Текст книги "Эпицентр (СИ)"

Автор книги: Юрий Хамаганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Новые данные по Лос-Анджелесу: волна беспорядков нарастает, стремительно приближаясь к центру; движение повсюду парализовано толпами беженцев и многочисленными авариями; гражданская администрация рухнула; приблизительные потери городской полиции – двадцать девять процентов, пожарных и врачей – двадцать пять.

– Отмечены случаи нападения на гражданских лиц полицейскими и врачами, вот уже и пожарные прибавились. Число сообщений возрастает, два экипажа доложили, что ведут перестрелку с людьми в форме.

Джонс нервно вытирает пот с бритого черепа и делает пару глотков воды, торопливо читая сводки с улиц.

– Чуть больше чем за два часа треть наших полицейских стали уже не нашими. Чёрт возьми, Смит, как они это делают, при обычном заражении невозможна такая скорость и такая избирательность! Они каким-то образом целенаправленно поражают наших людей!

Дверь открывается, запустив в главный зал взволнованную девушку с растрёпанными волосами.

– Оружие, оружие привезли!

– Хорошо, пусть наши бойцы забирают из арсенала всё, что потребуется, я уже распорядился. Подождём подкрепления и…

– Нет, вы не поняли! Это не для нас оружие. Это их оружие, оружие напавших, одному из патрульных удалось взять трофей. Какая-то пневматическая винтовка неизвестной модели вместе с боекомплектом!

– Сюда её, быстро!

Девушка выскакивает, как ошпаренная, Джонс и Смит переглядываются, осознав случившееся.

– Пневматическая винтовка. В полицейских рапортах говорилось об обстрелах из воздушки, видимо, это оно.

– Теперь ясно, почему мы так быстро теряем наших людей. Хитро придумали, ублюдки, очень хитро.

21. На север

– Есть что-нибудь? Хоть один сайт работает? У кого-нибудь ещё есть интернет? Радио? Городские телеканалы, телеканалы из других городов или стран? Можете дозвониться родителям, друзьям, в школу, в полицию, пожарным или врачам? Можете дозвониться хоть кому-нибудь?

Обычно мисс Глорию серьёзно раздражают многочисленные электронные устройства её маленьких пассажиров: она не любит посторонний шум на борту Ковчега, это отвлекает от дороги. Кроме того, Глория небезосновательно подозревает, что через эти устройства детишки постоянно норовят узнать что-то новое для себя в увлекательной области употребления наркотиков, порнографического искусства или истребления своих близких. Но теперь она радуется всем этим телефонам, смартфонам и планшетам, радуется интернету, радуется возможности узнать, что происходит кругом. Она радовалась ровно до тех пор, пока на всех экранах разом не появилась надпись «Нет доступа».

– Хоть один новостной сайт у кого-нибудь работает? Городские новости, съёмки с вертолётов, обращения властей, что угодно?

– Нет, мисс Глория, тишина.

– Вообще ничего не работает, интернет просто отрубили.

– Просила же предков купить…

– Я как раз смотрел…

Про обычные телефоны водитель не спрашивает, бесполезно. Сначала, ещё тогда, когда Ковчег стоял в пробке перед полицейский блокпостом, телефоны работали, но номера городских служб раз за разом сообщали, что все линии заняты и ей необходимо дождаться ответа оператора, которого так и не последовало. Детишки тем временем пытались дозвониться родителям или друзьям, обычно с тем же результатом: те немногие номера, что ещё работали, вскоре работать перестали, пошли сплошные гудки. Попытки вызвать полицию также не увенчались успехом. А уже потом, когда Ковчег с грехом пополам выбрался из затора, совершив короткий марш-бросок по охваченным паникой улицам, она обнаруживает, что телефонная связь прекратила своё существование целиком и полностью.

– Радио, радио работает?

– Плохо работает, мисс Глория, почти ничего не слышно, треск один.

