Текст книги "Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него"

Автор книги: Юрий Чернер

Соавторы: Ирвин Кэбот
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

ФБР И БОРЬБА С БАНДАМИ

В 1899 году у добропорядочного парикмахера в Неаполе родился сын, которому при крещении дали имя Альфонс. Ему не было еще и года, когда родители с тремя его братьями и сестрами переселились в Нью-Йорк. Но надежды отца на лучшую жизнь в «стране неограниченных возможностей» не оправдались. Он не нашел здесь работы по специальности, и ему пришлось стать землекопом. Матери тоже не оставалось ничего иного, как подрабатывать в качестве уборщицы, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Дети же были предоставлены самим себе и слонялись по улицам и переулкам Бруклина, где юный Альфонс усвоил первые навыки того ремесла, которое позднее прославило его на весь мир как «великого Аль-Капоне».

Король гангстеров Чикаго начал свою карьеру преступника в «kid Gang» – детской банде Бруклина. Множество таких банд подростков держали в страхе целые кварталы города, терроризируя население. Они регулярно взимали дань с торговцев фруктами и овощами, а отказ от уплаты быстро вел к разорению владельца лавки. Банды шутить не любили. Кто не желал платить, не мог рассчитывать на то, что витрина его магазина впредь останется целой, а прилавок не будет разворочен. Со временем Аль-Капоне превратился в благообразного молодого мужчину; вежливые манеры и солидный облик никак не выдавали в нем гангстера. Однажды он поссорился со своим близким другом, и драка кончилась поножовщиной. Альфонс получил резаную рану от верхнего края левого уха до левого уголка рта. Рубец остался у него на всю жизнь, за что он получил свою кличку Скарфэйс – «физиономия со шрамом». Кумиром молодого парня был Джонни Торрио – босс нью-йоркской банды «Five points Gang» и вершитель дел мафии на Северо-восточном побережье Соединенных Штатов.

Мечты Скарфэйса вскоре сбылись: в девятнадцать лет он вступил в банду, стал принимать участие в разбоях и убил свою первую жертву. В это время произошло слияние банды Торрио с бандой всесильного Бриллиантового Джима – Колосимо, считавшегося главой преступного мира Чикаго.

16 января 1920 года Конгресс США ввел в силу «сухой закон», запрещавший изготовление, продажу, ввоз и вывоз, а также приобретение алкогольных напитков. Нарушение данного положения считалось нарушением федерального закона; финансовое ведомство создало свой собственный орган для контроля за его исполнением. Так при помощи запретов пытались «осушить» страну от алкоголя.

Это решение, о котором до сих пор говорят и спорят не только в США, но и в ряде других стран мира, через несколько лет было отменено. Исторический ущерб, который оно нанесло стране, едва ли переоценим: обоснованно считается, что «настоящая» организованная преступность, мафия, которая с годами стала практически неотделимой частью общества, всерьез начинается именно с этого же рубежа. Точно так же массовая наркомания определенно берет начало именно с этого времени. Чрезвычайно велики и финансовые потери – и это при том, что с медицинской точки зрения серьезного снижения уровня заболеваний, связанных с алкоголем, не произошло. Это, кстати, все – почти точная «предтеча» социальной бури, которая поразила в восьмидесятые СССР.

Но среди вопросов, которые возникают в связи с «сухим законом», очень важен и такой: неужели в США не было достаточного количества профессионалов, которые все это могли предсказать и предотвратить? Ответ очевидный: конечно же, были. И если к ним не прислушались, если все сделалось «с точностью до наоборот», то была серьезная причина, не сводимая к интересам нескольких лоббистских группировок.

Представляется, что важнейшей причиной был перелом в общественном сознании, который начался в ходе Первой мировой (один из показателей его – массовое дезертирство, другой – последний всплеск и ощутимое падение влияния коммунистической идеологии); другой подобный перелом, в шее-тидесятых-семидесятых, обернулся деидеологизацией.

