Текст книги "Кольцо Изокарона"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Каролина тоже встала и резким движением отбросила прядь волос со лба.

– Книга лежала на столе и была заложена на этом самом месте в день смерти графа. Видимо, это не было случайностью. И раз вы прочли то, что сам граф отметил закладкой, значит, вам известно теперь об этом ужасном деле не меньше, чем мне. – И, пристально посмотрев прямо в глаза, негромко добавила: – А возможно даже и больше…

Я не стал отрицать.

Каролина была права.

Глава VIII

Я лежал и, закинув руки за голову, внимательно смотрел в потолок, хотя потолка не видел, как не видел вообще ничего – в спальне царила кромешная тьма.

Да, днем все ж таки состоялся обед, а вечером – еще и ужин, до и после которого мы с Каролиной сидели сначала в библиотеке, а затем в графском кабинете, пытаясь привести хоть в какую-то более-менее четкую систему всю имеющуюся на данный момент информацию, – для того, чтобы выработать если уж не стратегический план дальнейших действий (это было бы, пожалуй, чересчур громко сказано), то хотя бы основные и самые элементарные правила поведения в сложившейся, очень неприятной и очень рискованной ситуации.

(Мысленно сравнивая сейчас уже прочитанное вами с начальными главами "Луны…", я, естественно, прекрасно понимаю, что сравнение это отнюдь не в мою пользу. Не говоря даже о чисто литературных достоинствах или недостатках того и другого опусов, между ними имеется весьма существенная разница в следующем: если М. ехал неизвестно куда и неизвестно зачем и, будучи вовлечен, против своей воли, в описанные его несчастным приятелем события, постигал суть происходящего постепенно, даже с определенным сопротивлением очевидным вроде бы уже фактам, и соответственно излагал все это перед возможной будущей широкой аудиторией (что невольно обеспечило его рассказу адекватность общепринятой канонической схеме: завязка – основное действие – развязка, – и адекватное же читательское восприятие), то в моем случае все было иначе: игра почти сразу пошла в открытую, и, отправляясь в Волчий замок, я уже практически точно знал, куда и зачем (ну, зачем, быть может, менее точно) еду. А потому – знаете это уже и вы, хотя, повторяю, урон вашим литературным привычкам тем нанесен, и немалый.)

Итак, события, по нашему с Каролиной мнению, к которому мы пришли в результате жарких порой дебатов и споров, складывались следующим образом. Приблизительно год назад ведьма Эрцебет Батори, бывшая некогда владелицей Волчьего замка, казненная за свои злодеяния в семнадцатом веке и воскрешенная темным гением потомка продавшего тело и душу дьяволу католического священника Иоахима Моргенштерна, попыталась с помощью последнего вновь утвердить в замке свое господство.

И попытка эта едва не увенчалась успехом: будучи очень опасным оборотнем, потомок Черного Монаха Карл за несколько лет смог превратить в вервольфов значительную часть населения расположенной возле Волчьего замка деревни и подготовить таким образом благодатную почву для возвращения ведьмы и установления в округе собственного владычества.

Но этим дьявольским замыслам, к счастью, не суждено было сбыться. Люди, которые узнали о планах оборотней, сумели помешать им. Более того: в руках этих людей оказалось т о с а м о е, посланное Черным Монахом Карлу из своего жуткого мира магическое кольцо – так называемое Кольцо Изокарона, которое должно было помочь управляющему и Эрцебет воцариться в замке. Но не стану утруждать себя и вас пересказом известных уже событий – если читаете сейчас эти строки, предыстория вам знакома. Итог же таков: нечисть уничтожена, Кольцо Изокарона кануло в ночь, все вернулось на круги своя…

Однако точку в этой печальной истории, как оказалось, ставить было рано. В течение нескольких месяцев погибают семь человек, участвовавших в борьбе с оборотнями, и сам хозяин Волчьего замка (интересно, кстати, а как поживают тот полицейский инспектор и бравый доктор Шварценберг?), а еще двое – М. и Ян – бесследно исчезают: возможно, тоже гибнут, хотя не исключено, что просто скрываются от новой беды.

Но от кого именно они скрываются? Кто или что стоит за всеми этими смертями? В книге, которую подсунула мне Каролина, в главе о Жеводанском Убийце я наткнулся на одну очень любопытную деталь, не придав ей, правда, поначалу особенного внимания. Все описанные выше трагические события, все эти ужасы и кошмары произошли примерно через год после того как жители одной из тамошних деревушек изобличили в оборотничестве и в приступе массовой истерии забили камнями и железными палками пятерых односельчан, а потом (согласно народным традициям) сотворили над их трупами все то, что по мнению простолюдинов полагается делать с упырями и оборотнями, дабы те не смогли воскреснуть из мертвых.

