Текст книги "В краю исчезнувшего тигра. Сказки"

Автор книги: Юрий Харламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Какая резвость! Какая игривость! – выползая из-под фаты и снимая с ушей нитки кораллов, словно вязанки сушеных грибов, воскликнул он. – Давно у меня не было такой жены!

– Твоя жена – острая сабля, которой тебе снесут твою подлую башку! – крикнула Бойчечак.

– Какие слова! Какие угрозы! Кровь замирает в жилах, мурашки бегут по телу! – прыгая вокруг неё и потирая ручки от удовольствия, приговаривал тартанашка. Потом вдруг остановился и, глядя на нее в упор, сказал: – О, как сладко ты забьёшься в моих сетях! Смотри!– он отдернул ковер: – Все они были такими же неприступными и гордыми, как ты!

И Бойчечак увидала страшную картину – сотни подвешенных за лапки и крылья бабочек, замученных, выпитых до последней кровинки, сухих и легких, как осенние листья. Многих из них она узнала. Это были яркие беспечные существа, она любила играть с ними, а потом они одна за другой куда-то исчезали. Вот, оказывается, куда!

– Все они ненавидели и презирали меня! – продолжал Пузур-Самукан. – Но я сумел заманить их в свои сети. Лестью, подарками, обманом. Вон той, например, Золотоглазке, сказал, что я режиссер и буду снимать её в кино. Подземные съемки, ха-ха!... Да, нам приходится быть и хитрыми, и коварными, и жестокими. Что делать, если все красивое на земле презирает нас. Презирайте! Этим вы только разжигаете наше желание видеть вас в своих сетях. И чем больше будет в вас красоты и совершенства, тем быстрее мы всех вас выпьем и передушим. Или сделаем такими же, как мы.

– Этому никогда не бывать! – крикнула Бойчечак.

– Именно так и будет! Сколько бы ни боролись добро и зло, солнце и тьма, победим мы, пауки – тихие, незримые, неслышные советники сильных мира сего. Войны объявляют короли, умирают солдаты, а плоды пожинаем мы. Весь мир уже оплетен нашей паутиной! Ну, да ты еще ребенок в этих делах, поживешь со мной – многое поймешь... А сейчас о, свет моих очей, позвольте мне оплести вас подвенечной паутиной и надеть фату под нею не будет видно ваших связанных ручек и ножек.

– Только посмей! – сказала Бойчечак, поджав ноги, чтобы быть готовой дать отпор, если тартанашка попытается приблизиться к ней.

– Ну что ж, сударыня, в таком случае вам придется повисеть.

– Как это – повисеть? Ты что болтаешь! Не забывай: я все-таки дочь царя! – напомнила ему Бойчечак. Но как ни храбрилась она на словах, внутри у нее всё похолодело.

Глазки у тартанашки сузились.

– Как повисеть? Очень просто, как все висят, неважно – бабочка ты или принцесса.

С этими словами он вдруг метнулся к Бойчечак и впился ей в шею. Она вскрикнула и потеряла сознание. А когда очнулась, Пузур-Самукан деловито бегал вокруг ее ног, обматывая лодыжки паутиной.

– Ага, щечки порозовели, – сказал он. – Значит, всё в порядке. Почему-то мой первый поцелуй всех парализует. Многие бабочки вообще не приходят в сознание. Но ведь никогда нельзя угадать, кому какую порцию яда ввести, я ведь не аптекарь, во мне, кхе-кхе, тоже кровь играет.

Бойчечак все слышала и видела, но не могла ни ответить, и пошевелить хотя бы пальцем. А тартанашка, закончив оплетать ей ноги, взлетел наверх, прикрепил там паутину, в противоположном углу сделал растяжку, стал как матрос на рее, расставив ноги, потянул, перебирая лапками за конец паутины – и Бойчечак начала медленно, рывками подниматься вверх, пока не очутилась под самым потолком, словно воздушная акробатка в цирке, подвешенная за ноги. Она раскачивалась и вращалась от каждого движения Пузур-Самукана, а тот все суетился вокруг нее, выкручивая ей руки и по-хозяйски закрепляя их, приговаривая при этом: «Ай да жена! Такой у меня ещё не было. И красавица, и умница. А повисит да присмиреет – цены ей не будет. Заживем с нею, как два голубка».

Бойчечак набрала полный рот слюны и плюнула в него.

