Текст книги "Последний Эйджевуд"

Автор книги: Юрий Смолич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

XVII
ТАЙНЫЙ ШИФР

Товарищ Ким глубоко задумался.

На столе перед ним, поверх груды непросмотренных бумаг, лежал небольшой серый лист – радиограмма.

Это была страница из вчерашнего утреннего радиодоклада оперативной разведки в Америке. После информации о заседании Совета профсоюзов и его решении поддержать правительство, действиях Джойса и дебатов в ЦК, коротко сообщалось и о Владимире:

«Тов. Владимир, действуя по собственной инициативе и с пассивного одобрения ЦК, нашел определенные возможности похитить формулы ядовитых газов и затем исчез из виду с очевидной целью осуществить свои намерения».

Товарищ Ким в третий и в четвертый раз перечитал эти несколько строк.

При отъезде Владимиру не поручалось добыть формулы. Видимо, такая возможность действительно появилась, раз он самостоятельно взялся за это дело.

Иприт и горчичный газ, некогда гордость империалистического мира… Другие газы, полученные уже после мировой войны – ими так хвалились вояки из Западной Европы, сея тревогу и страх в общественном сознании советских республик… Все они давно перестали быть опасны для СССР. Еще несколько лет назад оперативной разведке удалось получить их формулы, и сейчас в подземных хранилищах химического сектора Реввоенсовета лежали десятки тысяч баллонов с противоядиями, способными мгновенно свести на нет ядовитую силу этих газов.

Но после этого случая империалистические химики в корне изменили свои формулы и изготовили гораздо более ядовитые и страшные газы. Буржуазные правительства на сей раз держали их производство в таком строгом секрете, что все усилия советской разведки достать формулы новых газов пропадали впустую.

Требовалось заполучить их формулы любой ценой, что стало первостепенной задачей в деле обороны страны. Товарищ Ким, стоя во главе советских республик, хорошо это знал и сознавал все значение усилий Владимира.

– Удачи ему, герою, – вздохнул он. – Не верится, конечно, но будем надеяться, что кое-чего он достигнет. К тому же, анализ жидкости из баллонов с подбитого аэроплана также немало нам поможет. Если нашим химикам удастся разложить ее на составляющие и вывести формулу, хваленая «роса смерти» будет нам не страшна.

В это время глубокую задумчивость товарища Кима нарушил звонок телефона.

Ким поспешно снял трубку.

Звонили с исследовательской станции военной химии.

– Ну? – коротко бросил Ким. – Есть формула?

Через мгновение лицо его побелело, и он чуть не выронил телефонную трубку…

Взволнованный, испуганный голос начальника станции прокричал страшную весть:

– Несчастье! Ядовитая жидкость огромной силы! Трое аналитиков, попытавшихся разложить ее, моментально погибли в ужасных мучениях! Несколько капель, пролитых в лаборатории, испепелили все живое! Металлы окислились! Вещество забирает из воздуха кислород! Резина горит!..

Овладев собой и не слушая продолжение доклада, товарищ Ким распорядился:

– Немедленно прекратите опыт!.. Баллоны спрячьте.

Впервые со времени объявления войны сердце Кима забилось неровно и тревожно. Он все-таки не ожидал, что врагам удалось изобрести такой сильнодействующий и разрушительный яд.

– Неужели все погибнет из-за такой глупости? Вся надежда на Владимира. Если… Войдите, – отозвался он, услышав громкий стук в дверь.

– Радио. Вечерняя американская оперсводка, – не переступая порога, доложила секретарша, товарищ Ульяна.

Ким заволновался:

– Давайте, давайте скорей. О Владимире есть?

– Есть, – как-то неуверенно ответила секретарша.

Ким схватил бумаги.

Воззвание ЦК американской Компартии, события в Эйджевуде, провокация Джойса – это потом. Где же о Владимире? А! Вот…

– …удалось похитить формулы всех газов…

В глазах Кима потемнело. В груди разлилась радость. Он с трудом разобрал следующие строки:

– …но смельчак с добытыми образцами в кармане погиб от воздействия газов, не сумев покинуть помещение…

– Что?.. – воскликнул Ким и перевернул бумагу на другую сторону, ища продолжение радиограммы. – А дальше?

