Текст книги "Кольцо Изокарона"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Глава IV

Наверное, встретив этого человека на улице, я бы ни на секунду не задержал на нем взгляда – просто прошел бы мимо, и все, – настолько серой и неприметной была его внешность. Уже немолодой, лысоватый, среднего роста, среднего сложения и с какими-то усредненными, можно сказать – среднестатистическими чертами лица.

Однако тип сей придерживался, видимо, прямо противоположного мнения насчет моей важной персоны, раз, идя по улице, специально завернул ко мне в гости, хотя до сего дня мы с ним никогда не встречались.

Удостоверившись, что это действительно ко мне и посетитель не ошибся адресом, я пригласил его в гостиную, предложил стул и сигары, но, приняв первое, по поводу второго он отрицательно покачал головой:

– Знаете, коли уж в книжках пишут, что сыщик обязательно должен курить трубку и ничего кроме, то с вашего позволения…

Он достал из кармана кисет и короткую пенковую трубку, проворно набил ее темным табаком, уминая табак большим пальцем, и, прикурив от спички и не выпустив дым разве что только из ушей, удовлетворенно откинулся на высокую спинку стула.

А я, признаться, остолбенел.

– Сыщик?! – недоверчиво протянул я, пятясь к другому стулу. – Сыщик…

– Ага, – подтвердил он и, сунув на мгновение руку в карман, помахал перед самым моим носом служебным удостоверением. – Или, если вам будет угодно, – инспектор полиции. Но какая разница, правда? От перемены мест слагаемых я же все равно не стану вдруг цирковым акробатом. Однако… – предупредительно поднял он вверх палец. – Однако имени своего я не назову, или – пока не назову, потому как нахожусь здесь конфиденциально и… некоторым образом даже противозаконно.

– Да неужели?! – невольно восхитился я и отчасти воспрял духом, моментально сообразив, что в статусе "противозаконного" визитера этот служитель Фемиды навряд ли способен причинить мне какие уж либо особенные неприятности. По крайней мере, не сей же час.

– Ага, – снова добродушно кивнул он и, капельку помолчав, добавил: – Я пришел по просьбе одного человека. Да в общем-то… вашего дядюшки…

– Дорогой дядюшка! – умильно вздохнул я и едва не поднес к глазам платок.

– … но, если быть откровенным до конца, я пришел бы к вам и без оной.

Вот это понравилось мне уже гораздо меньше, и я незамедлительно уточнил:

– Но и в том случае… м-м-м… "противозаконно"?

– Ага, – сказал полицейский. – Даже более чем.

Знаете, на каком-то этапе нашей беседы эти словесные выверты мне надоели, и я предложил:

– Послушайте, уважаемый, а может, перейдем наконец к сути?

Он не стал возражать.

– Может, и перейдем. Понимаете, ваш дядя – мой старинный приятель. И вот два часа назад он позвонил мне с просьбой сделать все возможное, чтобы не получил огласки ваш вчерашний визит в некий дом, владелец которого сегодня утром был найден, если можно так выразиться… не вполне живым.

– Да? – осторожно проговорил я.

– Да, – в который уже раз кивнул он. – Но скажу честно, как раз этого я делать и не собирался.

– Надо же! – изумился я. – И позвольте полюбопытствовать – почему?

– Охотно позволю. Главным образом потому, молодой человек, что в момент, когда вы садились вчера на извозчика, я сам входил в дом нашего, увы, бывшего общего знакомого.

– Общего?! – недоверчиво прищурился я. – Как, и он тоже?

– Тоже, – подтвердил гость. – Скажу больше: встреча с вами была у него назначена на десять часов, а меня он попросил прийти к одиннадцати, чтобы самому успеть более-менее детально переговорить с вами.

Я на всякий случай решил прикинуться простаком.

– А о чем? О чем, сударь, мы, по вашему мнению, должны были с ним переговорить?

Мой собеседник глубоко затянулся и небольшими порциями выпустил под потолок облако дыма.

– Да все о том же, сударь, все о том… Вот что, давайте-ка сразу устраним возможные недомолвки: я тоже читал рукопись, с которой днем он заходил к вам на службу, и мы… обменялись с автором кое-какими соображениями.

– Ах, даже так?

