Текст книги "Перекресток"

Автор книги: Юрий Леж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Это теперь к тебе надо обращаться «ваше превосходительство»? – саркастически хмынул Карев.

– И на «вы»… – не сдержала заливистого смеха Ника.

– И что же ваше превосходительство вы инспектировать будете? – дождавшись, когда блондинка угомонится, нарочито серьезно спросил Мишель, возвращая медальон законной владелице. – Надеюсь, не нас с Антоном?..

Ника бросила на романиста озорной взгляд, а потом почему-то тяжело вздохнула, откидываясь слегка назад, распрямляя плечи…

– Карева я уже проинспектировала, никаких изменений не обнаружила… однако, однако… Конечно, прозвучит странно… да только вам уже не привыкать. На планете живет довольно много иных. Тех, кто с других планет. Не нолсов там или ящеров каких, как вы видели, все пришельцы человекообразные, от нас с вами их не отличить, пожалуй, разве что – по генетическому коду… Но это уже заумь научная.

«Вообщем-то, такие вот переселения, особенно если на постоянной длительной основе, а не просто – слетать-посмотреть, официально и неофициально не одобряются и не поощряются. Но! и не запрещаются, разве что на паре-другой планет, но там – по своим, местным обычаям такого нельзя делать. А единственно, что категорически не допускает межпланетное сообщество, так это привнесение на такие планеты, как наша, новейших технологий, механизмов, устройств.

То есть, хотите жить в Средневековье, к примеру, а есть планеты и с таким уровнем развития, живите, но – исключительно и только, как в Средневековье. И даже не подумайте у себя в поместье, если, конечно, таковое заведете, соорудить ватерклозет. Вот это отслеживается очень тщательно.

Нет, Антон, не сортиры, я поняла, о чем ты хочешь сказать. Отслеживается возможное использование техники, не соответствующей уровню местной цивилизации…»

– И где это ты таких умных слов нахваталась?.. – в легкой растерянности почесал в затылке Карев. – Хотя, оно и понятно… Инспектор – это тебе не хухры-мухры с горы…

Ника отвесила ему шутливый подзатыльник, Антон вновь задумчиво почесал в затылке и продолжил:

– И что же – у вас, ваше превосходительство, уже есть срочное и секретное задание по выявлению незаконопослушных пришельцев, затаившихся в наших пенатах?

– Ничего срочного нет, – улыбнулась Ника. – Но то, что работа непременно будет – я почему-то уверена…

– Ты вот о чем… – протянул Антон, моментально вспомнив…

Уставший, с затекшими и застывшими без движения мышцами Антон, сойдя с мотоцикла, поставленного Никой в углу площадки, подальше от остальных машин, взял с багажника дорожную сумку и дождался, пока девушка наколдует в двигателе что-то противоугонное. А потом они вместе вошли в вестибюль придорожной гостиницы, или мотеля по-новомодному.

Там, за раздолбанным, даже на вид скрипучим простым письменным столом сидела девица лет тридцати с черной челкой, постоянно лезущей ей на раскосые азиатские глаза. Девица эту челку откидывала, та продолжала лезть, и, казалось, борьба эта будет бесконечной, как сама Вселенная.

– Вам переночевать? – поздоровавшись, осведомилась девица, отвлекаясь от своей челки. – Или просто отдохнуть пару часов?

– Мы похожи на любовников, от скуки заглянувших сюда, что бы провести пару часов? – попробовал устало съязвить Антон.

– А кто вас знает, на кого вы похожи, – равнодушно пожала плечами девица. – Тут, на трассе, много странных людей бывает…

– Хотя бы душ у вас в номерах есть? – поинтересовалась более насущными проблемами Ника.

– Душ один, в конце коридора на втором этаже, – деловито пояснила девица. – И это за отдельную плату.

– Может, у вас и буфета нет? – уже раздраженно осведомился Антон; общий душ на этаже с учетом пяти грузовиков и двух легковушек на стоянке не радовал.

