355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Безелянский » Знаменитые писатели Запада. 55 портретов » Текст книги (страница 4)
Знаменитые писатели Запада. 55 портретов
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 17:17

Текст книги "Знаменитые писатели Запада. 55 портретов"


Автор книги: Юрий Безелянский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Уйдя в отставку, Дизраэли снова взялся за перо и написал роман «Эндимион», за который он получил солидный гонорар – 10 тыс. фунтов и смог купить себе дом в фешенебельном районе. С новым рвением он взялся за очередной роман «Фэльконет», но закончить его не смог. Роман оборван на тридцатой странице. Жесткая простуда прервала работу над произведением, а тут еще и застарелая астма ожила, – и Дизраэли стало совсем худо, встревоженная королева посылала больному Дизраэли букетики его любимых цветов – подснежники. В ощущении своего конца Дизраэли сказал: «Я предпочел бы еще пожить, но я не боюсь смерти».

19 апреля 1881 года Бенджамин Дизраэли скончался в возрасте 76 лет. Он захоронен вместе с женой. Память о Дизраэли очень чтима в Англии – он много сделал для величия империи. 19 апреля отмечается в стране как «День подснежника» – любимого цветка Дизраэли. И еще создана «Лига подснежника», Дизраэли продемонстрировал для всех англичан пример, чего можно достичь благодаря упорству, не будучи аристократом. По его стопам пошла и Маргарэт Тэтчер, дочь лавочника.

Бенджамин Дизраэли был не только замечательным политиком и крепким романистом, но еще и примечательным мыслителем, оставив в наследство человечеству много здравых наблюдений и советов. Приведем некоторые из них:

– У того, кто в 16 лет не был либералом, нет сердца; у того, кто не стал консерватором к 60, нет головы.

– Дипломатия – это профессиональная ложь! Но она должна быть в глазах общества выглядеть респектабельнее и убедительнее правды.

– То, что называют общественным мнением, скорее заслуживает имя общественных чувств.

– Справедливость – это правда в действии.

Лично мне нравятся многие афористичные высказывания Дизраэли. Я согласен с ним, что «насколько легче быть критичным, чем правдивым». Стараюсь следовать чисто психоаналитическому совету писателя. «Не позволяйте вашим мыслям концентрироваться на том, чего вы хотите, но чего вы не получили; всегда фиксируйте ваш мозг на том, чего вы добились». Как полезно!..

И самый мой любимый дизраэливский совет: «Когда я хочу прочесть хорошую книгу, я сажусь и пишу ее».

Мне захотелось пообщаться с интересным человеком, я выбрал Бенджамина Дизраэли и не прогадал.

Денди в арестантской робе

Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все.

Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея


Я только рыцарь и поэт,

Потомок северного скальда.

А муж твой носит томик Уайльда,

Шотландский плед, цветной жилет…

Твой муж – презрительный эстет.

Александр Блок. Встречной, 2 июня 1908

В литературе есть немало трагических имен. Одно из них – Оскар Уайльд. Его трагедия в том, что он преступил Закон. Проигнорировал Мораль. И это произошло в викторианской Англии, где фарисейство было возведено в традицию. А коли так, то вчерашний кумир общества был немедленно подвергнут остракизму: осужден и изгнан. Уже после его смерти российский поэт Константин Бальмонт побывал в Англии и поинтересовался у одного английского ученого: «Вам нравятся произведения Оскара Уайльда?» Собеседник уклонился от ответа и перевел разговор на другую тему: «Вам удобно здесь, в Оксфорде?»

Так в чем же провинился Оскар Уайльд? Как долгие годы писала наша стыдливая советская пресса, писатель попал в тюрьму «по обвинению в безнравственности». Сегодня стыда уже нет, и пишут просто: по обвинению в гомосексуализме. Из «голубых», значит! – фыркнет кто-то. Но какое значение имеет «цвет» писателя, если он талантлив и его книги доставляют читателям превеликое удовольствие? Не будем отвечать напрямую на этот, в сущности, риторический вопрос и лучше вкратце расскажем о жизненном пути писателя.

