Текст книги "Мир, который рядом"

Автор книги: Юрий Карлаш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

XXV

Шло время, а вместе с ним и срок. И вот настал такой момент, когда мне пришлось вернуться в клуб.

  Антон, наш завхоз, прошел суд на условно-досрочное освобождение. До конца срока Антону оставалось десять месяцев из семи, которые ему были отмерены судом. И вот, случилось чудо – десять месяцев можно было не досиживать. Конечно, освобождение это стоило Антону немалых усилий, но все-таки он выстоял перед системой и добился своего.

  Я в свою очередь загрустил. Ведь Антон был единственным человеком в зоне, который мог меня отмазать от чего угодно, вместе с ним мы подняли отряд на передовое положение, это был человек, который всегда добивался своего. И вот теперь я не знал, смогу ли я вытянуть отряд без его поддержки? Конечно, освобождение – это святое дело, в зоне нечего делать, но он уходил, а я оставался. Возможно, думать так эгоистично, но это было так. Кто будет новым завхозом? Будет ли он болеть за барак? Как сложатся у меня с ним отношения? Это и многое другое пугало меня. Ведь по натуре своей я – человек, который тяжело привыкает к перемене обстановки. А с другой стороны, чем Бог не шутит? Выживем. Вскоре мое настроение заметил и Антон:

  – Ты что пригорюнился-то, Юрок? Думаешь, как дальше?

  – Ты прям мысли мои читаешь.

  – Да что тут читать, не ссы, все уже решено. Завхозом будет у вас Панченко, помнишь, в козлах ходил, еще с третьего поста тогда на днюху свою пизданулся?

  – Конечно, помню! Такие случаи не забываются, – я вспомнил этого козла, когда на свой день рождения, он, нарядившись, обходил все посты СДП и собирал поздравления. И вот, поднимаясь на третий пост, он оступился и упал вниз кверху жопой. В это время в зоне шла контрольная проверка, и данную картину наблюдала половина зеков колонии, – он будет завхозом?

  – Ага. Конечно, завхоз из него никудышный, но ты не обращай внимания, делай свои дела. Я поговорил с ним, все будет у тебя нормально. Если будет выебываться, забей на все отрядные дела и иди к Лехе Иванову в клуб, уж он точно тебя в обиду не даст. И вообще – какие проблемы возникнут, сразу к нему иди, он все разрулит, сам знаешь.

  Леха Иванов стал в зоне председателем СДП сразу после Щегла. После его прихода в клуб, все работающие там зеки вздохнули с облегчением. Если Щегла боялись за его блядские поступки, то Леху боялись за его справедливость. Он никогда никого не наказал ни за что. Этот человек разбирался в людях и с каждым обходился так, как тот того заслуживает. Перспектива уйти в клуб подняла мне настроение.

  – Спасибо, Антон, а то я уже и не знал, что дальше делать.

  – Юрок, у меня к тебе просьба – не бросай барак, рули, как рулил. Ну а если Панченко будет похуй на движняк барака – забей и сваливай, пусть захлебнуться тогда в гавне.

  – Хорошо, Антон, я поработаю еще.

  Провожала Антона вся блоть колонии. Мы заварили литров семь чифира, достали из заначек хороших конфет и шоколада. И вот когда вся эта блоть выстроилась в круг, для ритуального чаепития, Антон сделал то, что еще раз подтвердило мое к нему уважение.

  – Подождите, парни, я не вижу тут еще одного хорошего человека.

  – Да вроде все собрались, – послышались возгласы со всех сторон, – все в сборе, Антон, давай, а то домой опоздаешь!

  – Где Яковенко? – крикнул завхоз в окно.

  – Бля, Антон, он же пидор, – сказал кто-то из так называемых блатных.

  – Ну и что, пидор. Пидор тоже человек. Давай, Андрюха, кружку и чифирни-ка за мое освобождение, – в пищкомнату, смущась зашел высокий парнишка лет двадцати, – давай, давай, не бзди.

  – Спасибо, Антон.

  Андрей Яковенко жил в нашем бараке среди обиженных. Но не все обиженные, как я смог убедиться, заслуживают того, чтобы их называли пидорасами. Судьбу этому парню сломал зек, который был смотрящим в тюремной хате Саратовского централа. За то, что Андрей отказался сливать ему информацию на сокамерников, эта мусорская подстилка провела хуем по губам парнишки, когда тот спал, и на утро объявил его пидором. Беспредел? Да. Но положение тут уже не исправишь, и пришлось Андрюхе полоскаться в обиженке, так как сил на то, чтобы покончить жизнь самоубийством у него не хватило. Он жил в бараке, жрал за пидорским столом, но ничего общего с ними не имел. Как мог, помогал бараку и в художественной самодеятельности, и гуманитарной помощью. Занимался спортом и был хорошим собеседником. Антон, вопреки всему, увидел в нем человека и подолгу беседовал с ним о жизни. Поэтому и прощальный чифир без этого парня завхоза не устраивал.

