Текст книги "Знаменитые писатели Запада. 55 портретов"

Автор книги: Юрий Безелянский

Франс умер и что?.. Его стали активно развенчивать на родине. Особенно усердствовали сюрреалисты, выпустившие брошюру под название «Труп», а их лидер Анри Бретон обозвал даже Франса полицейским. Бесновался и Поль Элюар. Критики Франса были модернистами, и им была чужда классичность Анатоля Франса. Они были молоды и полны всяких революционных замыслов, а Франс был стариком и отчетливо понимал, чем все кончается.

«Молодость прекрасна тем, что она может восхищаться, не понимая, – говорил Франс. – Позже является желание постигнуть известные соотношения вещей, а это уже большое неудобство».

Ирония Франса была для многих как кость в горле, многие его высказывание вызывали возмущение, типа «Создать мир легче, чем понять его» или другое – «Случай – псевдоним Бога, когда он не хочет подписываться своим собственным именем» и т. д.

И уж совсем возмутительное: «будущее укрыто даже от тех, кто его делает» (не слышится ли в этом черномырдинское: «хотели, как лучше, а вышло, как всегда»?). Служители церкви считали Франса атеистом и подрывателем общественных устоев. Ватикан в 1922 году попросту наложил запрет на все произведения Франса – «Ватикан жаждет?!»

Но Анатоль Франс пережил многих критиков. Кстати, вспомним и Анну Ахматову. 2 октября 1955 года Лидия Чуковская записала свой разговор с Анной Андреевной, которая в то время переводила Франса на русский и сетовала:

– Идет с подозрительной легкостью. Перевела в один день 13 страниц. Кончится это каким-нибудь скандалом.

– А вы не любите Франса?

– Нет, что вы! Показная эрудиция, все это выписки, когда-то мне нравились «Боги жаждут» – посмотрела недавно – да это сырой материал настриженный ножницами и еле соединенный!

Анна Ахматова судила частенько излишне строго и наотмашь. А вот другая поэтесса, прошедшая семь кругов ада в ГУЛАГе, Анна Баркова посвятила Франсу стихи:

 
Отношусь к литературе сухо,
С ВАППом правоверным не дружу,
И поддержку горестному духу
В Анатоле Франсе нахожу.
 
 
Боги жаждут… Будем терпеливо
Ждать, пока насытятся они.
Беспощадно топчут ветви сливы
Красные до крови наши дни.
 
 
Все пройдет. Разбитое корыто
Пред собой увидим мы опять,
Может быть, случайно будем сыты,
Может быть, придется голодать.
 
 
Угостили нас пустым орешком.
Погибали мы за явный вздор.
Так оценим мудрую усмешку
И ничем не замутненный взор.
 
 
Не хочу глотать все без разбору
Цензором одобренную снедь.
Лишь великий Франс – моя опора.
Он поможет выждать и стерпеть.
 

Что добавить? «Тоска поэтов – золоченая тоска, – утверждал Франс. – Нe жалейте их слишком: те, кто умеет петь, умеют скрашивать свое отчаяние; нет еще такого волшебства, как волшебство слова.

Поэты, подобно детям, утешают себя образами».

Лично я себя утешаю афоризмом Анатоля Франса: «Случай – вообще Бог». И «нам не дано предугадать…» Что будет? Как будет? Как сложится? «Непроницаемым туманом сокрыта истина от нас» – это Державин, а может, Карамзин. Иногда в этих книжных знаниях можно и утонуть. Свои критические статьи Франс называл «приключениями собственной души в мире книг!»

И финальный вздох: да здравствует великий скептик и ироник Анатоль Франс!

«Ирония – последняя стадия разочарования». Печально, но верно. Ибо мир не способен нас очаровать. В этом убеждают нас книги Анатоля Франса.

