Текст книги "Пушкин и его современники"

Автор книги: Юрий Тынянов

"Замешанным" боялся оказаться даже А. И. Тургенев (как брат декабриста-эмигранта Н. И. Тургенева). Реальные формы наказания были не только "моральные" (Тургенев высказал опасение, что от визитов врача и т. п. Чаадаев действительно помешался). Тургенев писал 3 ноября 1836 г.: "Доктор приезжает наведываться о его официальной болезни. Он должен был совершить какой-то раздел с братом: сумасшедший этого не может". [29]

5

Открытием Грибоедова была речевая жизненность действующих лиц. Пушкин, прочтя в 1825 г. его пьесу, в этом убедился. Возражая против типичности Репетилова («В нем 2, 3, 10 характеров»), он раз и навсегда покончил с исключительно лирической, автобиографической трактовкой Чацкого, указав на то, что перед нами «ученик Грибоедова», «напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Все. что говорит он – очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно». [30] Пушкин указывает на центральную сцену в пьесе, на самую смелую новизну во всей новой для театра и литературы пьесе. Конец III действия совершенно менял трактовку комедии вообще и главного лица в ней, в частности. Горячий сатирический монолог Чацкого о «французике из Бордо» является одним из идейных центров пьесы. Этот монолог обрывается следующим образом:

 
И в Петербурге, и в Москве,
Кто недруг выписных лиц, вычур, слов кудрявых,
В чьей, по несчастью, голове
Пять, шесть найдется мыслей здравых,
И он осмелится их гласно объявлять,
Глядь...
 

(Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим

усердием. Старики разбрелись к карточным столам).

Конец третьего действия.

Центр комедии – в комичности положения самого Чацкого, и здесь комичность является средством трагического, а комедия – видом трагедии. Пушкин необыкновенно ясно увидел эту черту Чацкого. И здесь был жизненный переход в изучениях Грибоедова от Чаадаева к Кюхельбекеру, у которого была "этих особенностей бездна". Это центральное место комедии, несомненно, связано с судьбой, положением уже не Чаадаева, а этого друга Грибоедова, который попал в Тифлис, как Чацкий в Москву, – после Западной Европы.

Положительно напоминает Кюхельбекера, а главное – тогдашнее отношение общества к нему, от которого Кюхельбекер бежал в Тифлис к Грибоедову, следующая сцена:

 
Софья Хотите ли знать истины два слова?
Малейшая в ком странность чуть видна,
Веселость ваша не скромна,
У вас тотчас уж острота готова,
А сами вы...
Чацкий Я сам? не правда ли смешон?
Софья Да! грозный взгляд, и резкий тон,
И этих в вас особенностей бездна,
А над собой гроза куда не бесполезна.
Чацкий Я странен? А не странен кто ж?
Тот, кто на всех глупцов похож...
 

Эта черта фотографически близка к Кюхельбекеру. Странность, притом смешная, грозный взгляд и резкий тон и даже «эти особенности» близки к Кюхельбекеру, и толкам вокруг него.

Этим можно было бы ограничиться, если бы не сугубая близость положений и некоторые особенные моменты биографии Кюхельбекера, который был свидетелем создания "Горя от ума". В 1833 г., в Свеаборгской крепости, Кюхельбекер, возражая М. Дмитриеву и другим критикам по поводу их "предательских похвал удачным портретам", видя совсем не в этом главное, писал: "Очень понимаю, что они хотели сказать, но знаю (и знать это я очень могу, потому что Грибоедов писал "Горе от ума" почти при мне, по крайней мере, мне первому читал каждое отдельное явление непосредственно после того, как оно было написано), знаю, что поэт никогда не был намерен писать подобные портреты". [31] Эта роль Кюхельбекера, роль близкого и первого слушателя – сразу по мере готовности каждого явления, – избавляет от необходимости называть порознь источники тех характерных мест, которые в полной совокупности объясняются личностью Кюхельбекера. Так, например, именно жизненными обстоятельствами и значением Кюхельбекера для всех названных школ и учреждений, а этих, всем известных школ и учреждений – для жизни Кюхельбекера, следует объяснить источник разговора Хлёстовой и княгини:

 
Хлёстова И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних
От пансионов, школ, лицеев, как бишь их.
Да от ланкартачных взаимных обучений,
Княгиня Нет, в Петербурге институт
Пе-да-го-гический, так, кажется, зовут;
Там упражняются в расколах и в безверьи
Профессоры!
 

