Текст книги "Бунт вурдалаков"

Автор книги: Юрий Петухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Юрий Петухов
Бунт вурдалаков

Часть 1
ЗАКОЛДОВАННАЯ ПЛАНЕТА

Мрак. Пустота. Ледяная безысходность. Расстояния, не оставляющие надежды. Смерть и Ужас. Вселенная. Вы всматриваетесь до боли в чёрную страшную даль. Но вам не дано видеть. Вам не дано ощущать сокрытое во мраке и пустоте. Вы слепы!

Вселенная – это вовсе не то, что вбирает в себя слабый человеческий глаз. Она не чёрное, усеянное перемигивающимися искринками небо. И не пустота без конца и края, где висят исполинские пылающие звёзды с кружащими в поле их притяжения планетами. Вселенная – это чудовищная, жуткая пропасть, в которую падают все существующие, обитаемые и необитаемые миры.

Где дно этой пропасти? И есть ли оно?! Триллионы небесных тел сгорают в бесконечном вселенском падении – и не замечают самого падения – в нём они рождены были, в нём просуществовали весь свой отмеренный Силами Непостижимости век, в нём и погибли, чтобы никогда уже не возродиться и ни в ком и ни в чём не повториться.

Вселенная – это адская воронка, затягивающая в себя из Иных, недоступных нам миров, всё, что только способно быть затянутым в колоссальный космоворот, всё, что имеет зримый и незримый, осязаемый и неосязаемый вес, всё, что может падать в ужасающую Пропасть Пространства.

Вселенная – это обитель Смерти. И царствует в ней всепожирающая и всемогущая Владычица владык и Госпожа господ. Её изнуряющим чёрным дыханием пронизано Пространство. Она везде в нём. Но есть и у Неё излюбленные места.

Проклятье висит над этими омутами Мироздания. Непроницаемой печатью скреплены подступы к ним. Путники во Вселенной, к какой бы цивилизации ни принадлежали они, сторонятся этих омутов, ибо никто ещё не возвращался оттуда, никто не приходил назад с лежбищ Владычицы. Всё падает! Всё летит в чудовищную пропасть! Лишь Она одна недвижна в Пространстве. И нет Ей соперников.

…Когда Он понял это, понял с доводящей до оцепенения ясностью, первым желанием, нет, не желанием, а внезапным непреодолимым порывом, не поддающимся ни логике, ни осознанию, было – уйти! бросить всё! навсегда покинуть Пространство! спрятаться на Земле! зарыться лицом в терпкую пахучую траву и никогда не поднимать глаз к бездонному Небу… Это было много лет назад. Он уже и не помнил – когда. Он помнил только острое, раздирающее душу и плоть ощущение своей малости, слабости, незащищенности.

И всего-то лишь крохотная капелька, незримая росинка ужаса с савана Владычицы слетела – слетела и проникла внутрь его большого, сильного по земным меркам тела. Но росинки хватило, чтобы парализовать, отключить волю, изгнать из Пространства… Изгнать? Нет! Его удержала Сила, которую Он не понимал, да и не мог тогда понять. Он не мог Её даже почувствовать. Лишь полыхнуло далеко-далеко тёплым каким-то светом, неземным и невселенским сиянием. И Он смутно, совсем по-детски, понял – есть в Мироздании ещё что-то. Есть! А значит, Он не уйдет!

Вот и сейчас – Ему показалось, что это всё тот же миг Страха и Ужаса, что Он опять там, в далеком утерянном дне. Только теперь надавило ещё сильнее. Пространство навалилось на него всей неизмеримой тяжестью, понесло Его вместе с собою в Пропасть. Да-да, ту жуткую Пропасть, которой Оно само и было. Он застонал словно от сильнейшей неукротимой боли, изогнулся всем телом, сжал кулаки. Челюсти сдавило судорогой, шею вывернуло, что-то ледяное вонзилось в сердце… и остановило его, суставы выкрутило, дьявольской болью прожгло насквозь. И Он открыл глаза. Он уже знал, что увидит. И потому не удивился. Он необъяснимым чутьем предугадал это, пережил внутри себя ещё до пробуждения, до того, как разомкнул веки.