– Буфет есть, – вновь зачем-то пожала плечами девица. – Сразу за заправкой, только он уже работает с ночной наценкой…

– Ладно, пусть с ночной, пусть с полуночной, – Антону надоел бесполезный, хоть и вполне информативный разговор. – Давайте нам ключи, дальше постараемся сами разобраться, что к чему…

– Сначала деньги, – резко отрезала девица. – До утра с вас за одноместный номер пятерка, и плюс десять – залог…

– Почему это одноместный? – уныло поинтересовался Антон. – Да и какой-такой еще залог требуется?

– А вы все равно вместе спать будете, или я в людях ничего не понимаю, – нагло заявила девица. – Тем более, двухместных все равно нет, дальнобойщики заняли, а они таких габаритов, что вдвоем на одну постель просто не поместятся, а залог за стоянку, вы же не пешком пришли? У нас такса: за два часа ночью – монада, если уедете рано, то сдачу вам верну, у нас тут все честно, а вообще-то номер за вами до восьми утра.

– В восемь выгоните? – не удержался и съязвил Антон, рассеянно шаря по карманам.

– Выгоним, – уверенно сказала девица. – У нас в восемь заезд большой ожидается.

Не спрашивая ничего про загадочный большой заезд к восьми утра, Антон выложил на стол перед ней десятку, трояк и два номинала, ожидая получить в ответ ключ.

– А за душ? – лениво спросила девица, упершись маленьким кулачком в скулу.

– А сразу все посчитать?

– А вы не просили, – ответила она.

И тут Антон понял, что девице до смерти скучно, и она просто всячески затягивает время общения с новыми людьми. В самом деле, телевизора в вестибюле не было, радио, судя по тишине, так же отсутствовало, никаких книг или газет на столе или просто поблизости Антон не заметил. Вот девица и развлекала себя, как могла. Видимо, Ника поняла это гораздо раньше Антона и теперь стояла спокойно в двух шагах от стола, наблюдая за вялой перебранкой и явно потешаясь в душе.

Добавив к выложенным монетам, которые девица не спешила убирать со стола, будто надеясь на то, что гости передумают оставаться, возьмут обратно деньги и уберутся в ночь, еще парочку совсем старых, затертых и блеклых, Антон поинтересовался, впрочем, совершенно не надеясь на успех:

– А ужин нам в номер кто-нибудь может принести?

– Может, – охотно отозвалась девица, – но некому. Мне отходить нельзя, вдруг кто-нибудь еще приедет, а продавщица из бара не пойдет, у нее материальные ценности, одного только пива на полтысячи, а может даже и больше.

– Ну, тогда хотя бы ключи взять, наконец, можно? – утомленно спросил Антон.

– Возьмите, – достав из заскрипевшего ящика стола, протянула ему девица простенький желтого металла ключ с огромным деревянным брелоком. – На второй этаж идите и там ведите себя прилично.

Антон хотел было ответить еще чем-нибудь этаким, но Ника, давясь от смеха, потянула его за рукав к лестнице.

– Вас надо было на пленку снять, – хихикая, сообщила она. – Разговор глухого со слепым… и в цирк ходить не надо…

– Да уж, – не стал возражать Антон, – вот кому-то жена достанется… если еще не досталась… кольца у нее на пальце, кажется, нет…

– Может, у нее другие достоинства есть? – не согласилась Ника из чисто женской солидарности. – Постельные или кулинарные…

Номер встретил их скрипом двери, рассохшимися полами и старой металлической кроватью с панцирной сеткой и голым матрасом. Чистое постельное белье, впрочем, висело здесь же, на спинке кровати. Больше в номере ничего не было, даже тумбочки и стульев, только прибитая к двери с внутренней стороны древняя, как бивни мамонта, вешалка на пять крючков. Бросив сумку на пол возле самого входа, Антон со вздохом упал на матрас, стараясь растянуться как можно прямее и длиннее. Ника пока держалась получше и, присев на корточки возле сумки, начала подбирать принадлежности для душа.

– Карев, – спросила блондинка, увлеченно роясь в недрах сумки, – ты так и будешь здесь валяться и умирать или пойдем вместе в душ, так быстрее выйдет, а потом добредем до здешнего буфета, что-нибудь выпьем и закусим?