– На этом сводка прерывается, – пояснила Ульяна. – Американская разведка разгадала наш шифр. Тайное сообщение с нашим оперштабом прекратилось… Вот выдержка из американских газет, переданная уже без шифровки, – подала она Киму другую бумагу.

Еле сдерживая волнение, Ким пробежал глазами коротенькую заметку:

– «Неудачная попытка большевиков похитить формулы газов вызвала возмущение и взрыв энтузиазма всего цивилизованного мира. Улицы Нью-Йорка заполнены патриотическими демонстрантами. С ними объединяются и пацифистски настроенные рабочие… Труп наглого вора возят по улицам. Установить его личность пока не удалось. Известно только, что это агент большевистской сволочи, прибывший из СССР, возможно, русский… Большевистские агитаторы пытаются использовать общественное возмущение в анархических целях…»

Ким почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.

– Это все, что у вас есть? – спросил он Ульяну обессиленным, разбитым голосом.

– Все.

– И незашифрованных нет?

– Нет.

Ким поднял телефонную трубку:

– Дайте секретно-шифровальный отдел… Начальника… Это ты, Свиком?.. Тебе известно, что наш шифр разгадан?.. Да… Немедленно отправить новый и установить связь… Это уж твое дело… Найди способ…

Он уже хотел положить трубку, но товарищ Свиком остановил его. Он хотел посоветоваться с Кимом. Информационный отдел переслал ему странную радиограмму. В ней использовался незнакомый и непонятный шифр, ключа к которому в шифровальном бюро не имелось. Радиограмма была адресована в Донецкий окружком – Гайе.

– Ну и что? – поморщился Ким, жалея, что даром потерял несколько минут на бесполезный разговор. – Отправь ее в Донецкий окружком. Удивительно только, как это окружком пользуется каким-то специальным шифром, вдобавок не зарегистрированным у тебя…

– Но радиограмма из Америки, – отметил Свиком.

– Что? – насторожился Ким.

– Подпись шифрованная. Очевидно, какая-то условная. Имя…

– Какое имя?

Киму пришлось подождать: видимо, Свиком забыл имя и искал сейчас радиограмму. Ким слышал, как он ругался.

– Ну?

– Есть, еле нашел, черт бы ее побрал!.. Имя как имя. Ничего не говорит. Какой-то Владимир.

Ким подскочил.

– Время?

– Полчаса назад…

– Странно! – Кима бросило в пот. – Сейчас же перешли мне…

Через десять минут радиограмма была у Кима.

Но сколько он ни вглядывался в нее, сколько ни вертел в руках, разгадать шифр не смог. Адрес – Донецкий окружком, Гайе, и подпись «Владимир» не раскрывали тайного содержания. Однако время отправки – полчаса назад – и сама подпись Владимира, о смерти которого сообщали американские вечерние газеты, свидетельствовали, что шифровка, возможно, скрывала нечто очень важное.

– Сейчас же вызовите Донецкий окружком, – приказал Ким и поспешил к аппарату, чтобы лично переговорить с секретарем.

Связаться с Донбассом оказалось нелегко. Все волны были заняты срочными телеграммами коммуникационного управления.

Наконец удалось перехватить радиоволну из Донбасса и вмешаться в разговор окружкома с ЦК. Но разгадать шифр это не помогло. Окружком категорически отрицал наличие у него какого-либо специального, неизвестного и незарегистрированного в секретном отделе шифра. С момента отъезда Владимира никаких известий от него Шруб не получал, и подпись Владимира под радиограммой ничего ему не говорила.

Товарищ Шруб, секретарь окружкома, еще раз глянул на непонятный текст и предположил, что шифр может быть известен Гайе, так как радиограмма адресована ей.

– Кто она такая? – спросил Ким.

– Наша коммунарка, кажется, жена Владимира.

– Вызовите ее к аппарату.

– К сожалению, это невозможно, – ответил Шруб. – Вчера утром она выехала в дальний сельский район с местными эвакуированными пионерами и осталась там на партработе.

– Немедленно свяжитесь с районом и вызовите ее к прямому проводу. Я буду ждать у аппарата, – приказал Ким.