Здесь дан полный и точный список учебных заведений, в которых учился и преподавал Кюхельбекер, и названо общество, секретарем которого он был. Все это было жизненно с ним связано. Он окончил в 1817 г. Царскосельский лицей, был одним из главных профессоров Педагогического института и воспитателей его пансиона, должен был подать в отставку перед отъездом за границу; был одним из самых горячих деятелей, секретарем «С.-Петербургского общества учреждения училищ взаимного обучения по методе Бэля и Ланкастера», управлявшегося членами Союза благоденствия.

Были и живые впечатления общения с Кюхельбекером, отразившиеся в пьесе (Кюхельбекер был и при окончании пьесы, и его бурные столкновения с обществом не прошли без следа для многих страниц пьесы). Таков, например, был донос профессора И. И. Давыдова на Кюхельбекера в Москве, в 1823 г., по поводу того, что воспитанница женского пансиона, в котором преподавал в Москве находившийся без средств к жизни Кюхельбекер, ответила на экзамене на вопрос, чем отличается человек от остальных творений, – только даром речи, – что, несомненно, было недостаточно с точки зрения закона божия. Донос профессора Давыдова грозил запрещением только что разрешенного журнала "Мнемозина", запрещением преподавать и высылкой.

В знаменитой речи Чацкого "А судьи кто?" есть место, несомненно относящееся к Кюхельбекеру, вернее и уже – к этому эпизоду его жизни:

 
Или в душе его сам бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным,
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! опасным!!
 

Конечно, здесь Грибоедов думал о Кюхельбекере, которому как раз в это время грозил профессор Давыдов. Между тем Кюхельбекер в 1821 г. писал в стихотворении «Грибоедову»:

 
Певец, тебе даны рукой судьбы
Душа живая, пламень чувства,
Веселье тихое и светлая любовь,
Святые таинства высокого искусства...
 

Однако роль Кюхельбекера в создании пьесы, проходившем в его обществе, была значительно глубже. Недаром Кюхельбекер писал о «завязке»: «...Вся завязка состоит в противоположности Чацкого прочим лицам: тут, точно, нет никаких намерений, которых одни желают достигнуть, которым другие противятся, нет борьбы выгод, нет того, что в драматургии называется интригою. Дан Чацкий, даны прочие характеры, они сведены вместе, и показано, какова непременно должна быть встреча этих антиподов, – и только. Это очень просто, но в сей-то именно простоте – новость, смелость, величие того поэтического соображения, которого не поняли ни противники Грибоедова, ни его неловкие защитники». [32] И о простоте поэтического сюжета Кюхельбекер писал, понимая и зная больше, чем критика.

Кюхельбекер путешествовал по Западной Европе с сентября 1820 г. до августа 1821 г., а в сентябре уже принужден был уехать в Тифлис. Таким образом, свидетель создания и первый слушатель "Горя от ума" прибыл к Грибоедову из Европы, как прибывает Чацкий. В статье о путешествии Кюхельбекера по Западной Европе я изложил сведения о роли Кюхельбекера как пропагандиста на Западе русской литературы. [33]

Впечатления от личности Кюхельбекера, от преследований и слухов вокруг него – это вовсе не главная его роль в создании "Горя от ума".

Он прибыл в Тифлис почти непосредственно из Западной Европы... Тургенев писал Вяземскому (оба принимали деятельное участие в устройстве судьбы Кюхельбекера): "Государь знал все о нем; полагал его в Греции". [34] Царь не только интересовался деятельностью Кюхельбекера за границей, не только был осведомлен о нем ("знал все о нем"), но и "полагал его в Греции". Последняя фраза показывает, как далеко зашли предварительные шаги Кюхельбекера по отъезду в Грецию. Еще яснее показывают это стихотворения Кюхельбекера. Таково стихотворение "К друзьям на Рейне", последние строфы которого становятся понятны только в том случае, если стихотворение было написано после решения принять участие в борьбе греков за независимость:

Иль меня на поле славы Ждет неотразимый рок? ...Да паду же за свободу, За любовь души моей, Жертва славному народу, Гордость плачущих друзей!..

