Текст книги "Букет для хозяйки (СИ)"

Автор книги: Юрий Копылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Георгий Аполинарьевич, поглядите-ка, что я нашёл у себя в номере.

Жора полистал журнал, почти не задерживаясь взглядом на порногра-фических снимках, и сказал:

– Хороший журнал. Возьми его себе.

– Я такими журналами не интересуюсь, – ответил Андрей, отводя от себя «глупые» подозрения.

– Ну как хочешь. Я тогда себе его заберу. Покажу жене, перед тем как лечь спать. – И он засмеялся, ехидно и глумливо хихикая.

Как-то, спустя несколько дней, Андрей спросил у Жоры:

– Ну как отреагировала твоя жена на тот журнал?

– О! Она была в восторге. – И Жора весело рассмеялся.

Бродя по магазинам, Андрей обратил внимание на сдачу и приём бутылок. Совсем как у нас в Москве, подумал он. Но разобравшись, понял, что отличие всё же было. И довольно существенное. Главное, конечно, раз-ница в цене. Если в Москве за одну сданную бутылку можно было получить 10-15 копеек, то в Хельсинки – одну марку. Скажем, сдашь в Москве 7 буты-лок из-под пива «Жигулёвское», за них можно было выручить, в лучшем случае, что-то около рубля. Ну и что можно было купить на такие «сумасшедшие» деньги? Сайку или бутылку молока. А за 7 финских марок (сдал 7 бутылок) можно было купить магнитофонную кассету или даже автомобильный приёмник «Юнисеф». Это, конечно, не «Sony», но всё же и не бутылка молока. Вот она ощутимая разница в покупательной способности рубля и марки. Во что можно трансформировать сайку или бутылку молока? Правильно, в отходы жизнедеятельности организма. А магнитофонную кассету или автомобильный приёмник «юнисеф»? Отнёс в комиссионку и получил на руки, не отходя от кассы, сотню рублей. Выгода, как говорится, налицо.

Уяснив для себя эту явную выгоду, Андрей стал собирать бутылки. Идёт по тротуару и шарит по сторонам глазами. Это стало для него навязчивой идеей. Не то, конечно, чтобы он специально ходил собирать бутылки, это делалось мимоходом, между делом, походя, но он всегда был нацелен эту новую для себя выгоду не упустить. А деньги, полученные им за сданные в магазин рядом с домом, где он снимал квартиру, бутылки, он хранил в том же ящике платяного шкафа, куда складывал заработную плату и суточные за командировки. Теперь к ним потёк, хоть и небольшой, но зато греющий одинокую душу на чужой стороне «бутылочный» ручеёк.

XXVII

Однажды, находясь в очередной командировке в Куопио, Андрей увидел казино и, обратившись к Ойве Хяркинену, высказал ему своё пожелание посетить это заведение и посмотреть, что это такое.

– Ich bin niemals in казино (я никогда не был в казино).

– Will du besuchen? (хочешь посетить?).

– Ja.

Ойва и Андрей спустились по ступеням в полуподвальное помещение, где шла игра за обширным столом, похожим на биллиардный. Сукно стола было расчерчено на прямоугольники и квадраты, а в центре стола находи-лось углубление, напоминающее медный таз, как бы колпак днищем вниз, где вращался круг с делениями. Во главе стола, на некотором возвышении восседал в позе богдыхана мужик, называвшийся крупье. Он был одет в ат-ласный фрак, чёрные волосы на его голове были набриолинены и масляно блестели, влажные. В руке он держал нечто вроде биллиардного кия с вер-тикальной лопаточкой на конце. Самое подходящее сравнение – тяпка. С её помощью крупье передвигал фишки, такие разноцветные пластмассовые кругляши. Вокруг стола сидели нарядные дамы и щеголевато одетые мужчины. По их раскрасневшимся лицам можно было рассудить, что они сильно взволнованы. Заметив заинтересованный взгляд Андрея, Ойва спросил:

– Will du spielen? (хочешь сыграть?)

– Ich könne nicht. Plus Ich habe nicht Geld (я не умею. Кроме того, у меня нет с собой денег).

– Ich gebe dir (я дам тебе).

