Текст книги "В краю исчезнувшего тигра. Сказки"

Автор книги: Юрий Харламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Юрий Харламов
В краю исчезнувшего тигра
Сказки

Волшебная тюбетейка
Приключения воробья

ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1

Скворец Петька

Жил-был воробыш, звали его Чирка. И был у него друг – скворец Петька по прозвищу Острый клюв.

Дружба у них вот с чего началась. Чирка только из гнезда выпорхнул, летать еще путем не умел – его рыжий котяра Савелий прикогтил. Ну, воробьи шум, крик подняли, вокруг Савельки прыгают, крыльями машут, Чирка благим матом орет, а что толку – ори, не ори, из кошачьих лап, раз уж попался, не вырвешься. Петька случайно рядом оказался, мимо пролетал. Видит, такое дело – камнем с неба на Савельку упал, да в ухо ему так свистнул, что тот перекувыркнулся и глаза под лоб завел. От верной гибели сна с бедного Чирку Острый клюв.

С тех пор дружба у них – водой не разольешь, куда один, туда и другой. Петька на речку купаться – и Чирка с ним. Петька на конюшню мух ловить – Чирка впереди него скачет. Петька по садам, вишни клевать – Чирка туда же. И ведь не нравится ему вишня, а ест. Давится, а ест – потому что Петька ест. Чиркины родители забеспокоились: где это видано, чтобы скворец с воробьем дружбу водили? Чего доброго, сманит мальчонку в город.

Полетела мать Чирки к соловью Суле – он при клубе в зарослях сирени жил. Рассказала ему все как есть.

– И чем же я могу помочь? – спрашивает Суля, сам горло утренней росой прополаскивает.

– Позволь ему с твоими детишками играть, вон они у тебя какие – тихие, послушные, от гнезда ни на шаг. Может, забудет с ними этого баламута Петьку.

– Что ж, приводи, – отвечает Суля. – Только боюсь, ничего из этого не выйдет. Разные они у нас: наши музыкально одаренные, а ваш...

Привела все-таки мать Чирку. Соловьята в честь гостя концерт устроили, уж так пели, так пели, охрипли даже бедняжки.

– А теперь, – говорят, – давай вместе новую песню разучивать.

Какую там песню! Чирка еле дождался, пока они свое тили-тили закончили, весь исстрадался.

– В другой раз, – говорит. – Меня Острый клюв ждет, головастиков пойдем на пруд ловить.

На том и кончилась его дружба с соловьями.

Петька, надо сказать, непутевый был скворец. Другие в поле да в огороде, а он с утра до вечера песни поет, собак дразнит. Всего-то и старше Чирки на два года, а послушать – весь белый свет облетел. Старые скворцы, глядя на него, только посмеивались. А кто и вздохнет тайком: сирота – отца из рогатки застрелили, мать в перелете погибла... Жил Петька в рассохшейся, почерневшей от дождей скворешне, спал на голых досках. Но не унывал. Умел мяукать кошкой, квакать по-лягушачьи, подражал пению петуха и бибикал, как автомобиль. Полиглот, одним словом.

Ладно, речь не о нем – о Чирке.

ГЛАВА 2

Жажда странствий

Ловят они как-то оводов на водопое. Тоже сказать, зачем Чирке овод, если он его проглотить не может? Одного Петька силком затолкал ему, так он у него в животе полдня жужжал.

Ну вот, ловят это они, значит, оводов. А Петька возьми да и скажи:

– Хороший ты парень, Чирка, один у тебя недостаток.

– Какой? – так и вскинулся Чирка.

– Оседлая ты птица, неперелетная.

– А зачем мне лететь куда-то? – отвечает Чирка.– Гнездо теплое, корму хватает. Вырасту – буду, как отец, поля от гусениц охранять.

– Вот-вот, так и просидишь весь век под застрехой, ничего в жизни не увидишь: ни попугаев, ни страусов, ни обезьян.

– Подумаешь, обезьяны! В город в зоопарк слетаю – всех увижу.

– Зоопарк! Детки в клетках... А вот та-а-а-ам...

– Ну, что? Головастики, что ли, крупнее наших?

– Скажешь тоже – головастики. Ты крокодила видел когда-нибудь?

– Конечно, видел!

– Где? В кино?

– По чивилизору.

– То-то и оно! А там их – как огурцов в бочке, только ноздри из воды торчат.

– А искупаться захочешь? Или напиться?