  Яковенко подставил кружку, и ему налили чифирку. Он отошел в сторонку и, стараясь не глядеть в глаза окружающим, выпил за здоровье завхоза.

  – Ну а теперь пора и покурить, – Антон выложил на стол несколько пачек «Парламента», и все вышли в локалку.

  Во время перекура в барак позвонили и потребовали завхоза на выход. Я обнял его, он сказал мне: «не бзди» и пошел. На память у меня осталась его шелковая феска.

***

  Антон ушел, а я остался работать с Панченко. Новый завхоз палки в колеса мне не ставил и, если я просил о чем-то, старался помочь. Но не было у него того стремления к победе, которым отличался старый завхоз. Зеки, видя пассивность Панча, тоже остыли к движениям и с каждым днем все больше забивали хер на колоническое соревнование. Я, в свою очередь, пытался что-то делать, старался удержать барак на должном уровне, но, видя, как мои усилия ни капли не оправдываются, решил пустить все под откос. Нет, я не забил совсем, но работал уже не так, как раньше. Увидев, что с новым завхозом у меня ничего не получилось, Леха Иванов вызвал меня в клуб.

  – Ну что, Юрок, хреново без Антона?

  – Как видишь.

  – Ты не гони, все, что от тебя требовалось, ты сделал. Если зекам не хочется телек смотреть и в теннис по выходным играть, то нахуй оно тебе?

  – Ты прав.

  – Короче не забивай голову, лучше помоги мне в одном деле.

  – Что за дело? – заинтересовался я, так как знал, что Леха ерунду не предлагает.

  – Ты ведь видел синтезатор в клубе? Машина хорошая. Андрюха пишет на ней фонограммы для мероприятий и концертов.

  – Да, я знаю, в клуб-то хожу.

  – Ну вот. Пишет-то Андрюха хорошо, но вот барабаны нормально прописать не может. А ты ведь барабанщик, знаешь, как должно быть на самом деле, может, поработаешь в клубе, позабиваешь машину?

  – Я вообще-то даже не знаю, как к этой машине подходить.

  – Андрюха покажет. А за отрядные свои дела не гони, пока работай, насколько возможно, а потом я тебя на постоянку в клуб заберу. Идет?

  – Хорошо, можно попробовать, – согласился я. А что еще оставалось делать? Умереть со скуки в бараке?

  Единственное, что меня не прельщало в предстоящей работе, так это то, что судьба опять меня сводила с Андреем. «Ну сейчас-то ты меня не наебешь!» – успокаивал я себя, понимая, что лучше работать с ним, чем гнить в бараке.

XXVI

С синтезатором я разобрался быстро и стал забивать барабаны для фонограмм. Работы было много, но она мне нравилась. Во-первых, я занимался тем, что мне было по душе, во-вторых, меня никто не трогал. Я сидел в наушниках, и внешняя суета меня не касалась, а в-третьих, время за этим занятием пролетало настолько быстро, что, приходя под вечер в барак, я еле успевал справиться с делами отряда. Еще мне нравилось работать в клубе из-за того, что синтезатор стоял в кабинете, ответственным за который был Мишаня. Мишка, после того как его достали всякие секретари, поставил мусорам ультиматум: или ему дают кабинет для работы, или работать он не будет вообще. Конечно, за такие выходки его запросто могли посадить в изолятор, но так как работу он знал лучше самих мусоров, плюс к вопросу об отдельном кабинете приложил усилия Леха Иванов, комнату Рябошу дали. И вот теперь мы могли работать с ним вместе. Это радовало. Единственным неудобством был Андрей, но в отношениях с ним я решил действовать его же методами. Так как он был из разряда людей коммерческих, то и поступал я с ним соответственно. Если он просил сигареты, я давал ему в долг, если садился с нами чифирить, то каждая третья кружка чая была заварена из его сбережений. По-другому с ним было нельзя. В клубе нас никто не трогал, никто не стоял над душой. Более того, туда боялись заходить козлы. После того, как председателем СКК стал Леха, козлы дорогу в клуб забыли.