Уже очень рано это было связано с Байроном, его личностью, его политической борьбой, его творчеством. Личная биография Байрона была широко известна, занимала весь мир. В 1816 г. разыгралось громкое дело с его разводом. Преследование общественного мнения Британии было таково, что в 1816 г. последовал отъезд Байрона из Англии (в Италию). В 1820 г. он обращается в лондонский греческий комитет (Бентам, Гобгауз и др.) о помощи Греции и избирается его членом.

Личная драма Байрона, о которой, конечно, говорил Грибоедов, по неизвестным причинам не смогший быть в Греции и принять участие в войне греков за независимость. – эта личная, биографическая драма Байрона имеет для Грибоедова особое значение. У нас более или менее подробно изучен "байронизм" Пушкина. При полной неизученности Грибоедова как биографической, так и историко-литературной, вопрос об отношении к Байрону Грибоедова освещен крайне слабо. Между тем изучение его необходимо. Биография Грибоедова, самый характер его, раскрывающийся в ряде известных рассказов (например, в рассказе об отношении к малоизвестному драматургу Иванову), [35] указывают на несомненное родство с Байроном. Насыщенность русскою жизнью, сугубо русское, патриотическое понимание всех литературных вопросов – а уже подавно и исторических – у Грибоедова не снимает вопроса о родстве обоих поэтов, вопроса о байроновских моментах в "Горе от ума". Грибоедов как бы предупреждает ответ на этот вопрос Лермонтова во многом ему родственного:

 
Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
 

«Поэзия политики» – выражение Байрона.

""Горе от ума" – комедия политическая", – писал Сенковский.

Насколько Грибоедов, его творческая личность возбуждала вопрос о Байроне, ясно, например, из остававшихся до сих пор не известными отношений к Грибоедову переводчика и гласного подражателя Байрону Теплякова. Тепляков, имевший отношения с Чаадаевым, приезжает в Тифлис для присутствия на свадьбе Грибоедова. Стихотворение Теплякова о свадьбе Грибоедова, а также стихотворение Теплякова, прямо обращенное к Грибоедову, – страница отношений Грибоедова к Байрону.

Таким образом, личность Байрона, его политическая и общественная деятельность и, прежде всего, борьба с ним "общественного мнения" – вот что было самыми волнующими сведениями, приведенными Кюхельбекером, которого царь "полагал в Греции".

Кюхельбекер в Тифлисе, уже подружившийся с Грибоедовым, пишет пламенные стихи о греческих событиях, [36] не оставляющие сомнения в том, что Греция и ее судьба продолжали для него быть одним из наиболее волнующих вопросов. Кстати, как далеко зашел Кюхельбекер в своих намерениях проникнуть в Грецию и бороться за ее независимость, а также как подробно знал он о Байроне, видно хотя бы из того, что в III части "Ижорского" (1841) Кюхельбекер подробно изобразил войну греков за независимость... Одним из действующих лиц является у него Никита Боцарис, один из вождей восстания, другим – Каподистрия, президент Греции, третьим, наконец, Травельней, привезший Байрону сообщение об избрании его членом греческого "комитета", а затем сопровождавший его в Грецию, где он и был до самой смерти Байрона. В 1820-1821 гг. Кюхельбекер, желавший сражаться в Греции и, видимо, предпринявший шаги для осуществления своего намерения, знал, конечно, об эллинской деятельности Байрона, но при этом он знал и о личной трагедии Байрона, обстоятельствах разрыва его с Англией.

Личная трагедия Байрона, клевета вокруг его развода и эмиграция из родной страны – все это имело глубокие корни, одновременно личные, общественные, политические. История Байрона стала драмой всей молодой творческой Европы. Обстоятельства личной трагедии и история клеветы, густо и разнообразно развившейся вокруг, были следующие. Байрон был женат. 10 декабря

1815 г. у него родилась дочь. Между супругами все время, начиная с самого венчания, росли непонимание и холодность. 6 января