Характерно, что накануне отмены «сухого закона» намного больше половины опрошенных взрослых жителей больших городов высказывались за его немедленную отмену – в то время как громадная часть «одноэтажной Америки» горячо поддерживала «сухой закон».

Существуют глубокие параллели между происходившим в США в 20-е годы и «на постсоветском пространстве», хотя, если быть точнее, началось это у нас не меньше чем за десятилетие до юридического распада СССР. Все возрастающее количество людей освобождались от норм, которые формально были связаны с коммунистической идеологией, но в значительной мере являлись в общем-то всего лишь христианской моралью. Ослабление и распад тоталитарно-идеократического механизма государственного устройства позволял реализовывать эту деморализацию, причем «верхи» подавали – как и в США двадцатых, – самый яркий и убедительный пример. И этим примером, конечно же, руководствовались, пусть даже не всегда осознанно, массы.

«Повсюду возникали самостоятельно, а частично и по заданию крупных бизнес-картелей преступные объединения и «рэкетирские» группы для взимания с мелких предпринимателей мзды за «охрану» их от гангстеров. Преступность приобретала все более организованные формы, приспосабливаясь к той ситуации, в которой находилась…»

О какой стране это написано? О США?

Но вернемся к «большим бандитам».

Колосимо блестяще подготовился к борьбе против «сухого закона», и уже 16 января 1920 года быстро сколоченная им организация приступила к делу. Он имел по всей стране своих людей, которые изготовляли запретные напитки, и торговали ими из-под полы. Во главе первой в США организации подпольной торговли спиртным стоял сам Бриллиантовый Джим. Но другие гангстерские группы тоже хотели погреть руки на этом бизнесе; они, естественно, вступили в конкурентную борьбу с чикагской «монополией». В июне Колосимо был убит соперничающей бандой. В пышных похоронах гангстерского главаря приняли участие почти все видные лица Чикаго – депутаты, судьи и «отцы города», ведь Бриллиантовый Джим был с ними на короткой ноге. Его преемником, унаследовавшим также и эти полезные связи, стал Джонни Торрио, правой рукой которого был Аль-Капоне..

Способы обхода «сухого закона» были самые разнообразные. Процветал нелегальный импорт спиртного. Особенно большие партии ввозились из Канады, они беспрепятственно поступали через границу трехмильной зоны, где «бутлегеры» перегружали опьяняющую жидкость – вино, пиво, виски, шампанское и дешевую водку, – на свои быстроходные баркасы. Контрабандисты делали отличный бизнес, «рентабельность» составляла от 400 до 2000 процентов, и полиции лишь изредка удавалось задержать лодку «бутлегеров». Но Джонни Торрио и Аль-Капоне стремились избежать даже малейшего риска, и поэтому стали на несколько иной путь снабжения алкоголем. Они создали в Чикаго – на территории своей сферы влияния, – множество тайных водочных заводов и пивоварен, став, таким образом, независимыми от контрабанды алкоголем.

Однако подпольные предприятия не могли долго оставаться в тайне. «Дело» следовало усовершенствовать. И если при Бриллиантовом Джиме обычно подкупали чиновников городской администрации, полицию и юстицию, то теперь Аль-Капоне решил посадить на соответствующие посты непосредственно членов своей банды.

В 1924 году в Сисеро, пригороде Чикаго, насчитывавшем 70 тысяч жителей, происходили выборы мэра, и Аль-Капоне сумел добиться избрания на этот пост своего сообщника Джона Паттона. Начальник полиции тоже был из банды Торрио – Капоне, поскольку Скарфэйс проживал в Сисеро и сам решал, что должно происходить в «его» городе. В конечном счете, он же командовал внушительным отрядом из 700 человек, которые либо изготовляли и распространяли спиртные напитки, либо обеспечивали дела гангстерского треста в городском управлении. В Сисеро царила железная дисциплина. Тот, кто решался воспротивиться приказу босса, мог считать величайшим счастьем, если ему просто переломают ноги, потому что в большинстве случаев дело кончалось убийством.