– Пойдем, – согласился Антон, поднимаясь и начиная раздеваться. – Мне кажется, в тутошней гостинице лучше держаться вместе…

– Испугался, что девица при входе заговорит тебя до смерти? – засмеялась Ника. – А зачем раздеваешься? Думаешь, в душевой вешалок нет?

– Вешалок там, наверное, полно, но и людей тоже, – ответил Антон. – А у меня карманы деньгами набиты… Оставлю брюки здесь, все будет меньше соблазнов для воришек…

– Тогда и я тоже…

Ника проворно избавилась от одежды и обернула вокруг бедер маленькое полотенце, протянув такое же Антону. Тот покачал головой, оглядывая задорно встопорщившиеся грудки девушки, но послушно повторил вслед за ней раздевание догола. Вот только полотенце ему пришлось поддерживать руками, слишком уж маленьким оно оказалось для его талии и бедер.

В конце пустого коридора, за дверью душевой, вовсю шумела вода. В маленьких тесных кабинках, рассчитанных на одного человека, не обращая никакого внимания друг на друга и на вошедших новеньких, смывали пыль и грязь несколько мужчин и, кажется, две женщины. Из одежды на крючках-вешалках при входе присутствовали только полотенца, да ключи от номеров с огромными безобразными брелоками. Видимо, мысли о лучшей сохранности личных вещей в номерах посетили не только Карева.

Ника первой и Антон вслед за ней с трудом втиснулись в ближайшую кабинку, под слабенькие струйки тепловатой воды, и попытались, было, помыться… увы, вместе это дело получалось плохо и чересчур возбуждающе для Антона, и тогда Ника просто выпихнула его наружу, ласково и ободряюще пробурчав себе под нос: «Дождаться ночи не может, кобель…»

Антон стоял рядом с кабинкой, облокотившись о кафельную стенку, когда мимо него, к вешалкам, прошла высокая, коротко стриженая девица лет тридцати с маленькой крепкой грудью и абсолютно безволосым лобком. Симпатичная такая девица, хотя, Ника все-таки лучше всех… но додумать эту мысль Антон не успел. Провожая чисто мужским автоматическим взглядом упругие движения женских ягодиц, он громко икнул и принялся, не глядя, наугад, нашаривать рукой Нику под душем.

– Ты чего? – выглянула наружу блондинка. – Нашел чего-то? делиться будем?

Вместо ответа Антон глазами показал Нике на упругую попку женщины, в этот момент снимающей с крючка свое полотенце. Там, между ягодицами, торчал и покручивался в разные стороны явно живой и задорный хвостик размером в пол-локтя.

Ника протерла глаза, посмотрела еще раз, повнимательнее, и в этот момент женщина оглянулась через плечо и задорно подмигнула ошалевшей от невиданного до сих пор зрелища парочке, махнув при этом хвостиком, как бы приветствуя их. Тут Антону показалось, что и зрачки ее глаз вертикальные, как у кошки или змеи… Не спеша промокнув воду с плеч и спины, женщины обмотала полотенце вокруг бедер и вышла из душевой, соблазнительно виляя бедрами. Хвостик, успокоившись очевидно, едва заметно трепетал под полотенцем.

– Ника, давай-ка побыстрее, – нервозно поторопил девушку Антон, прислушиваясь к довольному мужскому уханью и кряканью, доносившемуся из дальних кабинок.

– Боишься, что вот с таким хоботом кто выйдет и меня отобьет? – не менее нервно засмеялась блондинка, на руках показывая размер хобота. – Залезай, я уже готова.

– …знаешь, я тоже про этот момент подумала, когда мне начальник Сто восемнадцатой жетон вручал, – будто прочитав чужие мысли, кивнула Ника.