Поставил точку. Задумался. Нет, так не пойдет! Концовка какая-то упадническая, поищем еще у Франса: «Не следует предаваться сожалением о прошлом, ни жаловаться на перемены, которые нам в тягость, ибо перемена есть самое условие жизни».

И уж самое последнее:

«Жить – значит действовать».

Послушайтесь старика Франса.

«Венера в мехах» на площади Ленина

И змеи окрутили

Мой ум и дух высокий

Распяли на кресте.

И в вихре снежной пыли

Я верен черноокой

Змеиной красоте.

Александр Блок. 1907

Как изменилось время, вернее, не время, а мир, в котором мы жили. Все годы советской власти нам усиленно вбивали в голову, что «человек – это звучит гордо» и «человек создан для счастья, как птица для полета», и вообще что «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Нам откровенно лгали, что только на тлетворном Западе могут процветать насилие, преступность, коррупция, проституция и прочие человеческие пороки. А мир социализма – это солнечный и благородный мир, где человек человеку – товарищ и брат. И кто-то верил и, увы, продолжает верить в эту социальную идиллию, в гармонию человеческих отношений.

Слово «садизм» пугало – это там возможно, но только не у нас! Понятие «мазохизм» отталкивало своей непонятностью. И вот все это сразу обрушилось на бедного российского гражданина: отрицаемые советской пропагандой человеческие пороки и язвы (так называемые «пережитки капитализма») вылезли наружу, и все вокруг закрутилось в страшном вальсе вражды, ненависти и кровавого насилия.

Но не будем касаться всех аспектов зла (оно многолико). Поговорим только об одном, о неведомом прежде мазохизме. Что это такое и с чем это едят? Термин «мазохизм», введенный венским психиатром Краффт-Эбингом, появился как следствие творчества австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха. Хотя, конечно, желание быть объектом насилия и получать от этого удовольствие известно с давних времен, а Захер-Мазох просто облек эту модель человеческого поведения в литературный образ и «освятил» его своим именем.

Леопольд фон Захер-Мазох родился 27 января 1836 года в Лемберге (так тогда назывался Львов), в семье еврейских выходцев из Испании, бежавших в средние века с Иберийского полуострова от преследований. Печальная участь предков подтолкнула молодого Захер-Мазоха к изучению истории. Он получил образование в университетах Праги и Граца, был удостоен ученой степени и стал преподавать историю. Однако в дальнейшем интерес к литературе пересилил любовь к истории, и Захер-Мазох, отказавшись от профессуры, вступил на путь профессионального литератора.

Сначала он пишет романтически окрашенные новеллы, рисующие быт и нравы угнетенных народностей Австро-Венгерской монархии (сборники «Галицийские рассказы», «Еврейские рассказы» и т. д.). Затем из-под его пера появляются романы. Один из первых, «Венера в мехах» – роман эротический, выйдя в 1870 году, он принес писателю всемирную славу. Появление его было поистине громом среди ясного неба. Маркиз де Сад находился под запретом. Литература в основном была стыдливой и лицемерно-ханжеской, со многими умолчаниями относительно сексуальных тем, и вдруг Леопольд Захер-Мазох решил воспроизвести на страницах своего романа особые отношения между мужчиной и женщиной. О подобном, естественно, знали – знали, что так иногда бывает, но говорить об этом, то есть о мазохизме, публично было не принято.

Так что же такого ужасного изобразил Захер-Мазох в своем романе «Венера в мехах»? Он просто аналитически домыслил эпизод из своего детства, когда в десятилетнем возрасте был влюблен в свою дальнюю родственницу, гордую и надменную графиню в соболиных мехах (то есть в роскошной шубе). Графине – 40 лет, она зрелая красавица, и маленький Леопольд тихо от нее млел, и об этом он впоследствии рассказал в заметках «Воспоминания о детстве и размышления о романе».

