Текст книги "Бунт вурдалаков"

Автор книги: Юрий Петухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Часть 4
ЛАБИРИНТЫ УЖАСА

Гнетущая тяжесть Пустоты порождает безумие. Кто не испытал давления невесомой призрачной Пустоты, этого Вселенского циклопического гнета, тот никогда не сможет узреть даже тени Мироздания, ибо живет он в собственном воображаемом плоском мирке, где живут миллионы ему подобных жующих и испражняющихся животных, наделенных мозжечково-растительным полуразумом.

Пустота смотрит на суетливо копошащееся человечество ледяными свинцово-пустыми глазами Вечности. О, хомо сапиенс – покоритель Вселенной!

В глазах, взирающих на тебя Извне ты – плесень на самой нижней, самой грязной и разбитой ступеньке. Ступеньке, предваряющей бесконечную лестницу, переплетающуюся в миллионах измерений, прорывающую миллиарды пространств и восходящую к Престолу Вседержителя. О, человечество раковая опухоль живой материи! Из пустоты пришло ты, в Пустоту и уйдешь А что есть одна из капелек твоих?! Одна из крох, наделенных ощущением себя?! Ничто! Бесконечно малая ускользающая в пустоту величина. Пустота, растворяющаяся в Пустоте и порождающая двойное безумие. Безумие, воспринимаемое явью.

Это было полное растворение. Ивану не удавалось достигать ничего подобного даже в те редчайшие минуты, когда он после тренировочных гипермедитаций уходил в ничто, растворялся в нирване, сливаясь собственным «я» со всей Вселенной.

Ощущать себя частицей Господа Бога было и ослепительно прекрасно и одновременно очень тяжело. Быть ничем. Небыть! И одновременно созерцать триллионы миров, составляющих Мироздание, и быть самими этими мирами.

Пустота, включающая в себя всё сущее и всё предсущее, открывает глаза и ввергает в безумие, которое на окраинных, периферийных полях граничит с Высшим Вселенским Разумом. Тяжко быть частицей Господа Бога. Но стократ тяжелее осознать – не мнишь ли ты себя Божьим избранником, не играют ли тобою силы иные, злые, противопоставляющие себя Силам Света. Много званных, да мало избранных! Души, взалкавшие Высшего и воспарившие в гордыне, растворенные в Пустоте и отвергнутые ею, наполняют Чёрные пропасти, ибо ища Бога, нашли дьявола, растворились в нём и умножили Легион Зла. Всем есть прощение в этом мире, все призваны в жизнь и, пройдя по ней, не утратив души, призовутся выше, все, созданные по образу и подобию – суть Божий посланники в видимое и ощущаемое Мироздание. Все, кроме легионеров Чёрных Сил. Безумие, выдаваемое за разум, безверие, называемое верой, разрушение всего и всюду – вот чёрная мета, клеймо на сатанинском лике легионера.

Безумие и Пустота – вот пристанище отказавшихся от Бога. Но грань между разумом и безумием неуловима. Идущий по ней, идёт по лезвию бесконечного бритвенной остроты меча. Страшен его путь.

Ещё никогда Иван не ощущал столь явно и зримо беспредельность и всевременность Вселенной. Он знал – это Миг! Но в Миге скопились эпохи прошедшие и будущие, в Миге сплелось всё, что было и будет. Он побывал везде, познал всё, впитал в себя мудрость и безумие тысячелетий не только Земли, но и всех обитаемых миров. За этот Миг он успел прожить полную жизнь каждого из бессчетного числа живых существ, населявших Мироздание триллионократно родиться и умереть, испытав все блаженства и все муки, восприняв все радости жизни и все кары, пытки, казни. Это был миг прикосновения к Господу… а может быть, всё было не так, наоборот. Неисповедимы пути Провидения.

Он открыл глаза, когда погиб последний из миров, когда в лютых корчах скончался последний из обитателей Мироздания, когда сама Вселенная перестала существовать. Всё кончилось – и его отбросило назад, в ту, маленькую, крохотную точечку бытия, в которой он должен был продолжить своё существование. Продолжить и испытать всё, что суждено испытать, ибо никому не дано уйти от исполнения жребия своего.