Насчёт треска она в курсе, её собственная радиостанция шипит и трещит, словно кубло гремучих змей, шум так силён, что разобрать что-нибудь очень сложно. Сколько бы Глория ни крутила ручку настройки, помехи были везде. Обрывки фраз на нескольких языках, дегенеративная современная музыка, шум пожаров, выстрелы, крики – вот и всё, что удалось выхватить из моря помех. Один раз кто-то сказал слово «вампиры», но она не придала этому никакого значения. Совсем у людей крыша поехала. Вот что важно, так это короткое сообщение, которое удалось поймать на частоте городских служб: «Общая эвакуация на север». Сообщение повторяют несколько раз, дальше понять ничего невозможно, но ей хватило и этого. На север, так на север, может быть, там порядка побольше будет. Так они и едут на север, едут очень медленно, вместе с тысячами других машин, перебираясь из одного затора в другой, останавливаясь чуть ли не каждую минуту. Впереди ещё один блокпост, кажется, уже не полицейский, а военный: со своего высокого места водитель видит фигуры в камуфляже и бронемашины.

Точно, впереди маленькая военная база, оседлавшая громадную развязку сразу за массивным зданием окружной тюрьмы. Вокруг Ковчега десятки тысяч других машин, обочины полны пешеходами, бредущими в северном направлении. А позади подпирают синее небо чёрные столбы пожарищ, отсекая путь к отступлению.

– Да проезжай, давай, тормоз!

Могучий гудок Ковчега приводит в чувство замешкавшегося водителя легковушки впереди. Автобус снова приходит в движение. И вот тогда Глория слышит гул, приближающийся гул такого мощного мотора, рядом с которым движок Ковчега кажется моторчиком детской игрушки.

– Что это, откуда это доносится?

Гул нарастает, она вертит головой, чтобы обнаружить его источник, но кто-то из детишек оказался проворней:

– Мисс Глория, справа, смотрите!

– Что… Господи!

Она увидела его за несколько секунд до столкновения. Семьсот сорок седьмой заходит на вынужденную посадку под углом к шоссе: шасси выпущены, из правого крайнего двигателя вырывается пламя и валит густой чёрный дым.

– Ложись!

Ковчег сотрясается всем корпусом, словно от могучего пинка, на секунду исчезает солнце, заслонённое гигантской тенью. Мисс Глория валится на руль, заслонив голову руками в тщетной попытке укрыться от всепоглощающего грохота. Ужас длится всего мгновение, а потом в растрескавшееся лобовое стекло снова бьёт солнечный свет, но грохот и не думает стихать.

– Мисс Глория!

– Не вставайте! Не вставайте!

Женщина медленно поднимает голову, её глаза непонимающе глядят в огромную рваную дыру, наискосок взрезавшую крышу школьного автобуса, словно консервный нож банку тушёнки.

Она зачарованно смотрит в рваную дыру в крыше Ковчега, а проделавший её своим тяжёлым колесом Боинг продолжает терять высоту, вспарывая выпущенными шасси ряды машин на дороге, чтобы ещё через секунду повалиться на них всем корпусом. Десятки машины сминаются несущейся по асфальту тушей гигантского самолёта; левое крыло сносит до основания военный блокпост и отлетает в сторону; из разорванных баков хлещут наружу тонны керосина, чтобы тут же встретиться с искрами и полыхнуть гигантским погребальным костром. Но Глория уже не обращает на это внимания, она думает только о том, как завести заглохший двигатель. Им надо продолжать движение, они должны двигаться на север.

22. Прямая и явная угроза

– Ну, Боб, что скажешь? Какие выводы?

– Скажу вот что: хоть это и самоделка, но качество работы на самом высоком уровне. Винтовка грамотно спроектирована, детали изготовлены квалифицированными специалистами на современном оборудовании с использованием качественных материалов. Следовательно, маловероятно, что это штучное оружие. Мы имеем дело с серией. Идеальный инструмент для выполнения особого задания.

Джонс и Смит склоняются над столом, где лежит разобранная на части трофейная пневматическая винтовка, вслушиваясь в комментарии пожилого оружейника.

– Полуавтомат, магазин на двадцать патронов, скорострельность до тридцати выстрелов в минуту. Вот, посмотрите на патрон.