1816 г. леди Байрон уехала к родителям. Seffresen утверждал, что Байрон в это время пил опий, и этим объяснял "маниакальное поведение" Байрона. Доктор Baillie рекомендовал, как опыт по отношению к маниаку, отъезд жены. Он предполагал, по жалобам жены Байрона, его "умственное расстройство". Начинаются советы жены и ее родителей с врачами по поводу умственного здоровья Байрона. Леди Байрон и ее родители решили: если Байрон душевнобольной, надо приложить все старания, чтобы его лечить, Но если он здоров, единственное, что остается, – развод. Консультация врачей гласила, что говорить о душевной болезни Байрона оснований нет. В январе 1817 г. слухи о сумасшествии Байрона широко распространялись женой поэта, ее родителями и близкими, начиная с отъезда леди Байрон к родителям. Клевета и шум вокруг его личной жизни привели к открытой войне общества против поэта. О личной судьбе Байрона заговорила вся Европа. Интересовалось ею, разумеется, и русское общество. Репетилов на собраниях "секретнейшего союза" говорит

 
О Бейроне, ну, о матерьях важных.
 

В журналах начиная с 1820 г. писалось не только о поэзии Байрона, всех волновавшей, но и о личной жизни поэта и о той борьбе, которая велась вокруг него в обществе Англии. «Он должен был, как говорит сам, бороться один со всеми». [37]

Это как нельзя более напоминает изложение сюжета "Горя от ума" в письме Грибоедова Катенину. Сюжетная вершина: выдумка о сумасшествии Чацкого; слух, который идет по всему обществу, возникновение этого слуха от любимой женщины – все это в "Горе от ума" очень близко напоминает личную драму Байрона. Есть в составе комедии даже некоторые нестертые следы, подтверждающие наши соображения. Такова фамилия "Фамусов". Фамилии в "Горе от ума" смысловые, идущие от старинной комедии: Молчалин, Скалозуб. Фамусов обычно объясняется, как фамилия, происходящая от латинского слова fama молва. Однако произвести фамилию Фамусов от fama не так-то просто. Основа фамилии вовсе не фама, что могло бы дать только Фамин. Фамилия Фамусов произведена от слова "фамус", т. е. графической передачи английского слова famus – знаменитый, известный, пресловутый. "Известный" – это самый ходкий эпитет видного, выдающегося человека в фамусовском кругу. Так, Фамусов говорит Чацкому о Скалозубе: "Известный человек, солидный". В этом происхождении фамилии Фамусов – тот же нестершийся след. Вообще фамилии "Горя от ума" не только смысловые, но они являются равноправными словами, связанными с главной, характерной чертой персонажа. Так, Чацкий описывает нового человека изменившегося московского общества:

 
Явиться помолчать, пошаркать, пообедать
 

– это производное от имени и образа Молчалина. Подобно этому смысл фамилии Фамусов повторяется. Молчалин говорит о Татьяне Юрьевне:

 
Татьяна Юрьевна!!! Известная – притом
Чиновные и должностные
Все ей друзья и все родные.
 

Таков нестершийся след истории с Байроном, его разрывом с английским обществом в стиле, языке комедии. Однако не в этом нестершемся следе возникновения первых отправных пунктов пьесы – значение указанного. Становятся гораздо яснее горькие слова Чацкого в последнем действии после того, как он обнаружил выдумку о его сумасшествии:

 
И вот та родина... Нет, в нынешний приезд,
Я вижу, что она мне скоро надоест.
И знаменитые последние слова:
Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!
Карету мне, карету!
 

Здесь не скоропроходящая размолвка со старою Москвою, не маленькая, местная комедия с местной сюжетной основой.

Достоевский несправедливо писал о "Горе от ума": "Комедия Грибоедова гениальна, но сбивчива:

 
«Пойду искать по свету...»
 

Т. е. где? Ведь у него только и свету, что в его окошке, у московских хорошего круга – не к народу же он пойдет. А так как московские его отвергли, то значит «свет» означает здесь Европу. За границу хочет бежать". [38]

Пушкин писал о "Горе от ума", зная, что Чацкий не Грибоедов, и прежде всего зная Грибоедова. От него не ускользнул комизм положения Чацкого: "Но кому он это говорит?"