Короче говоря, им не только проткнули осиновыми кольями сердца, но и четвертовали, отрезали головы и зарыли все эти части тела в разных, достаточно удаленных друг от друга местах, чтобы помешать им воссоединиться вновь. А через год, повторяю, на землю Лозера пришел Жеводанский Убийца…

В следующей же главе той веселой книги рассказывалось о случае, произошедшем в 1634 году в Баварии. Крестьяне, с благословения священника, подожгли дом, в котором жили две женщины, мать и дочь, подозреваемые в колдовстве и порче скота. Обе ведьмы сгорели заживо, а через семь месяцев в округе появился огромный черный волк и за три недели загрыз насмерть восемнадцать человек и двоих покалечил. Погиб же зверь в каком-то смысле случайно – прыгнул с пригорка на проезжавшую в низине повозку дровосека, возвращавшегося из леса домой, но промахнулся и угодил под ноги лошади, которая копытами перебила ему хребет. Не сплоховал и дровосек: пока чудище, воя от боли, извивалось на земле, он схватил топор и несколькими ударами прикончил его. Потом оттащил с дороги, щедро обложил хворостом и сжег. Больше волки-людоеды в той местности не появлялись.

А лет пятьдесят назад в Богемии, в маленькой глухой деревушке жители забили цепами вампира – и не прошло и недели, как гигантский зверь черной, почти вороной масти в один день вырезал едва ли не половину женского населения деревни, а в финале своего жуткого пиршества был буквально искромсан на куски косами и серпами обезумевших от горя и ярости вернувшихся с сенокоса мужиков…

Я грязновато выругался и как неваляшка подскочил на постели. Черт, похоже, кое-что прояснялось, хотя для человека в здравом уме и рассудке, согласитесь, это было слишком – три описанных в книге случая произошли в трех разных странах и были разделены между собой временнПми промежутками примерно в сто лет. Мог ли это быть один и тот же зверь? И потом, он же в конечном итоге всякий раз погибал…

Нет, видимо, в черного волка воплощался кто-то из местных, не выявленных вовремя оборотней, которые, словно по некоему (а может, и не некоему, а вполне конкретному) приказу свыше точно становились мстителями за погибших от рук людей собратьев – вспомните жеводанского колдуна.

Да-да, как в Германии, так и во Франции, и в Чехии, все начиналось с жестокой расправы над ведьмами, либо волколаками, либо упырями, – и тогда, словно адский бич, кара за содеянное людьми, где через неделю, где через несколько месяцев, а где и через год, появлялось кровожадное черное чудовище – неумолимое и беспощадное…

Выругавшись вторично, я зашарил руками по тумбочке в поисках папирос. Что? Ну что это такое?! Поразительное совпадение или?..

Но позвольте, если это не совпадение, не случайность, то выходит, что с графом и остальными действительно рассчитались за бойню в Каменной Пустоши, и монстр, которого Каролина назвала Черным Зверем, в самом деле пришел в окрестности Волчьего замка мстить…

Я покачал головой – увы, окончательно ясен теперь и тот страх, даже ненависть, с какой смотрели на меня жители деревушки. Ведь они н е – н а в и д е л и, смертельно ненавидели владельца замка, Яна, кузнеца и всех остальных участников того ночного похода, потому что почти каждый потерял в ту страшную ночь мать, отца или ребенка… И пусть погибшие были оборотнями, – для них-то они навсегда остались людьми, самыми близкими на свете (какая разница – том или этом!) людьми. И конечно же, бесцеремонный пришелец из другого – а ведь и правда по их меркам другого! – мира, да еще и интересующийся одним из их самых злейших врагов, естественно, вызвал в душах этих забитых, робких крестьян самые отрицательные и враждебные чувства. Да ведь они даже рады тому, что сейчас происходит…

Нет, и что поразительно: по словам Каролины, кроме друзей М. во всей округе не погиб больше никто. Пока не погиб… Почему? Ведь раньше, если уж связывать эту трагедию с предыдущими документально зафиксированными случаями появления Черного Зверя в Европе, тот убивал без разбора – всех, кто попадался на его пути. Однако же сейчас… сейчас он явно действовал так, словно точно знал, к т о в и н о в а т, – и карал без ошибки…