С предельной осторожностью подхватив пинцетом маленький патрон, оружейник подносит его к свету лампы:

– Вот он, сукин сын. Оболочка пули сделана из хрупкого полимерного материала, раскалывается сразу при попадании. Мы ещё не разбирали капсулу, но уже знаем, что внутри. К нашему великому сожалению, эта штука отлично работает.

Джонс берёт маленький оптический прицел, внимательно осматривает:

– Дальность прицельного выстрела?

– Не менее ста пятидесяти метров. Сама винтовка лёгкая, но мощная, отдачи нет, вспышки и грохота при выстреле тоже. Даже не очень опытный стрелок может добиться высоких результатов при стрельбе из этого ствола, а я уверен, что они тщательно учились обращаться с такими винтовками. Кроме того, возможно, это не единственный тип подобного оружия. Я бы предположил ещё наличие пластмассовых пневматических пистолетов: очень удобно при захвате особо важных объектов.

– Но останавливающее действие таких пуль крайне мало.

– Так и задумано, мистер Смит. Этой пуле не нужно высокое останавливающее действие и проникающая способность. Серьёзно ранить или убить из данной винтовки почти невозможно, да и не требуется, это не оружие убийства. Здесь требуется другое: нанести маленькую рану, которой вполне хватит для заражения, так, чтобы не убить и не искалечить носителя. В состоянии паники человек даже и не поймёт, чем его зацепило.

– Если дульная энергия мала, то и защититься от такой штуки несложно, так ведь, Боб?

– Всё верно, мистер Джонс. Даже самый лёгкий кевларовый бронежилет гарантированно выдержит такую пулю, но проблема в том, что с этой винтовкой или пистолетом совсем не обязательно целить в туловище или голову: выстрел по рукам и ногам будет не менее эффективен. В общем, нужна лёгкая защита как можно большей площади поверхности тела, допустим, защитный комплект мотоциклиста. Если нет, то подойдёт просто толстая кожаная куртка или прочная спецовка в несколько слоев, плюс высокие ботинки, шлем и крепкие перчатки. В современной боевой экипировке наши солдаты и офицеры надёжно защищены от таких пуль, но вот у полицейских, врачей и пожарных защита намного слабее, если есть вообще. Их надо немедленно предупредить об этой угрозе.

– Спасибо, Боб. Ты разъяснил то, чего мы не понимали. Собери винтовку обратно и подготовь к отправке, покажешь этот ствол в Пентагоне.

Смит идёт к окну взглянуть на расстилающийся внизу город. Мегаполис разительно изменился за те несколько часов, которые прошли с момента посадки борта 263 в международном аэропорту. Когда их команда только прибыла сюда ранним утром, Лос-Анджелес ещё начинал просыпаться, не понимая, что происходит на окраинах. Дороги, как всегда, были забиты, сотни тысяч человек спешили по своим неотложным делам, прислушиваясь к первым путаным сообщениям по радио. Произошедшее не могло повлиять на их утренние планы, теракт в аэропорту не имел шансов нарушить размеренный ход колоссального городского механизма, так, по всей видимости, думал каждый его винтик.

Так было рано утром. А теперь ослепительно-белое полуденное солнце теряется в столбах дыма от множества пожаров, которых некому тушить. Многочисленные аварии парализовали движение на дорогах, по тротуарам валят колонны беженцев, боязливо озирающихся в стороны южных окраин, откуда доносится стрельба. Боевые вертолёты и беспилотники осами роятся в закопчённом небе, пережившие первую волну полицейские строят блокпосты на перекрёстках, а с севера и с востока идут к городу армейские колонны.

– Мисс Томпсон, дайте мне связь с полицейским и пожарным департаментами, затем с медиками.

Смит делает несколько коротких звонков, отдаёт ряд неотложных распоряжений, когда в Оперативном Центре звонит красный телефон.

– Пентагон.