Зрачки его сузились.

– Да, так. Конечно, я не специалист по демонологии и вампирам, но… приходится, приходится, увы, встречаться порой в работе с такими странными вещами, которые иначе как чертовщиной и не назовешь…

– Вы видели кольцо? – перебил я его.

Он пожал плечами:

– Только в руках покойного. Предпочитаю не касаться без особой нужды подозрительных предметов.

– Но как оно выглядит, знаете?

– Знаю.

– А конверт? Темно-коричневый конверт из плотной шероховатой бумаги видели?

– Да, видел.

– И его содержимое тоже?

Инспектор снова дернул плечом:

– Кое-что, но все ли – не уверен. Во-первых, там был нарисованный пером (возможно, М.) довольно подробный план некой местности, потом два письма… и несколько листков какой-то уму не постижимой тарабарщины. Однако, сударь, может, мы хоть на время опять поменяемся местами? А то не очень уютно полицейскому, даже и инкогнито, ощущать себя в роли допрашиваемого.

Я внутренне снова прижал уши.

– Да-да, конечно, простите. И что же конкретно вы хотите узнать?

Он выбил пепел из трубки (к счастью, в пепельницу, а не на стол) и предложил:

– А давайте так: я расскажу, как, по-моему, вчера было дело, ну а вы, если буду неточен, поправите, идет?

Я кивнул:

– Идет. Давайте.

Инспектор придвинул свой стул поближе к столу.

– Даю. Вы подошли к дому, позвонили, потом постучали – и безрезультатно.

– Блестяще… – пробормотал я.

– То ли еще будет, – пообещал инспектор. – Естественно, вам никто не открыл, и никто вас не встретил, потому что слуги тоже на Корсике.

– Я так и подумал! – гордо воскликнул я.

– А я так и подумал, что вы так и подумали, – парировал он. – И тогда, не дождавшись приглашения, вы вошли (дверь не была заперта), наверное, малость покричали…

– Даже не малость.

– … и поднялись по лестнице на второй этаж. Смею предположить, что, когда вы переступали порог библиотеки, несчастный был уже мертв.

Я возмутился:

– Конечно же, он был мертв! Что значит – "смею предположить"? На что это вы, черт подери, намекаете?!

Он покачал головой:

– Ни на что я, сударь, не намекаю. И вот, когда вы удостоверились в этом диагнозе окончательно, то – хотя и, естественно, здорово струхнули, – решили все же забрать то, ради чего пришли и что покойный, по-моему, и сам собирался отдать вам, не так ли?

Я вздохнул:

– Вот этого, честно говоря, не знаю. Вообще-то речь шла – посмотреть…

Инспектор махнул рукой:

– Ну, теперь уже не важно. Итак, вы принялись искать ключи от ящиков стола – не нашли и взломали замок. Очевидно, этими ножницами? – Он достал из кармана ножницы и положил передо мной.

Я потупился:

– Очевидно…

А он продолжил:

– Открыв нужный ящик, вы взяли оттуда рукопись, кольцо и конверт.

– А вот и нет, – возразил я. – Только рукопись. Кольцо валялось на полу возле ног трупа, а конверт я вытянул из его стиснутых пальцев.

– Пардон, – усмехнулся инспектор, – но суть от этого не меняется. Однако скажите… а больше вы случаем ничего там не прихватили?

Я покраснел.

– Ну…

– Револьвер, – сообщил он. – Правильно?

– Правильно, – буркнул я. – Вернуть?

– Пока не надо, – махнул он рукой и, в ответ на мой удивленный взгляд, пояснил: – Возможно, он вам уже скоро понадобится, так что – держите… – На стол легли две коробки патронов и какой-то заполненный черной тушью бланк. – Разрешение на этот револьвер, выписанное на ваше имя, – сказал он. – Вы хоть стрелять-то умеете?

– Я проходил военную подготовку! – вспыхнул я.

Он удовлетворенно кивнул:

– Этого вполне достаточно. Значит, с трех шагов любого уложите наповал, если не помешают целиться.