Оскар Уайльд родился 16 октября 1854 года в Ирландии, в Дублине, в семье… Вот именно: как важно знать, в какой семье родился человек и что окружало его с первых шагов! Ведь детство не только отбрасывает отсвет на всю дальнейшую жизнь, но и подчас определяет ее.

Отец Оскара, доктор Уильям Уайльд, был знаменитым хирургом и специалистом по ушным болезням. В этом незаурядном человеке бушевала неистовая энергия. Мало того, что он с рвением отдавался работе, у него еще хватало времени и сил на женщин и вино. Однажды он был даже обвинен одной из своих пациенток в попытке изнасилования, однако в ходе судебного разбирательства отделался всего лишь штрафом.

Если отец Оскара был неуемно – даже неумеренно – энергичным, то мать, леди Джейн Франческа Уайльд, – чересчур восторженной и эмоциональной. И не случайно, ведь она занималась сочинительством. И все ее писания отдавали театральной риторичностью, напыщенностью. Разброс ее творчества огромный: от лирических стихов до революционных прокламаций. В ее характере странно сочетались экзальтация и практичная находчивость, романтизм и юмор, чисто английский – тонкий и саркастический.

Как написал в своем этюде об Оскаре Уайльде Корней Чуковский: «В таком неискреннем воздухе, среди фальшивых улыбок, супружеских измен, преувеличенных жестов, театральных поз и театральных слов – растет этот пухлый, избалованный мальчик, Оскар».

Уже с детства им владела жажда выделиться из круга товарищей. В 12 лет по воскресеньям он щеголяет в цилиндре на своих девических кудрях – надменный и независимо гордый. Естественно, один его вид воспринимался сверстниками как вызов. Однажды за подобный «выпендреж» Оскар был избит. И что? Он пожаловался матери? Ничего подобного. Придя домой основательно помятым и украшенным синяками, молвил лишь:

– Какой удивительный вид отсюда с холма!

Чуковский отмечает, что у Оскара Уайльда, как и у его матери, «была тысяча разных талантов, но не было одного: таланта искренности». Поза для этого человека была второй натурой. Он жаждал прослыть оригинальным, быть не похожим ни на кого. Он постоянно стремился к эпатажу. А через него – к успеху, к популярности, к славе. И все это сопровождалось презрением к толпе, к ее серости и заурядности.

Один из многочисленных афоризмов Уайльда (а у него есть сотни, тысячи блестящих и парадоксальных выражений) гласит: «Только два сорта людей по-настоящему интересны – те, кто знает о жизни все решительно, и те, кто ничего о ней не знает». То есть основную массу людей, всю преобладающую «середку» писатель как бы выключил из сферы своих интересов. Опасная позиция. Впрочем, это признавал и он сам: «Гораздо безопаснее ничем не отличаться от других. В этом мире остаются в барыше глупцы и уроды». Они, если развивать эту мысль дальше, – вне человеческой зависти, а следовательно, их жизненному существованию людская злоба не грозит.

Ах, эти уайльдовские парадоксы: натянуть мысль как тетиву лука и выпустить стрелу, которая попадает в самую точку. И если не убивает, то по крайней мере больно жалит.

Для Оскара Уайльда центр мироздания – он сам. И он не скрывал этого, утверждая, что «любовь к самому себе – это единственный роман, длящийся пожизненно».

Современники писателя в девятнадцатом веке и наши с вами в двадцатом непременно бубнили и бубнят с удручающим пафосом о своей любви к народу, ко всему человечеству, а вот Оскар Уайльд честно признавался, что он – эгоист, эгоцентрик. И признавался в этом с обескураживающей улыбкой. «Люди не эгоистичные всегда бесцветны, – утверждал он. – В них не хватает индивидуальности».

В 1871 году Оскар получил высшее отличие на выпускных экзаменах в школе Портора и право поступить стипендиатом в дублинский Тринити-колледж. За три года учебы в колледже он завоевал много призов на конкурсах сочинений по античной литературе, в том числе стипендию из фонда поощрения научных исследований и золотую медаль имени Беркли за работу о греческих классиках.