Ждать пришлось недолго. Через несколько минут пришел ответ:

– На радиовызовы район не отвечает: в селе, где остановилась Гайя, постоянной радиостанции нет. А телеграфный провод поврежден грозой. Связи с районом не будет как минимум сутки.

Ким заскрипел зубами:

– Немедленно выслать монтеров и починить провод!

– Все монтеры отправлены на починку других повреждений, вызванных грозой. Раньше вечера не вернутся, – ответил Шруб.

Кима начало трясти.

– Неужели никак нельзя связаться с товарищем Гайей? Вы понимаете, что шифр может скрывать в себе формулы газов? Дорога каждая минута!

– Остается одно, – сказал Шруб. – Я сейчас же вышлю за ней самый быстрый аэроплан.

– Вышлите сию минуту, – обрадовался Ким. – Отправьте за ней умелого летчика. К вечеру она должна быть здесь.

Шруб не стал терять времени и схватил за руку первого же проходившего мимо товарища.

– Владарад, ты немедленно вылетишь в район к нашим пионерам.

И пока удивленный Владарад приходил в себя, Шруб торопливо объяснил ему, в чем дело. Одновременно он телефонировал в авиапарк и приказал немедленно подготовить к вылету самый быстрый аэромотор.

Через десять минут Владарад уже несся со скоростью пули над трубами заводов Донбасса, пытаясь держаться как можно ближе к земле и с опаской поглядывая на черные точки вражеской авиаэскадрильи, кружившей высоко в небе…

XVIII
ГАЙЯ ГОТОВИТСЯ К АВИАВОЙНЕ

Сельские районы напоминали сказочные страны лилипутов.

Эвакуированные пионеры рассыпались между домами и во ржи. Воздух звенел россыпью их молодых голосов. Среди сельской природы они чувствовали себя прекрасно. Их головки реяли во ржи, как красные маки, белые городские личики покрывались смуглотой загара под непривычными горячими лучами деревенского солнца.

Но шелушащиеся спины и облезлые от солнца носы их мало беспокоили. У пионеров уже закипела будничная работа. Собрав деревенских детей, они стали разъяснять им причины и характер войны…

Попав после городской суеты в уютное село, Гайя в первую минуту вздохнула свободно. Однако она быстро увидела, что внешне спокойное и ленивое село на самом деле было даже суетливей города. Энергия кипела в каждом атоме жизни.

Комсомол спешно вооружался и готовился выехать на фронт.

Землеробы отправляли зерно в герметичные районные элеваторы.

Женщины мыли и кормили тысячеротую ораву красноголовых пионеров[8]8
  В период написания книги многие пионеры носили на головах красные косынки.


[Закрыть] и присматривали за ней.

Ячейки Авиахима при коммунах, со всех сторон плотным кольцом окружавших село, готовились к пассивной обороне на случай, если дерзкий враг вздумает и на села сбрасывать газы. Рыли укрытия, распределяли маски, изучали правила защиты и первой медицинской помощи.

Партработники надрывались, растолковывая политическую ситуацию инертному, богатому населению.

Гайе было поручено сделать доклад о методах химической обороны.

К своему стыду, она была с ними мало знакома. Хорошо понимая задачи и ценность химии, Гайя, по правде говоря, не стала глубже знакомиться с этим вопросом.

И теперь, обложившись книгами и составляя конспект лекции, она упорно пополняла свои знания о способах защиты от отравляющих веществ. Волосы вставали у нее дыбом, глаза отказывались читать описания ужасов химической войны.

– «Газы бывают устойчивые и неустойчивые, – читала она. – При их применении возможны явления взвесей, облаков тумана или дыма. По своему воздействию газы подразделяются на такие, что разъедают кожу и действуют постепенно, и действующие непосредственно: ядовитые, удушающие, рвотные, ослепляющие, слезоточивые, вызывающие тошноту, немоту, сонливость; воздействие их чаще всего приводит к смерти».

Гайя невольно пощупала значок Авиахима на груди и посмотрела на узелок с противогазовой маской.