– Смит слушает. Что? Нет, я настаиваю: не надо здесь армии, не вводите в город военные части, повторяю, никаких подкреплений! Армейские части должны стать по периметру, действуем по плану биологической войны: полное оцепление, жёсткий карантин. Что? Конечно, погибнут гражданские, они уже гибнут прямо сейчас, мы теряем пару тысяч человек в минуту, и если не будет карантинной зоны, то число погибших будет гораздо больше. Я не знаю, кто там подпишет приказы, сейчас не время перебрасывать ответственность. Если произойдут попытки прорыва, избегайте ближнего боя, действуйте авиацией, артиллерией и бронетехникой, никакой пехоты. Повторяю: никакой пехоты, не посылайте солдат. Они могут заражать наших людей на расстоянии, используя пули с отравленной кровью внутри, не дайте им возможность применить эту тактику. Мы постараемся отправить вам образец оружия противника следующим вертолётом.

Смит на мгновение прерывается ради глотка виски из серебряной фляжки.

– Я отдал приказ остаткам полицейских частей, пожарным и врачам организованно покинуть южные районы, попробуем удержать центр и северные кварталы города. Разрешение? Мне не нужно разрешение мера, мэр мёртв или пропал без вести, теперь я управляю Лос-Анджелесом или тем, что от него ещё осталось.

Ещё немного послушав голос в трубке, возражает:

– Да поймите вы там у себя в штабе: наша собственная полиция и есть сейчас главная цель для противника. Что случается в первую очередь, когда происходит мятеж? Мы бросаем на его подавление полицию, рядом с которой всегда будут врачи и пожарные, то есть наших лучших людей, хорошо подготовленных и оснащённых, имеющих транспорт, средства связи, оружие и всё, что может понадобиться. Мы это знаем, и они тоже хорошо знают и заранее к этому подготовились. Они спровоцировали беспорядки на окраинах и терпеливо ждали, когда туда прибудут люди в форме, чтобы стрелять по ним в первую очередь. Да-да, отравленными пулями из пневматических винтовок. И теперь уже почти половина наших лучших людей уже не наши лучшие люди, а их лучшие люди! От заражённых гражданских толку им немного, только в качестве пушечного мяса, которое они будут бросать на наши кордоны, а вот подготовленные специалисты – это те, кто им действительно нужен. Их всё ещё очень мало, и они хотят резко увеличить свою армию за наш счёт, а я собираюсь им помешать. Представьте, что будет, если на их сторону перейдут армейские подразделения, представьте и немедленно введите максимальные меры безопасности на всех наших объектах. Нет, никаких гарантий, я не знаю, сработает ли данная крайняя мера или нет, но подготовиться к этому варианту необходимо…

6 ДЕНЬ ВАМПИРОВ: Эпицентр – Главы 23/24/25

23. Гусь

При полёте на малой высоте Гуся, как обычно, изрядно трясёт, словно он и не самолёт вовсе, а внедорожник, на всю железку несущийся по разбитой дороге. Но Анхель не обращает на тряску никакого внимания: это всего-навсего фон его работы, естественные условия полёта в режиме огибания рельефа местности, когда надо нырять в каждую лощину и прятаться за каждым холмом, скрываясь от всевидящих радаров и дальномерных постов. Здесь ты всем телом ощутишь каждый прихотливый изгиб матушки-земли, прочувствуешь каждый порыв ветра или восходящий поток, только так поймёшь, что значит летать по-настоящему.

Конечно, на семьсот сорок седьмом всё совершенно по-другому, и тяжелый Боинг не трясёт на каждой кочке, но попробовал бы этот тяжеловес так вот проскочить незамеченным, сесть, а затем с полной загрузкой взлететь оттуда, откуда множество раз взлетал Гусь. Анхель посмотрел бы на такое шоу. Пускай трясет, Гусь не развалится, Гусь выдержит очередную тяжёлую дорогу.