Да, это был очень одаренный юноша. В 1874 году 20-летний Оскар Уайльд добился высшего академического успеха – стипендии в оксфордском колледже Магдалины. Учился он всегда замечательно, но это не приносило ему полного удовлетворения, он вечно был недоволен собой. 3 марта 1877 года Оскар сообщает в письме к своему бывшему соученику Уильяму Уорду:

«В понедельник экзаменуюсь на „Ирландию“. Господи боже мой, как беспутно я проводил жизнь! Я оглядываюсь назад, на эти недели и месяцы сумасбродства, пустой болтовни и полнейшей праздности, с таким горьким чувством, что теряю веру в себя. Я до смешного легко сбиваюсь с пути. Так вот, я бездельничал и не получу стипендии, а потом буду страшно переживать… Я ничего не делаю, только сочиняю сонеты и кропаю стихи…»

Все обошлось благополучно. Поэзия нисколько не помешала учебе, и 28 ноября 1879 года 25-летний Оскар Уайльд получил степень бакалавра искусств. Знания приобретены, а дальше Уайльд занялся шлифовкой собственной индивидуальности: живя в основном в Лондоне, он учился пленять общество как собеседник и рассказчик, развивая свои эстетические вкусы.

Высший свет всегда был для него притягательной целью, но как проникнуть туда, будучи провинциалом и не имея никакого аристократического титула? Оскар Уайльд решил эту задачу – и не за счет интенсивного труда (он гнул спину как критик-фельетонист в лондонских газетах), не за счет творчества (первый сборник стихотворений, изданный им за свои деньги, почти не удостоился внимания рецензентов). Пропуск в политические и литературные салоны сначала Англии, а потом Америки дал ему замечательный устный дар рассказчика.

Своей знакомой миссис Льюис писатель сообщает в 1882 году из Нью-Йорка:

«…Даже у Диккенса не было такой многочисленной и такой замечательной аудитории, какая собралась у меня в зале. Меня вызывали, мне аплодировали, и теперь со мной обращаются как с наследным принцем. Несколько „Гарри Тириттов“ исполняют обязанности моих придворных секретарей. Один день-деньской раздает поклонникам мои автографы, другой принимает цветы, которые и впрямь приносят через каждые десять минут. А третий, у которого волосы похожи на мои, обязан посылать свои собственные локоны мириадам городских дев, в результате чего он скоро лишится шевелюры.

Бывая в обществе, я становлюсь на самое почетное место в гостиной и по два часа пропускаю мимо себя очередь желающих быть представленными. Я благосклонно киваю и время от времени удостаиваю кого-нибудь из них царственным замечанием, которое назавтра появляется во всех газетах. Когда я вхожу в театр, директор ведет меня к моему месту при зажженных свечах, и публика встает. Вчера мне пришлось уйти через служебный вход: так велика была толпа. Зная, как я люблю добродетельно оставаться в тени, Вы можете сами судить, сколь неприятна мне устроенная вокруг меня шумиха; говорят, со мною носятся больше, чем с Сарой Бернар…»

Оскар Уайльд лукавил: вся эта помпа доставляла ему истинное удовольствие. Так чем он так пленил публику? Слово Корнею Чуковскому:

«За столом, усыпанным фиалками, за бокалами шампанского, в освещенных огромных залах – в Бостоне, в Париже или в Лондоне, по-французски, по-английски он рассказывал детские сказки, притчи, легенды, повести, драмы, – и великосветские люди рыдали как дети, слушая его импровизации. Он гений разговора, беседы. Не то чтобы „оратор“ или „рассказчик“, а именно повествователь, собеседник».

Биограф писателя Роберт Шерард свидетельствует: «В истории всего человечества не было такого собеседника. Он говорил – и все, кто внимал ему, изумлялись, почему же весь мир не внимает ему».

Если следовать биографической канве, то часть заработанных денег в Америке Уайльд потратил на то, чтобы пожить в Париже. Там он познакомился с Верленом и Виктором Гюго, с Малларме, Золя, Дега, Эдмоном де Гонкуром и Альфонсом Доде. Уайльд сделал себе волнистую прическу, как у Нерона на бюсте в Лувре, и стал одеваться по последней парижской моде. «Оскар первого периода умер», – провозгласил он. Еще бы! Оскар Уайльд перешел на положение «Шехерезады великосветских салонов», как назвал его Корней Чуковский, тоже замечательный сказочник.