– А еще принцесса! – утершись, буркнул он.

ГЛАВА 17

В целлофановом пакете – к Пузур-Самукану

Нескончаемая вереница мастериц вытянулась перед входом в царский дворец.

Они без сожаления отрезали свои косы, из которых тут же сплеталась длинная прочная веревка.

– Друзья! – сказал царь Навруз, обращаясь к принцам и царевичам. – Не успели вы отправиться на поиски волшебной тюбетейки, как новое несчастье постигло наше Хлопковое царство: мою дочь похитил паук. Кто из вас спустится под землю, сразится с ним и выручит их беды принцессу?

Принц Хурдак подошел к норе, смерил ее диаметр и свой живот и облегченно вздохнул:

– Не пролезу. А то бы я показал этому паучишке!

Принц Шоди, который всё время был навеселе, и у него двоилось в глазах, храбро шагнул вперед, качнулся, икнул и чуть не упал в нору.

– В какую из них – в ту или эту? – спросил он. – Нет, вы скажите: в ту или в эту? Не могу же я спуститься в две норы одновременно!

Сын Шохтута и племянник королевы Роз Бутон, очень вежливые воспитанные юноши, раскланивались друг перед другом, великодушно уступая эту честь один другому.

Храброму Пулоди мешал его длинный меч.

У принца Анзура кончился бензин, и он срочно укатил на заправку.

Принц Шерзод вспомнил, что ему надо постричь свою гриву – она у него отросла, как у льва.

– Позвольте мне, ваше величество...

Царь обернулся. На краю паучьей норы, воинственно задрав хвост, стоял Чирка.

– Ты?! Да ведь он убьет тебя одним щелчком!

– А я навяжу ему воздушный бой! – Серый хвост расправил крылья и показал, как он это сделает: – Залечу слева, удар клювом в челюсть, разворот, удар в другую челюсть, набираю высоту, делаю мертвую петлю, вхожу в штопор...

Вдруг что-то черное мелькнуло в сухой прошлогодней траве. В ту же секунду с неба со свистом, словно метеор, упал Петька, вонзив свой клюв, как шпагу, возле самой Чиркиной ноги и нанизав на него маленького» но страшно ядовитого паучка по имени Кара-курт – Чёрная смерть. И хоть он не проглотил его, а только проткнул и отшвырнул, его тут же начало трясти, как в лихорадке, а пальцы на лапах свело судорогой.

Чирка бросился к нему. Он готов был отдать свою кровь и дыхание, только бы спасти друга, но яд действовал неотвратимо.

Срочно послали за врачом. Расцепив Петьке клюв, он влил ему ложку какого-то снадобья. Петька открыл глаза и слабым голосом шепнул Чирке:

– Прилетишь домой – поклонись от меня речке, камышам, лягушкам... А бабке Бобылячке скажи: «Некому теперь клевать твою вишню...», пусть сама клюет... Прощай друг...

– Ты будешь жить! – крикнул Чирка. – Ты не имеешь права! Вспомни нашу клятву: «Но мы вернемся с первым червяком...».

– «И по полям... поскачем... босиком...» – с трудом выговорил Острый клюв, и глаза его начали заволакиваться пленкой.

Царь Навруз выхватил у садовника лопату и кинулся раскапывать нору.

– Я доберусь до него! Я это паучье гнездо выжгу огнем!

– Это слишком долго, – остановил его Чирка. – Пусти, я должен рассчитаться с ним теперь еще и за Петьку.

– Три кара-курта нырнули в нору, – предостерег его царь Навруз.

Чирка секунду подумал.

– Пакет! Обыкновенный целлофановый пакет! – крикнул он.

Как только пакет принесли, он запрыгнул в него и скомандовал:

– Привязывайте! Опускайте! – и полетел в пакете, как в батискафе, во тьму паучьей норы.

ГЛАВА 18

За пять минут до свадьбы

Не три, а наверное тридцать три кара-курта из личной охраны Пузур-Самукана бросались на Чирку, пока он спускался вниз, но отлетали, как горох от стенки, и повисали на своих паутинах-лонжах, недоумевая, что это за странный непробиваемый щит вокруг воробья.

Несколько раз пакет замирал – это кончалась веревка, и мастерицы на ходу довязывали ее. Даже маленьким фрейлинам пришлось расстаться со своими жиденькими косичками – так глубоко упрятал свои апартаменты паук-визирь. И как раз этих-то последних косичек хватило, чтобы Чиркин дыролет коснулся, наконец, дна норы.