Анхель ценит Гуся, как умный пастух ценит верную овчарку, зная, что четвероногий друг не подведёт в любой ситуации. На Гуся можно положиться, он такой же верный друг, хотя уже совсем немолодой, построенный ещё тогда, когда отец Анхеля ходил на первые свидания. В далёкой России его делали с огромным запасом прочности, так, чтобы Гусь мог выполнять свою нелёгкую работу там, где любой другой самолёт останется догорать на земле керосиновым костром. Так с тех пор этот огромный биплан и тарахтел мотором, нарезая небо над разными странами и континентами.

Чего и кого Гусь только не возил, откуда только не взлетал и где только не садился, в каких только передрягах не участвовал до тех пор, пока не был куплен Анхелем в изрядно потрёпанном состоянии. Новый владелец Ан-2 произвёл серьёзный ремонт, заменив изношенный двигатель, установил новое навигационное оборудование для полётов в любое время суток и при любых погодных условиях, а затем нарисовал на руле поворота жирного гуся из какого-то старого мультфильма – так биплан получил имя собственное.

Анхель считает, что имя собственное и рисунок-талисман сделают самолёт удачливым, так как для той работы, для которой он приобретал и тщательно ремонтировал Гуся, потребуется вся возможная удача.

Они поднимаются в воздух с первыми лучами солнца, следуя привычными маршрутами самолётов сельхозавиации. Анхель летает и работает в этих краях последние три месяца, регулярно опыляя кукурузные и фасолевые поля, изучая местность и давая возможность пограничникам гринго привыкнуть к своему постоянному присутствию. Они столько раз видели Гуся со своих беспилотников, вертолётов и наземных наблюдательных постов, что перестали обращать на старый самолёт всякое внимание – очередной кукурузник полетел опылять поля химической гадостью, ничего интересного. Для поддержания данного состояния полного безразличия они взлетают с подвешенными под крыло съёмными химическими баками, только вот сегодня в баках не химикаты, а дополнительное топливо, но пограничникам незачем об этом знать.

Вот и границы коридора, времени до сигнала остаётся всё меньше. Никаких отметок в полётной карте, никаких данных в навигационном планшете, всё только на глаз, по памяти. Этот конкретный участок приграничных земель на вид ничем не отличается от других, но Анхель хорошо знает ему цену – здесь барьер наиболее слабый.

Он не знает, как именно боссы получили доступ к секретным данным, но их осведомлённость внушала уважение. Они узнали и учли, кажется, абсолютно всё: углы обзора наземных РЛС на той стороне и их частоты, схему дежурств беспилотников, графики прохода спутников-шпионов и многое-многое другое.

Все эти ценнейшие сведения были переданы Анхелю для того, чтобы он определил наиболее слабое место для перелёта границы, основываясь на своём богатом опыте. И он выбрал именно этот участок, который сам для себя назвал коридором. Делая свой выбор, Анхель отлично понимал цену возможной ошибки: ранее он уже неоднократно пересекал американскую границу по воздуху, перевозя на лёгких самолётиках наркоту в одну сторону и оружие в другую, снова и снова играя в русскую рулетку с самолётами и вертолётами американских пограничников. Тогда у него таких волшебных подсказок не было, но всё же он уцелел там, где накрылись многие другие.

И теперь, получив доступ к секретным сведениям, он был уверен в успехе. Недаром Анхель много раз проверял данные боссов наблюдательными полётами, запоминая намётанным глазом все необходимые ориентиры. Он знал не только мексиканскую сторону, ему было хорошо известно и продолжение коридора за барьером, пусть для этого и пришлось рискнуть жизнью и свободой, съездив в Штаты по поддельному паспорту. Как и всё у боссов, подделка была высочайшего качества, гринго ничего не заподозрили, и он пересёк границу легально, под предлогом визита к родным. Выдуманные родные его так и не дождались, вместо этого Анхель колесил по окрестностям на джипе, делая фотографии и запоминая множество понятных только ему фактов. Поездок на автомашине было недостаточно, и он совершил несколько полётов на дельтаплане, оценивая предстоящий путь и подтвердив предварительные расчёты.

Определённо, его боссы правы в своих предположениях: самое слабое место границы именно здесь. И сейчас настаёт лучшее время для его пересечения. Короткое сообщение на открытой частоте, прогноз погоды в каком-то заброшенном шахтёрском посёлке, где-то на другом конце страны. Данные верны.