Но ведь это же может и означать, что смертей больше не будет, – по крайней мере, в пределах Волчьего замка и деревни. Ведь кузнец был последним из т е х л ю д е й, остававшимся до сего дня в живых, – кроме, возможно, Яна и М., которые если и были еще живы, то находились сейчас неизвестно где… Ну в самом-то деле, ни Каролина, ни тем более я уж просто никоим образом не причастны к разыгравшейся когда-то в Каменной Пустоши и Волчьем замке драме, а потому уж нас-то чудищу не за что убивать, успокаивал я себя, а перед глазами стояло очень неприятное видение – труп в кресле возле камина, с зажатым в холодеющих пальцах большим коричневым конвертом.

И вдруг…

И вдруг за окном раздался в о й… Злобный, свирепый, леденящий душу – но и одновременно страшно заунывный и печальный вой…

Так и не зажженная папироса выпала из вмиг окаменевшей руки, и я весь похолодел. Потом осторожно сунул ладонь в карман висевшего на спинке стула рядом с кроватью пиджака. Револьвер… Господи, где же револьвер!..

О дьявол! Как ошпаренный я отдернул руку и, чертыхаясь на чем только свет стоит, принялся дуть на обожженные пальцы. От дикой боли мне показалось, что проклятое кольцо прожгло кожу едва ли не до кости.

Но нет, рука вроде бы цела, и жуткий вой больше не повторился. Я выудил таки из кармана револьвер, засунул его под матрац с правой стороны и… скорее ощутил, чем услышал, как дверь спальни на миг слегка приотворилась, а потом снова закрылась.

А потом…

Потом перед моими глазами, словно из плотного черного тумана, возникла и медленно, медленно поплыла в направлении кровати, точно каравелла под невидимыми парусами, зыбкая белесая тень.

Я потянулся было к револьверу и пошире открыл рот, готовый в любой момент закричать, а если потребуется, то и стрелять, как вдруг уловил едва ощутимый, тончайший аромат нарциссов, и…

И я не стал кричать.

И я не стал стрелять.

Тень же все приближалась и приближалась, смутные поначалу очертания ее становились все определеннее и яснее, и я, знаете ли, вообще передумал устраивать шум – только чуть-чуть приподнялся на подушках, храбро собираясь встретить неминучую опасность лицом к лицу…

И я ее встретил.

Она навалилась на меня, как пишут в соответствующих книжках, всей сладостной тяжестью своего молодого, горячего, гибкого и стройного тела – и, готовый дать этой неминучей опасности немедленный достойный отпор, я лишь в самый последний момент подумал, что, кажется, моя первая ночь в Волчьем замке (если, разумеется, исключить разные незначительные детали и казусы вроде обожженных пальцев и мерзкого заоконного воя) обещает быть куда более приятной и гостеприимной, нежели у г-на М.

Глава IX

За окном расчирикалась какая-то беспокойная птица, и солнечный луч упал прямо мне на нос. Щурясь, я приоткрыл сначала один глаз, потом другой и, внезапно вспомнив о вчерашнем, деликатно покосился влево.

Слева никого не было.

Как, впрочем, и следовало ожидать.

Нет, ну действительно, посудите сами – какая порядочная девушка или женщина на месте Каролины поступила бы иначе? Нельзя же, в конце концов, давать челяди пищу для преждевременных пересудов и сплетен!

Да-да, я от всей души понимал Каролину, как, надеюсь, понимал и причину, толкнувшую ее вчера на столь (возможно, в глазах снобов и ханжей) опрометчивый и, быть может, не совсем обдуманный шаг. Увы, бедная девочка была одна – одна в этом мерзком, зловещем замке (прислуга не в счет), и, живя несколько месяцев в таком страшном, почти нечеловеческом напряжении, невольно, видимо, поддалась вполне объяснимому искушению и соблазну найти в ком-то опору, опереться на дружеское плечо… – и… нашла, гм… оперлась… Нет-нет, я не осуждал ее за это, даже напротив – благодарил, потому что и мне в эту первую ночь в пресловутом и приснопамятном Волчьем замке было здорово не по себе, а ведь тревога, разделенная с кем-то, – это, сами знаете, как бы уже и не тревога, а так, лишь легкая, докучливая неприятность, ну а легкая, пусть даже и докучливая неприятность, – это как бы уже и не неприятность вообще.