ВЫСТРЕЛЫ ИЗ КАТАФАЛКА

Аль-Капоне исполнилось всего двадцать пять лет, когда состояние его достигло многомиллионных высот. Оно было нажито преступлениями, совершенными под защитой его друзей из полиции. Иначе такая жизнь была бы небезопасной.

К банде Торрио – Капоне принадлежал и некий О’Бэнион. Будучи недоволен причитавшейся ему долей прибыли, он откололся и стал действовать самостоятельно. Когда же он со своей бандой попытался распространить торговлю спиртным на священные владения Торрио и Аль-Капоне, судьба его была решена.

О’Бэнион руководил своим делом из цветочной лавки, которую он завел для маскировки. 10 ноября 1924 года он, как обычно, открывал свой магазин, когда к дверям его медленно подъехал автокатафалк. Из него неторопливо вышли трое джентльменов, державшиеся с достоинством, подобающим служащим такого учреждения, как похоронное бюро, и размеренными шагами вошли в помещение. «Вчера мы заказали венки, – сказал один из них, – и хотели бы забрать их». «Торговец цветами», всегда вооруженный и всегда начеку, на этот раз дал себя провести, и протянул руку, чтобы поздороваться. В тот же миг прогремели выстрелы, и О’Бэнион упал замертво.

Похороны его по своей пышности превосходили все виденное дотоле в Чикаго. Конная полиция охраняла бесконечную колонну скорбящих – 26 грузовых и 120 легковых автомашин, доверху заваленных цветами и венками. «Отцы города» выражали свое соболезнование, а сразу за гробом, стоившим 10 тысяч долларов, шла целая толпа. Среди 15 тысяч провожающих были и те двое, на совести которых была смерть О’Бэниона, – Торрио и Аль-Капоне.

Полицейское расследование, как и следовало ожидать, никаких результатов не дало. Но дело этим не кончилось, ибо друзья О’Бэниона жаждали мести и попытались ее осуществить. Первое покушение на Аль-Капоне сорвалось, однако с тех пор гангстерского босса видели только в бронированном лимузине и в окружении телохранителей. Меньше повезло Торрио: во время покушения он получил несколько огнестрельных ран. Тогда он перенес свое местожительство и командный пункт в надежную полицейскую тюрьму, предварительно надлежащим образом обезопасив от непрошеных визитеров свою камеру, превращенную в роскошные апартаменты.

Поскольку банда О’Бэниона не отказалась от планов мести, Торрио спустя девять месяцев предпочел покинуть Чикаго и на несколько лет удалиться из США. Таким образом, в 1925 году Аль-Капоне стал единоличным властителем преступного мира Чикаго; согласно «кодексу чести» гангстеров, стычки гангов Аль Капоне и О’Бэниона продолжались. Аль-Капоне разыскал двух участников покушения на Торрио и приказал их убить. Но убийцы оказались плохими стрелками и промахнулись.

Соперники попытались предпринять ответный ход, чтобы окончательно сломить всесилие Аль-Капоне. Некто Вайс, стоявший теперь во главе банды О’Бэниона, подготовил эту акцию, словно военную операцию. Его люди на восьми броневиках ворвались в Сисеро, где оцепили отель, в котором находилась резиденция Скарфэйса. По команде Вайса гангстеры открыли огонь из всех стволов. В здание попало, по крайней мере, 600 пистолетных и пулеметных пуль. Было много раненых, но Аль-Капоне среди них не обнаружили, поскольку телохранители вовремя обеспечили его безопасность. Скарфэйс оплатил убытки, за его счет был отремонтирован отель, а врачи «заштопали» раненых. Полиции удалось схватить некоторых нападавших, но, когда им устроили очную ставку с Вайсом, все задержанные в один голос заявили, что видят его впервые. В отношении самих задержанных были даны показания, «свидетельствующие», что в момент налета они находились далеко от Сисеро. Как и обычно, в таких случаях, полиция расследование прекратила.

Но Вайс не унимался – его людям удалось похитить шофера Аль-Капоне. Его подвергли пыткам, чтобы узнать о новом местонахождении Скарфэйса, а когда и это не помогло, убили, бросив труп в колодец.