– Поехали!

Анхель отключает радиостанцию и навигатор, кричит пассажирам, чтоб не смели включать рации и мобильные телефоны, затем перекладывает штурвал, и Гусь резво меняет курс, одновременно теряя высоту. Ещё несколько секунд, и они на другой стороне.

24. Мистер Джонсон

Они нападают все вместе секунды через три после того, как он открыл ворота гаража. Минут восемь или десять тому назад Джонсон видел, как его соседа, Клея-старшего, вели в дом сын и жена. Левая нога Клея была вся в крови, это он успел заметить до того, как за соседями захлопнулась стальная дверь. Затем были крики, но Джонсон не обращал на них внимания, продолжая спешно собирать поклажу в машину: за последнее время криков и стрельбы было более чем достаточно.

Эти чёртовы беспорядки, чем бы они ни были, стремительно распространяются повсюду, и непохоже, чтобы властям удалось что-то сделать по их поводу. Полицейские, пожарные и врачи больше не приезжают на вызовы, телефоны городских служб отрубились, а национальных гвардейцев или морских пехотинцев, могущих навести порядок, всё не видно. Телефоны издохли, интернет тоже, но радио и городское ТВ всё ещё работают, и Джонсон какое-то время слушает их, пытаясь понять, что делать дальше. Но всё, что рекомендуют власти в своих коротких сообщениях, периодически прерывающих наполненный паникой и помехами эфир городских радиостанций, – это не выходить из своих домов, ждать помощи и вооружиться огнестрельным оружием, если такое имеется. Если бы это был мятеж, как в девяносто втором, он бы послушал, но в девяносто втором люди не рвали друг другу глотки зубами. Ясно одно: спасаться им предстоит самостоятельно, помощи не будет.

Сборы отнимают больше времени, чем он предполагал, намного больше. В одиночку Джонсон давно бы уехал, но только вчера вечером к нему приехала погостить дочь вместе с его первой внучкой, а такие обстоятельства не располагают к молниеносным сборам. Столько всего надо взять, что просто с ума сойти: документы, деньги, одежду на первое время, всё, что есть съестного, и ещё кучу других важных вещей. Собраться как можно скорее и выехать за город, на север, в маленький охотничий домик. Домик ещё не достроен, света и газа нет, но есть печь, дрова и горное озеро, так что, взяв с собой провиант, они сумеют продержаться какое-то время, возможно, и до подхода армии. Всё, можно ехать…

Соседи ждут сразу за воротами гаража полным составом. Старик Клей, его жена, сын и маленький внук. Люди, которых он хорошо знает больше десяти лет. Эти люди пришли за его кровью и кровью его родных.

Клей-младший бросается на него ещё до того, как полностью распахнулись ворота, прямо на короткий ствол Смит-энд-Вессона. Готовясь к выезду, Джонсон держит старый револьвер наготове и очень боится, что просто не сможет выстрелить в человека, если придётся. Страх оказался ложным: он стреляет без колебаний, как только видит, какими глазами на него смотрит сосед. Клей-младший получает экспансивную пулю в живот с метровой дистанции и складывается, словно лист бумаги. Миссис Клей, идущей вслед за сыном, достаются две следующие пули.

Левая нога переламывается в колене, по ушам бьёт оглушительный грохот: Клей-старший передёргивает затвор своего семисотого ремингтона. Прислонившись спиной к двери машины, Джонсон упреждает его буквально на секунду, всадив в соседа одну за другой все три оставшиеся в барабане пули. И только потом медленно сползает на бетонный пол, сдаваясь напору невыносимой боли.

– Папа!

– Не выходи!

Он видит его, видит внука Клея, подходящего к нему, видит красные глаза и падающие изо рта капли слюны, видит его разорванное горло. Джонсон откидывает барабан, дрожащими пальцами достаёт патрон и пытается вставить в гнездо, когда мальчишка бросается на него, увернувшись от неуклюжего замаха левой, и вцепляется зубами в плечо.