Вышло так, что графиня «застукала» бедного мальчика, когда она в спальне принимала любовника, а Леопольд сунул туда свой нос. Графиня, рассердившись, хлыстом отстегала своего юного воздыхателя, и это событие запечатлелось в его душе, «словно выжженное каленым железом». Его били, а он получал восторг от ударов. Как отметил писатель, он открыл «таинственную близость жестокости и сладострастия»: удар хлыста от обожаемой женщины причинял ему боль и наслаждение одновременно – он испытал тот самый пресловутый мазохизм в его чистейшем виде.

Итак, жестокость и любовь, боль и наслаждение – все это органично вписывается в рамки извечной войны полов, извечной вражды между мужчиной и женщиной, борьбы за господство друг над другом. Вспоминается чисто русская поговорка: бьет – значит, любит.

Вот это первое детское мазохистское ощущение писатель положил в основу романа «Венера в мехах». Правда, он его подкрепил и взрослым опытом, заключив с двумя дамами странный договор. Один из них, с госпожой Фанни фон Пистор, он заключил 8 декабря 1869 года. Договор сроком на шесть месяцев ставил Захер-Мазоха в положение раба. Но в это положение он поставил себя добровольно, ему страстно хотелось испытать все прелести мазохизма на собственной шкуре. В переносном и в буквальном смысле этого слова. Ему хотелось стать рабом и безропотно поклоняться хозяйке. Госпоже.

В договоре отмечалось: «…при каждом его проступке, упущении и оскорблении величества госпожи (Фанни фон Пистор) она может наказывать своего раба (Леопольда Захер-Мазоха), как ей заблагорассудится. Словом, ее подданный должен повиноваться своей госпоже с рабским покорством, принимать изъявления ее милости как восхитительный дар, не предъявлять никаких притязаний на ее любовь, никаких прав в качестве ее возлюбленного. Со своей стороны Фанни фон Пистор обещает по возможности чаще носить меха, особенно тогда, когда она выказывает жестокость…»

Оригинально, да? В Европе, в конце XIX века – и такие отношения. Госпожи и раба. С одной стороны – право проявлять жестокость. С другой – полнейшая покорность и… благодарность.

Такой же примерно договор Захер-Мазох заключил с Авророй фон Рюмелин, которой тоже было дозволено проявлять «величайшую жестокость».

Приобретя необходимый мазохистский «опыт» с этими дамами, Леопольд Захер-Мазох благополучно завершил свой роман. В нем шаг за шагом описана история некоего богатого галицийского дворянина Северина фон Кузимского и 24-летней вдовы Ванды фон Дунаев. Северин упросил (буквально упросил) влюбленную в него Ванду воспринимать его не как возлюбленного, а лишь как безропотного раба Григория. Северин в романе говорит: «Перед мужчиной один только выбор – быть либо тираном, либо рабом». Тираном Северин быть не хочет, значит, остается быть рабом, тем более что именно рабства и наказаний жаждет его плоть…

И вот Ванда, – продолжаем пересказывать роман «Венера в мехах», – сначала отнекивается от этого сексуального эксперимента, но постепенно осваивается в нем и находит даже некоторое удовольствие; образовалась классическая садо-мазохистская парочка. Она стегает Северина (или раба Григория) хлыстом, а он, корчась от боли, испытывает при этом блаженное удовольствие. Такой вот эксцентрический сценарий. И еще в нем предусмотрена маленькая деталь: меха. Меха возбуждают Северина. Меха и хлыст – символы высшей степени эротического наслаждения. Известно, что сексуальным стимулятором может быть все что угодно. Пушкин вожделел к женской ножке. Кого-то возбуждают чулки, различные предметы нижнего женского белья. Чилийский поэт Пабло Неруда по всему свету таскал с собою чемодан с трусиками любимых им женщин. Для него это была реликвия. Символ сладостных любовных побед. Так что ни в коем случае не надо удивляться причудам Леопольда Захер-Мазоха. У него в главных эротических фетишах ходили меха.

