Текст книги "Можете нас поздравить!"

Автор книги: Юрий Ермолаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

У нас всё не как у людей!

Ехать к учительнице Нади Матвеевой нужно было на электричке. Мы сговорились всем звеном встретиться в воскресенье на вокзале ровно в десять утра. Но на вокзал к десяти часам, кроме нас с Павликом, пришли только Командировочный Витька, Борька-Кочевник и Принц-Федька. Мы начали мёрзнуть и хотели ехать впятером, но тут явился Генька. Он уже отправил два звена и прибежал проводить нас.

– Где остальные? – спросил Генька и, не получив ответа, зашипел гусаком: – Мошкин, ты почему явку не обеспечил? Опять твоё звено отличается!

– Что я им, нянька? – огрызнулся я. – Сто раз предупреждал. Не за ручку же приводить.

Димка и Федькины дружки меня не волновали. Я и не рассчитывал, что они придут. Думал, что и Батов к учительнице не поедет. Юрик Беляков не мог срывать репетицию. Нина Фролова и Светка Конторович болели. Поэтому не явилась и их подружка Марина Козарезова. А вот почему не пришла Аня Полозова – непонятно. Я хотел идти брать билеты, но Генька запротестовал:

– Так разведчики не поступают. Сначала узнайте, почему не все пришли, а потом поезжайте.

Конечно, я мог не послушаться Геньку. Но в самом деле, почему не пришла Аня? Она ведь аккуратная. Я не стал спорить, и мы пошли к ней домой.

– Завтра перед уроками линейка. Расскажешь, как пройдёт разведка! – крикнул мне Генька, исчезая.

Аня жила от вокзала ближе всех. Она оказалась дома. Даже сама нам открыла дверь и печально сказала:

– Поезжайте без меня. Меня мама не пускает.

– Как это – не пускает? – удивился Витька-Командировочный. – Мы же выполняем задание отряда. Мой отец даже обрадовался, что я еду. Сказал: «Это твоя первая в жизни командировка».

– Позови-ка маму, – попросил я, – мы ей объясним, какое у нас ответственное поручение.

– Маму вы не уговорите, – покачала головой Аня, – у неё твёрдый характер.

Анина мама, наверное, слышала наш разговор, потому что тотчас вышла к нам. Я увидел её в первый раз. На родительские собрания всегда приходил Анин отец Григорий Михайлович. Мать Ани была высокая, пышноволосая и полная женщина. В передней сразу стало тесно.

– Моя дочь никуда не поедет, – отчеканила она низким, грубым голосом и, уже ни к кому не обращаясь, продолжала: – Неужели к этой учительнице не могут съездить ребята постарше? Не понимаю, о чём только думают педагоги! – Тут послышалось какое-то шипение. Анина мама всплеснула руками и убежала на кухню.

Я очень удивился её словам. Как можно так рассуждать? Жаль, что нет дома Аниного отца. Он бы обязательно за нас вступился. В конце первой четверти Анин отец выступал на родительском собрании и говорил, что четвероклассники, то есть мы, уже не маленькие. И нас надо не водить за ручку, а приучать к самостоятельности.

К счастью, Григорий Михайлович оказался дома. Он вышел к нам, как только Анина мама убежала на кухню. Смущённо улыбаясь (наверное, ему было неудобно за Анину маму), Григорий Михайлович сказал:

– Когда вы, молодые люди, сами станете родителями, то обязательно будете волноваться за своих детей и, может быть, тоже не отпустите их одних за город.

Мы ухмыльнулись. Ну и скажут иногда взрослые – просто смех один. Да я, например, совсем не собираюсь быть родителем. Я даже жениться никогда не буду. Очень нужно! Я всего полчетверти просидел за одной партой с Ниной Фроловой и то еле вытерпел. Только и слышал от неё: в окно не гляди, в тетрадях (по природоведению, математике, русскому, истории) не рисуй! На уроках (даже на физкультуре!) не вертись. Уф! Вспомнишь – жарко станет!

Аниного отца я, конечно, не стал посвящать в свои планы, а сказал так, чтобы помочь Ане отпроситься:

– Если бы я был Анин родитель, то обязательно отпустил бы её.

– И мы бы отпустили, если бы были родители, – сказали Командировочный Витька и Борька-Кочевник.