Новый удар болевого шока едва не разрывает сердце. Джонсон бьёт терзающего его мальчишку и что-то кричит, но враг не собирается останавливаться, вцепившись в добычу с небывалой для девятилетнего ребёнка силой. Джонсон слабеет, Джонсон умирает. От ударов никакого проку, всё равно, что бить кулаком кирпичную стенку. Патрон, патрон, у него ещё есть патрон. Вот так, продолжай пить кровь и не обращай внимания на ствол. Выстрел. Внуку Клея сносит полчерепа, он нелепо взмахивает руками, словно в поисках опоры, делает пару шагов и падает на мёртвого отца.

Кажется, он ненадолго потерял сознание, буквально на несколько секунд. Но теперь ему лучше, намного лучше, и Джонсон спешно перезаряжает револьвер. Это необходимо, на улице слышна стрельба, а ворота гаража по-прежнему открыты.

Что-то изменилось. Полностью ушла боль из страшных ран на ноге и плече, но вместо боли явилось нечто другое. Явилась потребность, возникла необходимость. Джонсону срочно нужно что-то, чего у него никогда не было раньше, что-то, без чего он не сможет больше жить. Что это, что ему нужно?

– Папа!

Джонсон видит, как дочь входит в гараж, и сразу понимает, что именно ему нужно. Вот оно, вот оно, прямо перед ним!

– Ты ранен, тебе надо в больницу!

Он ранен. Так же, как был ранен его сосед Клей, которого отвели в дом за стальной дверью, из которого потом уже никто так и не вышел человеком.

– Давай я подниму тебя!

С невероятным трудом преодолев Голод, Джонсон отбрасывает дочь от себя.

– Что с тобой?!

– Нет времени объяснять. Садитесь в машину и уезжайте как можно скорее в мой дом в горах! Возьми потом револьвер, убей любого, кто попытается напасть на тебя!

– Что ты делаешь?!

– Береги дочь.

За секунду до того, как Голод сломит его волю, Джонсон вставляет ствол себе в рот и спускает курок.

25. Две сестры

– Повторяю: пневматическая винтовка неизвестного типа, не знаю, зачем этот псих её использовал вместо пулемёта. Да, винтовка у меня, вместе с патронами. Что? Не слышу, говорите громче! А, твою мать!!!

Пытаясь докричаться до офицера дежурной части, патрульная Хименес упускает момент, когда неуправляемый мусоровоз вылетает поперёк дороги, боднув её угнанную машину в бок с такой силой, что вышвыривает на тротуар, едва не сбив перепуганных пешеходов.

– Dios mio…

С большим трудом освободившись от ремня безопасности и утерев кровь с лица, она выбирается из разбитой машины. Завидев синюю форму, гражданские тут же лезут с расспросами, но Хименес словно не замечает их. Она нетвёрдым шагом идет к вставшему поперёк улицы мусоровозу, идёт к людям, что пытаются открыть покорёженную дверь и достать водителя, который ещё жив. Тяжело ранен, весь в крови из разорванного горла, но жив.

– Стоять! Стоять! Не открывайте дверь, не подходите к нему! Всем назад! Назад!

Характерный безумный взгляд водителя ни с чем не спутаешь: она видит, как тот пытается справиться с дверью, чтобы выбраться наружу, выбраться к людям, что окружили разбитую машину.

– Офицер, нам нужна помощь, водитель ранен, он весь в крови, надо достать его…

– Отойдите от грузовика, не подходите к водителю! Он опасен!

Так и не справившись с дверью, мусорщик начинает лупить в ветровое стекло кулаком. Один удар, другой, третий, и стекло начинает трескаться. Кулаки разбиты в кровь, но его это не останавливает. Толпа попятилась.

– Назад, отошли назад!

Табельный глок остаётся в кобуре, Хименес вскидывает трофейный пистолет-пулемёт. Ветровое стекло рассыпается градом белых кубиков. Одолев последнюю преграду, водитель выползает на капот и скатывается к людям на улице.

– В сторону!