Итак, искрящийся каскад красноречия, блеск и фейерверк ума: отточенные фразы, афоризмы, парадоксы, блестящие сравнения, тонкие наблюдения, необычные метафоры, остроумные эскапады. И венчает все это дендизм, поднятый Уайльдом на недосягаемую высоту; внешность, прическа, одежда, аксессуары – все продумано и все вызывает неоднозначную реакцию, так как выбивается из общего ряда, обжигает новизной.

«Тщательно подобранная бутоньерка эффективнее чистоты и невинности», – изрекает Уайльд. «Красиво завязанный галстук – первый в жизни серьезный шаг», – наставляет он учеников, а у него всегда были ученики. Он учил их, как носить жилеты, подбирать цветы и, самое главное, поклоняться красоте. «Апостол эстетизма» – таково было в английском обществе официальное звание Оскара Уайльда, так величали его газеты, именно это пристрастие писателя вышучивали юмористы.

Красота и наслаждение – вот чему он поклонялся. Вот что было для него божеством «Живите! – декларировал он в „Портрете Дориана Грея“. – Живите той чудесной жизнью, что скрыта в нас. Ничего не упускайте, вечно ищите все новых ощущений! Ничего не бойтесь! Новый гедонизм – вот что нужно нашему поколению».

Он и сам пытался именно так построить свою жизнь. «Я рожден для антиномий. Я – один из тех, кто создан для исключений, а не для правил», – высказывался он позднее, подводя итоги прошедших лет. «Раньше в моем сердце всегда была весна – без конца и без края. Моя натура была родственна радости. Я наполнял свою жизнь наслаждением до краев, как наполняют чашу с вином до самого края, – писал он в пространном письме лорду Альфонсу Дугласу из Редингской тюрьмы в январе – марте 1897 года. – Теперь я смотрю на жизнь совсем с другой стороны, и подчас мне невероятно трудно далее представить себе, что такое счастье…»

Но это писал Уайльд, когда, как говорится, грянул гром, а до того он был весь счастье и весь весна. Как тут не вспомнить нашего Бальмонта:

 
Я весь – весна, когда пою,
Я – светлый бог, когда целую!
 

Свое упоение жизнью, свой гедонизм Оскар Уайльд сочетал – надо отдать ему должное – с упорным трудом: писал он много, азартно, без передышки, совершенствуя свой стиль в различных жанрах. И не вымучивал тексты, как многие сочинители, а создавал их легко, играючи, опьяняясь от высоты полета собственной фантазии.

Своими романом «Портрет Дориана Грея», пьесами «Веер леди Уиндермир», «Идеальный муж», «Как важно быть серьезным», «Саломея», сказками, рассказами, статьями Уайльд добился признания в обществе как блестящий литератор. Пьесы его шли с успехом на сцене, романами зачитывались, уайльдовские афоризмы и парадоксы были в ходу, как народные пословицы и поговорки. Он был на высоте положения и мог себе позволить на премьере «Веера леди Уиндермир», имевшей аншлаг, бросить аудитории: «Я так рад, леди и джентльмены, что вам понравилась моя пьеса. Мне кажется, что вы расцениваете ее достоинства столь же высоко, как я сам». В восторге публика «скушала» и этот эксцентричный пассаж Уайльда.

Уайльд – в моде, он овеян славой, а стало быть, при деньгах. Все это давало ему возможность вести почти роскошный образ жизни, устраивать приемы и кутежи, в которых он себя постоянно утверждал как острослов, мастер эпатажа и глашатай эстетизма.

Человек светский до мозга костей, Оскар Уайльд большую часть своей жизни провел в окружении друзей и поклонников, среди женщин и юношей. В какой-то степени он был «гуляка праздный», как и его отец, но только более утонченный и рафинированный. К женщинам он относился весьма своеобразно и считал, что «женщины никогда не бывают гениями. Это декоративный пол». Но если они настоящие личности, как, скажем, Сара Бернар, и красивы, как Элен Терри, то он готов воздать им должное.