– Уважаемая госпожа Инспектор! – торжественно провозгласил Мишель. – Предлагаю вечер воспоминаний перенести в местный ресторанный зал, тем более, кормят тут очень прилично, общество по вечерам собирается не буйное, а я ужасно проголодался, да и Антон тоже целый день ничего не ел…

– Конечно, я вот только переоденусь… – сбрасывая с плеч зачем-то на них накинутую собственную курточку, – не раздумывая, ответила блондинка. – Да и вам, особенно господину писателю, надо бы привести себя в подобающий выходу в свет облик…

Антон счастливо засмеялся. Все его подспудные тревоги и волнения обернулись ночным туманом, развеявшимся с первыми лучами солнышка: Ника из своего космического дальнего, но краткосрочного странствия вернулась абсолютно такой же, какой она и отправилась туда…

20

Анаконда очнулась от странного певучего и мощного гула в голове, будто засунули её под медный колокол и ударили в него… раз, другой, третий… Не открывая глаз и пытаясь дышать как можно незаметнее, девушка попробовала определить лишь на слух и обоняние – где же она сейчас находится? Но тут вмешалась боль в вытянутых вверх и связанных где-то там, над головой, затекших руках. И тело странно покачнулось… кажется, она висела… под потолком? На связанных, вытянутых руках, не касаясь ногами пола? И еще слева в бедро резко веяло горячим, почти обжигающим воздухом, а справа била в ноздри тугая, могильная и холодная сырость. Сквозь едва заметно подрагивающие ресницы Анаконда уловила мрачные отблески огня… не электрического света, а живого, настоящего огня. Откуда-то – она так и не успела понять – пахнуло резким запахом раскаленного металла, и жуткая, острая, фантастическая в своей неправдоподобности боль возникла пульсирующим сгустком в правом боку, мгновенно распространяясь на все тело… и смрад паленого мяса заставил анархистку резко, во всю ширь распахнуть глаза… интуитивно, дико, по-животному хотелось кричать от нестерпимой боли, но, как во сне, горло оказалось перехвачено чем-то непонятным, будто заморожено новокаином, и не единого звука невозможно было издать, разве что невнятные, жалкие хрипы…

Изо всех сил пытаясь хотя бы на вершок отстраниться от зловещего источника боли, действуя на инстинкте, заглушившим в эти мгновения разум, Анаконда, как ей показалось, извивалась всем телом, повешенным за руки, но на самом деле едва-едва смогла шевельнуться… зато увидела, постепенно возвращаясь из мира боли в реальный мир, сумрачное старинной кирпичной кладки подземелье без окон и дверей, освещенное невнятным светом раздуваемой где-то слева жаровни, и – непонятную фигуру в буром балахоне, похожем на монастырскую католическую рясу, какими их изображают в театре или на экране. На голову неизвестный набросил объемный бесформенный капюшон, и разглядеть что-то под ним анархистка просто не смогла бы, даже если сидела в удобном кресле и хорошо освещенной комнате… но сейчас она висела обнаженной, подтянутая к низкому потолку за связанные наверху, над головой, руки, и не касаясь ногами ледяного, покрытого странной влажной пленкой плесени пола.

А загадочный визави в зловещей рясе и капюшоне слегка качнул головой, и вновь тело Анаконды обожгла боль, сопровождаемая запахом горящего мяса… «Зачем пытать, если я не могу сказать ни слова?..» – мелькнула в голове анархистки мысль и тут же исчезла, поглощенная адскими ощущениями… Она никак не могла вновь потерять сознание, наверное, отдохнула вполне достаточно между очередными порциями пыток, чтобы в полной мере почувствовать болезненные прикосновения постепенно остывающего металла к своему беззащитному телу.

«Что не так?.. – неожиданно зародилась в мозгах анархистки мысль. – В чем я ошиблась, почему попала сюда… где же тот изначальный прокол…» Как ни странно, мысль эта придала Анаконде силы. Нет, девушка не смогла бороться даже с собственными ощущениями, но они отступили куда-то на периферию сознания, и боль перестала терзать своей свежестью и первозданностью, превращаясь в данность… данность на всю оставшуюся жизнь…

«Всё началось с Теней… нет, с появления Кудесника со словами о Тенях в городе… – Анаконда мучительно вспоминала, стараясь просто не обращать внимания ни на собственную боль, ни на пристальный, сверлящий её обнаженное беспомощное тело взгляд из-под бурого капюшона… – Я, конечно, не очень-то поверила, но насторожилась… с Тенями не шутят, хотя… были бы тогда в городе настоящие Тени, никто бы не ушел живым из телецентра… А мы ушли. Сразу же, как только появился Кудесник со своей дурной вестью».