Коротко взревев, МП-5 встречает водителя тремя пулями в живот, раненый безумец падает. Хименес переводит на одиночный огонь, осторожно подходит к водителю и стреляет в голову.

– Зачем вы это сделали, офицер?! Он же был ранен! А вы его убили, как же так можно!

– Уходите все отсюда. Берите вещи и уходите! Будьте особенно осторожны с такими вот ранеными, у них у всех бешенство. Уходите!

Подхватив с опрокинутой тележки уличного торговца бутылку воды, Хименес делает несколько быстрых глотков, затем умывает залитое кровью лицо. Её всё ещё мутит после страшного удара в борт. Чудо, что жива осталась и не покалечилась. Машине конец, значит, надо идти пешком. Судя по номерам домов, осталось совсем немного. Только трофей сначала забрать.

– Открывайте! Открывайте, это я, Виктория!

Тяжёлая стальная дверь богатой квартиры заперта, над дверью горит красный огонёк камеры. Хименес поднимает лицо к объективу, затем показывает значок.

– Рэйчел, открой, это я! Твоя сестра, Виктория!

Секунда, вторая, и красный огонёк сменяется зелёным, дверь открывает Луис, зять патрульной. В руках у него дорогущий ремингтон с серебряными накладками на прикладе.

– Рэйч, всё в порядке, это правда твоя сестра! Виктория, откуда ты здесь? Я думал, ты в аэропорту, мы слышали, что там произошло, пытались звонить и…

– Нет времени объяснять, закрой за мной дверь и начинайте немедленно собираться. Рэйчел, ваши машины в гараже?

– Да, обе внизу. Там стоит сигнализация, мы ещё вызвали охрану, но никто не приехал. А что происходит?

– Неважно, давай ключи! Собирайтесь быстрее, вы уезжаете немедленно!

– Как уезжаем, куда?

Хименес рассказывает сестре и её мужу о произошедшем в аэропорту и на городских улицах.

– Я пыталась дозвониться до вас, но ничего не вышло, телефон накрылся, интернет тоже, пришлось самой ехать. Немедленно садитесь в машину и уезжайте из города, езжайте на север. Луис, ты говорил, у тебя родня в Сиэтле?

– Да, брат, только мы с ним не ладим, редко видимся…

– Неважно, вы едете к нему. Оставайтесь у твоего брата, пока не отменят чрезвычайное положение, а ещё лучше, найдите дом за городом. Из Лос-Анджелеса надо бежать…

– Что значит бежать, Вика? Зачем? По радио отдали приказ запереть двери, вооружиться и ждать помощи. Твой собственный главный комиссар сказал, что помощь придёт уже совсем скоро, солдаты придут. Зачем тогда…

– Затем, что вас здесь всех прикончат! Рэйчел, ты что, не слышала, что я сказала?! Там люди убивают людей, глотки друг другу рвут, и если вы останетесь…

– Не ори на меня, Виктория! Ты мне не указ! Я сама знаю, как мне жить и что делать! Ты всю жизнь старшая сестра, всю жизнь на меня орёшь, командуешь постоянно! А я и без тебя прожить могу, я зарабатываю в десять раз больше, чем ты! Я Йель окончила с отличием, а ты даже в колледже еле тянула, и теперь всего-навсего патрульный коп, больше ничего не умеешь! Ну вот иди и делай свою работу, а мы остаёмся здесь, как твой комиссар приказал. У нас стальная дверь, есть оружие и много еды, надёжная охрана, мы…

Рэйчел пытается ещё что-то сказать, но никто не слышит, что именно: многоэтажный жилой дом содрогается от близкого взрыва. С грохотом вылетают стёкла, гаснет свет.

– Что это?!

– Осторожно, осторожно, на полу осколки, не наступи на них! Все живы, никого не задело?!

– Твою мать, глядите!

Луис указывает в разбитое окно на другую сторону улицы, где стоит такой же дорогой многоэтажный дом, как тот, в котором живут они. Вернее, дом стоял секунд десять тому назад, а теперь рушится на улицу в гигантском облаке цементной пыли.