– Nicht, nicht, nicht! (не надо, не надо).

– Ich gebe dir leichen (я дам тебе взаймы).

Андрей задумался. Видя нерешительность своего компаньона и в то же время его страстное желание попробовать сыграть, Ойва отошёл к окошечку кассы и купил фишек на 20 марок. И протянул их, улыбаясь, Андрею. Не такие уж сумасшедшие деньги, подумал Андрей. В случае чего соберу 20 бутылок и верну ему долг. Смелость города берёт, чем чёрт не шутит, надо попробовать. Говорят, дуракам всегда везёт. Андрей жестами рук и мимикой лица показал Ойве, что не понимает, что ему надо делать с этими кругляшами. Тогда Ойва, продолжая по-доброму улыбаться, расставил фишки по разным полям, приговаривая при этом на скверном немецком, что все яйца в одну корзину не кладут. Когда все ставки были сделаны, крупье громогласно объявил об этом и лихо закрутил колесо, бросив в него металлический блестящий шарик. Участники игры замерли в ожидании. Дамы покрылись лихорадочным румянцем. Наконец колесо перестало вращаться, видно, утомившись. Шарик, поколебавшись мгновение, свалился в одну из лунок. Крупье меланхолично придвинул лопаточкой выигравшие фишки к их обладателям. Оказалось, что фишки, поставленные Ойвой, принесли выигрыш в 140 марок.

– Ты выиграл, Андрей, – сказал Ойва как умел по-немецки.

Мне уже, признаться, сильно надоело писать отдельные предложения, произносимые моими героями, на немецком языке, который я и сам-то пло-хо знаю, и тут же делать приблизительный их перевод, поэтому дальнейший разговор буду писать по-русски. Надеюсь, что догадливый читатель понима-ет, что разговор шёл на корявом немецком.

– Это ты выиграл, Ойва, – возразил Андрей, уже с замиранием сердца начиная понимать, что неожиданный выигрыш может достаться ему.

– Но я же давал тебе деньги взаймы, выигрыш твой. Если ты чувству-ешь некоторое стеснение, можешь вернуть мне сумму, которую взял у меня в долг, чтобы сделать первую в своей жизни ставку за столом казино. Нович-ки всегда выигрывают в первый раз. Если хочешь, можешь повторить.

– Нет, нет, я не хочу рисковать.

Ойва пошёл к кассе, обменял фишки на деньги, отсчитал 20 марок, положил их к себе в портмоне, а остальные 120 марок протянул Андрею.

– Нет, нет, – снова заартачился было Андрей. – Это нечестно. – Но сам он внутренне уже сдался и готов был взять себе эти деньги.

– Нормально, Андрей, всё в порядке. Не волнуйся. Поверь мне, это твой выигрыш. Деньги не будут тебе лишними. Бери.

– Ну хорошо, я согласен. Но только теперь я твой должник. Я тебе этот долг верну при первом же удобном случае.

– Ладно, Андрей. Сочтёмся. Когда я приеду в Москву на сдачу книгохранилища, ты меня угостишь в хорошем ресторане.

Иногда Андрей выдвигал ящик шкафа, где хранились его денежные сбережения и пересчитывал валюту, слюнявя пальцы, прикидывая, что он может купить. И чувствовал себя немножко Гобсеком. Однако радость от то-го, что он сможет купить за валюту для своих близких превышала то чувство гадливости, которое должен был якобы внушать ему этот литературный об-раз. Время от времени Андрей заглядывал в магазинчик для советских спе-циалистов, расположенный на территории торгпредства. Цены в этом мага-зинчике были намного ниже, чем за те же товары в коммерческих финских магазинах. Андрей успел уже купить две пары качественных дамских сапог финского производства. Для сестры Ольги и для женщины, на которой он примеривался жениться по возвращении в Москву и которую звали краси-вым именем Матильда. Кроме того, он купил телевизор «Хитачи» японской сборки, двухкассетник «Шарп», видюшник, фотоаппарат «мыльница», авто-мобильный приёмник «Юнисеф». Эти приобретения грели ему душу, служа в известной мере компенсацией тому уязвлённому чувству, которое он испытывал, ощущая себя изгнанником. И его грусть тоски одиночества утихала.