– Это стало бы вашим правом, – ответил нам Григорий Михайлович и прикинул что-то в уме: – Да вы не унывайте. Из любого положения можно найти выход.

– Какой же? – спросил я.

– Дело в том, что я, к несчастью, имею собственную «Волгу», – сказал Григорий Михайлович, – и для вашей разведки, раз уж она так важна, могу пожертвовать выходным, то есть поехать вместе с вами за город на «Волге».

Если бы мы были маленькими, то, наверное, заплясали бы на одной ножке. Но четвероклассникам так вести себя уже неудобно, и на предложение Григория Михайловича мы только молча заулыбались.

– Отлично, – воскликнул Григорий Михайлович, – нас шесть человек, и мы вполне поместимся!

– Я тоже поеду с вами, – послышался голос Аниной мамы из кухни, – сочетаю приятное с полезным. Подышу свежим воздухом и присмотрю на лето дачу. Всё равно уже скоро нужно будет снимать.

«Куда же она такая толстая сядет, да притом в шубе?»– мысленно ужаснулся я и вспомнил, что мы не были у Федькиной свиты и Димки Астахова.

– С нами должны ехать ещё трое, – сказал я громко, чтобы слышала Анина мать, – так что в машине мы всё равно не поместимся.

Но мне очень хотелось, чтобы поехала Аня, и я попросил Григория Михайловича:

– Может быть, вы поедете с нами на поезде? А то сегодня в нашем звене и так многих недостаёт.

– Хорошо, – сказал Анин папа, – бегите за товарищами, а мы с Аней будем собираться.

– Ура! – закричали мы и побежали к Антону и Гришке.

Они жили в большом новом корпусе через два дома от Ани. Федькиной свиты на месте не оказалось. Квартира Здобновых на наши звонки не отозвалась, а Гришкина мать, худая, маленькая женщина, похожая на бабушку, тяжело вздохнув, сказала нам:

– Бог знает, где они. Целый день слоняются.

– Нечего их разыскивать, – сердито сказал Федька, – должны были сами на вокзал прийти. Завтра я им выдам! Пошли за Димкой.

Димка Астахов сидел дома с завязанной бинтом шеей.

– Согревающий компресс держу, – прохрипел он, – вчера десять порций мороженого на морозе съел.

– Десять?! – ахнул Павлик.

– Ну три, – быстро согласился Димка, – всё равно ведь охрип…

– Что ты за человек! – огорчился Витька. – Первую в жизни командировку на мороженое променял.

– Разве я знал, что от одной порции заболеть можно, честное слово, не знал, – начал клясться Димка.

Я махнул рукой и первый пошёл к выходу.

– Ну и враль! – покачал головой Павлик. – Мюнхаузена победил бы.

Мы вернулись за Аней в том же составе.

– Может, всё-таки рискнём на «Волге»? – сказал Григорий Михайлович и задержал свой взгляд на Борьке. – В тесноте, да не в обиде, как говорится!

– Едем! – закричали мы и побежали к машине.

Но, оказывается, с этой минуты сборы ещё только начались. Аню, Павлика и меня Анина мама отправила в магазин за продуктами на дорогу. Принц стал помогать Григорию Михайловичу заливать в машину бензин и разогревать мотор, а Витька и Борька-Кочевник побежали к соседям просить от имени Аниной мамы Варвары Андреевны трёхлитровый термос. Сама Варвара Андреевна принялась готовить в дорогу какао. Мы уже выполнили все поручения и вместе с Григорием Михайловичем зарядили плёнкой его фотоаппарат «Зоркий», а Варвара Андреевна всё ещё собиралась в дорогу.

Примерно через час мы начали грузиться. Продуктов Варвара Андреевна набрала столько, точно мы отправлялись не за город на несколько часов, а в длительную поездку на необитаемый остров, где нет ничего съедобного и растут одни верблюжьи колючки. Продовольствием был забит весь багажник.

Мы решили разыграть, кому сидеть впереди, рядом с Григорием Михайловичем. Нарвали по методу председателя Геньки шесть бумажек, на одной нарисовали руль и все бросили в карман моей шубы. Борька-Кочевник вытащил руль.

Но не успел он даже порадоваться, как рядом с Григорием Михайловичем села Анина мама.