Серый хвост выбрался из пакета, увидал вдалеке слабый свет и направился к нему. Это светилась гнилушка, а перед нею была раскинута сеть, которую он заметил в самый последний момент. Таких гнилушек-ловушек ему попалось несколько, последняя была особенно коварной – достаточно было задеть за одну из тончайших сторожевых паутинок, и сеть-накидка падала сверху, опутывая непрошеного гостя.

Наконец узкий ход расширился и перешел в высокий зал со сводами, освещенными парящими в воздухе светлячками – они без устали мигали, разгоняя мрак.

– Смотрите, новый гость пожаловал! – просигналил один из светлячков: – Вы на свадьбу нашего господина с принцессой? Пожалуйте в этот зал, гости уже собрались, ждут невесту. До свадьбы осталось ровно пять минут.

Чирка вспомнил, как по вечерам они с Бойчечак сидели на балконе, а вокруг них бесшумно, как маленькие звёздочки, парили вот такие же светлячки, и она учила его понимать их язык.

– Никакой свадьбы не будет! – сказал он. – Я пришел арестовать паука, потому что он вор и злодей!

Светлячки от радости замигали, как лампочки на новогодней елке.

– Как хорошо! Принцесса такая красавица, а Пузур-Самукан такой страшный и жестокий.

– Зачем же вы ему служите?

– Мы спасаем звезды! – ответил самый маленький светлячок. – Пузур-Самукан сказал: если мы откажемся ему светить, он потушит все звезды на небе, а ведь они наши сестры.

– Глупые! Разве можно потушить звезды! – поразился их наивности Чирка.

Вдруг рядом, за стенкой, откуда доносился неясный шум, раздался хриплый надтреснутый голос:

– Раз нам не торопятся показать невесту, споем! Давно мы не пели наших удалых паучьих песен. Эй, оркестр! Барабан! Литавры!

И хор пауков запел отрывисто и резко, как будто душил и топтал слова:

 
Жил паук-восьминог,
Он построил чертог:
Зал – гостей принимать,
Зал другой – петь, плясать,
В третьем – руки крутить,
Кровь невинную пить!
 

Чирка заглянул в зал, и перья у него на голове стали дыбом – он кишел пауками всех мастей и пород, тенетниками, крестовиками, длинноногами и пузанами, в плащах, при шпагах, в драгоценных перстнях и с золотыми цепочками на животах. Они висели в сетях и гамаках, раскачиваясь, дергаясь и прихлопывая в такт музыке, звучавшей страшно фальшиво и неестественно. В плетёных креслах и шезлонгах сидели приглашенные: скорпионы с жалящими хвостами, мохнатые фаланги, ядовитые сколопендры и всякая другая нечисть, которая добросовестно подтягивала:

 
Всю-то ночь он не спал,
Всё дворец украшал,
Плёл узоры, ковры
Да стелил до поры,
Сам начистил с утра
Зеркала и паркет —
Прилетай, мошкара,
К пауку на обед!
 

Потом на середину выскочила рыжая сороконожка и, став на хвост, исполнила весёленький куплет, обращаясь к плюгавому паучишке в очках:

 
А скажи-ка, брат паук,
Кандидат лесных наук,
Паутинный муховед,
Сладок был эксперимент?
Топ-топ-топ-топ! -
 

– подхватил хор.

 
У паука легка рука,
Надежна паутина,
Одна – для друга и врага
Для матери и сына,
Ткём бессонными ночами,
Разгоняя тьму очам,
Для невест фату, фату,
Яд копя во рту, во рту,
 

– затянули в другом углу.

Серый хвост повернулся к светлячкам:

– Где принцесса? Ведите меня к ней!

И они понеслись вперед, указывая путь.

То, что он увидел, не могло присниться ему даже в самом кошмарном сне: принцесса Бойчечак, дочь царя Навруза, его повелительница и госпожа, висела, как муха, в паутине, подвешенная за ноги.

Он уже раскрыл клюв, чтобы крикнуть ей: «Держись, я здесь!», но тут из боковой двери в комнату вошел паук в халате и тюбетейке, очень похожий на Пузур-Самукана, только моложе его втрое – по виду сын или племянник.

– Не хочешь замуж за старика – выходи за меня, – сказал он. – Чем я тебе не пара?