  Леха – парень тридцати лет из города Ртищев Саратовской области. Если бы наша зона была «черной», то стопудово Леха был бы на ней положенцем. Я точно не знаю, чем он занимался на воле, но  уверен – не картошку растил. Помимо того, что его уважали все зеки зоны, его и мусора обходили стороной. Леха был единственным человеком в лагере, который разговаривал с Сергеевым на ты. Майор Сергеев, встречи с которым избегали все, с Лехой общался на равных. И не потому что Иванов был сукой или козлом. Нет. В те времена, когда Леха приехал в лагерь, Сергеев был начальником штрафного изолятора. Тогда зона еще не была настолько красной и режимной, но свои порядки мусора уже наводили. Леха отказался подниматься в зону и его пустили под очень жестокий пресс и закрыли в изолятор. После того, как он оклемался от побоев и отказался во второй раз подниматься в лагерь, его чуть не убили. И вот, когда этот парень, еле живой, корчился от боли на холодном полу камеры изолятора, в хату зашел Сергеев и кинул Лехе пачку сигарет. Вообще-то, курить в изоляторе строго запрещалось, но мусор сжалился и решил сделать несломляемому зеку подачку:

  – На, покури, – Сергеев стоял в дверном проеме, глядя, как Леха с трудом поднимается с пола.

  – Пошел ты нахуй со своими сигаретами! – с этими словами Иванов поднял пачку с пола, и что было сил, бросил в мусора.

  Сергеев ушел, лязгнув запорами тяжелых камерных дверей (тормозов), но с тех пор зауважал этого зека.

  В зоне Леха побывал на многих должностях, и везде, где он рулил, был порядок. Не мусорской порядок, а пацанский. Конечно, и страдал Иванов за этот порядок тоже очень часто. Во-первых, он чаще всего ненадолго задерживался на какой-нибудь из должностей, так как все тот же Сергеев снимал его и сажал в изолятор. Во-вторых, несмотря на его положение, его тоже отправляли на исправленческие работы. Но в изоляторе теперь Леха сидел иначе. В отличие от первого раза, теперь он просто отдыхал. Его не напрягали режимом, разрешали курить, да и жратву ему приносили свои пацаны из зоны. Зеки всегда были на его стороне, а мусора хоть и видели, что он нарушает режим, его практически не трогали, так как сами частенько делали через него свои дела. Так как Иванов разговаривал с майором, не мог себе позволить ни один мусор. И если у какого-нибудь мусора возникали проблемы с Сергеевым, он шел к Иванову и просил посодействовать. Звучит нелепо, правда? Но факт остается фактом, Леха был авторитет. И поэтому клуб вздохнул с облегчением, когда Иванова поставили здесь рулем.

  Что самое интересное, он никогда не козырял своей значимостью и положением. Увидев, как парни из цирковой студии жонглируют гирями, он попросил научить и его. Научившись этому ремеслу, он стал ползать по канатам с акробатами из той же цирковой студии. За что бы он ни брался, все доводил до конца. Ну а в то время, когда я пришел работать в клуб, Леха познавал новый вид творчества – клавиши. И поэтому он просиживал вместе с нами в кабинете дни напролет, забивая в синтезатор после моих барабанов остальные инструменты.

  В клубе было хорошо, но из-за него я практически совсем забил на отряд. А так делать тоже было нельзя. И я стал придумывать способ, как передать все свои дела кому-нибудь другому.

  Если в зоне ты занимаешь какую-нибудь должность, то соскочить с нее можно только в том случае, если найдешь себе замену. Другой вариант – изолятор или свинарник, если летом, а если зимой, то «топка».

  «Топка» – один из видов исправительных работ для зеков. То, что в лагере не было воды после дождя, я уже рассказал. Вот то же самое было и со снегом. Если в зоне выпадал снег, то его сразу убирали – сначала лопатами закидывали на бордюр, после чего полностью очищали асфальт с помощью скребков и метелок. И вот, исправленцы занимались тем, что брали огромную телегу-прицеп, одно колесо у которой было постоянно спущено, и вручную толпой толкали ее вокруг зоны, останавливаясь возле каждой локалки и собирая снег с бордюров.