Он летел вниз. Летел в эту сатанинскую чёрную Пропасть. И вместе с Ним летели крохотные, еле различимые звездочки, летел смутный, поминутно исчезающий клок какой-то далёкой, может быть, существующей уже только в собственном испущенном свете, туманности, летел невесть как оказавшийся рядом камешек-метеорит… и летела сверхплотная, сверхтяжелая, колдовская Пустота. Колодец Смерти засасывал их всех, не отличая живого от мёртвого, одухотворённого от бездушного.

Он долго не мог понять – почему Он снова очутился здесь, в своем безвозвратном прошлом, в том давно прошедшем миге бытия. А когда понял, Ему стало ещё хуже – это было не прошлое, давно пережитое и усмирённое. Это было настоящее, ослепительно реальное настоящее, за которым таилось неведомое будущее. Значит, это случилось! Значит, они забросили его Сюда?!

Но почему!

Как они могли! Нет! Лучше бы они сразу убили Его!

Осознание непоправимости случившегося чуть не свело Его с ума. Ошибка?

Как хорошо, если бы это было ошибкой, нелепицей, случайным совпадением… но нет. Он уяснил всё сразу. Они всё-таки послали Его на смерть!

Они бросили Его в адскую воронку! Они приговорили Его! Он почти ничего не помнил… нет, Он не помнил ни черта! Что было с Ним?! Как они посмели?!

И почему именно Его?! Это невозможно! Этого не должно было случиться! Это бред!

Он поднёс руку к глазам. Отблеск скользнул по лицевому светопластику шлема, зайчиком ударил в зрачки.

Рука была закована в броню – тяжеленную, серую, пупырчатую бронекерамику трёхвековой давности. Зачем они обрядили Его в эти доспехи, в это допотопное старьё? Он поднял другую руку, пошевелил толстыми суставо-членистыми пальцами гидропневмоперчатки – и Ему показалось, что Он слышит скрип этого древнего механизма. Но ещё Он почувствовал, что под перчаткой руку облегает металлопластиковая плёнка биоскафандра последней разработки. Зачем? Зачем всё это?! Или они собирались бросить Его в термонейтринное пекло Сверхновой?! Или на Нём решили испытывать действие гравиполя недавно открытых сверхплотных звёзд – Чёрных Карликов?! Нет, глупость, бред! Они просто приложили все усилия, сделали всё, что только могли сделать, лишь бы Он вынырнул живым здесь! Именно здесь! И именно живым! Но почему?!

Он не удивился, даже не повёл плечами, не вздрогнул, когда совсем рядом, в трёх-четырёх километрах от Него, вдруг высветилось нечто округлое, серебристо-тусклое, с ажурными фермами-лапами и почти чёрным отражателем.

Капсула! Да, Он ждал её появления. И она появилась! И только после этого, внезапно, с накатившей липкой тоской и обручем на висках пришла память: Он дал им согласие. Он сам дал им согласие!

Они нашли его на диком пляже. Но сразу не подошли, а уселись в десяти метрах на плоский серый валун с поросшими мхом боками. Место это было угрюмым и мрачным. Никто не помнил, чтобы тут когда-либо купались или загорали люди. Но почему-то, по какой-то невесть из каких глубин дошедшей памяти, этот глухой уголок звался «диким пляжем».

– Чего надо, – грубо спросил Иван. Спросил без вопросительных интонаций, не отрывая взгляда от серой подёрнутой рябью воды.

Ему сейчас не хотелось видеть людей. Он был старше их всех. Неизмеримо старше. И они казались ему шаловливыми, беспечными, надоедливыми и страшно докучливыми в своей бесцеремонности детьми, от которых нет никаких сил отвязаться и которых надо просто терпеть.

Стиснуть зубы и терпеть. Он знал лучше их самих, что играют «дети» вовсе не в детские игры. Но всё равно – иначе он не мог воспринимать этих несчастных, этих замкнувшихся на себе детей – землян.

Он сидел на высохшем от времени и жары обломке ствола некогда могучего и неохватного дерева. Обломок этот выставлял из песка и ила свою горбатую растрескавшуюся спину и наверное помнил допотопные времена. Иван сам себе казался таким же старым и высохшим. В нём уже не было сил стоять, тянуться вверх, расти… он хотел лежать в прохладном, тяжёлом иле. Он лишь по инерции продолжал жить. Он уже давно был Там…

Его узловатая и высохшая рука лениво перебирала звенья чёрной тускло поблёскивающей цепи. Той самой, которой он, ни на секунду не задумываясь, придушил восьмипалого охранника. Где это было? Когда? И было ли? Может, не было ничего!