– «Химическая война не требует тяжелых неуклюжих пушек, – продолжала читать она. – Пушка химической войны – это самолет. С аэропланов враг может забросать всю вражескую территорию ядовитыми бомбами и, сам не потеряв ни одного человека, уничтожить за несколько дней население крупнейшей страны…»

Гайю охватил ужас:

– Америка – газ, Франция – аэропланы, Англия – флот. А мы? У нашего воздухофлота совсем мало аэропланов…

И вдруг сердце ее упало. Затаив дыхание и застыв, она стала прислушиваться.

Ее слух уловил какое-то необычное гудение. Это не был звук двигателя авто или какой-либо сельскохозяйственной машины. Так гудит аэромотор. Сомнений не было – приближался самолет.

«Неужели началось?» – мелькнула мысль.

И, забыв о противогазе, она поспешила на улицу.

На улице, переговариваясь и задрав головы, стояли люди и следили за стальной птицей. Она снижалась, планируя. На крыльях птицы видны были красные звезды.

Гайя облегченно вздохнула и нервно засмеялась.

«Ну и трусиха же я, хоть и коммунарка», – упрекнула она себя.

Аэроплан сел.

Из-под маски выглянуло знакомое лицо.

– Владарад! – обрадовалась Гайя и бросилась к нему. – О, как ты меня напугал, – уже смеясь, она пожала ему руку.

– А я за тобой, – торопливо поздоровался он. – Скорее летим!

– Куда? Куда летим? – удивленно и растерянно спрашивала Гайя, пока Владарад надевал на нее маску и кожанку. – Что ты делаешь?

– Потом, в дороге расскажу, – наскоро бросил Владарад, усаживая ее в кабинку.

– Я не могу, я с пионерами, – запротестовала Гайя.

Но пропеллер уже загудел, и изумленная Гайя вознеслась над крышей дома, где остались ее книги по химической защите и противогаз.

Скоро белые здания запорожских коммун были уже далеко позади.

Впереди же было больше часа свободного времени, – невыносимо долгого ожидания в отгороженной от земли и неба аэрокабинке. О разговорах с Владарадом нечего было и думать – он управлял мотором, и Гайе оставалось лишь смотреть на его согнутую над рулем спину.

Ей быстро надоело любоваться оригинальным пейзажем – округлой шахматной доской возделанных нив, перемежавшихся муравейниками городов и городков. От нечего делать Гайя снова взялась за свою брошюру. Необычная обстановка воздушного путешествия, конечно, мало располагала к вдумчивому чтению: аэроплан ритмично покачивался, навевая то сон, то истому; назойливое гудение мотора в ушах пронизывало сознание и раздражающе отвлекало внимание; перед глазами постоянно и надоедливо мерцали сквозь стеклянный пол широкие прямоугольники полей и просторные луга. Но драгоценное время терять было нельзя, и Гайя, плотно натянув на голову ушанку и откинувшись к стенке, старательно погрузилась в чтение.

Она добросовестно дочитала раздел о первых мерах медицинской помощи, защите от отравления и нейтрализации газов и перешла к главе, посвященной развитию вражеской военной техники.

И невольно ее охватил ужас… Не одни лишь газы – чудовищные, страшные, непобедимые газы – выставлял буржуазный мир против своего заклятого врага, пролетарского государства. Снаряды огромных дальнобойных пушек обращали в руины прекрасные города и несли смерть десяткам и сотням тысяч беззащитных людей. У врага были модернизированные, усовершенствованные пулеметы: из такого пулемета один человек, спрятавшись за безопасную броню, мог уничтожить тысячи солдат, пронзая самые прочные броневые покрытия своими стремительными ультра-закаленными пулями. Враг вооружился электрическими установками дальнего действия, бросавшими конденсированную энергию через радиоволны на неограниченное расстояние и убивавшими каждого безрассудного, который прикасался к любому металлическому предмету. Он снабдил свои бронемашины радиопрожекторами, чьи незаметные даже ночью лучи проходили сквозь любые заслоны и жгли, уничтожали, взрывали все живое и неживое: людей, камни, птиц, саму землю…

Гайя стыла и мертвела от страха… Аэроплан равнодушно скользил над полями, ловко уклоняясь от встречных ветров, воздушных течений и ям. Далеко внизу заблестела зеленоватая полоса: это мирно катил свои воды старик Днепр. Над рекой висело облако дымки, далеко расстилая свой покров, окутывавший берегва и прибрежные просторы.