Но больше всего Андрею хотелось, конечно же, купить настоящий легковой автомобиль. Уже в самом начале своего пребывания в Финляндии в нём зародилась озорная мысль купить автомобиль и приехать на нём в Москву по истечении срока своей ссылки. Это было бы настоящим весёлым приключением и плевком в сторону Ненашенского. Возможно, и даже ско-рее всего, Ненашенский никогда не узнает об этом плевке, но главное за-ключается в том, что он будет сделан.

XXVIII

Андрей то и дело, шастая по улицам и переулкам Хельсинки, загляды-вал в спрятанные под домами стоянки автомобилей, где шла их «бойкая» торговля при широком предложении и полном отсутствии спроса. Торговцы отличались чрезвычайной угодливостью, радостными улыбками и честно-стью. Их никто об этом не просил, но они с готовностью обещали скидки. В подвалах продавались сплошь подержанные машины. Самыми дешёвыми были «Лады». Как-то Андрей заглянул в застеклённый салон, где продава-лись новые иномарки: «шведы», «немцы», «французы», «японцы», но сразу же, увидев цены, торопливо вышел оттуда и больше уже не заходил.

Однажды в глубоком подвальчике он заприметил чистенькую трёхдверную «девятку». Пробег на спидометре ему показался крайне заманчивым: всего 35 тысяч. И цвет хорош, который нравился Андрею – болотно-зелёный. И рулевое колесо маленькое, обтянутое кожаным чехлом. В придачу шёл полный комплект зимней резины, электронасос, работающий от прикуривателя, гидравлический домкрат. Продавец, заметив заинтересованность покупателя, по одному ему известным причинам, распознав в нём русского, завёл мотор и предложил уважаемому советскому покупателю послушать чёткую работу двигателя внутреннего сгорания. Мотор работал исправно. И стоимость была совсем невелика: пять тысяч финских марок. Ещё могла быть скидка. И главное: такие деньги у него уже были. Торговец его торопил, кое-как объяснив, что у Андрея есть конкурент, который собирался придти за машиной завтра. Однако у Андрея хватило здравого смысла себя сдержать, надо было посоветоваться с кем-нибудь из знающих людей.

Можно было, конечно, попросить Жору – переводчика из фирмы «Лемминкяйнен», он-то уж точно был знающий человек, в прошлом авто-гонщик. Но Андрей испытывал к нему недоверие, не зная толком, чем это можно было объяснить. Возможно, тем, что Жора был крайний антисовет-чик. И тогда Андрей решил обратиться к водителям посольских машин. Ему посоветовали водителя посла, сказали, что опытнее Валентина Лукича (так звали водителя посла) никого нет. Валентин Лукич выслушал просьбу Андрея и сказал, что через несколько дней посол улетает в Москву, пробудет там три дня, и тогда он (Валентин Лукич) сможет съездить с Андреем и осмотреть машину, которая ему понравилась.

Так и вышло. В назначенное время Валентин Лукич и Андрей поехали на посольской «Вольво» в подвальный автосалон, где стояла приглянувшаяся Андрею «восьмёрка». Андрей беспокоился, что машина к тому моменту, когда они собрались её осматривать, уже будет продана, как «стращал» его хозяин заведения. Но она оказалось на том же самом месте, где стояла прежде. Валентин Лукич мельком оглядел её, послушал мотор и сказал Андрею:

– Послушай меня сюда, как говорят в Одессе. Эта машина прошла по меньшей мере на сто километров больше, чем показывает её спидометр. Это несложно сделать. Обрати внимание на место над лобовым стеклом. Ви-дишь? Оно изрыто множеством мелких раковин. Это следы от мелкого песка, выбрасываемого из-под колёс впереди идущих машин. Такие следы остаются после значительного пробега. Скоро на этом месте проявится ржавчина. Стучат клапана, звенят кольца, в моторе слышен подозрительный шум. Я думаю, что потребуется переборка двигателя. Так что мой тебе совет: оставь эту нелепую затею, если не хочешь приключений на свою голову.

Андрей, конечно, расстроился, но подумал с некоторым даже удовлетворением: шарлатаны есть везде, даже в хвалёной Финляндии.