Он не летел, не падал, не стоял, не сидел, даже не лежал. Он погружался в кристалльно-прозрачной жидкости, вязкой и сковывающей движения, но вовсе не мешающей дышать. Погружение это было словно бы выходом из небытия, из растворения в нирване. Но оно не было падением. А Иван точно помнил – они прыгнули в пропасть! Прыгнули, очертя голову, спасаясь от чудовищного Молоха-людоеда, настигавшего их, обдававшего своим вонюче-убийственным дыханием. Почему они не упали? Где дно пропасти?! Где Алена?

– Я здесь, – прошептала она.

И Иван понял, что Алена очнулась раньше его. Она смотрела на него чистыми и ясными глазами, будто дело было привычным и она всё понимала.

– Я вспомнила, – прошептала она ещё тише.

– Ну что ты ещё могла вспомнить, – вяло проговорил Иван сквозь вязкую жидкость, которая совсем не мешала им слышать друг друга. Он не мог отделить в её рассказах иллюзий, навеянных сновидениями, от реальности. И потому не слишком доверял им. Но сейчас был другой случай.

– Да, я кое-что вспомнила, – прошептала она торопливо, – мы всегда проходили через эту штуковину, понимаешь, это было чём-то вроде предбанника, нет чём-то вроде пропускного пункта на полигон. Всегда войти можно было только так. И выйти. А тех, которые были внутри, этот предбанник никогда не выпускал.

– Кто же там был, интересно?

– Я ещё не всё могу вспомнить. Не торопи меня!

– Ладно.

Иван попробовал переместиться немного влево, извернулся, подгреб руками. Получилось. Он коснулся пальцами чего-то твердого и холодного. Не отводя их, проскользил вместе с движением вниз. Стена. Это обычная для мира призраков прозрачная «хрустальная» стена. И они снова в колодце. Но в другом. И теперь они не поднимаются, а наоборот, опускаются вниз, в вязкой, напоенной кислородом жидкости. И какой-то тёплый очищающе-покалывающий ток проходит сквозь их тела. Значит, жидкость не простая. А скорее всего, это и не жидкость вовсе, а поле. Какое-то сильное, пронизывающее их насквозь поле. Предбанник. Это Алена так считает. А на самом деле это очередной фильтр! Точно, фильтр! Иван пришёл к такому умозаключению и успокоился. Лучше болтаться в фильтре, чем лежать разбитым в лепешку на дне пропасти.

Два красных глаза полыхнули внутренним жутким огнём совсем рядом. Иван невольно отстранился, хотя разум ему подсказал, а инстинкт самосохранения уверил – это там, за хрустальной стеной, это безопасно. И всё же… Два глаза отвратительно-хищной гиргейской клыкастой рыбины глядели на него, не мигая, просвечивая насквозь. – Откуда она тут?! – изумился Иван вслух.

Алена прижалась к его плечу, замерла. Она таких тварей прежде не видывала.

Рыбина плотоядно облизнулась, ощерила клыки. И Иван почувствовал как на него находит оцепенение. Не может быть! Эта тварь не могла быть разумной. Такие гадины просто не имеют права быть разумными. Он вспомнил аквариум с гиргейскими рыбинами в кабинете большого начальника Космофлота Толика Реброва, вспомнил, как Толик, его давнишний приятель по Школе, любил кормить их, и как они чуть не сожрали его с потрохами. Потом он вспомнил встречу с «с серьёзными» людьми. Хрустальный пол! Рыбины! На Земле?! Почему это его тогда не изумило, почему? Ах, Авварон, Авварон, подлец негодный! Неужто и впрямь – Земля лишь часть Пристанища? Как всё глупо и гадко! Нет! Мода на рыбин с Гиргеи пошла давным-давно. Их держали в гигантских аквариумах не только космофлотчики и десантники. Таких аквариумов по всей Земле и Федерации были тысячи. Особенно в Объединенном Мировом Сообществе. Там мода приняла повальный характер… среди обладателей немалых капиталов и ещё больших связей. Но всё это неважно.

Главное, что гиргейские твари не могли быть разумными, не могли влиять на психику человека, тем более, влиять на уровне сверхсознания.

Иван оградил себя «щитом Вритры». Заглянул в налитые кровью глазища.