Как ни странно, Оскар Уайльд был женат. Он женился на Констанции (Констанс) Ллойд. Многие считали, что сделал он это из-за денег. Маловероятно: в нем жил эстет, но не прагматик.

Свою будущую жену Констанс Мэри Ллойд (1857–1898) Уайльд встретил в Лондоне в 1881 году. Их обручение произошло в Дублине двумя годами позже. В январе 1884 года Уайльд пишет в письме американскому скульптору Уолдо Стори:

«Да, мой дорогой Уолдино, да! Изумительно, конечно, – это было необходимо… Итак, мы венчаемся в апреле, а затем едем в Париж и, может быть, в Рим… Будет ли приятен Рим в мае? Я хочу сказать, будете ли там ты с миссис Уолдо, папа римский, полотна Перуджино? Если да, мы приедем.

Ее зовут Констанс, и это юное, чрезвычайно серьезное и загадочное создание… само совершенство… она твердо знает, что я – величайший поэт, так что с литературой у нее все в порядке; кроме того, я объяснил ей, что ты – величайший скульптор, завершив тем самым ее художественное образование.

Мы, конечно, безумно влюблены. Почти все время после нашей помолвки мне пришлось разъезжать по провинциям, „цивилизуя“ их при помощи своих замечательных лекций, но мы дважды в день шлем друг другу телеграммы… я подаю мои послания с самым суровым лицом и стараюсь выглядеть так, как если бы слово „любовь“ означало зашифрованный приказ: „скупайте акции „Гранд Транкс“, а слово „любимая“ – „распродайте по номиналу“… Дорогой Уолдо, я совершенно счастлив и надеюсь, что ты и миссис Уолдо полюбите мою жену…“»

В другом письме Уайльд рисует портрет Констанс как настоящий поэт и поклонник красоты: «…я женюсь на юной красавице, этакой серьезной, изящной, маленькой Артемиде с глазами-фиалками, копною вьющихся каштановых волос, под тяжестью которой ее головка клонится, как цветок, и чудесными, словно точеными из слоновой кости, пальчиками, которые извлекают из рояля музыку столь нежную, что, заслушавшись, смолкают птицы…»

По всей вероятности, Оскар Уайльд любил свою жену, но, правда, не единственной любовью. Достаточно вспомнить одну все объясняющую фразу, вложенную в уста главного героя «Портрета»: «Поверхностными людьми я считаю как раз тех, кто любит только раз в жизни. Их так называемая верность, постоянство – лишь летаргия привычки или отсутствие воображения».

О, чего-чего, а воображения у Уайльда было более чем достаточно. Даже в избытке. И тут напрашивается еще одна цитата – из пьесы «Как важно быть серьезным» («легкомысленной комедии для серьезных людей» – так сам Уайльд определил ее жанр). Вот диалог между двумя героями:

Джек: Я люблю Гвендолен. Я и в город вернулся, чтобы сделать ей предложение.

Алджернон: Ты же говорил – чтобы развлечься… А ведь это дело.

Джек: В тебе нет ни капли романтики.

Алджернон: Не нахожу никакой романтики в предложении. Быть влюбленным – это действительно романтично. Но предложить руку и сердце? Предложение могут принять. Да и обычно и принимают. Тогда прощай очарование. Суть романтики в неопределенности. Если мне суждено жениться, я, конечно, постараюсь позабыть, что я женат.

Джек: Ну, в этом я не сомневаюсь, дружище…

И «дружище» вскоре позабыл, что он женат. Он изменил с другой? Нет, дело обстояло не столь просто. Мы уже отмечали, что Уайльд поклонялся красоте. Красивые юноши, подобные богу Аполлону, всегда привлекали его к себе. Одним из первых его пленил студент Роберт Росс, племянник канадского губернатора. Затем в его «списке» появился Джон Грей. Притяжение было взаимным: Оскара Уайльда к юношам притягивала их красота, а они сходили с ума от его интеллекта. Здесь приходит на память один из уайльдовских афоризмов: «Единственный способ отделаться от искушения – это поддаться ему».