Цепь он расклепал, разрезал на две части. Одну отдал Дилу Бронксу. Тот долго хохотал и приговаривал, что, дескать, не хрена было вообще соваться в Тот мир – да, тот мир, в котором ни черта кроме этого дерьма не возьмешь.

Дил хлопал чёрной лапищей по плечу, подмигивал, поддакивал, скалился, пучил свои базедовые глазища, но не верил Ивану – ни единому слову не верил. Так же, как и все они. Дети! Одно слово – дети! Они даже не хотели узнать, что их ждёт, что им уготовано. Они не верили в Тот мир!

– Если ничего не надо – идите отсюда. Это моё место! – сказал Иван громче, с нотками раздражёния в голосе.

Один из пришедших встал, подошёл ближе.

– Нам нужны вы, – сказал он мягко, но настойчиво, давая понять, что не отвяжется.

Иван накрутил цепь на кисть, потёр ладонью переносицу и передёрнулся, будто машинально отгоняя мух.

– Да, нам нужны именно вы!

Двое других оторвались от валуна, встали за спиной у первого.

– Я уже по тысяче раз ответил на все вопросы, заполнил кучу анкет, друзья мои, – проговорил Иван совсем тихо с железом в голосе, – с меня сняли сотни мнемограмм… Чего ещё надо?!

– Нам не нужны мнемограммы и анкеты. Вот!

Первый, высокий худой малый в пластиконовой ветровке, вытащил что-то из нагрудного кармана и протянул Ивану.

– Вы ведь умеете пользоваться.

На ладони у малого лежал переходник. Обычный тяжёлый, сферический переходник ограниченного действия. Игрушка.

– И что дальше?

– Вам надо быть там.

– Где это там?! – Ивану начинала надоедать эта бестолковая игра.

– Они ждут вас. Вы сами узнаете. Поверьте, никто не желает вам зла.

– Что вы можете знать о зле!

Иван встал, свёл брови к переносице, уставился на малого. Тот начал бледнеть, судорожно ловить ртом воздух, хватаясь за что-то невидимое и несуществующее.

Упал.

Двое других насторожились, окаменели. Они не знали, как себя вести.

Но агрессивности не проявляли. Они были просто в растерянности.

– Ладно! Ладно, детишки! – Иван видел, что это не те, кто может принести ему зло или даже просто пожелать этого зла. Он уже пожалел о поспешности. Но ничего, ничего – парень встанет через минуту, другую и всё позабудет. И эти двое забудут, он уже дал им установку забыть.

Иван нагнулся, поднял переходник. Сжал ледяной кругляш в кулаке – и всегда эти штуковины были холодными, даже в жару, даже в кипятке они сохраняли свою, внутреннюю температуру. Ну да ладно. Координаты наверняка заложены. Раз его ищут, что делать, он отыщется! Может, на этот раз что-нибудь получится, может, его поймут?

– До встречи, детишки. Пока! – Иван вяло махнул рукой, тряхнул длиннющими, ниже плеч, волосами, приложил переходник к груди, нажал на чуть выступающую выпуклость, сосредоточился… и исчез.

– Ну вот и прекрасно! – прозвучало из-за спины сочным баритоном. – Я знал, что ты всё поймешь!

Иван не сразу узнал голос. У него ещё гудело в ушах после перехода, мутило слегка, подташнивало, в виски била горячая кровь.

– Садитесь!

Чья-то мягкая рука надавила на плечо. И Иван оказался в огромном воздушно-упругом кресле. Да, его ждали. Ждали, и не сомневались – придёт.

Ждали, хотя понимали, что он мог прийти только по своей воле.

В него верили. И это было неприятно. Потому что веру всегда почему-то надо было оправдывать – это Иван впитал с младых ногтей. А ему больше не хотелось оправдывать ни чьей-то веры, ни доверия. Ему всё надоело донельзя!

Он мог поклясться теперь, что баритон принадлежал Реброву. Да-да.

Толику Реброву, его бывшему шефу, большой канцелярской заднице и бывшему поисковику.