Да, в них был проблеск разума. Как и тогда, при встрече с «серьёзными» людьми – он ещё тогда заметил это, но сам себя уговорил не верить очевидному, не верить, потому что просто не хотелось верить в эту нелепость.

Оцепенение прошло.

И рыбина исчезла. Резко развернулась, изогнув бронированное чешуйчатое тело, трепыхнула слизистыми плавниками-крыльями, махнула шипастым хвостом… и уплыла в захрустальные глубины и дали.

– Она меня заколдовала! – тихо проговорила Алена, закрывая глаза ладонью. – Такого никогда не было. Это странно, непонятно!

– Долго нам ещё бултыхаться? – поинтересовался Иван, переходя ближе к делу.

Она не успела ответить – их ноги одновременно коснулись прозрачно-невидимого дна.

– Приехали, – заключил Иван. И стал озираться.

– Одна из стен должна быть проходом, понял? – Алена потянула его за руку влево. – Только не надо останавливаться, автоматика работает на поочередное и последовательное движение, понял?

Иван заглянул ей в глаза. Покачал головой.

– Знаешь, кого ты мне сейчас напомнила?

– Кого? – спросила Алена.

– Моего лучшего друга и брата Авварона Зурр бан-Турга в Шестом Воплощении Ога Семирожденного, изрядного прохвоста и лжеца!

Алена отвернулась. Ей не очень понравилось сравнение. И всё же она промолчала.

– Тут нет прохода, – говорил Иван, обшаривая стены, – и туг нет. А вот здесь… Какая же ты умница, Аленка! – Обнял её и поцеловал в щёку.

Она ему тут же простила предыдущую бестактность, улыбнулась.

И они пошли в проход.

Пристанище открылось им сразу. Внезапно.

Чёрная ночь – беззвездная и тихая. Каменистая продуваемая местность.

Далёкие развалины. Камни песок. Будто и не было вязкой жидкости, хрустальных стен, будто кто-то невидимый распахнул перед ними переднюю дверь, захлопнул заднюю, отрезая переходной отсек.

– Это не полигон! – изрекла безоговорочно Алена.

– А как выглядел полигон? – спросил Иван.

– Огромные залы, цилиндрические ёмкости с биоконсервантами. В нишах большие белые операционные. Никого нет. Все на местах. Да ты себе и сам представишь – это же производство, очень большое и сложное производство… через каждые сорок метров кольцевые геногенераторы. Свет, мягкий, голубоватый… прозрачные трубопроводы.

Иван приласкал её, снова поцеловал, на этот раз в нежную почти прозрачную мочку уха. Он не видел никакой связи между явью и её рассказами.

– Ты просто очень устала, Аленушка. Ты перепутала все времена, перепутала сон с реальностью. Мы на другой планете, мы в Пристанище, будь оно трижды проклято! Причем тут какие-то полигоны! Нет, Аленка, не надо мучить себя. Мне все эти фильтры тоже кое-что напоминают, но я не спешу с выводами. Гляди-ка лучше. Там кто-то есть.

– Давай спрячемся! – она потянула его к валуну, вросшему в песок. Скорей!

Иван обернулся. Ничего позади не было, ни хрустального колодца, ни дверей, ни рыбин, ни стен. А был лишь песок, развалины да беззвездная ночь.

Они присели за валуном. Прижались друг к другу.

Метрах в ста шла какая-то странная троица. Ивану показалось, что на головах у всех троих надеты большие и уродливые то ли шлемы, то ли капюшоны. В темноте было плохо видно.

– Это не люди! – прошептала Алена. Она мелко, но неостановимо дрожала.

– Не спеши, – Иван начинал различать детали. Его опытный и наметанный глаз трудно было обмануть. Никаких капюшонов и шлемов на двух крайних фигурах не было, это первое. А второе, троица не просто шла, всё выглядело несколько иначе: двое плотных, могучих здоровяков тащили, а временами и волокли того, который был в центре. Правда, ведомый и не особо упирался. Но это не уменьшало рвения двух других.

– Что они хотят от него? – встревоженно спросила Алена.

– Иди и спроси, – посоветовал Иван. Ему эта троица не представлялась важной. Идут, ну и пускай себе идут. Только средний… Может быть, это землянин – руки, ноги, голова, хламида какая-то. Во всяком случае это существо человекоподобное. Не то что двое других.