Сквозь полупрозрачную завесу дымки горели на солнце драгоценными камнями стеклянные кровли заводов и фабрик. На сотни гектаров раскинулось это стеклянное море, разграниченное мостовыми улиц, железными перегородками конструкций и серым рубероидом крыш. Густыми вершинами нового рукотворного леса вздымались, щетинились, пронизывая облачную завесу и ненасытно разинув свои пасти, тысячи бездымных вытяжных «дымоходов».

«Неужели все это может погибнуть? Неужели дерзкий враг уничтожит или захватит эти драгоценные кристаллы рабочего пота и крови? Неужели может засохнуть и умереть это живое зернышко социализма?..»

И Гайя скорей перевернула страницы второй главы и перескочила в конец – к главе о вооруженных силах и военной технике советских республик.

Они были красноречивы, эти строки. Они свидетельствовали об исключительной жизнеспособности и упорстве класса строителей. Они открывали перед удивленной Гайей огромные достижения и усовершенствования, хотя и бледневшие перед величием Днепрогэса – не хищные и жаждавшие крови и смерти, но передовые и надежные только по принуждению, неизбежной необходимости: по большей части контроружие и средства защиты от посягательств и агрессии врага.

Брошюра была дочитана. Гайя снова посмотрела вниз: под ней уже пестрели тесно сгрудившиеся здания столицы.

XIX
В УКРЫТИИ

Владарад и Гайя миновали улицу и аэродром и спустились прямо на улицу перед зданием ЦК.

Владарад рассчитал неудачно. Аэроплан задел крыльями стены, выбил несколько окон и, распугивая прохожих, пронесся по мостовой, остановившись в квартале от ЦК.

Близился вечер. Солнечные лучи уже покинули мостовые и стены и лишь ненадолго задерживались на крышах.

Не дожидаясь полной остановки аэроплана, Владарад и Гайя соскочили на землю и нырнули в толпу, сразу окружившую странный мотор. Их останавливали, сочувственно расспрашивая, что случилось с машиной и почему они совершили посадку посреди улицы.

Раздраженные излишним сочувствием и любопытством, они старались как можно быстрее выбраться из толпы.

Надо было спешить. Ким давно уже ждал их в ЦК. Гайя нащупала на ходу бумагу с ключом к шифру, лежавшую в дальнем кармане.

Перед самым зданием ЦК путь им преградил отряд красноармейцев. Солдаты маршировали, распевая веселую песню и, видимо, направляясь на фронт.

Владарад и Гайя вынуждены были с нетерпением ждать, пока ряды бойцов не освободят дорогу.

Гайя грустно смотрела на молодые, пылкие и вдохновенные лица. Она вспомнила брошюру о химической войне…

«Все идут… и идут… – замирая, думала она. – Столько молодых, крепких. Кажется, любого врага одолеют. А налетит один самолет с ядовитыми газами, – и все умрут. И никакая сила им не поможет…»

Вдруг спокойный, неподвижный вечерний воздух дрогнул. Со всех сторон раздался дикий, отчаянный вой сотен сирен. Долгий, затем прерывистый, тревожный…

– И – и—и – и—у – у—у – у—иу… иу…

– И – и—и – и—у – у—у – у—иу… иу…

Настойчиво, заполняя воздух, поглощая все остальные звуки, он вторгался в уши, распирал голову, как пар кипящий котел, холодной змеей впозал в сознание и леденил сердце… И сердце, ослабев, падало в груди…

На мгновение толпа окаменела.

Окаменели и Гайя с Владарадом.

Окаменели и шеренги солдат.

Все поняли значение этого хора сирен…

Недаром в последние дни повсюду только и говорили, что о сиренах…

Это означало, что дозорная химико-метеорологическая станция заметила в воздухе ядовитые газы…

Это означало, что химическое наступление врага, перед которым трепетали сердца самых храбрых, – началось…

И сотни сирен, размещенных во всех уголках города, получив от станции радиосигнал, передавали населению весть о начале войны и призывали его защищаться.

Невольно все посмотрели вверх.