Потом… что же было потом?.. все-таки, надо было идти в Промзону, и Анаконда в первую очередь бросилась к своему секретному, личному фактически, агенту, присматривающему за нужным для похода человечком.

Они опоздали буквально на десяток-другой минут. Тот человек ушел в Промзону, причем, очень похоже, что сопровождал его кто-то из Теней, если верить описанию, и тому, что двоих очень неплохо подготовленных драбантов анархистки этот кто-то уложил двумя выстрелами. Впрочем, к тому, что проникать в Промзону придется без помощи отслеженного человечка, Анаконда было внутренне готова, вот только неожиданная помеха в лице непонятного осназовца: то ли Тени, то ли нет, – внушала опасения.

Отвернувшись от убитых, она рассеянным, задумчивым взглядом оглядела дворик и указала на доминошный столик в дальнем углу:

– Ладно, идем-ка вон, присядем, в ногах правды нет, – кивнула она Кудеснику и хозяину явки. – Надеюсь, тут никто полицию вызвать не додумался?

– У нас полицейских не вызывают, – пожал плечами длинноусый агент. – Дворник, разве что, в труповозку позвонит, куда ж еще их девать? Да, небось, нынче в городе для труповозки работы и без того с лихвой… ну, пошли, что ж теперь-то…

– Значит, ушел наш человечек… – сказала анархистка, устраиваясь поудобнее за столиком и оглядывая присевших рядом мужчин. – Пусть себе, мы же знаем – куда, точнее, само местечко, через которое он должен уйти, верно?

– Толку-то? – пожал плечами длинноусый. – Говорил же вам, что исчезает он в этой… в этом местечке. Куда девается – сам черт не разберет…

– Вот что, Кудя, – попросила Анаконда. – Сходи-ка ты к нашему любезному хозяину, у него ведь телефон дома есть?.. вот и хорошо, прозвони, вызови сюда Доминика… и еще – человек пять из моих, личных… будешь говорить, напомни им сегодняшний пароль: «Македонец»… так и скажи, мол, мне «македонец» нужен, пусть поторопятся…

Как ни торопились драбанты, да и сам Доминик, известный в анархистских кругах, как волшебник по сейфам, замкам, шифрам, паролям и прочей конспиративной необходимой мелочевке, но больше часа прошло с момента их вызова к совершенно неприметному, одному из очень и очень многих домов в рабочем районе.

Двоим из прибывших драбантов Анаконда поручила засаду в доме ушедшего в Промзону местного пролетария, совсем, кажется, еще молоденького парнишки. В квартирке его, правда, оказалась еще и престарелая родственница, и какая-то пострадавшая от дневного взрыва в клубе девчонка, но утихомиривать их не пришлось, обе вели себя, как мышки в норке, тихо и спокойно, а девица, та вообще лежала пластом без сознания, видно, крепко её приложило на взрыве.

– Конечно, он вряд ли сюда вернется в ближайшее время, – задумчиво напутствовала драбантов анархистка. – Особенно, после такого отрыва… но – чем черт не шутит, пока бог спит…

Она лично обошла маленькую квартирку, с внешней рассеянностью заглядывая в углы и шкафчики, проверила даже туалет и ванную, и напоследок сказала:

– Особенно не расслабляйтесь, один пусть за вином все-таки сходит, но – никакой водки или коньяка, не говоря уж о чем другом покрепче…

Драбанты дружно переглянулись, одновременно одобряя решение своей патронессы и определяясь, кому из них идти за вином. Для их комплекции и привычек бутылочка портвейна на всю ночь была, как слону дробинка, а все – веселее… а то в пустопорожнем сидении в засаде от скуки сдохнешь без вина, карт и девчонок…

– От вина я бы тоже не отказался, – проворчал от дверей невысокий, лысоватый толстячок с маслеными глазками, одетый в непонятную хламиду, больше похожую на иудейский лапсердак, грязные, в краске и жирных пятнах, штаны с отвислыми коленями и задницей и короткие, растоптанные до безобразия сапоги.