Но вот что странно. В молодости Уайльд был однозначно гетеросексуалом. Гомосексуализм его даже шокировал. Первой любовью была Флорри Бэлкум, однако она предпочла другого мужчину, Брэма Стокера, автора «Дракулы». Неудачной оказалась и попытка ухаживать за красавицей актрисой Лилли Ланггри. Были и другие увлечения. Кроме того, Уайльд пользовался услугами проституток. Однажды вечером он объявил своему другу Роберту Шерарду, что его зовут страсти, и отправился на улицу, чтобы их заглушить. На следующее утро он сказал Шерарду: «Какие же мы все же животные, Роберт». Когда Шерард сказал, что очень опасался, как бы Уайльда не ограбили, тот ответил: «Крошкам отдают все, что есть в этот момент в карманах».

До сих пор неясно, что именно заставило Уайльда стать гомосексуалистом. По одной из версий, до встречи с Констанс он болел сифилисом, затем, перед женитьбой, его залечил. Однако через два года он обнаружил рецидивы болезни, прекратил все сексуальные отношения с женой, стал прибегать к услугам лиц мужского пола. Но возможна и другая версия: Оскар Уайльд родился уже с наследственным предрасположением к гомосексуальности, и в какой-то момент это выявилось сполна.

Не будем перечислять мужские связи Оскара Уайльда, для его судьбы важен был лишь один роман с белокурым красавцем по кличке Бози. На его беду, Бози был сыном маркиза Куинсберри, представителем высшего света Англии. В один из дней 1891 года лорд Альфред Брюс Дуглас, то есть Бози, пришел к знаменитому автору «Портрета Дориана Грея» в гости на Тайн-стрит.

Любовь Оскара Уайльда к Бози затмила его любовь к Констанс. Вот одно из писем, написанное им в январе 1893 года и адресованное молодому лорду:

«Любимый мой мальчик, твой сонет прелестен, и просто чудо, что эти твои алые, как лепестки розы, губы созданы для музыки пения в неменьшей степени, чем для безумия поцелуев. Твоя стройная золотистая душа живет между страстью и поэзией. Я знаю: в эпоху греков ты был бы Гиацинтом, которого так безумно любил Аполлон…»

И подпись в конце письма: «С неумирающей любовью, вечно твой Оскар».

Вопросы есть? Вопросов нет: все и так ясно о характере их любви, типичная гомосексуальная любовь, но с изысканным литературным налетом.

Еще одно письмо. Апрель 1894 года.

«Дорогой мой мальчик, только что пришла телеграмма от тебя; было радостью получить ее, но я так скучаю по тебе. Веселый, золотистый и грациозный юноша уехал – и все люди мне опротивели, они такие скучные. К тому же я скитаюсь в пурпурных долинах отчаяния, и с неба не сыплются золотые монеты, чтобы развеять мою печаль. В Лондоне жизнь очень опасна: по ночам рыщут судебные приставы с исполнительными листами, под утро ревут кредиторы, а адвокаты болеют бешенством и кусают людей…»

Но даже тогда, когда слепая любовь к Бози привела Оскара Уайльда к краху, и он ожидал решения суда, – даже тогда его чувства нисколько не изменились к белокурому красавцу. 20 мая 1895 года Оскар Уайльд писал лорду Альфреду Дугласу:

«Моя прелестная роза, мой нежный цветок, моя лилейная лилия, наверное, тюрьмой предстоит мне проверить могущество любви. Мне предстоит узнать, смогу ли я силой своей любви к тебе превратить горькую воду в сладкую. Бывали у меня минуты, когда я полагал, что благоразумнее будет расстаться. А! То были минуты слабости и безумия. Теперь я вижу, что это искалечило бы мне жизнь, погубило бы мое искусство, порвало бы музыкальные струны, создающие совершенную гармонию души. Даже забрызганный грязью, я стану восхвалять тебя, из глубочайших бездн я стану взывать к тебе. Ты будешь со мною в моем одиночестве. Я полон решимости не восставать против судьбы и принимать каждую ее несправедливость, лишь бы остаться верным любви; претерпеть всякое бесчестье, уготованное моему телу, лишь бы всегда хранить в душе твой образ. Для меня ты весь, от шелковистых волос до изящных ступней, – воплощенное совершенство… Ты для меня то же, что мудрость для философа и Бог для праведника. Сохранить тебя в моей душе – вот цель той муки, которую люди называют жизнью. О, любимый мой, самый дорогой на свете, белый нарцисс на нескошенном лугу…»