Да и вообще ничему не надо удивляться. Сотрудники отдела сексологии института Минздрава России получают самые разнообразные письма-исповеди. Вот одно из таких писем: «Мне 29 лет, и, сколько я себя помню, всегда испытывал желание, чтобы меня унижали, физически издевались надо мной. Я встречался с девушками, любил, был любим, но мне всегда хотелось, чтобы они издевались, но сказать об этом не решался. Хочу быть рабом женщины 18–45 лет, желающей физически и морально издеваться надо мной».

Это вам не вымышленный герой романа «Венера в мехах», а конкретный человек. Так сказать, живой россиянин. Но механизм желания один и тот же: стать рабом, ощущать себя мазохистом. В этом контексте следует читать и такие строки Александра Блока:

 
Ты смела! Ты еще будь бесстрашней!
Я – не муж, не жених твой, не друг!
Так вонзай же, мой ангел вчерашний,
В сердце – острый французский каблук!
 

Любопытно, что литературоведы, приводя эти строчки, обычно критикуют Блока за то, что ему-де изменило чувство стиля, мол, фи! – французский каблук, это, мол, совсем не лирика. Но тем не менее в этих строках Александр Блок абсолютно точен: он, может быть, интуитивно передал желание мазохиста быть ущемленным, почувствовать боль, пострадать и через страдание получить порцию наслаждения. Удовольствие, если выражаться в терминах философии, как трансцендентальный принцип устройства человеческой души.

Возвращаясь к роману «Венера в мехах» и ее автору, поставлю вопрос: а был ли Леопольд Захер-Мазох сам мазохистом? Старая-престарая история: правомерно ли отождествлять героев литературных произведений с их создателями? По одним сведениям, Захер-Мазох не отличался в повседневной жизни особыми сексуальными отклонениями. Возможно, невероятные желания гнездились в его писательской голове и обретали форму определенных фантазий – так сказать, для творческих целей, но выхода «в жизнь» он все же им не давал. Попутно выскажу крамольную мысль: каждый человек – потенциальный Раскольников, но убивают старуху процентщицу лишь единицы, те, которые преступают моральный закон, отбрасывая евангельскую заповедь «не убий». Так обстоит дело и с сексуальными извращениями. Фантазировать на эту тему могут многие, осуществлять на практике – опять же единицы.

Что касается Леопольда Захер-Мазоха, то внешне он был вполне респектабельный господин. Собирал книги. Обожал кошек («Женщина, которая носит меха, не что иное, как большая кошка», – утверждал он). Довольно красив. «Весь в черном, тонкий, с бледным лицом, лишенным растительности, с острым профилем…» Таким впервые увидела его будущая супруга, а в целом «Захер-Мазох произвел на меня впечатление молодого богослова».

Еще одно свидетельство: «Захер-Мазох очаровывал всех женщин, и все они бегали за ним. У него бывали самые изящные, самые красивые и интересные женщины, но ни одной из них он не сумел внушить глубокого чувства».

Что-то не получалось с женщинами у Захер-Мазоха. Вернее, он не желал ровных бюргерских отношений. Ему хотелось принципиально иного, и в конце концов он нашел это «иное», заключив договор с двумя вышеупомянутыми дамами.

Одна из них – Аврора фон Рюмелин – впоследствии стала его женой. Это произошло в октябре 1873 года. Леопольд Захер-Мазох был в роковом пушкинском возрасте: 37 лет. Аврора была значительно моложе его. Она со школьной скамьи знала и почитала писателя Захер-Мазоха, более того, мечтала о том, чтобы быть с ним вместе. «Я воображала себя женой писателя в изящном доме, окруженной прелестными детьми», – вспоминала она потом. А вначале писала своему кумиру письма весьма необычного содержания:

«Доктор! Во мне бушует демон! Я не знаю, любовь или ненависть заставляет меня жаждать видеть Вас у моих ног изнывающим от желания и боли. Я хотела бы видеть Вас умирающим от страсти, – о, как дрожит мое сердце, пока я пишу это, от нетерпения…»