Я хотел было возмутиться явным сарказмом, с которым инспектор обронил последнюю фразу, но в голове моей понемногу опять забрезжило невнятное ощущение смутноопределимого идиотизма и некоторой ирреальности происходящего. И я…

– Позвольте! – драматично вскричал я. – Позвольте! Что-то я не совсем понимаю – вы, – ВЫ! – государственный служащий, чиновник, призванный следить за законностью и, извиняюсь, правопорядком, – фактически толкаете меня на какую-то разбойную авантюру и даже собственноручно при том вооружаете! Я не прав? Скажите, если не прав!

Он поморщился:

– Но я же предупреждал о двусмысленности своего визита. А знаете, благодарите, в конце концов, за это дядюшку – старик взял с меня слово, что я снабжу вас хотя бы тем минимумом средств, надежд и возможностей, который в случае чего позволил бы вам подольше оставаться в живых. Увы и ах, – но тут я могу сделать очень немногое, и это немногое я, между прочим, сейчас и делаю, милостивый государь! Ясно?

– Ясно, спасибо, – проворчал я и убрал коробки с патронами и разрешение на револьвер в стол. – Однако что же со мной было дальше?

Полицейский вяло пожал плечами:

– Да пожалуй что и ничего интересного. Вы сгребли трофеи и ушли. Мимо дома проезжал извозчик, вы остановили его и…

– Нет!!! – торжествующе вскричал я. – А вот и нет, господин инспектор, не угадали! Перед тем как уехать на извозчике, я чуть было не застрелил какую-то ужасную, просто кошмарную собаку! Она была в доме… Слышите, господин инспектор, – о н а б ы л а в д о м е… Да-да! А когда я вошел – убежала и жутко выла на улице. Зато потом, когда я уходил, она подкараулила меня у подъезда и едва не разорвала на куски. Но слава богу, у меня уже был револьвер, и я… я…

– Вы собирались пристрелить Клауса?! – озадаченно проговорил мой визави.

– Да какого, к дьяволу, Клауса! – разозлился я. – Говорю вам: то был зверь! Злобный, кровожадный зверь!

Он покачал головой:

– Сударь, это Клаус, любимый пес покойного…

– Да нет, инспектор! Тысячу раз нет!! Это был оборотень!!! Слышите – о б о р о т е н ь!..

Он устало вздохнул:

– Вы спутали оборотня с ротвейлером, господин Соколиный Глаз. Я встретил Клауса неподалеку от дома и, еще не зная о случившемся, по одному его виду понял: произошло что-то неладное.

Какое-то время я молча пережевывал, а после и переваривал услышанное. Потом тихо спросил:

– Значит, не оборотень?

– Нет, не оборотень.

Я поежился.

– Но… отчего же тогда… он умер?

Инспектор нервно хрустнул костяшками пальцев.

– Врачи сказали – обширный инфаркт.

– То есть, разрыв сердца?

Он снова откинулся на спинку стула.

– Ну, можно выразиться и так.

Я поднял голову:

– Послушайте, но это же означает…

И тут он взорвался:

– Ни черта это, досточтимейший сударь, не означает! У него было абсолютно здоровое сердце!

…Наверное, минут пять мы оба молчали. Потом, чтобы хоть что-нибудь да сказать, я заискивающе протянул:

– Надо же, я чуть было не застрелил бедного пса!

– Да-а… – Инспектор, похоже, вернулся с неба на землю, и взгляд его постепенно стал более осмысленным и человечным. Наконец он негромко спросил: – А револьвер был заряжен?

– Не знаю, – промямлил я.

Он потребовал:

– Дайте сюда.

С секунду я колебался, потом достал из ящика стола ворованный револьвер и протянул гостю.

Инспектор чем-то там щелкнул и заглянул в откинувшийся барабан. После этого вернул револьвер мне.

Я тоже заглянул.

Барабан был пуст.

Однако это меня сейчас не сильно расстроило, потому что перед моим мысленным взором встало вдруг л и ц о м е р т в е ц а – лицо человека, который внезапно что-то увидел – и оттого вмиг перестал быть человеком, обратясь в тлен.

Но что же все-таки он увидел?

Что?..

Я посмотрел на инспектора, решительно открыл рот и – промолчал.