Прервемся на секунду, чтобы перевести дух. От возмущения. По крайней мере лично меня возмущает это письмо, возмущает тем, что оно обращено к мужчине, а не к женщине. О, как бы это чудесно звучало, если бы было обращено к Констанс или к какой-либо другой женщине, а не к этому его Бози!

«Люби меня всегда, люби меня всегда, – страстно взывал Уайльд в том же письме. – Ты высшая, совершенная любовь моей жизни, и другой не может быть».

И концовка:

«О, прелестнейший из всех мальчиков, любимейший из всех любимых, моя душа льнет к твоей душе, моя жизнь – к твоей жизни, и во всех мирах боли и наслаждения ты – мой идеал восторга и радости. Оскар».

Но вернемся к середине мужского романа. В один прекрасный, как пишут романисты, день маркиз Куинсберри застал своего сына Альфреда и Оскара Уайльда в кафе «Ройяль»; глядя на них, не приходилось сомневаться в характере их отношений. Для маркиза это был настоящий удар, тем более что старший сын до этого оказался замешан в гомосексуальной связи и вынужден был застрелиться. Терять второго сына? Нет! Этого нельзя допустить! И маркиз пишет Альфреду записку следующего содержания: «Ваше поведение доказывает, что между вами действительно существует эта мерзкая, отвратительная связь. За всю свою жизнь я не видел ничего более ужасного. Если дойдет до скандала, я в упор застрелю мистера Уайльда. Твой негодующий отец».

Естественно, разгорелся скандал.

Лучшим выходом для Уайльда был бы окончательный разрыв с Бози и отъезд из Англии. Но он не сделал ни того, ни другого. Не покинул Лондон и не вышел из огненного круга своей страсти. Друзья говорили, что он «просто сумасшедший», поступая таким образом. На что у него нашелся прекрасный ответ: «Я вполне согласен, что все гениальные люди безумны, но вы забываете, что все нормальные люди идиоты».

Оскар Уайльд еще более усугубил свое положение, когда по совету своего любовника вступил в выяснение отношений с маркизом Куинсберри (надо заметить, что Бози отца ненавидел). Дело кончилось для Уайльда оскорблением. Как эстет, как денди, наконец как поэт, он не смог ответить каким-то радикальным действием, и вся эта история попала в судебные инстанции. Маркиз Куинсберри объявил Уайльда «содомитом». 6 апреля 1895 года Уайльду было предъявлено обвинение в нарушении норм общественной морали. Стало быть, суд. Ответчик наивно ожидал гуманного решения, а вместо него получил жестокую кару.

Процесс был громким. Пуританское английское общество получило прекрасную возможность посчитаться с человеком, который многие годы «задирал» приличных буржуа, развенчивал их мнимые добродетели и вообще раздражал их своей чрезмерной язвительностью.

25 мая 1895 года, оглашая приговор, судья сказал:

– Преступление, которое вы совершили, настолько ужасно, что я с трудом удерживаюсь, чтобы не выразить все те чувства, которые испытывал бы при этом любой честный человек, присутствующий при унизительном разбирательстве.

Что за разбирательство? Дело в том, что маркизу, то бишь истцу, ничего не стоило с помощью частных детективов набрать «компромат» против Уайльда, и все представшие перед судом одиннадцать юношей дружно дали показания о том, что на стезю порока их вывел не кто иной, как Оскар Уайльд. Что именно он – их совратитель.

Уайльду дали максимальный по тем временам и законам срок: два года тюрьмы. Во дворе суда собралась толпа, которая по случаю приговора устроила хороводную пляску с хохотом и пением. Когда Уайльда вместе с другими осужденными перевозили из Лондона в небольшой городок Рединг, находящийся по соседству с Оксфордом, городом его юности, кто-то из зевак в толпе, окружившей арестантов, узнал писателя и плюнул ему в лицо.