– Лично я в океане купаюсь. В Индийском. Или в Тихом, там волна поменьше. На дельфинах катаюсь... А пить... Кто ж в теплых краях воду пьет? Да еще сырую.

– Неужели молоко?!

Петька овода на лету поймал, живьем проглотил.

– Коров мы с собой туда не берем, как тебе известно. А пьем, значит, так: утром – сок манго, в обед – кофе с шоколадом, на ужин – чай с лимонадом...

Чирка, наивная душа, с раскрытым клювом слушает, каждому слову верит.

– А кормишься чем?

– Да уж не навозом из-под снега. На завтрак у меня, например, муха це-це. Я еще сплю, а она уже вокруг меня летает, жужжит: Петруччио! (Это здесь меня Петькой зовут). Петруччио, – жужжит – я готова: искупалась, ножки помыла, зубки почистила, извольте мною позавтракать... Интеллигентное обращение! Не то, что наш конский овод – его глотаешь, а он норовит тебя за язык тяпнуть. Да потом еще в животе бодается.

– А живешь где? В поле, в лесу?

– Какой лес? Какое поле? Джунгли! Саванна! Мартышки по деревьям, как белки, прыгают. Попугаи визжат. Слоны стадами бродят, как у нас коровы. А то, смотришь, кенгуру с сумкой скачет, ну, точь-в-точь наша почтарка Дуська. Только из сумки вместо писем да бандеролей дитёночек выглядывает.

Наболтал Петька с три короба. Ему что, привычное дело, а Чирке всю ночь Африка снилась. И на слонах катался, и царя зверей за усы дергал, и со страусами в казаки-разбойники играл.

Утром ни свет ни заря – к Петьке:

– Острый клюв, как думаешь, смогу я до теплых стран долететь?

– Кузнечик до Китая допрыгал, чтоб на креветку посмотреть, – отвечает Петька. Любил выразиться позатейливее да позаковыристее.

– Возьми меня с собой!

– Взять можно, отчего ж не взять. Да только...

– Ну?

– Вдруг что случится – отвечай потом за тебя.

– Случиться везде может. Вон, в родном дворе чуть не схрумкали.

– От судьбы в кувшине не спрячешься, это верно. И что мать-отец скажут? Отпустят?

– Догонят и еще раз отпустят. Сбегу!

Петька макушку лапой поскреб.

– А если в розыск подадут? И мне из-за тебя влетит. Скажут: сманил малолетку.

– Не подадут! Возьми, Острый клюв, я тебе перья чистить буду, червяков копать.

– Подумать надо. Не к теще ведь на блины. Ты хоть летать умеешь?

Чирка рад стараться – свечкой над крышей взмыл, в воздухе кувыркается, всякие коленца выкидывает.

– Да ты не акробатику – скорость мне покажи. А ну, давай наперегонки.

Пока до речки долетели, Чирка на полкилометра отстал, весь взмок, запыхался, а там и лету всего ничего.

Петька пульс у него пощупал:

– Мало каши ел, подрасти немножко.

Чирка чуть не плачет:

– Сам же сказал: кузнечик до Китая допрыгал!

– Так то кузнечик, он, может, сто лет прыгал. Будешь всю стаю назад тянуть.

У Чирки от обиды – комок в горле:

– А я-то считал тебя другом!... Ошибся, видно...

Петька подумал, клювом повертел, хвост у Чирки зачем-то смерил.

– Ладно, – говорит, – попробуем. Но учти, будешь у меня все лето на голове стоять, в холодной луже по утрам купаться, горошину по вертикальной стенке клювом закатывать. Да и гранит науки придется погрызть!

– Все, что скажешь! А гранит – зачем?

– Не могу же я лететь в жаркие страны с таким необразованным воробьем. Захочет, к примеру, какая-нибудь тамошняя трясогузка-вертихвостка с тобой поболтать, а ты ни бе, ни мэ, ни кукареку. Мне что, краснеть за тебя?

– Буду грызть! – заверил Чирка.

ГЛАВА 3

Пера, ера, чуха, рюха...

Начали с урока сообразительности.

– Кто такой – сам не клюет и другим не дает?

– Огородное пугало, кто же еще!

– Верно! – приятно удивился Острый клюв. – А это что такое: не сеют, не сажают, сами вырастают?

– Перья!

– Гм, соображаешь... Тогда ответь мне: от чего утка плавает?

Это был каверзный вопрос, но Чирка не заметил подвоха.

– Оттого, что в воде живет, – ответил он.

– Эх ты! От берега! А когда черной кошке легче в дом пробраться?

– Ночью, конечно.

– Когда дверь открыта! – засмеялся Петька.

Чирка обиделся:

– А давай теперь я спрошу. Три теленка – сколько ног будет?

– Двенадцать.

– Сколько ни три – больше четырех не бывает – захлопал крыльями Чирка. – А почему свинья бегает?

– По земле, почему же еще?

– Потому что летать не умеет!

– Молодец, котелок варит. А вот с произношением у тебя неважно, – придрался Острый клюв. – Ну-ка, скажи: «Враль клал в ларь, а вралья брала из ларя».

– «Враль крал в ларь, а краля врала из ларя», – повторил Чирка, сам чувствуя, что заврался дальше некуда.

– Садись, двойка! – сказал Острый клюв.

– Сейчас я ее исправлю. Ну-ка, сам скажи: «Иван-болван молоко болтал, да не выболтал».

– Пожалуйста: «Иван-молван, болоко молтал, да не выломтал».

Чирка так и покатился со смеху.

– Ладно, – сдался Петька. – Перейдем к мать-и-мачехе.

Высыпал горсть семечек:

– Сосчитай!

– Пера, ера, чуха, рюха, – начал Чирка. – Пята, мята, ива, дуба...

– А по-какому это ты считаешь? – удивился Острый клюв.

– По-нашему, по-воробьиному.

Глядь – а семечек уже нет, Чирка, пока считал, все склевал.

– Оно и видно, что по-воробьиному! – возмутился Петька. – А ну, живо гусениц ловить!

Наловил Чирка гусениц.

– Вот как надо считать,– говорит Острый клюв.– Ать, два – чуть жива, три, четыре – проскочили, пять, шесть – ваша честь, семь, восемь – снова бросим, девять, десять – ноги свесить.

– А это по-какому? – спрашивает Чирка.

– По-нашему, по-скворчиному, – отвечает Петька

– Оно и видно, что по-скворчиному. Добавки не надо?

Глянул Острый клюв, и, правда – ни одной гусеницы: пока считал, не заметил, как проглотил их.

– Айда в школу, там ненаглядные пособия есть.

Прилетели. Школа на замке – каникулы. Нашли открытую форточку, забрались в класс.

Первым делом на глобусе, как на карусели, покружились – географию прошли.

Потом Петька урок химии устроил – колбу с какой– то жидкостью перевернул, дым повалил, чуть не задохнулись.

– Я тут все знаю, – хвалился он. – Я ведь у них основателем живого уголка был.

– Как это? – не понял Чирка.

– Как-как! Молодой был, глупый, на мучного червяка польстился. А, думаешь, откуда у меня такое имя? Здесь дали. Всю зиму просидел.

– В клетке?!

– Сперва в клетке, потом вольнолетающим. Все равно не убежишь – снег кругом. А кормили хорошо, черепаха у меня вроде личного автомобиля была. Я один раз на ней в учительскую приехал, все со стульев так и попадали. Потом она в спячку впала, один остался. Тоска зеленая. Ну, да зато образование получил.

– Все на свете знаешь?

– Всего никто не знает. Главное – иметь представление.

Раскрутил какое-то колесо.

– Соединяем вот эти блестящие шарики.

Соединили. Молния ка-а-а-ак шарахнет – оба на пол попадали, Петьке хвост осмалило, палёным запахло.

– Зато имеем представление, да, Петька?

– Всё, хватит!– проворчал Петька. – А то шибко умный будешь. Да и я не железный.

ГЛАВА 4

Речка „Серебряное колечко“

Науки науками, а главное все ж таки физическая подготовка – жаркие страны не ближний свет.

Выработал Острый клюв специальную систему упражнений – для крыльев, для шеи, для хвоста. Так и назвал: «Крыло кондора», «Бычья шея», «Орлиный хвост». По этой системе Чирка ежедневно тренировался и закалялся, накачивал мышцы и отращивал перо.

Прошли пилотирование, начали полеты на выносливость. Острый клюв, как и положено тренеру, больше со стороны наблюдает. Сядет на вишню, спелые ягоды одну за другой в клюв кидает, а сам командует: «Еще два круга! До водокачки и обратно! Да не вздумай за машину прицепиться, я отсюда все вижу!».

Один раз он Чирке такой круг задал, что тот еле-еле до вечера облетел. А в это время поймала Петьку бабка Бобылячка, да в назидание другим любителям полакомиться чужой ягодой и привязала в вишеннике за ногу. Бился Петька, бился, запутался, повис среди ветвей вниз головой, уже и кричать не может. Так бы и скончался позорной воровской смертью, да Чирка, наконец, вернулся. Развязал клювом нитку на ноге, освободил друга.

– Ты где пропадал? Вокруг Земли, что ли, решил облететь? – накинулся на него Острый клюв.

– Сам же сказал: «Не вздумай за машину прицепиться»!

– А ты уж и обмануть не можешь!

Посмеялись, конечно.

Не забыл Острый клюв и о таком важном предмете как краеведение. Но тут он оказался в самом деле на высоте.

– Как наша речка называется?

Чирка – наугад:

– Камышиха.

– А если подумать?

– Комариха.

– А еще лучше подумать?

– Ну, Лягушиха, больше никак.

– Да, повезло ей, что не ты ее крестил. Кто же такое имя речке дает?

– А какое?

– Речка – Серебряное колечко, вот какое!

– Почему?

– Потому что девушка-краса длинная коса купалась и кольцо в воду уронила. Жених за ним нырнул, а назад не вынырнул – русалки его околдовали. Так с ними навсегда и остался.

– А как же он дышит под водой?

– Так это сто лет назад было, у него давно зябры выросли... Теперь ответь мне, где ты живешь?

– Как будто не знаешь!

– Я-то знаю, а ты?

– Четвертый дом от дороги, третья черепица с краю. Вон, отсюда видать.

– Сам ты «Третья черепица с краю!» Село как называется?

Чирка сопит, в носу ковыряет.

– Не знаешь. А надо знать. Вдруг в дороге потеряемся. И вообще – это же неуважение к людям! Запомни: село, где мы с тобой живем, называется Генеральский мост.

– Вроде здесь и генералов нет.

– Проезжал один, еще при царе Горохе. Мост был деревянный, гнилой, карета и перевернулась. Еле вытащили старичка – полные уши воды набрал. Разобиделся, как малое дитё: «Я,– говорит, – за отчечество живота не жалею, на мне уже крестов негде вешать, такой я славный боевой енерал, а в вашей речке, воробью по плечики, чуть не утонул, тьфу на вас!». Но потом, говорят, сменил гнев на милость, достал кошелек с деньгами: «Вот вам, – говорит, – мужики, полфунта золотишка, постройте каменный мост, буду назад ехать, чтоб мост уже стоял». Ну, мужики мост построили да в честь генерала-благодетеля так и назвали – Генеральский, а с ним и село.

– И откуда ты все знаешь? – удивлялся Чирка.

– Интересуюсь, вот и знаю. А то иные по заграницам летают, всякими Тутанхамонами восхищаются, а почему родного деда Мухомором дразнят, не знают!

В завершение чиркиного образования взял его Острый клюв с собой в город, куда летал изредка навестить приятелей.

Первый раз в жизни видел Чирка многоэтажные дома, троллейбусы и трамваи, светофоры и подземные переходы, клевал крошки в парке и допивал в летнем кафе мороженое из блестящих вазочек.

Городские воробьи не понравились – задаваки и сладкоежки, а спросил у одного: «Сколько будет семь без четырех, да три улетело?» – думал-думал, чуть с ума не сошел, так и не смог решить. Спросил у другого, как город называется – понятия не имеет. Спросил у третьего, как на такую-то улицу попасть? – «Трамваем пятая марка», – говорит, совсем летать разучился.

– Ни за что не стал бы жить в городе – сказал Чирка, когда возвращались домой.

– Людям без птиц нельзя, – возразил Петька. – Мы им жизнь украшаем.

– Так пускай они к нам едут.

– А в городе кто останется?

– Всех кошек туда свезти – пусть перегрызут друг друга!

Никак не мог забыть Чирка острых когтей рыжего кота Савелия, через всю свою короткую жизнь пронес ненависть и презрение к кошачьему роду.

ГЛАВА 5

В теплые края

Между тем, минуло леточко, паутинки в небе полетели, лист начал желтеть. Пора в путь собираться.

– Не передумал? – спрашивает Острый клюв.– Скоро летим. Я уже вожаку сказал.

– Как это – передумал? – возмутился Чирка. – Да за кого ты меня принимаешь?

...Настал, наконец, день отлета.