Когда труп обнаружили, Аль-Капоне сделал новый ход. Он предположил, что Вайс захочет присутствовать в качестве наблюдателя на предстоящем процессе против одного из его друзей, и не ошибся. Выходивший из здания суда Вайс оказался прекрасной мишенью для пулеметчиков Аль-Капоне. Самый неугомонный соперник «великого человека» чикагского «дна» был застрелен вместе со своим близким сообщником, а остальные люди Вайса получили такие тяжелые ранения, что надолго отошли от «большого бизнеса».

Таким же образом Аль-Капоне рассчитывал разделаться и с другой бандой, осмелившейся торговать алкоголем в его владениях. Но после этой новой кровавой стычки впервые был издан приказ об аресте Скарфэйса, осуществить который, однако, не удалось, поскольку главарь гангстеров скрылся.

Через три месяца он сам явился к властям.

– Я только что вернулся из путешествия и узнал об этом абсурдном подозрении. Просто чудовищно обвинять меня в преступлении по отношению к моим же собственным друзьям. Я ни в коем случае не примирюсь с этим бредом!

Этой угрозы и запоздалой явки в судебные органы оказалось достаточно для отмены приказа об аресте Аль-Капоне…

Затем 20 октября 1926 года в роскошном чикагском отеле «Шерман» состоялось любопытное совещание. Явиться на него было дозволено только видным лицам гангстерского мира, и все присутствовавшие, в том числе Аль-Капоне, придерживались заранее достигнутой договоренности. Он тоже пришел без оружия, а его 15 «горилл» – телохранителей остались дома. Кроме Скарфэйса, в конференц-зале сидели главари всех гангстерских банд, действовавших в районе Чикаго. И все были единодушны в том, что так дальше продолжаться не может. Под конец они в торжественной форме объявили амнистию всем тем гангстерам, которые еще стояли в списках «подлежащих» убийству. Никаких больше счетов за былые перестрелки и немедленное прекращение всех стычек между бандами. Единая линия поведения в отношении прессы и полиции и, наконец, разделение всей территории на сферы влияния, как это водится между трестами. Газеты широко оповестили об этом соглашении в отеле «Шерман», но полиция и юстиция не стали вмешиваться, заявив, что Аль-Капоне и другим джентльменам ничего уголовного не инкриминируется.

Гангстерская мораль – дело весьма ненадежное, и соглашение от 20 октября 1926 года явилось не мирным договором, а в лучшем случае небольшим перемирием. Передышка на некоторое время была необходима, чтобы подготовить успешные удары по конкурентам и провернуть некоторые дела, которые сулили желаемый доход. В марте 1927 года борьба между бандами Чикаго развернулась с новой силой…

ФБР в борьбе с преступностью понесло первые жертвы. В октябре 1925 года автоугонщик Мартин Джеймс Даркин, не подчинившись аресту, застрелил специального агента Эдвина К. Шанахана. Он стал первым агентом, убитым при выполнении своих обязанностей. Обрело ФБР и первых героев, и заслужило репутацию «истребителей гангстеров». Все это, естественно, происходило неоднозначно и не просто, а началось еще при Бэрнсе.