Поверженный кумир! От любви до ненависти – всего полшага. Сразу перед Уайльдом разверзлась пустота. Друзья покинули его. Поклонники его таланта разом замолчали. Жена ушла от него еще до начала процесса. Скрытые враги, ликуя, перешли в лагерь врагов открытых. В театрах перестали ставить его пьесы. Книготорговцы сжигали его книги. Каждый норовил заклеймить позором своего бывшего кумира.

Для писателя началась совсем другая жизнь. Однако он не жаловался ни на кого, никого не обвинял, он остался верен себе и мужественно и смиренно отбыл свой срок заключения, весь этот двухлетний ад, и все – «за чрезмерность мечты», как выразился Бальмонт. Хотя, конечно, иногда отчаяние перехлестывало через край. В одну из таких минут он писал лорду Альфреду:

«После страшного приговора, когда на мне уже была тюремная одежда и за мной захлопнулись тюремные ворота, я сидел среди развалин моей прекрасной жизни, раздавленный тоской, скованный страхом, ошеломленный болью. Но я не хотел ненавидеть тебя. Ежедневно я твердил себе: „Надо и сегодня сберечь любовь в моем сердце, иначе как проживу я этот день?“ Я напоминал себе, что по крайней мере ты не желал мне зла. Я заставлял себя думать, что ты только наугад натянул лук, а стрела пронзила Короля сквозь щель в броне. Я чувствовал, что несправедливо взвешивать твою вину на одних весах даже с самыми мелкими моими горестями, самыми незначительными потерями. Я решил, что буду и на тебя смотреть как на страдальца. Я заставил себя поверить, что наконец-то пелена спала с твоих давно ослепших глаз. Я часто с болью представлял себе, в каком ужасе ты смотришь на страшное дело рук своих. Бывало, что даже в эти мрачные дни, самые мрачные дни моей жизни, мне от всей души хотелось утешить тебя. Вот до чего я был уверен, что ты наконец понял свою вину…»

Но Бози ничего не понял, и Оскар Уайльд никак не хотел этого замечать. Больше всего он страшился крушения мифа их любви. Однако Бози был на свободе и продолжал пользоваться всеми благами жизни, а Уайльд был их начисто лишен. Условия содержания в тюрьме были ужасными. Эстет и денди был одет в грязную и рваную одежду, в лохмотья, которые отнюдь не выглядели живописными. Прибавьте к этому плохое и скудное питание. Отвратительные запахи… Но еще горше были моральные муки.

В «Балладе Редингской тюрьмы» Оскар Уайльд писал:

 
…Но вот настиг решетки свет.
По стенам их гоня,
Вцепились прутья в потолок
Над койкой у меня:
Опять зажег жестокий бог
Над миром пламя дня…
 
 
И в сердце каждого из нас
Надежда умерла…
И оставалось только ждать,
Что знак нам будет дан,
Мы смолкли, словно берега,
Одетые в туман,
Но в каждом сердце глухо бил
Безумец барабан…
 

Примечательно, что бывший эгоцентрик не пишет о своих индивидуальных страданиях, не выпячивает свое «я», а все растворяет в слове «мы».

Тюремная исповедь озаглавлена словами католической молитвы «De profundis Clamavi» («Из бездны взываю…» – лат.). Уайльд не оправдывал себя, с горечью констатировал, что «гениальности часто сопутствуют страшные извращения страстей и желаний». Эволюция во взглядах: раньше «наслаждения», теперь – «извращения».

В тюрьме Уайльд начал терять слух и зрение. Он пережил минуты страшного отчаяния: «Ужас смерти, который я здесь испытываю, меркнет перед ужасом жизни». За несколько месяцев до того, как покинуть Редингскую тюрьму, он писал Роберту Россу: «Даже если я выберусь из этой отвратительной ямы, меня ждет жизнь парии – жизнь в бесчестье, нужде и всеобщем презрении».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю