отправятся колбасники и виноделы, бездельники и горожане, шлюхи и шляхтичи, басурманы и земледельцы, представители меньшинств, большинств и среднеазиаты! Мы никому не дадим спуску. Мы публично будем сдирать шкуры! И по две! И по четыре! И по двадцать шкур будем драть!

– Откуда набраться стольким шкурам? – спросила шепотом непосредственная Артемида.

– Ошкуривание – бесконечный процесс! Не то государство является сильным, которое сдирает по одной шкуре, а то, которое бесконечно дерет своих подданных! Да здравствует самый аристократический в мире Паразитарий! Смирение – высшее блаженство смертных! И пусть помнят все, что ничего нет дороже для всякой ординарной сволочи своей собственной шкуры!

– Да здравствует громовержец! Да здравствует великий Зевс! – кричала толпа. – И будь проклят Кронос!

Говорят, боги дают великий пример простым смертным на многие годы, на века, на триллионы лет! Когда Зевс заваривал свою кашу, Гера бросала дрожжи в молодое вино, оно клубилось и пенилось, и она приговаривала:

– Пусть же бурлит все, киснет пусть и вздымается пусть – в этом единственный смысл Бытия – в себе и для себя, как скажут чокнутые философы более поздних веков…