В штате Джорджия некий фермер по фамилии Уильямс, чтобы иметь самую дешевую рабочую силу для своих плантаций хлопчатника, прибегал к весьма своеобразному методу. Он заключал договоры с надзирателями нескольких каторжных тюрем и лагерей принудительного труда, и за «подушную плату» получал от них «цветных» заключенных, причем цена каждого арестанта, как во времена рабовладения, зависела от его работоспособности. Затем негры должны были отрабатывать уплаченную за них сумму на ферме Уильямса, причем требовал он от них невероятно многого. Любого, кто возмущался бесчеловечным обращением, сразу отправляли обратно в тюрьму или лагерь, и зачисляли в категорию «бежавших, но пойманных заключенных», что грозило самым суровым наказанием. Когда ФБР узнало об этих фактах современного рабства, оно хотя и начало расследование, но вело его неспешно; возможно, дело было в том, что полицейские власти Джорджии всячески затрудняли работу специальных агентов. Долгое расследование стоило жизни еше четырнадцати неграм: Уильямс хладнокровно застрелил их, чтобы избавиться от неугодных свидетелей. Суд, состоявший исключительно из белых, приговорил фермера за убийство четырнадцати человек к пожизненному тюремному заключению. В Джорджии это значило, что через семь лет он наверняка выйдет из тюрьмы. Тем не менее, участие ФБР в раскрытии этого пережитка рабовладельческой поры стало для Бюро предметом целой кампании саморекламы. Руководство страны пришло к выводу, что ФБР следует поручить и участие в борьбе с гангстеризмом. По указанию президента и министерства юстиции, ФБР начало заниматься криминальными случаями с тем, чтобы положить конец «деятельности» многократных убийц, которые многие годы оставались безнаказанными.

Борьба с вооруженными бандитами требовала специальной подготовки и сурового отбора штата специальных агентов по личным качествам. Требования боевой подготовки, о которых писал Дон Уайтхед – автор книги, считающейся официальной историей ФБР, в основном сохраняются и поныне.

«Обучение длится 18 месяцев и начинается с некоторых теоретических сведений о законах и административном управлении. Затем следует суровая подготовка в академии ФБР на военно-морской базе Квантико в Виргинии, где их обучают обращению с огнестрельным оружием и различным методам самообороны. Каждый агент, будь то научный сотрудник или инженер, работающий в лаборатории, знает, как вести перестрелку. Он приобретает умение быстро, в считанные доли секунды, вытащить пистолет из кобуры и занять такую позицию, которая обеспечивает надежное поражение цели. «Никогда не стрелять на бегу!» – гласит аксиома ФБР. Он обучается применять оружие стоя, с колена, сидя и лежа, вести огонь по неподвижной и движущейся цели. Он обучается стрелять обеими руками на случай, если ведет огонь из-за баррикады, а также быстро находить укрытие. Его учат стрельбе не только из пистолета, но и из винтовки, из дробовика и автомата. Агент владеет дзю-до и другими приемами, которые могут пригодиться в рукопашной схватке».

Сайт ФБР в Интернете

«Январь 1, 1928

Установлен теоретический и практический курс обучения для новых специальных агентов. В течение двух месяцев агентов инструктировали о правилах Бюро и процедурах, с практическими упражнениями в расследовании преступлений. Затем опытные агенты выносили оценку их качеств и потенциала».

Одна из типичных для тех лет историй дает некоторое представление о работе полевых агентов Бюро.

На Оклахома-Сити спускалась ночь. Двое мужчин бесшумно перелезли через железную изгородь, тихо открыли изнутри ворота, ведущие к широкому въезду.

Всего несколько сот метров отделяли неизвестных от роскошного особняка в стиле бунгало с ярко освещенной открытой верандой. Там Чарльз Ф. Арчил, «нефтяной» миллионер, и его жена Беренайс принимали гостей – супружескую пару Джаретт. Все вчетвером они сидели на веранде, наслаждаясь теплой июльской ночью и коротая время за бриджем. Двое неизвестных присели в саду на скамью и стали наблюдать за бунгало. Поскольку гости все еще не собирались уходить, злоумышленники решили действовать. Прячась за редкими кустами ухоженного на английский манер луга, гангстеры потихоньку подкрались к дому. Проверив, хорошо ли сидят маски на лицах, они бросились на веранду по низкой лестнице.

– Ни с места! – скомандовал один из гангстеров. – Мы хотим немного прогуляться со старым Арчилом. Итак, кто из вас Арчил? Да поживее, не то мы быстро сделаем из вас сито! – И он для убедительности вскинул автомат.

От испуга все оцепенели.

– О’кэй, тогда мы заберем обоих мужчин, а по дороге выясним, кто из них откликается на кличку Арчил. Присутствующим леди очень советуем не звонить по телефону. Ведь мы можем вернуться, а дырка в виске куда неприятнее мигрени. Ну, вперед!