– Страшилища! – удивилась Алена. Она лишь сейчас, когда троица приблизилась, рассмотрела, что к чему. – Ну и страшилища!

Здоровяки были и на самом деле малопривлекательны. Их корявые бугристые тела увенчивали огромные бесформенно-уродливые головы с непомерно большими ртами-пастями, торчащими мясистыми ушами и ещё более мясистыми троглодитскими носами. Временами здоровяки извергали из себя приглушенный рык. Тащили же они человека – самого обычного, натурального человека, изрядно побитого, обессиленного, жалкого. А это круто меняло дело – Иван не мог смотреть, как какая-то нечисть издевается над людьми, не хватало у него на это ни сил, ни выдержки.

– Не надо! – испугалась Алена и ухватила его за руку, державшую лучемёт.

Алена угадала желание. Но она не верила, что сможет остановить Ивана.

– И в правду, не надо! – согласился Иван. Но согласился он по другой причине. Он понял, что на здоровяков хватит и меча.

– Ты только не мешай, – предупредил он свою прекрасную спутницу. Договорились?

– Договорились, – прошептала та заговорщицким тоном и уважительно поглядела на Ивана.

Надо было выждать, пока все трое подойдут поближе. Иван ещё раз огляделся – ничего подозрительного не увидел. Притих.

Меж тем здоровяки принялись бить несчастного кулачищами, пинать ногами. Они вели себя с ним так, будто это был не человек, а куль с овсом.

Сдавленные стоны говорили о том, что их жертва не могла даже крикнуть то ли от страха, то ли от бессилия.

Метров десять они гнали несчастного впереди себя пинками, сопровождая каждый удар раскатистым хриплым рыком. Потом они повалили его, выпрямились, их ноздри – огромные и влажные – судорожно задергались, затрепетали.

Иван понял, что медлить нельзя.

– Меча поганить не буду, – сказал он вслух, громко и жестко.

И встал в полный рост.

Краем глаза он увидал, как Алена потянулась к лучемёту.

– Я прикрою, – сказала она.

– Нет. Не надо.

Он не стал медлить. Тот миг, когда оба зверочеловека увидели внезапно выросшего посреди пустыни незнакомца… стал началом их конца.

В три прыжка Иван преодолел расстояние, отделявшее его от монстров. Не давая им времени на размышления, он сбил с ног стоявшего левее – сбил мощнейшим ударом в неприкрытое, сливающееся с подбородком горло. Почти одновременно второму прямо под глаз пришелся резкий удар пяткой – глаз вылетел наружу, будто желток из внезапно сдавленной скорлупы. Иван с самого начала решил не щадить нелюдей. Он их бил за всё: за женщин, пожираемых в подземельях, за себя, за Алену, за землян, погибших на подходах к трижды проклятому Пристанищу, за этого несчастного, что валялся бездыханным на песке.

Здоровяки-монстры оказались на редкость живучими. Они поднимались после каждого удара и тупо, обезумевшими носорогами, шли на Ивана. Они были в бурой крови, рваные раны обнажали серое, пульсирующее мясо, но казалось, они не чувствовали боли.

Нет, решил Иван, тут надо иначе. Надо ломать кости. Надо бить их смертным боем, без пощады! В очередной раз сбив с толстенных кряжистых ног одного из монстров, он не дал ему подняться, резко взмыл вверх на два метра и всей силой своего налитого тела, в падении, выставляя кованные каблуки, проломил грудную клетку – одновременно три жёлтых обломанных кости, прорвав слои мяса и жира, вышли наружу. Закрепляя победу, Иван вышиб монстру нижнюю челюсть, сокрушил переносицу и сильно ударил в открывшееся горло ребром ладони. Судорога пробежала по телу здоровяка. С ним было кончено.

Со вторым Иван не стал церемониться. Поймав на себя его прямой удар, он резко развернул огромную тушу и одним взмахом руки перебил монстру хребет – тот словно переломился напополам. И мешком рухнул под ноги победителю.

– Я так за тебя переживала, – отрывисто сказала невесть откуда возникшая рядом Алена. Она сжимала в руках лучемёт. И смотрела на Ивана безумными, счастливыми глазами. – А ты здорово их…

– Работа такая, – скромно ответил Иван, пытаясь усмирить дыхание. – Как там этот несчастный?