Глава V

Итак – свершилось! Во-первых, я находился в отпуске; во-вторых, наполучал целую кучу самых разнообразных полезных советов и всяких инструкций, как со стороны полицейского чина, так и от дядюшки; а в-третьих, и покамест последних, – стоял сейчас посреди улицы некой, захудалой на вид деревушки и прикидывал, как бы похитроумнее разузнать и разведать, где расположен дом кузнеца.

Да, вы совершенно правы: ваш (как ни банально это произносить, тем более лицу, некоторым образом вроде бы связанному с литературой) покорный слуга выскочил на тропу войны или, если угодно, – на большую дорогу. Всего лишь день понадобился инспектору, чтобы выяснить, где находится этот проклятый Волчий замок.

Понимаете, дело в том, что сначала мы ориентировались на описание местности, данное в рукописи покойного приятеля М., однако очень скоро поняли бесплодность этой затеи: "география" там была условной и обтекаемой, а единственный кажущийся более-менее достоверным "маяк" – расположенная в десяти – пятнадцати километрах от замка железнодорожная станция, – тоже отнюдь не являлся достаточно надежным. Инспектор предложил пойти по иному пути. И сам же по нему и пошел, потому как мы с дядюшкой, хотя, разумеется, не возражали, но и помочь ничем не могли.

Нет, конечно, в какой-то степени мы представляли себе возможный район действий – опять же исходя из содержания рукописи: приблизительную удаленность от столицы, характер ландшафта, историческое (и доисторическое) прошлое, – да только район этот по площади равнялся примерно четверти современных Бельгии или Швейцарии, так что поиски вслепую вряд ли к чему хорошему привели бы.

Но инспектор, повторяю, пошел по иному, видимо, чисто "полицейскому" пути, и не минуло и двенадцати часов, как на моем столе лежал адрес.

Потом было оформление в пожарном порядке отпуска "по семейным обстоятельствам", потом сборы (включая упомянутый уже инструктаж) и проводы. А потом я уехал.

А потом и приехал…

Кстати, начальника станции М. описал довольно точно. Я поймал его за рукав на перроне сразу как только отчалил поезд, и он, немного для приличия помявшись, за конкретно-определенную мзду, так же нашел мне возницу – но увы, не Яна, а худого заспанного мужичонку, которого чуть ли не за шиворот вытащил из убогого пристанционного домишки.

Однако же, здраво рассудив, что ехать в ночь неизвестно куда (в замок я, естественно, пока не собирался, и меня там никто не ждал) не стоит, я договорился с мужиком тронуться в путь на рассвете.

Он согласился, и до зари я проспал на жесткой лавке в его (а может, и не его) избе, а утром он сказал лошади "Но!", и мы потрусили.

Нет, мой угрюмый колесничий ни капли не походил на Яна – ни внешне, ни внутренне: он всю дорогу молчал как пенек, а в ответ на провокационно-разведывательные вопросы либо бурчал себе под нос что-то невразумительное, либо испуганно втягивал голову в острые плечи.

Степь, клочки леса слева и справа, и снова степь. Потом река с переброшенным через нее ветхим мостом и – деревенская околица. Прогрохотав наконец мимо острых готических башен до половины скрытого крепостной стеной и зеленью деревьев Волчьего замка, которые я осмотрел с вполне извинительным интересом и столь же извинительной невольной дрожью в коленках, и выехав на улицу, телега остановилась.

Возница хмуро получил свои деньги и, даже не сказав спасибо, моментально развернув оглобли, укатил восвояси. А я остался один как перст посреди разбитой, в рытвинах и ухабах, грязной и пыльной деревенской улицы…

Итак – свершилось! И вот я теперь стоял и раздумывал, как узнать, где живет кузнец.

На улице ни души, хотя время, тем более для деревни, уже не самое раннее. Я наобум зашагал вперед и, свернув метров через двести за угол, узрел трактир – должно быть, тот самый, в котором М. отмечал свое знакомство с доктором Шварценбергом.

Трактирщик, слава богу, оказался на месте – его рабочий день начинался, видно, раньше, чем у почтенных хлебопашцев и животноводов, – и, заказав для приличия стакан легкого вина и малость пригубив, я, точно промежду прочим, спросил:

– А не подскажете, любезный, где тут у вас можно найти кузнеца?

Трактирщик вздрогнул, и глаза его почему-то далеко не дружественно сузились:

– А… зачем вам кузнец?