Рано утром, звездочки на небе еще светились, залетел Острый клюв за Чиркой. Свистнул тихонько, как разбойник, Чирка из гнезда вылез, перелетел на ветку, родному дому поклонился – и ходу, пока не хватились.

Прилетели на речку.

Скворцы со всех окрестных деревень были уже в сборе. Сидели, раскачиваясь, на метелках камышей, что-то доказывали друг другу. Чирка прислушался. Обсуждали, какой дорогой лететь – через Черное море в Турцию и ещё дальше на юг, или же через Среднюю Азию в Индию и Африку. Сердце у него готово было выпрыгнуть: море, Африка, Индия – слова-то какие!

Поначалу скворцы приняли его за провожающего. Узнав, что он собрался лететь с ними, подняли на смех:

– Куда тебе, сероштанный! Сиди на печи, ешь калачи!

Острый клюв за Чирку грудью встал:

– Вам бы только языками чесать! Да вы посмотрите, какое у него перо – вода, как с гуся, скатывается. А шея! А клюв!

– Не воробей, а прямо ероплан! – смеются скворцы.

Тут вожак – Хромой атаман подлетел. Крылья за спиной, словно черная бурка, одна нога не сгибается, на манер костыля торчит – с вороном, говорят, подрался.

– Хватит зубы скалить! У людей научились? Нет бы чему хорошему! – Осмотрел Чирку с ног до головы. – Ничего, добрый казак. Как зовут?

– Чирка.

– А дразнят?

– Никак не дразнят.

– Эх ты, какой! Будешь Серый хвост.

– Годится! Лучше не придумаешь!– зашумели скворцы. – Наш атаман скажет – как печать поставит!

– Тихо! Все в сборе? Попьем на дорожку.

Ф-р-р-р-р-р-р-р! Все дружно, как по команде, снялись и перелетели на луг, чтобы в последний раз набиться из родной речки.

Чирке пить не хотелось – не после чего.

– Пей! – зашипел на него Петька. – Хочешь, не хочешь – пей, примета такая: чтобы домой вернуться.

Сделал Чирка-Серый хвост три глотка. Вода была холодная и звонкая – видно, до сих пор лежит где-то на дне серебряное колечко девицы-красы.

Все скворцы на минуту притихли, задумались.

– Эх, за морем веселье, да чужое, а у нас и горе да своё! – вздохнул рядом с ним какой-то скворец, из старичков.

– Что верно, то верно: своя печаль чужой радости дороже, – поддакнул другой.

– Всяк кулик на своей кочке велик! – молвил третий.

Чирка удивился: летят в жаркие страны, где всего вдоволь – и солнца и еды, а почему-то не рады.

Хромой атаман стряхнул каплю с клюва.

– В путь! – свистнул он негромко, и стая поднялась в небо.

Уже светало.

Но прежде чем взять курс на юго-восток, сделали прощальный круг над родным селом. Помахали крыльями осиротевшим скворешням, избам, садам-огородам, крикнули пронзительно, вразнобой – не поминайте, мол, лихом, люди добрые, весной вернемся, если на чужбине голову не сложим!... Кто перо на родное подворье уронил, кто слезу крылом смахнул...

После этого заложили крутой вираж, набрали высоту и вытянулись в походный строй. Впереди – старые опытные скворцы, за ними – молодежь.

– Что носы повесили? А ну, давай песню! – свистнул Хромой атаман и, не дожидаясь, сам запел:

 
Мы странники крылатые,
Певцы и пересмешники,
Летим в края, богатые
Маслиной и черешнею.
Но возвратимся с первым червяком
И по полям поскачем босиком!
 

– подхватила вся стая.

 
И по полям поскачем босиком!—
Пусть реки там кисельные,
А берега медовые,
И солнце развесеннее,
И все жуки съедобные,
Мы возвратимся с первым червяком
И по полям поскачем босиком!
 

– грянула стая.

Чирка летел в самом хвосте, изо всех сил размахивая крыльями.

– Устанешь – садись мне на спину, – шепнул ему Петька. Он летел рядом, крыло в крыло.

– Что я, маленький?– обиделся Серый хвост. – Не мешай петь... Мы возвратимся с первым чирр-вяком и по полям поскачем босиком! – хоть невпопад, но от души заорал он.

Скворцы оглядывались:

– Летит? Не отстал еще?

– Летит.

– А чего это он там надрывается? Живот болит?

– Да это он поет.

– Ну, с ним не соскучишься!