Арчилу и Джаретту поневоле пришлось подчиниться, пока гангстеры не выяснили, кто из них хозяин дома. Обоим надели наручники и заткнули рты кляпом, а потом с завязанными глазами посадили в шестиместный «крайслер». Взревел мотор, и машина скрылась в ночной тьме.

Однако Беренайс Арчил унаследовала от своего отца не только 20 миллионов долларов, но и изрядную решительность.

Убедившись в том, что гангстеры скрылись, она бросилась к телефону, набрала номер городской полиции Оклахома-Сити и коротко, но ясно обрисовала происшедшее.

Механизм розыска сразу же пришел в движение. Уже через несколько секунд в вашингтонском центре ФБР вспыхнула сигнальная лампа с индексом «National 8-7117». Это означало: из Оклахома-Сити поступил сигнал о «киднэппинге» – похищении людей. Еще до наступления полуночи Э. Гувер был информирован о случившемся. Шеф ФБР распорядился поручить дело отделению своей службы в Оклахоме. Не прошло и часа с момента преступления, как в дом Арчила прибыла специальная группа агентов ФБР.

Никаких следов обнаружено не было. Похитители не оставили отпечатков пальцев, а внезапно начавшийся дождь смыл в саду следы от обуви. Людям Гувера оставалось только ждать, когда гангстеры сообщат свои требования.

На следующий день, 23 июля 1933 года, агент ФБР, засевший за стеклянной дверью веранды, заметил у въезда в сад растрепанного человека в перепачканном костюме – Уолтера Джаретта. Узнать от него удалось немногое. Машина выехала из города на юг. Гангстеры несколько раз меняли направление, исколесили округу вдоль и поперек, потом отняли у него наличность – 60 долларов – и вышвырнули из автомобиля, напоследок предупредив: если жизнь ему дорога, не болтать о случившемся. Что они сделали с Арчилом, он не знает. Показания Джаретта никаких конкретных сведений о похитителях не дали; оставалось ждать. Для таких случаев имелись точные предписания: не делать ничего, что может подвергнуть опасности жизнь похищенного. Лишь во вторую очередь речь шла о захвате похитителей. Поэтому и связь ФБР с мистером Арчилом обсуждалась с крайней осторожностью. Даже соседи нефтяного миллионера не знали, что в его бунгало разместились агенты федеральной криминальной службы.

Похищение нельзя было удержать в тайне. Уже на следующий день газеты сообщили об этом, и толпы репортеров осаждали имение, но и они не заметили присутствия агентов в доме. Нервы миссис Арчил были на пределе: телефон звонил непрерывно, и лжепохитители обещали освободить жертву за выкуп. Но специалисты из ФБР, прослушивавшие эти разговоры, констатировали, что это – мошенники, решившие воспользоваться ситуацией.

26 июля, спустя три дня после похищения, гангстеры, наконец, дали о себе знать. В дверь дома нефтяного миллионера Джона Г. Кэтлетта, близкого друга Арчила, позвонил посыльный и передал конверт с несколькими письмами, под почтовым штемпелем «Талса (Оклахома)». Распечатав конверт, Кэтлетт узнал почерк Арчила.

«Дорогой Джон, ты, без сомнения, знаешь, в каком положении я нахожусь. Если мой шурин уже вернулся, передай ему, пожалуйста, прилагаемое письмо или вручи его нашему другу Киркпатрику. Но сделай это лично, не пользуйся телефоном. Об этом письме никому не рассказывай, даже своей жене. Не передавай его у себя дома. Власти ничего не должны знать, иначе мое освобождение сорвется: сами они все равно добиться его не смогут. Ради моего благополучия следуй в точности этим указаниям, и не вступай ни с кем в переговоры, за исключением тех, кто указан в письме. Это – мое последнее послание кому-либо из моих друзей и моей семье; если установить контакт не удастся, моя жизнь в опасности. Возлагаю на тебя свои надежды и уверен, что ты примешь все меры предосторожности. Как всегда, с горячим приветом твой друг Чарльз Ф. Арчил.