– Вам всем отрубят головы, как только мой отец найдет меня! – ответила Бойчечак слабым голосом.

– Забудь об этом – тебя никогда не найдут. Кричать бесполезно, ты уже убедилась: отсюда не доносится ни один звук. Так что не упорствуй.

– Найдут, – уверенно сказала она.

– Даже если найдут, подумай сама: кто осмелится спуститься сюда?

– Тот, кто меня любит! – ответила Бойчечак.

– Хотел бы я увидать этого смельчака!

Сердце у Чирки забилось – вот решающая минута. Или он погибнет, или спасет ее!

– Ну, так смотри! – крикнул он и вылетел на середину комнаты.

– Чирка! – воскликнула Бойчечак. Она рванулась ему навстречу, но только еще больше запуталась в липкой, как клей, паутине. – Один? А где остальные?

– Все здесь!... Заходи слева, Гирдак. Заходи справа, Хурдак! Окружай, Шоди! Отрезай, Пулоди! Шерзод, не лезь вперед! – закричал он.

Паук сначала испугался, но быстро понял, что это всего лишь тактический прием.

– Ну, где же они? – злорадно усмехнулся Он.

– Отстали, а может обогнали, неважно. Развяжи принцессу! – приказал Чирка.– И позови сюда Главного советника, у меня разговор к нему, – Он уже заметил за собой: когда положение было из рук вон и ему нечего было терять, он становился отчаянно храбрым и дерзким, сам себя не узнавал.

– А поговори сначала со мной, его сыночком! – ответил молодой тартанак. Резким движением он отпрыгнул к стенке и нажал кнопку сейфа. Дверца распахнулась, сейф был набит холодным оружием – рапирами, кинжалами, саблями.

Паук схватил тонкую, как жало, шпагу, со свистом взмахнул ею, и стал в боевую позицию.

– А ну, посмотрим, на что ты способен, принц навозный!

ГЛАВА 19

Поединок

Чирка осмотрелся – места для маневра, разворотов и пике было маловато. Везде паутина, заденешь крылом или хвостом – считай, что пропал. К тому же он не знал, где у паука уязвимое место, куда его надо бить.

– Не связывайся с ним, Чирка, – услышал он жалобный голос Бойчечак.– Лети за подмогой, я повишу, уже немножко привыкла.

– Много чести для этого колченогого, сам управлюсь!

Взлетев под потолок, он сложил крылья и камнем упал на паука, но тот отпрыгнул, одновременно сделав выпад шпагой. Серый хвост повторил заход. Теперь он решил нанести удар крылом, но паук пригнул голову, а когда он выходил из крутого пике, успел дать ему хорошего пинка под хвост. Чирка отлетел и растянулся на полу. Удар шпагой был молниеносным, но не точным – шпага воткнулась в землю и сломалась.

– Клюй его! – крикнула Бойчечак.

Но пока Чирка набирал высоту, тартанак успел нырнуть в свой сейф и выскочил оттуда с саблей наголо. Будь Чирка порасторопней, он мог бы захлопнуть его там.

Саблей паук владел намного лучше, чем шпагой. Да и Чирка сплоховал: сделав ложный выпад, не успел увернуться, и удар достиг цели – из клюва хлынула кровь. Он взлетел на аквариум, макнул нос разок-другой в воду и снова пошел в атаку. Наконец, его прямой в лоб опрокинул паука навзничь. Чирка уже хотел броситься врукопашную, но паук опустил перед собой заградительную сеть, и пока Серый хвост искал подступы к нему, незаметно прокрался и оказался у него в тылу.

Бойчечак билась в сетях, пытаясь разорвать паутину, но это ей не удавалось, и она вынуждена была наблюдать за поединком со стороны, не в силах помочь бедному Чирке.

А тот устал летать вверх-вниз, и постепенно паук завладел инициативой в воздухе. Он ловко взбегал по своим невидимым воздушным лестницам под самый потолок и с криком, как самурай, бросался оттуда на Чирку.

Клетка с канарейками уже валялась на полу, конфеты были разбросаны. Лишь телевизор как ни в чём ни бывало продолжал показывать какую-то передачу из жизни морских звезд, и тартанак несколько раз испуганно шарахался от него. «Он боится воды! – догадался; Чирка. – Так я тебе устрою потоп».