– Еле дышит.

– Ничего, откачаем.

Алена вдруг изменилась в лице.

– Гляди-ка!

– Что там? – Иван полуобернулся.

Ничего страшного не было. Просто истерзанная, залитая поганой бурой кровью туша монстра ползла к ним. Выкаченный глаз был налит злобой.

Когтистые лапы скребли глину, песок просеивался между жирными волосатыми.

пальцами.

– Мало? – поинтересовался Иван.

И одним движением сломал шейные позвонки – нога мелькнула молнией, чудовищная морда нелепо вывернулась, выкатывая остывающий глаз в чёрное беззвездное небо.

– И всё-таки нельзя так, – проговорила ни с того, ни с сего поникшая Алена. – Они ведь тоже живые, они всё чувствуют, всё понимают, они тоже создания Божьи…

Она не успела договорить – Иван резко пихнул её в бок, спасая от уродливой лапы, потянувшейся к её ноге. Монстры ну никак не хотели издыхать!

– Здесь свои законы, Алена! Дай-ка мне эту штуку! Он взял в руки лучемёт и двумя короткими вспышками превратил останки монстров в месиво.

– Вот так-то лучше будет.

Вспомнилось, как в заколдованном лесу – том самом, первом, в который он попал после неудачной высадки на планету, чащобная нечисть, перебитая, разодранная в клочья, уползала с поляны за деревья. Там нечему было ползти, двигаться – но жалкие останки, мертвечина ползла, извивалась. В каждом мире свои порядки!

Иван подошёл к бесчувственному человеку, лежавшему на песке. На страдальца было страшно смотреть – лицо и тело его представляли из себя одну сплошную рану: перебитый в нескольких местах нос, разорванные и исцарапанные щеки, лоб в запекшейся крови, изрезанная и исколотая кожа, вся в синяках и ссадинах. И он ещё дышал!

Иван вытащил шарик стимулятора. Сунул его в рот человеку. Но стиснутые зубы не дали шарику проникнуть внутрь. Кадык несколько раз судорожно дёрнулся, тело выгнулось… и опало.

– Он мёртв, – сказала Аленка.

– Да, они убили его!

Иван не знал, что делать дальше. В этой пустыне некуда было идти.

Программа! Чёртова программа, ну почему же ты не срабатываешь, когда в тебе есть необходимость?! А может, программа иссякла? Может её действие распространялось только до входа в само Пристанище? А кто сказал, что они уже проникли в него?! Пустыня очень похожа на мир сна, тот самый мир, где висел над землею, не касаясь её, огромный чудесный шар, тот мир, где Ивана чуть не погубил подлый колдун-психоэнергетик, назвавшийся Аввароном Зурр бан-Тургом. Может, они с Аленой не приблизились к цели, а наоборот, удалились, потеряли её?

Над Иваном с шумом и сипом пролетела большая птица с человеческой головой. Желтым огнём кольнули немигающие глаза.

– Иван! – позвала Алена. Он подошёл к ней.

– Смотри!

Красавица протягивала ему на ладони странную прозрачную вещицу с ноготок величиной. Это был крохотный обломочек чего-то явно искусственного.

Красный маленький шарик словно запекся в стекле.

– Теперь я точно знаю, – проговорила Алена взволнованно, – это кусочек покрытия геноторроида, понял?

– Не совсем, – ответил Иван, хотя правильнее было сказать: «Совсем не понял! И навряд ли пойму!»

– Геноторроиды стояли в залах. В каждом по два или три. Они использовались только на полигоне. Теперь понимаешь? Их нельзя было использовать вне полигона, запрещалось категорически!

– Ну и что?

– Это Полигон, Иван!

Местность была пустынной, плоской, на ней и впрямь можно было гонять всякую технику, проводить испытания. И потому Иван, ещё раз осмотрев окрестности, согласился.

– Таких полигонов и на Земле и во Вселенной тьма-тьмущая, – сказал он с улыбкой.

– Нет Иван. Полигон один! – оборвала его Алена самым серьёзным образом. Таких совпадений не бывает. Предбанник. Этот осколок. Моя память…

– Ты ещё не совсем проснулась, милая, – Иван обнял её.