– Дети, назад! – скомандовала она. – Сзади, при всех обстоятельствах, безопаснее.

Наконец-то мы поехали.

Первая разведка

До станции Подрезки мы ехали очень весело. Нас веселила Анина мама. Правда, своё веселье мы старались не показывать. Над взрослыми смеяться не полагается. К тому же Варвара Андреевна хоть и сидела к нам спиной, но очень часто заглядывала в зеркальце над передним сиденьем и всякий раз делала нам замечания.

– Не верти пепельницу! (Принцу-Федьке.) Не опускай стекло, сейчас не лето! (Мне.) Не жмите ногами на спинку! (Кочевнику и Командировочному.)

Но гораздо больше, чем нам, доставалось Аниному отцу. Со стороны можно было подумать, что с Григорием Михайловичем сидит не его жена, а автоинструктор, который в первый раз доверил руль новичку-водителю. Она то и дело говорила:

– Сбавь скорость! Тормози! Шоссе обледенело!

Григорий Михайлович только и делал, что отшучивался. Потому, наверное, и не заметил выбоину, которая была на дороге. Мы здорово подпрыгнули вверх. Я даже стукнулся о крышу машины, а Принц-Федька плюхнулся носом в пучок Варвары Андреевны, который вылезал из-под её шляпки.

– Ты что, Григорий, кирпичи везёшь? – накинулась она на мужа и приказала: – Скорость тридцать километров в час!

Так мы и плелись до самой станции. Хорошо, что ехать осталось немного.

Красиво зимой за городом. Может, даже красивее, чем летом. Деревья, дома, даже тоненькие планки от заборов – всё в белых шапках.

Остановились мы на углу Первомайской улицы. Варвара Андреевна тотчас пошла приглядывать дачу на лето. Снег под её кожаными сапожками звонко захрустел. Точно она шла и ломала хворост.

Мы позвали Григория Михайловича с собой, но он отказался. Взял книгу «Учебник шофёра-любителя» и принялся листать. Я догадался, что книгу он взял просто так. Ведь Григорий Михайлович инженер и устройство машины знает хорошо. Он не хотел нам мешать и остался в машине. Замечательный человек Анин отец! Мы сказали, что скоро вернёмся, и отправились к Надиной учительнице. Точного адреса у нас не было. Игорь узнал только, что она живёт на Первомайской улице. Мы догнали пожилую женщину, которая несла в руках потёртый, старенький портфель, и спросили её:

– Вы случайно не знаете, в каком доме живёт Елизавета Павловна Рогозина? Она была учительницей в городе, а сейчас на пенсии.

– Ваши сведения устарели, – улыбнулась старушка. – Елизавета Павловна уже не пенсионерка. Она снова преподаёт в школе, только теперь занимается со взрослыми. А вы к ней по какому делу?

– Мы из школы, в которой Елизавета Павловна преподавала раньше.

– Мы хотим узнать у неё про героя Отечественной войны Надю Матвееву. Она её учила.

– Мы организуем в школе уголок Нади.

– Добиваемся, чтоб нашему отряду присвоили её имя, – наперебой заговорили мы.

– Это очень хорошо, – выслушав нас, сказала старушка. – Я сама собиралась к вам в школу, чтобы рассказать о Наде. А вы меня опередили.

– Значит, это вы, Елизавета Павловна? – спросила Аня и поправила перекинутый через плечо ремешок от фотоаппарата.

– Я самая, – подтвердила старушка, – а живу я вон в том домике.

Домик был совсем близко. Елизавета Павловна отворила калитку и пропустила нас вперёд. На крыльце мы по очереди обмахнули веником ноги и пошаркали валенками.

Комната Елизаветы Павловны была маленькой, но мы всё-таки поместились в ней все. Аню, Борьку-Кочевника и Командировочного Елизавета Павловна усадила на диван. А Павлик, Федя и я присели к столу. Знакомиться стали так: Елизавета Павловна потребовала, чтобы каждый из нас сказал что-нибудь о себе. Первый похвастался Павлик:

– Я третий год бессменный санитар.

– А я второй год звеньевой и больше им быть не хочу, – пожаловался я, – потому что наше звено самое недружное. Даже к вам не все поехали.

– Ничего, – сказала мне Елизавета Павловна, – небось слышал: Москва не сразу строилась. Подружитесь и вы.