Он стал бегать вокруг аквариума, дразня паука, строя ему через толщу воды рожи, выпучивая глаза, как у него, и раздирая лапами рот. Паук страшно разозлился. Он кинулся за Чиркой, а тот взлетел на край аквариума, чирикнул: «Перемирие, напиться надо!» и стал невозмутимо пить.

– Вот тебе перемирие! – крикнул паук и, схватив саблю двумя руками, рубанул ею изо всех сил. Чирке только того и надо было. Он отскочил, удар пришелся по аквариуму, стекло со звоном разлетелось, и вода хлынула на паука. Спасаясь от волны, он бросил саблю и запрыгнул на телевизор, весь в водорослях и ракушках. Чирка из последних сил поднялся в воздух и пошел на таран. Сбитый с телевизора, паук покатился по полу... Тюбетейка слетела у него с головы, и в тот же миг молодой тартанак прямо на глазах превратился в Пузур-Самукана, старого и немощного.

– Тюбетейка! – ахнула Бойчечак.

Она рванулась, намокшая паутина лопнула, и она успела схватить тюбетейку раньше, чем Пузур-Самукан дотянулся до нее.

ГЛАВА 20

„Но он же не принц!"

Подняли веревку в первый раз – вместо Чирки и Бойчечак вытащили клетку с канарейками.

– Пузур-Самукан заколдовал их! – ахнули придворные.

Снова опустили веревку—вместо Чирки и принцессы вытащили золотых рыбок в целлофановом пакете.

– Он превратил их в рыбок!

В третий раз опустили веревку – и подняли наконец. Бойчечак с Чиркой.

Царь Навруз бросился к дочери, расцеловал её, а Чирку даже не знал, как благодарить за верную службу. Но для того дороже всех наград была весть о том что могучий Петькин организм победил, и хоть он пока' лежачий, завтра его можно будет уже навестить.

– Вот твоя тюбетейка, отец! – сказала Бойчечак.– Хотела я вручить ее тебе вместе с головой твоего верного слуги, да Чирка, добрая душа, пожалел его.

– Он пожалел, зато я не пожалею! – вскричал царь Навруз.

По его команде садовник открыл шлюз, и вода хлынула в паучью нору. Тут же из всех щелей и трещин полезли пауки, фаланги, скорпионы и сороконожки, удирая без оглядки. Потом рассказывали, будто кто-то видел и самого Пузур-Самукана, переодетого в какой-то балахон, чтобы его не узнали. Он выбрался через вентиляционный люк и по сточной канаве уплыл к Зу-зу. Что было с ними дальше, никто не знает, но в Хлопковом царстве их больше никогда не видели.

– Ваше величество, скорее наденьте волшебную тюбетейку! – сгорая от нетерпения, закричали придворные.

Царь Навруз расправил тюбетейку, стряхнул с нее пыль и паутину, надел, повернул задом наперед и превратился в стройного безусого юношу с копной курчавых волос и черными веселыми глазами, из которых струился свет. И в тот же миг вместе с ним помолодело и обновилось все Хлопковое царство. Улыбнулись мастерицы, расцвели узоры на их платьях, мгновенно отросли обрезанные косы.

Придворные не узнавали друг друга – куда девались их лысины и животы, морщины и седые волосы! Дамы-бочки превратились в стройных стрекозок, даже Шу-шу, помолодев, оказалась не такой уж мымрой. К ней вернулись слух, нюх, зрение, и она тут же выбросила подслушивательный аппарат и подсматривательные очки.

Да что придворные! В горах зацвел миндаль, зашумели молодой листвой деревья в садах, окрестные холмы покрылись живыми коврами из тюльпанов, маков, анемонов и синих, как горный лазурит, колокольчиков.

С полей и пастбищ доносились звуки дойр и карнаев – начинался всенародный праздник Весны.

Помолодевший садовник открыл клетку и выпустил на волю канареек, которые тут же запели, а выпущенные в прозрачный ручей золотые рыбки принялись резвиться и выпрыгивать из воды.

А уж о принцессе Бойчечак и говорить нечего. Синяки, ссадины и кровоподтеки исчезли, бледные щеки вспыхнули лепестками мака, волосы сами завились в локоны, а локоны уложились в пышную, как куст жасмина, прическу, и вся она расцвела, словно диковинный цветок.

Чирке, серенькому, невзрачному, сидевшему у нее на плече, стало даже неловко рядом с нею, и он хотел потихоньку улизнуть, но она поймала его за хвост.