– Пусть я не совсем проснулась! Но я пробуждаюсь, я обретаю себя, Иван. А ты ещё спишь! – Она посмотрела на него как-то печально, словно заглядывая в будущее и видя там нечто страшное, касающееся их двоих. – Ты ещё спишь. И я боюсь за тебя… – она помолчала и добавила: и за себя тоже, Иван. Нам не выбраться отсюда. Из Полигона нет выхода.

И снова над их головами промелькнула тень большой птицы.

– Не нравится мне всё это, – проговорил Иван. Он хотел добавить ещё что-то. Но не успел.

Голова была на удивление ясной, чистой и пустой. Казалось, подвесь внутри её колокольчик или хотя бы один его язычок, и зазвенит она, загудит переливами и звонами. Откуда пришла в него эта ясность и пустота, Иван не понимал. Он вообще ничегошеньки не понимал. Ему ни с того, ни с сего привиделось вдруг, что некая незримая сила вытащила из его черепной коробки все мозги, разложила их на прозрачно-невидимой плоскости и перебирает-перемывает их помаленьку. Ощущение было новое и непонятное, но ничего неприятного, болезненного в нём не было. Только журчал будто бы звонкий ручеёчек. Овевало ветерком, да распутывало всё склубившееся в мозгах, вытягивая ниточку за ниточкой, паутинку за паутинкой. И было это всё в какой-то светлой, напоенной голубизной тьме-полумраке. Будто сказочные сумерки сгустились перед глазами, завесили всё пеленою неизъяснимого. А что было до сумерек? Пустыня. Монстры-здоровяки. Алена.

Бездыханное тело. И ещё что-то… ах, вот, птица, большая птица.

Иван попробовал открыть глаза. Не получилось. Будто свинцовые валики придавили веки. Он повернул голову – шея слушалась его плохо, но слушалась.

А голова была тяжёлой, словно чугунное ядро. Он попробовал пошевелить руками, ногами. Нет, не получалось. Попался! Эта мысль насквозь прожгла Ивана – от затылка до пяток, пронзила тупой иглой сердце. Попался! Они его захватили, связали, ослепили. Это Смерть. И тут же ещё большей болью ударило – Алена!! Где она?! Что с ней! Он рванулся со всей силы. И почувствовал, как незримые путы впились в мышцы ног, рук и спины. Он связан. Они привязали его к чему-то. Невероятным титаническим усилием Иван приподнял веки. И вздрогнул. Прямо в глаза ему смотрела та самая, немигающая большая птица. Никогда ему не доводилось сталкиваться с таким взглядом. У живого существа не могло быть таких глаз. Это были не глаза, а жёлтые локаторы, прощупывающие тебя насквозь, прожигающие, пронизывающие и вместе с тем абсолютно холодные, бесстрастные, мертвые. Глаза эти затмевали всё на страшном высохшем получеловеческом лице с огромными надбровными дугами, куполообразным черепом и хищным, выдающимся далеко вперёд, совсем не птичьим носом, полускрывающим маленький безгубый рот…

Птица молчала.

И Иван молчал.

Чувства постепенно возвращались к нему. И теперь он явственно ощущал спиной холодный шершавый камень, к которому был привязан, песок под ступнями, даже лёгкий и сырой сквозняк он чувствовал обнаженным беспомощным телом.

– Ну и что дальше? – спросил он, еле ворочая языком. Птица с человеческой головой промолчала.

– Понятно, – заключил Иван.

Надежды на милость не было.

Он дёрнулся ещё раз, и ещё. Но путы держали крепко.

Жёлтые глаза-локаторы продолжали прожигать его мозг, прощупывать.