Очень многое, удивляло Андрея в Хельсинки, например, его прямо-таки поразили цветочные магазины. Во-первых, их было очень много, бук-вально на каждом шагу. Во-вторых, цветы там были такие, точно их привезли с выставки. Розы, хризантемы, берберы, тюльпаны, георгины, гладиолусы – произведение искусства. И свежайшие, как будто, только что срезанные. В Москве такого ещё не было. Но и цены в цветочных магазинах Хельсинки были явно не по карману Андрею. Везлись эти цветы из Голландии. У нас они появились несколько позже. У нас везли мимозу из Грузии к женскому дню 8 марта. Интересно, какие цветы любит хозяйка, думал он. Наверняка её любимый цветок – роза. Если она вдруг придёт, надо, чтобы в вазе были розы. С тех пор Андрей приглядывал, где можно незаметно срезать дикую розу.

Однажды он набрёл на городской ботанический сад, находившийся в стеклянном павильоне, где увидел шикарные розы. Они росли, как в павильоне, так и на открытом воздухе довольно далеко от остеклённого павильона.

Андрей присел рядом с кустами, делая вид, что у него развязался шнурок ботинка, достал перочинный нож, который всегда носил с собой, и попытал-ся срезать цветок. Но тут раздался громкий крик и оглушительный свисток. Андрей бросил розу и со всех ног кинулся бежать. Ему казалось, что за ним кто-то гонится. Андрей бежал, как писал Лермонтов, "быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла". А я добавлю: быстрей, чем Паово Нурми, многократный олимпийский чемпион по бегу на средние и длинные дистанции. И упал. Почти бездыханный, когда уже не был слышен этот страшный свисток и шум погони. Грудь его ходила ходуном. Он едва пришёл в себя. Наконец оклемался и побрёл домой, путая следы и постоянно оборачиваясь. Добравшись до дома, он, не раздеваясь, рухнул и заснул. И проспал до утра.

Многое другое удивляло Андрея. Например, то что цены на рынках в Хельсинки были значительно дешевле, чем за те же товары в магазинах, в то время как в Москве он привык к другому. Одним из самых удивительных рынков был временный воскресный рынок на площади перед зданием Дворца Президента республики. Здесь же была набережная одного из зато-нов Финского залива, куда в торговые дни приплывали сотни рыбацких кате-ров и лодок, привозившие свежую рыбу. Рыбаки торговали своим товаром прямо с плавсредств, не выбираясь на берег. Рынок перед Дворцом Прези-дента выглядел так же необычно, как если бы на Красной Площади в Москве, перед Мавзолеем, устраивались ярмарки по выходным дням.

Впрочем, в недалёком будущем многое изменится и в Москве. На Красной площади будут устраиваться концерты и станут кататься на коньках. И никого не будет смущать, что возле Мавзолея находится кладбище.

На центральную площадь Хельсинки рано утром прибывали гружёные машины, устанавливались временные прилавки, палатки, павильоны, стека-лось много народа. В эти дни всё можно было купить значительно дешевле, чем по другим дням. Андрей ходил, приценивался, удивлялся, но ничего не покупал. Лишь однажды он изменил своему правилу не тратить деньги на еду, поддался искушению и купил килограмм бананов. Они были большие, толстые, ослепительно жёлтые, всё говорило об их свежести. И стоил кило-грамм бананов всего-то пять марок. «Сдам пять бутылок, – подумал Андрей, – и верну эти деньги». Ему завернули бананы в пакет, он расплатился и тут же, на рынке, стал их жадно поедать. Ах, какие это были роскошные бананы! Он раньше подобных бананов никогда не ел. Они были сладкие и сочные, как круглая дыня «Колхозница».

Когда ближе к вечеру заканчивалась торговля, машины увозили все свои немудрёные конструкции торговых павильонов, чёрные мешки с мусо-ром, площадь тщательно подметалась, рыбацкие лодки уплывали, и площа-ди возвращался её первоначальный торжественный вид.

Бродя по Хельсинки, Андрей однажды наткнулся на странное сооружение, состоящее из сплавленных между собою в разных уровнях медных труб. Оказалось, что это был памятник великому финскому композитору Яну Сибелиусу. Трубы был разновеликие, сплавленные вместе, они чем-то напоминали то ли орган, то ли ксилофон, то ли мехи гармошки. Кто-то рассказал Андрею, что памятник этот умеет воспроизводить звуки, похожие на мелодии, сочинённые Сибелиусом. Когда ветер дует с моря (этот ветер называется морской бриз) памятник Сибелиусу якобы воспроизводит сонату «Лемминкяйнен». А когда ветер в ночное время дует в сторону моря (этот ветер называется континентальный бриз), памятник исполняет «Грустный вальс» Сибелиуса. Андрей не знал этих произведений, кроме того, у него не было музыкального слуха, поэтому он ничего не слышал, кроме завываний ветра. Но зато он вспомнил стихотворение Маяковского: «Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана. Я увидал на блюде студня косые скулы океана. На чешуе жестяной рыбы прочёл я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?»

Сразу же позади памятника Сибелиусу, через небольшой ряд вековых высоких деревьев, тянулась неширокая серая песчаная полоса пляжа, но ещё было жутко холодно, и пляж был пустынным, дожидаясь лета. С наступлением лета Андрей начнёт изредка ходить на этот пляж и увидит там такое, чего раньше ему нигде не приходилось видеть.

XXIX

Бродя, Андрей постоянно размышлял о разной всячине. Андрей любил делать обобщения. Ну не то чтобы прямо любил, это слово из другого ряда. Ему просто нравилось строить из слов ряды, которые казались ему умными и забавными. Весёлыми. Чаще всего эти ряды строились на пустом месте, но тем больше они ему нравились. Например, такой ряд. Что главное для англичан? Камин и курительная трубка. А для немцев? Пиво, конечно, и сосиски с капустой. А для французов? Женщина. Не зря же у них родилась пословица «шерше ля фам» – ищи женщину. Для русских главное печь, щи да каша. А для финнов? Для финнов главное – сауна. Для грузин вино и боржом. Для итальянцев – пение. Ну, и так далее. Все главные вопросы жизни англичане решают у жаркого камина, сидя в глубоких креслах, попыхивая трубкой или сигарой. Немцы – за высокой кружкой пива, заедая его свиными сосисками. Французы – в постели. Русские – на печи, по щучьему велению. Итальянцы под музыку и тенорное пение. Грузины за весёлым столом. А финны? Где– где? В сауне, конечно. Это альфа и омега. И не стесняются голого вида. В Финляндии нет такого дома, нет такой фирмы, нет такого присутственного места, будь то даже правительственное учреждение, где не было бы сауны.

Переводчик Алекс как-то пригласил Андрея в свою однокомнатную квартиру, недавно полученную им от фирмы «Лемминкяйнен» после того как Алекс остался без жилья, разведясь с женой. Так в этой квартире, вместо привычного для совслужащего совмещённого санузла, была сауна.

Однажды, было уже жаркое лето, Ойва Хяркинен пригласил Андрея на свою дачу, которая находилась примерно в двухстах километрах к северу от Хельсинки, на берегу небольшой речки. Этот день был особенно жарким. Ойва ходил по дому и по двору совершенно раздетый, как голый король. Голой была и его шестилетняя дочка. Может быть, и жена Ойвы ходила в жару на даче голой, но присутствие постороннего мужчины, очевидно, её смущало, и она ходила в купальном костюме. Иногда она окуналась в реку, чтобы охладиться, и тогда сквозь прилипший к телу мокрый купальник проступали её груди и тёмный треугольник волос, растущих в промежности и на лобке. Андрей не знал, куда девать глаза. Его взгляд натыкался то на голенькую девочку, то на облепленную мокрым купальником жену Ойвы, то на мужской причиндал Ойвы, какой-то карикатурный: вялый и сморщенный. Андрей непроизвольно отводил взгляд от этой «красоты», чувствуя себя крайне неловко. А дочка и жена не испытывали никакого смущения при виде голого папы и мужа. Андрей и Ойва общались на немецком языке, который оба знали скверно, поэтому большая часть времени проходила в молчании. Это можно было бы принять за смущение при виде голого хозяина, но вскоре и Андрей привык видеть Ойву и его дочку нагишом и перестал испытывать неудобство.