  Снег загружался в телегу и ее толкали дальше. Чтобы читатель понял, как это выглядит, я скажу лишь то, что телега эта была от какого-то трактора или машины, и для того, чтобы поднять сам прицеп для управления этой бандурой, нужно было минимум человека четыре. А остальные человек десять толкали телегу сзади. Это был адский труд. Телега постоянно пыталась уехать в сторону из-за того, что одно колесо не работало. Зеки раскачивали ее и толкали, толкали. Метр за метром, от одного барака к другому. После того, как телега объезжала всю зону, его подвозили к бане, где стояла сама «топка». Это было сооружение в виде высокого кузова, под которым горел костер. В кузове этом был слив в канализационную трубу. Весь снег, собранный с территории зоны загружали в этот кузов и топили, превращая его в воду, которая уходила в трубу. Если осадков выпадало много, и исправленцы не успевали собирать все, то снег таскали обычные зеки вручную на своих одеялах, после чего спали под этими самыми одеялами. Представьте только: зима, мороз, барак отапливается плохо, а ты спишь под мокрым одеялом, которое к утру становится фанерным.

  Поэтому я и искал себе замену, но все мои попытки обламывались, так как контингент в бараке оставлял желать лучшего.

XXVII

Замену на свою отрядную должность я искал около двух месяцев и, по всей вероятности, так и не нашел бы, если бы не Толян Фофанов.

  Дядя Толя был в нашем лагере своеобразной «ходячей энциклопедией». Занимался он подготовкой и выпуском новостей на местном радио. На всей территории зоны стояли громкоговорители, из которых во время контрольной проверки раздавался дикторский голос дяди Толи с выпуском свежих новостей. Чаще всего зеки даже не слушали, о чем читал Фофанов, но по режиму новости были обязаловом, поэтому и существовала такая должность «Редактор радиогазеты».

  Фофанова занала вся зона: маленький мужичок с папкой газет под мышкой, всегда весел и словоохотлив, он никогда  не проходил мимо сидящих в курилке зеков, всегда останавливался и травил анекдоты, либо рассказывал о последних событиях в стране и мире. И вот подошло время условно-досрочного освобождения нашего диктора, которому, как и мне, стала позарез нужна замена. Я, конечно, не долго думая, предложил Толяну свою кандидатуру. Через пару дней по мою душу в барак пожаловал зам. начальника по воспитательной работе Неведов Борис Алексеевич.

  – Что, Соломин, радиогазету читать хочешь?

  – А почему бы и нет?

  – Так ты ведь скинхед, Соломин, тебе только дай микрофон в руки, так ты тут начнешь про фашистов своих рассказывать! – начал наезжать Неведов.

  – Да бросьте Вы, Борис Алексеевич. Какие фашисты? Вы ведь сами прекрастно понимаете, чем это для меня закончится, а я не самоубийца.

  – Ну я не знаю, Соломин, тут думать надо, ты ведь еще отрядом занимаешься.

  – Так ведь отрядную должность легче найти, чем колоническую, а? – разводил я мусора.

  – В этом ты прав, конечно. Видишь ли, Соломин, парень то ты с дисциплиной и дикция у тебя хорошая, и в отряд я могу человечка вместо тебя поставить, но вот твое мировоззрение….Да еще связь с Лимоновым. А это политика. И как, по-твоему, я могу допустить тебя к эфиру? Вдруг ты бунт какой задумаешь? Или про Лимонова своего читать начнешь?

  – Да не буду я ничего мутить! И читать ни про кого не буду, зачем мне это? Все нормально будет.

  – Точно?

  – Точнее не бывает.

  – Ну хорошо, давай попробуем. Только смотри мне, Соломин, если хоть одно словечко нехорошее в новостях проскочит – из изолятора не выползешь до конца срока. Иди к Фофанову, пусть тебя учит.

  – Ага, спасибо.

  Вся работа заключалась в подготовке материала для выпуска новостей.

  – Вот смотри, – учил меня Толян, – берешь газету и смотришь новости по трем категориям: в мире, в России, в губернии. Газеты будешь забирать каждый вечер в штабе. В основном это «ТРУД» и «Саратовские Вести». Берешь колонку с новостями и выбираешь те, в которых нет терроризма, криминала, стихийных бедствий и т.д.

  – А что тогда читать-то? – удивился я.

  – А ерунду всякую читай, про Папу Римского, например, про достижения в области науки, космоса и прочую пургу.

  – Так ведь зекам это не интересно.

  – А тебе не похуй? Главное, чтобы мусора не докапывались. Поэтому читай что-нибудь нейтральное, то что «ни о чем». В России, например, про всякие там визиты Путина, про школу. В губернии про посевы зерновых и урожаи. Про церковь побольше читай, тут это любят.

  – Кто любит то? Я что-то не понимаю.