Позднее поэтическая конкретность этой сценической поэмы стала главным, преобладающим качеством, а лирическая сила Чацкого повела к тому, что грань между создателем и героем стерлась. Достоевский говорит о Чацком как о Грибоедове. Так, страстные речи Чацкого о народе не мешают Достоевскому решить: "не к народу же он пойдет". Это говорится не то о Чацком, не то о Грибоедове. То же и о "московских хорошего круга". Петербург не существовал для Грибоедова. Город чиновников, цензоров, дворца не решал ни единого грибоедовского вопроса. В 1819 г., во время поездки по Грузии, Грибоедов разговаривал с переводчиком Шемир-беком. Путешественники ехали по реке Храме. "Вид на мост великолепный! <...> Я принужден был ему признаться, что Петербург ничего такого в себе не вмещает, как он, впрочем, ни красив и ни великолепен <...> "Представьте", – сказал он мне, – "8 раз побывать в Персии и не видать Петербурга, это не ужасно ли!". "Не той дорогой мы взяли", – отвечал я ему". [39]

 
Грибоедов взял не той дорогой.
 

Осудив людей своего круга как «поврежденный класс полуевропейцев», Грибоедов должен был обратиться именно к народу. Государственный человек, государственный мыслитель, деятель, каким был Чаадаев, сказывается, например, у Чацкого в разговоре с Софьей в III действии. Разговор с Софьей – «дипломатический». Чацкий, желая узнать правду об отношениях Софьи с Молчалиным, притворяется, что Молчалин для него неясен, так как за три года мог измениться:

 
Есть на земле такие превращенья
Правлений, климатов, и нравов, и умов;
Есть люди важные, слыли за дураков:
Иной по армии, иной плохим поэтом.
Иной... боюсь назвать, но признаны всем светом,
Особенно в последние года.
 

Реплика о «превращениях», т. е. изменчивости, изменениях, прежде всего – в оценке и мнениях начинается с мысли об изменении «правлений».

Эта мысль о государственных явлениях, об изменениях ("превращениям"), правлений, которая является в интимном разговоре, подчеркивает значение всей личной драмы Чацкий – Софья. Несложная лирическая драма отношений складывается на фоне больших событий общественных, государственных. "Превращения" совершаются в комедии в связи, в зависимости от этих превращений, на сцене невидимых, как в классической трагедии главные события происходят вне сцены. Что означает это превращение, это внезапное появление у героев пьесы черт совсем другого характера?

Действующие лица – все – перестали быть портретами. Это была черта уже отошедшей комедии – таково было творчество Шаховского. Но они и не только характеры. Белинский в статье о "Горе от ума" отметил поразительные места: речь Фамусова вдруг начинает в одном месте напоминать Чацкого: "Это говорит не Фамусов, а Чацкий устами Фамусова, и это не монолог, а эпиграмма на общество... Мало этого: сам Скалозуб острит, да еще как! – точь-в-точь, как Чацкий". Белинский говорит о Лизе, что она отвечает "эпиграммою, которая сделала бы честь остроумию самого Чацкого". [40]

Над действующими лицами властвует целое. Ни характеры, ни типы, но гораздо более тонкие элементы превращений, изменений – вот что в героях этой комедии является главным, в развитии ее. Пушкин писал о Репетилове: "В нем 2, 3, 10 характеров". Сюжетные изменения, "превращения" в комедии оценок, самых действующих лиц диктуются более значительными "превращениями", в комедии не данными.

Самая пьеса как бы написана во время таких "превращений", отсюда ее беспредметная тревога.

Героическая война 1812 г., в которой Грибоедов принимал участие, прошла, ее ближайшие задачи кончились. Ожидания, что в ответ на подвиги народа последует падение рабства, не сбылись. Наступило "превращение". Деловой, вкрадчивый, робкий Молчалин уже появился на смену героям 1812 г. Лучше всего эту смену рисует образ близкого друга Чацкого Платона Михайловича. Его жена Наталья Дмитриевна, которая, судя по началу ее встречи с Чацким, была с ним близка, состоит при муже охранительницей здоровья. Он ее работник, подчинившийся требованиям послевоенной эпохи:

Нет, есть-таки занятья, На флейте я твержу дуэт А-мольный... Чацкий Что твердил назад тому пять лет?

Эти заботы о здоровье, мелочные, нарочитые, подчинили его. Чацкий представитель поколенья, не согласный на это подчинение дамам. Да и сам Платон Михайлович отлично понимает, что такое власть женщин – дам в Москве. Платон Михайлович говорит Загорецкому:

 
Прочь!
Поди ты к женщинам, лги им и их морочь.
 

Жена старого друга, Платона Михайловича, – верная единомышленница и приятельница Софьи. Ложные заботы о здоровье Платона Михайловича, которым якобы он очень слаб, – заботы, за которые он платит забвением всех старых склонностей и прежних мужественных вкусов и привычек. «Теперь, брат, я не тот», – признается старый друг.