Но он не видел Реброва. Прямо напротив, за длинным низким столиком из иргизейского гранита, светящегося чёрным внутренним огнём, сидело четверо.

Среди них на было ни одного знакомого. Но Иван сразу понял, это серьёзные люди, это не чета Толику Реброву и всей космофлотовской административной братии. Разговор, видимо, будет серьёзный. – Только прошу без вступлений, сразу к делу, – начал он первым, не сказав слова приветствия, начал грубовато и немного раздражённо.

Чёрный огонь от столика разлился по сферическому залу, заиграл лиловыми бликами под зеркально прозрачным, уходящим глубоко вниз гидрополом. И выплыла оттуда, изнизу клыкастая рыбина, раззявила чёрную пасть, напоминая о чём-то смутном, полузабытом. Иван не любил этих новшеств. Но он сидел и смотрел вовсе не на серьёзных и молчаливых людей, а на эту всплывшую гиргейскую рыбину. И казалось ему, что в её мутном красном глазе высвечивается непонятный и страшный разум. Он знал – это только кажется. Но не мог оторвать взгляда.

– Конечно, конечно. Только дело! – заверил сидевший справа старик, лет под сто двадцать – сто тридцать с лохматыми седыми бровями и пронзительно-ясным серым взором. – Вы нам и нужны именно для дела…

– Короче! – Иван сам скривился от своей грубости.

Но ему не нравилось тут, и он не намеревался задерживаться.

– Нам нужен поисковик. Точнее, разведчик-резидент! – выпалил напрямую сидевший напротив круглолицый человек с перебитым широким носом. Он наклонился вперёд и смотрел прямо в глаза Ивану.

– Нет! – Иван сделал попытку встать. Но обволакивающее кресло не выпустило его.

– Я вам сейчас всё объясню, – продолжил круглолицый.

Иван не ответил. Но на его лице было написано всё, дополнительных разъяснений не требовалось.

– Простите! – круглолицый привстал, поклонился, сокрушённо покачал головой. – Это что-то с автоматикой, психопроцессоры шалят, простите!

Иван почувствовал, что он свободен, что кресло более не удерживает его своими воздушно-мягкими щупальцами. Но он не встал. В нём совершенно неожиданно впервые за последние полгода проявилось любопытство, обычное человеческое любопытство, казалось, давно им утраченное, позабытое. Он не сомневался, что нашёл бы выход, проложил бы себе дорогу к нему, но он не встал – ни один мускул в его исстрадавшемся, но могучем ещё теле не вздрогнул, не напрягся.

– Я давно ушёл из Космофлота, – проворчал он примирительно, будто прощая, – да и какой теперь из меня поисковик! Не по тому адресу обращаетесь.

У него ещё таилась в душе надежда, что они заговорят о Том мире, что ему наконец-то дадут возможность поведать им кое-что, выслушают, поймут.

Надежда была смутной и слабеющей. Он понимал её несбыточность.

И потому спросил в лоб:

– Куда?

– Далеко, – ответил круглолицый, – очень далеко. Но в нашем Пространстве. Мы долго подыскивали кандидатуру…

– Только не надо всех этих фраз, не надо! – Иван забросил ногу на ногу. – Я развалина! Я не перейду через Осевое! Вы что же – не наводили справок, не знаете, где я был, как вернулся, и вообще – это что, шутка?!

– Это не шутка. Через несколько мгновений вы перестанете быть развалиной.

Иван почувствовал, как проваливается куда-то вниз – он летел сквозь хрусталь гидропола, в бездонный аквариум, к этим жутким гиргейским клыкастым рыбинам с кровавыми глазищами. Его неудержимо несло вниз. И в тоже время он оставался в кресле. И ему это было знакомо. Он всё это уже испытывал. Только не мог вспомнить – где, когда!

Падение завершилось неожиданно, вместе с резким крикливым вопросом, вырвавшимся из узких губ старика с ясным взором.

– Как вы себя чувствуете.

– Нормально, – ответил Иван по дурацкой, инстинктивной привычке, выработанной ещё в Школе. Но он и впрямь вдруг ощутил себя необычайно свежим, каким-то не таким, каким был минуту назад.

– Что это? – спросил он тихо.