ГЛАВА 6

На буксире

Но как ни старался Чирка, как ни подталкивал его сзади Острый клюв, как ни подбадривали остальные скворцы, всё же воробей, как видно, не создан для дальних перелетов – конструкция не та. Через несколько часов стал Серый хвост терять высоту, дыхание участилось, крылья немели. Вожак сбавил скорость, но это не помогло. Сели.

Стали думать, как быть дальше. А тут в общем-то и думать нечего, всем ясно: не видать Чирке Африки, как своих ушей.

– Дорогу домой найдешь?– спрашивает Хромой атаман.

Чирка в слезы:

– Не хочу домой, хочу в жаркие страны!

– Так ведь не тянешь. Из-за тебя нас всех зима в пути застанет.

– Летите – я пешком пойду.

– Э, нет, где это видано – товарища в чистом поле бросить?

– Расступись! – раздался голос Петьки. Он успел за это время слетать на виноградник и вернулся оттуда с куском шпагата. – А ну, давай ногу!

– Не дам! – закричал Чирка. Он решил, что Петька хочет привязать его здесь, чтобы избавиться от него.

Но Петька задумал совсем другое. Он привязал один конец шпагата к Чиркиной ноге, другой к своей, и таким образом Серый хвост оказался на буксире. Скворцы подивились изобретательности Петьки, но когда взлетели, оказалось, что Чирку разворачивает хвостом вперед. Пришлось отвязать веревку от ноги и дать конец ему в клюв. Дело сразу пошло на лад. Теперь он мог время от времени парить, раскинув крылья, словно планер, отдыхая в полете.

Буксировала его вся стая – каждому хотелось попробовать. Передавали веревочку прямо на лету, из клюва в клюв. Петька очередь установил – кто за кем, за порядком следил, чтобы без очереди не лезли. В общем, был распорядителем при друге.

Ночевали в рощах и лесопосадках, кормились спелой, уже тронутой первым морозцем ягодой, в основном рябиной. Видели другие стаи – грачей, журавлей, уток. Переговаривались, перекрикивались на лету. Куда? А вы куда? Где лучше? Где теплее? Где в этом году корма обильнее?

– А зачем это вы воробья с собой тащите? – удивилась какая-то мама-утка.

– Крокодилов будем на него ловить, на живца! – ответил Петька. И для пущей важности прикрикнул на Чирку: – А ну, давай, пошевеливайся, уснул там, что ли? Зря мы тебя все лето откармливали!

– Креста на вас нет! – закрякала сердобольная утка. – Воробышка – на наживку!

Скворцы укатывались со смеху.

Чирка и раньше относился к ним с уважением, теперь же лишний раз убедился, какие это веселые и дружные птицы.

ГЛАВА 7

Ураган

На одном из привалов заметил Чирка: Хромой атаман не находит себе места – прыгает, припадая на больную ногу, вертится, да все на небо посматривает.

– Что это с ним? – спросил он у Петьки.

– Ногу крутит, – объяснил тот. – Видать, к перемене погоды... Она у него лучше всякого барометра.

На ночевку в этот день остановились в какой-то деревушке, хоть рядом были заросшие камышом плавни.

А утром вдруг завыли собаки, небо потемнело, послышался отдалённый гул.

– Прячьтесь! – свистнул Хромой атаман, и вся стая бросилась кто куда – по сараям, застрехам, чердакам. Некоторые, не боясь людей, залетали даже в дома, забивались в собачьи будки.

Чирка с Острым клювом успели юркнуть на сеновал и, высунув оттуда носы, ждали, что будет.

Вдруг раздался страшный рев и грохот, зазвенели выбитые стекла, дерево, на котором они только что сидели, выпрыгнуло с корнями из земли, а над деревней уже летели ворота и собаки, мяукающие кошки и ощипанные петухи, не говоря уже о разных там бочках, корытах и тазах, которые неслись с таким воем, визгом и улюлюканьем, как будто в них сидели ведьмы и дьяволы.

В следующую секунду невидимая могучая рука подняла сеновал, сено разлетелось, как одуванчик на ветру, и друзья очутились в самой воронке ревущего урагана.

Помимо того, что Чирку крутило по спирали, его вращало еще и вокруг самого себя, выкручивая крылья и хвост. Петька что-то кричал ему, но он ничего не слышал, только зыркал по сторонам, чтобы не стукнуло по голове каким-нибудь ящиком или сковородкой – вокруг вертелось много всего такого, чему он даже названия не знал.