С таким внешним видом Доминику охотно подавали бы милостыню где-нибудь у провинциальной церквушки, если бы не светящийся в глазах острый ум и сложенные в привычную ехидную усмешку пухлые губки.

– Твое вино от тебя не уйдет, – строго ответила Анаконда. – У тебя еще работа впереди и – не самая простая…

– Хочешь сказать – по результатам и оплата? – съехидничал Доминик. – Так за мной результат не залежится, только дело давай, так что можешь сразу гвардейцев своих за коньячком засылать…

– Никого мне засылать не надо, – рассерженно прорычала анархистка, выталкивая на лестничную клетку специалиста и выбираясь следом сама. – Сначала посмотришь на дело, а там и говорить будем…

У монументальной, замшелой, старинной, трансформаторной будки в окружении зыркающих по сторонам драбантов, усатого сексота, Кудесника и самой Анаконды, толстячок даже слегка приуныл, мельком оглядев замок:

– И ради этого меня нужно было звать? Сами могли бы справиться…

Пара ловких движений отмычкой, неизвестно откуда появившейся в его руке, и Доминик со словами: «Вуаля! Ап! Прошу!» распахнул дверь. Вернее сказать, слегка приоткрыл, потому что тяжеленную металлическую дверь распахнуть также легко, как садовую калитку, не под силу было бы и любому из троих оставшихся драбантов.

– Ну, всё, дальше я не ходок, – почему-то шепотом сказал длинноусый, подаваясь от дверей назад. – Дальше вы уж сами…

– Все мы ходоки, – холодно улыбнулась Анаконда. – Был бы не нужен, показал издали и пошел бы домой, так что…

– Мы так не договаривались… – успел было дернуться сексот, но тут же ощутил у себя под ребром твердый ствол пистолета.

– А мы никак не договаривались, – усмехнулась анархистка, еще разок, для острастки, ткнув стволом длинноусого. – Так что – пошли дальше…

А дальше… Непонятного назначения металлические шкафчики виднелись по углам в слабеньком освещении единственной лампочки «двадцатки» над той самой дверью, через которую они вошли внутрь. В центре маленького зала громоздилось нечто цилиндрическое, снабженное загадочными циферблатами с подвижными или мертво замершими стрелками. Пара огромных рубильников замерла в поднятом, верхнем положении в пазах-прорезях на поверхности металлического кожуха трансформатора. И всё это хозяйство непрерывно тихонечко гудело равнодушным, механическим гулом, а из ребристых вентиляционных щелей тянуло горячим воздухом с запашком разогретого машинного масла.

– Так это что же – всё работает? – удивился, было, Доминик.

– Не просто работает, – нервно сказала Анаконда, еще разок внимательно оглядывая маленькое помещение. – Вот там где-то, среди этого железа, спрятался нужный мне человечек… а ты, дорогой, поможешь мне этого человечка достать…

– Как же там можно спрятаться?.. – успел удивиться толстячок, но тут же примолк, сообразив, что вовсе не умные разглагольствования готова сейчас выслушивать выведенная из равновесия атаманша. – Ладно, так ведь это все разбирать придется… а перед этим – отключить, я в сеть под напряжением не полезу. А если отключим, тут полрайона без света останется, небось, тут же электрики набегут… и хорошо, если только работяги…

– За электриков не волнуйся, – хмыкнул Кудесник из-за спины одного драбанта. – О них найдется, кому позаботиться, ты свое дело делай…

– Тогда – давайте мне помогать, – решительно поддернул рукава лапсердака Доминик. – Я, конечно, за главного, но и грубая физическая сила будет очень нужна… начинаем… только это – фонари приготовьте, тут сейчас темно будет, как у негра в жопе…

И толстячок весело расхохотался над заезженной, давно уже несмешной шуткой…

…Через несколько часов, когда и на улице стало так же темно, как и внутри трансформаторной будки, усталый, с лоснящимся от пота лицом, чуть дергаными движениями и очень задумчивым взглядом толстячок, давно уже скинувший свой смешной лапсердак, и засучивший рукава уже старенького свитерочка, потянулся в карман штанов за сигаретами и разочарованно сказал:

– Кажется, мы влипли…

– Во что? – нервно уточнила теряющая терпение Анаконда, рассеянно подсвечивая по сторонам.