Софья Павловна приручает вкрадчивого и "робкого" Молчалина, приучая его, нового, делающего карьеру через угождение и послушание к женщинам, к особенному подчинению в любви. У ее любви есть своя поэзия. По этой поэтической, ложной картине ее любви Молчалин, вкрадчивый и умный, но робкий, делец и бюрократ, начинает свою карьеру, которой предстоит, конечно, блестящее будущее (недаром Салтыков выводит его позднее видным и преуспевающим чиновником). [41] Этот делец в I действии является во сне Софьи страдающим. Он беден, его "мучат".

 
...И мучили сидевшего со мной.
...И вкрадчив, и умен,
Но робок... Знаете, кто в бедности рожден...
 

Софья Павловна начала приручать Молчалина (которого «мучат» параллель нездоровью здорового Платона Михайловича). Этот женский режим, которому подчинены персонажи «Горя от ума», многое поясняет. Самодержавие было долгие годы женским. Даже Александр I считался еще с «властью» матери. Грибоедов знал, как дипломат, какое влияние оказывает женщина при персидском дворе.

Очень реальны отношения Молчалина к Софье. На деле – притворная любовь служащего "в угодность дочери такого человека" и реальные мучения от режима сдержанности, к которой он принуждается во время насильных наслаждений музыкой, которой он не понимает. У Софьи Павловны своя система воспитания будущего мужа, из тех, о которых Чацкий говорит:

 
Муж-мальчик, муж-слуга, из жениных пажей,
Высокий идеал московских всех мужей.
 

Она начала приручать. Наталья Дмитриевна упоена своею властью. Язык ее – одно из открытий Грибоедова, предваряющее язык прозы XX в.:

 
Мой ангел, жизнь моя,
Бесценный, душечка. Попошь, что так уныло?
(Целует мужа в лоб)
Признайся, весело у Фамусовых было?
 

Полное родство Натальи Дмитриевны, которая занимается нездоровьем здорового мужа, с Софьей Павловной, которая насильно воспитывает музыкой, очевидно.

Мертвая пауза в царствование Александра I после Отечественной войны 1812 г., когда ожидали ответа на победу героического народа, в первую очередь – уничтожением рабства, заполнялась в Москве подобием женской власти.

В мертвую паузу общества и государства эта "женская власть" имела свою иерархию. Молчалин говорит о Татьяне Юрьевне, которая, Воротясь из Петербурга, рассказывала про связи Чацкого с министрами, потом про его разрыв. Влияние женщин в разговоре Молчалина с Чацким вырастает в полное подобие женской власти, самой высокой:

Чиновные и должностные

Все ей друзья и все родные.

Чацкий, который едет к женщинам не за покровительством, уже непонятен.

Действующие лица комедии, обладающие влиянием на всю жизнь и деятельность, обладающие властью, – женщины, умелые светские женщины. Порочный мир императора Александра, не уничтожившего рабство народа, одержавшего историческую победу в Отечественную войну 1812 г., – этот мир проводится в жизнь Софьей Павловной и Натальей Дмитриевной. И если Софья Павловна воспитывает для будущих дел Молчалина, то Наталья Дмитриевна, сделавшая друга Чацкого, Платона Михайловича Горичева, своим "работником" на балах, преувеличенными, ложными заботами о его здоровье уничтожает самую мысль о возможности военной деятельности, когда она понадобится. Так готовятся новые кадры бюрократии.

Женская власть Натальи Дмитриевны ведет к физическому ослаблению мужа, пусть кажущемуся, ложному, но ставшему бытом, отправной его точкой. Чацкий – за настоящую мужскую крепость и деятельность.

 
Движенья более. В деревню, в теплый край...
Не в прошлом ли году, в конце,
В полку тебя я знал? лишь утро: ногу в стремя
И носишься на борзом жеребце;
Осенний ветер дуй, хоть спереди, хоть с тыла...
 

Это напоминает прежде всего заботы о физическом здоровье, о мужественном быте людей 1812 г. – ср. заботы о купанье войска у Кульнева, [42] заботы о всадниках легкой артиллерии Дорохова. [43] Скалозуб – это падение военного человека в мертвую паузу русского государства 1812-1825 гг.