Это нам всё знакомо, думал Иван. И что за интерес такой к содержимому его головы, прямо всем надо знать, что там в ней! Ну, понятно, когда существа внеземных цивилизаций изучают нечто новое для них, неведомое, пытаются получить как можно больше информации, сканировать объект, мнемоскопировать… всё объяснимо. Но ведь всем этим нежитям явно не нужны никакие знания о земной цивилизации, заключенные в его мозгу. Они докапываются до чего-то иного! Может, до того, что позарез понадобилось подлому Авварону?! Может, именно блокированный участок их интересует? Им нужны данные не о Земле. Про Землю они, если верить колдуну-крысенышу, всё знают. Их интересует Система. Но в этом случае… Иван внутренне содрогнулся – в этом случае, чем больше он вспоминает своё прошлое, тем больше раскрывается перед ними, перед этими тварями-нелюдями. Он их потихоньку ведет к дверце, той самой дверце, что соединит два чудовищных мира! Как же быть? Не вспоминать он не может, это его память, это его жизнь, без этой памяти он ходячий мертвец, зомби. А с памятью он будет полным мертвецом! Они выкачают из его мозга все сведения и прикончат. В лучшем случае воплотят – а это хуже смерти! Вот тебе и палка о двух концах!

Куда ни поверни – везде труба, везде ему крышка. И эти сволочи ясно осознают его положение. Всё они понимают! Всё знают! Ну и твари!

Он уставился в жёлтые глаза человекоптицы. Он решил пересилить этот нелюдской взгляд, переглядеть гадину. Иван был ещё слаб после обморока.

Но он умел быстро восстанавливать силы. Он умел собирать волю в кулак. Четырнадцать тысячелетий ведической культуры россов были за его плечами. И хотя он проник в сокровищницы Тайного Знания ариев-ведов, основателей земной цивилизации на самую малость, на несколько пядей, всё же он прикоснулся к этому Источнику Могущества и Доброты. Надо только собраться. Надо сконцентрировать Белую Силу у переносицы. Надо терпеть! Терпеть, превозмогая боль, держать эту Силу. И Она поможет. Сейчас Иван был не один.

Всё то светлое, доброе и чистое, что было рассеяно, расплескано в этом злобном и мрачном мире, все капли и капельки Света собирались в нём.

Плотность Белого Поля становилась невыносимо высокой, казалось вот-вот расколется, разлетится на части голова, лопнут глаза. Но ещё рано. Рано! Он накопитель. Он улавливатель. Он лишь сосуд Света. И не больше. Он меч в руках Добра. Нет места гордыне. Он лишь последний из череды титанов, на чьих плечах держится Мироздание. Ещё немного. Тройное Солнце Индры ослепительным алмазом сверкнуло сначала в мозгу Ивана. Затем Оно вселилось в янтарно-рубиновый шарик у переносицы… И вырвалось наружу невидимым кристалльно-лазерным, очищающим лучом.

В уши Ивану ударил резкий, пронзительный клекот. Но он тут же сменился бульканьем, кудахтаньем, клокотанием. Получеловеческое лицо набухло, набрякло, раздулось, из мертвенно-серого стало багрово-лиловым, страшным.

Лишь жёлтые глазища не утратили пока своей гнетущей злобы. Но уже через миг они начали тухнуть, терять сатанинскую силу. А чуть позже, ещё через миг, голова раздулась непомерно, дряблая кожа натянулась, растрескалась… и словно внутренним взрывом расплескало, разнесло всё то, что ещё совсем недавно держалось на морщинистой птичьей шее. Слизистые мерзкие сгустки залепили Ивану глаза, залили лицо. Он опустил голову. С омерзительной гадиной было покончено. Даже если она выведала что-то и успела передать мыслеграммой, всё равно не беда!

Иван совсем ослаб. Он не мог поднять головы, напрячь шеи. Но он сделал то, что обязан был сделать как правнук Индры, потомок великих росс-ведов.

На большее он уже не был способен.

Именно в этот момент он почувствовал, как некто всесильный отключает его волю и овладевает его телом. Это было невыносимо. Но это было. Иван не мог сопротивляться всемогущей и безжалостной Программе. Теперь Она была его госпожой. Он только отмечал то, что происходило с телом, с его руками и ногами. Безусловно, Иван знал, в теле каждого живого существа, в том числе и человека, заключены исполинские силы, которые использовать природа и Господь Бог разрешили лишь на малую часть – от одной двадцатой у обычных людей до одной шестой или пятой у избранников, перешагивающих через установленные пределы. Но особые команды, особые сигналы могли раскрепостить потаённые силы. Значит, это было заложено в Программу!