– Дочь! – сказал царь Навруз. – Волшебную тюбетейку вернула мне ты. Тебе самой и выбирать, кого из принцев взять себе в мужья.

Царевичи и королевичи снова приободрились и полезли один вперед другого. Ведь принцесса не видела, какие они все трусы, счастье могло улыбнуться любому из них. Особенно рвался вперед принц Анзур, у которого бак мотоцикла был теперь залит до отказа и он мог увезти принцессу хоть на край света.

– Нет, отец, – ответила Бойчечак, – тюбетейку и меня вместе с нею отбил у Пузур-Самукана храбрый воробей Чирка. И я остаюсь верна своему слову. – Она подняла его высоко над головой и объявила: – Смотрите все, вот мой избранник!

Советники и министры остолбенели. Их жены потеряли дар речи. Принцы тут же повернулись и ушли оскорбленные в своих лучших чувствах.

С минуту царило полное замешательство.

– Какой пассаж! Какой неслыханный скандал! – раздался наконец восторженный шепот Шу-шу.

– Но ведь он не принц! – зашумели вельможи.

– Даже ничей из нас не сын и не племянник! – подхватили советники и министры.

– И вообще – слыханное ли дело – отдавать царскую дочь за воробья! – возмутились дамы. – Да от нас все соседние королевства отвернутся, никто к нам на балы не станет ездить, всякая светская жизнь угаснет!

– А я жалую ему звание Хлопкового принца! – крикнул царь Навруз.

– Звание! Одно название! – засмеялся молодым сочным смехом стройный, как бамбук, Апиль-син. – От этого он ведь не перестанет быть воробьем!

И тут из высокой каменной башни с телескопом выглянул звездочет.

– Между прочим, – сказал он, – сегодня – ночь Летящей звезды, Лайлатулкадр. Так что все желания исполнимы!

ГЛАВА 21

Ночь Лайлатулкадр

Ночь Летящей звезды, таинственная и светлая, опускается на Хлопковое царство.

– А что надо делать? – волнуясь, спрашивает Чирка.

– Не спать, только и всего, – отвечает Бойчечак. – А когда увидим летящую по небу звезду, попросим, чтобы она сделала тебя принцем.

Они сидят на крыше царского дворца, откуда, как на ладони, видать всё Хлопковое царство.

И везде, где только можно – на крышах, деревьях, балконах, башнях, у раскрытых окон чердаков и мансард сидят поодиночке, парами и целыми семьями хлопкоробы и мастерицы, вельможи и жены вельмож.

– Они все хотят о чем-то просить? – удивляется Чирка. – О чем?

– Людям всегда чего-нибудь не хватает, – отвечает Бойчечак. «Но в основном просят золота. Видишь, возле каждого какой-нибудь предмет—чайник, лепешка, тыква, кетмень. Когда появится Звезда, надо успеть схватиться за них и крикнуть: «Преврати это в золото!».

– А вон старичок на лестнице с. пустыми руками.

– А лестница для чего? – смеется Бойчечак. – За нее-то он и схватится.

На развалинах старой крепости в окружения юношей и девушек сидит царь Навруз, перебирая струны дутара, и тоже посматривает на небо.

– Твой отец хочет иметь золотой дутар? – спрашивает Чирка.

– Дутар не может быть золотым – он не будет звучать. Отец хочет попросить у Звезды волшебные струны. Тогда бы он собрал вокруг себя весь наш маленький народ и спел ему древние предания нашей земли.

Ночь Летящей звезды идет над Хлопковым царством. Горят на балконах огоньки. Тают свечи. Сами собой закрываются глаза.

Спят мастерицы и вельможи.

Спят хлопкоробы.

Спят на крошечном балкончике Лула и Балула.

Спит царь Навруз, обняв юную красавицу Весну склонившую ему на плечо голову.

Не спят лишь принцесса и Чирка. Но вот и он начинает клевать носом.

– Не спи! – тормошит его Бойчечак.

– А долго еще? – спрашивает он.

– Этого никто не знает. Иначе бы все завели будильники и спокойно легли спать.

– Я не сплю, я только глаза на секундочку закрою.

– Пузур-Самукан! – кричит Бойчечак, и Чирка испуганно вскидывается. Бойчечак хохочет.

– А вдруг из меня получится какой-нибудь никудышный принц? – говорит он.