Вечерний воздух был прозрачен… В недосягаемой небесной глубине плавали кучки черных насекомых… Ниже с шумом и карканьем неслись стаи ворон, испуганных диким концертом сирен.

И – у—и – у… И – у—иу…

Сирены еще раз напомнили об опасности.

– Прячемся! В укрытия! Надеть маски!

И перепуганная толпа с криками и плачем сорвалась с места.

Владарад и Гайя тщетно пытались выбраться из толпы и вернуться к зданию ЦК. Их сдавливали со всех сторон, подталкивали вперед. Отбиваясь и едва не плача, они все же вынуждены были бежать вместе с толпой вниз по улице.

– Пустите, куда вы нас тащите? Нам надо обратно! Слышите?

Но никто не слушал.

С соседних улиц выбегали новые толпы, присоединялись к бегущим, и все эти толпы бежали дальше, распыляясь, разбегаясь по укрытиям и снова разрастаясь. А по пятам за ними гнался непрестанный, ужасный вой сирен.

– Иу… Иу…

Запыхавшемуся, еле живому Владараду удалось ухватиться за ограду на углу улицы. Он вцепился в Гайю и выдернул ее из толпы. Но толпа снова повлекла их в соседнюю улицу.

Отчаявшись выбраться из безудержного людского потока, они безвольно и послушно бежали за всеми.

Кучка людей остановилась перед каким-то домом. Гайя и Владарад стали вместе с ними спускаться в укрытие.

Испуганные люди бегали вверх и вниз по лестнице. Женщины истерически плакали, мужчины ругались, дети захлебывались в плаче.

Гайя неожиданно остановилась. На ступени к ее ногам упало что-то тяжелое и черное. Это была ворона.

– Птица упала! Птица упала! – раздались крики. – Ее уже убили газы! Скорее – газ оседает на землю!..

Гайя чувствовала, что теряет сознание…

Грохнули герметичные двери. И этот грохот мгновенно отрезал всех от от жизни наверху…

Гайя и Владарад очутились в подвале…

Сразу стало неестественно тихо.

Щурясь в темноте, цепляясь за чужие ноги и руки, Гайя и Владарад начали искать места, где бы сесть…

Неожиданно вспыхнуло электричество.

У всех вырвался вздох облегчения:

– Электрическая станция работает.

При свете лампы Гайя оглядела укрытие. Людей в подвале было немного. Кто-то в военной форме, пять-шесть рабочих, дрожащий и белый, как мел, учрежденец, женщина с ребенком и старый, седой ученый в черных очках.

– Профессор химии, – сразу же представился он. – Жилец этого дома. Данное укрытие рассчитано на шестерых, но я вижу людей лишних и незнакомых. Мне кажется, кое-кому придется выйти.

Но на его предложение никто не откликнулся. Напротив, не прошло и пяти минут, как в подвал набилось еще человек десять-пятнадцать. Профессор всякий раз протестовал и уверял, что места не хватит, но пришедшие даже не отвечали.

Гайя и Владарад сидели в углу и молчали. Молчали и другие. Только женщина изредка всхлипывала, кормя ребенка. Помимо ее всхлипываний, тишину нарушало лишь однообразное гудение воздухофильтра.

Профессор химии проверил, исправен ли воздухофильтр, в порядке ли оборудование.

Гайя пыталась представить себе, что делается там, за стенами подвала. Ей нестерпимо захотелось выйти на свежий воздух, узнать, что происходит, увидеть как можно больше людей.

Вдруг все вскочили на ноги…

Крепкие бетонные стены подвала дрогнули и закачались. С потолка посыпалась штукатурка. Казалось, заколыхалась земля…

Снаружи послышались один за другим несколько страшной силы взрывов. Взрывы слились в сплошной гул.

– Они бросают бомбы с газами! – истерически закричал профессор… и замолчал – свет моргнул раз-другой и погас.

Стало темно и черно. Гайя схватила Владарада за руку и застыла. Ей казалось, что потолок вот-вот рухнет им на голову.

Но взрывы вскоре смолкли. В погребе стало до странности тихо. Совсем тихо…

Профессор отполз в угол. Оттуда послышался его старческий, жалкий плач:

– Воздухофильтр не работает! Поврежден взрывами! Мы похоронены заживо! Мы сейчас задохнемся!