– Обратное время. Плюсовой бесфактурный сдвиг! – пояснил круглолицый и вновь пристально уставился в глаза Ивану. – Вам говорят о чём-нибудь эти понятия, эти термины?

– Обратное время? – Иван задумался. Голова была свежей, мысли текли плавно, чётко. Но он чувствовал, что чего-то не хватает, что ушло нечто из него, ушло неожиданно, вдруг, вместе с каким-то страшным воспоминанием, с какими-то полуреальными картинами. – Плюсовой сдвиг?! Нет, не знаю. – Он вдруг взглянул на правую кисть, поднял руку. – Что это? Зачем вы повесили мне её?!

Круглолицый встал, подошёл ближе, потрогал цепь рукой.

– Это какая-то случайность. Снимите её, бросьте.

Иван размотал чёрную цепь, подержал немного в руке, взвешивая. И осторожно, будто боясь разбить, положил на чёрный светящийся столик. Он не понимал, чего от него хотят, зачем его сюда пригласили. Но он чувствовал, что это приглашение серьёзнее всех предыдущих. И ещё он знал, что отказаться никогда не поздно… Никогда? Смутная мысль ускользнула из-под черепной коробки. Сейчас всё прояснится, сейчас.

– Что вы можете сказать о Хархане? – спросил старик.

Иван развёл руками, покачал головой.

– Квазиярус? Зал воспоминаний? Невидимый спектр?

– Я не понимаю, о чём речь. Мне все эти слова незнакомы. Но почему вы ожидаете какой-то реакции с моей стороны?

– Это тесты. Обычные тесты. – Круглолицый улыбнулся неприятной, беззубой улыбкой. – Вы никогда не были в Зале воспоминаний?

– Нет! – Иван не понимал, чего от него хотят.

– Нулевое время?

– Нулевого времени не может быть, как не может быть застывшего движения, – сказал он глубокомысленно, но не слишком уверенно.

– И Земле ничто не угрожает?

– Я не понимаю вас!

Круглолицый снова улыбнулся.

– Нет, не беспокойтесь! Это обычные психотесты – проверка подсознания.

Сами понимаете, медики народ дотошный, копаются всё, ковыряются. Простите уж! Вы абсолютно здоровы, и можете справиться с любым заданием, уверяю вас!

Иван наморщил лоб.

– Я в этом и не сомневался, – сказал он глухо, без интонаций.

Улыбка застыла на губах круглолицего.

– Не сомневались, говорите? Вы уверены в этом?!

– Да! – ответил Иван. И в свою очередь задал вопрос: – Зачем я вам нужен? Не кажется ли вам, что наша беседа затянулась, а толку нет?

– Мы предлагаем вам глубокий поиск. Очень серьёзное задание.

– Я слышал про это. Давайте конкретнее!

Чудовищная рыбина под ногами облизнулась зелёным пупырчатым языком, и в её кровавых глазах вновь блеснул огонь то ли разума, то ли дикой природной сметки. Может, это была просто ненасытная страсть прожорливой твари – страсть, оживляющая её, одухотворяющая. Ивану показалось, что рыбина ждёт, когда же он, лакомый кусок человечины, провалится сквозь эту прозрачно-незримую преграду. Рыбина верила, что обязательно провалится, обязательно захрустит, затрепыхается в её клыках добыча.

– Хорошо! – круглолицый энергично потёр свой перебитый широкий нос. Координаты: Альфа Циклопа макросозвездия Оборотней…

– …галактика Чёрный Шар, метагалактика Двойной Ургон, семьсот девяносто семь парсеков плюс переходная разгонная зона, закрытый сектор? – продолжил Иван скороговоркой.

– У вас отличная память.

– Иной у выпускников Школы не бывает, – заметил Иван. И спросил мрачно: – Вы хотите, чтобы я пошёл туда, не знаю куда и принёс то, не знаю что? Вы хотите моей смерти? Ну, так убейте сразу! – Раздражение переполнило его в долю секунды, он взъярился на этих самоуверенных, даже нагловатых мужиков, по воле случая и в меру своей шустрости оказавшихся в боссах и получивших возможность распоряжаться чужими жизнями. – Ищите кого другого!

Он зло глянул на прожорливую наглую рыбину, оперся о прозрачные воздушные подлокотники. Но не встал.