Прошу тебя, передай второе письмо моей жене Беренайс».

Кэтлетт немедленно передал письмо Киркпатрику. Это был листок с напечатанными на пишущей машинке требованиями похитителей: немедленно заплатить выкуп в сумме 200 тысяч долларов, причем бывшими в употреблении 20-долларовыми банкнотами, само собой разумеется, не фальшивыми, а также не с последовательными номерами серий. Если цена приемлема, а дальнейшие контакты желательны, следует незамедлительно дать в газете «Дейли Оклахома» следующее объявление: «Продается земельный участок площадью 160 акров, с прекрасным пятикомнатным домом, глубоким колодцем. Кроме того, коровы, инвентарь, трактор, пшеница и солома. В случае быстрой сделки цена 3750 долларов. Предложения адресовать: почтовый ящик Н-807».

Это невинное на вид объявление было опубликовано. Тем временем Киркпатрик и миссис Арчил готовили 200 тысяч долларов. Агенты ФБР, которых миссис Арчил поставила в известность о полученном письме, никакой иной возможности, кроме как выполнить требования похитителей, не видели. Однако трое агентов, как и прежде, прятались в бунгало, всячески стараясь не обнаружить себя, и переписывали 10 тысяч номеров 20-долларовых банкнот.

29 июля похитители снова напомнили о себе. Из Джоплина (штат Миссури) Киркпатрику пришло письмо с требованием положить деньги в светлую кожаную сумку и в тот же день в 22 часа выехать в Оклахома-Сити ночным экспрессом. Во время поездки он должен находиться на внешней площадке пульмановского вагона. Справа от железнодорожной насыпи он увидит два огня. Первый означает «внимание!», а на уровне второго он должен выбросить сумку из поезда. Если по каким-либо причинам это не удастся, пусть едет до Канзас-Сити, там остановится в отеле «Милбах», где получит дальнейшие указания. Если же он пренебрежет этими условиями, а тем более известит полицию, то на следующий день сможет полюбоваться трупом своего друга Арчила.

Репортеры продолжали осаждать бунгало. Люди из ФБР посоветовали миссис Арчил дать в газеты ложное заявление, чтобы гангстеры сочли себя в безопасности. В этом заявлении жена миллионера рассказывала, что будто бы нет никакой связи с похитителями. Очевидно, попытки контакта из-за пребывания газетчиков вблизи дома будут излишне затруднены. Господ журналистов просят удалиться… Вечерние газеты сразу же опубликовали это интервью.

Незадолго до 22 часов Киркпатрик и Кэтлетт сели в ночной экспресс, отправлявшийся в Канзас. Каждый из них вез по туго набитой светлой кожаной сумке. В одной из них лежали 200 тысяч долларов, а в другой – старые газеты. На случай, если бы об их поездке пронюхала какая-нибудь другая банда, ей вручили бы сумку с макулатурой. Однако все шло без всяких происшествий. Поезд мчался сквозь ночь, пересекая прерию, оставив позади более чем 50 станций. Свыше семи часов простоял Киркпатрик на площадке, но условного сигнала так и не увидел. Уже взошло солнце, когда ранним утром 30 июля экспресс прибыл в Канзас-Сити. Как и предписывалось, Киркпатрик и Кэтлетт остановились в отеле «Милбах». Примерно через четыре часа в Канзас-Сити была получена телеграмма: «Неожиданное событие помешало мне посетить вас прошлой ночью. Ждите дальнейших известий в 18 часов. Э. У. МУР».

Ровно в 18 часов зазвонил телефон.

– Кто у аппарата? – спросил грубый голос.

– Киркпатрик.

– Говорит Мур. Телеграмму получили?

– Разумеется.

– С условиями согласны?

– Да. Но, совершая эту сделку, мне бы хотелось быть уверенным, что я имею дело с действительным партнером.