– Да лошадь, понимаете ли, расковалась, – небрежно пояснил я, но этого небрежного пояснения трактирщику оказалось недостаточно.

– И где же ваша лошадь? – еще более подозрительно осведомился он. – Я видел в окно, вы, сударь, шли пешком.

А вот это совсем не понравилось мне.

Я сказал:

– Лошадь осталась за деревней. Застряла в кустах. Еще вопросы будут?

– Украдут… – совсем не сочувственно покачал головой странный трактирщик.

– Не беспокойтесь, не украдут, – заверил я. – Моя лошадь необычной породы: больно бьет копытами по чужим черепам, особенно – чересчур любопытным. Оттого, знаете ли, и расковалась.

Он что-то сердито буркнул под нос, но тут уже и мои глаза не очень дружественно сузились.

– Послушайте-ка, уважаемый, – проговорил я вполголоса. – Что-то не совсем понимаю: интересоваться адресом кузнеца, – это что, выходит за общепринятые у вас рамки приличий? И какое кому дело, где моя лошадь! Я же, кстати, не спрашиваю, под которой именно половицей зарыта ваша кубышка, верно? – И отодвинул стакан. – Не хотите – не говорите, узнаю и без вас.

Я бросил на прилавок самую мелкую монету, какую только смог отыскать в кармане, и, подхватив чемодан, вышел вон, провожаемый враждебным взглядом трактирщика. А может, зря я начал знакомство с туземным населением конфликтом с одним из самых почтенных его представителей?

Может, и зря. Даже наверняка зря – но не люблю, когда на меня ни за что ни про что глядят волком.

На улице меж тем появились люди. Я спросил у спешащей навстречу женщины, не знает ли она, где живет кузнец, но женщина испуганно отшатнулась и припустила почти бегом, озираясь на меня точно на прокаженного. Сопливый мальчишка, в ответ на тот же вопрос плюс поглаживание по русой головке, вдруг взревел басом, и теперь бегом припустил уже я, дабы аборигены ненароком не вообразили, будто я прибыл в их дыру воровать сопливых детей.

Я тащился по разбитой улице и мысленно чертыхался. Чокнутая деревня! Чокнутые жители!.. А потом… Потом я резко остановился и что было силы треснул себя по лбу.

Да нет же, нет! Вовсе они не чокнутые. Они… Они просто б о я т с я! Боятся нового лица, незнакомого человека. Боятся потому, что год назад, почти в это же самое время…

Да-да, вот отчего деревня кажется обезлюдевшей – ведь год назад в бойне у Каменной Пустоши погибла едва ли не половина ее жителей: жителей-оборотней…

И все-таки дом кузнеца я нашел! Нашел сам, увидев вьющийся из трубы какого-то приземистого строения рядом с одним из домишек черный дымок. Кузница? Ну а что же еще! А раз это кузница, то в ней, естественно, должен находиться кузнец.

Ощущая спиной не одну пару следящих за моими маневрами из-за темных окон домов глаз, я откинул щеколду калитки и ступил во двор. Обойдя кузницу вокруг, увидел дверь. Постучал – и вошел.

Внутри царил почти полный мрак, только в дальнем углу светился и чадил горн.

– Хозяин! – громко позвал я…

И тут вдруг, совершенно ни с того ни с сего, сердце мое заколотилось как бешеное, а перед зрачками поплыли радужные круги.

– Хозяин… – дрогнувшим и осипшим внезапно голосом повторил я, и тогда, скрытая до этого огромной грудой сваленного на пол у горна железного и чугунного лома, передо мной неожиданно выросла тощая человеческая фигура во всем черном.

– Да, сударь, я вас слушаю, – тихо проговорил человек и медленно двинулся мне навстречу.

– Хозя… – в третий раз хотел сказать я и внезапно, машинально сунув левую руку в карман (в правой был чемодан), ощутил в пальцах страшное жжение.

С воплем вырвал я руку и принялся что было мочи дуть на обожженные пальцы, а кузнец меж тем все приближался. Кузнец?.. Этот худой как скелет, с бледным, почти белым, тонким лицом человек… Нет-нет, это не мог быть кузнец!

А он подходил, все продолжая негромко и неторопливо говорить:

– Я слушаю, слушаю, сударь… Ну, что там у вас стряслось?..