Вокруг одиноко стоящей почти в центре зальчика стойки с непонятным блоком были беспорядочно раскиданы детали разобранного до основания трансформатора. Изрядно измазанные маслом, ржавчиной, какой-то краской драбанты, пользуясь передышкой, замерли в углу. Кудесник, будто растворившись в темноте, тоже где-то присутствовал, но его было не видно, как не видно и длинноусого, старательно прячущегося от взгляда Анаконды все это время, но все-таки, по мере сил своих, помогавшего в демонтаже оборудования.

– Это… – Доминик широким жестом показал и на стойку, и на странный, казалось бы, влитый в пол люк идеально круглой формы, вокруг которых были разбросаны парочка кувалд, зубила, какое-то длинное, непонятное сверло. – Всё это – не человеческих рук дело… ты понимаешь?..

– А чьих? – хмыкнул неизвестно откуда Кудесник. – Ты как сказанешь, Доминик… инопланетян, что ли, тут нашел?..

– А хоть бы и инопланетян! Да только это не люди делали!!! – внезапно перешел на истерический визгливый крик толстячок. – Видишь – на стойке плата с экраном?!.. это – замок… понимаешь?.. замок… а я даже сообразить не могу, какой у него принцип действия!.. так люди не делают… любые люди!..

– Стоп! – резко оборвала его Анаконда. – Пусть нелюди, пусть инопланетяне, черти, ангелы или еще кто… но открыть этот люк: разрезать автогеном, взорвать, пробурить алмазным сверлом, – мы можем?..

– Взорвать? – также внезапно, как начал, прекратил истерику Доминик. – Взорвать, наверное, только чем? Не найдется у нас под рукой столько взрывчатки… а алмазным сверлом… я уже думал. Это на сутки, а то и больше работы, да и еще не факт, что такое сверло справится…

Анархистка постаралась спрятать в полумраке глаза, чтобы не выдать своего бесконечного душевного разочарования. Она именно здесь, на обломках демонтированного трансформатора, вдруг поняла, что все обрывки документов, выписки из архивов, чудом уцелевшие дневники очевидцев подводили её именно сюда – к этому нечеловеческому люку в полу совсем обыкновенной, человеческой трансформаторной будочки. И не будет у нее теперь отсюда выхода… если…

– Кудя, ты готов? – позвала наугад анархистка, незаметно для толстячка, драбантов и длинноусого вытаскивая из-под полы куртки пистолет и снимая его с предохранителя.

– Всегда с радостью, – ответил из полумрака Кудесник, хотя никакой радости в голосе его Анаконда не ощутила, но теперь было уже не до раздумий.

– Глянь-ка, а это что такое?.. – обратилась она к Доминику, указывая лучом фонарика на маслянистое пятно на самом краю люка.

– Где?.. это? да это ерунда какая-то…

Один, два, три и почему-то четыре выстрела в замкнутом, темном помещении оглушили всех. Пороховая гарь резко ударила по глазам, набежала слеза, и Анаконда смахнула её тыльной стороной ладони, в которой был зажат пистолет. Она первым же выстрелом в затылок пристрелила Доминика, единственной виной которого оказалось излишнее знание. За это же поплатился и длинноусый сексот, на которого Кудя почему-то истратил две пули. Ну, а последней Анаконда подвела черту жизни не самого доверенного, хоть и вполне достойного драбанта.

– Выходи, Кудя, – позвала анархистка своего помощника, так и не появившегося из темноты. – Ты у меня «персона грата»… ты, да вот – они…

– А этот?.. – ткнул стволом пистолета в сторону третьего, убитого, драбанта все-таки рискнувший появиться перед глазами Анаконды Кудесник.