Круглолицый остановил его движение примиряющим жестом.

– Вы правы! Мы всё понимаем! – быстро и как-то невероятно задушевно произнес он. – Это гиблое место.

Это логово смерти. Ни один из кораблей, ни один из исследователей за сто двенадцать лет не вернулся из тех краёв. Любой курсант знает, что это закрытый сектор, куда под строжайшим запретом нельзя соваться! Да, оттуда нет возврата! Но именно поэтому…

– Именно поэтому наш выбор пал на вас! – неожиданно закончил старик с ясным взором. – Мы вас туда забросим. Но мы вас оттуда и вытянем!

Поверьте! Вы нам нужны живым, иначе нет и смысла туда соваться.

Никто не выполнит это задание. Только вы! С вашим опытом работы в многоярусных мирах, на Хархане…

Иван прикрыл лицо рукой, сморщился.

– Я не понимаю, о чём речь, какой Хархан?! Что вы мне морочите голову?!

Круглолицый вмешался сразу, будто был наготове.

– У нас своя терминология, не обращайте внимания, – сказал он, управляющий имел ввиду опыт вашей работы на Транс-Гипероне и геизацию Гадры. У вас наилучшие характеристики.

Иван не слышал этих слов. Его совершенно неожиданно пронзила странная мысль, точнее, непонятное ощущение – он действительно знает всё о многоярусных мирах, почти всё, он помнит строение этих миров, он умеет перемещаться в них, он жил в них… Жил?! Память отказывалась выдавать нечто большее. Когда жил?! Почему?! Где?! Это же бред какой-то. В голове промелькнуло вдруг самое обычное, но и одновременно непонятное слово. Иван произнес его вслух, еле шевеля губами:

– Откат… должен быть откат.

– Успокойтесь, – снова зачастил круглолицый, – отката не будет. Не будет! Вы понимаете меня?!

– Нет!

– Вот и хорошо! Вы и не должны понимать!

Неожиданно вмешался один из прежде молчавших – мужчина средних лет, семидесяти-восьмидесяти, в старинном запашном костюме и большой алмазной заколкой в парчовом чёрном бабочке-галстуке.

– Это вам дополнительный стимул! Вы слышите, Иван?!

– Я вас не понимаю, – вяло ответил тот.

– Вы можете не понимать. Но вы наверняка чувствуете, что мы кое-что проделали с вашим телом и вашим мозгом. Вы невероятно сильны, выносливы, жизнестойки сейчас. Вы сейчас стали таким, каким были пятнадцать лет назад, но плюс к этому вы обладаете всеми своими новыми свойствами, всем бесценным опытом уникального суперпоисковика… Но кое-чего вы лишились.

– Чего же? – Иван насторожился. Слова этого нового собеседника обеспокоили его. Он уже почти понимал, чего лишился, ему нужно было лишь подтверждение.

– Нет-нет! Все ваши гиперсенсорные способности при вас, мы даже усилили их, возможность управления внутренним временем при вас, всё, абсолютно всё… Мы изъяли только ту мнемоинформацию, которая может помешать выполнению этого задания. Мы лишили вас части памяти. И заложили программу…

Обладатель алмазной заколки не успел договорить.

Иван молнией вылетел из огромного кресла, взревев от ярости, бессилия, невозможности что-либо исправить, но всё же желая свести счеты с этими… он не хотел их даже называть, считать людьми.

Невидимый защитный барьер был прочнее металлопластика. Иван рухнул прямо на хрустальный пол возле источающего чёрное пламя столика. Он отбил руки, ноги. Но он не чувствовал боли – страшная мерзкая рыбина, словно почуяв беззащитность добычи, ткнулась своей чёрной клыкастой пастью почти в его лицо. Ивану послышался дробный хряск сомкнувшихся челюстей. Он встал, подошёл к креслу. Уселся, сдерживая внутреннюю дрожь.

– Мы всё восстановим, – продолжил, будто ни в чём не бывало, обладатель бесценной заколки. В глазах его, черных, маслянистых, выпученных, светилось торжество. – Обязательно восстановим. И не сердитесь на нас, не обижайтесь. Это вынужденная мера. С грузом той памяти, вашей страшной памяти, в секторе смерти делать нечего. А мы хотим, – он подчеркнул голосом, – очень хотим, даже больше, чем вы сами, чтобы наш резидент вернулся живым. Вы представляете себе, на какие мы идем затраты?!