За каких-нибудь пять минут их занесло на головокружительную высоту – страшно было вниз глянуть. Потом карусель кончилась, понеслись по прямой.

– Ничего ураганчик, а? – подруливая к Чирке, весело свистнул Острый клюв. – Малость потрепало, зато мы теперь раньше всех в жаркие страны прилетим, лучшие места займем.

Он чувствовал себя в урагане, как дома. Над городом пролетали – все шляпы, какие к ним забросило, перемерил, все вывески, хоть и по складам, прочитал, во все кастрюльки нос сунул.

Глядя на него, и Чирка немного осмелел, высунул голову из плеч. А когда булочку с изюмом поймали, совсем настроение поднялось. Летят, изюм выковыривают, лакомятся, друг дружку угощают. Пакет с молоком заметили, подрулили к нему, с двух сторон дырочки продолбили, напились от пуза. Остальное мякишем заткнули, скиснет – простокваша будет. Оказывается, и в урагане жить можно!

Внизу пустыня пошла. Ждали, может, верблюда одногорбого, на орбиту к ним забросит – Чирка посмотреть интересовался – нет, не забросило.

– Видать, они с головой в песок зарылись, – объяснил Острый клюв. – Знаю я этих обормотов, их у меня целое стадо было!

– Да зачем они тебе? – удивился Чирка.

– Как – зачем? Мух на них разводил. Из шерсти носки вязал – сусликам продавал.

Где только не бывал, чем только не занимался Петька!

– Про меня даже в газетах писали! – похвастался | он. – Русский скворец на островах Макуоли... или Макуанофа, не помню уже... Там такие названия – язык сломаешь. К людоедам попал, чуть не съели, дьяволы.

– Значит, это были не людоеды, а птицееды? – уточнил Чирка.

– Натуральные людоеды. Только я к ним в рыбный день попал.

– Но ты же не рыба! – совсем Петька голову ему заморочил.

– Конечно, не рыба! Но это же так только говорится – «рыбный день». Это значит, что в этот день они едят не человечину, а что-нибудь полегче, диетическое.

– Я тоже... диетический? – на всякий случай спросил Чирка.

– Диетический, диетический, – успокоил его Петька. – А где-нибудь в Сахаре или Калахари даже! за деликатес сойдешь.

– Слово какое-то нехорошее.

– Это значит: с перчиком, с лучком, с корешками какими-нибудь – пальчики оближешь!

– Да ну тебя!

– А ты слушай, да на клюв мотай! – строго сказал Петька. – Вдруг со мной что случится, я ж везде свой нос сую, натура такая. Останешься один в чужом краю...

И как в воду смотрел.

Только случилось не с ним – с Чиркой.

Вдруг повеяло холодом, впереди показалась белая сверкающая пирамида, которая стремительно приближалась.

– Что это? – удивился Чирка.

Острый клюв забеспокоился:

– Ну-ка, где тут наша веревочка? Сейчас самое время нам с тобой связаться.

Но веревочка как сквозь землю провалилась.

Белая пирамида между тем вырастала прямо на глазах.

– Да что это? – снова спросил Чирка, почувствовав смутную тревогу.

– Что-что! Горы, дело нешуточное. А ну, давай ко мне поближе. Куда же ты? Прикувыркивайся ко мне, кому говорят!

– Не могу, уносит!

– Хвостом рули! Эх, да у тебя и хвоста-то еще не наросло! С подветру заходи, с подветру.

Но все его советы были напрасны.

А ураган, столкнувшись с горами, совсем распоясался. Он рвал и метал, швырялся в каменных исполинов бочками и оглоблями, ящиками и табуретками, но всё это отскакивало от их лбов, разлетаясь в щепки. Тогда он взвыл, взревел, вспылил и резко пошел вверх. Началась ужасная тряска, вокруг все закружилось и заплясало, Чирку перевернуло вверх ногами. Пытаясь найти опору, он выпустил правое крыло и вдруг почувствовал в нем острую боль – крыло беспомощно повисло.

В следующую секунду сверкнула молния, бабахнул тром, и черная туча проглотила их. Единственное, что успел сделать для друга Острый клюв, так это втолкнуть его в пролетавшее мимо корыто. Сам спрятаться в него он уже не успел – его отшвырнуло, закружило и унесло.

ГЛАВА 8

В корыте – с высокой горки

Корыто хоть и дребезжало невыносимо, хоть и моталось туда-сюда, как строптивый воздушный змей, все же оказалось далеко не худшим из летательных аппаратов. И улетел бы в нем наш Чирка-Серый хвост за моря-океаны, не зацепись оно при одном из своих маневров за макушку самой высокой горы.