Расчет был верный: Аврора играла в его игру. И вот она уже превращается в Ванду фон Дунаев. Фантазия обратилась в явь, литература обернулась жизнью. Они поженились. По одной из версий, брак их был ничем не примечательным (ну, как у многих: вначале любовь, потом дети). Захер-Мазох оказался образцовым отцом. Оба – Леопольд и Аврора – занимались литературой. Аврора оказалась весьма способной к литературным упражнениям и взяла себе псевдоним: Ванда фон Дунаев. В Лейпциге, куда перебрались супруги, они основали литературный журнал. Затем жизнь в Париже. Снова интенсивная работа, обилие публикаций. Леопольд Захер-Мазох работал до последних дней. Он умер 9 марта 1895 года, в возрасте 59 лет, в немецком городе Линдхейме.

Вдова после смерти писателя опубликовала мемуары «История моей жизни». В них она нарисовала совсем иной образ мужа. Трудно сказать, что было на самом деле в их союзе, какие тайные страсти обуревали Леопольда Захер-Мазоха, а что представляет собой литературный вымысел. Но в воспоминаниях Авроры-Ванды Леопольд Захер-Мазох представлен истинным и махровым мазохистом, который провозгласил: «Любовь – это рыцарское служение, это песнь трубадура, это цепи раба».

Вдова писала, как муж заставлял ее бить его хлыстом. «Не проходило дня, чтобы я не била моего мужа… Вначале я испытывала необычайное отвращение, но мало-помалу привыкла, хотя всегда исполняла это против воли». Но хлыст – это еще не все. Захер-Мазох якобы заставлял ее встречаться с другими мужчинами и для этого самолично давал объявления в газетах. На этих организованных им самим рандеву он прятался в кустах и испытывал мазохистское наслаждение оттого, что его любимую жену обнимает другой. Погружаясь в бездну страданий, он получал от этого свое удовольствие. Поступал в духе своих романов. А Аврора, согласно мемуарам, все это терпела, выполняла эротические причуды своего мужа и продолжала любить его беззаветно. Ни один мужчина, по ее уверению, не смог сравниться с Захер-Мазохом.

Верить этим откровениям или нет? Был ли Леопольд Захер-Мазох в жизни мазохистом? Вопрос остается открытым.

А теперь вернемся к тому, с чего мы начали. К рассуждениям о человеке. Садизм и мазохизм – лишь некоторые составляющие сложной человеческой натуры. Гомо сапиенс – набор противоречий. Вспомните, как в гётевском «Фаусте» Мефистофель говорит, подхихикивая, Господу:

 
Божок вселенной, человек таков,
Каким и был он испокон веков.
Он лучше б жил чуть-чуть, не озари
Его Ты Божьей искрой изнутри.
Он эту искру разумом зовет
И с этой искрой скот скотом живет.
Прошу простить, но по своим приемам
Он кажется каким-то насекомым.
 

Увы, XX век принес полное разочарование в человеческой природе. Великий режиссер Федерико Феллини говорил: «В нашей духовной жизни есть вертикаль, ведущая от животного к ангелу. Мы колеблемся то туда, то обратно. Каждый день и каждую минуту мы рискуем сорваться, скатиться к животному…» Таких дней и минут в XX веке было предостаточно, и это не только две мировые бойни.

Ну и где выход? В идеалах? Да. Леонид Лиходеев остроумно отмечал: «Люди задыхаются без идеалов. Без идеалов они начинают хрюкать».