– Doch ist Hutze (однако жарко). – говорил Ойва, вяло шевеля губами, обмахивая рукой вспотевшее рыхлое лицо с жидкой шкиперской бородкой.

– Ja, sehr gut, – отвечал Андрей (да, очень хорошо).

– Filleicht Sauna? (может быть, в сауну?), – скучно вопрошал Ойва.

– Ja, sehr gut, – повторял Андрей.

– Dann kommen in der Wald (в таком случае пошли в лес), – показывал Ойва рукой на соседний лесок и добавлял неожиданно по-русски: – Веньик.

– O! Sehr gut! – радостно заявлял Андрей, удивляясь тому, как много, оказывается, слов он знает по-немецки.

И они шли в лес. Ойва нагишом, с ножиком в руках, Андрей в трусах, ощущая приятный холодок от хождения по чисто выметенной тропе в густой тени берёзового леса. По мере того, как путники углублялись в лес в поисках плакучей берёзы, Ойва поведал Андрею, повторяя по многу раз разные комбинации немецких, английских, финских и русских слов, что в Финляндии леса находятся в частном владении. Андрей сильно удивлялся и всё вновь и вновь повторял ставшую для него привычной фразу, которую он мог произносить, не задумываясь: – Es ist sehr gut! – И сам при этом думал: это действительно очень разумно. Частник никогда не допустит, чтобы принадлежащий ему лес находился в запустении. Он часто сравнивал капитализм и социализм и приходил к «страшному» выводу, что капитализм, оказывается, имел значительный ряд преимуществ перед социализмом. Это было опасно.

В лесу им повстречался бегущий трусцой молодой человек, в кроссов-ках и в трусах, пыхтящий, как паровоз. Это оказался, как потом объяснил Ой-ва Андрею, владелец леса. Ойва объяснил ему, что у него гость из Советского Союза и что он (Ойва) хочет «угостить» его сауной по-русски, для чего ему нужно срезать пару берёзовых веников. Поскольку Ойва сопровождал свои слова выразительными жестами, Андрей догадался, о чём шла речь, и кивал, как китайский болванчик, головой. Владелец леса, не удивляясь голому виду своего соседа, широко развёл руками: да, пожалуйста, режьте сколько надо.

И побежал дальше, прижав локти к бокам. Ойва и Андрей свернули с тропы и вскоре нашли подходящую берёзу, ветви которой свисали вниз длинными метёлками. Ойва умело срезал острым ножиком пару веников, связал каждый из них гибкими ветками. Сдобное лицо Ойвы покраснело от жары, из-под мышек текли струйки пота. Завершив «трудную» работу, путники двинулись в обратный путь и вскоре оказались на даче.

Сауна была уже готова. Ойва жестом пригласил своего гостя войти внутрь. Он показал Андрею, что надо снять трусы, и уложил его на верхнюю полку. Ойва натянул на руки холщёвые рукавицы, на голову надел бесфор-менную войлочную шляпу, такую же шляпу дал Андрею. Потом надел прорезиненный фартук и завязал сзади тесёмки. Андрей лежал на животе, подложив под голову руки. Ойва снял с крюка ковшик, зачерпнул из ведра водицы и ловко плеснул ею на раскалённые круглые камни, приговаривая:

– Es ist russiwsche сауна. Банья.

Пар от каменки устремился к потолку, заволакивая собой слабый свет настенного плафона. Ойва вытянул веники вверх, набирая в них густой пар, и сразмаху опустил их, прижимая, на спину Андрея. Тот только покряхтывал и без конца повторял: «O! Es ist sehr gut! О! Хорошо!»

– Карош? – спрашивал Ойва.

– Карош! – соглашался Андрей, испытывая невыразимое блаженство.

Ойва навёл, болтая в тазике с горячей водой уже размочалившимися вениками мыльную пену, и протёр мыльной водой тело Андрея. Потом он откупорил бутылку пива, отвинтив крышку, добавил пива в ковшик с водой и вновь плеснул на каменку. И снова пар рванулся вверх, запахло вкусно только что вынутым из русской печи караваем ржаного хлеба. Ойва набрал пара в веники и поводил ими по спине Андрея, прижимая веники и легонько похлёстывая ими. Велел Андрею повернуться животом кверху. Андрей, кряхтя от расслабления, с трудом перевернулся, истекая потом, и прикрыл ладонями свой вялый причиндал, как это делают футболисты, стоящие в живой стенке при назначении судьёй штрафного удара близко к воротам.