Гайя оперлась спиной о стену и замерла без движения. Ужасную весть все встретили молчанием.

В подвале воцарилась жуткая тишина. Только в дальнем углу у поврежденного воздухофильтра скулил профессор…

Владарад машинально достал сигарету и закурил.

В тот же миг к нему с бешеным шипением подскочил казавшийся полумертвым учрежденец и, злобно ругаясь, вырвал изо рта сигарету и быстро растоптал ее ногами.

– Идиот! – шипел он. – Вы хотите нас угробить! В укрытии тридцать человек. Воздуха хватит на несколько часов. А там… – он, судя по всему, махнул рукой в пространство, – там газы, может, и неделю не рассеются.

Владарад вскочил:

– Как вы смеете?

Но его схватили за полу цепкие руки профессора:

– Граждане, ради Бога, умоляю, что вы делаете?.. Сидите тихо! Не двигайтесь. Вы потеете. А пот впитывает из воздуха кислород. Вы губите себя и нас. Вы приближаете нашу смерть.

Гайя нервно засмеялась:

– Господин профессор, вы скоро запретите нам дышать во все легкие? – И она, словно боясь, что ей этого не позволят, поспешно вздохнула полной грудью.

– А что вы думаете? И дышать нужно экономно.

Гайя откинула голову на холодную стенку.

– Эх! Чем так экономить, лучше умереть!

– Не все так думают. Умирайте, если хотите, – язвительно пробормотал профессор. – Нам больше воздуха останется.

– Но, когда я умру, мой труп начнет разлагаться и воздуха станет еще меньше, – не выдержала Гайя.

Профессор не ответил. По подвалу снова разлилась жуткая тишина.

Гайя не могла выдержать этой тишины. Грудь распирало. Хотелось говорить, смеяться, бегать – все, что угодно, было лучше этого мертвого молчания. Силясь сдержаться, она тихо притронулась к плечу Владарада.

– Владарад… – шепот ее прозвучал хрипло и тоскливо. – Владарад! Разве это борьба? Разве это тупое, идиотское сидение в погребе – борьба? – И она заломила руки, сухо захрустев пальцами. – Помнишь?.. Как боролись наши отцы и братья, первые коммунары… Помнишь?

Ее шепот нарастал и крепчал:

– Митинги… толпы людей… пламенные речи… потом – баррикады, пулеметы или подполье… один на один… Сила против силы… Кто сильнее?.. Вот это борьба!.. А теперь?..

И шепот вновь стал сдавленным, хриплым:

– А теперь? Разве это – борьба? Это медленное умирание в подвале, когда нельзя даже вздохнуть полной грудью, чтобы не ускорить свою смерть? Разве в такой борьбе побеждает тот, кто сильнее, кто прав? Нет – тот, кто хитрее, богаче!.. Кто изготовил больше газов… Мы сильнее во сто крат, но мы бессильны против них… Эх, Владарад!..

– Разве в этом наша сила, Гайя? Наша сила в… – начал Владарад.

Но Гайя с болезненным смехом перебила его:

– В диалектике, ты хочешь сказать, наша сила? Ха-ха… Разве я этого не знаю? Разве я не знаю, что даже если бы в этой войне нас победили, и во всем мире снова воцарился капитал, а в живых не осталось ни одного коммунара – все равно через некоторое время пролетариат снова начал бы борьбу? Что когда-нибудь наступит коммунизм? Я знаю это, Владарад!.. Но обидно, что из-за какой-то глупости, из-за того, что у этой шайки в руках техника, наше дело должно погибнуть…

– Все это так, – печально улыбнулся Владарад. – И все это не так. Наша эпоха…

– Не говори, не говори, – Гайя приобняла его, закрыла ему рот рукой, прижалась, – не надо, не говори!.. Я все это знаю… И все так и должно быть. Иначе быть не может… Но послушай… Допустим, все вышло, как они хотят… Предположим, они победили, а коммунары все погибли, – нас передушили этими идиотскими газами… Представь себе, что будет дальше… Ты представляешь?