 
Не в прошлом ли году... в полку тебя я знал?
 

Этот вопрос в видимом противоречии с тем, что Чацкий отсутствовал три года. По отношению к комедии принято положение о точности. Эта точность не имеет общего с характером комедии. Комедия, которая давно называлась драматической поэмой, поставила перед драмой те новые вопросы, новые проявления в драме «превращений» (изменений), которые по-новому ставят вопрос о целом. Белинский первый обнаружил их в речах Фамусова, Лизы Чацкого. Новое построение драмы требовало большой силы и выразительности в каждый данный момент. Мелочность в «точном» – ошибка.

Мелочность, ложная точность, установившаяся в отношении "Горя от ума", помешала разглядеть важнейшие черты не только сюжета, но и героев. Чацкий в итоге театральных воплощений потерял конкретные черты, сохранив только лирические. Между тем в III действии происходит разговор Чацкого с Платоном Михайловичем, старым его товарищем по войне.

 
В полк, эскадрон дадут. Ты обер или штаб?
 

Это сугубо воинский, армейский разговор. «Обер» – старший: обер-капрал – старший капрал, обер-секретарь – старший секретарь; штаб-офицер – военный чиновник, имеющий чин майора, подполковника или полковника. Такие точные военные термины очень верно рисуют время и личность. Разговор с Платоном Михайловичем – это разговор военных людей 1812 г.

Чацкий не только восстает против превращения старого военного, боевого товарища в инвалида без болезни, в "работника" жены на балах. Он даже точно вспоминает военное прошлое. Победы 1812 г. были еще недавним прошлым. Пауза в государстве вызывает архаическое по своей сущности и значению подобие "женской власти".

Грибоедов был человек двенадцатого года "по духу времени и вкусу". В общественной жизни для него был уже возможен декабрь 1825 г. Он относился с лирическим сожалением к падшему Платону Михайловичу, с авторской враждебностью к Софье Павловне, со смехом учителя театра и поэта, чующего будущее, – к Репетилову, с личной, автобиографической враждой к той Москве, которая была для него тем, чем была старая Англия для Байрона.

Грибоедов, едва достигнув 18-летнего возраста, участвует в Отечественной войне 1812 г. В комедии с особой силой дан послевоенный равнодушный карьеризм. Удачливый карьерист нового типа Скалозуб дан уже самой фамилией. Однако неразборчивое посмеиванье имеет характер совершенно определенный. Скалозуб говорит о путях карьеры. Самым выгодным оказывается пользоваться выгодами, предоставляемыми самой войной: "Иные, смотришь, перебиты". Преступность скалозубовского карьеризма, основанного на потерях армии, очевидна. Пылкий восторг перед удачливостью его со стороны Фамусова, смотрящего на него как на желанного зятя, более даже важен, чем борьба Фамусова с Чацким. Предупреждение о Скалозубе как о главном военном персонаже эпохи было одним из главных выступлений в политической комедии.

Беспредметное, полное равнодушие ко всему, кроме собственной карьеры, посмеиванье и шутки шутника Скалозуба – самое ненавистное для сатиры Грибоедова, как позже были ненавистны любители смешного и писатели по смешной части Салтыкову.

По Скалозубу, "чтобы чины добыть, есть многие каналы". И здесь назван один "канал" этого удачника, который носит имя по щедрости шуток, по той беспредельной шутливости, которая без разбора отличает новый "полк шутов": "Шутить и он горазд, ведь нынче кто не шутит" (Лиза), шутливости, которая враждебнее всего шуткам Чацкого, так как стремится подменить их собою. Этот канал "чтоб чины добыть" – "иные, смотришь, перебиты". Преступное довольство выгодностью смерти. От преступности этому шутнику недалеко, как этой комедии до драмы.

Фигура Скалозуба в "Горе от ума" предсказывает гибель николаевского военного режима.

"Горе от ума" – комедия о том времени, о безвременье, о женской власти и мужском упадке, о великом историческом вековом счете за героическую народную войну: на свободу крестьян, на великую национальную культуру, на военную мощь русского народа – счете неоплаченном и приведшем к декабрю 1825 г.

Быстрое забвение главного в развитии времени затемнялось в изучении пьесы ложной точностью, касавшейся действующих лиц, и повело к полному непониманию пьесы, о котором писали уже в 1875 г.