– А этот слишком много болтал лишнего, даже когда его об этом не спрашивали, – нервно отозвалась атаманша. – Но теперь это уже неважно…

– А что важно?..

– Важно, что мы будем делать дальше, чтобы выжить, – мрачновато ответила Анаконда.

…а дальше она оказалась висящей под потолком в непонятном, мрачном подвале, больше смахивающем на средневековое подземелье. И некто в буром балахоне с бесформенным капюшоном на голове, впивался пронзительным, прожигающим взглядом в её глаза, казалось, стараясь достать до самого дна анархистской души…

И жутко, рывками, болел прижженный раскаленным металлом бок, и слезы непроизвольно катились из глаз, а руки, поднятые высоко над головой, уже перестали ощущаться, будто умершие первыми из всех частей её многострадального тела, но все это показалось Анаконде лишь преамбулой, легким и незначительным происшествием перед тем, чем грозил ей жутковатый взгляд из-под капюшона…

… «нет же, нет, нет, нет, – билась в голове анархистки лихорадочная мысль. – Так не бывает. Так не должно быть… мы же ушли, ушли из этой трансформаторной… ушли… в ночь, в темноту… никто не знал – куда, да и не мог знать. Но то место, это же «нейтралка», там ничего плохого быть не может… потому что таковы правила игры…» Правила игры… их она запомнила едва ли не с детства, с первых осознанных разговоров с отцом, с первых запомнившихся контактов в гимназии… с первых…

Сознание затуманивалось, укутываясь, как ватным одеялом, спасительным забытьем, и только боль изредка напоминала о себе, прорываясь сквозь плотную пелену, через границу небытия… Но даже в полубреду, сквозь плотно сомкнувшиеся веки Анаконда увидела невероятно яркую вспышку света, озарившего подземелье…

Холодный пот на лбу легко стерся движением неповоротливой, затекшей в неудобной позе руки. В номере было тихо, темно и тепло. Из-за полураздвинутых портьер, из черноты ночного окна лился призрачный свет звезд. Затылок изо всех сил вжимался в повлажневшую от пота подушку.

Анаконда открыла глаза. Будто стирая с лица липкую, невидимую паутину зловещего сновидения, провела ладонью по лбу, по щекам. Всё было так, как и должно было быть: номер в санатории, ночная, предрассветная тишина за окнами… вот только сон тревожил, не давал покоя. К чему бы он?.. Казалось, выбравшись из города уже сквозь плотное кольцо парашютистов, очутившись в прибежище городской элиты, в «убежище», гарантирующем жизнь и неприкосновенность всем, здесь находящимся, надо было успокоиться, выбросить из головы нервотрепку и ужасы последних дней, неудачу с Промзоной, отдохнуть от бытовых неудобств подготовки к налету на город…

Рядышком, руку протяни, лежал неподвижно, будто труп, один из уцелевших драбантов. Пожалуй, ему, да еще его напарнику, вызванным тогда к трансформаторной будке, повезло… конечно, все мы смертны, но любой очень хочет оттянуть последний миг, особенно если тебе не исполнилось и тридцати. Вот оба они и оттянули. Да не просто оттянули, попали в уютное гнездышко, полное спиртного, девиц легкого поведения, шальной музыки. И при этом им совершенно не нужно заботиться здесь о сохранности тела своей атаманши. И она ни в чем их не ограничивала, разве что спать заставляла с собой, но и это было приятно, в постели Анаконда сто очков вперед могла дать любой профессионалке.

«Черт возьми, и чего ж он не шевелится даже? – с легким раздражением подумала анархистка, спросонья присматриваясь в темноте к соседу по постели. – Может, помер?.. как там бывает – рвотой захлебнулся с перепою или еще чего… хотя, кажется, когда ложились, он вовсе был не пьян…» Вытянутые пальцы наткнулись на что-то липкое, неприятное, скользнули по соседней подушке. «Так и есть…» Анаконда брезгливо отряхнула пальцы, одновременно включая стоящий на тумбочке рядом с кроватью маленький ночничок…