Ойва повторил весь ритуал в новом положении лежащего Андрея.

Закончив измываться мокрыми берёзовыми вениками над московским гостем, Ойва стянул с себя фартук и похлестал себя этими мокрыми вениками по бокам, спине и ногам.

Потом предложил окунуться в реке. Андрей, одуревший, выскочил из сауны, утратив всякий стыд. Побежал, тряся мошонкой, с пригорка вниз, к реке, и с разбега плюхнулся в холодную воду. И поплыл сажёнками, иногда ныряя, как дельфин, и отфыркиваясь, как лошадь.

На другом берегу стоял небольшой деревянный павильон, называемый купальней. Перед ним стояла лавка, на которую Андрей уселся, греясь на солнышке. Вскоре к нему присоединился Ойва. Они долго сидели молча, размышляя на одну и ту же тему, что бы такое сказать дачное и умное. Ойва предложил Андрею половить рыбу, в павильоне были удочки и спиннинги. Андрей хотел рассказать Ойве, как он плохо (колдовски) влияет на рыбную ловлю, но не знал, как это сделать с его сомнительным знанием немецкого языка. Поэтому просто отрицательно помотал головой.

Когда завершилось посещение реки, был шикарный домашний обед. Ойва за столом сидел по-прежнему нагишом, с ним рядом сидела его го-ленькая дочка. Жена Ойвы надела платье. Андрей был в брюках и рубашке с закатанными рукавами. Жена Ойвы умела вкусно готовить.

Когда Андрей и Ойва вернулись в Хельсинки, Андрей с удовлетворени-ем и даже патриотичной гордостью сказал сам себе: «Всё же хвалёная фин-ская сауна против нашей русской бани не устоит».

XXX

Вооружившись, прямо надо сказать, сомнительной поддержкой посла, по части закупки в Финляндии крупной типографии и буксировочных канатных дорог, Андрей начал эту задумку энергично претворять в жизнь. Строго говоря, посол идею типографии не поддержал, но заместитель председателя Комитета по печати Емельян Евдокимович Мисдянкин тоже ведь не пальцем деланный. У него наверняка дружки в ЦК остались. И у меня есть от него прямое поручение. Буду его выполнять. Кстати, это придаст веса моей миссии здесь, в Финляндии. Пусть думают, что я важная птица, и не решатся меня останавливать, когда я буду незаметно воровать продукты питания.

Андрей сообщил о своей задумке, через Алекса, Ойве Хяркинену. Тот, конечно, тут же передал эту новость хозяину фирмы «Лемминкяйнен». Тот дал добро, и началась активная работа.

Ойва, не откладывая дела в долгий ящик, тотчас пригласил приехать в Хельсинки представителя итальянской фирмы «Маринони». Через два дня приехал проектировщик, он остановился в гостинице, где жил совсем недав-но Андрей Соколов. Проектировщик был шустрый малый, он, тоже не откла-дывая дела в долгий ящик, сразу приступил к конструированию первого эс-киза типографии в ноутбуке, который всегда возил с собой. Изъяснялся он на английском языке. Первым делом, он уточнил у Ойвы Хяркинена, не ошибся ли тот, назвав ему по телефону такую сумасшедшую мощность типографии.

Ойва обратился к Андрею, который подтвердил, что речь действитель-но идёт о четырёх миллиардах краско-оттисков. Проектировщик стал зада-вать другие вопросы, которые немного испугали Андрея. Он понял, что дело начинает приобретать необратимый характер. И высказал Ойве свои сомне-ния. Зачем, говорит, вы сразу бросаетесь проектировать, ведь из этого, во-обще говоря, ещё может ничего не получиться. И все ваши усилия пойдут прахом. Я хотел бы получить весьма приблизительные ответы на следующие вопросы: возможна ли в принципе поставка такой крупной типографии, сро-ки поставки и цена. Потом всё это можно будет уточнить, когда я согласую этот вопрос с Москвой. Нет, отвечает Ойва, мы так не можем, мы должны этот вопрос тщательно проработать даже в начальной стадии.