– Мне плевать на ваши затраты! – снова сгрубил Иван. – Вы будете отвечать по законам России. Я вам это твёрдо обещаю. А нет, так ответите мне – но уже без всяких юридических выкрутас. Ясно?!

Четвёртый, одутловатый старик в чёрной маленькой шапочке на затылке и такой же чёрной, тяжёлой даже на вид мантии, решил, что пришла и его пора.

– Не будем тратить время попусту, – произнес он неожиданно глубоким насыщенным басом, – у вас нет иного выбора. Вы пойдете Туда!

Последнее было сказано с такой уверенностью, что Иван невольно усмехнулся. Не родился ещё человек, который мог бы ему указать, куда идти.

Но это было внешнее. Внутренне Иван чувствовал, что пойдёт, пойдёт туда, куда придётся идти. Пойдёт! И обязательно вернётся! И не только для того, чтобы принести им какую-то пока непонятную информацию. И не только для того, чтобы обрести свою память. Он вернётся, чтобы разобраться с ними, посылающими его на смерть, заранее решившими всё за него. Он разберётся.

Одутловатый пронизывал его насквозь тяжёлым взглядом, он был абсолютно уверен в своей силе и правоте. Он и действовал напрямую.

– Программа в вас заложена, как уже говорилось, – продолжил он, – по мере надобности её блоки будут распечатываться непосредственно в вашем мозгу, и вы будете знать, что следует выполнять далее – механизм программирования объяснять не надо?

– Нет, не надо, – с иронической улыбкой ответил Иван. Сейчас бессмысленно было говорить что-то о правах, о запретах на программирование и зомбирование обладающего свободной волей человека – он был в их руках, в их лапах.

– Основная информация по делу закодирована непосредственно в вашем мозгу. Скажу в двух словах о сути. Три с половиной года назад из сектора смерти получен ряд сигналов. По гиперканалам! Вся информация полностью засекречена – доступ к ней в России имеют восемь человек, на всей Земле семнадцать. Вы стали восемнадцатым. Ясно?

– Мне всё ясно, – мрачно ответил Иван. Он снова глядел на рыбин с проклятой планеты-каторги Гиргеи.

Теперь их извивалось под хрустальным полом шесть или семь штук, движение скользких тел казалось гипнотизирующим, убаюкивающим перед смертным прыжком из чёрной бездонной пропасти.

– Это вы напрасно, – вклинился старец с ясным взором, – вы имеете дело не с бандой, не с мафией, а с легальными государственными структурами. И если здесь в некотором смысле и нарушаются российские и общечеловеческие законы, то исключительно в целях благих.

Отбросьте ваши мрачные мысли. Вы будете работать не на какую-то группу лиц, вы – посол Человечества. Возможно, его спаситель. Проникнитесь этой мыслью, она вам добавит сил. И уж спасти тех несчастных…

Он не закончил. Одутловатый в мантии остановил его взглядом. И продолжил сам:

– Объект вышел из Внепространственных объёмов в зоне притяжения Чёрного Карлика – Альфы Циклопа.

Условное название – планета Навей. Никто не имеет понятия, откуда взялся этот объект и вообще с чем мы имеем дело. Эта планета – порождение иных Вселенных, иных миров, потусторонних миров. Возможно, именно по этой причине она и вынырнула в нашей Вселенной в секторе смерти, в закрытом пространстве. Вы понимаете, о чём я говорю? Мы, человечество, никогда не имели дела ни с чем подобным! Но самым неожиданным оказалось следующее: планета Навей – это обитаемый многоярусный гипермир. Вы понимаете?

Иван кивнул. Он уже понял другое – смертный приговор подписан. И обжалованию не подлежит. Но он пойдёт туда! Он всё равно пойдёт! И пойдёт не силком, не зомби-исполнителем. А по собственной воле.

– Я согласен! – сказал он твёрдо, сдерживая нервную дрожь.

Собеседники будто и не заметили его слов. Ни малейшей реакции не последовало с их стороны. Лишь одутловатый заговорил, вдруг ещё басистей, медленнее.