Предвижу крик: «Были идеалы!» Да, были, но какие? Марксистско-ленинские? Партийно-советские? Коммунистические? Да, такие существовали, но они были основаны на… мазохизме. Да-да, не удивляйтесь, на мазохизме, но не сексуальном, а социальном. Вчитаемся еще раз в роман «Венера в мехах», героиня, она же госпожа, заключает:

«В моих руках вы – слепое орудие, которое беспрекословно выполняет все мои приказы… перед вами нет у меня никаких долгов, никаких обязательств… Мне позволена величайшая жестокость, и, даже если я вас изувечу, вы должны снести это безо всяких жалоб. Вы должны работать на меня, как раб, и, если я утопаю в роскоши, а вас заставляю прозябать, терпеть лишения и попираю ногами, вы должны безропотно целовать ногу, попирающую вас…»

Многие люди по натуре рабы. Они были рабами. Они хотят ими остаться. Так что «Венера в мехах» – это не только роман об эротике.

Два культовых человека – маркиз де Сад и Леопольд Захер-Мазох – заострили внимание общества на двух человеческих склонностях – к садизму и мазохизму. Две стороны одной и той же медали. Садизм палача и мазохизм жертвы сосуществуют вместе. Любое насилие – это проявление садистического начала в человеке. Последовавшие за де Садом и Захер-Мазохом писатели, ученые и философы, пытаясь проникнуть в природу насилия, неожиданно пришли к ее апологии. Проблематика насилия лежит в основании «философской рефлексии» Мишеля Фуко, Жиля Делеза, Жака Дерриды, Жоржа Батая и других таких последователей. Есть подобные интеллектуальные радикалы и в России. XX век стал веком страшных тоталитарных режимов, веком крови и насилия. XXI век принял эту эстафету и понесся дальше, увлеченный новым видом преступления – международным терроризмом. Вперед ко вселенской катастрофе?!..

А теперь о России. В недавние советские времена партийно-государственная номенклатура купалась в роскоши, а народу доставались крохи с барского стола. Государству дозволялось все: нещадно эксплуатировать и выжимать из своих граждан (почти рабов) кровь и пот. А еще плюс жестокость. Чуть поднял голову, пикнул – и все! Для этого был создан громадный репрессивный аппарат. Следственные пытки. Изоляторы, тюрьмы. Печально знаменитый ГУЛАГ. Психушки для инакомыслящих. Но всего этого было мало. Государство требовало, чтобы его любили, клялись ему в любви и верности! Помните эти массовые демонстрации на праздниках, портреты и транспаранты, крики радости и восторга? Разве это не социальный мазохизм?

Боль и наслаждение. Радость преодоления искусственно создаваемых трудностей. Унижение и счастье. Все было перемешано в том ушедшем от нас мире. Но разве он ушел окончательно? К сожалению, болезнь социального мазохизма еще не прошла, да и пройдет ли когда-либо?

Распался Советский Союз. Исчезла всесильная власть КПСС. В стране новые времена, новые властители, новая «вертикаль власти». На словах – свобода и рынок. На деле – беспредел сильных мира сего. И как реакция на него – жажда железного порядка. И не нужна ни демократия, ни свобода, ни права личности. Суть желаний людской массы: дайте минимум жизненных благ, но чтобы при этом страна была сильной и чтобы во всем мире ее боялись. Зачем «экономическое чудо», главное – имперское величие. И все с радостью ложатся под власть и требуют: бейте нас! насилуйте нас! Господи, как больно и как сладко!..

Зигмунд Фрейд утверждал: мазохизм составляет национальную черту русского характера. Мазохистско-садистский менталитет.

Можно сказать так: мы – идущие вместе с Захер-Мазохом. Вот только украинцы немного подвели: никак не хотят переименовывать улицу Коперника во Львове, где родился в доме № 22 Захер-Мазох, в улицу имени писателя. Украинские националисты резко против, считая, что Захер-Мазох писал на немецком, большую часть жизни прожил в Австрии, да к тому же в его жилах текла еврейская кровь… Короче, геть! Не нужен. Но геть не геть, а куда денешься от мазохизма: он и на Украине, только с национальной спецификой.

Чуден мазохизм при любой погоде…