Оперативно совершив обычные утренние процедуры, я рысью выскочил из спальни и, проскакав по длинному извилистому коридору, приблизился к парадной лестнице. По пути, правда, чуть задержался: наткнувшись на мини-галерею старинных фамильных портретов славного семейства, с минуту постоял возле них.

Наверное, вы уже догадались, кто занимал мое воображение в первую очередь, – но, увы, графини Эрцебет среди этих, самых разнообразных ликов я не отыскал. В основном там были мужчины, и мужчины, мягко говоря, преклонных годов, а пять или шесть женских портретов, вернее – женщин, изображенных на них, ну никоим образом не подходили под описание прекрасной ведьмы, сделанное моим предшественником в этих, в целом не слишком-то гостеприимных стенах. Да, конечно же, год назад, после тех событий, граф, видимо, распорядился убрать портрет Эрцебет. Наверняка его уничтожили, скорее всего сожгли.

Ну а поскольку остальные члены сего замечательного клана меня интересовали не очень, а точнее – не интересовали совсем, я поспешил вниз. Никого по дороге не встретив, вышел в сад и… невольно замер, очарованный красотой раскинувшегося вокруг зеленого чуда, которое встречало меня сейчас всеми цветами, оттенками и звуками только что пробудившейся ото сна пышной летней природы.

Однако чересчур вдаваться в лирику и романтизм было некогда, потому что из джунглеобразных зарослей рододендрона неожиданно выскочил громадный рыжий пес, а через секунду на дорожке появилась его очаровательная хозяйка, и я вмиг горделиво приосанился, хотя и с опаской покосился на пса.

– Доброе утро! – мягким бархатным баритоном пророкотал я, стараясь придать голосу до некоторой степени интимное звучание.

– Доброе утро, – ответила девушка – но, как мне показалось, несколько сухо. Вернее, не то чтобы сухо, но все же не столь интимно, как я, и меня этот факт немножко задел. Знаете, после того, что приключилось ночью, я почему-то рассчитывал на более теплый тембр голоса и более задушевный взгляд ее изумрудно-янтарных глаз. Господи, ну неужели же эти проклятые деревенские условности даже сейчас, когда мы одни, не позволяют ей сбросить с души ту кольчугу какого-то дурацкого оцепенения, которую она ведь нашла в себе силы сбросить недавно, во тьме, не только в переносном смысле слова, но и самом прямом!..

– Доброе утро, сударь, – все так же сдержанно и интеллигентно повторила мадемуазель Каролина и, помолчав, добавила: – Как спали? Удобно ли вас устроили, и не беспокоило ли что ночью?

Шутка, конечно же, добрая девичья шутка, умильно подумал я и весело рассмеялся, а потом полутаинственно подмигнул своей дорогой хозяюшке. Подмигнул сперва один раз, затем другой, третий…

Лицо Каролины вытянулось, а миндалевидные глаза чуть-чуть округлились. Потом она почему-то вдруг покраснела – так, словно я обратил внимание на какой-то беспорядок в ее туалете, и испуганно-изумленно обернулась, точно ожидая увидеть кого-либо у себя за спиной, – похоже, того, кому я мигал.

Но мигал-то я, черт подери, ей! Ей, а не кому-то еще! И, осознав, наконец сей факт, она опять посмотрела на меня желто-зелеными глазами и… еле слышно проговорила:

– Сударь, вам плохо?

– Гм… плохо?! – Я загадочно повел правым плечом и тоже понизил свой мягкий бархатный баритон почти до шепота: – Ну что вы! Что вы, дорогая, как можно? Как можно говорить такое после того как… – И загадочно и многозначительно замолчал.

Однако эта моя загадочная многозначительность испугала ее еще больше. Она покраснела еще сильнее и, запинаясь, сказала:

– Но слушайте, я, право же, не понимаю…

– А тут нечего и понимать! – Тон и тембр моего голоса стали почти отцовскими, и я наверняка обнял бы ее за относительно хрупкие плечи или же в крайнем случае взял бы за ручку, кабы рядом не торчал треклятый пес. – Нечего тут и понимать, милая, – ласково зашелестел я. – Что прошло, того не вернуть. Я искренне соболезную и скорблю вместе с вами, но что ж тут поделаешь, – жизнь продолжается, и мертвое – мертвым, а живое – живым… И я совершенно не осуждаю вас, упаси боже! Поверьте, дорогая, я воспринимаю ваше несчастье почти как свое… Да, вам трудно, ужасно трудно – одной, беззащитной посреди всего этого кошмара, но повторяю: мертвое – мертвым, а живое – живым. Нет-нет, я представляю, каким нелегким был для вас этот шаг – шаг вроде бы чуть ли не в пропасть, но и… одновременно к надежде! Да-да, именно к надежде и спасению – потому что раз я приехал, а вы пришли…

Я нес что-то еще, прочувствованное и горячее, а она смотрела на меня, смотрела, и глаза ее становились все шире и шире.