– Москва до сих пор строится, – заметил Борька-Кочевник и по привычке засмеялся.

– Вот так и хорошая дружба не вдруг получается, – подхватила Елизавета Павловна.

Дома она показалась мне не такой старенькой, как на улице. Волосы у неё, правда, были совсем седые, а морщинок на лице не так много, и сама быстрая. Рассадила нас в одну минуту.

– Продолжаем знакомиться, – сказала Елизавета Павловна и посмотрела на Аню.

– Я хочу быть геологом или учительницей географии… ещё не решила точно, – призналась Аня и смущённо добавила: – Елизавета Павловна, мы ведь учимся в том же классе, где последний год занималась Надя.

– Хороший у вас класс, солнечный, – закивала головой Елизавета Павловна, – я очень любила в нём заниматься.

– В том-то и беда, что солнечный, – вдруг заявил Командировочный Витька, – никак в нём не сосредоточишься. Даже зимой по стенам зайчики скачут. А весной жара, в сон клонит. Занимались бы мы в другом, я бы давно отличником был.

– А ты, я вижу, весельчак, – засмеялась Елизавета Павловна, – ишь что придумал. Небось любишь ребят смешить?

– Нет, у нас в классе будущий Чарли Чаплин есть. Он ушами шевелить умеет, – сказал Борька-Кочевник, вспомнив про Юрика.

– А чем ты знаменит? – спросила его Елизавета Павловна.

Борька смешно пожал плечами и сказал:

– Отец говорит, комплекцией, – и захохотал. А про свои перебежки с парты на парту ни звука.

Теперь с Елизаветой Павловной познакомились все, кроме Принца-Федьки. Интересно, что он скажет о себе? Мы насторожились. А Федька ничего о себе не сказал. Вместо этого он сам спросил Елизавету Павловну:

– Скажите, пожалуйста, за какой партой сидела Надя Матвеева?

Вот это вопрос! У меня даже мурашки по спине пробежали. Вдруг за моей?! Но Елизавета Павловна никак не могла вспомнить.

– Я переписываюсь с одноклассником Нади, – сказала она, – напишу ему письмо, а потом сообщу вам.

Так разговор сам по себе и перешёл к Наде. Елизавета Павловна достала из шкафа журнал десятого класса «Б», старый, уже пожелтевший. Положила его на стол перед нами и сказала:

– Школа тогда закрылась. Десятый класс ребята не закончили. К нашему городу подступал враг. Вот я все важные документы и взяла себе. Посмотрите, какие у Нади были отметки.

Аня стала перелистывать журнал.

– «Хорошо», «отлично», «хорошо», «отлично», опять «отлично»!

– «Посредственно»! – обрадовался Командировочный Витька и спросил: – По-теперешнему это троечка?

– Тройка, – кивнула головой Елизавета Павловна, – но она единственная. Больше «посредственно» не найдёте.

Я, на всякий случай, списал отметки Нади, а потом стал вместе со всеми рассматривать фотографии её класса, которые сохранились у Елизаветы Павловны.

– Вот это да! – ахнул я, взглянув на Надю. – И на героиню-то совсем не похожа. Лицо даже смешливое, и сама худенькая! – Я вспомнил статью из старой газеты, которую Игорь читал нам на сборе, и сказал: – Один раз Надя выслеживала вражеского стрелка и просидела на дереве в большой мороз весь день.

Елизавета Павловна о чём-то задумалась, а потом ответила мне:

– Упорная она была, это верно. Уж что задумает, добьётся. Надя часто занималась с отстающими. Однажды ей попался такой лентяй, который ничего не хотел делать. – Елизавета Павловна взяла одну из фотографий и показала нам этого лентяя.

– С виду очень приличный парень, даже не подумаешь, – сказал Борька-Кочевник и усмехнулся.

А мне показалось, что этот лентяй чем-то смахивает на нашего Наследного Принца.

– Важный какой, точно первый ученик в классе, – сказал я и покосился на Федьку.

Но он не обратил на меня никакого внимания, ждал, что расскажет Елизавета Павловна дальше.

– Так вот, – продолжала она, – вызываю я как-то этого мальчика, спрашиваю – ничего не знает. Даю решить задачу – не может. Ставлю ему двойку. После этого поднимается из-за парты Надя и говорит: «И мне двойку ставьте. Я тоже её заслужила, раз не могла выполнить ваше задание – заставить своего подшефного заниматься».