– Сигнал декодирован по тройному земному коду. Вы улавливаете? Это планета-загадка пришла к нам из неведомых миров. Но на ней уже были земляне, наши! Невероятно, но это так! Им срочно нужна помощь! Они на грани гибели – если, разумеется, верить сигналам, если это не провокация иномирян. Рассматривались различные варианты, вплоть до массированного вооруженного вторжения в сектор смерти и захвата планеты Навей. Но все эти варианты по понятным причинам отброшены.

Остался лишь один – с вашим участием. Вы, надеюсь, понимаете, что мы не имеем никакого права лезть в Иной мир без предварительной разведки, без выяснения обстоятельств. И у нас нет времени для спецподготовки резидентов, мы и так потеряли время! Уже третий месяц как сигналы прекратились, цикличность нарушена, мы теряемся в догадках… Ну? Нужны ещё слова?

– Нет! – сказал Иван.

– Вам надо подписать вот это. Извините, форма!

На чёрном столике перед Иваном возникла стопа бумаги и массивная старинная ручка с золотым сверкающим пером. Из витиеватого каллиграфически выписанного биомашиной текста следовало, что он сам, добровольно и без малейшего принуждения идёт на выполнение задания. Другой лист, предназначенный для официальных запросов, гласил, что такой-то такой-то командируется для геизационных наладочных работ в северный сектор галактики Жёлтое Облако. Была там ещё куча документов, удостоверяющих что-то и кого-то. Иван не стал их просматривать – подписал. Он знал, что бумагам этим грош цена. Он думал о другом. О чём-то непонятном, но давящем. О какой-то миссии, которую он обязан выполнить здесь, на Земле, а вовсе не там, в секторе смерти, на вынырнувшей из чёртова омута планете Навей. Но какую миссию? Память! Ох, эта память!

Одутловатый протянул тяжёлую старческую руку.

Протянул для пожатия.

Иван догадался – барьера нет! Сейчас он может одним движением свёрнуть шею этому дряхлеющему битюгу, ещё раз перешибить нос круглолицему, попортить пижонскую бабочку обладателю алмазной заколки и погасить ясный взор седовласому старцу, ему бы понадобилось на всё это мгновение, одно лишь мгновение. Но он не стал этого делать. Он протянул руку и ответил пожатием. Он ждал чего-то, ждал ответа на свои смутные вопросы-догадки. И дождался.

– Мы помним всё, – проговорил мягко одутловатый, – у вас будет ещё один шанс. После того как вернётесь. Сколько бы вы там ни пробыли, на этой планете Навей, хоть день, хоть сто лет, вы всё равно вернётесь в этот, сегодняшний день, вы не потеряете ни минуты, ни часа. Напротив, возможно вам удастся связать несвязуемое. Откат будет. Обязательно будет. И память вам поможет, не сомневайтесь.

Он посмотрел на Ивана как-то странно, каким-то двойным взглядом. И те трое, что молчали, тоже смотрели на него очень странно – так смотрят, не договаривая что-то очень важное, так смотрят на человека, обречённого на смерть. Да, они, несмотря на собственные заверения, обещания, не верили, что он вернётся живым. Они смотрели на него как на смертника.

Даже проклятущие клыкастые рыбины, казалось, потеряли интерес к Ивану: одна за другой они погружались в свой бездонный омут, взмахивая шипастыми пластинчатыми хвостами, разворачивая кольчатые и крюкастые плавники-крылья, обжигая напоследок кровянистым взглядом.

И ещё Ивану вдруг показалось, что все четверо смотрят на кого-то стоящего за его спиной. Это было уже слишком. Иван резко повернул голову.

Он не ошибся – в лиловом полумраке, переходящим в густую черноту у сфероидной мнимой стены зала, таял насыщенно-багровый силуэт: длинный, до искрящегося хрусталём пола, балахон скрывал высохшую измождённую фигуру, голова была покрыта низким плотным капюшоном, узловатая рука, словно выточенная из старого почерневшего дерева, сжимала рукоять высокого жезла с замысловатым изогнутым навершием. Иван тряхнул головой, прогоняя наваждение. И именно в этот миг из-под капюшона, в мимолётном повороте головы, на него сверкнули два злобно-прожигающих глаза, скривилось перекошенное ненавистью старушечье лицо, обнажились два жёлтых клыка… И всё пропало.