Мы понимаем, что может ничего не получиться. Это в порядке вещей. Ты, Андрей, не волнуйся. Из каждых десяти прорабатываемых нами вариан-тов, только один, получает путёвку в жизнь. Но этот один полностью, как правило, искупает все наши первоначальные затраты.

А что касается подъёмников для лыжного спорта, то я думаю, нам имеет смысл махнуть на пару-тройку дней на север, в Рованиеми. Там наш финский горнолыжный курорт, где ещё лежит снег. Туда надо лететь самолётом. Расстояние 700 км, лететь чуть больше часу. Там возьмём машину на прокат и будем на месте через полчаса после приземления. У подножия горы фирма «Лемминкяйнен» имеет свой отдельный домик. По-русски называется «хижина». Я возьму с собой сына, он живёт отдельно от нас. Его зовут Джони, он учится на врача. Он фанат горных лыж. В Рованиеми есть один паренёк, он русский, работает там тренером. Он покажет нам все подъёмники и трассы и, если надо будет, пригласит представителя фирмы «Пома», чтобы ты смог обговорить с ним возможности поставки в Советский Союз буксировочных канатных дорог Помогальского. Это очень хорошие дороги.

Ойва взял недельный отпуск, оставил за старшего в своей группе Мику Смоландера (тот был очень горд оказанным ему доверием и проявил необычайную строгость, что всех сотрудников очень смешило), и они полетели: Ойва Хяркинен, его сын Джони и Андрей Соколов. Наконец-то ему понадобились его горнолыжные брюки «эластик», которые висели в шкафу и с нетерпением ждали своего часа. Самолёт, набрав положенную высоту, пролетел от силы полчаса и начал снижение. На таком коротком расстоянии кормёжки не было, давали только минеральную воду и сосальные конфетки, чтобы не закладывало уши на воздушных ямах. Через час лыжники уже были в Рованиеми. Их ждал заказанный в прокат автомобиль, который доставил их к хижине. За рулём сидел Ойва. Хижина была деревянная, небольшая, но в ней было всё необходимое для временного проживания: небольшая кухонька, отдельная уборная, две комнатки с двумя двухъярусными кроватями и, конечно же, сауна. Отомкнув дверь в хижину ключом, взятым на фирме у заведующего хозяйством, Ойва включил рубильник для подачи электроэнергии к системам жизнеобеспечения. Включились настенные панели отопления, через полчаса в хижине было уже тепло. Объяснялись кое-как по-немецки. Ойва предложил идти в пункт проката лыжного инвентаря.

Там каждый выбрал себе лыжи, ботинки, палки, очки. Тот, кто выдавал инвентарь, спрашивал, какой класс нужен: мастер-класс, тренерский, любительский или для начинающих. Андрей, конечно, попросил для себя мастер-класс, Джони – тренерский, а Ойва – любительский. Рядом с пунктом проката была устроена специальная роликовая дорожка, расположенная в брезентовом павильоне, вход и выход из которого прикрывался свободными полотнищами. По этой дорожке лыжник мог проехать для смазки лыж.

Ойва и Джони не стали смазывать свои лыжи, а Андрею было всё интересно, он обулся, затянул клипсы, вставил ноги в крепления, защёлкнул их и встал на лыжах на роликовую дорожку. Работник что-то включил, роли-ки стали вращаться, и Андрей, влекомый ими, медленно поехал. На нижнюю поверхность лыж выдавилась порция мази, соответствующей погоде и со-стоянию снега. Дальше крутились ролики с подогревом, они растопили мазь и растёрли её ровным слоем по тефлоновой поверхности. Дальше высовыва-лась снизу острая пластина, выполняющая роль цикли, она снимала тонкую стружку уже затвердевшей мази. И в конце лыжи, хорошо смазанные и отпо-лированные, выезжали на снег, отодвинув телом лыжника прикрывающие выход тяжёлые полотнища. Андрей был потрясён таким сервисом.