– Вы приехали… – наконец тихо произнесла она. – А я пришла… – И вдруг тряхнула волосами и в голосе зазвучал металл: – Куда это, объясните на милость, я пришла? Что вы имеете в виду, сударь?

Я дипломатично завертел головой:

– Господи, боже мой! Ну, какой я вам сударь?! У меня же, милая, есть имя, нормальное человеческое имя, и вам оно известно. Мы же, в конце концов, Каролина, не дети – так для чего тогда все эти условности и уловки, а? Я не прав?..

Теперь девушка смотрела на меня даже не изумленно, а озадаченно; так смотрит на тяжело больного пациента усердный врач, затрудняясь поставить ему диагноз. Потом в глазах ее промелькнула какая-то искорка – не очень понятно, то ли жалости, то ли досады, – и она, неожиданно жестко и прямо, сказала:

– Слушайте, а вы вообще-то в своем уме? Что вы мелете? Как вам не стыдно?! Какие условности и уловки? И куда это я, по-вашему, интересно узнать, пришла?

Я оторопел.

– Как куда?.. Ну, туда…

– Куда – туда?!

– Ну, ко мне…

– К вам?!

– Ну да, – уже не столь самоуверенно кивнул я. – Ко мне…

– В спальню?

– Ну…

– Нет, вы действительно сошли с ума! – Голосок ее теперь был просто ледяным. – Я – п р и ш л а к в а м? Н о ч ь ю?!

– Ночью… – пробормотал я. – Но не днем же, Каролина, не днем! Извините, ради всего святого, однако вы и в самом деле пришли ночью…

– А у вас часом не случается галлюцинаций? – не без ехидства осведомилась она.

Теперь пришла пора краснеть мне.

– До сей поры не было, но…

Взгляд Каролины опять стал суровым:

– Так вы хотите сказать, что этой ночью к вам кто-то приходил?

– Х-ха!.. – как морж выдохнул я. – "Кто-то"! Не издевайтесь, пожалуйста, моя прелесть. "Кто-то"!..

– Женщина?!

(Честное слово, я не понимал, искренне ли ее изумление или же это игра!)

– Женщина? – буркнул я. – Да, Каролина, да, это была женщина. И не просто женщина, а…

Она покачала головой:

– Бред, откуда здесь взяться женщине? То есть, женщины-то в замке, конечно, есть, но ни по возрасту, ни, простите, по вашей реакции… В общем, не думаю, чтобы это могла быть одна из них.

– А кто сказал, что из них? – удивился я. – По-моему, ничего подобного покамест не прозвучало.

– Так вы и вправду вообразили, что это была я?! – снова вспыхнула Каролина, но я уже тоже снова вспыхнул:

– А что, пардон, вообразили бы вы, если бы к вам в спальню ночью вломился молодой интересный мужчина? Что?

Она натянуто улыбнулась:

– Ну, возможно, я бы и решила, что это вы… – Но тут же добавила: – А недостатком скромности вы не страдаете.

Я пожал плечами:

– При чем здесь страдания? И потом, это же не бахвальство, а констатация факта. Вот только…

– Вот только если бы ночью ко мне заявились вы, я бы вас выгнала!

– Ну а вот я вас не выгнал, – отрезал я. – То есть, не выгнал ту, кого принял за вас, если только… Если только это и впрямь были не вы.

Глаза Каролины потемнели.

– Это и впрямь была не я, – медленно отчеканила она. – Но позвольте…

Я устало кивнул:

– Позволяю. Я уже и сам об этом думаю. Если не вы – то кто же? И что все это вообще значит?

И вдруг в голове промелькнуло как вспышка молнии – Э р ц е б е т?..

И меня даже передернуло.

Да нет, нет, не может быть – ее черный прах развеян по ветру, и ей никогда не воскреснуть!

Внезапно меня осенило. Я сунул руку в карман и решительно шагнул к Каролине…

Кольцо осталось холодным.