Ноги Ивана приобрели гранитную прочность и мощь пневмодробилок. Спина стала базальтовым стержнем. Он, не управляя ни одной из своих мышц, ощутил вдруг, как ноги разгибаются, вырывая что-то тяжёлое и холодное за спиной, как плечи и руки рвут путы – только кровь змейками струится по коже.

Ещё через минуту Иван упал.

Он был свободен. Но у него не оставалось ни капли сил. Он был в крайней, в последней стадии изнеможения. А позади него валялся вырванный из земли каменный, изуродованный неумелой резьбой столб.

Он смотрел по сторонам. Ни меча, ни лучемёта не было. Пропали.

Безвозвратно пропали! Ничего. Он и с голыми руками доберется куда надо, потолкует с кем следует. Его не остановишь. Его не собьешь! Он достигнет цели, даже если для этого придётся перевернуть вверх дном всё трижды проклятое Пристанище черных душ и слуг дьявола. В Иване нарастали не слишком добрые, но очень сильные чувства: ярость, нетерпение, желание мстить. Он уже готов был не считаться ни с чем. Идти напропалую, сокрушая всё. И только смутные тени в скафандрах, тени, корчащиеся в огне на фоне чёрного чужого неба, навевали что-то полузабытое, полуневспомнившееся, и еле слышно звучали слова: «Он не придёт в этот мир мстителем… иначе я прокляну его»! Прокляну?! Но почему?! Почему он должен слушать кого-то, почему, он должен прощать этих нелюдей, этих гнусных и ужасных тварей, несущих зло всюду, где они появляются. Им надо не просто мстить, их надо уничтожать безжалостно, везде и всюду, всегда, при каждой встрече, их надо выводить под корень, иначе нельзя – только так!

Злость, ярость, раздражёние вливали в его тело силы. Надо вставать и идти. Тут нельзя подолгу задерживаться на одном месте. Это опасно. Надо всё время идти вперёд. Иначе гибель. Этот урок Иван уже усвоил. Он испытал это на собственной шкуре, И другой ему было не дано. Ему хотелось не только победить, но и выжить. Выжить и вернуться на Землю. Даже если всё это треклятое Пристанище полетит в пекло, к черту на рога!!!

– Мы ещё поглядим кто кого! – мрачно процедил он сквозь зубы.

Пошатываясь поднялся, оперся спиной о шершавую стену, вгляделся в сумерки. Куда идти? Вперед! Надо разыскивать Алену. Всё остальное потом.

Иван вгляделся вдаль. Пустыня. Какой же это полигон! Только для бронеходов? Но тем подавай нагромождения скал, перевалы, болота, отвесные стены – для них плоскость не полигон. Нет, Алёна ещё не пришла в себя, вот ей и мерещилось всякое… Иван поймал себя на том, что подумал о ней в прошедшем времени, и вздрогнул. Никакой это не полигон! Обычная пустыня!

Он взглянул вверх – стена уходила на достаточную высоту, метров на сорок, и на вершине её виднелись полуразрушенные зубчики. Искусственное сооружение! И всё равно – не похоже всё это на центр заколдованной планеты, на мир за семью замками. Это скорее спящий мир. Неужели его опять отбросило назад и все труды, лишения, боли насмарку?!

– Это мы ещё поглядим, – со злым остервенением повторил Иван.

В пяти метрах от себя, на куче щебня и мусора он увидал рубаху. Она была в крови. И всё же Иван поднял её, натянул через голову на тело.

Попутно он отметил, что Программа, сработав быстрехонько-скорехонько, растворилась невесть где, вместо того, чтобы стать путеводным клубочком.

Сволочи! Он ещё доберется до них! Он сам им такую программу вставит, что… да ладно, это потом.

Иван поплевал на руки. И полез на отвесную стену.

Поверхность была усеяна щелями, выбоинами, выступами. И потому он полз вверх без особого напряжения сил. В обычном своем состоянии он взлетел бы на эту стеночку мигом. Но страшная усталость сказывалась. Руки и ноги плохо слушались его – они подчинялись ему так, как подчиняются руки и ноги обычному смертному, занимающемуся бегом и зарядкой не больше трёх-четырёх раз в неделю. Для десантника-смертника это было почти ничто, почти полный отказ. Но выжидать час-другой он не мог. За этот час с Аленой могло случиться самое страшное. Даже думать не хотелось, что с ней могло случиться.