– Нет! – прижимая его к груди, отвечает она. – Из такого отчаянного воробья получится такой же храбрый и верный принц!

Гаснут последние огоньки. Спит Хлопковое царство. Даже блуждающие, словно огни святого Эльма, светлячки, которые набились в волосы Бойчечак, когда она покидала дворец тартанашки, куда-то попрятались. И вот, завороженная волшебством этой таинственной ночи, убаюканная пением цикад и соловьев, засыпает наконец и Бойчечак. Чирка уже давно спит у нее на коленях.

И тогда над спящим царством появляется Летящая звезда, огненная царица неба, подобная странствующей комете.

– Желания людей мне известны, – шепчут ее губы. – Золото, золото, золото... Как будто золото можно переплавить в любовь или купить за него дружбу, или смыть им позор и бесчестье... А вот что хотел попросить у меня воробей?

И хоть голос её – словно шорох песка в часах вечности, принцесса Бойчечак вздрагивает и просыпается.

– Сделай его принцем! – вскакивая и протягивая ей Чирку, кричит она.

– Принцем? Пожалуйста, что может быть проще. Но пусть он сам попросит меня об этом, – отвечает Звезда. – Может, ему хочется стать орлом или павлином!

Принцесса трясет Чирку, но сон его глубок и крепок.

– Я не могу разбудить его! Он бился с тартанаком, он так устал, мой славный рыцарь и герой.

– Но ты же знаешь: я исполняю желания только тех, кто не спит. Прощай, девочка.

И Звезда летит дальше.

– Подожди! – кричит Бойчечак.

Она быстро спускается с крыши и бежит за нею.

Остались позади городские ворота, она бежит уже без дороги, среди туманных весенних холмов, перепрыгивая через ручьи и овраги – вот когда пригодились ей ее длинные ноги!

– Я – принцесса, он – воробей, нам никогда не быть вместе, если он не станет принцем! – кричит она.

– Но я не всесильна, – отвечает Звезда. – Пойми, я могу исполнить лишь твое желание. Проси о чем хочешь, но только за себя. Поторопись, я улетаю...

Бойчечак останавливается.

– Хорошо, – секунду подумав, говорит она. – Тогда... тогда... Вот мое желание...

Говорят, в ту ночь Летящая звезда замедлила свой бег и склонилась до самой земли, чтобы рассмотреть странную девочку, чья просьба была так непривычна для ее слуха.

ГЛАВА 22

Превращение

Наутро все Хлопковое царство было взбудоражено поразившей всех новостью: дочь царя Навруза в волшебную ночь Лайлатулкадр превратилась – в кого бы вы думали? – в воробья! Да-да, вон та серенькая птичка, которая сидит на ветке и чистит клювом перышки, это и есть принцесса Бойчечак, видите, у нее даже ноги такие же несуразно длинные. Какой скандал! Какой позор! У нее и мать, королева Барбадензе, если помните, тоже была ненормальной – охотилась на тигров, а мышей боялась. Зачем она это сделала? Такая, видите ли, у них любовь с воробьем, что или оба принцы или оба воробьи. А еще говорят, прошли времена Лейли и Меджнуна[4]4
  Лейли и Меджнун – герои трагической истории любви, популярной на Ближнем и Среднем Востоке.


[Закрыть]!

Не пощадили злые языки и Чирку, хоть он сам себя казнил и готов был броситься головой в арык[5]5
  Арык – небольшой оросительный канал в Средней Азии.


[Закрыть], считая себя виновником всей этой истории.

Царь Навруз сначала был страшно расстроен сумасбродной выходкой дочери, но потом, рассудив, что хуже она ведь от этого не стала – напротив: какая верность слову! – велел построить для них золотую скворешню, отделав ее драгоценными камнями.

Но у друзей были свои планы. Уже летели высоко в небе стаи уток, гусей, журавлей, и зоркие глаза их были устремлены вдаль, и крылья были, как одно крыло, и все клювы были нацелены в одну точку – туда, где за морями и горами лежит самая волшебная из всех стран – родина.

Как только Петька стал на крыло, они втроем явились к царю Наврузу, чтобы попрощаться, поблагодарить за все и тоже пуститься в путь.

Царь Навруз благословил дочь и вручил ей хлопковое семечко.