  – Да никто не любит! Но церковь считается гуманной, а значит зекам надо читать, чтобы Богом интересовались, грехи свои замаливали, исправлялись. Сечешь?

  – Короче, понятно. Ничего путевого здесь не прочтешь, а я-то думал, буду пацанам всякие штуки прикольные зачитывать.

  – Э нет, брат, зона-то красная, а значит, не до приколов. Установа мусорская такова, так что читай то, что разрешают. Единственное, что радует зеков, так это результаты футбольных матчей, но пока ты дождешься газету с таблицей, все уже будут знать о результатах из новостей по телеку. Поэтому, если хочешь нести хоть какую-то пользу, то каждое утро заходи к Снегирю, знаешь этого нарядчика?

  – Конечно, это земляк мой.

  – Ну тем более. Он болен футболом и узнает все результаты по радио ночью. Заходи к нему с утра, переписывай и сразу читай. Вот это зекам нравится.

  – Понятно. Толь, а где ты берешь гороскоп на каждый день? Из газет? А то ведь многие слушают, некоторые даже ждут специально.

  – Ха-ха, – засмеялся Фофанов, – из газет! Да, из газет, только старых всяких. Я тебе дам. У меня много вырезок с гороскопами из разных там газет, их я и читаю, постоянно перемешивая.

  – Так это, – возмутился я, – зеки-то ждут, надеются, у кого-то и совпадает даже.

  – Ну и хорошо, что совпадает. Ты сам-то гороскопам веришь?

  – Да нет, вообще-то.

  – Ну вот и я тоже. Все это шняга бредовая, а раз зеки ждут, то читай. Какая разница свежий или старый, результат один и тот же.

  – Ну дядя Толя, ну жук, – засмеялся я, – ну и продуман же ты!

  – А без этого в нашем деле никак, Юрок.

  – Дядь Толь, ты ведь и про колонию там что-то читаешь?

  – Да. Эту информацию берешь в клубе. Тебе всегда будут нужны результаты колонических соревнований. Подойдешь к Данкину, он тебе покажет, что где выписать. Бывает, что он сам тебе дает какое-нибудь объявление. Или мусора попросят что-то прочесть, разберешься.

  Читать выпуск надо было за пультом ОД[27]27
  ОД – оперативный дежурный (мусор ответственный за порядок в зоне)


[Закрыть]. Это был центр связи колонии. За пультом сидел ОД и зек-пультовик. Все телефоны в зоне были внутренние и соединялись между собой как раз здесь. Отсюда же зачитывались все объявления и команды на построение на завтрак, работу, обед, в клуб, на ужин, на проверку и т.д. Моей задачей было взять микрофон на пульте, в то время, когда в зоне шла проверка, включить его и читать весь подготовленный материал. По-началу было сложно, во-первых, было непривычно слушать свой голос, эхом прокатывающийся по колонии, во-вторых, у меня почему-то начинался мандраж и я начинал заикаться и сбиваться с текста, а в-третьих, мусора, которые находились в этом помещении, постоянно пиздели между собой на повышенных тонах или сразу начинали обсуждать прочитанное мной. А это мешало сосредоточиться.

  Первые свои выпуски я готовил, зарывшись в газетах, и постоянно психовал из-за того что кто-нибудь из зеков заглядывал в газету через плечо. Потом стало полегче, я приспособился более-менее быстро находить в газетах то, что не вызовет отрицательную реакцию у ментов.

Обещание Неведова снять меня с отрядной работы сбылось через пару месяцев. Поэтому все это время я был заморочен по полной программе: колледж, клуб, отряд, газета. Я постоянно психовал, срывал свой нервяк на Мишане и каждый день был на волоске от поездки в изолятор.

Этим мучениям пришел конец с переводом в барак нового председателя коллектива отряда, Лехи Горелкина. Леху я знал по работе в восьмом бараке. Он, как и я, занимался делами барака, и постоянно составлял мне конкуренцию в зарабатывании баллов для отряда. Перевод его к нам облегчил и мое дальнейшее житие и сулил неплохое положение барака на уровне колонии.

Передав ему все отрядные дела, журналы и прочие хреновины я окончательно перебрался в клуб. Должность редактора была полностью независимой от зеков и частично от мусоров. Мне дали пропуск беспрепятственного передвижения по лагерю, допуск в библиотеку (в любое время), просмотр телевизора в неограниченном количестве. Это были льготы с большой буквы.

Проведя эти годы в лагере, я все-таки кое-чего добился. А именно, я добился независимости, да и обязанностей у меня поубавилось. Хотя ответственность возросла.