Она возмущенно выпрямилась:

– Владарад, ты можешь себе представить?.. У ВУЦИК стоит городовой! Там, где трудящиеся сами распоряжались своей жизнью, стоит городовой, краснолицый, в белых перчатках!.. Неужели хоть на минуту возможно возвращение старого? Даже у реакционнейших элементов новый строй вошел уже в быт, и вдруг – городовой! Возможно ли это?.. Тогда ведь снова восстание?..

Владарад нервно пошевелился.

– Гайя, родная, успокойся. Ты несешь чушь.

Их разговор прервала ссора в углу, где нашел себе место профессор. Старый химик сипел и хрипел, слышалась брань и плач ребенка. Поднялась суета.

Гайя придвинулась ближе. Немолодая работница держала на руках заголенного малыша. Профессор, очевидно, пытался отобрать у нее ребенка. Брызгая слюной и сопя, он что-то втолковывал матери и испуганному младенцу.

– В чем дело? – спросил Владарад.

Все неловко пожали плечами.

– Да вот, – пояснил хмурый рабочий, – ребенку на двор захотелось, мать и посадила его в уголок… А профессор не дает пареньку опорожниться. Говорит – воздух портит.

Гайя возмущенно набросилась на профессора.

Но когда, закончив спор, она вздохнула, ей пришлось отметить, что воздух действительно стал спертым и дышать было тяжело.

Внезапно напряженную тишину подвала нарушил тоненький звон колокольчика.

– Телефон! Звонит телефон!

Никто и не догадывался, что в подвале был телефон.

Все сразу заговорили. Стало как-то легче.

Еще не до конца прервалась связь с другими людьми!

Еще есть где-то на свете живые люди!

Само сознание этого прибавило мужества узникам подвала.

Телефонной трубкой завладел профессор. Он с наслаждением вслушивался в чьи-то слова и весь дрожал, отвечая…

Все обступили его:

– Что? Кто говорит? Может, газов уже нет?

Но профессор разочарованно сообщил:

– Звонят из ЦК Компартии. Жалуются, что уже два часа обзванивают все номера, кого-то разыскивают и никак не могут найти. Очевидно, ищут какую-то важную шишку… А газовая атака еще не завершилась… Они к нам тоже из укрытия звонят, только у них фильтры в порядке… Пришлите к нам механика, – закричал он в телефон, – ради Бога, пусть наладит фильтр!

Гайя поспешила к аппарату. Сейчас она сможет поговорить с ЦК.

Искали именно ее. Через несколько минут она уже была уже в курсе дел. Из ЦК ей передали шифрованную радиограмму. Это был личный шифр, придуманный Владимиром и известный только им двоим.

Гайя зажгла свечной огарок. Она слово за словом записывала текст шифровки и слово за словом передавала назад расшифрованный текст:

– «Окружком Гайе тчк Передай немедленно в Цека тчк Формулы всех газов у меня Живой тчк Лечу аэропланом ждите первого мая тчк Владимир».

Первого мая. Это завтра! Завтра он будет здесь. С формулами!

Неописуемая радость всколыхнулась в сердце Гайи. Она поделилась ею с товарищами:

– Войне скоро конец! Газы скоро будут не страшны!

Все зашевелились и засуетились.

Даже профессор позволил себе роскошь – вздохнул полной грудью.

Телефонный звонок развеял тоску. Все почувствовали себя живыми и повеселели.

– Скорее бы только, – шептали они. – Дождаться бы, не задохнуться бы… уже становится трудно дышать.

Профессор окончательно завладел телефоном и беспрерывно звонил во все концы, спрашивая, когда рассеются и перестанут действовать газы.

Гайя совсем повеселела. Пришла легкость и бодрость. При мысли о Владимире на щеках выступил румянец.

– Хорошо, Владарадик, мне уже очень хорошо. Я спокойна. Вот только немного колет в легких и трудно дышать.

И, переходя на спокойный тон, она заговорила почти шутливо:

– Когда-то я читала роман о грядущей войне. Там она была изображена так грандиозно… Но в действительности все гораздо проще. И совсем нет той романтики. Романтика есть до и после, а во время войны все слишком просто… Ах, как же трудно дышать, – договорила она с мучительным вздохом.

Но Владарад не обратил внимание на слова Гайи. Он оглядывался вокруг и с ужасом наблюдал за остальными.