– «Сделка» – это верно. Мы люди подходящие. Слушайте внимательно: берите такси и поезжайте к отелю «Лазаль». Там возьмите сумку в правую руку и медленно двигайтесь по авеню в западном направлении. А ваш друг, о котором мы тоже знаем, пусть останется в отеле. После этого телефонного разговора не вступайте в контакт ни с кем. Наши люди следят за вами. Приходите совершенно один и без оружия, только с денежной сумкой. О’кэй?

– Приду, – заверил Киркпатрик.

Но прежде чем покинуть гостиничный номер, он все же сунул в карман револьвер, а затем начал действовать, как приказано: медленно пошел по оживленной авеню. Метров через двести ему встретился крупный мужчина. Незнакомец был одет в светлый элегантный костюм и панаму того же цвета. Он даже производил приятное впечатление.

– Мистер Киркпатрик?

– Да, это я.

– Позвольте вашу сумку.

– А откуда я знаю, что вы – тот самый человек?

– Черт побери, вы же это прекрасно знаете! Не привлекайте внимания. Или, может, хотите, чтобы сделка лопнула?

– Двести тысяч долларов – немалая сумма. Какую гарантию вы можете дать мне?

– Не будем много говорить. Мои люди меня ждут.

– Тогда скажите, по крайней мере, чего я должен добиться от миссис Арчил.

– Скажите ей, что документ на владение фермой должен быть выслан в ближайшие двенадцать часов. Сумму выкупа вы дадите мне теперь. Затем вы медленно пойдете назад, не оглядываясь.

Киркпатрик вручил незнакомцу сумку с деньгами и вернулся в отель. Оттуда он позвонил миссис Арчил, а потом вместе с Кэтлеттом выехал обратно в Оклахому. В восемь часов утра 31 июля они вошли в бунгало Арчила.

С момента передачи выкупа к тому времени уже прошло около четырнадцати часов. Похитители своего обещания не сдержали. Стрелки часов описывали один круг за другим; наступил полдень, потом вечер. Всеми овладело глубокое разочарование. Или они попались на удочку гангстеров, не имевших никакого отношения к похищению, или Чарльз Арчил, несмотря на выкуп, убит. Шансы на удачный исход упали до нуля. И вдруг, через несколько минут после того, как часы пробили восемь вечера, дверь отворилась, и нефтяной магнат вошел в свой дом, совершенно измученный, но живой.

С опозданием на четырнадцать часов похитители сдержали слово!

Теперь настал час для ФБР, приступившего к замысловатой и беспощадной охоте за похитителями людей.

– Мы не должны оставить этим парням никаких преимуществ, – сказал агент, – время – ключ к успеху. Мистер Арчил, ответьте нам, пожалуйста, на некоторые вопросы.

– Когда меня освободили, – сказал Арчил, – мне было приказано обо всем молчать. Гангстеры пообещали, если я расскажу хоть о чем-нибудь, меня снова похитят. Пытки, которые будут ожидать меня тогда, не приснятся и в страшном сне. В любом случае они замучат до смерти. Лица всех членов семьи изуродуют кислотой. Не думаю, что это были пустые слова. Эти люди решились на все. И все же я говорю с вами, поскольку доверяю ФБР.

Но миллионер был настолько истощен, что, несмотря на желание говорить, уже не в состоянии был это сделать. Поспав несколько часов, он продолжил свой рассказ ранним утром 1 августа…

Когда Джаретт был выброшен из автомашины, оба гангстера пригрозили Арчилу, чтобы он вел себя спокойно, иначе ему сделают усыпляющий укол. Веки Арчилу заклеили пластырем. Ехали большей частью по проселочным, ухабистым дорогам. К утру прибыли на какую-то ферму. В большом сарае сменили машину – пересели в «кадиллак» или «бьюик». Один из похитителей сидел с ним на заднем сиденье. Далее двигались без остановки, но из-за сильного ливня пришлось некоторое время ехать медленнее. Ему надели солнцезащитные очки и панаму. Несколько раз машину заносило. Примерно в 15 часов лимузин въехал в гараж. Арчил считал, что до этого момента проехали около трехсот миль.