– Это тебе приданое, – сказал он. – Ты ведь все– таки дочь царя Хлопка, а не какого-то там Голого короля. Тут вам и одеяла, и подушки, и халаты, и рубашки. Только не ленитесь.

Лула и Балула схватили свою бывшую госпожу и ни за что не хотели расставаться с нею.

– Не могла и нас превратить в каких-нибудь птичек! – плакали они.

Сделали прощальный круг над Хлопковым царством.

Мастерицы махали им платками. Хлопкоробы – тюбетейками. Какая-то странная пестрая толпа на краю поля – кулаками.

– Это что за ряженые? – удивился Чирка.

– Придворные! – засмеялся Петька. – Пришли к Наврузке за новыми назначениями, а он им вместо должностей да чинов – кетмени в зубы!

На одном из птичьих базаров встретили своих – возвращались из Африки. Скворцы были удивлены и обрадованы – они считали Чирку с Петькой погибшими в урагане. Хромой атаман окрестил Бойчечак Длинной ногой, но все скворцы звали ее ласково – Длинноножка, и когда она уставала, несли в клювах за кончики крыльев.

Надо ли описывать радость матери-воробьихи, дождавшейся своего блудного сына! Отец хотел задать ему хорошую трепку, но, увидав Бойчечак, обнял их, прослезился и, взлетев на крышу, стал созывать гостей на свадьбу.

Свадьбу играли в роще, тамадой был, конечно, Петька. Ветки трещали и гнулись от гостей. Сороки, грачи, жаворонки, иволги, синички, удоды, всякие кулички, водяные курочки – кого-кого тут только не было!

Соловей Суля спел несколько романсов. Журавль с цаплей исполнили па-де-де. Потом сводный птичий хор грянул заздравную-величальную, а кукушка куковала многие лета, пока не сбилась со счета. После этого пошли уже кто во что: гуси – в гусли, утки – в дудки, пеликаны – в барабаны, чечетки – в трещотки. В общем, такой веселой птичьей свадьбы даже старый ворон не мог припомнить!

Все лето Чирка и Бойчечак пропадали в садах и рощах, а когда зацвели подсолнухи, не вылезали из них. Качались на шляпках, осыпали друг дружку пыльцой, прятались от жары под листьями и были счастливы. Подсолнухи особенно нравились Бойчечак, потому что каждый из них был как маленькое солнце, напоминая ей далекую родину.

Не успели свить гнезда – глядь, лето пролетело. Спасибо Петьке – улетая на юг, оставил им свою скворешню. Но она была не утеплённая, а приданое, семечко хлопчатника, они забыли посадить, вот и остались в зиму без подушек и теплых одеял. А зима выдалась холодная, все вокруг замело, ветер волком воет.

И тогда вспомнила воробьиха-мать, что в городе в теплой кочегарке живет их дальняя родственница – седьмая вода на киселе.

Так они оказались в городе. Родственница их не признала, и вот однажды...

ГЛАВА 23

Сильнее жизни и смерти

Всю ночь стены старого дома трещали от мороза. А утром, выглянув из окна, я увидал на заиндевевшей крыше двух воробушков – прижавшись друг к дружке, они сидели над отдушиной чердака, тщетно пытаясь согреться.

Я открыл окно и крикнул им:

– Летите, чаем напою.

Они переглянулись, чирикнули и без лишних церемоний впорхнули в комнату.

Я отогрел их, накормил, напоил, и целый месяц они жили вместе со мной в моей крохотной комнате под самым чердаком. Долгими зимними вечерами у электрического камина они рассказывали мне эту сказку, уверяя, что всё это было с ними на самом деле. Кто бы мог подумать, что эти неприметные серенькие птички, которых мы видим каждый день, такие выдумщики и фантазеры!

Я успел полюбить их за это время, да и они, похоже, привязались ко мне.

Но вот стал я замечать: Бойчечак все время какая– то грустная. Сядет на окошко и в небо смотрит. «Что ты там увидела?» – «Солнышко жду». А солнышка нет и нет, все небо в тучах. Нарубил я дров, затопил печку, в комнате жара, как в тропиках. Она ожила, по всей комнате летала, но потом опять загрустила. Видно, тепло – это еще не солнышко... Взял я акварельные краски, нарисовал ей солнце, подсолнухи, цветущие деревья. Как она обрадовалась! Да тоже не надолго. Стала худеть, а взгляд такой тоскливый, что у меня сердце сжималось, глядя на нее.