– Поставили вы ей двойку? – встрепенулась Аня.

Елизавета Павловна улыбнулась:

– Нет, не поставила. Наш лентяй слово дал подтянуться.

– Сдержал он слово? – спросил Павлик.

– Почти, – ответила Елизавета Павловна, – стал с грехом пополам на троечках плестись. Ужасный лодырь был.

Весь этот разговор Принцу-Федьке не нравился. Он всё время ёрзал на стуле, а потом вдруг встал и протиснулся к двери.

– Куда ты? – спросила его Аня.

– Жарко тут, – буркнул Федька, – приду сейчас… – и вышел.

Я сразу заволновался. Хорошо, если он отдышаться вышел или ещё зачем. А вдруг обозлился и задумал что-нибудь натворить? Наложит, к примеру, в портфель Елизаветы Павловны снега (она портфель в сенях оставила). Или верёвку у белья перережет, которое на крыльце сушится. Да мало ли что от него ожидать можно! О чём Елизавета Павловна ещё рассказывала, я уже не слушал, сидел точно на иголках. Очнулся только, когда Аня громко сказала:

– А теперь мы сфотографируемся!

– Надо позвать Батова, – спохватился я и выбежал на крыльцо.

Федьки нигде не было.

– Батов! – крикнул я.

В ответ мне только собака из будки прорычала, дворняжка мохнатая.

«Наверное, он ушёл к машине», – подумал я и вернулся.

Ребята уже расселись вокруг Елизаветы Павловны.

– Становись рядом с Павликом, – приказала мне Аня и стала наводить на нас аппарат. – Внимание!

– Жевать можно? – спросил Борька-Кочевник как раз в тот момент, когда Аня щёлкнула затвором. – Ну вот, теперь я с открытым ртом получусь, – расстроился он.

Аня сделала второй снимок. На нём Борька выйдет уже застывший, как статуя. Потом Аня встала на моё место, и я щёлкнул затвором. После этого мы начали прощаться. Аня поблагодарила Елизавету Павловну за её рассказ и извинилась, что мы оторвали её от дел. Елизавета Павловна хотела напоить нас чаем, но мы отказались. На улице уже темнело.

– Когда у нас будет открытие музея Нади Матвеевой, мы обязательно вам напишем, – сказал я.

– Приезжайте к нам тогда, – загалдели ребята, – а если вы что ещё о Наде вспомните, напишите.

На этом мы и расстались.

Мы – снайперы

Напротив дома Елизаветы Павловны через дорогу был небольшой лесок. С одной из ёлок вдруг раздалось:

– Снайпер Матвеев, огонь!

И в нас полетели снежки. На ёлке сидел Принц-Федька и смеялся, глядя, как мы вытряхиваем снег из-за воротников.

– Я тоже снайпер! – крикнул Командировочный Витька и полез на другую ёлку.

Мы стали кричать им:

– Слезайте! Чего вы? Ехать пора.

Но Принц-Федька ничего не хотел слушать. Он залез чуть ли не на самую макушку и стал стрелять оттуда в нас из воображаемого автомата.

– Трах-тах-тах-тах! – неслось с ёлки. – Трах-тах-тах!

– Что ж ты в своих стреляешь? – закричал ему Борька Кочевник и бросил в Принца снежком.

Мы тоже стали кидать в него снежки. Даже Витька со своей ёлки кидал снежки в Принца.

– Ах так! Все на одного! – закричал Федька. – Ну, держитесь! – Он дождался, когда я подбегу поближе, и стряхнул мне за шиворот с ветки, на которой стоял, большую шапку снега. Ветка сильно наклонилась, Федька не удержался и скатился в снег. Мы дружно захохотали.

– Так тебе и надо, не стреляй в своих, – сказал Павлик.

Витька слез с соседней ёлки и вместе с нами вышел на дорогу. А Принц всё сидел в сугробе и не собирался подниматься.

– Вставай! – замахала ему рукавичкой Аня. – Чего ты расселся, уже поздно.

Мы пошли дальше, а Принц-Федька и не думал вылезать из своей снежной ванны.

– Вот упрямый! – возмутился Павлик.