И вдруг мне в нос ударил такой жуткий смрад, что я чуть не задохнулся. Как антилопа скакнув назад, высадил спиной дверь и, захлопнув ее на массивный крючок, трясущимися руками бросился открывать чемодан.

Револьвер, слава богу, лежал прямо под крышкой, завернутый во вчерашнюю газету. Я отшвырнул газету, стиснул его в руке и, затаив дыхание, принялся ждать. Сейчас… вот сейчас этот псевдокузнец начнет ломиться в дверь – и тогда… тогда…

Но прошла минута. Потом пять. Потом десять. В дверь никто не только не ломился, а даже не постучал. Я стоял с револьвером во вспотевшей ладони и лихорадочно думал: что? Ну что делать – уйти… или же?..

Опять сунул левую руку в карман – и удивился: кольцо, едва не спалившее пальцы, сейчас было снова холодным как лед. И странное дело, страх мой и недавний, совершенно неописуемый ужас, кажется, начал мало-помалу улетучиваться.

Где-то наверху шумно захлопали крылья, и я увидел усевшегося на конёк покатой крыши кузницы огромного черного ворона. Ворон деловито повертел по сторонам головой и нагло уставился на меня блестящими как стеклянные пуговицы глазами.

Я сказал ему:

– Кыш!

Он огрызнулся:

– Карр!.. – но, увидев, что я нагибаюсь за увесистой суковатой палкой, еще раз возмущенно проговорил: "Карр!", поспешно сорвался с крыши и полетел, медленно и тяжело загребая воздух широкими крыльями.

Еще какое-то время я топтался под дверью, но в конце концов это начало становиться уже не столько серьезным, сколько смешным. Надо было на что-то решаться – либо на вторую попытку, либо на ретираду.

Высокомерно полагая, что с оружием мне не страшен сам черт, я откинул крючок и снова шагнул внутрь. Однако теперь (простите!) вонь показалась просто невыносимой – она ударила в нос прямо с порога, и, несмотря на прижатый к лицу платок, из глаз моментально брызнули слезы, и не просто, а ручьем, а носоглотку и грудь точно свело судорогой. Да и в мозгу, признаться, поплыл легкий туман.

Но все же, водя дулом револьвера из стороны в сторону, я крадучись стал подбираться к горну, с опаской косясь на кучу старого лома, который кузнец, должно быть, переплавлял, а затем пускал в дело. Невзирая на основательную захламленность помещения инструментом и нужными и ненужными утилеобразными вещами, спрятаться тут, кроме как за вышеозначенной грудой железа, было попросту негде…

…Но впрочем, никто здесь и не думал прятаться, в том числе и за грудой: бледный самозванец в черном будто сквозь землю провалился, и только я собрался было выскочить за порог кузницы, а потом уже и начать удивляться сему странному факту, как увидал в полумраке, темно-багровом от отблесков почти потухшего горна, то, чем, судя по всему, его, если можно так выразиться, недавно топили и от чего вокруг стоял такой ужасный смрад…

Это был невысокий, но с квадратными плечами, мощным торсом и огромными буграми бицепсов человек – ни дать ни взять цирковой борец. На нем был надет старый кожаный фартук, грубые штаны и тяжелые армейские сапоги. Человек лежал на спине, широко раскинув мускулистые руки, и огонь начинал лизать его плечи и верх грудной клетки, потому что голова…

В общем, головы у него уже не было – только шарообразная обугленная масса, то и дело потрескивающаяся и лопающаяся на стыках костей черепа и постепенно разворачивающаяся как жуткий бутон, обнажая остатки шипящего мозга, гортани, оскаленных точно в ухмылке темных зубов и лохмотья почерневшей от нестерпимого жара кожи…

И вот тогда-то я действительно заорал как сумасшедший, и меня фонтаном стошнило прямо на сапоги того, что осталось от кузнеца. Спотыкаясь и шатаясь, словно пьяный, я с трудом добрел до порога, толкнул дверь и, глотнув наконец свежего воздуха, почти без чувств свалился в покрытую черным налетом копоти траву.

Возможности о чем-то думать и чего-либо там соображать я был начисто лишен если и не навсегда, то уж минут на десять – точно.