Зато какие немыслимые прыжки и перевороты оно выделывало, через какие страшные пропасти перелетало, с каким голодным поросячьим визгом неслось по глетчерам, и какой грохот издавало, прыгая по камням!

Несколько раз Чирку выбрасывало из кареты, то есть, простите, из корыта, но он исхитрялся снова вцепиться в него. После очередного прыжка, словно трамплина, оно несколько раз перевернулось в воздухе, потом раздался звонкий всплеск – и корыто заплясало на волнах.

Река неслась в пене и бурунах, то закручиваясь водоворотами, то низвергаясь гремучими водопадами, то вообще пропадая под землей. Самый отчаянный путешественник не рискнул бы довериться ее бешеному нраву.

Но всему бывает конец.

Теснины расступились, и удивленному взору нашего путешественника открылась цветущая долина, в рощах и садах, наполненных птичьим свистом...

Здесь было тепло, даже жарко, за каких-нибудь: пять минут Серый хвост согрелся и обсох, корыто теперь уже не плясало, как сумасшедшее, а медленно и плавно покачивалось, убаюкивая его.

Может, это и есть Индия или Африка? Но почему же тогда не видно обезьян и носорогов, страусов и кенгуру, о которых Петька ему все уши просвистел? И где то он сейчас сам, его верный друг, успевший в последнюю секунду втолкнуть его в корыто? А остальные скворцы, которые так самоотверженно тащили его на буксире? Вот и сбылись вещие Петькины слова – остался он один-одинешенек в чужой незнакомой стране.

Но солнышко припекало, корыто медленно поворачивалось, подставляя ласковым лучам то один Чиркин бок, то другой, и он, после стольких страхов и переживаний почувствовав себя наконец в относительной безопасности, расслабился и обмяк, глаза его закрылись сами собой, он брыкнулся на спину и мгновенно уснул, сложив на животе лапки.

ГЛАВА 9

Королева бабочек

Долго ли он плыл по этой благодатной долине, Чирка не знал. Проснулся же он оттого, что корыто остановилось, кто-то наклонился над ним – на глаза ему рала тень – и голосом, не предвещавшим ничего хорошего, сказал:

– Это еще что за новый Синдбад-мореход? Спит или притворился? Эй, а ну, хватит дурака валять!

Он открыл глаза и – о, ужас! – в сантиметре от своего клюва увидел странное существо с вытаращенными, как у стрекозы, глазами, голубыми ресницами и кроваво-красными губами до самых ушей. Над головой у незнакомки колыхалось какое-то перо – то ли павлина, то ли страуса, а ногти пальцев, вцепившихся в копыто, были длинные, острые и тоже ярко-красного цвета. Мгновенно мелькнувшая мысль о людоедах (уроки Петьки не прошли даром) подбросила его, словно пружина. Испуганно чирикнув, он выпрыгнул из корыта, прошмыгнул у нее под мышкой и бухнулся в траву.

– Неужели ж я такая страшная? – обиделась она.

– А... а... почему у тебя губы в крови? – заикаясь, чирикнул Серый хвост.

– Дурачок! Да это же губная помада. Сразу видно – не городской.

Чирка недоверчиво покосился на нее.

– Поклянись, что ты не людоедка!

– Я – людоедка?! – она хлопнула своими голубыми ресницами и рассмеялась: – Нет, этот воробей явно ненормальный. Подумать такое обо мне! Да знаешь ли ты, что я питаюсь исключительно нектаром и лепестками роз?

– Поклянись, что ты не людоедка, – упрямо повторил он.

Тогда она еще больше выпучила глаза и страшным шепотом сказала:

– Чтоб меня до смерти защекотали!

Клятва показалась ему неубедительной.

– Поклянись по-настоящему!

– Ты что расчирикался? – осерчала вдруг незнакомка. – Да людоеды здесь вообще не водятся, географию надо знать. Это во-первых. Во-вторых, кому ты нужен? Разве что какой-нибудь голодной кошке? Откуда явился? Здесь и корыт таких нету.

– Меня ураганом принесло, – сказал Чирка, – Потом я с горки летел, чуть шею не свернул. Потом меня по волнам швыряло, все кишочки вымотало... А куда это я приплыл? – в свою очередь спросил он, увидав что находится в тенистой роще с причудливыми деревьями.