– Стойте, он нам рукой машет, – сказала Аня.

– Подманивает, – усмехнулся Павлик, – подойдём, а он как даст снежную очередь.

– А ну тебя! – отмахнулась Аня и направилась к Федьке.

Витька-Командировочный и я поспешили за ней. В случае чего, мы примем огонь на себя.

– Я не могу встать, – сказал нам Федька.

– Будет разыгрывать, – засмеялся Борька-Кочевник, – подойдём, а ты в снег пихнёшь. Знаем мы твои штучки-дрючки.

– Не пихну, – испуганным голосом проговорил Принц, – я в самом деле не могу встать. Наверное, ногу сломал.

Мы сразу притихли. Неужели Федька по-настоящему сломал ногу? Надо же! Опять в моём звене неприятность! Витька-Командировочный и я подошли к Батову. Он обнял нас за плечи и с трудом поднялся. Так мы и вышли на просеку. Тут Павлик, как санитар, потребовал, чтобы Принц показал ему ногу. Но лучше бы он не требовал. Только начал снимать валенок, Федька как закричит, точно его режут.

– У тебя сильный вывих, – поставил после этого диагноз Павлик, – если бы был перелом, торчала бы кость в сторону.

Бледный Принц чуть заметно улыбнулся.

– Постарайся сесть в автомобиль сам, а то Ане от матери достанется, – сказал ему Павлик, когда мы подходили к машине.

– Она нас всю дорогу пилить будет, – поддержал его Борька-Кочевник.

Чтобы подвести Принца к самой машине, мы сманеврировали и подошли к ней сзади. Оставили его у самого багажника. В автомобиль Принц-Федька влез сам. Анина мама сейчас же замахала руками, как наседка крыльями, и закричала:

– Кушать, кушать скорее!

– Кушать, давайте кушать! – согласно зашумели мы, очень довольные тем, что взрослые ничего не заметили.

Варвара Андреевна налила каждому из нас по чашке какао из трёхлитрового термоса и дала по кусочку хлеба с колбасой. Мы с удовольствием выпили какао и съели бутерброды. Во время еды Анин папа поинтересовался:

– Как успехи, разведчики?

– Здорово! – ответил Борька-Кочевник с полным ртом. – Узнали, как Надя училась, как отстающим помогала.

– Какие слова себе придумала, чтоб врагов побеждать, – добавила Аня.

– Что за слова? – удивился я.

– Вот те раз! – засмеялся Борька-Кочевник. – О чём же ты мечтал, когда Елизавета Павловна нам письмо от Нади читала?

«О чём мечтал? – разозлился я на Кочевника. – За Принца переживал. Вышел бы к нему раньше, может, он и ногу не сломал бы. Борьке только зубы скалить да бутерброды с колбасой уничтожать». Мне даже есть расхотелось после таких неуместных замечаний.

– Фотографировались мы с Елизаветой Павловной, – сказала Аня, отдавая фотоаппарат Григорию Михайловичу.

– И у меня удача, – оживилась Варвара Андреевна. – Пока вы узнавали про свою партизанку, я обошла несколько дач и облюбовала одну. Мне здесь понравилось. Я уже и задаток дала, чтоб другим не сдали. А то приедешь весной, а тебе от…

– Ой! – вскрикнул вдруг Принц-Федька и потянул больную ногу из-под переднего сиденья.

– Что случилось? – обернулась к нему Варвара Андреевна.

– Ничего, – поморщился Федька. – Моя нога была под сиденьем. Вы её прижали.

– Нечего совать ноги куда не положено. У меня же нет сзади глаз, – раздражённо сказала Варвара Андреевна.

– Мама, – укоризненно посмотрела на неё Аня и спросила Федьку сочувственно: – Больно?

– Не так уж, – сказал он и замолчал.

А мне почему-то стало жалко, что ногу сломал Принц, а не я. Тогда бы Аня тревожилась за меня и, несмотря на боль, мне было бы хорошо.

Немного погодя Федька наклонился ко мне и зашептал прямо в ухо:

– Я нарочно вскрикнул, чтобы вылезать было сподручнее. Будто я ногу в машине повредил.

Про себя я одобрил Федькин поступок, но вслух сказал сердито, и так, чтобы слышала Аня:

– Пройдёт твоя нога. Нечего из мухи слона делать.